Текст книги "Книга из человеческой кожи"

Автор книги: Мишель Ловрик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 44 страниц)

Доктор Санто Альдобрандини

К моему невыразимому ужасу, vicariaразогнала остальных монахинь по кельям. К несчастью, мое присутствие вселило в них уверенность, и они согласились оставить свою обожаемую мать настоятельницу на мое попечение. Откуда им было знать, что я оглушен и умираю от отравления аконитом?

Смертный одр – неподходящее место для громких слов и речей. Не исключено, что они решили, будто я покачиваюсь от притворного религиозного рвения, когда я остановился над неподвижным телом priora,с трудом переводя дыхание. Только одна из монахинь окинула меня внимательным долгим взглядом и даже придвинулась ближе, чтобы рассмотреть меня получше. Ее интеллигентное лицо расплывалось у меня перед глазами.

– Благослови вас Господь, святой отец, – прошептала она.

Разумеется, Фернандо решил, что будет лучше, если весь город станет считать меня Божьим праведником. Эти бедные женщины видели во мне того, кого хотели видеть, а не одурманенного, задыхающегося человека.

А потом я подумал о Марчелле, о том, как она со своей больной ногой тащит останки индейской девушки к себе в келью, имея в помощницах одну только Жозефу. Хватит ли у них сил? Я поднимал умершую девушку на руки и укладывал ее на свой смотровой стол – и вес ее тела показался мне весьма внушительным. Жозефа говорила нам, что труп придется протащить мимо покоев priora,чтобы перенести в келью Марчеллы. Быть может, именно сейчас они несут его мимо? Или уже пронесли? Или все сорвалось?

Я втянул ноздрями воздух в надежде уловить запах гари. Да, аромат жареной плоти – мяса морских свинок – доносился из дверей и окон каждой комнаты в монастыре, отчего желудок мой свернулся клубком и меня едва не стошнило.

Лицо vicariaвплотную приблизилось к моему. Она не узнавала меня. В ее лице не осталось ничего человеческого. Женщина погрузилась в экстаз и более не сознавала, что делает.

Зато я прекрасно понимал, что намерена сотворить сестра Лорета: наверное, яд заставил мои мысли двигаться в сумасшедший унисон с ее собственными. В уединении, освященном моим присутствием, vicariaнамеревалась убить priora. Азатем, придя в себя, она объявит меня виновником смерти своей жертвы. Она заявит всему миру, что я пожаловал в монастырь, находясь в состоянии наркотического опьянения. И что спьяну я дал больной prioraсовсем не те лекарства, что требовались. Врачи должны лечить, а не убивать. Вряд ли может рассчитывать на снисхождение тот из них, кто позволит беспомощной служительнице Божьей умереть от его преступно небрежной руки. Сестра Лорета заручилась доверием священников. Я же был чужеземцем, прибывшим сюда с тайной целью, которая вскоре станет явной. И разве сумею я оправдаться?

А потом я вдруг сообразил, что мне не придется этого делать. Сегодня ночью в этой комнате будут обнаружены два бездыханных тела: prioraи мое собственное.

Сестре Лорете не придется выдумывать объяснение этому факту. К тому времени, как наши тела обнаружат, она успеет благополучно вернуться в oficina.И сможет весьма правдоподобно изобразить искреннее удивление, узнав о двух ужасных смертях, случившихся в монастыре, поскольку на самом деле в комнате ее не было. Что бы ни завладело ее разумом, оно было сильнее ее рассудка и уж во всяком случае намного сильнее умирающего мужчины.

Марчелла, быть может, и сумеет ускользнуть во внешний мир, но там ей придется жить без меня.

Марчелла Фазан

Прошло почти три года с тех пор, как я в последний раз видела стены монастыря Святой Каталины снаружи. Но первое впечатление от Арекипы в тот день, когда я прибыла сюда и arrieroсо своими пеонами позволили мне проехаться по главной площади перед тем, как передать меня монахиням, навсегда запечатлелось в моей памяти.

