Текст книги "Убийца по имени Ной"

Автор книги: Наталья Горбачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

VI

Он открыл глаза.

Ничего подобного Виктор раньше никогда не видел и не представлял, что так может быть. Он лежал на широченной кровати на батистовых простынях, под шелковым стеганым одеялом. Одуряющий запах забивал, как надоедливая мошкара, нос. От такого густого запаха мутило и хотелось хоть глотка свежего воздуха. Но открыть окно было невозможно: все стены задрапированы бархатной тканью. В каждом углу комнаты из глиняных сосудов поднимался дымок: курились ароматы.

Виктор лежал не шевелясь. Комнату он осмотрел, глядя вверх, на зеркальный потолок. Он с трудом соображал, во сне все или наяву. Скорее всего, он лежит в богато убранном гробу, или в гробнице, или в пирамиде… Хеопса. Последнее больше всего было похоже на правду.

– Эй, Хеопс! – слабым голосом позвал Виктор.

– Я здесь, мой повелитель, – отозвался нежный женский голос.

– Сгинь! – махнул он рукой.

– Не пугайся, Сын мой…

– Кто ты?

– Я – Матерь Мира. Мы так долго ждали тебя, Сын мой. Наконец, ты сомкнул кольцо кармы и перевоплотился в Сына Божия. Посмотри на меня, Сын мой.

Рядом с ним под одеялом что-то зашевелилось и придвинулось к нему. Обнаженное горячее тело коснулось бедра.

Виктор резко повернулся и увидел прекрасное молодое лицо. Черные волосы восточной красавицы были убраны в сложную прическу. Ее рука легла на его живот.

– Не трогай меня – я голый! – испугался Виктор.

– Ты обнаженный, ты только родился, Сын мой, – тебе нечего стесняться, – продолжала она ровным голосом, а ее рука стала нежно гладить его живот.

– Как хорошо… – выдохнул он.

Не хватало сил сопротивляться. Красота женщины была какая-то неземная, идеальная, совершенная – такую и вообразить трудно. Странными казались ее слова, просто невероятной была ее благорасположенность к Виктору.

Тягучий запах вдруг превратился в райский аромат. Виктор откинул одеяло и увидел обнаженное тело женщины – ее точеную фигуру. Он почувствовал себя сильным, мужественным и желанным…

Невероятной силы разрядка, завершающая соитие, опустошила тело. Виктор зарычал от наслаждения, его захлестнула волна благодарности к лежащей рядом женщине. Он нежно целовал ее, пока, обессиленный, не опрокинулся навзничь рядом с ней.

Он смотрел вверх, в зеркальный потолок, в котором отражались их недвижимые тела. Запах почти перестал ощущаться, уже хотелось, чтобы он стал гуще и снова зарядил бы желанием.

– Как тебя зовут? – спросил он.

Женщина не шевельнулась. Восточная красавица продолжала лежать с закрытыми глазами; можно было подумать, что жизнь оставила ее, но вот она подняла веки.

– Тебе было хорошо со мной? Скажи, как тебя зовут?

– Матерь Мира. Теперь мы одно целое. Мы вместе будем судить мир, который погряз в пороках, – бесстрастно сказала она.

– Пусть так… Мне все равно. Я хочу тебя. Я знаю, что я сплю и скоро проснусь…

– Ты не спишь, – перебила женщина.

– Сколько тебе лет? Я не могу определить…

– Я живу уже целую вечность.

– Ты очень красиво говоришь, ты – сама красота.

– Я Матерь Мира, а ты Христос, – снова повторила она. – Ты – Сын Божий. – Она повернула к нему лицо. – Твоя прежняя жизнь кончилась, ты вернулся на землю, но ты не знаешь еще, что надо делать. Я, Матерь Мира, имела несколько бесед с самим Отцом. И Господь Саваоф, Царь воинств небесных и чинов ангельских, говорил мне то, что не может сказать даже тебе, возлюбленному своему Сыну.

Женщина села на него верхом, ее груди свесились, и Виктор коснулся острых сосков, скорее почувствовал, чем увидел, как по телу женщины пробежала дрожь желания…

Слабым голосом она сказала, отстранив его руки:

– Если найдется сто тысяч человек в России и миллион людей во всем мире, которые присягнут мне, Матери Мира, этого будет достаточно для отмены Страшного суда. Так сказал Господь Саваоф. Это знаем только ты и я!

