Текст книги "Книга из человеческой кожи"

Автор книги: Мишель Ловрик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 44 страниц)

Джанни дель Бокколе

Наконец, кузина Жозефы передала нам, что в комнате Мингуилло смердит так, что сам дьявол в ужасе забился бы в угол, если бы только одной ноздрей унюхал эту вонь. И что Мингуилло час за часом выкашливает свои внутренности.

– La tosse ze'l tamburo de la morte, –изрек я. – Кашель – это барабан смерти.

Но потом я пожалел о своих словах, не из-за Мингуилло, конечно, а потому что видел, как Санто и Марчелла разрываются на части. А я был далеко не так чист сердцем, как они. Хотя я тоже бросался из одной крайности в другую: порой надеялся, что смерть Мингуилло будет быстрой, порой – что он станет умирать долго и мучительно. Но главное заключалось в том, что он одним копытом уже стоял в гробу. А я сидел, как на иголках, ожидая конца. И еще надеялся, что его труп оставят на солнце, чтобы муравьи пообедали им до отвала.

Хэмиш Гилфитер тоже печалился, потому что считал себя убийцей. Но еще он считал себя дураком. Он уверил себя, что Сесилия Корнаро не любит его, что она лишь притворялась, дабы использовать его в нужный момент и сделать из него посланца смерти.

– Женщины! – сказал я ему в таверне. – Они выворачивают нас наизнанку.

Угловатое, словно высеченное из камня лицо Хэмиша Гилфитера исказилось от боли.

– Если только позволить им, Джанни, женщины перевернут твою жизнь с ног на голову или вывернут ее наизнанку.

– Тогда за женщин! – Я поднял свой стакан, полный самоиронии и pisco, [177]177
  Виноградная водка (исп.)


[Закрыть]местной водки, к которой я пристрастился. – И за то, чтоб Мингуилло Фазана поскорее закопали!

Хэмиш, сдается мне, был большим любителем китайских пословиц. Он привел мне одну из них:

– Не швыряй камнями в тонущую собаку, не ради спасения ее души, а ради своей собственной.

Марчелла Фазан

И вот, когда, казалось, стало уже слишком поздно, я последовала совету Сесилии Корнаро. Я попыталась понять, за что меня ненавидит Мингуилло и почему он так старательно уничтожал меня. Завещание – о котором он наверняка должен был знать с самого начала – ничего не объясняло.

Я заставила себя вспоминать прошлое в мельчайших подробностях. И я обнаружила следующее: никто и никогда не любил Мингуилло, ни его родители, ни его жена, ни его дочери или слуги. Поэтому он изначально не знал, что значит сдерживать свое стремление причинить боль, разочаровать или шокировать кого-либо.

Душа деформируется и разрушается, становясь объектом ненависти. Быть может, при этом нивелируются и утрачиваются понятия добра и зла? Я вспомнила пустоту и горечь которая разливалась у меня под ребрами, когда я сидела на самом дальнем конце стола, забытая и презираемая членами моей семьи. Санто однажды рассказал мне о монахинях, которые воспитывали его с помощью розог и, что было для него еще больнее, пренебрежительных взглядов и грубых слов.

Джанни пребывал в дурном и уязвленном расположении духа, потому что они с Жозефой только что подтвердили свою любовь первой размолвкой. Он мрачно настаивал, что Мингуилло всегда был «с гнильцой», даже в раннем детстве.

– С ним плохо обращались? – спросила я у Джанни. – Мои родители были жестоки к нему?

– Они просто старались держаться от него подальше, как поступили бы на их месте любые нормальные люди, верно? – ответил Джанни. – К чему вы клоните, госпожа Марчелла? Не можете же вы скучать по нему? Или вы жалеете его? Уж он-то всегда желал вамзла, несчастья и всяких бед, даже смерти. Он медленно убивал вас все эти годы.

Джанни надеялся мягко вывести меня из состояния, которое он называл «томлением духа». Но у него ничего не получалось. Мингуилло прочно утвердился во всех моих мыслях. Вероятно, это объяснялось его последним злодеянием против меня: он преуспел там, где неизменно терпел крах раньше. Он заставил меня ненавидеть себя.

