Текст книги "И тогда я ее убила"

Автор книги: Натали Барелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 13

Мы скрепили нашу сделку в баре, когда я, глядя в лицо Беатрис, поведала, что сотворил со мной ее роман. Могу сказать, она была рада, искренне рада, что он настолько мне понравился. Мы написали контракт на коктейльных салфетках (Беатрис заявила, что именно так были заключены многие важные договоренности, а потому и для нашего сумасшедшего проекта лучше способа не придумаешь). Контракт был коротким: просто название книги и то, что написала ее Беатрис, но автором буду заявлена я, и что прибыль мы делим пополам. Мы обе неуклюже, как попало расписались внизу на ее экземпляре договора и на моем, и дело было сделано.

– Береги как зеницу ока, поняла?

– Можешь не сомневаться.

* * *

В последующие дни мы с Беатрис погрязли в тайных планах и схемах. Я была одержима своим романом – потому что именно так я думала о нем к тому времени. Как о своем.

Я знала его почти наизусть. Мы проводили бесконечные часы за обсуждением нюансов. Как и предполагалось, я набрала роман на своем компьютере, и когда пришло Рождество, мы были готовы. Распечатанный оригинал мы сожгли в камине у Беатрис дома, забрасывая в пламя стопки бумаги, и устроили из этого целый ритуал. Еще больше времени ушло у меня на то, чтобы поздними вечерами воспроизвести весь текст слово в слово, причем на заднем плане неизменно маячил Джим, который, как ни удивительно, старательно поддерживал мою новообретенную страсть к писательству, хоть и явно был несколько озадачен. Думаю, его действительно впечатлило мое усердие. Он твердил, что не может дождаться, когда прочтет роман, и обо мне можно было сказать в точности то же самое. Я даже изменила кое-что в тексте, совсем чуть-чуть, неуловимо – точку тут, словечко там, и вот так, мало-помалу, история и впрямь стала моей. Я тоже немножко была ее автором.

* * *

– Прости, – говорила мне Беатрис, – но продвижение займет больше времени, чем я рассчитывала.

Дело было почти через три недели после нашего вечера с коктейльными салфетками; мы пили кофе в «Вершине». Когда Беатрис позвонила и предложила встретиться, я должна была бы прийти в восторг, но ее голос звучал так настойчиво, что я поняла: хороших новостей ждать не приходится.

– Не понимаю. Рукопись замечательная. Она… – мне трудно было подобрать правильное слово, – она выдающаяся. Как можно от нее отказаться?

Беатрис не удавалось найти агента, который заинтересовался бы ее романом. Это казалось мне совершеннейшим абсурдом. И чего ждать дальше?

– Все говорят одно и то же: структура у романа сложная, не вписывается ни в один привычный стиль повествования. – Изобразив в воздухе кавычки, Беатрис забубнила монотонно: – «Книга не соответствует требованиям современного рынка».

– Со сколькими агентами ты уже поговорила?

– Пока что с четырьмя. Но они лучшие в своем деле. Именно им я могла бы доверить эту книгу, и если они за нее не ухватились, значит, надо выждать, Эмма.

– Я все равно не понимаю, почему бы нам не обратиться к Ханне, – раздраженно пробормотала я.

– Ты знаешь почему. Ханна – мой агент и обычно не работает с неизвестными писателями. Если она будет представлять книгу, кто-нибудь может заподозрить, что ее написала я. А нам таких подозрений не надо, нам нужен свежачок. Пожалуйста, Эмма, доверься мне. – Она потянулась через стол и накрыла рукой мою ладонь. – Все получится, вот увидишь.

От меня не ускользнула ирония ситуации: это ее проект, ее идея, она приложила столько усилий, чтобы убедить меня участвовать, и теперь именно она воспринимает все как должное, а я разочарована почти до слез.

– Хоть кто-то из них ее прочитал?

– Вряд ли. Агенты – люди занятые. Могли пролистать, конечно, но кто знает…

Беатрис тоже была расстроена. В конце концов, она сама затеяла опасный эксперимент, а теперь он, похоже, заканчивался, не успев как следует начаться.

Она отвела от меня взгляд и принялась изучать салфетку. Мне хотелось дотянуться до подруги, взять за плечи и встряхнуть, крича: «Так мы ничего не добьемся! Почему ты не хочешь как следует постараться? Разве можно настолько легко сдаваться? Да бога ради, ты ведь вроде как эксперт в таких делах!»

