355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Наталия Нестерова » Аукцион Грёз » Текст книги (страница 8)
Аукцион Грёз
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 15:56

Текст книги "Аукцион Грёз"


Автор книги: Наталия Нестерова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Пока я рассматривал “Левиафан”, мне в голову пришла пара созидательных мыслишек, и я хищно хмыкнул.

Вдохновленная Лилия пела соловьем, попутно разъясняя, отчего и почему мы тут не сделаем посадки и не побродим в мрачных недрах дряхлого корабля.

Кстати, девушка уже включала пару раз запись. Видимо, знала, что к этому моменту устанет.

Я еще раз нашел взглядом Мариту, мельком извинился перед Бобом, который продолжал втолковывать мне что-то важное, и побрел в рубку, к Лилии.

Не могу сказать, что команда встретила меня с распростертыми объятиями. Но пара минут брани вполголоса и тычков, уточнений у Лилии, кто я и зачем пришел, и я в рубке. Там было сильно перетоплено. Лилия сидела около пульта бортовой коммуникации, встрепанная, румяная, в тонкой майке с рисунком пальмы, дельфина и морской волны, обставленная чашками с чаем и кофе и обложенная толстыми справочниками, пестрящими закладками. Тут же имелся включенный портативный компьютер, электронные книги, и прочие приспособления, необходимые для экскурсовода.

Но в данный момент пассажирам поставили музыку, а Лилия испуганно спросила:

– Крис? Вы тут?.. Что случилось? Я могу вам помочь?..

Я уже понял, что оказался некстати. А потому, вместо того, чтобы зависнуть с девушкой (под бдительным присмотром мрачного долговязого старпома-пилота в другом углу рубки), задал пару несущественных вопросов, выпросил полчашки кофе, похвалил ее профессиональные навыки, и ушел.

Стало еще противнее.

После “Левиафана” мы сменили курс и пошли к дому. Экскурсия завершалась.

Время от времени Лилия комментировала, над какими красотами пролетает модуль – плато Стеклянных Деревьев, ущелье Навсегда, Горы Безнадежности, пик Белой Старухи, река Медленной Смерти. Местные названия – это что-то.

Река текла, собственно, между двумя хребтами впечатляющих Гор Безнадежности, которые должны были смениться Плоской Равниной. Естественно, это была не вода, а местная дымка в сочетании с поземкой, которая, в силу специфической розы ветров, направлялась в длинное узкое ущелье. Но сверху это все смотрелось именно как река. Медленная.

А вот дальнейшее произошло очень быстро.

Воздух вокруг нас вдруг разредился до едва приемлемого для дыхания, и прямо вокруг модуля повисло знакомое серебристое марево. Музыка в динамиках поперхнулась, Лилия звонко скомандовала:

– Уважаемые пассажиры, просим срочно спуститься в трюм! Срочно, незамедлительно! Пожалуйста, сохраняйте спокойствие… пожалуйста, срочно спуститесь в трюм!…

Я задержался, чтобы помочь даме спуститься. И вот тут…

***

…Да. Славно полетали.

Собравшись в комок, оглушенный ревом ветра, я ощутил, что, несмотря на великолепную защиту, начинаю замерзать. Досадливо дернулся, упрекнув себя за то, что пренебрег комбинезоном с подогревом, а сделал ставку только на теплоизоляцию и блокирующие молекулярные застежки. Поковырялся, выпрастывая универсальный комби-браслет. Подержал его на воздухе. Пригляделся к подсветке – минус сорок два. Если в ближайшее время я не начну двигаться, вырабатывая тепло, я не быстро, но успешно замерзну. В самой высокотехнологичной защитной одежде, предназначенной для минусовых температур. Но минус минусу, знаете ли, рознь.

Буран не утихал, и я снова свернулся в клубок, в деталях вспоминая последние полчаса полета. Там было что-то, нужное мне.

Сведения о “Левиафане”…

О Грезе…

О слоте…

Вот оно. “…Ближайшая от нас фактория в настоящий момент находится приблизительно в шестидесяти километрах к югу. Это самая маленькая фактория на Грезе. Мы осмотрим ее с воздуха, если позволит видимость, и затем, через два часа полета, к ужину вы будете в своей гостинице”.

