Текст книги "Ужин с соблазнителем"

Автор книги: Наталья Калинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

– Расскажите, что произошло, – слышала я сквозь дрему успокаивающий мамин голос. – Не могу себе представить, чтобы моя дочка, это тишайшее целомудреннейшее создание, устроила в ресторане дебош и стала снимать с себя одежду. Уверена, что это недоразумение.

– Свидетели показали, что ваша дочь Лариса Королева пришла в ресторан «Застава» в сопровождении двух молодых людей из тех, кто на примете в отделении милиции, – слышала я монотонный мужской голос. – Оба дети высокопоставленных родителей, а потому мы вынуждены смотреть на их, мягко выражаясь, шалости сквозь пальцы. Они заказали ужин с шампанским и очень скоро напились. К вашей дочери стали приставать из-за соседних столиков – дело в том, что она вела себя довольно развязно. Она кричала, что не любит сопляков. Что она вот уже восемнадцать с половиной лет любит одного человека, своего ровесника, хотя у нее молодой муж. Говорят, она замечательно танцевала – специально для нее освободили площадку в центре зала. Ей все аплодировали, оркестр играл то, что она просила. Потом она скинула платье, оставшись в купальнике, прыгнула на большой стол, за которым отмечали день рождения, и стала такое выделывать…

– Господи, только не это, – услышала я сдавленный мамин шепот. – Нет, этого не может быть. Моя бедная девочка.

– Публика была в восторге. В особенности мужчины, – продолжал свой рассказ врач. – А вот директор ресторана взяла и позвонила в милицию. Один из парней, с которыми была ваша дочь, догадался сообщить отцу, и тот распорядился, чтобы ее отвезли к нам в клинику. Я считаю, ваша дочь пережила душевную травму, вследствие чего отключилась на какое-то время, нафантазировав себе, что это не она, а какая-то ее тридцатишестилетняя подруга, у которой, она считает, все в полном порядке. Возможно, вы поможете нам разобраться и найти причину…

– Я хочу забрать мою девочку домой, – решительно заявила мама. – Смена обстановки пойдет ей на пользу.

– Думаю, в настоящий момент это невозможно. Я, как главврач клиники, обязан предупредить вас, что ваша дочь может представлять угрозу для окружающих.

– А, пошел бы ты к черту. Я так или иначе заберу Лорку, – услышала я усталый голос отца. Он был от меня слева. – Сейчас я позвоню Альке, и мы мигом все устроим.

– Я уже звонила ему, – сказала мама. – Зинаида Сергеевна сказала, он не появлялся с позавчерашнего дня. Они все очень беспокоятся. Мать слегла с сердечным приступом.

– Этот Алька и раньше был чудаком. Я же велел ему глаз с нее не спускать. Интересно, как она очутилась в Чернигове, да еще в компании двух великовозрастных балбесов?

У отца был неуверенный тон, и инициативу снова подхватила мама:

– Я позвоню начальнику горздравотдела. Помнишь, Коля, мы с ним обедали? В то время он был хирургом в городской больнице. Думаю, он нас не забыл.

– Куда уж ему забыть тебя! – Отец рассмеялся. – Ты отплясывала такой канкан в ресторане, что полгорода сбежалось.

– Прекрати, Коля. Все было очень даже пристойно. – Судя по голосу, мама слегка смутилась, но быстро овладела собой. – Мы тогда на славу повеселились. В присутствии Алика мне всегда становилось весело, и я чувствовала себя бесшабашной озорной девчонкой. – Мама вздохнула. – Помню, я разбила вазу, и Алик заплатил за нее двести пятьдесят рублей. По тем временам это были бешеные деньги.

– Так вы сказали, что тоже танцевали в ресторане? – услышала я изумленный голос врача.

– А, чепуха. Прошлась несколько туров вальса. А ваза у них стояла на такой хлипкой подставке, что достаточно было открыть окно, и ее свалило сквозняком. Тем более, к моей дочери этот эпизод не имеет ни малейшего отношения.

Мама, как всегда, говорила категоричным тоном.

– Но мне бы хотелось узнать некоторые подробности…

– Лучше дайте мне номер телефона начальника вашего горздрава, – бесцеремонно перебила мама врача. – Только, пожалуйста, прямой.

– Но я обязан изложить ваш рассказ в историю болезни Ларисы Королевой. Вы не могли бы повторить его в подробностях?