Я глубоко вздохнула и наконец пожаловалась:

– Ничего не понимаю. Эта книга – шедевр, и если твои агенты этого не видят, то либо не удосужились ее прочесть, либо запредельно непрофессиональны.

Беатрис снова подняла на меня глаза.

– Честное слово, Эмма, дело только во времени.

– Но предполагалось, что ты сразу найдешь агента. Люди вроде как должны к тебе прислушиваться, так? Разве нет?

Она резко дернула головой, подняла бровь.

– Извини, сама не знаю, зачем это сказала. Совершенно неуместное замечание. – Я, приуныв, откинулась на спинку стула. – Просто новости уж очень плохие.

– Постарайся быть терпеливой, Эмма! Серьезно. Я буду гнуть свою линию. Для таких вещей нужно время. Так уж все устроено, и поверь, я знаю, о чем говорю.

– И сколько времени понадобится?

– Сколько времени? – Она вгляделась мне в лицо, удивленная тем, как плохо я приняла новости. – Не знаю. Может, несколько месяцев.

Я хлопнула по столу ладонью.

– Несколько месяцев?!

– Просто имей терпение. Эмма, да что с тобой такое?

Конечно, она была права: я восприняла проволочку слишком болезненно. Но меня душили сомнения, и внутри поднималась паника. А вдруг Беатрис сдастся и ее замысел умрет бесславной смертью? Чтобы успокоиться, я сделала несколько глубоких вдохов, расправила плечи и взяла себя в руки.

– Еще раз извини. Я просто люблю эту книгу, вот и все.

Беатрис улыбнулась мне.

– Знаю-знаю. Предоставь хлопоты мне, хорошо? У нас все получится, вот увидишь. – Она снова взяла меня за руку. – Через несколько недель попытаюсь еще раз.

– Через несколько недель? Но почему? Почему так нескоро?

– Потому что мне хочется прикинуть, как действовать дальше. Раз уж лучшие в своем деле нас отвергли, нужно соблюдать крайнюю осторожность и хорошенько продумать следующие шаги. Я не хочу загубить проект, понимаешь? Может, сейчас время неподходящее.

– О’кей, – вздохнула я, сдаваясь. – Понимаю, тебе лучше знать.

– Вот именно, мне лучше знать. Не расстраивайся, Эмма, все получится, не успеешь и глазом моргнуть.

«Вот уж вряд ли, если счет пошел на недели, а то и на месяцы, и вообще бог знает, когда дело двинется», – подумала я, но сделала вид, что разделяю ее уверенность, и отмела грусть.

* * *

Мне снились суда на бурной реке. Я в одиночестве плыла на какой-то шаланде, а Беатрис – на большом, напоминающем круизный лайнер корабле в некотором отдалении. Мне отчаянно хотелось к ней. Я размахивала руками, кричала, всеми возможными способами пыталась привлечь ее внимание, но она не замечала меня, а пила себе розовое шампанское и безудержно хохотала в центре небольшой компании. Лайнер был не так уж от меня далеко, и я не могла взять в толк, почему Беатрис меня не видит.

На моей шаланде обнаружились весла. Я схватила их и принялась шлепать по воде в лихорадочной попытке сократить разделяющее нас расстояние, но шаланда не сдвинулась ни на дюйм, потому что я гребла неправильно. Когда я подняла глаза, судно Беатрис превратилось в маленький треугольник вдали, и ужас оттого, что меня бросили, оставили в полном одиночестве и без всякой надежды, был настолько реален, что я проснулась. Сердце быстро колотилось в груди, а волосы стали влажными от пота.

Еще толком не рассвело, но мне не хотелось засыпать из страха снова соскользнуть в недавний кошмар. Я тихонько поднялась и спустилась в кухню сварить себе крепкого черного кофе, которого жаждала всем своим существом. Пока он варился, мысли вернулись к разочарованиям предыдущего дня. На сердце у меня было тяжело с тех пор, как я узнала, что агенты отвергли книгу, – и не только потому, что публикация откладывалась: я боялась, что Беатрис передумает.

Что, если она предпочтет дать роль автора кому-то другому? Тому, кто уже успел издать одну-две книжки. Так было бы легче, верно? Или вдруг она переиграет все целиком и полностью, решив публиковаться под собственным именем? В конце концов, сейчас все уперлось в «неизвестного» автора, и получалось, что проблема именно во мне.