Она вдруг забилась в конвульсиях, как при падучей. Возбуждение Виктора исчезло, он огляделся в полутемной бархатной комнате.

Что за ее стенами? Что с ним произошло? Ему показалось, что в углу потолка установлена телекамера…

– Где Кротов?! – заорал Виктор. – Где моя одежда?!

Женщина, придя в себя, ловким движением закинула ему в рот несколько крошечных шариков, похожих на гомеопатические. От неожиданности Виктор закрыл рот и часть шариков проглотил. Его словно парализовало: сначала тело, а потом и сознание. Он перестал понимать, где сон, а где явь.

Он находился в той же комнате – в пирамиде Хеопса. Но драпировка сменила цвет. Кровать оказалась передвинутой. Он лежал поверх покрывала – одетый в светлый балахон, руки на груди.

Сейчас Виктору показалось, что он окончательно пришел в себя и наконец-то смог взглянуть на происходящее незамутненным взглядом. С ним, похоже, делают что хотят. Он не понимал, какая роль отведена ему, но ясно, что сценарий был написан заранее и теперь методично воплощался в жизнь. Пожалуй, в этой ситуации лучше всего прикинуться шутом, но так, чтобы никто не понял, что он играет эту роль. Нельзя допустить только одного: чтобы его опять угостили какой-нибудь гадостью. Быть на территории врага, находиться в его власти и при этом не знать, кто враг, – ситуация не из простых.

– Я воскрес! – громко заявил Виктор и выпучил для пущей важности глаза. – Ко мне, мои ангелы и архангелы!

– О, Сын мой! – воскликнула Матерь Мира, одетая в подобие тоги пурпурного цвета. – Я сама соткала тебе льняное полотно, Отец Небесный повелел облачить тебя в эту ткань, как было две тысячи лет назад…

– Да, я помню. Так и было, – сказал Виктор и встал.

Он внимательно осмотрел наряд женщины и ее новую неимоверно сложную прическу, на возведение которой потребовался, наверно, целый день. Но не мог же он целый день быть в отключке!

Женщина сидела на некоем троне в царственной позе, и любое движение ее тела было по-прежнему соблазнительно, но теперь Виктор не чувствовал к ней никакого влечения – скорее, легкое отвращение.

«Она не главная, – думал Виктор. – Кто же этот Отец небесный? Вот кто главный…»

– Что же ты молчишь, Матерь Мира? – спросил Виктор и чуть не засмеялся, но вовремя принял торжественную позу. – Что хочет от меня Отец небесный? Говори!

– Он хочет, чтобы ты принял крещение.

– Но я же крещен в церкви…

– Церковь – всего лишь ковчег спасения, но он тонет. Наступили последние времена, и каждый должен креститься небесным крещением.

– Хорошо, но я же Сын Божий, меня крестил Иоанн Креститель в Иордане – разве ты не помнишь? – собрал воедино свои скудные сведения Виктор. – Зачем еще раз?

– Ты должен креститься в надмирной купели Матери Мира, которая состоит из слез Богоматери – из моих слез. Без этого у тебя не будет сил на твое божественное служение. Ты жил в мире, не один раз перевоплощаясь и крестясь каждый раз заново. И эти тысячи крещений не помогли тебе. Только после небесного крещения я надену на тебя пурпурный хитон. Так сказал Отец небесный, – строго сообщила женщина.

– Так… а кровь пускать не будут? – почему-то спросил Виктор, вспомнив о вампирах из современных фильмов ужасов.

– Будут только слезы, мои слезы, пролитые о грехах рода человеческого. Драгоценную свою кровь ты уже пролил две тысячи лет назад.

Виктор успокоился, и тут его душу наполнило тихой радостью, а в воздухе словно бы возник крест.

– А зачем Кротов снял с меня крест, а? Ты не знаешь? – совершенно спокойно спросил Виктор.

Женщина напряглась, нить разговора была потеряна.

– Ты непослушный сын, – только и сказала она и взмахнула руками.

Тут же в нескольких местах раздвинулся бархат, и в комнату вошли несколько девушек в белых полупрозрачных хламидах. Они встали рядком и, глядя в пол, забормотали – монотонно и бесстрастно. Пять минут, десять, полчаса все оставались на своих местах. У Виктора заболела голова от навязчивых звуков.

– Матерь Мира – Божья Мать, Матерь Мира – Божья Мать… – безостановочно произносили девушки.

– Замолчите! – вдруг крикнул он.

Его крик возымел странное действие. Девушки, как по команде, начали кружиться на месте. Бормотание усилилось. Виктор посмотрел на Матерь Мира. Та, оставаясь на своем троне, запрокинула голову, закатила глаза и в этом положении тоже вращала телом.

– Дух святой, дух святой сошел на меня! – закричала она.

В тот же момент снова раздвинулся бархат, и явились мужчины в хламидах. Они начали сновать между девушками, не соприкасаясь с ними и не сталкиваясь в столь малом помещении.

– Сын мой, Сын Божий, избери себе невесту! Сегодня день брака! Духовным браком брачуешься, в духовную купель окунаешься! Смотри, Сын мой, смотри и выбирай невесту! – продолжала Матерь Мира, раскачиваясь на троне.

Кружение мужчин и девушек становилось вихреобразным. Они возбуждались от движения, бормотание превратилось в призывные вздохи и восклицания.

– Христосики, христосики родятся от этого брака! Не от похоти мужской, но от Бога! От Бога родятся, от наития духа святого! Дух сошел на вас всех!

Виктор почувствовал, что снова попал в какую-то ловушку. Ужас был в том, что казалось – еще чуть-чуть, и он ринется вместе с беснующимися крутиться, и прыгать, и выкрикивать непонятные и бессмысленные слова.

– Выбирай невесту, выбирай, Сын мой! – приказывала распорядительница действа.

Комната осветилась скрытыми в стенах светильниками. Прояснились лица, которые дотоле невозможно было разглядеть.

Мужчины начали срывать с девушек одеяния и по одной подталкивать к Виктору. Теперь стало понятно, что девушки находятся в трансе: они совсем ничего не понимают, а действуют лишь по приказу.

Одна подошла к Виктору, покрутила бедрами и отошла. Другая, третья… Он старался не смотреть на них, только отрицательно качал головой. Девушки принялись по две и по три подступать к нему, вовлекая в свой хоровод, шаря по телу Виктора возбужденными руками. Он зажмурил глаза. Они облепили его тело своими горячими прикосновениями, он стал отталкивать их в стороны, но девушек было много – не справиться! Через мгновение Виктор тоже остался голышом.

– Прими, прими свою небесную супругу! – приказывала Матерь Мира. На троне сидела уже какая-то другая женщина под белой вуалью. – Прими, Сын мой, свою небесную супругу!

Женщина на троне откинула вуаль.

– Оля! – взревел Виктор. – Господи! Оля… Это я.

Она только ласково улыбнулась ему и с королевским достоинством кивнула. Виктор бросился к ней, обхватил ее ноги.

– Оля! Оля!

– Сын Божий выбрал меня, – ровно сказала та. – Иди ко мне, я твоя.

– Что ты… что ты говоришь! Какой я тебе Сын Божий!

Она прильнула к нему и повела под руку к широкой кровати.

– Пойдем! Ангелы мои, отнесите нас на крыльях любви! – воскликнула она. К Чим подбежали.

– Брысь! Брысь! Не трогайте меня! – стал отбиваться Виктор.

Его невесту цапали чужие мужские руки, хватали за грудь, гладили по бедрам. Он, не долго думая, со всего размаха двинул в скулу одному, другому. От этих ударов, казалось, они испытали одно лишь наслаждение, быстро очухались и снова полезли…

– Что же тут творится? Убью, всех убью! – заорал в исступлении Виктор. – Стерва! – ударил он невесту по ребрам.

Но и она сделалась от этого удара необыкновенно счастливой.

– Бей, бог мой! Убей меня! Так ты снимешь с меня первородный грех. Ну, бей же!

– Оля, Оля, что с тобой? Отойдите от нее, твари мерзкие! Отойдите от нее – сейчас разнесу тут все к чертовой матери! – крикнул Виктор и огляделся.

В дальнем углу комнаты образовался маленький Содом. Голые тела лежали, стояли, копошились на полу в самых разнообразных позах.

– Тьфу! – сплюнул Виктор. – Твари! Мерзкие твари!

