Текст книги "Убийца по имени Ной"

Автор книги: Наталья Горбачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

V

Неужели это конец нити? Если так, то все просто: клубок пока не мог сильно запутаться. С этой мыслью Виктор наконец заснул. Проснулся он к вечеру, отдохнувший и свежий, как тот супермен с накачанными мускулами из рекламы туалетной воды «Олд спайс». Вот бы его сюда, чтобы одним только своим обаятельным взглядом размотал клубочек… Оля всегда так смешно пародировала рекламные трюки, создающие миф о красивой жизни… Не могла Оля со своим вполне здравым представлением о жизни попасть в какую-то секту, в которую, по его мнению, попадали только дураки. Дворник что-то напутал. А что касается его кумы Веры и дочери ее Майи – мало ли совпадений в жизни!

Руки сами набрали знакомый номер.

– Але! Вера Ивановна? Здравствуйте, Виктор… Ничего нового? Заехать к вам можно?.. Хорошо, сейчас буду.

Новый сюрприз ждал у родителей Майи. Вера Ивановна не стала отрицать информацию кума. Признала и его самого: да, действительно, Фадеич – кум – младшую дочку крестил.

– Отца в больницу отправили позавчера… Это после того, как она последний раз явилась – все равно что не в себе была. Стала сразу на отца налетать, похабности всякие ему говорила, ой-ой-ой! – Вера Ивановна схватилась за голову. – Не передать, Витенька, не передать… Глаза горят, а сама в таком виде… Уходила в свитерке – я ей денег собрала, на день рождения купила – такой пушистый, голубенький. А теперь свитерок тот – как из задницы вытащенный. И сама она… – Мать Майи заплакала. – Ты бы слышал, что она несла. Да на отца – я-то как-то в сторонке осталась. Она его первого как увидела – и давай! Срам! Что в грехе ее зачал, что спал с блудницей – это про меня… Гореть синим пламенем будем – и разошлась… Ирочку-то, сестру, увидела, схватила за руку, за собой потащила – отец в коридоре уже ее отбил. Что это, Витечка, – я и представить не могу. Сумасшедшая дочка стала. Я ей говорю: что, мол, с тобой, а она задирается, задирается, хочет побольнее чтоб сказать: и зачем мы ее растили – лучше бы аборт сделали. Тут отец не выдержал – отвесил ей со всей силы; она аж к шкафу отлетела, ударилась больно. Потом так встала и говорит: «Отрекаюсь от вас, сатанинские исчадия. От вас за Христа пострадала, за это простится мне долгая связь с вами» – и плюнула. Ирочка плакать стала, ее уговаривать, а она зашла в свою комнату, забрала там что-то, постель свою узлом завязала, еще комплект взяла – новый, Ирочкин… – Она вновь заплакала. – За что же это наказание? Ой, люди добрые…

– Что же вы ее не задержали?! – стукнул по столу кулаком Виктор. – Куда она ушла?

– Да ты попробуй ее задержи! К ней не подойдешь и не ухватишь – как змеюка какая! Вот-вот, точно, как змея из квартиры выползла, тяжеленную сумку как рюкзачок тощенький понесла. Откуда силища взялась?

– В милицию позвонили бы, в «скорую»… В психушку почему не позвонили? – допытывался Виктор.

– В «скорую» позвонили. С отцом плохо стало: он же сердечник, она же знала, тварь окаянная, что ему волноваться нельзя. Сейчас лежит, инфаркт у него. Я вот только из больницы пришла, завтра в шесть снова пойду. Если помрет отец, она виновата будет! В дом не пущу тогда – пусть под забором сдохнет, не пущу! – рыдала Вера Ивановна. И сквозь рыдания сыпала проклятиями на родную дочь: – Мне еще бабка одна, когда увидела младенца, сказала: порченый ребенок; лучше бы сейчас, сказала, помер – это когда Майке было семь месяцев. Я забыла те слова, а вот теперь вспомнила. Права была бабка: сглазили ребятеночка моего! Мы ночей недосыпали, работали, воспитывали: музыкальную окончила, на балет водили, профессию дали – а она? Все испоганила! Выродок она! – Тут Вера Ивановна перестала плакать. – После того что она наделала, нет ей моего родительского прощения. Пусть теперь сама как хочет! Умны больны все стали, ну пусть теперь…

– Да вы что!..

