Текст книги "И тогда я ее убила"

Автор книги: Натали Барелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА 22

– Ты не упоминала, что у тебя есть готовая рукопись, – говорит мне Фрэнки, когда я выхожу из студии.

«Все позади, – твержу я себе, – я выступила в передаче. Я пережила это. Пережила, потому что Беатрис, которая могла разрушить мою жизнь, больше нет».

После нескольких фальстартов «Открытая книга» прошла очень хорошо, и теперь мы с моим издателем, как обычно, пьем кофе. Так мы поступаем после каждого мероприятия, включая интервью, чтобы «разобрать», как это называет Фрэнки, закончившееся событие. Не знаю уж, зачем их разбирать, учитывая, сколько усилий мы прилагаем, чтобы «собрать» каждое из них.

– Ты говорила, что несколько раз начинала роман, но так и не закончила, а потом даже уничтожила.

– Это я и имела в виду. Знаю, прозвучало странно, но я пыталась сказать именно это. Никакой «другой» рукописи нет.

Право слово, я чувствую себя лучше. Нет. Я чувствую себя отлично! Впервые за долгое-предолгое время угроза, которую представляла собой Беатрис, не повергает меня в полнейшую панику. От этого груза я действительно избавилась. Мне легко-легко, словно вот-вот вырастут крылья.

Теперь я понимаю: ничто так не укрепляет уверенность в себе, как убийство. Особенно убийство того, кто намеревался разрушить тебе жизнь.

– Конечно, – говорит Фрэнки, выводя меня из задумчивости, – но просто для ясности: чур, я первый увижу эту несуществующую рукопись, договорились? Обещаешь?

– Торжественно обещаю, – киваю я.

– Хорошо. Потому что, знаешь ли, нам нужно как-то двигаться дальше. И, Эмма, я сейчас серьезно. Твои поклонники…

Я фыркаю так, что кофе брызгает на столешницу.

– Вот только не дурачь саму себя, – морщится Фрэнки. – Ты теперь в книжном бизнесе, и правила таковы, что у тебя есть поклонники, и им кое-что от тебя надо. Это сделка, в которой ты участвуешь.

Я снова торжественно киваю.

– И что? Ты над чем-нибудь работаешь?

– Фрэнки, не надо, пожалуйста.

– Пока я не буду на тебя давить, Эмма, потому что знаю, сколько всего с тобой случилось. Ты делаешь грандиозную работу. Действительно грандиозную. – Он берет меня за руку над столом.

Благодаря ему я чувствую себя любимой.

– Спасибо тебе за понимание, Фрэнки. Дай мне немного времени, а потом мы снова об этом поговорим.

– Хорошо.

– А как твои дела? У тебя сейчас все в порядке? – меняю я тему. – Ситуация более… стабильная? Я имею в виду финансы.

– Да, конечно, и спасибо, что интересуешься. – Он подносит мою руку к губам, целует и отпускает. – Все это благодаря тебе. – Он улыбается.

Я люблю его. Правда люблю.

– Ну и хорошо, Фрэнки. Ты заслужил.

– Мы оба заслужили! И у меня есть парочка потенциальных клиентов, с которыми я собираюсь заключить договор.

– Правда? Надо же, как интересно! И кто-нибудь из них может перейти мне дорожку?

– Вот уж вряд ли. – И мы оба смеемся.

– Значит ли это, что теперь ты сможешь позволить себе пресс-агента? Или так и будешь сам повсюду водить меня за ручку? – спрашиваю я.

– Я всегда буду ходить с тобой на такие мероприятия, Эмма. И неважно, насколько успешными мы станем.

– И хорошо. Я просто уточнила, – улыбаюсь я.

Собираюсь предложить взять еще по чашечке – когда дело доходит до кофе, Фрэнки хлещет его, как воду, в этом мы с ним похожи, – но тут мой лежащий на столике телефон начитает вибрировать.

– Ответь, – говорит Фрэнки, поднимаясь, – а я сейчас, – и направляется к туалету в дальнем конце кафе.

Я смотрю на экран и вижу незнакомый номер.

– Алло?

– Эмма? Это Ханна. Ханна Бел.

– Ханна! Как поживаешь? – восклицаю я, будто она – моя хорошая подруга, чьи новости мне не терпится узнать. Не знаю, почему я так себя веду, ведь мне не слишком-то хочется с ней разговаривать.

