Текст книги "Книга из человеческой кожи"

Автор книги: Мишель Ловрик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 44 страниц)

Джанни дель Бокколе

Анна пришла домой вся в слезах, заламывая руки.

– Марчелла сказала «нет», – убитым голосом сообщила она мне.

Спаси Господь, но я так разозлился, что закричал:

– А как же Санто? Как же наш план? И почемуона говорит «нет»? Она и впрямь поняла, о чем идет речь? Ты все ей правильно разобъяснила?

– Разве это план, Джанни? Он просто хочет быть с ней. Он ведь даже не продумал его до мелочей, верно? Он – не ее опекун. Она несовершеннолетняя. Он не может подписать бумаги о ее освобождении и жениться на ней. Она не получит ни крохи из своего приданого, а он не в состоянии содержать ее.

Воспоминание об утерянном завещании жгло мне язык.

Я огрызнулся:

– Он может приглядывать за ней на острове. А мы не можем.

– И он ограничится этим? Ни один мужчина не станет просто смотреть, если есть возможность прикоснуться.

Я никогда не прикасался к тебе, Анна. Но я всегда забочусь о тебе.

– Это всего лишь жалость. Кто ж захочет трогать такой шрам? – И она показала на свое лицо, изуродованное Мингуилло.

– Я больше не вижу шрама, Анна. Я вижу тебя такой, какой рисовала тебя Марчелла.

Она фыркнула и целую минуту выглядела довольной. Но вскоре снова взялась за свое.

– Какой от Санто прок в сумасшедшем доме?

– Санто будет видеться с Марчеллой каждый день. Он позаботится, чтобыей не причинили вреда, не утопили в ледяной ванне, не… По крайней мере они снова окажутся лицом к лицу.

Марчелла Фазан

Анна вновь пришла навестить меня. Она выглядела испуганной. Я обнаружила, что улыбаюсь ей прежней приветливой улыбкой. Я сказала ей:

– Теперь я понимаю, Анна.

Она схватила меня за руки и заглянула мне в глаза, как будто хотела разглядеть что-то внутри меня. И, похоже, она нашла то, что искала, потому что лицо ее осветилось радостью, отчего шрам у нее на щеке пошел трещинами. Она обняла меня, и я счастливо вдохнула знакомый запах выглаженного белья. Не размыкая объятий, я сказала ей:

– Санто может приезжать, но он не должен оставаться со мной наедине. Это было бы слишком опасно для нас обоих.

После двух лет безмятежной белизны моя жизнь вдруг стала похожа на разноцветный калейдоскоп. Падре Порталупи сообщил мне, что Сесилия Корнаро вернулась в Венецию и сразу же приехала на остров. Я рассмеялась, когда он сказал, что художница разговаривала очень неделикатно. Братья отправили ее восвояси, опасаясь, что своими несдержанными разговорами она может расстроить меня.

– Я хотел, чтобы она осталась, – сказал он. – Я видел, что она любит тебя. И, признаюсь, исходящий от нее запах самородной серы таил в себе определенное очарование. Но я понял, что он идет у нее от языка, а не из души.

А я снова улыбнулась своей прежней улыбкой из тех, давних времен, еще до сумасшедшего дома и даже до Санто. Теплой улыбкой воспоминаний о тех днях, когда со мной был Пьеро, когда я приезжала в студию к Сесилии, когда Анна по десять раз на дню прижимала меня к своей пахнущей свежим бельем груди. Я прикоснулась губами к своим пальцам, чтобы передать им доброту этой улыбки, и прижала их ко лбу.

Падре Порталупи нетерпеливо склонился ко мне и взял мои пальцы в свои.

– Марчелла… – начал он.

Я знала, он хочет, чтобы я поговорила с ним откровенно и без предубеждения. Я знала, что ему можно доверять, что он хочет помочь мне. Я бы с радостью одарила его своим полным и безоговорочным доверием. Но если падре Порталупи станет защищать меня, то привлечет к себе внимание Мингуилло, а разве могла я подвергнуть его такой опасности? Кроме того, заинтересованное внимание Мингуилло было последним, что мне сейчас требовалось на Сан-Серволо.

Мингуилло Фазан

Я получил короткую записку от хирурга-священника с уведомлением о том, что на остров прибывала группа молодых докторов, обучавшихся на континенте некоторым современным методам лечения.

«Среди них даже есть один врач, изучающий состояния кожи, которая у наших сумасшедших страдает очень часто», – с гордостью добавил он.