Потому что я не могла забыть того, что еще в детстве желала ему смерти.

Все эти годы я упрямо твердила себе: «За все свои преступления Мингуилло заслуживает только одного наказания – смерти».

Я страстно желала этого. В мыслях я хладнокровно убивала Мингуилло на протяжении долгих лет. Я заразила этим желанием Санто. И Сесилию. И Хэмиша. А теперь я не хочу становиться настоящим палачом своего брата, но и не желаю, чтобы он и далее осквернял землю своим существованием.

Хэмиш пришел ко мне проститься. Я помахала Арсе, который ждал внизу с двуколкой, чтобы отвезти его в Ислей и на побережье.

Я крепко обняла Хэмиша и сказала ему:

– Сесилия тоже любит вас. Я уверена в этом.

– Я еду к ней, чтобы все выяснить, – ответил он.

Доктор Санто Альдобрандини

Как это часто случается, Мингуилло решил, что выздоравливает, хотя на самом деле он умирал. Он перешел к косметическим методам лечения задолго до того, как из его нарывов перестал сочиться гной, и таким образом инфицировал их заново. Он поглощал бренди в невероятных количествах и курил сигары, чтобы заглушить собственный смердящий запах. Неудивительно, что в результате столь жестокого обращения с собой у него отказали легкие.

– Он похож на monstruo, [178]178
  Чудовище, монстр (исп.).


[Закрыть]– доложила нам Жозефа, – словно уродился таким.

На груди у него неизменно лежала книга в обложке из человеческой кожи, которую ему прислала Сесилия Корнаро. Жозефа сказала:

– Хирург, который лечит его, говорит, что надо сжечь эту книгу, его береты, одежду, потому что он может принести в Арекипу черную оспу. Но он отказывается. Imbecil!

При слове «imbecil»она метнула умоляющий взгляд на Джани, а тот в ответ уставился на нее влюбленными глазами.

«Ага, – подумал я, – милые бранятся – только тешатся Джанни и Жозефа уже не могли жить друг без друга так же, как мы с Марчеллой.

В дверь постучали. Это оказался врач Мингуилло, Сардон Он желал проконсультироваться с итальянским коллегой по поводу своего беспокойного и неуправляемого пациента Я ожидал и страшился его прихода.

Я помог Сардону спасти самого себя, предположив, что морской воздух окажет целебное воздействие на его пациента. В сущности, я дал Сардону понять, что, поскольку смерть Мингуилло представляется неизбежной, будет лучше, если к этому времени он покинет Арекипу и окажется на борту корабля. И тогда никто не посмеет обвинить доктора в его гибели. В сущности, именно его отсутствие можно будет счесть той причиной, что и вызвала смерть. Тогда репутация Сардона как врача взлетит до небес среди доверчивых обитателей Арекипы. Сардон нахмурился, благодарно кивнул и поспешил прочь.

Итак, Мингуилло на носилках переправили на побережье. Холодный и свежий горный воздух, похоже, принес ему спасение. К моменту своего прибытия в Ислей он уже мог сидеть. В полдень того же дня в Вальпараисо отплывал бриг. Мингуилло поднялся на борт на собственных ногах, цепляясь уцелевшими пальцами за натянутые вдоль трапа канаты.

Сардон сопровождал Мингуилло до Ислея и даже посадил его на корабль, впрочем, не из-за искренней заботы о его здоровье, а из страха потерять свой гонорар, который его пациент вовсе не спешил выплатить. В конце концов ему пришлось прибегнуть к шантажу, чтобы получить свои деньги, воспользовавшись для этой цели некоторыми сведениями, которыми я его предусмотрительно снабдил. Потому что я попросил Сардон проинформировать своего пациента о возможных первопричинах его заболевания. Я опасался, что книга в обложке из человеческой кожи, присланная Сесилией Корнаро, может зараить и тех, кто находился вместе с Мингуилло на борту корабля. Моя мечта о мести оказалась пугающе реальной.

Впоследствии хирург Сардон рассказывал мне, что Мингуилло выслушал его, вынул книгу из кармана и вскричал:

– Сесилия Корнаро! – А потом пробормотал: – Значит они все похожи на меня, в конце концов.