Я распахнула калитку и выскользнула наружу, прижавшись спиной к стене и стараясь держаться в тени. Улица была пуста. Я закрыла калитку за собой и заперла ее, а потом просунула ключ обратно.

– Береги себя, Розита, – прошептала я.

«Поворачивайте направо», – сказала мне Жозефа. Но сейчас с правой стороны ко мне приближались двое солдат, которые уже вовсю разглядывали меня. Слева же никого не было, поэтому я двинулась вдоль стены в том направлении. Я услышала, как солдаты засвистели мне вслед, а потом выругались.

Один выкрикнул заплетающимся языком:

– Эт-то что, женщина? В-вон т-там, у стены монастыря?

– Если и так, то для меняона слишком костлява. А ты валяй, развлекайся, если хочешь.

Они ускорили шаги. Но из-за чрезмерного количества выпитого пива ноги отказывались им служить так же, как и мне, и один из них споткнулся и полетел в канаву. До меня донеслись бессвязные ругательства.

Я почти бежала по узкой улочке, стараясь не заблудиться: я двигалась параллельно площади, и мне следовало как можно скорее повернуть направо, если я хотела попасть туда. Я хромала и спотыкалась на каждом шагу. А свернуть направо по-прежнему было негде.

Мысли лихорадочно метались у меня в голове.

А вдруг vicariaобнаружит, что произошло на самом деле? Я боялась, что Жозефа, одурманенная снотворным, подвергнется жестокому обращению во время расследования, которое непременно учинит сестра Лорета. И тогда ее побег может не удаться.

«Tuturutu, – сказала мне Жозефа. – Санто встретит вас у памятника Tuturutu».

Доктор Санто Альдобрандини

Я упал на колени. На меня нахлынула тошнота; даже слух отказал мне, и в ушах билось тупое жужжание, словно в голове у меня поселился рой диких пчел. Я решил, что это поет сестра Лорета. Желудок то и дело схватывало острыми спазмами боли, и мне казалось, будто кишки мои наматываются на печень. Перед глазами танцевали странные светящиеся червячки. Смерть манила меня к себе, обещая покой и облегчение.

Но я повернулся к ней спиной. Мне нужно было отползти от нее. Я ухватился за подол облачения сестры Лореты и опрокинул ее на пол. Я навалился на нее всей тяжестью, прижимая грудью ту часть ее тела, которая представлялась мне наиболее уязвимой, – ее бедра, истязаемые власяницей. Затем я ударил ее под грудину, туда, где располагался желчный пузырь, наверняка переполненный желчью вследствие ее неумеренного голодания. Она глухо застонала.

Но на лице ее вдруг отразилась глубокая чувственная радость. Испытываемая ею боль словно придала ей сил. Она стряхнула меня, вонзив мне в живот острый, как лезвие ножа, локоть, и быстро поползла на коленях обратно к кровати. Vicariaсклонилась над матерью настоятельницей, протягивая руки к ее шее. Я приподнял голову и прочел по лицу больной женщины, что prioraгрозит неминуемая смерть. Vicariaоставалось только сомкнуть ладони на этой тоненькой шее, и дело будет сделано.

Руки у меня свело жестокой судорогой, но правая нога еще сохраняла относительную подвижность. Я ударил vicariaпод колени и услышал, как она с глухим стуком ударилась головой о столбик кровати, а потом неподвижно замерла на полу.

Но вдруг она в мгновение ока вновь подскочила на ноги, подобно темной волне, протягивая свою исхудалую дрожащую руку к кровати.

Prioraоткрыла глаза.

Ясным голосом она обратилась к сестре Лорете:

– Значит, вы намерены убить меня? Тогда пусть все наши сестры станут свидетелями вашего поступка.

Из-под покрывала она извлекла колокольчик и позвонила в него. Внезапно комната заполнилась монахинями» которые закричали в один голос, увидев, как vicariaпоспешно отдернула руки от шеи priora.