– Ну, сама знаешь, – вздыхает она, и я напоминаю себе, что мы обе потеряли дорогое существо, поэтому тон должен быть посдержаннее. Так что я тоже вздыхаю.

– Да, знаю. Видит бог, знаю. Держишься, Ханна?

– Держусь, как и ты, наверное. – Она горько смеется. – Но давай не будем об этом.

«Да. Давай не будем», – думаю я.

– Как прошла сегодняшняя запись?

Конечно, она имеет в виду «Открытую книгу».

– Ох, знаешь, так грустно было. Я все никак не могла перестать думать о том, что Беатрис должна быть тут, рядом со мной. Знаешь, мне не хотелось все это затевать, но Джим убедил меня, что я должна. Ты же понимаешь, какими бывают мужья, – усмехаюсь я.

– На самом деле нет, но я уверена, что он желал тебе добра. Как раз… – она на миг замолкает. – Как раз об этом я и хотела с тобой поговорить. Можешь объяснить, что вы изначально планировали? Когда собрались пойти на передачу вдвоем. Беатрис так мне и не сказала. Вроде бы замышлялось что-то масштабное, но мне ни в жизнь не догадаться, что именно. И это не дает мне покоя.

– Умоляю, ничего не объясняй. Будто я не знаю. Меня тоже это беспокоит. Сама давно голову ломаю, но без толку. Я даже собиралась позвонить тебе с тем же вопросом. Значит, она тебе тоже не сказала?

– Ох. – Я по голосу слышу, как она разочарована. Могу поспорить, ей пришлось сдерживаться, чтобы не позвонить мне раньше, пока это было еще неприлично. Например, до интервью в «Открытой книге». – Нет, – добавляет Ханна, – хотя было довольно дико. Странно предложить такое выступление и не объяснить, чему оно посвящено.

– Полностью с тобой согласна. Если честно, меня это немного тревожило, но Беатрис пообещала объяснить все утром перед программой. Ей бы в любом случае пришлось поставить меня в известность, раз нам предстояло совместное выступление. Подозреваю, у нее возникла идея написать вместе книгу.

– Правда? – тянет Ханна – у нее получается «пра-а-а-вда-а?» – и снова замолкает, вероятно обдумывая мои слова. – Совсем на нее не похоже, – наконец произносит она.

– Наверное, мы теперь уже никогда не узнаем, в чем было дело. – Мне хочется, чтобы она оставила меня в покое. Я устала от этого разговора. – Ханна, прости, но я сейчас с Фрэнки, и, наверное, мне придется тебя отпустить, – говорю я печально.

– Конечно-конечно, извини.

– Нет, это я должна извиняться. Хотела бы помочь, но, к несчастью, так же не в курсе, как и ты. Если до чего-то додумаюсь, поделюсь с тобой, и ты тоже так сделай, ладно?

– Пока ты не убежала: я еще по одной причине тебе звоню.

– Да?

– Я начала разбираться с бумагами Беатрис – боже, это просто ужасно, очень угнетает, но обязательно нужно сделать. Она была замечательным писателем и замечательным человеком – ой, извини, что-то меня не в ту степь понесло.

«Это точно», – думаю я, но вслух заявляю:

– Ничего, все нормально, я понимаю.

Мне приходит в голову, что она хочет дать мне на память одну из вещей Беатрис. Джордж не упоминал о завещании, хотя прошло слишком мало времени. В любом случае сомневаюсь, что Беатрис мне что-то оставила, учитывая обстоятельства.

– Ладно, я просто пытаюсь сказать, что разбираю ее бумаги. – Ханна снова колеблется. Эмоции у нее явно зашкаливают, раз она вот так повторяется. Если она захочет что-то мне вручить, возможно оригинальную рукопись одной из книг Беатрис (уверена, Ханна сочтет это уместным, возможно, даже чутким жестом), я с благодарностью приму дар, и мой голос будет дрожать от волнения – еще бы, ведь у меня появится нечто очень личное, принадлежавшее некогда Беатрис. А на лишней бумаге всегда можно написать список покупок. Я сдаю макулатуру, потому что это заставляет меня почувствовать себя очень добродетельной. А Ханна продолжает: – И я обнаружила нечто… странное. Хочу спросить тебя об этом.