Затем он швырнул книгу в море и выкрикнул:

– Вот и я тоже излечился. Как кожа с ее обложки!

Марчелла Фазан

Мингуилло оказался прав. Мы все излечились, хотя и в другом смысле. Я перестала быть Бедняжкой, внутри которой тлели Дерзость и Неповиновение. И я излечилась от желания носить боль в себе, пряча ее от тех, кто любит меня и кто сочтет за честь помочь мне.

Санто излечился от своего сиротского происхождения. Он более не презирает людей за их знатность и богатство. Джанни исцелился тоже. Теперь он не чувствует себя тайным вором, проявившим нелояльность по отношению к своему хозяину и ненавидящим себя за это. Триумфальное обнародование завещания смыло с него осознание своей вины. Фернандо и Беатриса перестали чувствовать себя второй, незаконной семьей. Жозефа излечилась от своего положения рабыни.

Мингуилло ошибся в другом. Он не излечился от того, чтобы быть Мингуилло. Он просто не может быть в той же степени Мингуилло, что и раньше. И его невольная сообщница, сестра Лорета – она тоже не излечилась. Она сохранила не пробиваемость фанатички: она никогда не изменится, во вся ком случае в этой жизни.

Мы отправили письма Хэмишу и Сесилии, полагая, что теперь они вместе, дабы они, подобно нам, исцелились от чувства вины. Мингуилло выжил.

Сейчас мы разговариваем с Жозефой только по-итальянски и обучаем ее венецианскому диалекту. Вскоре она окажется вместе с нами на борту корабля, плывущего в Венецию, где она станет править, как подобает истинной особе королевской крови, каковой она и являетсяна самом деле. Анна и остальные слуги с радостью примут ее. И я улыбаюсь при мысли о том, что цирюльнику моей матери придется иметь дело с ее великолепными черными кудряшками. Впрочем, улыбка моя увядает, стоит мне подумать о своей матери и о том, что она без энтузиазма отнесется к возвращению своей блудной дочери. Но на этот счет у меня имеются кое-какие соображения. Я xoчу окружить ее нашей привязанностью и позволить ей вновь стать моей матерью, какой она была в те далекие дни, когда я была еще маленькой, когда Мингуилло пребывал в Вальпараисо а мы провели идиллическое лето в обществе Пьеро Зена.

В конце концов, нам не придется жить изгнанниками в доме Сесилии Корнаро. Палаццо Эспаньол ждет нас. Мать Амалии, графиня Фоскарини, сжалилась над дочерью, и та сбежала из дворца, где ее мучил и изводил придирками Мингуилло, поселившись в отдельных апартаментах в огромном доме своих родителей. Она взяла себе заместителя мужа, который по счастливой случайности оказался членом семьи Зенов. Я не желаю ей зла. Ее мать, графиня Фоскарини, не позволила Амалии взять с собой дочерей Мингуилло. Я надеюсь, что она не станет возражать, если мы воспитаем их как своих собственных, и что еще не поздно дать им нормальное, счастливое детство. Более всего я боюсь, что Мингуилло пожелает забрать бедных малюток к себе в Вальпараисо и навсегда искалечит их жизни.

Фернандо и Санто стали братьями в полном смыслеэтого слова. Они снабжают друг друга самыми разными сведениями, словно два маленьких мальчика, пытающихся сложить разноцветную мозаику мира в единое целое. Фернандо обладает такими познаниями относительно строения и свойств человеческих ног, которым может позавидовать любой врач. Он решил открыть небольшую больницу, где смогут бесплатно лечиться индейцы Арекипы. Он будет тачать обувь, которая будет исправлять хромоту, вызванную размягчение костей, несчастными случаями на рудниках и врожденными патологиями.

Беатриса тоже внесла свою лепту: она теперь регулярно навещает городских бедняков, среди которых прожила столько месяцев. В своих красивых, но простых платьях она приходит к ним не как Леди Изобилие, а как друг. Иногда у дверей беднейших домов она оставляет корзину с продуктами или платье нужного размера для девушки, отчаявшейся найти себе супруга. Для мужчин и женщин всех цветов кожи, от limpieza complete de samgreдо самых темных negro,двери Casa Fasanвсегда открыты. Иногда я спрашиваю себя: как бы отнесся к этому мой отец? И мне хочется верить, что он бы обрадовался тому, что его дом полон смеха и улыбок жителей Арекипы. В конце концов, он сам поселился в Арекипе и зачал здесь сына.