Память выдала цитату слегка осипшим голоском Лилии.

Шестьдесят километров. С учетом направления и скорости движения модуля, меньше. Пройду ли?.. В любом случае, надо дождаться окончания непогоды.

Крошечный компас оптимистично показывал красным клювиком направление в непроглядную снежную круговерть.

Я снова начал терзать браслет. Навигатор там был, и даже Грезу я туда завел, еще на подлетах к планете. На всякий случай. Но навигатор был не самого свежего выпуска, и со слабенькой батарейкой, хотя и умилительно компактный. Мне планетное ориентирование требовалось редко.

Навигатор работал; как я понял, сказанное Лилией подтверждалось. Я запросил свои координаты – маленькая точка одиноко торчала посередине белого пятна мониторчика. Уменьшил. Еще уменьшил. Дал максимальное уменьшение…

Почти точно к югу и вправду была обозначена еще одна точка. Компьютер пояснил, что там та самая маленькая фактория, Палестра, и при ней – всего два карьера на триста старателей. Погрешность этого ручного устройства была непомерно высокой, до полукилометра, но по мере приближения к цели должна была корректироваться.

Пока я размышлял и определял свое местонахождение, координатор пискнул и перешел в ждущий режим. Какая-нибудь атмосферная аномалия перекрыла доступ к спутникам связи Грезы. Ну да ладно.

Я охлопал карманы. Все мое при мне, даже фильтр, тонкая короткая трубочка, которая могла очистить воду до приемлемого состояния. Если вода, конечно, будет; а вот тепловой фонарик, увы, я не пристегнул карабином внутри кармана шубы, и он потерялся при падении. Поначалу мне это не показалось большой утратой.

…Пережидать пришлось дольше, чем я рассчитывал. Глаза я защитил меховым отворотом. Но пальцы, даже в мембранных перчатках и меховых варежках поверх, все равно немного покалывало, а потому я сжимал и разжимал кулаки.

Через тридцать две минуты слот словно выключили, и я понял, почему я поначалу так славно согрелся – я упал в рыхлый сугроб, и меня замело; а потом замерз – снежный буран прекратился, и весь снег попросту сдуло могучим ветром.

Последний раз царапнув землю ледяным когтем, слот умчался в другое место, которому я от души не позавидовал. Краткосрочность была единственным достоинством этого замечательного явления природы. Впрочем, в баре говорили, что временами слот бушует и по трое суток.

Я осторожно приподнял голову, отогнул козырек, осмотрелся.

Ледяное плато с чем-то вроде сверкающих прозрачных ледяных барханов, под одним из которых я и ютился. Это, видимо, Плоская Равнина.

Светило еще достаточно высоко; видимость после слота отличная. И тем не менее, оглянувшись вокруг, я ощутил явственный приступ паники. Ну почему Марита молчит?.. Где она? Судя по отчетам коммуникатора, даже сообщение пока не получила…

Медлить больше нельзя.

Я не смог не признать, что, будь я без меховых штанов и тулупа, треуха и варежек, в одном комбинезоне, мне пришлось бы много хуже. Технологии технологиями, а традиции иногда себя совсем недурно проявляют…

На Авроре, славящейся холодными снежными зимами, практически в каждом доме неприметно, но присутствовала дровяная печечка. На всякий случай, знаете ли. Этот народ здорово намерзся за свою историю, и не хотел рисковать, даже обладая атомными батарейками.

Дуэт комбинезона и меховой одежды давал надежду.

Слава Року, маска у меня была специальная, она не обледеневала и почти не мешала дыханию, хотя и не согревала поступающий в легкие воздух.

Я встал, размял руки и ноги. Пришлось оперативно решить вопрос избавления от выпитого на борту чая и кофе, что, невзирая на специальные ширинки как комбинезона, так и меховых штанов, меня не порадовало. Процедура доставила необычные ощущения.

Дома… то есть в Бриллиантовом карьере, все давалось как-то проще.

Я тщательно оправился, и быстро пошел на юг, решив, что плюс в моей маленькой физиологической прихоти был один. Я убедился в сохранности и целостности себя, любимого, хотя впечатляющий синяк в паху, несомненно, созревал. Но двигаться он почти не мешал, и слава Року.