Я напрягаюсь и застываю, как почуявший запах пес.

– Спрашивай.

– Это набросок сюжета, даже не совсем так: очень грубое приближение, пара исписанных листов. Даже не знаю, почему они в кабинете. Она никогда не показывала мне их, хоть и должна была дать прочитать, получить обратную связь, так сказать. – Я слышу, как Ханна судорожно вдыхает раз, другой, вроде бы собираясь заплакать. Может даже, она уже плачет. – Знаешь, мы с ней обсуждали ее идеи, говорили о планах… – Она шмыгает носом.

Неделю назад я поверила бы ей без вопросов. Но сейчас, когда я знаю, какой в действительности была Беатрис, сама мысль о том, что она при всем ее нарциссизме, снобизме и высокомерии консультировалась с Ханной о плане повествования или о стиле, вызывает у меня желание неприлично расхохотаться. Если в проживании смерти близкого человека действительно не избежать стадии отрицания, значит, Ханна сейчас целиком и полностью в ее власти.

– В любом случае я просто даже и не знаю, как сказать…

«Да выкладывай уже, Ханна!»

– Но все это ужасно похоже на «Бегом по высокой траве».

ГЛАВА 23

Я застываю и лишаюсь дара речи. Потом прихожу в себя и выпаливаю:

– Не знаю, почему эти заметки у тебя. – Тут возвращается Фрэнки и садится на свое место. – Но знаю, откуда они взялись.

– Знаешь?

– Конечно. Она же помогала мне, помнишь? Боже, кажется, это было так давно! – Для пущей убедительности я всхлипываю. – Я приходила к ней домой, и мы вместе работали. Я дала ей записи с канвой романа. Там мой почерк?

– Совершенно точно – ее.

– Она писала черновики вместе со мной. Показывала, как собрать повествование воедино, придать ему законченную форму. Можешь себе представить, что она для меня сделала? Ханна, я никогда не смирюсь с тем, что ее не стало. Услышала об этих записях и снова не в себе.

– Ага. Понимаю. Вот только…

– Да?

– Заметки были в старой папке, с другим обрывками текстов, клочками бумаг и так далее. Странно, что там оказались настолько свежие записи.

– Не знаю, что тебе сказать, но это именно пометки от наставника. Так оно и есть. – Воспоминание заставляет меня хихикнуть. – Ты их сохрани, они когда-нибудь станут ценными, – добавляю я.

– Нет-нет, они твои. Я верну их тебе.

«До чего хорошая идея», – мелькает у меня в голове.

– Прости, что пришлось поднять эту тему. Понимаю, насколько тебе тяжело.

– Еще как тяжело. Ну ничего, Ханна. Мне и правда хотелось бы получить эти заметки на память. Если пришлешь мне их по почте, буду очень благодарна.

– Конечно. Что ж, на этом буду прощаться. Приятно было поговорить с тобой, Эмма.

– А мне – с тобой, Ханна. Давай в ближайшее время еще созвонимся.

«Нет».

* * *

После этого я не слишком много думала о разговоре с Ханной. Он состоялся всего несколько дней назад, и я полагаю, что она пришлет мне заметки, как мы договорились, и делу конец. Так что я во всех отношениях достаточно спокойно себя чувствую – размышляю, что надеть на церемонию вручения Пултоновки, просматриваю сайты с недвижимостью, потому что нам давно пора переехать, – когда телефон разражается знакомой мелодией. Пришло сообщение от Фрэнки: «Немедленно включи новости!»

Я тянусь за пультом и включаю телевизор в кухне.

– …В связи со смертью известной писательницы Беатрис Джонсон-Грин. Сегодня утром мы поговорили с заместителем старшего инспектора Прайсом.

– Господин заместитель, не могли бы вы сообщить, почему сейчас, пока мы с вами беседуем, полиция опрашивает Джорджа Грина?

Боже милостивый! Джорджа? Я снова беру пульт и прибавляю звук. Кожу головы покалывает, мне становится зябко.

– Скажу предельно ясно: мистер Грин помогает нам в расследовании. Ничего больше на этой стадии я добавить не могу.

– У вас появились основания подозревать, что обстоятельства кончины госпожи Джонсон-Грин не так просты, как изначально предполагалось? Ее смерть объявили несчастным случаем. Или найдены какие-то свидетельства обратному?