А я? Ну, моя очередь еще не наступила.

Но в одном я уверена совершенно точно: когда мы вернемся в Венецию, я соберу все разбросанные и спрятанные частички самой себя – те, которые хранит моя дорогая Анна и падре Порталупи, и даже ту пыльную груду, что покоится в нише за гардеробом в комнате Мингуилло. Я соберу их воедино, чтобы когда-нибудь Санто прочел подлинную правду. Одна только мысль об этом очищает мою душу подобно покаянию.

Почему мы все стараемся стать ангелами? Да потому, что на нашей совести навсегда останется мрачная тень, хотя Мингуилло выжил, пусть и частично.

Сестра Лорета

Я подслушала, как легковесные и легкомысленные монахини сплетничают возле зернохранилища. Вот так Я узнала, что злонамеренный брат сестры Констанции подцепил одновременно и гангрену, и черную оспу. Его отправили за море умирать. Божий замысел, без сомнения, состоял в том, чтобы Мингуилло Фазан умер жалкой смертью, потому что это он прислал свою сестру, Венецианскую Калеку, разрушить все Мои благие начинания и труды в монастыре Святой Каталины.

Известно, что многие набожные и благочестивые люди жили в этом мире в страданиях и одиночестве, тогда как злодеи, напротив, наслаждались почестями и всеми удобствами. Но иногда случается наоборот, и истинные дочери Господа попирают врагов Его.

Таким образом, любой добрый христианин, который прочтет этот документ, должен знать, что Я, дона Исабель Роза Лопес де Тапиа, известная как сестра Лорета, клянусь на святом кресте в том, что все написанное здесь – правда, потому что Я видела это собственными глазами и все это произошло со Мной, о чем Я и свидетельствую, пусть даже бесцветным уксусом, к чести и славе Господа Моего Иисуса Христа.

Из-за стен Моей камеры, которая выходит на улицу, до Меня доносятся голоса индейцев. Они говорят о плохих вещах, о революции, кровопролитии и о том, что нужно навсегда низвергнуть Святую Мать Церковь. Я радуюсь тому, что стану мученицей до того, как это случится. Боль, причиненная Мне смертью, будет сильнее даже тех мучений, что уготовила себе Маргерита Кортонская. Духовник этой святой в самую последнюю минуту помешал ей отрезать себе нос и губы, но Я не откажусь от своей цели.

Готовясь к своему предназначению, Я разбила синие очки и острыми осколками заточила две веточки, которые Господь оставил Мне на подоконнике Моей тюрьмы через посредство невинного воробья. Теми же осколками Я избороздила доску из твердой древесины, что заменяет Мне постель, потому что именно на таком мученическом ложе святая Роза лежала в последние недели своей жизни. Я вытащила несколько ниток из мешка с мукой. Так Я раздобыла все необходимые инструменты. Prioraпредстоит пережить невыразимые мучения, когда она обнаружит, что Я в точности выполнила указания, которые она некогда дала Мне.

А пока Я очистила и освятила эту грязную комнату своим дыханием. Отныне Я в большей мере принадлежу Духу, нежели Плоти. С тех пор как Я ела в последний раз, прошло столько времени, чтоМое тело более не испытывает естественных физических потребностей. Я приближаюсь к долгожданному, усеянному цветами ложу Моего Небесного Супруга, и Мое Девственное тело, невесомое и недоступное скверне, как у Терезы Авильской, благоухает лилиями. Это Божественный знак одобрения Моего духовного и морального совершенства – Он позволяет даже Мне вдыхать аромат прекрасных цветов в предвкушении ожидающей Меня блаженной вечной жизни. У Меня такое чувство, будто Я парю над землей, готовая взлететь в Его объятия. А те бедные грешники, которых Я оставлю на земле, в один прекрасный день решат пройти многие мили, дабы преклонить колени перед Моей колыбелью и могилой.

