Текст книги "Мой личный враг (СИ)"
Автор книги: Настя Орлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
Встаю на носочки, так что наши глаза оказываются на одном уровне, кладу ладони на его шершавые щеки и на один короткий момент соединяю наши губы в целомудренном поцелуе.
С удовлетворением отмечаю, что воздух из легких Даниила вырывается со свистом, а сам он от удовольствия прикрывает глаза, в которых за секунду до этого я успеваю заметить языки разгорающегося пламени.
– Ммм, – не могу сдержать вздох удовольствия и доверчиво трусь носом о его колючий подбородок.
Крепкое тело рядом со мной дергается. Руки настойчиво обхватывают мою голову. Он тянется ко мне всем телом, лицо оказывается всего в паре сантиметров и по выражению его глаз я ожидаю яростного вторжения, но он мягко кусает мою нижнюю губу, а потом облизывает ее, воспламеняя каждую клеточку моего тела.
– Ведьма, – выдыхает он прямо мне в рот.
Я теснее прижимаюсь к нему, обвиваю руки вокруг шеи. Даже через два слоя ткани ощущаю, как часто и громко бьется его сердце. Дыхание смешивается, пальцы путаются в его волосах и когда он, наконец, целует меня по-настоящему, мне кажется, что я схожу с ума, настолько острым оказывается наслаждение, настолько сильно затягивает меня в водоворот чувств.
Наши движения рваные, порывистые, ненасытные. Напористые прикосновения языка сменяются легкими поглаживаниями губ, яростное желание граничит с неторопливой чувственностью, а страсть переходит в трогательную нежность и обратно. Я ослеплена, ошарашена. В сознании нет ничего кроме жажды раствориться в мужчине, который с неистовым голодом терзает мой рот.
Настойчивый визг чайника, доносящейся из кухни, выбрасывает нас обоих из эротического транса.
Даниил отрывается от моих губ и несколько секунд глядит на меня своими невероятными глазищами, словно не совсем понимая, что произошло. Его грудь ходит ходуном, а на скулах пламенеет румянец. Даже боюсь представить, как в этот момент выгляжу я.
– Надо на кухню, – его голос звенит от напряжения.
Он отходит, а я заторможено киваю, глядя вслед его удаляющейся фигуре.
Ноги с трудом выдерживают мой вес, колени дрожат. Сажусь на диван и осторожно касаюсь пальцами припухших от поцелуя губ, ощущая под кожей легкую пульсацию.
Так вот как это бывает, когда другой человек полностью затмевает собой ощущение реальности?
Никогда за свои почти девятнадцать я не испытывала ничего подобного. Откровенно говоря, такого опустошения не приносил мне даже хороший секс. Я пытаюсь осмыслить, что произошло, но мозг в отключке. Отдаю себе отчет, что в прикосновениях Даниила нет ничего необычного, но почему-то каждое цепляет какую-то особую струну, заставляя плавится в огне примитивного желания.
Шлепки босых ног по деревянному полу возвещают о возвращении Дани в комнату. Я поднимаю глаза и смотрю, как он идет мне навстречу, держа в руке два бокала, до краев наполненных бордовой жидкостью. Очевидно, что он уже пришел в себя, тогда как я все еще пытаюсь отыскать утраченное самообладание.
Даниил протягивает мне бокал и присаживается рядом.
– Осторожно, горячий, – предупреждает он, делая маленький глоток.
– Что здесь?
– Какая разница? – он улыбается той до боли знакомой искушающей полуулыбкой, которая делает его особенно привлекательным. – Пей. Это не яд и не наркотик.
Глядя в омут его синих глаз, подношу бокал к губам и делаю маленький глоток. Огненно-терпкая жидкость бежит мне в горло и желудок. Даня откидывается на подушки, наблюдая за мной из под полуопущенных век.
– Что ты изучаешь в университете? – спрашивает он внезапно.
– Историю искусств, – смущенно говорю я, отпивая еще немного горячего напитка.
Даня тянется ко мне, забирает из ослабевших рук бокал и ставит на столик рядом.
– Тебе подходит.
– Почему?
– Красивая, отважная, впечатлительная, – он касается рукой воротника моей толстовки, гладя нежную кожу шеи прямо над ним. – Любопытная, дерзкая, нежная. Не могу представить тебя в безликом офисе.