– Послушайте, я пока не готов вдаваться в детали. Мистер Грин помогает нам в расследовании, и это все, что я могу сообщить. Спасибо.

– Спасибо, господин заместитель старшего инспектора.

Интервью завершается, уступив место ведущему.

– У нас есть еще информация от Хуаниты Санчес. Хуанита, вам стали известны какие-то новые подробности?

– Да, Джон. Сосед, проживающий этажом ниже под Беатрис Джонсон-Грин, как раз выходил из дому, чтобы отправиться в загранпоездку, и, похоже, слышал, как кто-то вошел в квартиру писательницы. Насколько я понимаю, сосед выносил на лестничную клетку багаж и отчетливо – я цитирую: «отчетливо» – слышал, как кто-то наверху открыл дверь и вошел. А поскольку до сих пор считалось, что на момент падения с лестницы госпожа Джонсон-Грин находилась в квартире одна, эта информация ставит под сомнение первоначальную версию ее гибели.

Нет-нет-нет-нет! Не было никакого соседа. Я действовала очень осторожно, никто не мог меня услышать. Она врет. Врет!

– Итак, Хуанита, получается, что у человека, который вошел в квартиру госпожи Джонсон-Грин, был ключ?

– Да, Джон, похоже на то. Кто-то предположительно проник в апартаменты писательницы, открыв дверь ключом. Сосед, о котором идет речь, не обратил на это особого внимания, вышел из квартиры и встретил внизу госпожу Джонсон-Грин, которая ждала лифт, чтобы подняться к себе.

– Известна ли нам личность этого человека? Того, который проник в квартиру госпожи Джонсон-Грин прямо перед ее возвращением.

– Нет, Джон, она остается загадкой. До сих пор мы опирались на утверждение Джорджа Грина, что он, придя домой, нашел жену мертвой, но теперь кажется, что в этой истории все не так просто.

– Опознал ли сосед Джорджа Грина как вошедшего в квартиру?

– Насколько мне известно, Джон, нет, пока ничего подобного не произошло. Мы не знаем о вошедшем ничего определенного, нам лишь поступила информация, что у него был ключ. Сейчас Джордж Грин находится в отделении полиции на опросе. Это все, что нам сейчас известно.

– Спасибо, Хуанита. Мы будем следить за развитием событий и держать вас в курсе.

Я выключаю телевизор и швыряю пульт в стенку. Сажусь на диван и шлепаю обеими ладонями по журнальному столику. И снова, громче, и еще раз. Потом прячу лицо в ладонях и давлю ими крик, сжимая зубы, а все тело деревенеет от страха и чувства безысходности.

Я где-то прокололась. Но могло ли такое случиться? Нет, все это ложь, никто не мог слышать, как я вошла. Я была так осторожна! Это просто попытка устроить шумиху, привлечь внимание. Таковы уж люди, им нравится, когда их замечают. Не может быть, чтобы сосед меня услышал. Я была осторожна. Так осторожна! Что же теперь делать?

Ладно, стоп, пока под подозрением Джордж. Никто не знает, что у меня был ключ. Или, может, Джорджу известно, что Беатрис дала его мне? Сильно сомневаюсь. Они такие мелочи не обсуждали. Так что вряд ли он знает про меня, а даже если и знает, кому какое дело? С чего бы кому-то заподозрить, что я пришла в квартиру к Беатрис и убила ее? Под подозрением Джордж, вот пусть его и дальше подозревают. Его посадят в тюрьму. Именно это имеется в виду под словами «он помогает нам в расследовании», ведь так? Значит, арест неизбежен. Может, Джорджа уже арестовали, он в отделении полиции…

Он в отделении полиции.

А я должна снова пробраться в квартиру Беатрис и найти эту растреклятую коктейльную салфетку.

Я хочу выскочить из дому, но как же мне справиться, если вначале необходимо захватить нужные вещи, а меня так трясет, что я ничего не соображаю? Наконец я обнаруживаю свою сумку. Ключ от квартиры Беатрис, как всегда, надежно припрятан в кармашке на молнии. Я хватаю ключи от собственного дома, мобильник, пальто и наконец-то оказываюсь на улице.