– А что? Погоди, они еще и до тебя доберутся. Невеста твоя с кем сейчас спит? Не знаешь? Моя-то и об этом доложилась. У них там знаешь какой порядок? Сегодня с одним, завтра с другим. Тьфу! Нет моего родительского прощения после этого.

– Что вы говорите?.. А если их насилуют?..

– Рассказывай! Без желания не снасильничают. У них там идея подо все подведена. И не хочу даже разбираться в ней: шлюху в своем доме не потерплю – у меня вон еще две невесты подрастают. Нет ей моего прощения! – повторила Вера Ивановна и сложила руки на коленях.

Виктор внимательно посмотрел на нее, словно увидел впервые: не старая еще женщина, но вся какая-то поникшая, хотя и взвинченная до предела. Невыразительное лицо, седые, неухоженные волосы, грязные ногти на натруженных руках.

– Чего молчишь? – напомнила Вера Ивановна о себе.

– Вы не понимаете, что говорите, – сказал Виктор, имея в виду это самое «непрощение».

– Ты много понимаешь! Что ж за невестой не усмотрел?

– Я найду ее, – твердо сказал Виктор.

– Найди, найди, – передразнила Вера Ивановна. – Ветер в поле. Ищи себе другую невесту. Та уже порченая.

– Дура! – вдруг крикнул Виктор и осекся.

Ему вдруг стало жалко ее: что она видела в жизни? Тяжелый труд в надежде на спокойную старость… Но спокойной старости не предвидится. Так и придется ей умереть в этой нищенской обстановке, среди обшарпанных стен, оббитых углов, выщербленного паркета, вечно текущих кранов и разномастной мебели…

– Щенок! – взвизгнула Вера Ивановна. – Вон из моего дома!

Виктор молча пошел к двери, оставляя за спиной рыдания. Почему она рыдает, когда надо спасать дочь?

– Забери эту дрянь! – услышал над собой Виктор голос Веры Ивановны, когда выбежал на улицу.

Сверху полетели листки. Виктор поднял несколько из них, просмотрел – листки были заполнены печатной галиматьей о конце света.

– Это Майя принесла! – крикнула Вера Ивановна. – Она давно это принесла и Иришку агитировала, а она нам про это не говорила. А вишь, как вышло… Слышишь меня?

– Вы все-таки позвоните, если что!.. – крикнул Виктор, задрав голову.

– Вот помрет отец – на похороны позовем, – еле слышно произнесла Вера Ивановна. Виктор скорее догадался, чем услышал, что она сказала. – А больше что ж…

Так и расстались.

VI

Снова ночь… Как притягательна, оказывается, ночная жизнь. Все как бы меняется местами. Если бодрствуешь ночью, то бег времени совершенно не тревожит: темно и темно. Ходишь из угла в угол и пытаешься разложить факты по полочкам, а они не раскладываются – вот уже и ночь на исходе.

Сколько ночей Виктор не спал? Сколько времени прошло с исчезновения Ольги? Год, месяц? Нет, всего около недели. Неужели? Как правильно кто-то придумал, разумно и справедливо – чередовать день и ночь. Для человека это спасение: пренебреги он этим законом – и что из него получится? Робот на автопилоте… Наверно, действительно, в таком состоянии подпишешь что угодно – любой приговор: хоть себе, хоть соседу, хоть матери родной… Все пытки на свете давно уже изобретены, последствия предсказуемы… Человек в какой-то момент перестает сопротивляться. Господи, неужели он, спортсмен и отличник Виктор Гамаюнов, оказался на деле таким слабаком? Кто поработил его тело, душу, мысли, волю? Неужели вся проблема в нескольких бессонных ночах? Нет, тут все гораздо серьезнее. Гораздо… Надо как-то разобраться с этим.