Накануне вечером, еще до того, как обрывки сна слились в полноценный кошмар, я решила, что нужно взять все происходящее под свой контроль. Так или иначе, я ведь и была автором книги. Нельзя сидеть в сторонке и ждать, когда все образуется. Слишком часто я так поступала, и куда это меня привело?

Я начала мысленно составлять список своих любимых писателей – отсюда и надо начать. Следующий час я посвятила тому, что выуживала из этого списка тех, кто работал в том же жанре, к которому относилась и новая книга Беатрис. Наконец в кухню вошел Джим, склонился ко мне и нежно поцеловал в губы.

– Ты уже вся в трудах.

– М-м-м…

Он налил себе чашку кофе. По его поведению я видела, что нынче утром он спешит, что ему не терпится погрузиться в дневные заботы. В новых джинсах, которые я ему подарила, муж выглядел отлично. Осушив свою чашку, он наклонился чмокнуть меня в макушку.

– Увидимся вечером, Эм. Хорошего тебя дня. И остерегайся запястно-лучевого синдрома.

– Ха-ха!

У Джима появилась новая шутка: он стал жаловаться, что я подключена к своему ноутбуку и ему, дабы привлечь мое внимание, придется купить рекламное место на странице поисковика. Очень мило.

Вычислить издателей оказалось куда легче, чем я опасалась, причем у большинства из них на сайтах были указаны контактные лица, электронные почты и номера телефонов. К обеду у меня уже был короткий список кандидатов, сопроводительное письмо и сжатая биография (их я написала сама и осталась довольна результатом), которые я отправила вместе с рукописью по семи адресам издателей.

Я проголодалась даже сильнее обычного и решила, что сегодня подходящий день для говядины по-бургундски. Вроде бы я должна была вымотаться, но вместо этого перевозбудилась и весь остаток дня сперва бегала по магазинам, а потом готовила.

* * *

Я сидела в салоне красоты на стрижке, когда Джим позвонил сообщить мне свои большие новости. Он выпалил, что министерство финансов поручило «Форуму» провести экономическое моделирование определенной области своей политики.

– И это только начало, – заявил Джим. – Таким образом они просто хотят испытать наши теории на своих реальных материалах. Что произойдет дальше, будет зависеть от результатов, но мы это сделали!

Я засмеялась вместе с ним и попросила не кричать в трубку. Джим был так возбужден, что даже дышал с трудом.

– Будем праздновать, – заявил он. – Приходи в «Таверну», встретимся там. Закажем шампанского, и побольше.

Я была рада за мужа, страшно рада, и поэтому подавила легкое разочарование, которое шевелилось где-то в животе каждый раз, когда телефон звонил и оказывалось, что это не один из издателей, которым я написала. Прошло всего две недели, наверняка для литературного мира это вообще не срок, но, по моим ощущениям, я ждала уже полтора столетия, и каждый раз, снимая трубку, чувствовала себя несколько подавленной.

Парикмахер сурово посмотрел на меня в зеркало: надо было заканчивать разговор. Я произнесла одними губами «извините», но маневр не возымел нужного действия. Мастер дал мне это понять, нещадно начесывая, подрезая и дергая мне волосы. Вообще говоря, здешние работники не любили, когда их называли парикмахерами: тут не стригли, а создавали произведения искусства. Во всяком случае, я надеялась, что на выходе получится именно оно, потому что с меня в жизни не брали столько за стрижку.

– Ты должна выглядеть наилучшим образом, Эмма. Придет время, и ты будешь мне за это благодарна, – сказала Беатрис.

Я уже была ей за это благодарна, потому что всю процедуру оплатила она. Мои доходы в последнее время несколько снизились. Я теряла интерес к магазину, редко бывала там и перекладывала все больше и больше обязанностей на Джекки, которая пока не возражала, хоть я и знала, что она не ожидала такой загрузки, когда соглашалась у меня работать. В результате вновь поступившие товары расползались по всему магазину, заказы не выполнялись, потому что я брала у поставщика не те вещи, которые требовалось, а некоторые клиенты возмущались задержками с доставкой покупок.

– Ты не беременна, часом? – на днях спросила у меня Джекки, когда я в очередной раз не явилась на работу, отговорившись нездоровьем.

– Чего это вдруг тебе в голову взбрело? Просто устала, вот и все.

– Ну правда, у тебя все симптомы беременности.

– Какие такие симптомы?

– Такие, что ты постоянно уставшая, стала забывчивой, заказы путаешь, ну и прочее в том же духе. Я тебе серьезно говорю: купи тест и пописай на палочку.