Я как безумная веду машину через дневные заторы и чуть не сбиваю женщину с коляской. Потом паркуюсь в квартале от нужного дома и бегу; спотыкаюсь о бровку тротуара и обдираю коленку; содержимое сумочки вываливается в водосточный желоб; я быстро собираю то, что рассыпалось, отмахиваясь от пытающихся помочь прохожих и надеясь, что ничего не упустила; запихиваю барахло обратно в сумочку, а колено болит. Затем я ковыляю к дому, где живет Джордж и жила Беатрис.

Когда я подхожу к двери в подъезд, она открывается. Какой-то мужчина бросает на меня изумленный взгляд, но не мешает войти. Консьерж оживленно беседует с кем-то, в холле несколько человек, и никто не замечает, как я захожу в лифт. Он привозит меня на нужный этаж. Я выхожу на площадку, достаю ключ и уже собираюсь сунуть его в замочную скважину, как что-то меня останавливает. Из квартиры доносятся звуки. Прямо перед тем, как дверь открывается, я быстро сую ключ обратно в сумку. На пороге появляется женщина, и я ахаю вслух.

А вот она не ахает, и даже если ее удивило, что кто-то стоит перед дверью, виду она не подает, только осматривает меня с ног до головы. Я, в свою очередь, поступаю с ней точно так же. Ее одежду я бы описала как офисную: темно-синий пиджак и брюки. С виду костюм дешевый.

– Миссис Ферн?

– Откуда вы меня знаете?

– Что вы тут делаете, миссис Ферн?

– Пришла повидаться с Джорджем, он мой друг. Вас устраивает такой ответ? – Ко мне вернулось самообладание, и теперь я раздражена. Вытягиваю шею и делаю шаг вперед, чтобы показать, что хочу войти, но женщина и не пытается посторониться. Я вижу, что в гостиной полно народу. – Что происходит?

– Господина Грина сейчас нет дома.

– В таком случае что вы делаете в его квартире?

Теперь мой голос звучит почти визгливо. Конечно, я прекрасно знаю, кто эти люди: полицейские, которые пришли обыскать помещение и теперь суют повсюду свой нос.

– Миссис Ферн…

– Откуда вы знаете, кто я?

– Я детектив Массуд. Сейчас мы опрашиваем друзей и знакомых госпожи Джонсон-Грин. С вами нам тоже нужно поговорить, и раз уж вы тут…

Я снова делаю движение, чтобы войти. Полицейские обыскивают квартиру, да-да, именно этим они и занимаются, и мне не вынести неизвестности, я должна за ними следить. Нельзя допустить, чтобы они раньше меня нашли долбаную салфетку.

– Тогда мне следует войти?

– Нет, мэм, в квартире работают детективы. – Моя собеседница оглядывается, бросает взгляд на дверь и прикрывает ее за собой. Теперь мы обе стоим на лестничной площадке. – Мы скоро заедем к вам домой, чтобы задать несколько вопросов. Может, подождете нас там?

– Каких вопросов? Какое вообще все это имеет отношение ко мне?

– Всего лишь несколько вопросов, миссис Ферн. Мы с коллегами закончим тут примерно в течение часа. Вас это устроит?

– Я не понимаю, что происходит!

В глазах детектива мелькает искорка недовольства, но тут же исчезает. Она профессионал. А мне надо успокоиться. Руки в карманах пальто сжимаются в кулаки, и я очень стараюсь не задрожать. Мне хочется войти, но приходится брать, что дают.

– Хорошо, буду ждать вас дома. Вы знаете, куда ехать?

– Да, миссис Ферн, знаем. Увидимся через час.

Я поворачиваюсь к лифту и жму кнопку вызова.

– Миссис Ферн? – Детектив уже шагнула в квартиру и стоит, придерживая дверь.

– Да?

– Как вы попали в дом?

– Что?

– Консьерж вам не открывал. Как вы вошли?

– Какой-то мужчина выходил, и я зашла. Консьерж меня не заметил.

Она чуть кивает:

– Хорошо. Мы скоро к вам приедем, миссис Ферн, – и закрывает дверь.

Я могла бы сказать: «Консьерж всегда пускал меня без проблем. Мы с Беатрис дружили, она меня обожала, и если бы вы как следует делали свою работу, то знали бы об этом. В ее доме мне были рады в любое время дня и ночи».

ГЛАВА 24

– Итак? Чем могу помочь?