«Что в этом плохого? – подумал я. – Пусть они ставят ей пиявок, делают соскобы и маринуют живьем в свое удовольствие».

«Поскольку некоторые из этих методов являются экспериментальными, – написал хирург, – мы не станем требовать с вас плату за них».

А я бы и не возражал. Хотя, помимо весьма недешевого поклонения причудам Мадам Моды, мне приходилось субсидировать еще более дорогое времяпрепровождение: мои все увеличивающиеся полки с книгами из человеческой кожи Я познакомлю склонного к стяжательству читателя с удовлетворением от обладания коллекцией, равной которой нет ни в одном знакомом мне салоне, от собрания томов, которое росло медленно, как гора, из-за того, что предметы, ее составляющие, встречались очень уж редко.

Но я не был пассивным коллекционером, который сидит и ждет, пока добыча не свалится ему на колени. В своих изысканиях я был неутомим. Стоило мне прослышать, что на другом конце Италии имеется в наличии книга в обложке из человеческой кожи, как уже на следующий день я отправлялся в путь за ней, трясясь на сиденье почтовой кареты.

Обыкновенно я не читал их. Но сосвоими книгами я поддерживал особые, почти интимные отношения. Я испытывал восхитительные ощущения от одного только прикосновения к ним. Я вновь и вновь заказывал их, иногда исходя из размеров, иногда – из происхождения или местоположения: зрелые произведения непристойно соседствовали со старчески слабоумными; философ толкался локтями со священником; жеманный пасторальный поэт стремился взять верх над знаменитым разбойником. Я бережно выметал пыль из их трещинок кисточкой беличьего меха, которую мне принесли из студии художницы.

Некоторые из своих клеток для душ я украсил заклепками и устрашающего вида металлическими застежками. Так мои обложкииз человеческой кожи получали новые раны, как бывает, когда акула своим шершавым боком царапает невинного дельфина.

Боль не заканчивается никогда, верно?

Марчелла Фазан

Сумасшедший дом похож на деревню. Здесь есть врага, друзья, сплетни и нити, соединяющие всех воедино, будь то сиделка, охранник, доктор или пациент. Нормальные или помешанные, но мы все находимся в заключении на Сан-Серволо из-за безумия некоторых из нас. Сиделки, например, могут уйти от нас не тогда, когда им этого хочется, а когда им это позволяют. Братья и священники-хирурги привязаны к нам взятыми на себя обязательствами заботиться о нас.

Изолированная на Сан-Серволо, наша деревня была такой же замкнутой и разделенной на кланы, как и любая другая община в Венецианской лагуне. И впрямь, некоторые пациенты после излечения оставались здесь и сами превращались в охранников. Как явствует из моих рисунков, жизнь в такой деревне является в некотором смысле карикатурой на жизнь в большом мире, чуточку искаженной, словно бы в кривом зеркале.

В нашу деревню пришел златовласый ангел по имени Спирите. За те два года, что я не видела его, он изменился до неузнаваемости: причем не только возмужал и раздался в плечах, но и голос его стал глубже, и в нем появилась некая внутренняя сила, не имеющая отношения к силе мышц или крепости костей.

Все любили его: пациенты мужского и женского пола, буйнопомешанные и спокойные сумасшедшие, сиделки, садовники, булочники, аптекари и повара. Единственным, кто не поддался его чарам, стал главный хирург-священник. Санто-Спирито никогда не уставал, он относился ко всем с сострадательным вниманием. Карие глаза Санто-Спирито принимали на себя людскую боль и отводили ее от страждущих.

Он всегда вел себя уважительно даже с теми, кто страдал недержанием или в клочья рвал на себе одежду, стремился показать ему дыры в своем нижнем белье или жаждал рассказать о том, что умеет ходить по воде, как и с теми, кто просто хотел подержать его за руку, чтобы через кожу ощутить исходящие от него доброту и великодушие. Вскоре падре Порталупи стал относиться к Санто-Спирито как к сыну и ученику, поскольку они понимали друг друга с полуслова в том, что касалось выбора правильных и сердечных методов лечения сумасшедших. Их часто можно было видеть вместе, расхаживающих по окрестностям и мирно беседующих друг с другом.

Поначалу я была в ужасе. Но Санто-Спирито безукоризненно соблюдал мой наказ о том, что он не должен оставаться со мной наедине. Впрочем, ему бы это и не удалось. Вход мужскому персоналу в мою комнату без сопровождения был строжайше воспрещен, а когда я покидала ее, то оказывалась в компании спокойных сумасшедших.