Как бы не так! Но я невольно гадала: что мне делать, если с книгой ничего не выйдет? Мне страшно было даже представить такую возможность. Да и к тому же Беатрис не сомневалась, что все получится, – а ведь я выполняла все ее указания, и в нынешнем положении мы находились из-за нее. Меня заботили не деньги: я все еще неплохо зарабатывала, а Джим получал куда больше прежнего, к тому же, надо отдать ему должное, не был придирчив в финансовом отношении. Его никогда не интересовало, сколько и на что я трачу.

* * *

Когда вскоре после шести часов вечера я явилась в «Таверну», там была куча народу; отчасти посетители даже высыпали на тротуар. Петляя между ними, я пробралась к входной двери и вдруг заметила краем глазом нечто, заставившее меня повернуть голову. На противоположной стороне улицы, прислонившись к стене дома, стояла Элисон. Когда я повернулась к ней всем корпусом, она ушла. Может, я ошиблась и это была вовсе не она?

Внутри мне даже не пришлось разыскивать Джима, потому что его голос гремел по залу.

– Верно-верно! За будущее! За процветание! – восклицал он.

– За высокие дивиденды! – выкрикнул кто-то, и раздался взрыв смеха – это явно была какая-то внутренняя шутка.

Вокруг стола собралось всего человек шесть. Я положила ладонь на спину мужу и поцеловала его в шею.

– Эмма! Вот и ты!

Мгновение он изучал мой новый облик, а я старалась не слишком сиять от самодовольства: мне было известно, что выгляжу я великолепно, и меня это ужасно радовало. Ощущение было очень приятным.

– Фантастически выглядишь, – заявил Джим, как раз когда Кэрол потянулась ко мне через стол, чтобы поцеловать в качестве приветствия.

– До чего тебе идет, Эмма. Отличный образ, – похвалила она.

– Спасибо, Кэрол.

Между тем муж обнял меня за плечи и снова принялся вещать, поднимая бокал, чтобы подчеркнуть те или иные слова. Все собравшиеся были навеселе, но Джим оказался самым пьяным.

– Вот, держи. – Терри вручил мне бокал и наполнил его шампанским.

Все они были так счастливы, а я так стремилась их догнать, что приговорила свой напиток с рекордной скоростью. Мне хотелось поймать общее настроение, стать частью их успеха. Я отметила отсутствие других жен и мужей и подумала, что должна быть польщена желанием Джима меня пригласить. Терри любезно налил мне еще и заметил:

– Вижу, тебя жажда мучает.

– И не говори, в горле пересохло, – усмехнулась я и подумала, не пофлиртовать ли с ним, но решила, что ему это не понравится – в присутствии Джима уж точно.

Было слишком жарко. Пристраивая свое пальто на табуретку, я скорее почувствовала, чем услышала, как в его в кармане звонит телефон, и потянулась за ним с извиняющейся улыбкой в адрес Терри, который рассказывал мне что-то, чего я толком не слышала. Мне пришлось отвернуться и прикрыть рукой второе ухо, но все равно было ничего не слышно, и я полезла сквозь толпу обратно к выходу, надеясь, что звонящий услышал, как я попросила его подождать минутку.

ГЛАВА 14

– Что-что ты сделала?!

Изо рта Беатрис тянуло выхлопом от выпитого вчера. Если бы она могла почувствовать этот запах, то завязала бы с алкоголем окончательно и бесповоротно. Я сделала над собой усилие, чтобы не отшатнуться.

– Ты недовольна?

Не знаю, зачем я спросила. Вид у нее явно был раздраженный, тут уж не ошибешься. Я отвела глаза в сторону – ни дать ни взять школьница перед директором.

– Сам Фрэнки Бадоса! Это удачный ход, Беатрис, – заверила я подругу.

Мы встретились за ранним ланчем. Я выбрала это место потому, что оно относилось к числу особенно любимых Беатрис. «У меня есть новости, – сказала я ей. – Приглашаю тебя в ресторан, там все расскажу. Меня просто распирает, так не терпится с тобой поделиться».