От его слов я краснею. Пока думаю, что сказать, Даниил вдруг просовывает одну руку мне под колени, а другой обнимает за спину, без труда пересаживая с дивана к себе на колени.
От неожиданности я дергаюсь.
– Испугалась? – спрашивает он.
Сглатываю набежавшую в рот слюну и отрицательно качаю головой.
– И напрасно, – шепчет он мне в ухо. – Сейчас я начну тебя есть.
Теперь уже дрожь совсем иного характера несется по моему телу. Закрываю глаза и покорно подставляю ему губы для поцелуя.
Это действует на Даниила как искра, попавшая на сухой хворост. С низким рыком он втягивает в себя воздух и прижимается к моим губам, требовательно раздвигая их языком. Его губы горячие, настойчивые. Берут меня бескомпромиссно и глубоко, так что мне не хватает воздуха.
Он отрывается на меня лишь на мгновение. Пока я жадно хватаю воздух, он стискивает в кулак край моего свитшота и тянет его наверх. Я приподнимаю руки, помогая ему, и в следующее мгновение остаюсь в белой майке в рубчик, надетой на голое тело.
Я краснею, когда прослеживаю за горячим взглядом Дани, который застыл на моей груди.
– Я смотрю ты так же не любишь лифчики, как и я, – мурлычет он, накрывая мою грудь своими руками. – Охренительно.
Его губы вновь накрывают мои. Руки ласкают грудь, нетерпеливо скользят по спине и бедрам. В ответ я перекидываю ногу и седлаю его, запускаю пальцы в шелковистые волосы, притягивая его голову ближе, насколько могу углубляю поцелуй. Правая рука ползет вниз и забирается под его футболку. Пальцы скользят по теплой коже, путаются в дорожке волос, спускающихся за резинку на его штанах.
Где-то на задворках сознания мелькает мысль, что я веду себя непозволительно, но неуправляемая страсть напрочь уничтожает мои моральные принципы.
Бессознательно впиваюсь ногтями в гладкую мускулистую спину, стараясь не задохнуться. Поцелуи, скомканные объятия, громко вырывающееся из горла дыхание. Хрипы и стоны и все эти звуки, сопровождающие поцелуи. Я растворяюсь в них. Жажду большего, но когда его рука скользит к застежке моих джинсов, я вдруг столбенею. Перед глазами мелькают красные вспышки. Я знаю, что нам жизненно необходимо остановиться.
– Даня, нет, – чужим голосом выдыхаю я, накрывая его руку своей рукой. – Не могу. Даня.
Он тут же отстраняется. Его глаза темные, радужка полностью погребена под черными зрачками. Взгляд остекленевший, словно он не до конца понимает, что произошло. Я чувствую, каких трудов ему стоило отпустить меня, и готова заплакать, что велела ему остановиться.
Тяжело дыша, я смотрю на его лицо, щеки, покрытые сейчас лихорадочным румянцем страсти. Он совсем рядом. Его порывистое дыхание касается моей шеки, потемневшие глаза смотрят так внимательно, словно хотят проникнуть в самую глубину моей души.
Из его горла вырывается глухой стон. На мгновение он прижимается губами к моему плечу, а потом вдруг приподнимает и пересаживает со своих колен на диван.
– Извини. Я обещал, что не трону тебя. Но это так сложно.
– Моя вина, Даня. Не ты это начал, – мой голос дрожит, кровь пульсирует в висках. – Я забылась.
Я дышу, стараясь не дать себе расплакаться. Будь моя воля, я бы забылась снова. Но не тогда, когда в отеле меня ждет другой.
– Мне нравится, когда ты называешь меня по имени, – внезапно говорит Даниил.
Его голова откинута на спинку дивана, глаза закрыты. Очевидно, что он пытается привести себя в чувство, и эта ремарка – один из способов немного понизить градус напряжения в комнате.
Пока он не видит, я поправляю майку и тянусь за кофтой, но Даня меня останавливает.
– Эй, – он касается пальцами моего подбородка, заставляя посмотреть ему в глаза. – Я тоже забылся, понимаешь? То, что произошло здесь, было с самого начала неизбежно.
Его пальцы мягко очерчивают мою скулу. Я послушно киваю головой и бессознательно прижимаюсь щекой к его ладони, чувствуя, что напряжение, сковавшее все мои мускулы, понемногу спадает.