О том, что может назреть более глобальная физиологическая проблема, думать не хотелось.

Если Марита сможет меня разыскать, то ей все равно, где я.

Если с ней или со связью что-то случилось, то мои шансы на спасение будут выше, если я все же начну движение.

По большому счету, я бы не сказал, что как-то чересчур встревожился. Батарейки в моих ботинках были практически вечными; на то, что связь с Маритой возобновится, надежда все же была немалая. Я повеселился, представляя, как моя женщина засуетится, обнаружив, что, увлеченная свежим кавалером, буквально упустила меня из-под носа. Поведение Мариты в экстремальных ситуациях я изучил очень хорошо, и был готов вот-вот услышать шум приближающегося модуля, если надо – захваченного пиратским нахрапом.

Впрочем, я не был уверен, с собой ли у Мариты мой сканер. Сообщение-то она получит, а вот сумеет ли немедленно осуществить поиск?..

Поблагодарив гены деда, позволившие мне достаточно быстро отлежаться и оправиться от двух ударов – по голове, и об планету (который все же был, невзирая на мощный боковой ветер, пушистый снег и мою ловкость), я двинул в путь. Если я все запомнил верно, и расстояние и направление, то пройти шестьдесят километров по ровной ледяной плоскости мне по силам.

Требовалось добыть воды. Я пошарил по карманам комбеза и нашел тонкую пластиковую упаковку от документов. Натолкал в нее снега и сунул между дохой и комбинезоном, рассчитывая, что рано или поздно будет вода. Немного, так как пакетик был маленьким, но это лучше, чем совсем не пить. А других способов топить лед, раз я потерял тепловой фонарик, у меня не было.

И с достаточным оптимизмом двинулся в путь.

…Я даже не помнил точно, когда решил, что везение мне изменило, и я умираю. Когда упал, поскользнувшись на льду, и чувствительно ушибся коленом?.. Когда, прихрамывая, доковылял до края Плоской Равнины, и обнаружил, что она завершается неывсоким обрывом, с которого, чтобы удерживать направление на факторию, мне пришлось спрыгнуть? А под обрывом простиралось бескрайнее поле рыхлого снега… Или же я отчаялся, когда понял, что торить путь в вязком сугробе мне по пояс я могу со скоростью пару шагов за десять минут?..

Когда почти ослеп от бесстрастного сияния Грезы, в тысячный раз пожалев, что положил свои защитные очки на подоконник в трюме прогулочного модуля?..

Когда чуть не рехнулся от желания поесть снега, полизать льда… так как жалких капель, которые я мгновенно высасывал через фильтр, едва хватало…

Но снег и лед Грезы… такое пополнение жидкости в организме в первую очередь вызывало тошноту и помутнение сознания, а потом отравление и смерть. Триста миллилитров местной нефильтрованной воды были смертельной дозой. Здесь ходили по яду, который оставался неопасным только при значительных отрицательных температурах.

Но даже граммов пятьдесят снега вывели бы меня из состояния понимания реальности.

А рассудок – это самое важное, когда выживаешь. Потому что только он покамест помогал мне сверять направление движения, следить за временем, по возможности, помогать своему телу искать рациональные решения.

Десять раз я доставал коммуникатор, тряс, прикладывал к уху. Потом запретил себе это делать.

Потом закончился парозащитный ресурс маски, и она стала удерживать влагу с моего лица и промерзать. Я чувствовал, как постепенно лишаюсь носа и скул, губ, словом, своей миловидной морды, к которой уже очень привык. Завязанные уши шапки защищали только щеки. Восстановить маску можно было, просушив в тепле, либо сняв, проморозив насквозь и затем выколотив; но я боялся останавливаться. Боялся притормозить, защищая лицо и глаза одной ушанкой. Температура окружающей среды впечатляла.

Я полностью обессилел. Снежная равнина закончилась новым причудливым рельефом, смахивающим на очередной Ледяной лес – снежные сталагмиты, сверху обросшие шапками изморози. Идти стало почти невозможно, так как ровной поверхности под ногами не было, а было нечто вроде ежа из ледяных игл длиной 20 – 30 сантиметров. Иглы эти не могли проткнуть мои ботинки, но замедляли процесс передвижения поисками местечка, куда бы поставить ногу. Я снова упал, подвернув голеностопный сустав – от серьезной травмы меня уберегла только высокая шнуровка и конструкция самих ботинок, но прихрамывал я теперь на обе ноги.