Мы не разговаривали друг с другом, потому что на людях я хранила молчание. Анна убедила Санто-Спирито в том, что ради нашей безопасности он не должен требовать от меня нарушить обет молчания.

Но Санто-Спирито иногда подходил ко мне, чтобы мягко поговорить о чем-нибудь с моими подругами, и тогда я буквально физически ощущала исходящее от него тепло. В тоне его голоса, не вслушиваясь в слова, я различала пение птиц и плеск фонтанов. А когда на краткий миг его глаза встречались с моими, я чувствовала себя так, словно он нежно и бережно дышит на мои веки. Я наслаждалась, полной грудью вдыхая его тепло, когда мои подруги задерживали его на несколько долгих минут своими невинными вопросами или пространными ответами на его собственные, потому что сумасшедшие, с которыми хорошо обращаются, не торопятся в описании своего состояния, дурных поступков и трагедии. Я не знала заранее, когда увижу его в окружении обожающих его пациентов в столовой, в саду позади церкви, в дверях операционной или подле аптеки. Я просто знала, что буду видеть его каждый день, так что теперь у меня появилась причина просыпаться по утрам.

Джанни дель Бокколе

По субботам Санто приходил в ostariaи рассказывал мне последние новости о Марчелле.

С каждым днем он узнавал ее все больше: то, как ее синие глаза по сто раз на дню меняют цвет в зависимости от освещения, что она любит есть, какой ветер нагоняет на нее тоску, а какой поднимает настроение.

– Если это не рай, – ликовал он, – то нечто очень близкое к нему.

Но в том, что он жил так близко от Марчеллы и в такой гармонии с ней, была своя горькая ирония. Как-то он объяснил мне с кривой улыбкой:

– Мы не можем пожениться, по крайней мере пока она официально числится сумасшедшей. Женщина, пребывающая не в своем уме, не имеет права подписывать брачный контракт. Да, но до тех пор, пока она формально считается помешанной, я могу быть рядом с ней каждый день.

А потом он принялся рассказывать мне, как отливают золотом ее волосы, когда их ерошит легкий ветерок, и как прекрасен ее профиль на закате, когда ее кожа обретает бархатистый оттенок лепестков розы, и прочие вещи, о которых так любят болтать счастливые влюбленные.

Сестра Лорета

Однажды в моих видениях ко мне явилась прекрасная женщина, очень похожая на меня сложением, которая поливала розу. Она все поливала и поливала ее до тех пор, пока цветок не раскрылся, болезненно-белый, холодный и влажный на ощупь. В конце концов лепестки осыпались, оставив после себя почерневший бутон.

Пришли все обитатели монастыря, дабы в невыразимой печали оплакать гибель прекрасной розы с лепестками белыми, как кожа сестры Софии. Только я одна (потому что на самом деле это была именно я) сохраняла самообладание, держа в руке лейку, дабы показать, что все происходящее случилось по моей воле. С важным видом я стояла над цветком до тех пор, пока почерневший бутон не отломился от стебля. А плачущим монахиням я заявила:

– Уразумейте смысл этой аллегории – в этом преходящем мире вы должны пожертвовать всем, что любите, ради вечного спасения.

Но все сладострастные сестры, и Рафаэла в первую очередь, лишь облили меня презрением за то, что я погубила розу. Я стояла, бледная и молчаливая, пока они оскорбляли меня, впитывая их ругань так, как роза впитывала воду.

В этом сне сестры Софии нигде не было видно. Словно она умерла. Я проснулась в таком поту, что у меня нет слов описать его.

Марчелла Фазан

Но вдруг в нашей деревне появился грубиян. Впоследствии оказалось, что это был неуравновешенный и одновременно очень хитрый преступник, который приплыл на Сан-Серволо исключительно ради того, чтобы причинить вред сумасшедшим женщинам. Падре Порталупи как раз отбыл консультировать в соседнюю больницу ордена Fatebenefratelli,когда этого доктора Фланжини частным порядком рекрутировал хирург-священник. А у Санто не было никакой возможности распознать преступные намерения Фланжини и защитить нас от него, поскольку все случилось слишком быстро, прежде чем у кого-либо успели появиться подозрения.