Монахини обступили Ведьму. Одна из них, похоже главная, выкрикнула:

– Не забывайте о нашем плане!

Посреди всей этой суматохи, негодующих криков и стонов ко мне подбежала еще одна монахиня и поднесла к моим губам бутылочку с касторовым маслом. Я ощутил, как оно устремилось вниз по пищеводу. Затем она заставила меня сделать несколько глотков из флакона с какой-то черной субстанцией. Она вытащила меня наружу, причем подняться на ноги я не смог и передвигался на четвереньках, как животное. В саду она помогла мне выпрямиться, бережно придерживая под голову пока я пил растворенный в воде активированный уголь, после чего меня обильно вырвало на траву.

– Держитесь, доктор Санто, – подбодрила она меня. – Меня зовут Маргарита, я аптекарь, подруга Марчеллы. Одна из монахинь, которая тоже работает со мной в аптеке, рассказала мне, что у вас появилась пена на губах, что вас тошнило и вы дрожали всем телом. Я поняла, что это симптомы отравления аконитом. Это один из любимых цветков Ведьмы. Впрочем, у нее их еще несколько, и среди них – лобелия кардинальская, Lobelia cardinalis,и молочай прекрасный, Europhorbia milli.

– Она… vic… – Слова с трудом вылетали у меня изо рта вперемежку со рвотой и желчью. – Спасибо…

–  Prioraпо-прежнему жива. Если бы вы не пришли и не отвлекли Ведьму, – продолжала Маргарита, – то Марчелла не смогла бы осуществить свою часть плана.

– Она… уже?

– Ничего не могу вам сказать. Просто не знаю. Она отказалась от помощи в том, что должна сделать сама, потому что не хотела навлекать на нас неприятности, если что-либо пойдет не так. Если же все прошло удачно, она уже ждет вас снаружи, и вы должны идти к ней.

Из кельи prioraдонесся крик сестры Лореты, больше похожий на звериное рычание, и затем молодой голос, который что-то сердито втолковывал ей.

Я с трудом поднялся на ноги.

– Я дол…

– Нет, – остановила меня Маргарита. – Если сестра Лорета начнет буйствовать – что ж, не одна она имеет доступ к одурманивающим травам. Двое ее помощниц сейчас почивают тихо и мирно, благодаря кое-каким растениям из аптечного сада. Теперь мы обо всем позаботимся сами: монахини Святой Каталины избрали для себя путь, по которому и хотят следовать.

Монахиня, назвавшаяся Розитой, тронула меня за плечо.

–  Я portera, – пояснила она, снимая с пояса связку ключей. По извилистым улочкам она привела меня к главным воротам монастыря.

– Марчелла ушла через заднюю калитку; а вы выйдете здесь, – прошептала она. – А теперь ступайте!

В лицо мне ударил свежий ночной воздух, пробуждая к жизни всемои чувства и в первую очередь любовь.

Марчелла Фазан

Прихрамывая, я ковыляла по длинной улице, вымощенной булыжником, и свернула направо на первом же повороте. Но по обеим сторонам мостовой выстроились таверны с их шумными и разнузданными клиентами. Нельзя было допустить, чтобы меня разглядывали и обсуждали люди, чьи языки уже развязались от чрезмерного количества кукурузного пива. Я вернулась обратно, нашла боковую аллею, на которую сбрасывали нечистоты,прошла по ней, свернула на очередную улочку, уводящую меня все дальше от монастыря Святой Каталины, и нырнула в первый же переулок направо.

Навстречу мне шли двое священников, они были увлечены разговором.

Один из них проводил поминальную службу по Рафаэле. Он тогда внимательно смотрел на меня, калеку из Венеции – и мог запомнить меня в лицо! А если не лицо, то уж хромоту точно. Я заставила себя замереть на месте и присела, делая вид, что завязываю шнурок на башмаке.