Я хотела рассказать ей обо всем раньше, еще вчера вечером, сразу после того, как закончился телефонный разговор. Моим собеседником был Фрэнки Бадоса, и в его голосе слышалось восхищение. Я хотела поведать Беатрис, как он выразил желание немедленно со мной встретиться, чтобы мы не теряли времени даром. Вдобавок он уточнил, не веду ли я переговоров с другим издательством, и заявил о готовности перекрыть любую сумму, которую мне, возможно, предложили. Я засмеялась в трубку, призналась, что он первый со мной связался, и безошибочно расслышала облегчение в его голосе. Бадоса взял с меня обещание не отвечать до сегодняшнего утра ни на какие звонки, а когда я приехала, его помощник угощал меня кофе, круассанами, тостами из хлеба с изюмом и еще много чем, лишь бы удержать, пока сам Фрэнки объяснял мне условия. Обычно он не работает по такой схеме, сказал он, а ведет дела только с агентами, но меня принял, и мне показалось, что на глазах у него были слезы, когда он молча протянул мне ручку и договор. Мы оба расписались, и он велел принести шампанского, и все это произошло вот только что, поэтому я пьяна от радости.

Мне хотелось сделать Беатрис сюрприз. Мол, смотри, чего я смогла добиться. Теперь я полноправная участница нашего проекта. Вношу свою лепту. Нашла нам издателя. Я командный игрок. Сама все устроила, чтобы продемонстрировать свою преданность ее – нашему – начинанию.

– И ты подписала договор, не обсудив его сперва со мной? – Беатрис уставилась на меня в таком ужасе, будто я отрастила вторую голову.

«Ты ведь не смогла найти издателя, – хотелось напомнить мне. – Уже столько недель прошло, чем ты вообще занималась?» Но я воздержалась и вместо этого самодовольно сообщила, что Фрэнки был первым издателем Соломона Сюлли, так что мы в отличной компании.

– Пятнадцать лет назад, Эмми, Фрэнки Бадоса действительно напечатал первые две его книги. Они провалились. Потом Сюлли подобрал «Рэндом хаус», и тогда дела у него пошли в гору.

– Ой, ну тогда прошу прощения. Понятия не имела, что в «Рэндом хаус» спят и видят, как бы нас издать. – Я ничего не могла с собой поделать: меня слишком раздражала ее реакция.

– В любом случае так не делается, – продолжала Беатрис, как будто я ни слова не сказала. – Никто и никогда не обращается напрямую к издателю. Ты ничего не знаешь, Эмма. Сперва заключается контракт с агентом, а потом он находит издателя. У тебя есть хоть какое-то представление, сколько сложностей может возникнуть?

Я краем глаза заметила, что на почтительном расстоянии от нас маячит официант. Мы пока ничего не заказали, и он не знал, стоит ли к нам подходить. Я мысленно прогнала его прочь.

– Нельзя было так поступать, не обсудив все со мной. – Беатрис говорила медленно, будто я была ребенком, который сильно ее разочаровал.

– Ну, дело уже сделано, так что… – ответила я, по-прежнему чувствуя себя получающим выговор упрямым подростком, и мой взгляд опять метнулся в сторону. Для полноты картины я еще и руки на груди сложила.

– Контракт мы разорвем. Я подумаю, как выбраться из этой ситуации, – объявила Беатрис.

«О нет, только не это!» – мысленно застонала я в полном ужасе.

– Зачем? Беатрис, ему ведь понравилась книга! Он сказал, что долгие годы не испытывал такого восторга! Он собирается сделать все, что только сможет! Романом будет заниматься вся его компания! С какого перепугу мне отказываться от сотрудничества с Фрэнки Бадосой?

– В смысле?

– Почему бы нам не работать с ним? Я не…

– Подожди, ты сказала: «С какого перепугу мне…»

– Не говорила я такого. И вообще не в этом дело, я по-прежнему не понимаю, в чем проблема. – Я откинулась на спинку стула, потеряв всякий кураж. Совсем не так я воображала этот разговор. Всю ночь напролет в голове крутилось, будто закольцованный трек: «Потрясающе, Эмма, какая же ты молодец! Проявила инициативу, и смотри-ка, чего добилась! У нас есть контракт с издателем! Шампанского!» Так что сказать, что я слегка разочарована, значило бы сильно приуменьшить мои чувства.

– Ну конечно ты не понимаешь, в чем проблема! – Пара за соседним столом уставилась на нас. Беатрис тоже это заметила и одарила их короткой улыбкой. – Потому что не знаешь издательского мира. – Теперь она говорила тише, но все с тем же неизбывным гневом. – Фрэнки Бадоса идет ко дну, он на грани разорения – хорошие авторы годами с ним не сотрудничают. Конечно, он в тебя вцепился. Ему нечего терять. С ним мы увязнем, а книга выйдет маленьким тиражом и пару недель полежит на полках, пока не окажется в коробках с уцененным товаром.