Мы стоим у меня в гостиной, нас трое. Детектив Массуд приехала с коллегой, которого представила мне как детектива Карра. Это здоровенный мужик, светловолосый и веснушчатый, одетый не лучше нее.

– Не возражаете, если мы присядем?

– Конечно. – Я указываю на низкий диванчик, а сама опускаюсь на самый краешек стула, чопорная, как школьная училка. А потом вдруг предлагаю: – Хотите кофе? – Здесь, в собственной гостиной, я чувствую себя не в своей тарелке. Мне нужно несколько минут, чтобы собраться.

– Незачем, миссис Ферн, это не займет много времени.

Я про себя вздыхаю и снова опускаюсь на стул, чтобы продемонстрировать готовность сотрудничать, что бы это ни значило. Детектив Карр достает из кармана блокнот и вытягивает ручку откуда-то у него из середины. Я слышу щелчок выдвигаемого стержня. Подозреваю, так детектив дает напарнице знак, что готов начать.

– Вы были знакомы с Беатрис Джонсон-Грин? – спрашивает детектив Массуд.

– Конечно, была! Мы с ней дружили, и вам это уже известно!

Она бросает на меня удивленный взгляд. Похоже, не ожидала, что я уйду в оборону. Мне приходится давить растущий внутри страх. Я напоминаю себе, что все сделанное и сказанное мною окажется в этом блокнотике. Нужно вести себя как можно естественнее.

– Значит, вы хорошо ее знали?

– Да, очень хорошо. Мы были близкими подругами… дайте подумать сколько… да, где-то около года. И всегда проводили вместе много времени. К чему такие вопросы?

– Мы выясняем обстоятельства ее смерти.

– Зачем? Это же был несчастный случай!

– Недавно всплыли новые детали, из-за чего приходится рассматривать это событие под другим углом.

– Ах да, я что-то такое слышала. Сосед, верно? Неужели вы выслушиваете все измышления досужих любопытных соседей?

Детектив Массуд опять косится на меня. Не знаю уж, как я должна себя вести, но она явно ожидает иного.

– Мы выслушиваем каждого, у кого есть обоснованные опасения, миссис Ферн, это наша работа. Вы были в квартире миссис Джонсон-Грин в день ее смерти?

Вопрос звучит совершенно неожиданно, явно чтобы вывести меня из равновесия, но я не колеблюсь ни секунды:

– Нет! Конечно, нет!

Я готовила себя к этому с того самого дня, когда все случилась. Не потому что ожидала визита полицейских, которые будут меня допрашивать, а просто в качестве предосторожности. Скажем так, мне хотелось быть во всеоружии, если такой вопрос когда-нибудь прозвучит.

В тот день я была очень внимательна и следила, чтобы никто меня не заметил. То есть мне было наплевать, если бы кто-то заявил, будто видел женщину в парке с капюшоном, которая звонила в домофон из подземного гаража, но когда я набирала на панели домофона код, открывающий дверь в здание, то убедилась, что никто за мной не наблюдает. И поднялась по лестнице, а не на лифте, и никого там не встретила. На площадке третьего этажа, где жила Беатрис, всего две двери, одна выходит на лестницу, а вторая – непосредственно на площадку перед лифтом, и обе ведут в ее квартиру. А когда я убегала, то, конечно, была в шоке, но из-за этого лишь стала еще осторожнее. Я никого не видела, и никто не видел меня, тут никаких сомнений быть не может. Если даже кто-то и заметил женщину в парке, выходящую из здания, он не может знать, что это была я.

– Почему вы так уверены? – Она поднимет бровь, как будто искренне удивляясь. – Это произошло несколько недель назад. Вы что, за каждый день отчитаться можете?

Вот ведь въедливая бабенка! Скажи я, что, мол, не помню, она наверняка спросила бы, как это я умудрилась забыть, что делала в тот день, когда трагически погибла моя лучшая подруга.

– Я запомнила тот день, потому что вечером до меня дошла новость о смерти Беатрис. Такое не забывается.

– Как вы узнали?

– Мне позвонил Марк Босуэлл, семейный юрист.

– А не мистер Грин?

– Он был слишком подавлен. Знаете, ведь это он ее нашел.

Детектив Массуд кивает.

– Значит, вы совершенно точно не навещали миссис Джонсон-Грин в день ее смерти?

Знать бы еще, описал ли меня сосед снизу. И вообще сказал ли полиции, на кого грешит, на мужчину или на женщину. А может, это вообще был не сосед, а соседка?