В сии спокойные дни, когда никто не приходит потревожить Меня, голова Моя полна воспоминаний о смерти Тупака Амару II, свидетелем которой я стала в Куско, когда была еще ребенком.

Джанни дель Бокколе

Арекипа – славное местечко, настоящий овощной рай. Не стану врать, это место очаровало и меня. Просто дышать его воздухом – значит испытывать неземное блаженство, поскольку воздух Перу своей чистотой несравненно превосходит воздух Венеции!

Но правда и то, что я жду не дождусь, когда смогу вернуться домой. Рассказывая Жозефе о Венеции, я чувствую, как мое сердце щемит от тоски по дому. Я представляю себе, как буду сидеть у окна на кухне вместе с Жозефой и Анной, глядя, как дни становятся все короче и как фиолетовые и зеленые тени окутывают Каналаццо в вечерних сумерках. Я хочу засыпать в своей старой кровати, обнимая Жозефу. Я помогаю ей упаковывать сундуки и радуюсь всякий раз, когда мы запираем очередной из них перед дорогой. Санто собрал множество полезных перуанских трав, особенно коры хинного дерева, чтобы помогать жителям Венеции. Больше не будет никаких «Слез святой Розы», выворачивающих им кишки наизнанку!

Как бы там ни было, Марчелла и Санто ждут прибавления в семействе, и их ребенок должен родиться в Венеции» разве не так? Палаццо Эспаньол нужен сын. Его прежний отщепенец уже не вернется к нему. Старому дворцу и так досталось, пока в нем распоряжался этот дьявол. Нужно заполнить чем-то хорошим дыру, которую оставил после себя Вельзевул, чтобы починить нанесенный вред.

Первое, что мы сделаем, – вычистим кабинет Мингуилло и его спальню, а всю обстановку предадим огню и земле. Слишком долго она вдыхала отравленный им воздух. Марчелла рассказала нам о том, что за стеной его гардероба в спальне лежат страницы еедневника и рисунки, исчезнувшие столь таинственным образом. Какой же умницей она себя выказала!

Тем временем я поведал Марчелле и Санто все, что знал о дневнике Мингуилло и тех дюжинах и дюжинах жутких книг в переплетах из человеческой кожи, которые он собирал с помощью своего ворованного наследства и сложил в башне, Я надеялся, что это успокоит их растревоженную совесть, потому что разве заслуживает Мингуилло жизни после такого?Они были в шоке и едва не лишились чувств, когда узнали о количестве этих книг, их названиях и обложках.

Когда к Санто вернулся дар речи, он заговорил о греческом сатире по имени Марсий, почитавшем себя превыше богов. Этого сатира наказали тем, что содрали с него кожу.

– Я писал об этом только сегодня, – прошептал Санто, – в своей книге.

– Что ж, Мингуилло тоже решил, что он выше Бога, – упрямо твердил я, – так что с него вроде как тоже ритуально сняли шкуру за это.

– Но что же делать с книгами? – негромко спросила Марчелла.

У Санто уже было готово решение, естественно. Он положил мне руку на плечо и сказал:

– Джанни, мы отнесем их в церковь. Все домашние возьмут в руки по одной книге и будут держать их, нежно и бережно. И мы закажем мессу по их изувеченным телам и освободим их души. А потом мы отвезем книги на новое островное кладбище, которое устроил Наполеон на Сан-Мишеле, и достойно предадим земле каждую из них.

Марчелла посмотрела на него с любовью и гордостью, и он поцеловал ее с такой нежностью, какой еще не знал ни Старый, ни Новый Свет.

Мингуилло Фазан

Они все-таки доконали меня. Мокрота хрипит и рычит у меня в горле, как волны, накатывающиеся на прибрежные камни, и я навеки проклят шлюхами-вегетарианками, которые отказываются есть мое мясо за любые деньги, и все из-за ямок на коже после черной оспы и недостающих пальцев. Я стал похож на освежеванный ходячий труп, у которого все тело превратилось в одну сплошную рану.

И еще я больше никогда не увижу свой Палаццо Эспаньол – и этимя тоже обязан им. Как я могу выставить себя на посмешище перед венецианцами, не имея ни пальцев, ни состояния?