– Пойдем, – Даниил встает с дивана, берет мой бокал, стоящий на столике, и одним махом допивает все содержимое. Только после этого протягивает мне руку.
– Куда? – спрашиваю тихо.
– Спать.
Мое сердце вновь замирает. Словно почувствовав это, он усмехается.
– Просто спать. Ты видела, который час? – он кивает на настенные часы, показывающие начало четвертого.
Комната расположена на втором этаже. Даня пропускает меня внутрь, зажигает настольную лампу и стягивает с себя футболку.
– На какой стороне будешь спать? – спрашивает он.
– Мне все равно, – отвечаю я. – А, в общем, у окна.
Я забираюсь под одеяло и наблюдаю за Даней, который ставит на зарядку телефон и включает будильник. А потом ложится на свою сторону.
– Спокойной ночи, – говорит он.
– И тебе, – отзываюсь я.
Проходит пара минут. Ни один из нас не смыкает глаз. Мы лежим на разных сторонах кровати и смотрим друг на друга. Нас разделяет каких-то пятьдесят сантиметров, и я вдруг представляю, что он сейчас заснет, а это расстояние так и останется между нами. Мне становится страшно.
– Мне твоя сторона больше нравится, – скороговоркой произносит Даня. – Можно я буду спать на ней?
– Я могу уступить ее тебе, – шепчу я.
– Не хочу, чтобы ты уходила.
– Да.
Он выдыхает. И в следующую секунду оказывается рядом, обнимая меня.
– Раз мы оба не можем спать, давай разговаривать, – говорит он мне, целуя в лоб.
– Можно говорить будешь ты? – спрашиваю я, тая от удовольствия в кольце его рук.
– Хорошо, – даже в темноте я вижу его улыбку. – Спрашивай.
Я бы хотела спросить его обо всех тех девушках, с которыми его видели, о том, любил ли он когда-нибудь, о том, что он чувствует ко мне, но понимаю, что в нашем случае все эти вопросы неуместны. Я не имею на них никакого права.
– Расскажи мне про сноуборд, – прошу я.
– Сноуборд? – он явно удивлен.
– Ну да, я видела медали и кубки на камине, – поясняю я. – Ты занимался им профессионально?
Он начинает говорить, а я в полумраке комнаты просто смотрю на его лицо. Я вижу, как загораются его глаза, когда он рассказывает о своих первых лыжах и склонах, о первом борде и первом соревновании. Выражение его глаз, бровей. Есть в них какая-то надежда, ожидание, удивление, детский восторг…
Я смотрю на его лицо и впитываю его в себя. Каждую черточку, каждую линию. Чтобы в особенно тяжелые дни извлечь его образ из глубин памяти, и вновь сбежать с ним из реальности. В сказку. В игру. На вершину мира, в конце концов.
Погружаясь в забытие я слушаю его, ставший таким родным, голос, а стук его сердца убаюкивает меня.
19Просыпаюсь я внезапно, не понимая, что меня разбудило. За окном все еще темно, в комнате тоже. Полную мглу рассеивает только полоска желтого света под дверью.
Воспоминание о том, где я и с кем приходит быстро, не принося с собой ни удивления, ни сожаления, ни отторжения. В диапазоне моих чувств только приятное волнение, которое стаей бабочек порхает в животе.
Даниил Благов лежит рядом со мной, так близко, что я могу коснуться своими губами его подбородка, а стук его сердца вторит моему собственному. Он спит, положив одну руку под голову, а другой обнимает меня за талию поверх стеганого одеяла, в которое я укутана. Наверное, ему снится что-то очень хорошее, потому что в этот миг его губы растянуты в легкой полуулыбке, отчего на щеке появилась ямочка.
Мое дыхание становится чаще. Сердце сладко ноет.
Его жесткие черные кудри в беспорядке торчат в разные стороны, а одна прядь живописно упала ему на лоб. От того, насколько сильно мое желание протянуть руку и коснуться этого своевольного локона, у меня даже чешется ладошка.
Сейчас Даниил выглядит абсолютно безмятежно и даже как-то беззащитно. В плену у сна он не играет роли: здесь нет ни беззаботного плейбоя, ни самоуверенного гордеца, ни искушающего любовника. Есть только он сам. Человек, который для меня все еще представляет самую большую загадку, но при этом вызывает неконтролируемое желание быть рядом. Возможно, всегда.