В свой первый день на острове доктор Фланжини отпустил сиделок и выстроил в ряд всех спокойных сумасшедших женского пола. Он прошелся взад и вперед вдоль ряда, поглаживая по рукам пациенток, которым еще не исполнилось тридцати. Дойдя до конца ряда, он остановился на мгновение, повернувшись к нам спиной. Плечи у него затряслись. Когда же он обернулся, я заметила тень смеха у него на лице.

«Этот человек притворяется, он самозванец, – поняла вдруг я. – Фланжини – уважаемое семейство. А его самого никак нельзя назвать таковым. Падре Порталупи уехал. Где же Санто?»

Впервые я ощутила приближение опасности. Я почувствовала резкую боль в мочевом пузыре, а тыльные стороны ладоней у меня закололо, будто иголочками.

– Те, кого я касался, – внезапно проревел он, – шаг вперед! Он приказал нам следовать за ним в ординаторскую.

– Встаньте в очередь, – властно распорядился он. – Заходить по одной, – предостерег он нас и скрылся внутри.

Вскоре из ординаторской вышла Марта, глядя прямо перед собой. Фабриция выскочила раскрасневшаяся, как маков цвет. Люсиетта появилась вся в слезах. Мы окружили их и стали обнимать, чтобы утешить, но они отказывались рассказывать нам что-либо. Они замкнулись в своем неописуемом отчаянии.

Я решила отправиться за помощью.

Но где же Санто? Скорее всего, он находился на дежурстве в дальней операционной. Даже если он не оперировал сам, его частенько приглашали туда подержать за руку и успокоить пациентов.

В этот момент я была готова обратиться даже к medico-religioso, [102]102
  Хирург-священник (итал.).


[Закрыть]чей кабинет располагался неподалеку. Но тут дверь ординаторской со скрипом отворилась и чья-то рука схватила меня сзади за шиворот, едва не задушив. Доктор Фланжини втащил меня внутрь. Я с беспокойством огляделась и увидела, что в комнате нет сиделки, которая обычно присутствовала при частных беседах врачей с пациентками.

– Итак, мы имеем Марчеллу Фазан, женщину благородного и незапятнанного происхождения, – заметил он, просматривая мою cartella clinica. [103]103
  История болезни (итал.).


[Закрыть] – Симптомы буйного помешательства отсутствуют. Несмотря на увечье, ваша плотская конституция пребывает в более чем удовлетворительном состоянии. Но ваш брат отправил вас сюда и забирать обратно под свою крышу явно не собирается. Следовательно, он вас не любит и не хочет чтобы вы вернулись. Соответственно, ему наплевать, что мы тут с вами сделаем.

Так называемый доктор уже гладил меня по голове. Фланжини приблизил свое лицо вплотную к моему. На лбу у него выступил пот. Он ткнул в меня пальцем, под ногтем которого виднелась синеватая кайма. Губы у него тоже были бледными и какими-то бесцветными.

Он провозгласил:

– Вы не сможете соблазнить меня, как бы ни пытались, этими своими пушистыми ресницами и шелковистыми волосами, и в особенности своими мягкими грудями, которые заставляют мужчину забыть о вашей увечной ноге и расстроенном рассудке.

Если бы эти слова услышал падре Порталупи, он бы выгнал «доктора» отсюда в ту же секунду. Фланжини ухмыльнулся.

– Учитывая, что привела вас сюда именно нимфомания…

– Это… неправда. – Голос мой, которым я не пользовалась так долго, прозвучал хрипло.

– Ага. Вы разговариваете. А здесь написано, что нет. С чего бы это вы вдруг заговорили со мной? Вам страшно, моя красавица?

Он подошел ко мне поближе, почти вплотную. Я видела щетину у него на подбородке. Его одежда тоже выглядела не лучшим образом.

– Ах вы, помешанная маленькая соблазнительница! – промурлыкал он, проводя горячей грубой рукой по моей шее.

– Прошу вас, не считайте меня полоумной. Падре Порталупи не думает, что я больная. Пожалуйста.

Он смаковал мои мольбы и наслаждался ими, получая видимое удовольствие, облизываясь, словно кот, дорвавшийся до сметаны. Он заявил:

– У меня есть собственный метод лечения подобного состояния, который заключается в том, что женщину привязывают с разведенными в стороны ногами, чтобы бедра не терлись друг о друга и не вызывали приятных ощущений. Но для этого необходимо снять ограничивающее движения нижнее белье. Из своей сумки он достал нож. Тот совсем не походил на медицинский инструмент. Из той же сумки Фланжини извлек camiciola di faza [104]104
  Смирительная рубашка (итал.)