– Беатрис должна была на несколько дней уехать, и я думала, что ее нет дома. Так что не смогла бы навестить ее, даже если бы захотела.

– Вот только она не уехала.

Я вздыхаю.

– Я тогда этого не знала.

Не оставила ли я чего-нибудь у нее в квартире? Нет, точно нет, а даже если бы оставила, ну и что, я же проводила там много времени. Если криминалисты сняли отпечатки пальцев, то мои нашлись повсюду. В кабинете Беатрис, в ванной, в кухне – да елки-палки, я даже ночевала у нее в спальне.

– Так, говорите, может, это и не несчастный случай? – спрашиваю я.

– Мэм, мы не утверждаем ничего подобного. Просто пытаемся свести концы с концами, вот и все.

– Но ведь ее уже похоронили! Не поздно ли проводить расследование?

Выражение ее глаз меняется, в них будто что-то щелкает, и она смотрит на меня в упор.

– Откуда такая мысль?

Боже мой, эти люди запрограммированы видеть в собеседнике самое плохое!

– Вы же не будете эксгумировать… Беатрис? – Мне приходится выговорить ее имя. Я собиралась сказать «тело», но прозвучало бы слишком бессердечно. – Это было бы так чудовищно, что слов нет. Просто кошмар для Джорджа и всех ее друзей.

– Вы имеете в виду аутопсию? Она уже состоялась, мэм. И мы не собираемся без веских причин проводить повторную.

Ну хоть что-то. А веских причин лезть так глубоко у них нет, прошу прощения за каламбур.

– Почему вы сегодня решили прийти к мистеру Грину? Разве он не должен быть на работе?

– Я увидела по телевизору тот ужасный репортаж и сразу же поехала с ним повидаться, узнать, все ли в порядке, не могу ли я чем-то помочь.

– О чем вы хотели с ним поговорить?

– Я же объясняю! Его допрашивали! Возможно, прессовали! Он мой друг, и я хотела помочь.

Детектив Массуд бросает взгляд на своего коллегу.

– Раз вы знали, что он в полицейском участке на допросе, почему поехали к нему домой?

– Ой, да бога ради! Я же не знала, что его так долго продержат в полиции!

– А вы звонили ему, чтобы выяснить, где он?

– Я не подумала об этом, детектив Массуд. Просто сразу взяла и поехала. Устраивает такой ответ? – Детектив никак не реагирует на мой возмущенный тон. – Джордж все еще в полиции? Вы его арестуете? Я могу с ним повидаться? Он уже дома?

– Пока еще нет, миссис Ферн.

– А когда будет?

– В квартире еще идет обыск. Не могу сказать, сколько времени он займет.

О господи, полицейские найдут ее, эту салфетку, я точно знаю. Если так и случится, у них вряд ли возникнут подозрения, они просто не поймут, что это такое, но вдруг они покажут ее Джорджу?

– Еще один вопрос, миссис Ферн. В тот день вы разговаривали с мистером Грином? Примерно в середине дня.

– Нет, не разговаривала.

Массуд кивает детективу Карру. Он щелкает ручкой и закрывает блокнот. Оба полицейских поднимаются, и тут до меня доходит, что к чему, и я решаюсь на рискованный шаг.

– Но я его видела.

Они разом поворачивают ко мне головы.

– Вы видели его в тот день? Где?

Полицейские снова садятся, и Карр открывает блокнот.

– Я поехала за покупками в город, в тот район, где у Джорджа офис, и увидела его на другой стороне улицы, у него в руках было что-то вроде сумки для ланча, сэндвич и кофе в бумажном стаканчике. Я окликнула его, но он не услышал и зашел к себе в контору.

– Во сколько это было?

– Я бы сказала, где-то в полпервого. – Именно в это время Беатрис умерла.

– Вы абсолютно уверены?

– Да. Я шла к метро, чтобы поехать в парикмахерскую, у меня была запись на час.

– Нам понадобится ваше официальное заявление. Когда вы сможете приехать в отделение полиции?

– А можно прямо сейчас?

Они опять встают.

– Хорошо. – Детектив Массуд вручает мне визитку с адресом. – Присоединяйтесь к нам, как только будете готовы.