Их шаги приблизились ко мне. Священник заговорил:

– Это не то место, место, где девушка может ходить одна. Твоя мать знает, где ты?

Не поднимая глаз, я отрицательно покачала головой. Заговорить я не осмелилась: он мог распознать мой венецианский акцент по беседам в исповедальне.

Двое священников, недовольно ворча, проследовали дальше. Я двинулась назад и повернула направо. Или теперь мне нужно было свернуть налево?

Сколько времени я уже ношусь по Арекипе, заблудившись и не зная, в какую сторону идти? Не потеряли ли уже Санто и Фернандо надежду увидеть меня?

А потом, совершенно неожиданно, передо мной во всем своем величии предстала огромная площадь, посреди которой бил фонтан с фигурой невысокого мужчины, устремившего горн к небесам. А под ним стоял знакомый мне человек, спиной ко мне, умываясь и споласкивая рот водой из фонтана, – почему? Время от времени он замирал, напряженно вглядываясь в улицу, ведущую к монастырю. Он ожидал увидеть меня там, он не мог предвидеть, что мне придется спасаться бегством от солдат и священников. Что он чувствовал в эти минуты, которые наверняка тянулись для него невыносимо медленно?

Я не чуяла под собой ног, когда бежала к нему через площадь. Остановившись позади него, я не осмеливалась окликнуть или коснуться его. Я стояла у него за спиной, переводя дыхание, пока он не обернулся и не прижал меня к своей груди, словно это было самым естественным в мире – целовать в заплаканные глаза и гладить по пропахшим дымом волосам беглую монахиню, сумасшедшую женщину с зеленым травяным ободком на пальце.

Доктор Санто Альдобрандини

Глядя в глаза Марчеллы, я не сразу услышал голос Фернандо.

А он кричал нам:

– Пойдемте! Скорее! Неси ее сюда, в паланкин!

Он предлагал мне подхватить Марчеллу на руки и перенести ее в паланкин?

И тогда я подумал: «Как только я возьму ее на руки, ей придется хорошенько попросить меня, чтобы я позволил ей вновь коснуться ножками земли. И даже тогда я могу отказать ей в просьбе».

Марчелла Фазан

В суматохе, поднявшейся после обнаружения моего якобы обгоревшего тела, Жозефа сумела беспрепятственно выскользнуть из монастыря, не забыв прихватить и мой костыль, который я оставила в тыквенных плетях в саду. Она принесла с собой горсточку пепла бедной девушки, которую мы сожгли. Мы с любовью и уважением похоронили его рядом с нерожденным ребенком, которого Санто извлек из ее тела.

Жозефа моментально превратилась в самого дорогого члена нашей семьи, если не считать Санто, моей новой матери Беатрисы и моего брата Фернандо. Ох, да у меня же больше никого не было! Словом, мы все любили ее и никогда бы не позволили себе забыть, чем мы ей обязаны.

В гости к нам пожаловала Эрменгильда с ворохом новостей о том, что происходило за стенами монастыря Святой Каталины. Уже через несколько часов все монахини в точности знали о том, что произошло в моей келье и комнате priora.Розита и Маргарита не смогли сохранить тайну, хотя в остальном они строго придерживались нашего плана. Vicariaформально сохранила свой пост, но она будет постоянно находиться под надежной охраной до тех пор, пока prioraне поправится настолько, чтобы вернуться к исполнению своих обязанностей.

– Все знают? – дрожащим голосом спросила я. А что, если Мингуилло прослышит о моем побеге?

– Конечно, знают. Хорошая история есть хорошая история, и огней много говорят. Но проблем не будет, – невозмутимо заверила Жозефа.

Пожалуй, в глубине своего извращенного разума даже сестра Лорета догадывалась о том, что произошло, хотя и предпочитала делать вид, что ничего не помнит. Эрменгильда сообщила нам: вместо того чтобы устроить скандал, vicariaнаписала Мингуилло о моей мнимой смерти, как я и надеялась.

