Текст книги "Нечаянные грезы"
Автор книги: Наталья Калинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)
Вадим произнес эту тираду безо всякого выражения, и Муся догадалась, что у него начинается очередной приступ черной депрессии. Стоит в это время пойти ему наперекор, он может превратиться в настоящего зверя. Однажды уже был такой случай, причем виной всему был какой-то житейский пустяк. Они с Ванькой лишь чудом остались в живых.
– Хорошо. Иду. Спокойной ночи, Алешенька.
Муся сделала шаг в сторону двери.
– Но ты же сказала, что мы уедем, Марыняша, я не могу жить без тебя.
– Я… я пошутила. – Она зажмурила глаза, чтобы никто не видел ее слез. – Я слишком много выпила сегодня. Спасибо тебе за все.
– Нет, я не отпущу тебя! – Алеша схватил ее за локоть. – Ты не шутила, Марыняша. Ты боишься его. Почему?
– Он… он твой отец!
– У меня нет отца. Я круглый сирота, Марыняша.
– Нет, Алеша, ты не сирота, потому что я… Послушай, если тебе будет плохо, всегда обращайся ко мне. Я…
Она задохнулась от полноты чувств.
– Мне сейчас плохо. Очень. И я обращаюсь к тебе. Не отталкивай меня, Марыняша.
Внезапно Вадим сделал выпад правой рукой, и в следующую секунду Алеша очутился лицом вниз на лестничной площадке.
– Если хочешь, чтоб он остался жив, пошли со мной. – Вадим больно стиснул ее предплечье и подтолкнул к двери.
– Я не пойду! Что ты наделал? Я буду кричать! Помогите! Он силой втолкнул ее в квартиру и щелкнул задвижкой.
– Я знаю несколько десятков подобных приемчиков. Половина из них смертельны. Думаешь, почему я выжил в Афгане? Мария-Елена, я не шучу, поняла?
– Ты чудовище, – прошептала она. – Как я могла выйти за тебя замуж?
– А что тебе оставалось делать? Если бы ты не вышла за меня замуж, я бы убил Алешку. Не притворяйся, будто ты этого не знала. Еще скажи спасибо, что я не лезу к тебе в постель.
– Если ты посмеешь сделать это, я… я тебя убью.
Он посмотрел на нее со злой насмешкой.
– Когда-то ты первая предложила мне себя. И нам было очень хорошо. Разве не так?
– Да. Нам с тобой было хорошо когда-то. Но с тех пор многое изменилось. Пожалуйста, пусти меня к нему.
– Иди. Я тебя не держу. – Он отпустил ее. – Но ты об этом пожалеешь.
Муся распахнула дверь на лестничную площадку и столкнулась нос к носу с Алешей. Его лицо было залито кровью.
– Отойди, Марыняша. Я должен сказать этому типу, что он все равно тебя потерял. И что я его ни капли не боюсь. У меня для него вот что есть!
Он выхватил из кармана револьвер и нацелил дуло в лицо стоявшего за спиной Муси Вадима.
– Не надо, прошу тебя. Ты никогда себе этого не простишь! – сказала Муся.
– Я не прощу себе, если позволю этому ублюдку и дальше измываться над тобой. Марыняша, ты идешь со мной!
В этот момент из глубины квартиры раздался Ванькин радостный вопль, и в следующую секунду он очутился в прихожей.
– Наконец! Я так давно жду тебя! Почему ты к нам не приходил?
Он кинулся было к Алеше, но Вадим на ходу схватил его за плечи и поднял в воздух.
– Пусти! – Ваня отчаянно колотил его ногами. – Ты мне надоел! Чтоб тебя черти забрали! Ой, ты делаешь мне больно! Мама, скажи, чтоб этот козел меня отпустил. Мне ужасно больно!
– Ты можешь идти, Мария-Елена, а он останется со мной. Он мой родной сын, – таким же бесстрастным голосом сказал Вадим.
– Не оставляй меня с ним, мама! Я его боюсь! Алешка, помоги! Стреляй же в него скорей! Ой, мне уже совсем невмоготу терпеть!..
Андрей Доброхотов, он же гражданин Швеции Паул Хендерсон, нашел Мусю в Москве благодаря счастливому случаю. Тогда, когда уже потерял всякую надежду ее отыскать.