– Или в твоей складской ячейке?

Беатрис покачала головой, а потом, к моему ужасу, встала, взяла сумочку и задвинула свой стул.

– Что ты делаешь?

– Я совершила ошибку, – отчеканила она и взяла свое пальто со спинки стула.

– Что?

– Не стоило просить тебя о помощи.

– Беатрис, пожалуйста, подожди, сядь… ну же! – взмолилась я.

Двое за соседним столиком даже не делали вид, будто не слушают. Без сомнения, они думали, что стали свидетелями ссоры лесбийской парочки. Мне было плевать.

– Ради бога! Прости меня, ну пожалуйста, сядь.

Но я видела, что это безнадежно. Она уже шла прочь. Я тоже встала, схватила пальто, пробормотала ошарашенному официанту слова извинения и выскочила на улицу, однако Беатрис уже и след простыл.

* * *

Я направилась прямиком в постель и весь день проспала беспокойным сном. Я ужасно устала, и мне было очень-очень грустно. Как я могла совершить такую ошибку? Удастся ли Беатрис найти способ расторгнуть контракт? Я отчаянно старалась не думать о том, как она на меня разозлилась, даже попыталась прибегнуть к небольшой хитрости, чтобы стало полегче. Я пользовалась ею, когда была ребенком и мама плакала за кухонным столом оттого, что не хватало денег на еду, на оплату счетов, на надежду. Тогда я притворялась, будто все это – кино, которое я уже смотрела и знаю, что закончится оно хорошо, а пока можно наблюдать за отчаянием женщины и ее ребенка, понимая то, что им пока невдомек: историю ждет хеппи-энд.

Вот и теперь я снова и снова уговаривала себя: «Все закончится хорошо. Ты уже смотрела этот фильм: просто в какой-то момент сценарист очень разозлился на главную героиню, но отчаиваться не надо, потому что в следующей сцене все изменится к лучшему, и тебе это известно», пока Джим не открыл дверь.

– Заинька? – тихонько позвал он. Я притворилась спящей, но он подошел ближе. – Милая, там Беатрис звонит. – Открыв глаза, я увидела, что он держит мой телефон, прикрыв его ладонью другой руки. – Я сказал ей, что тебе нездоровится, но она уверяет, дело срочное. Будешь с ней разговаривать?

Не успев подумать, я выпростала руку и выхватила трубку, потом пару секунд помолчала и улыбнулась Джиму.

– Спасибо, мне уже лучше, – сказала я ему, и он улыбнулся в ответ, кивнул и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

– Алло?

– Эмма, милочка моя, это Беатрис.

– О. А который сейчас час?

– Думаю, где-то в районе восьми. А что, я не вовремя?

Я не могла понять, сарказм это или нет. Раньше она ни разу не спрашивала, вовремя или нет что-то сделала, вообще ни разу.

– Что ты, конечно, вовремя.

– Я тут посоображала… – проговорила она. Прозвучало это почти как «пошоображала».

– Да?

– Сегодня я слишком погорячилась. Давай отдадим книгу Бадосе.

Я села в кровати.

– Ты серьезно?

– Да, серьезно.

– Но ты же сказала, что он на мели, что он никто и потопит нас.

– Неплохая идея привлечь того, кто оказался в таком положении. Ты правильно говорила: он задействует все силы, тут сомневаться не приходится. Он может серьезно в нас вложиться – ведь не исключено, что это его последний шанс залатать пробоины в своем корабле, так сказать. – У нее получилось «так шкашть».

– Ах, Беатрис! – разрыдалась я. – Прости меня за… ну, ты знаешь, за прошлое. Ты права, не стоило лезть… просто мне…

– Знаю, – перебила Беатрис. – Эмма, дорогая, все хорошо. И ты меня прости. Мне полезно помнить, что теперь я не одна занимаюсь книгой.

– Господи, какое облегчение, ты даже не представляешь!

– Просто больше так не делай, пожалуйста. Хорошо?

– Да ни за что, в смысле, конечно не буду. Честное скаутское.

– Я действительно думаю, что ход может оказаться удачным, но надо было обсудить его со мной. Так правильнее.

– Я хотела сделать тебе сюрприз. Правда.

– Понимаю, только больше так не надо.

Я хихикнула сквозь слезы и повторила:

– Честное скаутское.

– Ну вот и хорошо, Эмма.

– Я люблю тебя, – пробормотала я.

– Завтра поговорим, ладно?

Я повесила трубку. Не знаю, услышала ли она меня.