– Она отправила ему автопортрет в качестве доказательства? – спросила я.

– Разумеется, отправила. Быстро-быстро. Она хотела избавиться от него, чтобы он не снился ей в ночных кошмарах, ха-ха!

– Но если монахиням все известно, разве не может кто-нибудь рассказать обо всем святым отцам, не придут ли они за мной, чтобы вернуть обратно в монастырь? Неужели я зря сожгла бедную женщину? – воскликнула я.

Жозефа расхохоталась.

– О нет, не зря. Нужно было сжечь мертвую даму, чтобы ее похоронили вместо вас. Так что сестра Констанция умерла взаправду. Но священники, они же не могут позволить правде выплыть наружу. Слишком-слишком поздно. Они будут выглядеть полоумными глупыми идиотами. А монахини Святой Каталины уже столько раз оставляли их в дураках! Это же мужчины, они все одинаковы. Гордые. Должны сохранять достоинство, делая вид, что ничего не знают.

На том все и закончилось. Сестра Констанция отправилась на брачную ночь с Господом. На этой земле ее более никогда не увидят. Епископа проинформировали соответствующим образом. У нотариуса заверили свидетельство о смерти сестры Констанции. Для столь нерелигиозной кончины, сопровождавшейся к тому же самосожжением останков, скромной поминальной службы в бедной церквушке оказалось более чем достаточно. Мы узнали, что прах сестры Констанции, не считая той горстки, что принесла с собой Жозефа, был тайно захоронен в безымянной могиле в неосвященно земле.

Марчелла Фазанмогла выйти замуж за кого пожелает.

Но Санто ожидал неприятностей совсем с другой стороны.

– Твой брат непременно приедет, чтобы узнать правду. Жажда заполучить обратно твое приданое пригонит его сюда, но более всего его подтолкнут к этому любопытство и разочарование. То, что ты умерла по собственной воле, а не от его руки, приведет его в бешенство. Так что мы еще не освободились от него.

Кроме того, мы сходили с ума от беспокойства о Джанни и Анне – мы решили, ради их собственной безопасности, не ставить их в известность заранее о нашем плане. Но теперь известия о моей кончине доставят им невыразимые страдания, несмотря на то, что план наш удался блестяще! Нам оставалось только надеяться, что наше письмо дойдет до них раньше, чем письмо сестры Лореты моему брату, с сообщением о моей предполагаемой гибели и портретом в качестве доказательства.

Мы уже решили, что станем открыто жить в гражданском браке в Арекипе. У Марчеллы Фазан не было никаких документов, чтобы предъявить их нотариусам, а последним, кого я хотела видеть, стал бы служитель Господа.

Мы просто стали мужем и женой.

Мама Беатриса изготовила для меня вуаль, украшенную розовыми бутонами, и дала мне свое лучшее платье, которое пришлось изрядно ушить в талии. Когда она сметывала его прямо на мне, я вдыхала аромат духов, которые мой отец привез ей из Венеции и Старого Света. На свадьбу пожаловал Арсе со своей повозкой, украшенной лентами и виноградными лозами. На окраине города мы собрали букет полевых цветов. Под радостным взором небес Фернандо передал меня жениху, подарив нам два серебряных кольца, которые сам смастерил из последнего браслета Беатрисы. Санто взял меня в жены. Жозефа провозгласила нас мужем и женой. В целом свете еще не бывало более счастливого бракосочетания! В качестве свадебного угощения у нас были бобы и вчерашний хлеб. Большего мы не могли себе позволить. Мои цветы мы отнесли на могилу безымянной матери и ее ребенка.

В нашу брачную ночь с нами были мир и уединение, и бесконечный, озаренный солнечными лучами рассвет.

Мингуилло Фазан

Совершенно неожиданно, без всякого предупреждения, я получил от монахинь портрет Марчеллы. Если к нему и прилагалось письмо, то оно затерялось на долгом пути, который проделал портрет. И, как наверняка вспомнит внимательный читатель, в то время я не знал ровным счетом ничего о тех таинственных правилах, которые определяли, как и когда молено рисовать лицо монахини.