Ранним утром, едва забрезжил рассвет, Виктор выпил поллитровую кружку крепкого кофе. Эффект был единственный – заколотилось сердце. Усталость и сонливость не прошли, только еще больше заболели глаза, а им бы сейчас вовсе не смотреть на мир. Вот ведь состояньице: заворот мозгов.

Виктор услышал, как во дворе хлопнула дверца подъехавшего автомобиля. Он выглянул в окно и увидел Пашку, небрежно закрывающего «вольво». Странно, хоть бы погладил или похлопал любимое бордовое авто. И ни одной девицы – ни внутри, ни снаружи: один был Пашка, усталый и замученный на вид. И шаги его к подъезду не были легки и изящны, как обычно на людях.

«Что случилось? – удивился Виктор. – Может…»

Неприятная догадка осенила Виктора. Может, Пашка просто водил его за нос, притворяясь довольным хозяином ночи и победителем дня? Действительно, откуда у него берутся силы жить днем и ночью?

Дальше – больше. Страшная мысль заползла в голову Виктора: а вдруг он имеет отношение к исчезновению Ольги? Почему он так часто спрашивал о ней в последнее время? Почему был так льстив? Что за дурацкий разговор произошел у них о покойниках? Мол, он возит все, кроме грязных трупов… Нормальный человек разве может так говорить? Вообще он, Пашка, совершенно другой, чем пытается казаться днем. Это он только хвастается так, что шляется по ночным ресторанам и проституткам, но ведь никто не знает, что он на самом деле делает ночью. Все нормальные люди ночью спят.

Это открытие поразило Виктора: он вдруг настолько поверил в причастность Пашки к исчезновению Ольги, что готов был сейчас же броситься, схватить его за грудки и вытрясти из него всю душу вместе с признанием.

Виктор уже подскочил к двери. В этот момент Пашка как раз проходил его этаж: лифтов в хрущобах не предусмотрено – так же, как и звукоизоляции. Пашкины шаги были тяжелые, шаркающие. Виктор посмотрел в глазок: Пашка стоял, опершись на перила, спиной к двери. Долго он так стоял – заснул, что ли?

Виктор не выдержал, рванул дверь. Пашка испуганно обернулся и… мгновенно поменял на лице маску. Усталости и в помине не было.

– О, Витек! – хохотнул он. – Чего это ты не спишь?

– Не спится, – угрюмо отозвался Виктор.

– Нервишки шалят, Витек. Хочешь, я тебе таблетки хорошие дам?

– Отравить хочешь?

– Ты че?! Я тебе как другу. Не хочешь – как хочешь. – Он махнул рукой и бодро пошел наверх. – Не переживай – найдется!

– Кто?! – сорвался на крик Виктор. – Кто найдется?!

– Да Ольга твоя. Я ж понимаю, что так и свихнуться можно.

Виктор хлопнул дверью, прижался к ней, но не было сил стоять: ноги подкосились. Виктор растянулся на полу. Через некоторое время немного полегчало.

«Это он, это он, это он… – подсказывало разыгравшееся воображение. – Подонок, подонок, подонок…» Как будто кто-то посторонний забрался в глубь сознания и крутил одну и ту же пластинку. Откуда в нем, в Викторе, эта злоба? «Господи!» – вдруг воззвал Виктор из самой глубины души. И посторонний голос сразу исчез. Как будто и не было. Странно…

Виктор не знал, что делать дальше. Он включил радио в надежде услышать главную новость о том, что мир перевернулся, но ничуть не бывало. Новости были, но те же самые, что и до начала событий в его собственной жизни. В Чечне стреляли, зарплату обещали дать, преступников наказать, террористов поймать. Хоть бы кто-нибудь намекнул, что ему-то делать… Ему, единственному и неповторимому Виктору Гамаюнову.