Оглянувшись, прищурив слезящиеся глаза, я отыскал у подножия одного из “деревьев” сугроб относительно мягкого снега и рухнул в него. Я двигался уже часа четыре, на самом пределе сил, на максимальном напряжении нервов. И, судя по всему, теперь мог надеяться только на Мариту, поскольку мой персональный ресурс…

Закончился.

Я не думал, что такое возможно, причем в столь простой ситуации. Темные очки. Подогрев комбинезона. Подогрев перчаток. Фляга с напитком. Тепловой фонарик. Более современная маска. Все это перевесило бы неустойчивую чашу весов в мою пользу. О да. Шестьдесят километров – пустяк. Даже сто.

Лежа сугробе, я подумал, что так педантично теряю силы, умираю, зигзагом перескакивая от оптимизма к отчаянию, пожалуй, впервые. Надо запомнить ощущения на тот случай, если случится чудо.

Смертельно хотелось спать, но спать было нельзя.

А двигаться было невозможно.

– Стерва ты, Греза, – посетовал я вслух. Голос звучал странно.

И все же я, вяло пытаясь встать, засыпал.

…Но перед тем, как плотно закрыть глаза, и отдаться воле Рока, мне примерещился легкий запах “вечного топлива”, огня, жизни. Это был достаточный аргумент для того, чтобы подняться и пойти.

И окончательно вырубился я только тогда, когда меня подхватили чьи-то руки…

***

Я смотрю на себя в зеркало.

Нос прямой, длинноват, пожалуй. За счет носа мой профиль резкий, интересный, хоть на монетах чекань. Овал лица ровный, скулы особенно сильно не выступают. Губы скорее полные, никак не узкие, с четким контуром. Густые темно-коричневые брови. Глаза. Серые. Просто серые. Подбородок рассечен неглубокой вертикальной черточкой-ложбинкой.

И уши. Я бы предпочел более миниатюрное приспособление. И еще – они чуть заостренные кверху. Спасибо деду. Но это надо знать, куда смотреть и что видеть. На фоне разнообразия ушных раковин вида хомо сапиенс, мои – глаз не режут. И даже великоватыми не смотрятся.

Чего мне не требуется – так это другой физиономии.

Я отступаю от зеркала и разглядываю мою новую форму. “Ирбис” в противовес всевозможным погонам, шевронам, аксельбантам и прочим изыскам военной дизайнерской мысли, избрал простой перламутрово-серый костюм-хамелеон.

Однако моя новая форма, форма Конторы, спецподразделения “Летяги”, – это как раз комплект шевронов, аксельбантов, пуговиц, нарядных знаков различия чинов. Почти все цацки украшены силуэтом симпатичного зверька с пушистым хвостиком. Зверька, который может летать.

На балах мы сверкаем и сияем.

В обычной жизни ходим в гражданском. Так положено.

Грядет мой первый бал в Конторе. Собственно, это сводный бал офицеров всех служб, родов войск и подразделений Службы Безопасности при Совете ООН.

Я примеряю парадную форму.

Перчатки ладно облегают кисти рук. Погоны с аксельбантами расширили и спрямили плечи. Широкий ремень утянул талию.

Я отставил локоть, как будто рядом со мной дама, и…

… Год мы с Анджелой вместе. Я пришел в Контору как раз сразу после прошлого бала. И пока все получается так хорошо, что боязно спугнуть удачу. Но…

Как представить Анджи со мной на балу?.. Нас вместе?

На задании – легко.

В постели – и представлять не надо.

В кафе, в информатории, на корабле в ложементе дубль-пилота…

А на балу?

Со вздохом я опускаю локоть. Анджи, по идее, положена дамская парадная форма. Такой же комплект шевронов, аксельбантов, только в звании она пока постарше меня. И прямая короткая юбка. И туфли. Я не видел Анджи в туфлях, так уж получилось. Только в рабочих ботинках. В скафандре. Без всего. Но не в бальном платье.