– Нет! – Я услыхала, что мама встала. Причем резко. – Я ничего не рассказывала. Николай, позвони немедленно Филиппу Сергеевичу и скажи, что товарищ Скоромышев Вэ Вэ превышает свои полномочия.

Через два с половиной часа мы уже ехали в поезде. Я лежала на нижней полке, отвернувшись к стенке, и то и дело дремала.

– …Я была в ту пору беременна, – доносился до меня тихий мамин голос. – Я еще не знала этого. Это случилось в ту ночь, помнишь?

– Да. Мы гуляли втроем по городу до рассвета, и Алик декламировал Байрона. – Отец откашлялся и продолжал низким хриплым от волнения голосом: – Он был явно влюблен в тебя, а я ревновал… Места не находил от ревности. Алик все спрашивал у нас: «Ну почему вы не заведете ребенка? У вас родится такая красивая умненькая девочка. Вам будут все завидовать». У него словно была идея фикс – заставить нас родить ребенка.

– А помнишь, как он нас познакомил? – Я услышала в голосе мамы мечтательные нотки. – Помню, я сидела за столиком возле окна в кафе «Мороженое» на Горького и скуки ради смотрела на прохожих. Вдруг какой-то молодой человек остановился прямо передо мной и послал мне воздушный поцелуй. Потом он взял под локоть тебя и потащил ко входу. Через пять минут мы уже болтали так, словно знали друг друга несколько лет.

– Я влюбился в тебя с первой секунды, – сказал отец. – Алик всегда одобрял мой выбор. Если бы я верил во всю эту мистическо-гипнотическую чушь, я бы сказал, что это Алик заставил меня влюбиться в тебя…

– …чтобы у нас родилась Лорка, – подхватила мама и как-то странно хихикнула. – Послушай, Николай, а как ты думаешь: Альберт на самом деле обладает даром внушать людям свои мысли, желания и так далее?

– Кто его знает? Может и обладает. А вообще-то это та самая область таинственного, перед которой наука пока что пасует.

– Если он на самом деле может внушать людям свою волю, то есть заставлять их поступать так, а не иначе, – продолжала рассуждать мама, – почему же он не повлиял на судью, чтобы тот вынес ему оправдательный приговор?

– Думаю, он не хотел, чтобы его оправдали.

– Не хотел? Глупости. Отбарабанить полтора года в колонии строгого режима в компании убийц и прочей мрази, к тому же остаться на всю жизнь с клеймом судимости.

– Алька странный человек, Кирюша. Он считает свой дар большим грехом. Он убежден, что Господь наложил проклятие на все их семейство по материнской лини.

– Постой, постой, а ты когда-нибудь видел его отца? – с неожиданным любопытством спросила мама. – Ведь вы, кажется, дружите чуть ли не с младенчества.

– Не видел. Да, я часто бывал дома у Малышевых. Никто никогда не упоминал об отце Альки. Не показывал его фотографию. Думаю, это обычная история с обманом, изменой и так далее. Варвара Сергеевна очень гордая и независимая женщина. Они воспитали Алика вдвоем с сестрой.

– Не нравится мне эта Зинаида. – Мама вздохнула. – Уж больно она мужеподобна. Знаешь, если бы одеть в женское платье тебя, ты бы выглядел куда более женственным и привлекательным. У нее ручищи, как у кузнеца. И почти нету задницы.

– Зинаида Сергеевна всегда везла на себе все хозяйство. В их прежнем доме было печное отопление, а по воду они ходили к колонке на углу. Зинаида колола дрова, возила на санях целые бадьи с водой. Как-то я видел, она в одиночку подняла толстый ствол акации, рухнувший на собачью будку. Знаешь, она ведь двуполое существо, эта Зинаида Сергеевна Малышева.

Мама недоверчиво хмыкнула.

– Не веришь?

– Какое мне дело? Впрочем, если хочешь знать мое мнение, то эта баба похожа на настоящего богатыря. Ей бы со Змеем Горынычем сражаться, а не читать на уроке литературы «Стансы к Августе»[7]7
  Стихотворение Байрона, посвященное его сводной сестре Августе Ли, с которой он состоял в кровосмесительной связи.


[Закрыть]. И никакие платья и побрякушки не скроют ее истинной сути.

Помню, я отсыпалась двое суток. Мама от меня не отходила, отец тоже появлялся каждый день. Наконец, проснувшись окончательно, я почувствовала себя бодрой и отдохнувшей. Правда, слегка побаливал затылок и голову точно ватой набили. Но это, как говорится, были детали.