Кстати, что он делал в такой час раньше? Он вставал, чистил зубы, пил кофе и ехал в институт. Кофе он выпил, но в институт ехать не хотел, как будто его уже отчислили. Ну и пусть… Ольги нет, он уже около недели ее не видел.

Как же она могла исчезнуть? Она умная, она должна была почувствовать любую опасность, любой подвох…

Неудержимая сила повлекла Виктора вон из квартиры, в те места, где он любил гулять с Олей. Он подумал, что встретит ее. Конечно, он обязательно встретит ее где-нибудь в одном из их укромных местечек. Она наверняка ждет его там!

Был час пик, и Виктор все время попадал в толпу и шел против течения. Его ругали, толкали, но он не замечал этого – так сильно было желание найти, увидеть наконец…

К десяти утра на улицах стало поспокойней, но потеря не обнаруживалась. Оли нигде не было. Виктор даже не встретил ни одной похожей на нее женщины или девушки.

Он сел на лавку у памятника Горькому и представил, что пришел на свидание, а Оля опаздывает, как это часто бывало. Но если подождать полчаса, она придет. Она обязательно придет. Виктор просидел целый час, не чувствуя холода ранней весны.

Она не пришла.

Он заставил себя подождать еще полчаса.

Она так и не появилась.

Надежда умирает последней. По всей видимости, она умерла. Виктор больше не думал, что Оля придет и вообще когда-нибудь еще появится в его жизни. Не придет, не появится…

И все-таки кто там постоянно внедряется в его сознание? Кто отдает приказы? И он идет… Внушает – и он, Виктор, слушается… Подает надежду – и он надеется… А потом все это вдруг куда-то бесследно исчезает…

– У вас проблемы? – вдруг услышал Виктор чей-то голос.

Он поднял глаза. Рядом с лавкой, на которой Виктор сидел и ждал, сам не зная чего, остановились двое прилично одетых парней. Оба так радостно улыбались, словно лучшему другу. Может, несколько преувеличенно, но располагающе. Ему невольно пришлось ответить:

– Нет проблем, ребята. Все о’кей!

– Мы видим, что вам плохо. И мы можем вам помочь, – сказал один из них, чуть повыше и постарше другого. – Можно присесть рядом с вами?

– Садитесь, не куплено, – пожал плечами Виктор и отвернулся. Говорить, по правде, не хотелось ни с кем. Во всяком случае – с этими парнями.

Те сели по обе стороны от Виктора.

– Я сам был в таком положении, как вы… – начал первый.

– В каком? – усмехнулся Виктор.

– У вас жизненный кризис. Это видно невооруженным глазом. Мы не будем настаивать, но можем предложить анкету. Вы сами себя протестируете. Она несложная, нужно отвечать только «да» или «нет». Просто сосчитайте и то и другое, а вот тут, внизу, по количеству этих «да» и «нет» дается описание вашего реального состояния. Это серьезный американский тест. Не было случая, чтобы он дал неправильный ответ, – закончил первый и уже разложил перед Виктором листки анкеты.

– Я замерз, – съежился Виктор.

– Вы можете взять эту анкету с собой, а завтра мы встретимся в любое удобное для вас время.

– Завтра не могу, – сказал Виктор.

– Тогда послезавтра, но лучше всего сегодня попозже. Поверьте, у вас критическая жизненная ситуация. Мы это чувствуем. Мы обязаны вам помочь, иначе Бог накажет нас.

– За что? – удивился Виктор.

– За то, что могли и не сделали.

– Не переживайте, я сам себе помогу.

– Вы не верите в Бога? – вдруг спросил первый, постарше.

– Ну… в Бога, не в Бога, но во что-то, конечно, верю. В судьбу, – сказал, чтобы отвязаться, Виктор.

– Судьбой управляет Бог. Все Им начало быть и ничего без Него не бывает. Оттого что люди этого не знают, не хотят знать, происходит очень много бед. Люди не читают священных книг и не могут понять, почему их жизнь никак не наладится. Мы призваны к тому, чтобы объяснять все это людям.

– А вы, собственно, кто такие? – спросил Виктор, вставая с лавки.

Они тоже поднялись.

– Мы верующие.

– Во что?

– В то, что добро победит зло. Надо знать законы этого мира – только тогда можно помочь себе и другим. И если ты, зная, не помогаешь, тогда ты сам становишься носителем зла.

– Это все как-то сложно, ребята. Я, пожалуй, пойду, – сделал шаг в сторону Виктор. – Считайте, что вы мне уже помогли.

– Бога не обманешь. Он смотрит в самые сердца, люди этого тоже не понимают. Возьмите анкету. Мы будем ждать вас завтра.

– Ладно, – согласился Виктор, сунул листки в карман и зашагал прочь, не оглядываясь. Навязчивость парней была с какой-то сумасшедшинкой. Может, в другой раз он и поговорил бы с ними, и поспорил, но теперь совсем не до них.

Через минуту Виктор забыл о существовании спасителей. Холод и голод требовали свое, и Виктор сунул руку в карман, достал несколько мелких смятых купюр и увидел, что на сосиску хватит.

Хватило даже на две – он жевал их, наверно, по полчаса: очень уж не хотелось выходить из уютной забегаловки. Потом подошел к стойке и взял еще кофе.

Вернувшись на место, Виктор обнаружил, что столик занят. Виктор перешел к соседнему. Там оказалось даже уютнее и можно было сквозь огромное окно наблюдать, что происходит на улице. Он подумал, что обязательно приведет сюда Олю и расскажет, какие унылые минуты провел здесь без нее. Она будет долго смеяться, а он возьмет ее за руку и…

– Вы потеряли анкету, – услышал Виктор знакомый голос.

Те, утренние, стояли за его бывшим столиком и снова обращались к нему, как к больному – ласково и настойчиво.

– Вам, наверно, стало лучше? И вы можете ответить на вопросы? – говорил теперь второй, помоложе.

– Вы что, следите за мной? – грубо спросил Виктор.

– Мы увидели вас в окно. Мы не можем вас бросить в таком состоянии.

– Слушайте, ребята, идите вы… в жопу! – смачно припечатал Виктор. – Нищим подавайте!

– Мы понимаем ваше состояние, – как ни в чем не бывало продолжал второй. – Вы потеряли близкого человека…

– Что?! – вскричал Виктор так, что на него обернулись все посетители забегаловки. – Вы кто такие?!

– Мы поможем избавиться от всех ваших бед и болезней. Можно перейти за ваш столик?

– Вы знаете, где Оля? – спросил Виктор.

– Пока не знаем, но мы знаем, как можно ее найти.

Оба подошли к Виктору, снова развернули перед ним листки анкеты. Первый достал ручку, услужливо протянул ее.

– Ситуация сложная, – все так же ласково говорил он. – Но чем раньше вы начнете, тем ближе избавление. Вот смотрите.

Они говорили, что в конце концов ничего предосудительного они не делают. В этом бездушном и равнодушном мире они нашли свой путь – подкреплять обезверившихся. То, что они так настойчиво внедряют свои идеи в чужие головы, говорит только о том, что они обрели свой путь, действительно обрели, иначе не говорили бы так уверенно. Кто сейчас в чем уверен? Виктор вступил с ними в контакт, а по-простому – стал беседовать. Он подумал: вот его, Виктора, уже целую неделю не видно на людях – кто-нибудь побеспокоился, что с ним? А они теперь возьмут заботу о его душевном здоровье на себя. Не они конкретно, а их церковь. У них там все: службы, молитвы, чтение священных книг, исповедь священнику, который называется гуру, то есть учитель… Дело ведь не в названии.

