Текст книги "Мой личный враг (СИ)"

Автор книги: Настя Орлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Потанцуем? – спрашивает он, обнимая меня.

Молчу. Почему-то в этот момент так сложно говорить. Тону в штормовой глубине его глаз, прижимаюсь щекой к его груди, ощущая как мы медленно покачиваемся в такт мелодии.

От него приятно пахнет. С ним тепло. Я чувствую себя красивой. И мне так хорошо в кольце его рук, что все происходящее кажется мне сном.

Погружаюсь в свои мечты и неуклюже наступаю на ногу своему партнеру. Даня добродушно смеется тихим низким смехом, который теплой волной катится вдоль моего позвоночника.

– Мира, – любимый голос звучит неожиданно хрипло.

– Мммм… – мычу в ответ.

– Выходи за меня.

Какое-то время после этой фразы я продолжаю плыть по волнам безмятежности. Знаю, что все еще нахожусь во власти алкоголя, поэтому когда до меня доходит смысл предложения Даниила, я уверена, что неверно его расслышала.

– Ничего не скажешь? – спрашивает он, шевеля горячим дыханием волосы на моей макушке.

Ощущаю, как сердце в груди начинает биться в ускоренном ритме. Поспешно отстраняюсь и робко заглядываю в глубину синих глаз, ожидая увидеть в них подтверждение тому, что ошиблась, но в них нет и следа шутки.

О, Господи, он это серьезно!

Непроизвольно кладу руку на грудь. Мое сердце неистовствует. Невпопад думаю, что если оно забьется еще сильнее, мне точно понадобится «Скорая».

– Почему? – выдыхаю я еле шевеля губами.

Даня медленно поднимает руку и гладит меня по щеке, потом запускает пальцы в мои распущенные волосы.

– Потому что я без ума от тебя и хочу, чтобы ты всегда была рядом? – отвечает он вопросом на вопрос.

Я вздыхаю одновременно удивленно и удовлетворенно. Мои руки обвиваются вокруг крепкой шеи, голова запрокидывается, а губы находят его губы в коротком поцелуе. И сейчас мне вновь плевать, что мы не одни и за нами наверняка наблюдают несколько пар глаз.

Внезапно я начинаю беззвучно плакать. Почему? Понятия не имею. Просто так выходит. Слезы просто катятся из глаз, а я не могу их остановить. Пытаюсь взять себя в руки, находя удовольствие в том, как соприкасаются наши лбы, а носы трутся друг о друга.

Даня ласково гладит меня по спине и целует волосы. Его сердце вторит неровному ритму моего сердца, а его дыхание согревает мне щеку.

Никогда не думала, что такое возможно.

36

Просыпаюсь до зари. Лежу, глядя на причудливые тени на потолке. Наслаждаюсь теплом мужского тела рядом. Слушаю его размеренное дыхание. Все хорошо, но отчего-то мне неспокойно. Сложно объяснить свои ощущения, ведь в этом году весна в моей жизни особенно прекрасна. Она наполнена жаркими ночами, сладкими поцелуями, долгими разговорами до зари и любовью, о которой до этого я читала лишь в книгах. Здесь и сейчас я настолько эгоистично счастлива, что меня не смущает ложь, которую я придумываю для мамы и папы, потому что, как бы цинично это ни звучало, привыкнуть можно ко всему. Даже к двойной жизни.

Заранее отключаю будильник, чтобы не разбудить Даню, осторожно снимаю с бедра его руку и спускаю босые ноги на пол.

– Побудь еще, – слух ласкает сонный баритон.

– Не могу, – вздыхаю с сожалением. – Первой парой у меня философия. Ты же знаешь, преподаватель меня ненавидит.

– Эта мегера просто тебе завидует. Останься, – он придвигается ближе и прокладывает влажную дорожку из поцелуев вдоль моего позвоночника, отчего волоски на голой спине и руках становятся дыбом.

– Ты играешь нечестно, – успеваю шепнуть прежде, чем Даня опрокидывает меня на кровать, а его язык бесцеремонно вторгается в мой рот.

В этот предрассветный час он целует меня лениво, долго, неспешно, будто пробует на вкус. Несмотря на то, что мы провели столько времени вместе, я вновь теряю голову – настолько, что не могу понять, где кончается один поцелуй Дани и начинается следующий. Чтобы сохранить хоть какую-то связь с реальностью, запускаю пальцы в его волосы, короткие и жесткие после недавней стрижки. Они покалывают пальцы и щекочут ладони, и это ощущение помогает мне сдержать лавину возбуждения, которая грозит вот-вот накрыть меня с головой.