Отныне моим домом стал Вальпараисо.

Потерю пальцев мне устроила художница Сесилия Корнаро. Я испытываю нечто вроде уважения к этой женщине за ее почти симметричную месть. Художница-портретистка нарисовала мое лицо, непоправимо усеянное оспинами, и не только. Я сжег ее творения и изуродовал ее руку, чего наверняка не забыл обладающий хорошей памятью читатель. Что же касается мести «око за око» или, точнее, восьми пальцев за два, мой хирург говорит мне, что этим дело не ограничится, по всей вероятности. Потому что сегодня я обнаружил потемнение у основания моего единственного уцелевшего большого пальца. А как я буду без него управляться со своим непрекращающимся зудом? Старым и новым зудом мужчины, который довел свою кожу до предела. Ведь почесывание обрубками кистей не принесет желаемого облегчения. Страницы же своих любимых книг мне придется переворачивать при помощи языка и зубов.

Мне говорят, как уже наверняка известно читателю, что Сесилия Корнаро действовала в одиночку.

Неужели читатель полагает меня таким простаком?

Кто научил художницу эпистолярному искусству убивать с помощью струпьев черной оспы?

Кто научил егоиспанскому языку, который позволил ему добраться до Арекипы?

Кто постарался, чтобы книга попала мне в руки?

И кто хранил, а потом вытащил на свет Завещание, которое окончательно лишило меня моего обожаемого Палаццо Эспаньол?

И от чьего имени действовала вышеупомянутая компания подвергая меня подобным унижениям?

Однажды, много глав тому назад, я составил список своих врагов, сожалея о том, что он слишком уж короток. И вот сейчас я делаю это снова, и с тем же унылым результатом, несмотря на то что число их несколько увеличилось – женщина-художница, шотландский торговец вычурной ерундой, Испанская мадам, которая, как я подозреваю, еще и подрабатывает, обучая языкам. Не слишком впечатляюще, вы не находите? Но им каким-то образом удалось объединить свою жалкую ненависть и свести воедино свои таланты, повергнув несокрушимого колосса.

Сердце мое гложет невыносимое и тоскливое осознание того факта, что мое падение лишь ускорил мертвый груз так называемых союзников, отличительной чертой которых является поразительная некомпетентность и беспомощность. Уродливая vicariaпо незнанию могла бы оказать мне неоценимую услугу, убив мою сестру, но вместо этого пострадала из-за собственного тупого фанатизма. Сейчас она отбывает срок за убийство. Говорят, что в ее камере, среди кипы влажных чистых листов, которые она гордо именует «Житием Величайшей Святой, записанным Грядущим Ангелом», обнаружены языки двух епископов, похищенные из монастырской сокровищницы. А когда ей предъявили обвинение еще и в краже, она распяла собственный язык на двух прутиках, связанных вместе ниткой, которую она вытащила из мешка с мукой.

Испанская мадам из Каннареджио побывала в магистрате и рассказала там несколько басен, подтвержденных шлюхами, с которыми я провел несколько благословенных минут много лет назад. Я полностью отрицаю все выдвинутые против меня обвинения в убийстве Ривы Фазан, шутника и остроумца конта Пьеро Зена и даже моей супруги Амалии, которая упрямо отказывалась умирать. (Вчера я получил повестку из Венеции, в которой мне предлагается прибыть для дачи показаний по этим пунктам обвинения, включая похищение и заключение в неволю моей сестры. Никогда еще Вальпараисо не казался мне таким прекрасным, как сегодня утром.)

Мой собственный толстяк знахарь, который должен был сделать меня богачом в Венеции, – что стало особенно актуальным после появления на свет старого завещания, – разболтал секрет «Слез святой Розы», поставив его на кон в карточной игре, к коей он питал фатальную слабость. Теперь он томится в тюрьме в Венеции – хуже того, он пошел ко дну, утащив за собой и моюрепутацию, которая отныне неразрывно связана с его снадобьем. То, что «Слезы святой Розы» содержат смертельно опасный ацетат свинцовых белил, стало известно всем и каждому, и сие прискорбное обстоятельство надолго сохранится в памяти почтенной публики. Слуги, готовящие Палаццо Эспаньол к возвращению его хозяйки вместе с ее бродячим цирком, вышвырнули в Гранд-канал перегонный куб моего знахаря и все наши флаконы. Моя жена уже сбежала оттуда. Моя мать и дочери, скорее всего, умрут от потрясения, что будет весьма кстати, поскольку иначе они станут лишней нагрузкой для моего и без того тощего кошелька. Вероятнее всего, их попросту выставят на улицу.