Мурлычет коммуникатор.

– Крис, ты как, форму получил?

– Получил и уже примерил.

– И как?

Я включаю видео и вожу камерой портативного коммуникатора вдоль себя.

– Бог ты мой! Красавчик! И с кем ты пойдешь?

– Я… еще не думал…

– Тебе надо какую-нибудь хорошенькую девочку. Обязательно с локонами и с юбочкой до пола.

– А ты с кем пойдешь? – я чувствую, как имевшееся во мне, красивом, напряжение, начинает уходить.

– О, я позвала шефа! Обожаю его. В прошлом году его у меня свела какая-то секретарша. А в этом году я никому не уступлю.

Все-таки Анджела чудо.

Естественно, каскад локонов, каблучки и осиную талию я нашел без труда в следующие десять минут.

Анджела пришла в платье и в туфлях. На сногсшибательно высоких каблуках. Сантиметров двенадцать, может, больше. В платье выше колена… нет, ниже ягодиц – всего на ладонь; просторном сверху, с открытой спиной и узком понизу, плотно охватывающем бедра. Весьма экстравагантная мода. Черная бархотка на шее, мускулистые руки задрапированы широкими недлинными рукавами, каскадом стекающими до локтя. Я любовался ею, кружа в танце свою эфирную партнершу.

А Анджела не танцевала – она опекала шефа. Бокалы, тарталетки, лакомые кусочки торта…

Шеф в форме смотрелся более чем импозантно. Портупея, эполеты, аксельбанты. Лысина, метр шестьдесят роста, сто десять кило веса.

Вдвоем они составили лучшую пару вечера.

…Когда я подошел к Анджи чокнуться, то увидел, что на своих стилетах она заметно выше меня. И последние сомнения насчет того, что я что-то делаю неправильно, и в чем-то важном не так давно ошибся, развеялись. Почти развеялись.

Погрешность в сценарии была. Я чувствовал ее.

Но какая?..

Да ладно. Праздник ведь.

Анджела смеется…

Я лью шампанское на горку выставленных бокалов, чтобы оно каскадом заполнило все, до самого нижнего, и тоже смеюсь…

С ней так легко смеяться…

***

Первое ощущение… боль. Адская боль – нос, скулы, подбородок, лоб, словом, лицо. Точно так же нестерпимо жгло кончики пальцев. Тело дало о себе знать во всех травмированных местах – щиколотка, колено, ушибленный при падении бок, голова – особенно с той стороны, куда пришелся удар, пах. Было так всесторонне больно, что я застонал.

В рот тут же полилась тепленькая водичка; я ее жадно глотал. И уже точно знал, в чьей компании нахожусь.

– Расовое братство, братство теплокровных, братство разумных… – проворчал мой спаситель грубым голосом.

Я прочистил горло водой от вязкой слизи, и просипел:

– Эйну?

– Я, – ворчливо отозвался Фрых.

– Ты откуда здесь? – я зашевелился. Эйну снял с меня лишнее, как сумел, но комбинезон, естественно, ему не поддался. В палатке была просто жара, или мне так кажется?..

– Мое Право на Целину, – отозвался эйну. Он явно был чем-то удручен и совсем не рад моей компании.

– Но ты все же меня не бросил? – спросил я.– Спасибо, лохматый…

– Мед. Понимаешь, мед. Мед нам нужен не только чтобы лакомиться, но и чтобы выживать. Мы, можно сказать, симбионты пчел, хотя все и не так примитивно. Мне нужен был любой мед, немного. Ты угостил меня медом, хорошим, цветочным, бармен не надул; а перед этим я две недели выпрашивал мед у всех подряд, – грустно сказал эйну. – Наверное, я не обаятельный. Никто не давал. Поэтому я тебя не съел. А ты уже готов был… в общем-то.

Я ухмыльнулся. Чашка чаю с медом мне спасала жизнь впервые. Доберусь до цивилизации, заведу себе кисет с кусочком сот. На счастье.

Я устроился поудобнее. Я лежал на собственной дохе на полу палатки. В маленьком помещении стоял душный запах мокрой шерсти, запах зверя. Очнуться – это хорошо. Важно, чтобы эйну не передумал, не схлопотать лапой по башке. Хватит уже. Я свою порцию этого блюда получил.