– Даня, я опоздаю, – выдыхаю я, когда он на секунду отрывается от моего рта, чтобы вдохнуть в легкие воздух. – Пусти.

Я не ожидаю, что он послушает меня, но он это делает. Заглядывает в глаза, словно ищет в них признаки слабости, потом склоняет голову и проводит языком вдоль шеи, прикасаясь губами к ямке у основания, где быстро-быстро бьется вена.

– Не хочу тебя отпускать, – говорит он сипло и немного растерянно. – Никогда. Почему так происходит, Мирослава?

У меня нет ответа на этот вопрос. Как и на многие другие, которые возникают в моей голове в связи с нашими отношениями с Даней. Может быть, потому что я тоже не хочу его отпускать? Может быть, потому что я тоже не хочу уходить? Даже зная, что мы увидимся вечером, мне не дает покоя мысль, что встреча может сорваться.

Даниил тяжело дышит, смешивая свое дыхание с моим. Моя кожа делит тепло с его кожей. Своей грудью я ощущаю, как рвано бьется сердце в его груди, вторя моему ритму. И в этот миг мои чувства к этому человеку кажутся настолько бесконечными и глубокими, что горло сдавливает спазм.

– Я люблю тебя, – шепчу ему прямо в ухо.

Он каменеет в моих объятиях, но лишь на мгновение. Чувствую как его ладони сдавливают мои щеки. Даже в темноте ощущаю на себе пытливый взгляд. И упиваюсь вкусом нового яростно-сладкого поцелуя, после которого все остальное просто перестает иметь значение.

– Сколько у тебя пар сегодня? – спрашивает Даня двадцатью минутами позже, наблюдая как я воюю с волосами, пытаясь связать их в тугой узел на макушке. – У меня конференция в Zoom через два часа, а в районе обеда нужно в универ заскочить и к отцу в офис. Доберешься сама?

Его забота вызывает улыбку на моем лице. Мне ничего не стоит спуститься в метро или взять такси, но весь этот месяц Даня старается построить свое расписание так, чтобы каждый день забирать меня после окончания пар.

– Сегодня не смогу приехать, – говорю я, качая головой. – Папа из очередной командировки возвращается. Я обещала маме, что вечером побуду с ними.

– Тогда давай обед? – он садится на постели, отчего простынь сползает с его груди до бедер, обнажая идеальный торс и плоский живот. – Как раз занесу доклад на кафедру и приеду за тобой.

– Хорошо, – сглатываю набежавшую слюну и отвожу глаза. – В кофейне недалеко от университета новое меню.

Внезапно Даня протягивает руку, хватает меня за запястье и усаживает к себе на колени. Еще раз крепко целует и только после этого позволяет встать на ноги.

– Иди.

Прячу улыбку и иду, шлепая босыми ногами по полу, спиной ощущая неотступно преследующий меня взгляд.

В ванной включаю душ на полную мощность и подставляю лицо потоку воды. Этот день ничем не отличается от других и, тем не менее, сегодня все иначе: и ранее пробуждение, и ощущения, и признание. И нервозность, которая не отпускает меня с того момента, как я открыла глаза.

Почему?

«Потому, – говорит мне внутренний голос. – Что ты обещала сама себе рассказать родителям правду в марте. Завтра начинается апрель, а ты все так же далека от признаний, как и полтора месяца назад».

И пусть мы с Даней не афишируем наши отношения, но и скрываться тоже перестали. Встречаемся в кафе, ходим в клубы, вместе посещаем выставки. Было непросто жить постоянно оглядываясь, но со временем я усыпила свою совесть настолько, что все это стало казаться нормальным. А ведь это не так.

Делаю воду в душе холоднее, чтобы взбодриться, и мысленно обещаю себе воспользоваться шансом и поговорить с родителями сегодня вечером за ужином.

***

Во время большой перемены иду на парковку, где уже по привычке ждет меня Даня, непринужденно оперевшись на капот своего автомобиля.

На улице тепло и солнечно. Жмурюсь, вдыхаю полной грудью весну и смотрю на любимого, который в кожаной куртке и классических авиаторах выглядит как модель с обложки журнала.