– Доченька, послезавтра начинаются занятия, – сказала мама, подавая мне в постель клубничный джем со свежими тостами и кофе. – Ты не забыла, что ты у нас студентка?

Она смотрела на меня настороженно.

– Черт меня дернул поступить в этот университет. Лучше бы я пошла работать корректором в издательство, как и собиралась, – буркнула я и обожглась кофе.

Мама вздохнула облегченно и тут же сдавленно всхлипнула.

– Диплом всегда пригодится. Тем более на филологическом прекрасная кафедра английского и французского. Есть возможность поехать на несколько месяцев в Лондон или Париж для усовершенствования. Если захочешь, можно туда и туда. У меня там работает знакомый…

– Мама, а что со мной было? – неожиданно спросила я. – Почему вдруг я решила, что я – это ты? Я все помню, не бойся. До мельчайших деталей.

– Ты переутомилась, Мурзик. Но все уже позади.

– Я не переутомилась. Такое ощущение, будто я пережила эпизод из твоей жизни, связанный с Аликом, Альбертом. Бедная мамочка, тебе пришлось столько перестрадать. Прости меня.

– Это я должна просить у тебя прощения. – Мама опустилась на колени перед моей кроватью и ткнулась лбом мне в живот.

– Нет. Ты не виновата. Ничего нет на свете выше любви. Женщины к мужчине и наоборот.

– Ошибаешься, Мурзик. Любовь к собственным детям – самое святое и чистое чувство. Увы, я поняла это не сразу.

– Я испортила тебе жизнь. Вы с отцом абсолютно разные по характеру и всему остальному люди. Вы бы никогда не поженились, если бы не родилась я.

– Ну, тогда бы я, очевидно, вышла бы замуж за Альберта. Думаешь, я была бы с ним счастлива?

Я молча покачала головой.

– Скажи, Мурзик, тебе тоже показалось, будто ты влюбилась в него?

– Возможно, я влюбилась в него на самом деле.

– Нет. Это была его фантазия. Он и со мной проделал нечто подобное.

– Ты хочешь сказать, что он заставил меня влюбиться в него силой? Я никогда не поверю в это, мама.

– Ты была в том домике на озере? – спросила она, медленно поднимаясь с колен.

– Да.

– Тебе там понравилось?

Я молча кивнула.

– Но почему ты убежала оттуда?

– Потому что он покидал меня на ночь и мне было очень одиноко. – Я задумалась. – Но, наверное, не только потому. Мне кажется, я поняла, что не смогу жить только любовью.

– Я бы, наверное, смогла. – Мама приглушенно вздохнула. – Если бы мне было, как тебе, семнадцать лет.

– Он дал мне возможность все решить самостоятельно. – Меня вдруг осенило, и я даже подпрыгнула на кровати. – Знаешь, мама, он боялся, что я возненавижу тебя из-за того, что ты собиралась от меня избавиться. Его это очень мучило. И он на какое-то время заставил меня побыть тобой, почувствовать то, что чувствовала ты. Мамочка, если бы не он, мы бы на самом деле могли стать врагами.

Она молчала. Резко зазвонил телефон, и она поспешила снять трубку.

– Алик у меня, – услыхала я издали возбужденный голос отца. – Он хочет поговорить с Ларисой. Всего десять минут.

– Но она еще так…

– Пускай приезжает! – крикнула я и вырвала из рук мамы трубку. – Я тоже очень хочу видеть его. Скажи ему, что я знаю ответ на один из его вопросов. Ты тоже приезжай вместе с ним, ладно?

– Мне уйти? – спросила мама, едва я положила трубку.

– Нет. Тебе это тоже полезно.

– Мне уже поздно что-либо менять в своем представлении о жизни. – Мама смущенно улыбнулась. – Я с детства интересовалась всем загадочным, непостижимым и недостижимым. Я тянулась к этому, напрягая все силы сердца и ума. В итоге я поняла, что самое правильное – просто плыть по течению. Это и для здоровья полезней. Сейчас мне все говорят, что я выгляжу, как ровесница Игоря.

– Ты иной раз выглядишь моложе его, мамочка.

Она грустно вздохнула.

– Ну и что из этого? Счастье обошло меня стороной. Да и существует ли оно где-нибудь еще кроме как в наших девичьих грезах?

Я тоже вздохнула. Я вспомнила домик на озере. И свое ощущение счастья…

Алик словно постарел на десять-пятнадцать лет и теперь выглядел старше отца, который пришел с большим букетом белых роз для меня и бутылкой «Лиебфраумильх»[8]8
  «Молоко Богородицы». Сухое немецкое вино рейнских сортов.


[Закрыть] для мамы. Мы сидели вчетвером у меня на кухне. Я пила сок – даже от него у меня кружилась голова.

– Я обязан сказать вам правду, – Алик протянул руку и похлопал отца по плечу. – Эх, Коля, святая душа, ты так ни о чем и не догадался.

– Нет, почему же? Я еще тогда понял, что ты влюблен в Кирюшку и… – начал было отец, но Алик не позволил ему закончить фразу.

– Ты бывал у нас почти каждый день. Видел нас в домашней обстановке, что называется, без грима. Ты был почти членом нашей семьи. Вернее, чуть было им не стал.

Отец смущенно хмыкнул.

– Да, я знаю, Зинаида Сергеевна видела во мне талант. Эта женщина вообще склонна к преувеличениям. Согласен, мне льстило, когда Зинаида Сергеевна говорила, что я напоминаю ей лорда Байрона. Честно говоря, Алька, я не могу поверить в то, что Зинаида Сергеевна гермафродит. Хоть ты меня режь. Она натуральная стопроцентная…

Алик рассмеялся. Его смех становился все громче, все безудержней. Пока не перешел в истерику.

Отец с матерью переглянулись.

– Он мой отец, Коля, – сказал Алик и громко всхлипнул. – Ты прав: он стопроцентный мужчина. Но ты смутил его душу. Наверное, всему виной был лорд Байрон и наши длинные посиделки за чайным столом при свечах. Ты был кудрявым красивым мальчиком. И ты великолепно декламировал стихи. В тебя нельзя было не влюбиться.

– Постой, но ведь ты сказал, что Зинаида Сергеевна родилась или родился с аномалиями физиологического порядка.

– Старшая сестра моей матери, Зинаида Сергеевна, на самом деле имела врожденные аномалии. Она умерла от туберкулеза, когда ей было сорок лет. Мы закопали ее во дворе нашего прежнего дома на Кленовой. Ты помнишь тот поросший ромашками бугорок возле сарайчика?

– Ты говорил, там зарыта Альма, собака, с которой вы вместе росли. Я помню, мы рвали в овраге сирень и колокольчики и клали на эту могилу. Но я, признаться, не пойму, зачем весь этот… маскарад?

Алик разлил по бокалам остатки вина и, как мне показалось, посмотрел на меня виновато.

– Дело в том, что мой будущий отец бежал из мест заключения. Он был осужден в свое время как враг народа… Моя будущая мать и настоящая Зинаида Сергеевна приютили его у себя, благо, что дом наш стоял в ту пору на отшибе. Когда-то отец играл в драмтеатре, выступал на эстраде. Немного грима, парик, соответствующая экипировка – и он превратился в Зинаиду Сергеевну, которая к тому времени уже не вставала с постели. Соседи к нам не ходили – все боялись туберкулеза, а захаживали раз в полгода, считая ее смертником. Разумеется, многие на нашей окраине были удивлены, когда увидели, как Зинаида Сергеевна расхаживает по двору. Мать сочинила байку про какую-то бабку, к которой она ездила за рецептом. Кто-то переписал этот рецепт, кому-то он помог. – Алик грустно улыбнулся. – Моя родная тетка лежала в сырой земле возле сарайчика. Мы даже не смогли пригласить священника для отпевания. Помню, мать, молилась целую ночь, стоя голыми коленками на снегу. Она чувствовала себя виноватой перед своей сестрой.

Если ты помнишь, Коля, к нам изредка захаживал учитель чистописания – он был влюблен в мою мать с детства. Соседи с удовольствием подхватили сплетню, что он мой отец. Так что мое появление ни у кого не вызвало удивления. Скоро учитель утонул в пруду, и мать заставила меня целый месяц носить черную курточку и шаровары. Сама она, мне кажется, ходила в черном целый год. Я долго ни о чем не догадывался. Я называл отца Зиной, дергал за юбку, раскидывал подушки на его постели, похожей на ложе провинциальной кокотки. Между прочим, отец выучился вышивать и другой раз проводил за пяльцами целые вечера. Я подрастал, они старели. Все в городе к нам привыкли и уже не показывали пальцами на Зинаиду Сергеевну. Потом, Коля, мы с тобой подросли, и отец по-настоящему тобой увлекся. Думаю, в заключении он попробовал и мужскую любовь тоже. Мать ужасно переживала – она так боялась позора. К тому времени, мне кажется, они уже отдалились друг от друга. Но когда отец завел себе на стороне любовницу, мать каждый вечер велела мне совершать ритуал сожжения куклы, изображающей женщину. Она действительно очень скоро умерла, а мать на следующий день после ее смерти разбил паралич.

– Обычное совпадение. Да я никогда не поверю, чтобы вся эта средневековая глупость могла служить причиной чьей-то смерти.

Это сказала мама. Правда, в ее интонации я не уловила прежней категоричности.

– А когда ты узнал о том, что Зинаида Сергеевна твой отец? – спросил мой папочка, при этом смущенно отвернувшись к окну.

– Еще в дошкольном возрасте. Я подсматривал, как они с матерью купались в бане. Я знал, что Зинаида Сергеевна гермафродит: я прочитал в медицинской книжке описание этой физиологической аномалии, даже видел рисунки. Но когда отец повалил мать на лавку и… совершил над ней то, что совершает над женщиной нормальный здоровый мужчина, я обо всем догадался. Я молчал об этом до последнего. То есть до тех пор, пока мать сама не призналась мне во всем. И тогда я решил бежать из дома. Дело в том, что я возненавидел их обоих за этот гнусный обман.

– Но ведь у них не было иного выхода, – сказала мама. – Тогда было такое страшное время.

– Я понимаю. Но вы представить себе не можете, как я страдал, когда случайно за столом ловил похотливые взгляды отца, адресованные моей матери. Если ты помнишь, Коля, одно время он носил парик с рыжими локонами и красил губы фиолетовой помадой. Это было такое жуткое зрелище. Потом, когда он подстригся под лорда Байрона и перестал пользоваться косметикой, это выглядело более пристойно. И все равно я его ненавидел. Я боялся, что не сумею совладать со своими фантазиями и сотворю над отцом что-то страшное. К счастью, тут появилась ты, Кира. Вы с Колей так любили друг друга; вы были так прекрасны в этой любви, и я понял, что у вас обязательно родится необыкновенное создание. Я представлял, как красиво вы занимаетесь любовью. Мне снились дивные сны…

Я видела, как отец с матерью быстро переглянулись. И то, как они пожали друг другу под столом руки, тоже не ускользнуло от моего внимания.

– А меня зачали в той безобразной кровати с кружевными подушечками и вышитыми простынями. Мужчина, почти всю жизнь носивший комбинации, бюстгальтеры и юбки с оборками, и женщина, в итоге ставшая чем-то еще хуже лесбиянки.

Он уронил голову на стол и зарыдал. Я протянула к нему руку, чтобы погладить Алика по волосам – мне вдруг стало его очень жалко, но отец взял меня за плечо и подтолкнул к двери.

– Мурзик, пускай они побудут вдвоем, – сказал он, тихонько прикрывая за собой дверь. – У твоей мамы очень тонкая душа. Беда в том, что я понял это не сразу. Она королева по духу, я всего лишь жалкий шут. Такие браки, как тебе известно, называются мезальянсом.

– Вы с мамой очень любили друг друга, когда зачали меня. Верно, папочка?

– Да, Мурзик. Я читал в какой-то индийской книжке, что дети, рожденные в результате страстной красивой любви, бывают очень талантливыми и, увы, одинокими. Ты уж прости нас, Мурзик.

– Потому что нам трудно найти себе равного, да? Мне показалось на какое-то мгновение, что я нашла его в Алике. А он говорил, что его зачали…

– Тише, Мурзик. Кажется, он уже успокоился. Я сейчас схожу за шампанским и тортом, и мы отпразднуем… Что мы отпразднуем, Мурзилка?

– Мое вступление во взрослую жизнь. Знаешь, папа, я, кажется, поняла, что одной любви для счастья мало. Или, вернее, я не из тех, кто сумеет всю жизнь быть преданным и верным одному, даже любимому, человеку. Это скучно, правда, папуля?

– Я не знаю. – Он вздохнул и опустил глаза. – Мне кажется, я бы мог всю жизнь хранить верность твоей матери. Но ей это не нужно. Кому нужна верность шута?..