Мы уже у двери. Я открываю ее, смотрю, как они уходят и садятся в свою машину. Я закрываю дверь и испускаю глубокий долгий вздох, который сдерживала, кажется, целую вечность.

Проклятье.

* * *

Шип страха, который раньше гнездился в районе солнечного сплетения, готовый пронзить сердце, исчез. Концы, которые полицейские собирались связать между собой, доводили меня до безумия, но теперь мне не было никакого дела до копов: если хотят, пусть приходят допрашивать меня хоть каждый день, приковывают к стенке, избивают до бесчувствия толстыми телефонными справочниками, мне плевать. Я ничего не знаю, мне не в чем себя упрекнуть и нечего бояться.

Не знаю, где та самая коктейльная салфетка, но она точно у Беатрис в квартире, и ее нужно найти, пока этого не сделал кто-то другой. А чтобы ее найти, я должна убрать с дороги полицейских. И вернуть домой Джорджа.

На дачу показаний уходит не больше двадцати минут. Я точно знаю, что должна сказать, и произношу нужные слова в квадратной безликой комнате, сидя за дешевым столом, по другую сторону которого устроились оба детектива.

Массуд хочет знать, что было на Джордже.

– Какой-то темный костюм. Цвет точно не помню, так что даже не спрашивайте, – отвечаю я нетерпеливо.

– Вы сказали, он нес, – она просматривает свои заметки, – пакет с ланчем? Как вам удалось разглядеть с другой стороны улицы?

– Я просто предположила, что там был ланч. Такой коричневый бумажный пакет, а еще у него был стаканчик кофе, знаете, бумажный такой, одноразовый.

– А что за бренд был на стаканчике? «Старбакс»? «Макдоналдс»? «Данкин донатс»?

Что там говорила Беатрис? Он всегда берет одно и то же: сэндвич, бейгл вроде бы, и кофе из… из «Старбакса»?

– Откуда мне знать? Я же стояла на другой стороне улицы, – ухмыляюсь я детективу.

Она кладет ручку и смотрит на меня.

– Что-то не так, миссис Ферн?

– Вы имеете в виду, кроме того, что человека тащат в полицейский участок, будто преступника какого-то?

– Я думала, что вы, как никто другой, захотите помочь нам выяснить, что же все-таки случилось с госпожой Джонсон-Грин.

– Мы знаем, что с ней случилось, детектив: она упала и умерла. – Меня трясет, и я почти кричу. – Произошла ужасная трагедия, и мы все пытаемся с ней примириться! Что хорошего в том, чтобы вот так трепать имя ее мужа? Зачем таскать нас по отделениям полиции, точно уголовников? Дело в том, кто мы такие? Потому что Беатрис была богата и знаменита? Потому что ее муж богат? Это гарантирует, что ваше имя, детектив Массуд, попадет в газеты?

Она в упор смотрит на меня. Умей она стрелять глазами в буквальном смысле слова, я бы уже стала похожа на швейцарский сыр. Потом она снова берет ручку и почти смущенно спрашивает:

– Миссис Ферн, у вас есть ключ от квартиры мистера Грина?

Ну вот, пожалуйста. Вопрос, которого я страшусь с тех самых пор, как услышала утром новости. Но я к нему подготовилась. С почти скучающими интонациями я отвечаю:

– Был когда-то. Беатрис дала мне его, уже давно, но потом я его вернула.

– Зачем она дала вам ключ?

– У меня были личные неприятности. Я даже переночевала у нее как-то один раз. Тогда она и дала мне ключ на случай, если я захочу вернуться. Мы были подругами, очень близкими подругами, поэтому ничего удивительного тут нет.

– А потом она попросила отдать ей ключ?

– Нет, просто он мне стал больше не нужен. Я сидела у нее в гостях, мы работали вместе, я увидела ключ у себя в сумке и вернула ей. Она не хотела брать, но я в нем уже не нуждалась.

У меня никогда не было привычки ко лжи. Думаю, до встречи с Беатрис я вообще ни разу за всю жизнь не солгала умышленно, поэтому сейчас даже удивилась, как хорошо справляюсь. Крупица правды, язык тела под контролем, и ясный взгляд на того, кто спрашивает. На самом деле не так трудно, если настроишься. И угроза потерять все, что имеешь, тоже очень способствует.

– Что вы купили в тот день, когда поехали в центр и увидели мистера Грина?