Я лично не заказывал никакого портрета своей сестры. Мне показалось очень и очень странным, что Марчелла пожелала прислать мне собственное изображение, когда всю жизнь она только и делала, чтобы пыталась избежать моего внимания.

Я повесил этот изрядно пострадавший и осыпающийся хлопьями краски рисунок у себя в кабинете и несколько дней пугал им своих дочек. Затем я отнес его в башню и окружил частоколом книг в обложках из человеческой кожи. Мне подумалось, что их навязчивое присутствие быстро погубит жизнь, которая каким-то непонятным образом теплилась в чертах лица сестры.

Но этого не случилось. Свет по-прежнему мерцал в ее глазах. И вот тогда я призадумался. Сто семьдесят пять ступенек вверх по лестнице, чтобы сходить в гости к Марчелле и своим книгам – и каждая из них наводила меня на новую мысль. Я страдал и мучился, пока мой разум тщетно пытался отыскать ответы на свои «как» и «почему», и каждое сомнение было для меня острым ножом, всаженным под ребра. Для чегомоей сестре вдруг понадобилось присылать мне свой портрет. Какона умудрилась написать его и отослать по почте? Кстати, прекрасная работа: наверняка он стоил кучу денег. Откудаона их взяла? Я ведь ограничил ее peculiosдо минимума.

Я написал сестрам в Арекипе, но не стал задавать мучивший меня вопрос в лоб, а сформулировал его следующим о разом: «Все ли в порядке с моей дражайшей сестрой?»

Три месяца спустя я получил свой ответ, от которого па порохом сражений, развернувшихся на побережье. Два генерала, которых звали Бернардо О'Хиггинс и Хосе де Сан-Мартин, «освободители» Аргентины, в настоящее время огнем и мечом прорубали дорогу к независимости Чили. Ходили упорные слухи о том, что в самое ближайшее время и Перу двинется в том же направлении.

В монастыре Святой Каталины также произошла смена режима. Новая prioraсухо и злобно ответила – причем почерк ее показался мне странным и неудобочитаемым, – что «сестра Констанция получила то, что заслуживала».

Разобрать ее подпись мне не удалось. Но я обратил внимание, что местоимения «Мне» и «Меня» она писала с заглавной буквы. Мне стало совершенно ясно, что Марчелла навлекла на себя ее неудовольствие и что новая настоятельница злобно радуется несчастью, приключившемуся с моей сестрой.

Но что же это было за несчастье? Этот вопрос не давал мне покоя. Должно быть, моя дорогая сестрица совершила какой-то проступок, за что ее подвергли суровому наказанию. Что ж, я должен был увидеть это собственными глазами. Я вдруг понял, что мне недостает унижения и страданий Марчеллы. Если я вновь окажусь рядом с ней, это принесет мне огромную пользу.

Кроме того, мне надо было встряхнуть и оживить свой фармацевтический бизнес в Перу, а заодно и приобщиться к удовольствиям от посещения Вальпараисо теперь, когда чилийская революция, судя по всему, благополучно завершилась. Вот уже три года я не бывал в Южной Америке. При мысли о горах, портовых кранах, белых стенах и красных бутенвиллиях Арекипы я ощутил, как каждая клеточка моего тела застонала в предчувствии наслаждения, особенно внизу живота.

Я решил, что мне совершенно ни к чему страдать от одиночества во время долгого путешествия. Теперь, когда я уже видел горные перевалы, долины и пики, они более не вызовут у меня столь пристального интереса. Кроме того, будет нелишним иметь кого-нибудь, кто взялся бы пробовать любую пищу, которую мой нос обвинил бы в фальсификации. Я вызвал к себе своего дурака камердинера Джанни и сообщил ему:

– Мы едем в Арекипу.

И увидел, как от неописуемого удивления челюсть у него отвисла до пола.