– Ты от Палестры далеко?

– Пятьдесят два километра. Плато хорошее. Наст ровный. На снегоходе ерунда, – ответил эйну. – Но у меня пока нет снегохода. Я сюда, на край Колючего Леса, приехал на наемном, начал копать, поставил палатку. Ну, а теперь-то могу и купить. Хоть пять штук. Теперь сюда пришлют Смотрителей, разметят дорогу и начнут продавать заявки.

– Что, щедро? – спросил я.

Эйну показал лапой в угол.

– Да.

– А медикаменты у тебя есть?

– Человеческих нет, – ответил эйну. – Да и никаких нет. Мы же почти не болеем. Только когда умираем совсем. Терпи. Я думаю, ты живучий. У другого бы нос уже отвалился…

– А у меня? – забеспокоился я. Нос, определенно, был мне еще нужен.

Эйну выудил из блестящей кучи золотое блюдо, наполировал его лапой, и протянул мне.

Ну так себе видок. Нос на месте, но кожа слезет, даже если я доберусь до средств дядюшки Ашо.

Двигаясь с большим трудом, шипя, я достал микроаптечку. Противовоспалительное, обезболивающее. Регенератор, витамины.

Почти весь стимулятор я использовал еще по дороге, но последнюю дозу приберег. Как последний патрон в старинном револьвере. А регенераторный препарат можно было колоть только в состоянии покоя, тепла и хорошо пополнив запас жидкости в организме. А то в движении на морозе он такого нарегенерирует…

Проверил связь – ничего. Впору начинать беспокоиться о Марите… ну где она? Что с ней такое? Тоже мне, прикрытие… или долговязый рохля из рубки умудрился уронить сундук с туристами?..

Нашел крохотную капсулу мази от обморожения. Вскрыл, смазал лицо.

Эйну с интересом наблюдал.

– Да у тебя богато…

– Ну не так уж и богато… – проворчал я, – уже все и закончилось… – и протянул эйну остатки мази. Он подцепил мазь и натер блестящий обмороженный нос, а остатки попробовал рачительно размазать по лысым ладоням рук.

Эти средства действовали очень быстро. Думаю, мишке понравится.

– Есть что пожрать?

Эйну сглотнул.

– Вообще-то, только ты… да не дергайся, шучу. Поделюсь, только с одним условием. Я не хочу бросать палатку. Пойдешь в Палестру – будешь моим представителем. И пока мои дела не сделаешь, останешься там. Связи у меня нет.

Я еще раз осмотрел очень, очень тощего долговязого медведя. Тощего, но уже очень, очень богатого…

– Конечно. Не вопрос.

Эйну порылся в мешке в углу палатки, и протянул мне два бисквита. Ничего вкуснее никогда не ел.

Теперь оставалась одна задача – сделать так, чтобы мой гостеприимный спаситель не передумал, не сожрал-таки меня, любимого. Нельзя дать себя сожрать, пока не найду Анджи. Да и потом – нежелательно.

Что-то снова вертелось в голове, определенно лекция. Лекция по контактам высшей степени с негуманодиными расами. Я считал, что с негуманоидами мне работать не придется, и потому рисовал на последней страничке тетрадки русалок, размышляя, как у них все-таки устроен стык верха и хвоста. Подошел Чеддрик, читавший этот предмет как наикрутейший спец… дал мне по затылку… и два наряда… точно, на бархатцы и на десять кустов сирени… и заставил отвечать… вспомнил! Теперь я точно представлял себе, как вести себя с Фрыхом дальше.

– Так, – сказал я, прожевав первый бисквит, – где ты взял инструмент и кое-какие другие мелочи, я вижу. Положим, батарейку там же. А палатку?..

– В другом карьере, – мрачно сказал Эйну. – Новичок какой-то бросил снарягу и побежал бумажные дела улаживать. Ну, а я…

– А деньги на снегоход, чтобы тебя сюда забросили?

– Еще одного по башке приласкал. Я после меда озарение получил, понял, что тянуть нельзя больше. Или улетать с Грезы, или уж… пожестче… искать ресурсы.

– Ты понимаешь, что мог убить Джека? Намертво его заморозить? Или он пропал бы без снаряжения?