Хорошо бы, подумал он, сейчас туда маленькую гранату – сразу подорвать весь гадюшник. Когда Виктор обернулся к невесте, то увидел еще более отвратительную картину: она, его невеста, лежала на кровати между двумя мужчинами и занималась тем же, чем и все в этой комнате.

– Тварь! Стерва! – рванулся он к ней и стал колошматить эту троицу почем зря.

Они не чувствовали ударов. Но, может, в его руках не было сил? Все может быть. Он орал поганые слова и пытался отодрать тела друг от друга, но видел лишь наслаждение на их лицах. Виктор пришел в исступление. Наверно, он сошел бы с ума, если бы не сильнейший удар в спину. И он тут же потерял сознание.

Глава третья
КОЗЕЛ ОТПУЩЕНИЯ

I

Очнулся он от яркого и горячего света. Еще ничего не осознавая, он открыл глаза и вновь зажмурился в страхе. Он боялся, что опять очутится в пирамиде Хеопса, а скорее всего – в месте похуже…

Но долгое время ничего не происходило, а жарило неимоверно. Виктор одним рывком поднялся, от резкого движения закружилась голова, и он вновь упал.

Он лежал на небольшой поляне, до которой дошло в своем дневном шествии солнце. «Спасен!» – понял он.

– Спасен… – произнес он вслух и обрадовался, что голос не пропал.

Руки-ноги на месте. Он лежал в своей одежде в лесу, было жарко в свитере и куртке. Виктор на всякий случай ощупал свою мужскую гордость – вроде все на месте…

Но радость его была недолгой. Сильно заболела голова. Боль нарастала. Виктор больше не мог терпеть.

– Лучше сдохнуть! Господи, за что такие муки! Лучше сдохнуть! Господи!

И он снова потерял сознание.

Когда очнулся, солнца на поляне не было. Только заходящие лучи пробивались сквозь кроны деревьев. Виктор продрог до костей, лежа на сырой земле. Необходимо было действовать, чтобы ночь не застала в лесу.

Он осторожно поднялся. Со всех четырех сторон его окружал лес. Неподалеку слышался шум автострады. Виктор пошел на звук. Наконец лес расступился, Виктор оказался на краю скоростной магистрали. Огромное красное солнце касалось ее на горизонте. От этого зрелища захотелось жить как никогда, даже вдыхать бензиновые пары, словно лучшие духи.

Он стоял столбом на обочине дороги. Из столбняка его вывел резкий скрип тормозов. Остановился красный, как солнце, «КамАЗ», шофер крикнул:

– Эй, парень, тебе куда? Сколько даешь?

– Денег?.. Денег нет.

– Коз-зел! – «КамАЗ» резко взял с места.

Виктор принялся голосовать, но машины свистели мимо. Тогда он поплелся вдоль автострады, иногда поднимая руку. У машин теперь были включены фары, наступала ночь. Наконец усталость взяла свое: он рухнул на землю и остался лежать на обочине.

II

Поздно ночью он добрался до своего дома – зайцем на двух электричках до города и на автобусе почти до подъезда. Еще из автобуса он увидел, что в его квартире горит свет – этого только не хватало! Виктор сел у подъезда на лавочке и стал размышлять, что бы это могло значить… Его ищут – раз, его плотно обложили со всех сторон – два, никуда от них не скроешься – три. С какой стороны ни глянь – он попался! Он вляпался, но до сих пор не мог понять – во что. Кто его враги, кому и зачем он нужен – Виктор не понимал. А когда не понимаешь, что происходит, как можно бороться?

– О, Витек! – услышал он знакомый голос. – На тебя уже всероссийский розыск объявили! А ты сам нашелся…

Пашка вышел из своего «вольво», подошел к Виктору, похлопал по плечу.

– Правда, ты…

Виктор тоже вдруг обрадовался Пашке, как родному.

– А кто у меня в квартире?

– Как кто? Мать… Ждет жениха, а его нет.

– Она же к Пасхе хотела приехать! – удивился Виктор.

– Ты че? Пасха уж была, завтра первое мая. Ну ты чудило!

– Первое мая? Сколько же меня не было?.. Как же так можно? Наверно, недели три? – поразился Виктор.

– Ты что, на игле сидел или колеса глотал? – спросил Пашка. – Это же вредно для здоровья. – Он внимательно осмотрел внешность Виктора. – Точно, накачался. Ну, Витек, не ожидал…

– А мать как – не болеет? – перебил Виктор, испугавшись чего-то.