[Закрыть]с восемью отдельными ремешками для фиксации конечностей.

– Пожалуйста, – взмолилась я, – не делайте этого!

Он рассмеялся.

– Не делайте этого. Лучше прибейте меня гвоздями к двери и оставьте умирать, – прошептала я.

– Попозже. – Фланжини широко улыбнулся.

Должно быть, от страха мне это померещилось, но тогда я явственно услышала, как он произнес: «Будет немножко больно. И неприятно».

Сестра Лорета

Теперь сестра София отворачивалась при встрече со мной на улочках монастыря. Во время своих ночных прогулок подле ее комнаты мне казалось, что я слышу,как она шепчет непристойности в мой адрес, клевеща на меня своей сестре и новым подругам, легкомысленным и легковесным монахиням Маргарите и Розите. Сестра София знала обо мне кое-что очень личное, чем я поделилась с ней в минуты нашей прошлой нежности.

Отныне я стала испытывать к сестре Софии жгучую ненависть, оказавшуюся сильнее любви, которую я питала к ней прежде. Она часто являлась ко мне в похотливых видениях, занимаясь развратом с сестрой Андреолой и даже с Рафаэлой. Я начала опасаться, что сестра София продала душу дьяволу. Это же подтверждало и ее обращение со мной.

Однажды ночью, стоя под ее окном, я услышала, как Рафаэла пошутила:

– Ах, сестра Лорета наверняка отведала бешеного корня. [105]105
  Бешеный корень – разговорное название болиголова и наркотических препаратов из этого растения.


[Закрыть]Она настоящий упырь, который обожает проливать собственную кровь и раздирать на клочки себе подобных.

Мне почудилось, что из окна до меня донесся хрустальный смех сестры Софии. Она, некогда бывшая усладой для моих глаз, вдруг обрела уродливые очертания. И, хотя ранее я испытывала к ней безмерную любовь, теперь она стала моим врагом, а значит, и врагом Господа нашего.

Мингуилло Фазан

Дьявольская удача снова сопутствовала мне. Моя сестра, столь долгое время бывшая образцом покорности и послушания, вновь продемонстрировала свою склонность к нимфомании,в чем я с таким удовольствием обвинил ее.

В письме падре Порталупи признал, что Марчелла, «как было установлено», поддалась эротическим фантазиям в отношении одного из начинающих врачей, недавно прибывших на остров. Речь шла о некоем Фланжини, и я сделал себе мысленную пометку разыскать его и осчастливить.

Ответ я составил поистине иезуитский: «Падре Порталупи, я вижу, что перед вами стоит нелегкий выбор. Или же непорочность моей сестры подверглась опасности вследствие вашего преступного небрежения, или же она действительно страдает приступами нимфомании. В чем бы ни заключалась причина, я полностью полагаюсь на вас, дорогой падре, что вы проинформируете меня должным образом, дабы я мог предпринять соответствующие меры по ее защите. Похоже, пребывание на Сан-Серволо не пошло ей на пользу».

Не играл ли я с огнем, вопрошает робкий читатель, буквально предлагаяпадре Порталупи отправить Марчеллу с острова ради ее же собственной безопасности? В общем, да – но только потому, что я ощутил легчайшее дуновение вдохновения, смелой новой идеи о том, как окончательно избавиться от своей сестрицы. Я уже устал отбиваться от этих добродетельных братьев и их великодушия.

Неделей позже, шагая по двору сумасшедшего дома на Сан-Серволо, направляясь на встречу с падре Порталупи, неожиданную и, как я надеялся, неприятную для последнего, учитывая мое долгое отсутствие на острове, я вдруг обратил внимание на энергичную фигуру, спешащую куда-то впереди меня. Это был молодой человек с волосами ангела в халате хирурга; следовательно, священником он не являлся. Я увидел в нем нечто такое, что заставило меня потихоньку последовать за ним, так, чтобы он этого не заметил. Судя по его походке, уверенной и быстрой, стройный светловолосый ангел чувствовал себя на Сан-Серволо как дома.

Мне не пришлось долго гоняться за ним. Молодой человек повернул направо, и я отчетливо разглядел его профиль. Я едва не всхлипнул от облегчения. На какое-то параноидальное мгновение мне показалось, что это – тот самый маленький доктор, бывший воздыхатель моей сестры. Но теперь я видел, что жестоко ошибся. Нет, этотчеловек был намного крепче, выше и бесконечно увереннее того, кем когда-либо мог стать маленький лекарь.