– Да. – Эйну понурился. – Я постарался ближе к утру, когда все уже просыпались… его… того… ну, чтобы его нашли. Охотиться охочусь, съесть при случае могу, но я же не зверь какой.

– Смотрителям в Палестре настучать? Или как? – строго спросил я.

– Нет, давай эту проблемку решим между собой, – вздохнул эйну, ощущая своим куцым пушистым хвостиком, что может лишиться приличной доли сокровищ.

Так оно и было. Правильно чуял.

– Я хочу, – сказал я, – чтобы ты отдал Джеку ровно половину этой вот кучи, после того, как покажешь ее Смотрителям и они дадут разрешение на основание карьера и разметку дороги.

– А он готов будет при Смотрителе подтвердить сделку? Не откажется? – робко спросил эйну. Если две стороны конфликта объявляли о нем, но одновременно и сообщали найденный путь решения – дальше проблем не возникало. Дикая правовая система, но в чем-то удобная.

– Думаю, будет готов, – ответил я.

– Как ты догадался?

– Большого ума не надо, – сердито сказал я. Лицо перестало болеть и теперь просто горело. Ушибы ныли, но это были уже более позитивные ощущения, чем полчаса назад. – Вон его отбойный молоток стоит. Тем более, я нашел там твои волоски. Шерстинки то есть.

– Мои? Где? Когда?

– Около стены, где ты ручным ледорубом ковыряться пробовал. А потом – два плюс два. Только у Джека-то, считай, ничего и не было. По мелочи. Тулуп, инструмент, батарейка, шапка, горелка, фильтр для воды…

– Да… – сказал эйну. – Тут я просчитался… а почему ты Смотрителям не рассказал?..

– Да потому. Ладно, – сказал я. – Сейчас я вырублюсь. Если оживет моя связь, врублюсь. А ты поклянись матерью-пчелой, цветочным лужком и семейным ульем, что не тронешь меня во сне. Хотя я и вкусный.

– Ну откуда ты такой образованный взялся? – с досадой сказал эйну. – Клянусь животворной матерью-пчелой, цветочным лужком и семейным ульем, что не причиню тебе вреда, ни явно, ни тайно, ни в бодрствовании, ни во сне, не трону ни твоей плоти, ни крови, ни в жизни, ни в смерти, и будешь ты мне побратимом… ровно десять дней. Я сказал. – И эйну коротко рявкнул.

– Сойдет, – сказал я. – Теперь, побратим, сделай-ка градус в палатке пониже, а то я испекусь в комбинезоне… – И я отрубился.

…Полная версия этой клятвы длилась минут пятнадцать. Молодец мохнатый, что выбрал короткий вариант, так называемый “битвенный”. Впрочем, длинный вариант я таки наизусть и не помнил…

***

Спал я крепко и без сновидений.

Всегда наступает момент, когда нельзя позволить себе роскоши их смотреть.

*

Глава 7

Поправиться, когда тебе помогают такие лекарства, совсем не трудно. Тем более, что и без микроаптечки я во сне с легкостью залечил бы синяки и растяжения. Подготовка, полученная как в Коридорах, так и в “Ирбисе”, вроде как не подразумевала ломать ноги на ровном… ну хорошо, даже на весьма неровном, скользком и твердом месте. Ушибиться – еще куда ни шло, но никак не ломать…

Проснувшись, я сладко, с усилием потянулся, – и каждый сустав отозвался явственной, хоть и терпимой болью, доказывая, что всего-то восемь давешних километров по местному рельефу – это вам не шутка юмора. Свело на секунду икру; я тихо чертыхнулся, растер, и снова рухнул на пол. Жутко хотелось пить, напиться вволю, и выйти на воздух, и даже непонятно, чего больше!

На воздухе я провел ровно пять секунд, причем без удовольствия, но с пользой; а вода была в котелке в углу палатки, спасибо заботе предусмотрительного мишки.

Я напился и снова упал.

Эйну посапывал в углу.

Вроде больше никакие системы организма сигналы крайнего бедствия не подавали.

Через прозрачное окошко палатки я наблюдал рассвет. Да, так и должно быть. А спал я, видимо, часов шесть.