– А как ты думаешь?

Виктор позвонил в свою дверь.

За дверью потоптались, скрипнули половицы, щелкнул выключатель, потом раздалось испуганное:

– Кто там?

Виктор узнал голос матери.

– Это я, мама. Витя…

Дверь распахнулась, и мать повисла у него на шее, заголосила:

– Витечка! Родненький! А я и не чаяла, не думала… – Зарыдала в голос. – У-у! Думала, нет в живых. Витечка…

– Живой, живой, ма. Заходи, соседи соберутся!

– Со-седи только и спасли. Все время со мной сидели. То один, то другой. Пашка твой, Валериан с Милочкой. Добрые люди.

Они, обнявшись, прошли на кухню. Виктор усадил мать за стол, накапал валерьянки, заставил выпить лекарство.

– Вот что, – сказал он сурово. – Ни о чем меня не спрашивай. Я пойду спать.

– Хорошо, Витечка, спи. Олечка, говорят, уже погибла. С марта два месяца нет. Что ж ты мне не сказал? Дядя Саша звонил. Сказал, что Олечка в секту попала. Ты тоже там был, да?

– Замолчи! – заорал Виктор. – Замолчи. Кто говорит?

– Все. Хорошо, что тебя не обвиняют. А то не ровен час…

– Замолчи! – стукнул он по столу кулаком так, что чашка подпрыгнула. – Она жива. И больше ничего не говори!

– Не буду, – испуганно кивнула мать, – не буду. Мы на тебя в розыск подали. А ты, видишь, сам нашелся… Витечка… Ты хоть хорошо питался? Вроде не похудел…

Виктор ушел в свою комнату и, не раздеваясь, лег на диван. Мать за дверью долго плакала. От этого плача Виктор не мог заснуть, лежал с открытыми глазами, боясь, что заболит голова. Больше такого приступа он не выдержит. А к утру начались кошмары: ему все время представлялось, как насилуют его невесту – бывшую невесту. Она сопротивлялась, а может, не сопротивлялась – кто там разберет. Но Виктору представлялся непрерывный конвейер желающих попользоваться ее телом. Последним был Кротов. Он подошел к ней – голый, весь какой-то обрюзгший – и впился ей в горло зубами, как вампир.

От крика он проснулся и увидел рядом мать. Она смотрела на него с ужасом. На лбу у него лежало холодное полотенце. И рука матери была холодной.

– Витечка, сынок… Что же с тобой случилось?

– Я говорил что-нибудь?

– Ты кричал. Такие ужасные слова, сынок. – Она опустила голову, чтобы не смотреть на него. – Давай вызовем врача, ты заболел.

– Нет. Налей мне ванну, горячую.

– Хорошо, сынок, хорошо, – сказала почти беззвучно мать и, согнувшись, вышла из комнаты. – А в милицию звонить? – спросила она из-за двери.

Виктор вспомнил полковника Воронова, которому обещал помочь в розыске. Но что он расскажет полковнику? Чем докажет правоту своих слов? Нет, он сам будет бороться!

– Не знаю… Не звони.

Виктор с омерзением снял с себя все, что на нем было. Хотелось сжечь одежду и саму кожу, чтобы избавиться от грязного кошмара. Он так долго сидел в ванне, что мать забеспокоилась.

– Сынок! – постучала она в дверь. – Ты жив?

– Жив, ма, жив, – передернуло Виктора.

– Ее родителям сообщить? Я позвонила… Они сказали… – она снова зарыдала, – сказали, чтобы я им больше не звонила. Они нас знать не знают! Что же это такое?! Ведь уже свадьба была слажена. Сынок, что же это за родственники были бы?

– Я ничего не слышу, – сказал из-за двери Виктор. – Успокойся.

– Да как же успокоиться, сынок? Они ведь могут все на тебя свалить – у них деньги. Посадят тебя. Видишь, дочь родную не жалеют, чтобы грехи скрыть. Вить? Ты живой?

Виктор открыл дверь, встал на пороге, завернутый в махровое полотенце, как в тогу, и внушительно сказал:

– Я теперь живее всех живых. Жил, жив и буду жить, ма. А барахло мое, – он кивнул на гору снятой одежды, – сожги.