Его теплое размеренное дыхание щекочет мне висок и щеку, а в воображении я уже строю планы дальнейших встреч. В Москве. Где угодно. Думаю о том, какая же все-таки странная штука жизнь. Такая внезапная и порой непостижимая, что кто-то далекий и чужой еще вчера, сегодня может стать центром твоего мироздания.
Сонный дурман шале, прохлада комнаты, тепло одеяла и наши головы на одной подушке. Я практически ничего не знаю о Данииле, но сейчас мне кажется, что нет человека во вселенной ближе. И все это так естественно. Так правильно. Словно по-другому не просто не должно – не может быть.
Больше всего мне хочется закрыть глаза, заснуть в его объятиях и опоздать на самолет. И чтобы метель занесла этот дом, сравняла его с белоснежным покровом, и мы были потеряны для всего мира. Но я понимаю, что это невозможно. Через полчаса прозвенит будильник. Будет прощание, скомканный поцелуй, может быть, мои слезы. И я вернусь в отель, где меня ждет другой.
Мысль о Саше болью отзывается в моем сердце, убийственной волной проходит по планам и мечтам. И несмотря на то, что мне отчаянно хочется остаться с Даней, я понимаю, что это лишь отложит неизбежную встречу с реальностью. А она такова, что у меня по-прежнему есть отношения, которые еще только предстоит разорвать, наши семьи находятся в состоянии необъявленной войны, а Даниил мне ничего не обещал. Сколько у него таких «Мирослав» в Москве? И что из того, что я придумала себе этой ночью – правда, а что лишь вымысел, который мне отчаянно хочется считать правдой?
Сейчас я впервые чувствую страх за свое будущее. Может быть, для нас обоих будет лучше, если этот новогодний сон так и останется сном? Если мы вернемся к нашей обычной жизни, а все, что произошло между нами, упокоится где-то в укромном уголке памяти?
Мысли, мысли, мысли…
Я отчаянно стараюсь удержать ее, но уже чувствую, что магия ночи уходит, не выдержав столкновения с утром. Она бежит. Неотвратимо. Без остановки. Все ускоряя и ускоряя темп.
В неконтролируемом порыве я протягиваю руку, но она зависает в нескольких сантиметрах, так и не коснувшись лица Даниила.
Зачем? Чтобы он проснулся? Поцеловал меня? Я ведь уеду. Рано или поздно это случится. Может быть, лучше рано, пока все это не зашло так далеко, что станет уже слишком поздно? И если случится так, что когда-нибудь мы начнем строить что-то особенное, пусть фундаментом этому будет честность, а не осколки чужих сердец и несбывшихся ожиданий? Ведь у меня есть Саша, и я уже причинила ему боль, которую он ничем не заслужил. Я просто не должна сделать ему еще больнее. Он заслуживает извинений, объяснений, честности с моей стороны.
Как никогда ясно понимаю, что я не могу позволить себе Даниила. По крайне мере прямо сейчас.
Я опускаю руку. Осторожно выскальзываю из-под одеяла, стараясь не потревожить сон Дани, но задеваю стоящий рядом стул. Утреннюю тишину будоражит глухой звук. Я замираю. Его ресницы дрожат, но так и не поднимаются. Он по-прежнему спит.
Я быстро натягиваю на себя джинсы и свитер, стараясь быть максимально тихой. На столике у Дани начинает мигать телефон – предвестник будильника. Подхожу к тумбочке и отключаю его.
Собираюсь уходить, но поддаюсь порыву и пишу на клочке фирменного бланка прачечной, который нахожу на столе, свой номер телефона. Так будет лучше, повторяю про себя как мантру. Правильней. И он будет знать, что я его жду.
Я оборачиваюсь и с минуту просто стою и смотрю на спящего мужчину. На душе странно пусто. Сердце ноет, но бьется в привычном ритме.
Вижу ли я его сейчас в последний раз?
В гостиной я иду к камину и вытаскиваю из рамки фотографию Дани с родителями, ту самую, которую я изучала вчера. Надеюсь, он простит мне эту маленькую вольность, но я просто не могу уехать просто так, не забрав с собой ничего кроме воспоминаний. Мне нужна хоть одна вещественная деталь – доказательство, что все это мне не приснилось.
Уже в дверях я оборачиваюсь и обвожу взглядом гостиную. Почти ожидаю, что сейчас на лестнице появится Даня, но в доме тихо. Сжимаю пальцы в кулаки.
– Ну вот и все, – говорю сама себе и, наконец, ухожу совсем, тихонько прикрыв за собой дверь.
По утреннему городу я бреду в каком-то оцепенении, не замечая ничего вокруг. Ощущаю непривычное двойство чувств: всеобъемлющую тоску и пугающее счастье. Несмотря ни на что, я бы ни на что на свете не променяла эту ночь с Даниилом. И я не чувствую сожаления. Не хочу изменить ни одной минуты. И в воспоминаниях упиваюсь каждой секундой подаренной им близости. Как бы ни сложилось будущее, этот последний день каникул всегда останется на верхних ступенях самых счастливых в моей жизни.
20Номер встречает меня мрачной тишиной и беспорядком. Каждая вещь, лежащая не на своем месте, немым укором смотрит на меня, и, кажется, даже воздух, тяжелый и душный, наполнен осуждением.
Саши нигде нет, но его вещи на месте. Это слабое утешение, но, по крайне мере, теперь я точно знаю, что он не уехал без меня.
Подхожу к балкону и распахиваю дверь, чтобы пустить внутрь предрассветную свежесть, а потом прижимаюсь разгоряченным лбом к холодному стеклу. Поразительно, в какой хаос превратилась моя простая и ясная жизнь всего за десять дней.
Оказавшись вдали от чарующей притягательности Даниила Благова, я начинаю в полной мере осознавать, что натворила. Нет, я все еще ни о чем не жалею, но понимаю, что справится с последствиями этой ночи будет куда сложнее, чем поддаться искушению.
В этот момент на телефоне срабатывает будильник, и я вдруг чувствую отчаянное желание послушать его и сбежать. С холодной решимостью открываю чемодан в тот самый момент, когда в номер входит Саша. Не сговариваясь мы на несколько секунд замираем, настороженно изучая друг друга, а потом он первым отводит взгляд.
Выглядит он… слегка безумно.
В его поведении, в резких движениях, когда он идет к бару и наливает себе стакан воды, есть что-то такое, что заставляет меня поежится. Замечаю, что под глазами у него залегли тени, веер тонких мимических морщинок стал заметнее, а губы скривились в гримасе. И это только подтверждает мои мысли о том, что прошедшую ночь он тоже провел без сна. По моей вине.
Саша никогда не был мастером скрывать эмоции, а может быть мы просто знаем другу друга так хорошо, что я не задумываясь читаю его как открытую книгу. Сейчас эмоции сменяются на его лице со скоростью света. Я успеваю заметить боль, отвращение, злость, печаль и еще какой-то едва уловимый проблеск облегчения, словно он и не надеялся увидеть меня здесь вновь. И от осознания этого мое чувство вины разрастается до устрашающих масштабов.
Нетерпеливым жестом Саша ерошит волосы, а я вижу свежие ссадины на костяшках его пальцев.
– Что случилось, Саш? – спрашиваю тихо. – Твои руки…
– Неужели тебя волную я? – его голос слегка дрожит от едва сдерживаемой злости.
– Саш…
– А меня вот больше волнуешь ты, – обрывает он меня. – Ты была с ним, – неприязненно шепчет он. – Всю ночь.
Мы никогда не лгали друг другу. И отрицать это бессмысленно.
– Ты искал меня? – опускаю голову и невидящим взглядом изучаю узор ворсинок на ковре.
Он неискренне смеется грубым, неприятным смехом.
– Если бы искал, я бы нашел. Да и зачем мне это? Чтобы прервать ваше душещипательное высокоинтеллектуальное общение?
– Саша…
– Что Мира? – он не позволяет мне вставить и слова, но меня тревожит не это. За злостью в его голосе я различаю муку, и это делает все в миллионы раз сложнее, потому что я не знаю, что сказать, чтобы ее облегчить. – Мне бы хотелось знать, что ты делала после того как заявила, что никогда не станешь встречаться с ним?
В три шага Саша пересекает разделяющее нас расстояние и нависает надо мной со столь угрожающим видом, что я инстинктивно делаю шаг назад.
– Мы встретились случайно, – мой голос дрожит, но не от страха. Все это чересчур сложно, и у меня не получается совладать с собой.
– Очень вразумительно.
Саша хватает меня за руки, вынуждая поднять на него глаза. Его челюсти крепко сжаты, взгляд темный и видно как перекатываются мускулы под тонким свитером. Пальцы сильнее сжимают мои запястья, причиняя боль, и мне приходит в голову, что он сейчас борется не со мной, а сам с собой.
– И что же? – выдыхает он.
– Что «что же»? – непонимающе повторяю я.
– Что же ты с ним…
Совершенно неожиданно из моего горла вырывается всхлип. Я выдираю руки из крепкого захвата и прижимаю ладони ко рту. Саша воспринимает мой жест по-своему.
– Он обидел тебя? – выдыхает он тихо, так тихо, что мне становится жутко. – Он тебя тронул?
Я отрицательно мотаю головой, но Саша словно не замечает этого.
– Убью его, – рычит он, срываясь с места, словно его подгоняет собственная ярость.
– Нет! – кричу я. – Нет, он не… – я запинаюсь. – Между нами ничего не было. Только поцелуй. Честное слово.
Саша замирает у двери, готовый в любой момент броситься на поиски Даниила.
– Уедем, – чтобы не допустить их стычки, я готова умолять его. – Прямо сейчас. Все кончено. Пожалуйста, Саш.
Несколько бесконечно долгих секунд он молча смотрит прямо мне в глаза, а потом резко кивает. Мы молча расходимся по комнатам собирать вещи.
***
В аэропорту нас встречает отец. Едва заметив его высокую фигуру в толпе, бросаюсь навстречу и утопаю в надежных объятиях. Я на пределе, и поддержка родного человека мне сейчас жизненно необходима.
С Сашей все сложно. Всю дорогу в машине, а потом и в самолете мы молчали. И это молчание, тяжелое и непреодолимое, разделяло нас не хуже глухой каменной стены. Вымотанная этой неестественной тишиной, собственной виной и ожиданием звонка Даниила, я чувствую себя морально раздавленной.
– Соскучился по тебе, малышка, – бормочет папа, целуя меня в макушку. – Как долетели?
– Все в порядке, пап. Как вы? Как мама?
– Мама хорошо, – он вздыхает. – Завтра вместе отвезем ее в клинику. Дома она чересчур активная, и меня совершенно не слушает. Хочу, чтобы послушала врачей.
Папа выпускает меня из объятий и здоровается с Сашей, который стоит чуть поодаль. Он хмурый, лицо как восковая маска, и хотя он всегда находил общий язык с моим отцом, сейчас все его жесты подчеркнуто отстраненные.
Я вздрагиваю, будто от физической боли. Глупо ожидать, что папа не заметит напряжения, от которого едва ли не трескает воздух, но он деликатно обходит эту тему стороной.
– Ну, поехали, – прерывает он неловкое молчание, забирая у меня чемодан. – Надеюсь, проскочим до пробок. Саш, тебя до дома подбросить или ты сразу на базу?
– Я остаюсь, – отвечает он, не отрывая взгляда от экрана телефона. – Меня заберут.
Папа кивает, но я вижу на его лице недоумение. И в этот момент во мне поднимается волна раздражения. Несмотря на то, что происходит между мной и Сашей, его хамское поведение не должно задевать моего отца, который совершенно ни при чем.
– Пап, подожди меня на выходе, – оборачиваюсь к нему и вымученно улыбаюсь. – Я сейчас. Две минуты, ладно?
Когда он исчезает в толпе, я оборачиваюсь к Саше и произношу:
– Давай поговорим.
– Тут не место, – бурчит он, поджав губы.
– Хорошо. Приедешь вечером?
– Нет, Мира. Вечером я улетаю.
– В смысле? – моя воинственность разлетается на сотни осколков, и я в замешательстве жду ответа на свой вопрос.
– Я говорил тебе про Штаты, – нехотя отвечает Саша.
– Нет, ты говорил о возможности уехать туда в конце сезона! – возражаю я. – А не о том, что ты улетишь едва наш самолет приземлится в Москве.
– Тебе не все равно? – огрызается он.
– Нет, мне не все равно, Саш. Мне не все равно, и ты прекрасно это знаешь.
Он упрямо молчит. Мы стоим всего в метре друг от друга, но мне кажется, что между нами разверзлась пропасть, которая с каждой секундой становится все больше.
Мне хочется по детски топнуть ногой. Закричать. Встряхнуть Сашу. Сделать хоть что-то, чтобы прекратить этот фарс. Но я тоже молчу, чувствуя, как глаза совершенно не к месту наполняются слезами.
Я запуталась. Я растеряна. И я не могу отпустить его вот так, словно все кончено. Поэтому я делаю единственное, что в моих силах – срываюсь с места и молниеносно сокращаю расстояние между нами, провисая на его шее.
– Прости меня, – мычу глухо, прикрывая глаза.
Сначала Саша не двигается, но потом тяжело вздыхает и обвивает руки вокруг моей талии. Он не говорит ни слова, не обещает, что все будет хорошо, он просто прижимает меня к себе, и по его нервной напряженности я понимаю, что он тоже растерян.
– Иди, Мира, – когда он отстраняется, его голос звучит мягче. – Отец ждет.
Я киваю и только в этот момент замечаю, что по щекам струятся слезы. Саша тоже это видит. Он судорожно выдыхает и вновь прижимает меня к себе. На этот раз я не прячу лицо. Наши губы соприкасаются. Лишь на миг, но этого достаточно, чтобы преграды, которые выросли между нами в последние дни, пошатнулись.
– Мы поговорим, когда я вернусь, – обещает он. – Это недолго. Всего пара дней, Мира. У меня встреча со скаутом в Швеции.
– Хорошо, – шепчу я, чувствуя облегчение оттого, что мои опасения о его отъезде не оправдались.
– И не забывай меня слишком быстро, – уголки его губ слегка приподнимаются, но лицо остается серьезным.
– Удачи, Саш. Знаю, как ты мечтал об этом.
Порывисто обнимаю его еще раз и ухожу. Каждый шаг дается мне с трудом – несмотря на его слова, я никак не могу избавиться от тягостного ощущения, что прощаемся мы не на два дня, а возможно навсегда.
Мне приходится зайти в туалет, потому что я не в силах унять поток слез. Не хочу, чтобы отец видел меня в таком состоянии. В конце концов, это оказывается бессмысленно, потому что папа, конечно, сразу замечает все.
Он заводит машину, но не трогается.
– Расскажешь, что у вас случилось? – спрашивает он.
Мотаю головой и закусываю губу, потому что глаза вновь наполняются предательской влагой. В жизни не была плаксой, а тут просто не могу остановиться – перевыполняю свой план на месяцы вперед.
– Потом, – выдавливаю из себя.
Я не знаю, что сказать папе. Что я изменила Саше? Что увлеклась? Заигралась? Да он покрутит пальцем у виска. Мне самой с трудом верится, что хватило всего десяти дней, чтоб вся моя привычная жизнь рухнула, будто карточный домик. Что уж ожидать от папы.
В моем рюкзаке звякает телефон. Наивное сердце замирает в ожидании, но когда я смотрю на экран на нем отображается сообщение от Лены.
Открываю его и отвечаю, что добралась. Мне стоит немалых усилий задушить малодушный порыв спросить у нее, видела ли она сегодня Благова. Они с Костей уезжают только два, так что, если он вернулся в свой номер, Лена вполне могла пересечься с ним за завтраком или на горе.
– Мира, не буду лезть к тебе в душу, но что бы ни случилось, просто знай, что мы с мамой всегда на твоей стороне, – отвлекает меня папа, технично выруливая с парковки.
– Я это знаю, пап.
Больше он не задает вопросов, и по трассе мы едем под громкую болтовню ведущих на радио. Папа делает звук тише только когда мы сворачиваем на нашу улицу – теперь уже телефон звонит у него.
Он внимательно смотрит на экран, хмурится и берет трубку. По мере того, как кто-то невидимый на другом конце провода говорит, папа все больше мрачнеет. В конце концов он даже ругается сквозь стиснутые зубы, и я понимаю, что происходит что-то серьезное – отец крайне редко выходит из себя и уж тем более ругается матом.
– Делай все, что нужно, – отрывисто говорит он собеседнику. – И под «все» я именно это и имею ввиду. Приеду часа через полтора.
Он сосредоточенно слушает ответ, а потом неистово шипит:
– Если мы потеряем Петербург я собственноручно придушу Благова. И по херу на все.
Он в сердцах бросает телефон под приборную панель, а я не могу вздохнуть. Меня будто сжали в тиски, не давая освободиться. Злость, столь несвойственная отцу, направленная на одного конкретного человека, помноженная на звучание фамилии, от которой у меня скручивает спазмом живот, шокирует настолько, что я еще долго не могу пошевелиться.