Потому что я ужасающе, в буквальном смысле, по-настоящему беден и обескровлен жадными букинистами, гнусными кровопийцами, стремящимися урвать жалкие остатки моего состояния. Почта моя состоит исключительно из требований и упоминаний кредиторов, желающих привлечь мое внимание к прилагаемым счетам.

Но если бы вы только знали, как расцветают пышным том мои желания, в то время как мои возможности стремительно сокращаются!

Сердце мое обливается кровью, когда я думаю о вещах которые более не могу себе позволить, в особенности о последней английской новинке, «Франкенштейне», романе, написанном женщиной английского поэта Шелли. Насколько мне известно, этот «Франкенштейн», в котором речь идет о дьявольском создании, возрожденном к жизни трупе, прямо-таки криком кричит о том, чтобы его переплели в человеческую кожу и присовокупили к моей коллекции! И что с нейбудет после того, как вернется Марчелла, а маленький доктор Санто завладеет моей библиотекой? По крайней мере Тупак Амару, мой любимый первенец, живет здесь, со мной, в ссылке, которая для него стала в некотором роде возвращением домой.

Я не стану ставить себя в неудобное положение, выражая благодарность читателю за то, что он уделил мне столько своего драгоценного внимания. Мы оба знаем, что я этого вполне заслуживаю. Но, прежде чем подвести черту, я приберег для него кое-что пикантное на закуску.

Я приглашаю читателя взглянуть на себя в зеркало. А теперь я говорю ему: «Скажите мне, что вам не понравилось то, что я написал».

Начав читать эту повесть, вы впустили в свой дом злобную дворнягу. Вам нравилось смотреть, как она рыча обнажает клыки, нравилось, что маленькие девочки плачут при одном взгляде на нее. Вы делали вид, будто я шокировал вас. Но вам понравилось быть шокированным, и вы возжаждали большего. Только не говорите мне, что не перелистывали поспешно страницы, с наслаждением испытывая чувство отвращения. И не говорите мне, что мой яркий рассказ не скрасил блеклые будни вашей собственной каждодневной жизни.

Разве я, как и обещал, не взял вас с собой на прогулку в темноте, разве не вы выбрали меня своим проводником, согласившись дочитать мою повесть до конца? Разве не представляется сам акт чтения совокуплением столь же интимным, какое бывает только между двумя влюбленными: когда только две стороны, читатель и писатель, сосуществуют за закрытыми дверями обложки, сначала поодиночке, а затем восторженно слившись воедино? Вы должны признать, что я быстро завоевал ваше расположение своими живописными злодействами, потому что сначала они вас развлекали, а потом раскрыли перед вами свои объятия.

Вот так, дорогой читатель, мои преступления стали и вашими тоже.

Уверен, безнравственный читатель потребует заключительных замечаний, и я спешу предоставить их ему.

Я процитирую так называемую народную: «Dio ha manda Vom per castigar Гот».

«Бог создал человека только для того, чтобы посрамить его».

Вот и все, что я хотел сказать своей повестью. И, быть может, теперь мы объявим перемирие в этой войне комплиментов?

Что? Что такое? У читателя еще есть вопросы? Война продолжается?

Но читателю придется обождать. Предыдущий тираж этой книги разошелся столь быстро, что автор желает уведомить Родовую Знать, Мелкопоместное Дворянство и Широкую Публику, что в данный момент он работает над новым изданием, все исправления и дополнения к которому призваны повысить его практическую ценность и привлекательность. Ранним утром каждого дня, до того, как просыпаются скорпионы, я выписываю еще один маленький кусочек этой истории.

Я знаю, эти сведения будут для вас неприятными. И даже болезненными.