– Да как же, сынок, что ты! «Аляска» новая! И остальное года еще не носил – что ты!

– Можешь кому-нибудь отдать. Меня заколдовали – может, и одежду. Я не буду ее носить.

– Господи! – всплеснула руками мать. – Сглазили, что ли? Так надо к бабке съездить, порчу снять. Ишь ты, выбросить такие вещи!

– Делай как хочешь – я носить не буду. Хочу есть.

Мать с недовольным видом подобрала вещи, спрятала в дорожную сумку и, встав на табуретку, закинула на антресоли – чтобы сын сам что-нибудь с ними не учудил. Потом собрала на стол. Они сели друг против друга, уткнувшись в свои тарелки. Но мать исподтишка поглядывала на сына. Ей столько нужно было спросить у него – ведь события неслыханные. Свадьба расстроилась, невеста пропала, сам он где-то был… И почему у него теперь такой тяжелый немигающий взгляд, будто его и в самом деле сглазили…

– Вить, – не выдержала мать, – ну ты скажи хоть что-нибудь. Я дяде Саше позвонила – он сказал, что приедет…

– Ты уйди куда-нибудь, когда он приедет, – без эмоций сказал Виктор.

Мать заплакала, вышла из кухни, тихонько собралась и ушла.

Александр Борисович пришел часа в три, принес бутылку коньяка и крашеное яйцо.

– Христос воскресе! – радостно сказал он и троекратно поцеловал своего крестника.

– Угу, – ответил тот угрюмо и вдруг зарыдал.

У Александра Борисовича тоже вдруг задрожали губы.

– Давай выпьем, что ли, скорей! – сказал он. – И не рыдай, как баба! Праздник…

Александр Борисович налил два полных стакана коньяка, почистил яйцо, разделил на половинки и жестом показал, что сначала яйцо, а потом коньяк.

– С праздником!

– Первомая, – ухмыльнулся Виктор.

– Пасхи, – поправил Александр Борисович.

– Говорят, уже прошла…

– Сорок дней, до Вознесения, праздник Пасхи.

– Сорок дней будем пить? – Виктор усмехнулся и выпил стакан до дна.

– Как Бог даст. – Александр Борисович пригубил свой стакан.

– Ни в одном глазу, – спустя некоторое время сказал Виктор.

– Давай еще, – решил Александр Борисович и вылил Виктору остатки коньяка. – За возвращение.

– Из ада, – подсказал Виктор.

– На земле – это еще не ад. Не приведи, Господи, в настоящий ад попасть, куда грешники после смерти попадают.

– Мне достаточно и того, что было. – Виктор выпил еще стакан коньяка, как простую воду.

– Слушай, может, тебе нельзя сейчас пить? – сказал Александр Борисович. – Тебе давали что-то психотропное?

– Давали, – усмехнулся Виктор. – У них сам воздух… психотропный! Я как какой-то козел отпущения.

– А ты хоть знаешь, что это такое?

– Это на кого все шишки валятся. Я же спрашивал у вас, что делать. Спрашивал? – отчужденно спросил Виктор.

– Так когда ты спросил? Когда уже петля на шее? А я тебе что ответил? Три дня погоди, пока я не посоветуюсь… Ты подождал?

– Ничего бы не изменилось. Я все равно погибну, они найдут меня, я боюсь их!

– Не погибнешь – Бог милостив. Я звонил своему духовнику, отцу Вадиму. Он за тебя молится… Он велел тебе передать, чтобы ты ничего не боялся – правда на твоей стороне. И чтобы все время молился: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!», а Господь Сам все дела управит и к нему, к отцу Вадиму, в свое время приведет.

– В гробу на отпевание, да? – рассердился Виктор. – Откуда он знает?

– Прозорливый потому что, – уверенно сказал Александр Борисович.

– Все слова, игра воображения, – отмахнулся Виктор.

– Он сказал, что там крест с тебя сняли… Это так?

– Сняли… Я сам его снял – попросили, а потом не отдали…

– На вот, надень, Витенька. – Александр Борисович протянул блестящий медный крестик на шелковом шнурке. – И никогда не снимай его. Ни-ког-да! Бесы креста боятся. А невесту свою люби. Не переставай любить ее – и тогда спасешь. Разлюбишь – погибнет Оля твоя. И для этой жизни, и для вечной – так отец Вадим сказал. Большое тебе испытание, дружочек. Но, стало быть, видит в тебе Господь силы.

– Ничего не понимаю! Это все не из моей жизни! – перебил Виктор. – Вы бросаете меня! Опять бросаете, а ведь грех – сами сказали!

– Не бросаю – молюсь за тебя, чтобы Господь вразумил. А больше ничего тебе не скажу, а то отсебятина получается. Отец Вадим не благословил тебе советы давать – только молиться.

– Опять молиться! – разозлился Виктор. – Вам тут в уютном кресле сидеть, а мне погибать!

– Хоть об стену бейся, а будет так, как Богу угодно. История такая, что только Он один и управит. А больше ничего не скажу.

Твердость Александра Борисовича странным образом повлияла на Виктора. Он как будто пришел в себя, на душе полегчало.

– А в милицию сообщать? – спросил Виктор.

– Да что ж тут сообщать, если уже сообщили. И не поможет она. Тут духовная брань идет. Сам поймешь… постепенно. Ты, главное, люби свою Олю. А за твою великую к ней любовь Господь тебя полюбит, всему Сам научит, что делать. Любовь побеждает зло – запомни! Милиция тут бессильна!

– Как можно любить шлюху?! Она же шлюха, последняя шлюха! – вдруг выкрикнул Виктор и почувствовал, как снова становится тяжело на сердце, что-то сдавливает его, образуется тот самый камень, тяжесть которого невозможно терпеть. – Я никогда больше не прикоснусь к ней! Господи, помилуй! – Виктор заплакал, и тяжесть как будто отступила.

Он вдруг страстно захотел научиться управлять той силой, которая по временам то выворачивала душу наизнанку, то отступала, давала продых. Если он научится этому, то станет неуязвим.

– Это правда? – бессознательно спросил Виктор Александра Борисовича.

– Правда, – ответил Александр Борисович. – Внимательно следи за собой… Господь входит только в чистые сердца. От других, заполненных страстями, Он отвращается и отдает во власть сатане. Таков закон!

– Но где он написан, этот ваш закон! – воскликнул Виктор.

– В Священном Писании, друг мой! В Библии. Там сказано: «Чистые сердцем Бога узрят».

– Как вы сказали? – обрадовался Виктор. – Кажется, я это уже слышал! Да, вероятно, именно эти слова… Мне приснился жуткий сон, как будто я умер. Нет, даже не умер, а меня живого закопали в землю. Это невыносимо жутко! А потом стало вдруг светло и радостно. И какой-то удивительный, добрый голос сказал эти слова: «Чистые сердцем Бога узрят». Но тогда я их забыл или не понял. А вот теперь вспомнил. Что это, дядя Саша?

– Думаю, что вещий сон, – улыбнулся Александр Борисович.

– Но я все равно не могу больше любить Ольгу. Пусть живет, как хочет, – спокойно сказал Виктор.

– Значит, ты ее никогда не любил, – вздохнул Александр Борисович. – Если любишь человека по-настоящему, разлюбить его невозможно.

– Возможно. Вы просто не видели…

– Решай сам! Тут никто тебе не советчик. Как решишь, так и будет!

– Ладно, – устало махнул рукой Виктор. – Я ее ненавижу… Сейчас ненавижу. – Он помолчал. – Расскажите мне лучше про козла отпущения.

– А, это пожалуйста! История интересная. У ветхозаветных евреев был особый обряд. В большой праздник – день очищения – приводили двух козлов и бросали жребий: который из козлов должен быть принесен в жертву, а который – отпущен в пустыню. Первого закалывали и приносили в жертву за грех, а на голову второго первосвященник возлагал свои руки, исповедовал над ним грехи всего народа, говорил: «И понесет козел на себе все беззакония их в землю непроходимую» – и изгонял козла в пустыню. – Александр Борисович вздохнул. – На тебя, мальчик мой, пали грехи наши, и ты понесешь их… Но не ужасайся: Господь с тобой! Ты мужественный и твердый человек, потому Бог и выбрал тебя!

– Не хочу! – рявкнул Виктор. – Хочу просто жить, любить, работать. Вы с вашим отцом Вадимом не за того меня приняли. Я знаю, что делать. Я снова начну ту самую жизнь, которую бросил. Это вернее всего. А на Ольге свет клином не сошелся.