Дело в том, что она стала Соколовой, к тому же сменила однокомнатную квартиру в Чертаново на двухкомнатную в Крылатском. Вернувшись из N, где Андрей не просто побывал на могиле своей Карменситы, но еще и пожаловался ей, что не может осуществить свой план мести, он встретил в ресторане отеля знакомого – летели рядом в самолете и даже успели обменяться визитками, – и тот предложил ему сходить в ночной клуб.
– Я слышал, там выступает шикарнейшая блондинка. Прямо-таки пальчики оближешь. Изображает Мэрилин Монро, а сама, говорят, еще аппетитней оригинала. На мой взгляд, американка слишком грузна и коротконога. Разумеется, в середине века была несколько иная эстетика женского тела. У этой, насколько я понял, ноги растут из ушей. Взгляните сами.
Он протянул ему буклет, на обложке которого красовалась Муся. Она была в узком купальнике и в облаке подхваченного искусственным ветром легкого белоснежного шелка. Вернее, это была Мэрилин Монро конца двадцатого столетия – длинноногая, узкобедрая, с такой же обворожительно таинственной улыбкой и вызывающе прекрасной грудью. Разумеется, Андрей не узнал в этой девушке с картинки Мусю Берестову, которую помнил голенастой школьницей, краснеющей от самого невинного прикосновения.
– Ничего себе штучка. Я всегда говорил, что красивей русских женщин нет в мире. – Он вспомнил свою Карменситу и чуть не прослезился – к тому времени Андрей уже был здорово навеселе. – И темпераментней тоже. Эх, дружище, другой раз кажется, будто у них внутри мотор. Бывает, он крутит на таких оборотах, что дух захватывает.
– Интересно. Очень интересно. – Эрику Фергюссону, знакомому Андрея, было лет шестьдесят, если не больше, но, судя по всему, он еще находился в отличной сексуальной форме. – Вам, очевидно, приходилось иметь дело с русскими женщинами?
– Нет, – поспешил ответить Андрей. – Но мне рассказывал приятель, которому я очень доверяю.
– Мне кажется, эта девушка достойна того, чтобы истратить на нее пятьдесят баксов. Такова стоимость входного билета, в который включен фирменный коктейль «Мэрилин». Я слышал, настоящая мисс Монро хлыстала джин с томатным соком. Что касается меня, я эту пакость терпеть не могу. Может, прихватим с собой бутылку водки? В заведениях подобного рода выпивка стоит бешеных денег.
Прежде чем отправиться в клуб, они распили пол-литровую бутылку «Абсолюта» и взяли с собой еще одну такую же.
Андрей узнал в этой прелестной блондинке Мусю Берестову тогда, когда она пела «Я умру от любви» и по ее щекам катились самые настоящие слезы. Он вдруг увидел лицо девочки из своей юности, льющей горькие слезы над попавшей под машину собакой. Тогда он вдруг почувствовал к Мусе такую пронзительную жалость, что ему захотелось заслонить ее от этого жестокого мира. Он был старше ее на семь лет, и настоящей дружбы между ними не получилось. Любви почему-то тоже, хоть она ему очень нравилась. Сейчас он понял с невыразимой тоской, что очень хочет эту женщину.
Фергюссон наклонился к нему и сказал:
– В прошлом году я был в Лас-Вегасе. В тамошних ночных клубах выступают сплошь толстозадые уродки. Эта словно сошла с картины Энгра. Как вы думаете, она согласится переспать со мной за пятьсот долларов?
– Даже за пять тысяч не согласится, – с уверенностью заявил Андрей.
– Ну, вы не правы. Они все продажные. Вопрос только в цене.
– В России все обстоит по-другому. Русские девушки любят бесплатно или совсем не любят.
– Так я вам и поверил. – Фергюссон недоверчиво усмехнулся. – Эта женщина сексуальна от природы. Таких в наше время становится все меньше и меньше. То есть происходит вырождение, ибо сексуальность есть не что иное, как подсознательная жажда к размножению, что является залогом здоровья любой цивилизации. Наша находится на краю гибели. О, я бы очень хотел переспать с этой женщиной!
К концу представления они распили прихваченную бутылку «Абсолюта», и обоих прилично развезло. Когда упал занавес и Фергюссон вскочил и бросился в сторону ведущей за кулисы двери, Андрей грубо схватил его за руку.
– Не для тебя, свинья, лакомый кусочек! – со злостью сказал он по-русски.
– Что? – не понял швед. – Вы тоже хотите с ней переспать?
– Пошел бы ты к черту! – Он оттолкнул Фергюссона и рванул на себя дверь.
В следующую секунду его схватил за шкирку здоровенный детина и приподнял на несколько сантиметров над полом.
– Простите, но мы с ней дружили в детстве. Я хочу сказать, Мэрилин Монро и я… Тьфу, ее же зовут Маруся Берестова. Она будет рада мне. Скажите Марусе, ее хочет увидеть Андрей, нет, Паул… Черт, лучше ничего ей не говорите – просто пропустите меня к ней в гримуборную.
– Пшел бы ты в задницу, – беззлобно сказал детина и отпустил шкирку Андрея. – И не мешкай.
Он пнул его кулаком в живот, и Андрей снова очутился за дверью.
– Надо было дать ему деньги. Десять долларов. Такова такса во всем мире. – Фергюссон приоткрыл дверь и просунул в нее руку с банкнотой, потом вошел сам. Через полминуты он очутился рядом с Андреем. – Дикая страна, дикие нравы, – пробормотал он, держась за живот. – Пускай в Лас-Вегасе толстозадые бабы, зато там цивилизованное обслуживание.
Фергюссон уехал через несколько минут, а Андрей остался ждать Мусю. Он зашел в небольшой бар-магазин на другой стороне улицы, работавший круглосуточно, заказал черный кофе…
Наконец она появилась в сопровождении двух верзил. Андрей догадался, что это телохранители. Села в тут же подошедшую белую машину. Телохранители вернулись в клуб.
Он вышел на улицу и остановил такси, но его перехватил высокий молодой парень, который сунул шоферу стотысячную купюру. Тут же подъехало второе такси. Андрей сел в него.
Машина с Мусей остановилась возле какого-то ресторана в переулке возле Тверской. Буквы на неоновой вывеске были почти неразличимы. Андрей сумел прочитать лишь второе слово – «сон».
В зале было полутемно и почти безлюдно. Муся уже сидела за столиком с каким-то мужчиной. Перед ними стояло шампанское в ведерке со льдом и блюдо с экзотическими фруктами. Андрей сел за столик у входа и тоже заказал шампанское. Бутылка здесь стоила восемьдесят долларов, но ему теперь было на все наплевать.
Он потягивал шампанское, курил сигарету за сигаретой – прошло два года, как он совсем бросил курить, но сейчас ему необходимо было снять напряжение, которое мешало ему мыслить логически и трезво. Он видел, как тот тип, который сидел с Мусей, клеился к ней всеми возможными и невозможными способами, а она лишь смеялась и пила шампанское.
– Сейчас я засвечу ему между глаз!
Андрей обернулся и увидел парня, который перехватил у него такси. Он вскочил из-за соседнего столика и бросился к тому, за которым сидела Муся с ухажером, но Андрей успел схватить его за руку.
– Она сама может за себя постоять. Успокойся.
– Нет, она не может за себя постоять. Она только делает вид.
– Садись. Я угощу тебя шампанским.
Парень послушно сел, залпом выпил бокал.
– Ты хорошо знаешь эту девушку? – как бы между прочим поинтересовался Андрей.
– Слишком хорошо. Ты представить себе не можешь, как я ее хорошо знаю. Она моя мачеха, понимаешь?
– Тебе крупно повезло, парень. Далеко не каждый может себе позволить такую соблазнительную мачеху.
– Это я познакомил ее со своим отцом. Вернее, если бы не я, они бы с ним ни за что не встретились.
– Выходит, ты ее проморгал. Мои глубочайшие соболезнования.
– Нет, дело совсем не в том. Мой отец был ее первой любовью. Потом они не виделись двенадцать с половиной лет, потому что отец не захотел бросить мою мать и меня. И вот я невольно оказался связующим звеном между ними. Знал бы ты, как я люблю Марыняшу!
Парень выпил еще бокал шампанского, и Андрей заказал вторую бутылку.
Между тем Муся окончательно охмелела. Она хотела встать из-за стола, но качнулась и чуть не упала на ковер. Ухажер успел ее поддержать. Он повел ее в дальний конец зала, где стоял большой диван. Она улеглась на него с ногами, влепила звонкую пощечину своему спутнику, который, очевидно, хотел ее поцеловать, громко рассмеялась и затихла.
– А где твой отец? Почему он отпускает ее одну? Я бы ни за что не отпустил от себя такую сексапилку. Ни на шаг.
– Она своевольная. Она… Нет, мне кажется, все дело в том, что они ломают комедию. Вернее, Марыняша ее ломает. Я не верю, что она спит с моим отцом. И ни за что не поверю. Только почему ей так нравится мучить меня? Как ты думаешь?
– Многие женщины получают от этого большое удовольствие.
– Но она не женщина, а богиня. Разве ты не видишь, что она не такая, как все?
Андрей ухмыльнулся. Дело в том, что Муся чем-то неуловимым напоминала ему его Карменситу. Он и хотел ее так же страстно, как когда-то давно хотел свою Карменситу. Он стиснул кулаки и напрягся. Карменсита умерла. И в этом виновата Маруся Берестова, она же Мэрилин Монро, женщина, ради которой все без исключения мужчины способны предать родную мамочку. Андрей знал, что стоит Марусе поманить его пальчиком, и он превратится в безвольную тряпку, о которую она будет вытирать ноги. А потому прежде, чем это случится, он должен ее убить.
– Да, такая бабенка может совершить переворот в жизни любого мужчины. Своего рода Октябрьскую революцию. Но этого нельзя допускать, понял? Мужчина при любом раскладе должен оставаться хозяином положения.
– Но я не хочу быть хозяином. Пускай Марыняша распоряжается моей судьбой по своему усмотрению. Если хочет, пускай вьет из меня веревки. Я сейчас пойду и скажу ей об этом.
– Постой. Это нужно делать на трезвую голову. Так ты говоришь, твоя мачеха не спит с твоим отцом? Тогда, спрашивается, с кем она спит? С тобой?
– А ты кто такой, чтоб выпытывать? Прокурор? – Алеша смотрел на Андрея почти враждебно. – Да чихать я на тебя собрался. И вообще весь прибор могу положить. Ты что, иностранец?
– Почему ты так решил?
– Сам не знаю. Но ты не похож на русского, хоть и говоришь совсем без акцента. У тебя мозги с целым лабиринтом каких-то подозрительно искривленных извилин. У русского человека не может быть таких мозгов… А ну-ка предъяви паспорт.
– Забыл дома. А ты что, из стукачей?
– Дурак ты, вот что я тебе скажу. И все равно я тебя уважаю. Знаешь, за что?
– Понятия не имею.
– У тебя хороший вкус. Я бы даже сказал – отменный. Потому что тебе тоже нравится моя Марыняша. Я обязательно приглашу тебя на нашу свадьбу. Хотя ты, дядя, наверняка боишься высоты.
– Ты летчик? – с неожиданным любопытством спросил Андрей.
– Потомственный. Мой дед тоже летал. Правда, на всяких тихоходных «тушках». Был воздушным извозчиком. А я… Впрочем, это военная тайна.
– Ты служишь в ВВС?
– Предположим. Что дальше?
– А то, что мы с тобой воздушные братья. – Андрей вздохнул, только сейчас осознав, как много потерял, совершив добровольную посадку. – Черт, я так рад, что встретил тебя. Официант, еще шампанского. Я ведь тоже летал когда-то на «МИГах». И все было так здорово, пока я не встретил ее. Они все были уверены, что я погиб. Она, между прочим, тоже. Я, конечно, свинья, что не послал ей весточку, но в то время это было за гранью возможного. Карменсита, любимая, прости меня.
– А, ты тоже любишь Блока. – Алеша вздохнул. – Знаешь, когда я в первый раз увидел Марыняшу, я понял, что она была героиней всех моих стихов. Но почему она поступила так странно? Как ты думаешь?
– Женщин всегда очень трудно понять. Но их нужно учить. Ты должен убить ее за это.
– Мою Марыняшу? Но я не смогу без нее жить! Да и зачем мне без нее жить? Нет, я ни за что не смогу убить мою Марыняшу.
– Значит, ты настоящий слабак. Если бы моя девушка вышла замуж за другого, я бы убил их обоих.
В данный момент Андрей безоговорочно верил в то, что смог бы убить свою Карменситу. Хотя эта мысль пришла ему в голову впервые.
– Нет, нет. Я прощаю ей все, что она сделала. Слышишь, Марыняшенька, я все тебе прощаю. – Он обращался в сторону дивана, на котором она спала. – Но иногда я вижу в кошмарах, как ты его целуешь, ласкаешь, и тогда… тогда мне кажется, что я способен пролить чью-то кровь.
Они распили еще бутылку, при этом почти совсем не пьянея. Скоро их попросили покинуть помещение – ресторан закрывался. Муся прошла в нескольких шагах от них, устало опираясь на руку пожилого мужчины. Она их не видела – в зале уже погасили свет. Возле входа ее ждала белая «Тойота», которая рванула с места, едва за Мусей захлопнулась дверца.
– Прощай, друг, – сказал Алеша и остановил синий «жигуленок». – Правда, у меня в кармане всего двадцать тысяч, но этого наверняка хватит. Я встречу ее у двери – они поедут через центр, а я знаю более короткий маршрут. Ты совершенно прав: я должен с ней серьезно поговорить. Может, еще увидимся.
Они обменялись рукопожатием, и Алеша хлопнул дверцей.
Спустя минуту Андрей поймал такси и велел водителю ехать следом за синим «жигуленком». Он решил действовать по обстоятельствам.
– Мама, почему ты не хочешь меня обнять? Ведь я твоя дочь… Ты даже оттолкнула меня, когда я хотела тебя поцеловать. Разве ты мне не рада?
– Нет. Ты не оправдала моих надежд. Я возлагала на тебя огромные надежды.
– Прости, что так вышло, мама. Мне хотелось найти счастья в любви.
– В любви его не бывает.
– Это очень жестоко, мама.
– Это правда. Ты была умненькой девочкой. Я хотела, чтобы ты поступила в университет и занималась наукой. Я надеялась гордиться тобой, а вместо этого я тебя стыжусь.
Муся видела, как мать удаляется от нее, превращаясь в расплывчатое темное пятно. Ей хотелось ее удержать, обнять, вымолить прощение, но руки ее не слушались.
– Моя мать тоже была ненормальной, – сказала Мэрилин, мерцая в темноте своим ослепительно белым платьем. – Она ни разу в жизни не поцеловала меня. А мне так не доставало материнской ласки. Мне не доставало ее всю жизнь. И я всегда чувствовала себя обделенной и несчастной…
Муся открыла глаза и увидела Угольцева.
– Павел, – прошептала она едва слышно. – Я боюсь умирать. Там… там еще хуже, чем здесь. Она не простила меня, Павел.
Он прижал ее руку к своей мокрой от слез щеке и закрыл глаза.
…Мэрилин вытолкнула ее на освещенную светом юпитеров площадку и сказала:
– Ты должна изобразить страстно влюбленную. Ты знаешь, как это бывает? – Мэрилин презрительно хихикнула. – Что касается меня, то я давно забыла, а может, и совсем не знала, как это бывает. Мужчины не позволяли мне насладиться чувством любви – они сразу волокли меня в постель. А мне хотелось чистых поцелуев, таких же невинных ласк. Как в раннем детстве. Но у меня его тоже не было. Начинай же. Вон твой партнер.
Вадим шел навстречу Мусе и застенчиво улыбался. Он был таким, каким она увидела его в самый первый раз. Она бросилась ему навстречу, но вдруг вспомнила, что ей уже не шестнадцать, а двадцать девять. И остановилась.
– Мотор! – услыхала она голос Мэрилин. – Иди и врежь ему коленкой в пах. Да посильней! Они все это заслужили.
– Алеша, Алешенька, – шептала Муся. – Я сыграю эту сцену с тобой. Только погасите юпитеры и опустите занавес. Ведь жизнь не кино. Где же ты, Алеша?..
– Он скоро придет, – сказал Угольцев, заботливо поправляя ее подушку. – Потерпи немного, родная.
– Не могу, Павел. Он придет, а я уже буду там. Я хочу видеть его здесь.
– Приехал Старопанцев. – Угольцев кивнул в сторону двери. – Можно ему повидаться с тобой?
– Да. Я хочу сказать ему, что я его очень люблю. Но только не так, как женщина должна любить мужчину. Павел, а ты знаешь, как женщина должна любить мужчину?..
Старопанцев опустился на колени перед ее кроватью и сказал:
– Я сделал визу. Через два часа мы улетаем в Гамбург. Я связался с одной частной клиникой – там великолепные специалисты. Марусенька, родная, ты не умрешь – я обещаю тебе!..
– Умереть – это совсем не страшно, – услыхала она голос Мэрилин. Та сидела на траве под деревом, широко расставив обтянутые в узкие белые брюки ноги и делала наклоны вперед. – Куда страшней остаться живой, но с мертвой душой. Тогда все, что ты делаешь, кажется бессмысленным и никому не нужным. И еще создается ощущение, будто ты дюйм за дюймом проваливаешься в холодную черную яму…
– Я никуда не поеду. Но я рада, что ты пришел. Помнишь, ты сказал, что у него не хватит духу меня застрелить?
– Я утоплю этого сопляка в дерьме! – Старопанцев громко скрипнул зубами. – Я достану его везде!
– Это был Божий промысел, Саша. Прошу тебя об одном: сделай так, чтоб я могла его повидать. Мне… мне осталось недолго.
Старопанцев выругался и выскочил за дверь.
«Ванька… Что будет с ним? Я должна была попросить Сашу позаботиться о Ваньке. А Вадима наверняка засадят в психушку…»
– Это не самое страшное место на земле, поверь мне. – Мэрилин валялась в гамаке, висевшем над краем обрыва. – Однажды я прекрасно провела там времечко. Я чувствовала себя в безопасности, понимаешь? Дело в том, что врачи шпионили друг за другом, и если бы кто-то из них посмел ко мне приставать, остальные бы слопали его живьем.
Мэрилин откинула плед и спустила на землю ноги. Она была босая, в простеньком ситцевом сарафане и еще не тронутыми пергидролью волосами.
– Эй, не смотри на меня так удивленно. Я еще не Мэрилин Монро, а Норма Джин Бейкер. Это мое настоящее имя, хотя я и не могу сказать точно, был ли моим отцом этот старый прохвост Бейкер. И вообще я еще вся настоящая. Я только что целовалась с парнем, который мне ужасно нравится. У него такая шикарная машина! Но предки ни за что не позволят ему жениться на мне. Ведь я девчонка с помойки, а он единственный отпрыск состоятельных родителей. Правда, сейчас я пока не знаю об этом. Я еще надеюсь, что он введет меня в свой роскошный дом, уложит на высокую постель с тонким чистейшим бельем, и мы будем заниматься красивой чистой любовью. Потому что этот парень – мой первый мужчина. Вернее, он мог бы им стать. Но не стал. – Мэрилин грустно усмехнулась. – Наверное, потом, когда я стану знаменитой Мэрилин Монро, он пожалеет об этом. Может, даже напишет книгу о том, как целовался и занимался любовью с секс-символом Америки. Они все пишут про меня черт знает что. Но ты им не верь. С этим парнем я только целовалась. Что может быть лучше чистых поцелуев?..
Ее губы дрожали. Она провела по ним кончиком языка и открыла глаза.
– Алешенька, я такая счастливая. Прости, что не могу обнять тебя.
– Марыняша… Я сам не знаю, как это у меня получилось. Меня словно кто-то за руку схватил и заставил сделать это. Я… я не мог себе представить, что смогу выстрелить в тебя. Тебе очень больно, Марыняша?
– Совсем не больно. Откуда ты взял? Мне очень хорошо. Я попрошу Старопанцева, и он возьмет самого лучшего адвоката. Алешенька, тебя обязательно оправдают.
– Нет, Марыняша. Я не хочу, чтоб меня оправдали. Я хочу пострадать.
– Глупый. А как же я? Что я буду без тебя делать? Хотя я… Да, они сказали, что я должна умереть. Вернее, я поняла это по лицу Павла и по тому, как вел себя Старопанцев. Алешенька, я прошу тебя, не бросай… Он не позволил договорить ей последние слова – закрыл ее рот своими горячими трепещущими губами. Она отдалась ему в поцелуе. Ей показалось, будто она испытала оргазм, хотя она знала, что ее тело стало бесчувственным…
– Иди сюда. – Мэрилин протянула ей руку. Она стояла на лужайке, вся в сиянии солнечных лучей. – Я давно тебя жду. Нам будет очень весело вдвоем.
Муся изо всех сил цеплялась за скользкие стены темного туннеля. Силы были на исходе, к тому же в туннеле был такой холодный ветер. А там, на лужайке, было тихо и тепло. И так покойно.
– Не мешкай. Здесь каждое мгновение – вечность. И все они прекрасны. Здесь нет страданий. Разве ты не устала страдать?..
Ей уже слепил глаза яркий свет. Она с трудом повернула голову назад и увидела Алешу.
– Прости, Мэрилин, но я не могу, – прошептала она и соскользнула на пол. Алеша подхватил ее на руки – это она еще помнила – и понес назад.
– Надежда есть, но, рассуждая чисто по-человечески, я бы пожелал ей смерти. – Врач смотрел на Старопанцева бесстрастными близорукими глазами. Его левая рука чертила в блокноте неправильной формы геометрические фигуры. – Вы сообщили ей о том, что ее муж повесился?
– Она уже знает. Хотя ей никто не мог об этом сказать.
– У меня создалось впечатление, что она почувствовала нечто вроде облегчения. Они не ладили между собой?
– Они были абсолютно чужими людьми. Дело в том, что они прозевали свой звездный час.
– Все это поэтическая ерунда. Скажите, а тот молодой человек, который не отходит от ее кровати, он ей кем доводится?
– Ее пасынок. То есть сын ее покойного мужа.
– Вот оно в чем дело. – Врач снял очки и несколько раз зажмурил утомленные глаза. – Выходит, она была ему хорошей мачехой. Что ж, всякое случается на этом свете. Бывает, приговоренному к смертной казни не просто даруют помилование, а еще и выпускают на свободу. Знал я и такие случаи.
В самолете Андрей напился до полного бесчувствия. Плохо ему стало уже на подходе к Стокгольму.
«Скорая» ждала возле трапа. Санитары чуть не перевернули носилки, когда засовывали их в машину. Андрей пришел в себя на какое-то мгновение и вспомнил то, что так страстно жаждал забыть. Как он подкрался сзади к парню, с которым они пили в ресторане шампанское, схватил его за руку, навел револьвер на Мусину грудь – в самый ее центр, где, он слышал, находится душа, надавил на лежавший на взводе курка палец.
Выстрел прогремел, когда он был уже на лестнице. Он скатился вниз и остановил какую-то машину.
Андрей громко простонал. Он испытывал глубокое раскаяние и тоску.
– Знаешь, дорогуша, а я все равно от тебя не отстану. И рано или поздно ты окажешься рядом со мной. Потому что тебе тоже захочется покоя. В земной любви ты никогда не найдешь покоя. Ну да. Ведь она состоит из вечного беспокойства, понимаешь? – Мэрилин сидела на столике в гримуборной с бокалом шампанского в руке. – Даже когда ты выходишь замуж за человека, которого очень любишь, и он становится только твоим, ты ощущаешь беспокойство оттого, что с каждым прожитым днем краски окружающего мира становятся все бледней, а ваша любовь обыденней. А тебе хочется, чтобы было, как в самом начале, правда? Но так быть не может – и ты рвешь и мечешь и все ищешь чего-то нового, какой-то свежести чувств. Это новое тоже скоро становится старым. Увы, дорогуша, так устроена жизнь по ту сторону туннеля…
– Помнишь, как я танцевала для тебя в поезде? – Муся пошевелила тяжелыми, словно окаменевшими, пальцами левой руки, и обрадовалась пронзившей позвоночник острой боли. – Мне кажется, я смогу повторить этот танец на «бис». Разумеется, если ты попросишь меня об этом. – Она сделала невероятное усилие и приподняла руку на целый сантиметр над одеялом. – Видишь? Это потому, что я знаю наверняка: наша любовь не постареет, не превратится в привычку. Ты оказалась не права, Мэрилин. Но я уверена, ты будешь радоваться вместе с нами…