Виктор решил, что действительно он ничего не теряет, ответил на вопросы анкеты, и оказалось, что он находится «в пограничном, близком к помешательству состоянии», – разве не верно? Правильная анкета…

Ребята стали просто родными. Как можно так быстро сдружиться? И притом что они совершенно не фамильярничали, не спрашивали: «ты меня уважаешь?», не звали «оттянуться» с девочками или провернуть «крутое» дельце. Наконец кто-то в этом мире смог нарисовать радужную перспективу будущего – в отличие от средств массовой информации. И главное, что система у ребят была стройная – в первом приближении, конечно, но ведь чтобы познать основательно, нужно основательно и поработать.

И еще. По ходу разговора у Виктора исчезло ощущение, что парни – с сумасшедшинкой. Так казалось именно потому, что они занимались делом, не сулившим барыши, у них совершенно отсутствовал принцип современного дружества: ты – мне, я – тебе.

Да, действительно, все правильно: много грехов совершает человек, он ищет Бога, но не находит, потому что очень горд, под себя хочет Бога найти. А нужно стать как дети – и Бог сам войдет в сердце. Все правильно. А эти парни и правда уже стали как дети, и в нем, в Викторе, увидели такого же ребенка. Поэтому Бог и соединил их. И не нужны никакие попы, которые сплошь продались власть предержащим.

Тут Виктора немного покоробило. Ребята это чутко уловили и тут же исправились, сказали, что безгрешных нет вообще, а у попов особый путь, они тоже могут спастись. Служение в обычной, как сказали парни, церкви – это первая обязательная ступень их очищения. В их – истинной – церкви, в которую звали парни, есть гуру, который окончательно избавился от греха путем истинного очищения. И этот гуру – бывший поп.

Разговор длился больше часа. Подошла официантка и вежливо попросила всех троих покинуть помещение и продолжить свои дебаты в другом месте.

Виктор с ненавистью посмотрел на нее, на пришелицу из ужасного современного мира, где человек человеку волк. Парни же из истинной церкви были настолько миролюбивы и благожелательны, что после небольшого диалога с ними официантка стала извиняться и расшаркиваться, попросила перейти в укромное место – было такое для постоянных или богатых клиентов в небольшом зальчике под пальмой, где были уже не стойки, а столы со стульями.

– Я сама ее из финиковой косточки вырастила, – призналась девушка. – Я скажу хозяину, он вас не будет беспокоить.

Виктор был потрясен тем, как быстро все уладилось. Истинно эти два парня были словно дети. Виктору безумно захотелось стать таким же, прямо сейчас.

– Я не поверил вам сначала, – проникновенно сказал он и заметил, что все внимание парней переключилось на официантку. Виктор готов был расплакаться. – Простите меня! Я даже не спросил, как вас зовут.

Первый уже вручил анкету официантке, та заинтересованно спрашивала, что да как…

– Земное имя не имеет значения, – суховато ответил второй. – У всех будут другие имена, небесные. Мы обращаемся друг к другу «брат» или «сестра». Но это очень ответственное имя. Мы не даем его первым встречным.

– Я и не прошу… – растерялся Виктор.

– Все придет в свое время, – замял оплошность второго первый. – Сейчас можешь называть нас серафимами…

– Это имя? – удивился Виктор и мысль о сумасшедшинке снова вернулась к нему.

– Это наше олицетворение.

– Понятно… И что же мне делать дальше?

– Дальше с тобой нужно работать, – сказал первый, плавно перейдя в разговоре на «ты». – Ты избранный…

– Вы обещали помочь найти Ольгу, – перебил Виктор.

– Она сама найдется после того, как ты очистишь себя.

– Но это долго…

– Ребенок рождается через девять месяцев – как же ты хочешь нарушить закон? – Сухость появилась и в голосе первого.

– А пошли вы в жопу! – неожиданно для себя самого вновь ругнулся Виктор. Он поднялся с удобного стула и пошел к выходу, не оборачиваясь. Он уже знал, что стоит обернуться – они снова его обаяют.

– Брат, брат! – крикнул вслед, кажется, первый.

– Тамбовский волк тебе брат! – Виктор стиснул зубы и не обернулся.