– Привет, – говорю, не в силах сдержать улыбку.

Он берет меня за руки и целует в нос.

– Проголодалась?

– Да.

– Тогда прошу, – Даня открывает для меня дверь машины.

– Мы же в кофейне за углом хотели пообедать? – напоминаю я.

– Сегодня это неуместно, – отвечает он, сверкая улыбкой.

– Мы что-то празднуем? – спрашиваю, приподняв брови.

– Тот инвестиционный проект о котором я вскользь упоминал, помнишь? – в этот момент на его лице написана такая искренняя радость, словно он застал под елкой Деда Мороза. – Я его получил.

В обеденное время ресторан, в который привез меня Даня, переполнен, но официанты работают четко: через минуту приносят меню, еще через три – принимают заказ.

– Ну, рассказывай! – прошу я нетерпеливо.

И я не лукавлю, мне действительно очень интересно. Я видела, насколько много и упорно Даня работал все это время, и теперь мне хочется поскорее узнать, что вдохновляло его.

– Я буду заниматься строительством детских спортивных школ в регионах совместно с Nike, – отвечает Даня. – Точнее не так, непосредственно стройкой будет заниматься компания отца. Я же беру на себя все, связанное с дизайном, промоушеном и маркетингом.

– О, Господи, Даня, это же невероятно!

– Мы утвердили концепцию, согласно которой у каждой школы будет свое лицо – атлет марки и уроженец конкретного региона, – продолжает он увлеченно. – Это будет не просто спортивная школа, талантливые дети из неблагополучных семей смогут жить там постоянно и получать стипендию. Это не очень денежный проект, но с точки зрения маркетинга он идеальный. И очень… – он запинается, но его глаза горят. – Идейный, понимаешь?

Я киваю и беру его ладонь в свои руки.

– Как тебе удалось уговорить Nike отдать проект тебе?

– Это было непросто, – говорит он, не скрывая гордости. – Им нужен был кто-то молодой, дерзкий, со свежими идеями. И они выбрали меня.

В этот момент и я не могу не испытывать гордости. Смотрю на Даню и словно открываю в нем новые грани, которые заставляют меня влюбляться в него сильнее, хотя еще утром мне казалось, что сильнее просто невозможно.

Когда приносят еду, он все еще рассказывает мне про проект. Очевидно, он так горит своими идеями, что невозможность поделиться ими со мной долгое время выливается в словесный поток, который продолжается уже двадцать минут. Даню я не перебиваю – слушаю, смотрю, недоумеваю, чем я могла заслужить появление такого удивительного и многогранного человека в своей жизни.

– Ладно, – произносит он, когда перед нами ставят десерты. – Хватит обо мне. Как прошел твой день?

– На философию я опоздала, – укоризненно говорю я, но улыбаюсь. – А еще, я позвонила Дарье Сергеевой, куратору галереи современного искусства. Помнишь, я говорила, что папа достал для меня контакты и настаивал, чтобы я связалась с этой девушкой?

– Да.

– Она хочет посмотреть мои работы и вообще поговорить, – бормочу немного смущенно, так как все еще не решаюсь показать Дане свое творчество.

– Ты умница, Мирослава, – он подается вперед, чтобы взять мою руку и целует ладонь. – Может быть, теперь ты и мне покажешь свои работы?

Его язык слегка касается кончика указательного пальца, и я чувствую, как кожу в этом месте начинает покалывать, а в животе разливается знакомое тепло, но сейчас я не могу сосредоточится на этих ощущениях.

Что-то отвлекает меня от Даниила. Поднимаю глаза, сканирую зал ресторана в поисках источника беспокойства и натыкаюсь на высокую фигуру в сером костюме у самого входа.

Внутри все холодеет.

О, Господи.

Сердце в груди немеет, прежде чем начинает биться так сильно, что я слышу его раскатистое эхо в ушах.

В дверях ресторана стоит отец в окружении нескольких мужчин в деловых костюмах и смотрит прямо на меня.

На меня. И на Даню.

Я много раз проигрывала в голове сцены того, как я расскажу папе про свои отношения с сыном Петра Благова. Но даже в самых страшных из них, это не происходило так, как происходит сейчас.

Нас с отцом разделяют два десятка метров, но мне не составляет труда прочесть на его лице ярость, неверие и даже отвращение.

Его глаза, устремленные на меня, прожигают насквозь, прямая линия рта выдает внутреннее напряжение, а тело, подобранное, словно он приготовился к прыжку, навевает мысли о хищнике, который приготовился растерзать свою добычу.

Я дергаюсь, чтобы встать и побежать к нему, умоляя о прощении, но меня останавливает взволнованный голос Дани:

– Эй, ты в порядке?

– Папа, – хриплю я. – Папа здесь.

Даня поворачивает голову и смотрит туда же, куда и я. Считанные секунды отец переводит взгляд с меня на моего спутника и обратно, отмечая наши соединенные на столе руки. Я инстинктивно отодвигаюсь, прячу ладони под стол, но это не имеет никакого значения – папа бросает что-то своим спутникам, резко разворачивается и выходит из ресторана. Я же чувствую себя так, словно меня ударили.

С грохотом отодвигаю стул и бегу следом. Тороплюсь, но недостаточно, потому что, когда я выхожу на улицу, джип отца уже срывается с парковочного места.

Судорожно хватаю ртом воздух, чувствуя как в глазах закипают слезы. Беру телефон и набираю знакомый номер. Гудки длятся вечность, и я начинаю думать, что он так и не снимет трубку, когда вдруг слышу резкий голос:

– Жду тебя дома, – и отбой.

37

Я никогда не думала, что время может лететь так быстро. Несмотря на то, что с одной стороны мне хочется, наконец, покончить с неизвестностью, с каждой секундой, проведенной в дороге домой, паника внутри лишь усиливается, и ощущение такое, словно стою в очереди на казнь.

– Ты уверена, что не хочешь сделать это вместе? – спрашивает Даня, останавливая свой автомобиль возле моего дома.

На его лице лежит тень беспокойства, брови нахмурены, рот крепко сжат, а мне не хочется, чтобы из-за меня он переживал.

– Уверена, – делаю слабую попытку улыбнуться. – Это только моя… Моя битва.

– Почему это должно быть битвой? Мира, мы живем в двадцать первом веке, твой отец поймет, – с уверенностью, которую я бы с удовольствием у него позаимствовала, говорит он.

– Я позвоню тебе, – отвожу глаза и цепляюсь за ручку дверцы, чтобы уйти раньше, чем окончательно расклеюсь. – Спасибо, что подвез.

Собираюсь выйти, но Даня не позволяет: сжимает мою ладонь, вынуждая взглянуть ему в глаза. Когда я это делаю, он мгновение удерживает мой взгляд, а потом тянет к себе.

Поцелуй выходит коротким, но крепким и многозначительным. Им Даня словно напоминает мне о своей роли в моей жизни.

– Если это битва, пожалуйста, не забывай, за что ты сражаешься, – просит он, прежде чем выпустить из своего захвата мою руку.

Пока я иду к дому, эти слова то и дело вспыхивают в голове. Я чувствую в себе силы противостоять отцу, но внутри все дрожит, и футболка под курткой, кажется, влажная от нервной испарины.

Я справлюсь. Знаю. Нужно просто объяснить папе, что я чувствую. И он поймет. Он всегда меня понимал.

Заправив упавшую на лицо прядь волос, глубоко вдыхаю и выдыхаю, прежде чем потянуть на себя ручку входной двери.

Дом встречает меня тишиной. Бросаю взгляд на часы в прихожей, понимая, что мама с Андрюшей в это время обычно на прогулке. Хорошо. Лучше, если этот разговор пройдет без свидетелей.

Отца я нахожу в кабинете. Он стоит возле окна вполоборота к двери. В руках у него стакан с виски, галстук спущен, а верхние пуговицы рубашки расстегнуты, словно ему нечем дышать.

Интересно, он видел, что меня привез Даня?

Мнусь у двери, не решаясь первой начать разговор. И отец не торопится. Рассматривает меня с непроницаемым лицом, словно я букашка для изучения, наколотая на булавку.

– Как долго? – наконец, бросает он.

От его тона по позвоночнику бежит холодок страха, но я даже не пытаюсь делать вид, что не понимаю о чем он.

– Мы встретились в Сочи, – говорю тихо. – И потом на юбилее сенатора, на который я тебя сопровождала.

– Три месяца? – изумленно выдыхает он. – Три чертовых месяца, Мирослава?

Я киваю.

– Из-за него ты с Сашей рассталась? – спрашивает отец, напряженно хмуря брови, словно пытается в голове сложить картинку пазла.

Вновь киваю. Теперь для меня нет пути к отступлению. Осталась только правда, которую я так долго вынашивала в себе.

– Я люблю его.

– Неужели ты не понимаешь, что он использует тебя!?

– Ты считаешь, что меня не за что любить?

– Он Благов! О какой любви ты говоришь? – взрывается он. – Эта семейка пойдет на все, чтобы уничтожить нас.

– Даня не такой, – настаиваю я, воинственно поднимая подбородок.

– Даня? – повторяет отец неприязненно, словно пробует дорогое мне имя на вкус. – Значит, Даня. Твой Даня замешан в попытках своего отца переманить всех наших крупных клиентов.

– Он не работает с отцом, – возражаю я. – Если бы ты только дал ему… Нам шанс. Я бы познакомила вас, пап. Он…

– Меня не надо с ним знакомить, я прекрасно его знаю! – перебивает он. – Скорее всего, даже лучше, чем ты сама. Лично видел его на проекте в Питере в прошлом месяце.

– Это было лишь однажды, – убежденно говорю я, вспоминая тот единственный раз в самом начале наших отношений, когда Даниил летал в Питер. – Он не имеет никакого отношения к этому проекту. Он не станет…

– Наивная дурочка! – бросает отец, с грохотом ставя недопитый бокал на стол.

– Он бы не стал мне лгать, – упрямо говорю я, бесстрашно встречая его мрачный взгляд.

В наступившей тишине хлопок входной двери раздается оглушительно громко. Через открытую дверь кабинета до нас доносится нежный воркующий голос:

– Посмотри-ка, сынок, твой папа и сестричка решили навестить нас днем.

Стоит маме с Андрюшей на руках зайти в кабинет, отец бросает на нее испытывающий взгляд:

– Ты знала об этом?

Она непонимающе переводит глаза с меня на папу и обратно.

– Мама не знала, – вмешиваюсь я. – Никто не знал.

– О чем я не знала? – напряженно спрашивает мама, очевидно, улавливая гнетущую атмосферу в комнате.

– О том, что наша дочь за нашими спинами играет в любовь с младшим Благовым! – яростно рычит отец.

От злобных интонаций в его голосе Андрюша начинает хныкать.

– Следи за своим тоном, – осаждает его мама. – Мира?

Взгляд мамы, который она переводит на меня, почти ласковый. В нем нет осуждения, только немой вопрос.

– Да, я два месяца встречаюсь с Даниилом Благовым, – отвечаю воинственно.

– Это тот мальчик, которого мы видели на приеме летом? – спрашивает она, явно напрягая память.

– Да, это тот самый «мальчик», – язвительно цедит отец. – Вскружил ей голову.

– Он любит меня, – говорю твердо. – Я люблю его. И у нас отношения.

– Через мой труп ты будешь встречаться с кем-то из этой семьи, – от зловещего тона, которым он произносит эти слова, мой желудок сводит судорогой.

– Мы, пап, не в средние века живем, – говорю я, вспоминая слова Дани, которые он сказал мне на прощание. – Мне не нужно твое благословение. Я правда сожалею, что ты узнал обо всем таким образом. Я много раз хотела рассказать, но не смогла, так как знала, как ты к этому отнесешься. Но Даню я не брошу.

– Это мы еще посмотрим! – говорит он, и его губы сжимаются в тонкую линию.

– С тобой сейчас бессмысленно разговаривать, – говорю смиренно. – Я пойду в свою комнату.

Стоит подняться к себе, как силы покидают меня. Опускаюсь на край кровати и долго смотрю в одну точку. В голове царит хаос, на душе пусто. С одной стороны, чувствую облегчение, что объяснение позади, с другой – не представляю, как разрешить ситуацию, не причинив боль близким мне людям.

Из транса меня выводит слабый звук телефона, доносящийся из рюкзака. Достаю трубку и, едва взглянув на экран, прикладываю к уху:

– Как все прошло? – спрашивает Даня. Кажется, что он совершенно спокоен, но я чувствую, что за нарочитой уверенностью кроется беспокойство.

– Плохо, как я и ожидала, – со вздохом отвечаю я.

– Давай я приеду, – предлагает он. – Поговорю с ним.

– Не самая лучшая идея, – возражаю я. – Сейчас точно нет. Пусть он остынет.

– Приедешь домой?

Дом. От этого слова сердце томительно сжимается. Он называет нашим домом свою квартиру. Странным образом, я тоже чувствую себя там дома больше, чем в этой комнате.

– Сегодня побуду у родителей, – говорю я. – Завтра увидимся, ладно?

Когда я заканчиваю разговор, в комнату без стука входит отец. Его неподвижное лицо похоже на восковую маску, и от нехорошего предчувствия у меня болезненно щемит сердце.

– Больше ты его не увидишь, – говорит он безапелляционно. – Будешь ездить на учебу и обратно с охраной. С сегодняшнего дня встречи по вечерам тебе строго запрещены.

В замешательстве смотрю на отца, не в силах поверить в то, что он только что произнес. С усилием заставляю себя избавиться от гнетущего чувства обиды и разочарования, и твердо произношу:

– Ты забываешь, что я уже совершеннолетняя. Ты не можешь приказывать мне.

– Могу и буду! Ты моя дочь, – его холодный чужой взгляд на мгновение лишает меня способности дышать.

– Но я не твоя собственность! Пап, как ты не понимаешь, что этим ты ничего не добьешься, – произношу уже тише, в надежде достучаться до него. – Я люблю Даню, слышишь?

– Разлюбишь, – бросает он. – Встречаться вам я не позволю.

– Не позволишь? – поверяю я, как болванчик.

Отец стоит в центре моей комнаты, уперев руки в бока, а я не могу поверить, что все это происходит на самом деле. Что это не сон. Чувствую, как внутри зреет протест. Не говоря больше ни слова, беру из шкафа спортивную сумку и начинаю кидать туда вещи.

– Что ты делаешь?

– Ухожу, – говорю я, чувствуя, как от необратимости этих слов внутренности сжимаются в комок.

С силой тяну замок на сумке, хватаю рюкзак и несусь прочь из комнаты.

Отец догоняет меня у входной двери, больно хватая за запястье.

– Если ты уйдешь сейчас… – незаконченная фраза обещанием повисает в воздухе.

– То что, пап? – вызывающе глядя ему в глаза спрашиваю я. – Я тебе больше не дочь?

– Это ты сказала, не я, – говорит от мрачно.

– Это написано на твоем лице! – выдергиваю руку и быстро иду вниз по лестнице.

Дергаю с вешалки пуховик и натягиваю его на себя, но папа вновь цепко хватает меня за руку.

– Прикуешь меня цепями, чтобы я не ушла!? – бросаю запальчиво.

С минуту отец смотрит на меня так, словно впервые видит. Я вижу, как эмоции сменяют друг друга на его красивом лице. Как складка перерезает лоб, как опускаются вниз уголки губ, и судорожно дергается кадык на шее.

Он демонстративно отпускает мою руку и отходит на шаг назад.

– Своего Благов уже добился, – говорит он с невыносимой мукой в глазах. – Когда он бросит тебя, и ты придешь обратно, не говори мне, что я тебя не предупреждал.

Когда за отцом закрывается дверь кабинета, я все еще стою у входа, сжимая похолодевшими пальцами ручку сумки. Горло сжимает спазмом так, что мне с трудом удается вздохнуть.

В этот миг из комнаты Андрюши, тихо прикрывая за собой дверь, выходит мама.

– Мира, – растерянно произносит она, глядя на мое лицо. – Отца не слушай. Не смей. Для него Благовы как красная тряпка для быка. Не уходи. Дай ему успокоиться.

– Мам, не останусь я, к Дане поеду, – говорю тихо, старательно отводя глаза, на которых стремительно собирается влага. – Так будет лучше для всех. Для меня в первую очередь. Не волнуйся. Лучше папу успокой. Поговорим завтра, ладно? Извини меня.

Мама порывисто обнимает меня и шепчет:

– Тебе не за что извинятся. Я все понимаю, дочка.

– Правда?

– Конечно.

Через минуту я выхожу из дома.

Долго сдерживаемые слезы градом катятся по щекам. Пульс дико бьется где-то в горле. Когда за мной щелкает замок входной двери, вдруг чувствую, что оставляю позади не только родителей: там за дверью остается и мое беззаботное детство.