Связь молчала. Марита не могла со мной связаться. По каким-то неизвестным причинам. Их могло быть десятка два, поэтому я решил не перебирать все возможности немедленно, не накручивать себя. Я временами бываю слишком эмоциональным, это еще птеродактиль заметил; а сегодня мне как никогда требовалась стопроцентная собранность.

Мне и так нереально повезло, если хорошенько подумать.

Теперь везение надо было развить в собственный успех.

Судя по всему, не особенно-то искали меня скудные и малочисленные спасательные службы поверхности Грезы. Я же не богатей с какого-нибудь из Градов, способный оплатить свое спасение… подумаешь, старатель пропал; довольно банальное для здешних мест событие. Впрочем, могли бы и поднять свои задницы, ладно не вчера, во время непогоды, ну так хоть сегодня… примитивная поисковая спираль неизбежно привела бы их сюда.

Я решил дать себе еще ровно полчаса, а потом все-таки окончательно встать. Надо было позаботиться об организме, сделать гимнастику, растяжку, чтобы восстановить работоспособность, и уходить как можно раньше – мне предстояли десятки километров снега и льда до фактории. Возможно, даже ночевка в чистом поле.

Пусть идти придется по ровному, как я надеялся, насту (хотя все в природе весьма относительно – это доказал вчерашний день), но по холоду и довольно далеко. Ох уж мне эта местная специфика….

Хорошо, хоть воды в жидком виде тут не было. Ни подледных рек, ни подмороженных болот, ни коварных горячих гейзеров или скрытых источников, которыми была богата гористая и вулканически активная Аврора. Аврора вся кипела, извергала пар и бурлила. Я накануне не раз и не два ловил себя на подсознательном ожидании подледной водяной ловушки; высматривал признаки источников и ключей…

И не зря. Хотя мне и не грозила вода, зато трещин и каверн было сколько угодно. И еще зыбучие снежники, где нащупать слой наста или льда под рыхлым, рассыпающимся сугробом из твердых песчинок, еще не спрессованных временем – без шансов. Вчера я еле выбрался из одного такого, благо попал на самый край. И еще местные “океаны”, “озера” и “реки” из странной помеси поземки, тумана и снежной пороши. “Вода” стоит невысоко, метр-полтора, два от силы; но идти пришлось бы время от времени полностью вслепую, не видя грунта.

Или вот эта иглистая равнина, где никак не наступить ногой, везде нечто вроде ледяного ежа с острыми и крепкими колючками…

Вспомнилось, как мы курсантами делали контрольный бросок на Авроре. Примерно минус десять днем, скромные минус двадцать пять ночью. Сумасшедший, звенящий кислородом и озоном, хрустальный воздух зимней лесной Авроры.

Зато палаток нам не дали – надо было делать укрытия самостоятельно. Мы должны были пройти с рюкзаками на лыжах двадцать километров по целине, переночевать без палатки, и на второй день пройти сорок, включая один перевал.

Ну зачем нам, в сущности, астронавтам и астроофицерам, такие навыки?.. Решили, вроде как ОФП. Мне бы сейчас широкие лыжи, особенно на том, рыхлом участке…

Аврора – мир хоть и снежный, суровый, но свой. Лед и снег вполне съедобны, это высококачественная питьевая вода. Дичь, немало. Есть деревья, мы и шли главным образом по лесу. Деревья защищают от ветра, дают психологический комфорт. Из сучьев костры делали… из них же – шалашики, а крыли хвоей. Наутро шалашики опять-таки ушли в костры. Горячий чай. Кофе.

Да.

***

Хвойные леса на Авроре…

Хвоя голубоватого, ярко-зеленого, травянисто-зеленого, изумрудного, сизого, красноватого и желтоватого оттенков…

Всех размеров – густо опушенные коротенькими иголками ветки; длинные иглы, редкими пучками торчащие из плотных междоузлий; мягкие душистые иголочки – и на соседнем дереве такие, которые протыкают ладонь насквозь. Ботанику на Авроре приходится изучать всем, с раннего детства и с неотступным рвением. Инопланетянам – экспресс-методом.

Древесина и сучья одних хвойных деревьев горят радостно и искристо, давая высокий столб огня. Мало дыма, много жара и света.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю