Текст книги "Возмездие Мары Дайер (ЛП)"

Автор книги: Мишель Ходкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

72

Каждое принятое решение понемногу меняет нас.

Такая мысль непроизвольно появилась у меня в голове. Прежде я уже выбирала Ноя и хотела сделать это снова, раз уж мы оба узнали, кем и чем являемся. Плевать, если это меня изменит. Важно, как это изменит его.

– Ты делаешь меня счастливее, чем я заслуживаю, – прошептала я. Его прикосновения, запах, все отвлекало меня.

Ной улыбнулся.

– Тогда почему ты выглядишь такой несчастной?

«Мы с его мамой всегда надеялись, что он поможет создать лучший мир. И он на это способен, но без тебя».

– Я не имею права желать тебя, – мне не удается скрыть горечь в голосе.

– Ты имеешь полное право! Это твой выбор. Наш. Мы не должны быть теми, кем они хотят нас видеть.

Но мы все равно ими были.

– Мы можем жить так, как захотим!

Правда ли это?

Ной снял свой кулон и положил его на ладонь. Он принял решение. Я закрыла глаза и попыталась вспомнить лицо его матери, слова своей бабушки, но бесполезно. Мне виделся лишь он.

Я покачала головой.

– Я так отчаянно пыталась не любить тебя.

– Жаль тебе это говорить, но ты с треском провалилась. – Он поцеловал меня в одну щеку.

– Вовсе тебе не жаль.

– Ты права. – И в другую.

– Знаешь, когда мы познакомились, я думала, что у тебя было все. Идеальная жизнь.

– М-м-м. – И в шею.

– Да и сам ты был очень даже идеален.

Тут он замер.

– А что ты думаешь теперь?

Поначалу я не отвечала.

– Ты оказался не таким. Наверное, часть тебя всегда знала, какой хрупкой является твоя жизнь, если ты решил рискнуть ею ради меня.

Он покачал головой.

– Ты сама не понимаешь, что даешь мне.

Я хотела услышать это от него.

– Расскажи мне.

– Ты словно зеркало, показывающее, кем я хочу быть, вместо того, кем я являюсь.

Я закрыла глаза.

– Когда я смотрю на себя, то ничего не вижу. А когда на меня смотришь ты? Ты видишь все. – Я почувствовала его пальцы у себя в волосах, на шее. – Я хочу быть тем человеком, которым я становлюсь рядом с тобой.

– Ты и есть он.

Лицо Ноя было непривычно открытым. Убедительным. Он говорил всерьез. Верил собственным словам.

– Быть может, иногда мы видим себя истинных, только если кто-то подсказывает нам, куда смотреть?

Я не хотела, чтобы Ной видел меня настоящую – я справилась без подсказок. Но он нуждался во мне, чтобы узнать правду о себе.

– Может, мы зависим друг от друга, – продолжал он. – Может, мы ненормальные. Может, я глупый, а ты любишь неприятности, и нам обоим было бы лучше поодиночке.

– Может?

Он проигнорировал меня.

– Мне все равно. А тебе?

Список того, что он потеряет, если будет со мной, был длиннее, чем список того, что я могла ему дать. Но мне тоже было все равно.

Ной видел меня израненной и сломленной, грязной и слабой, запятнанной кровью и с чужой улыбкой на губах. Он не съеживался, не передергивался и не прятался. Он знал, какая я, видел, на что я способна, и понимал, что я сделаю с ним в будущем. Но, тем не менее, оставался рядом. С моей стороны было бы глупо отпускать его. Мне можно присвоить много званий – лгунья, преступница, убийца – но я не была глупой.

Можно знать и не любить человека, а можно любить и не знать. Ной любил и знал меня. Более того, он сам меня выбрал. Я не могла дать ему вечность, хоть он ее и заслуживал. Я не могла спасти его, хоть и хотела. Но я могла подарить ему сегодня. Эту ночь. И попытаюсь подарить ему завтра, и каждый последующий день, пока на то будет возможность. Мне этого недостаточно, но ему – вполне.

Я подняла голову и спросила:

– Что ты сделаешь, если я поцелую тебя?

Он сделал вид, что задумался на неприлично долгое количество минут, и сказал:

– Я поцелую тебя в ответ.

Мне так долго приходилось жить на объедках – мыслях о нем, воспоминаниях. Но теперь, когда он здесь, так близко, такой желанный, я внезапно осознала, что изголодалась.

Обняла его за шею и нежно поцеловала. Его рука задела край моей кофты. Ощущения от его прикосновения были сравнимы с бурей, грозовыми тучами, ревом молний. Я чувствовала слишком много и одновременно слишком мало. Выгнула спину и поцеловала его сильнее, грубее.

Иногда можно ввести себя в заблуждение, что нет ничего хуже, чем желать кого-то, кто для тебя недоступен. Это не так. Можно хотеть кого-то, наслаждаться им и хотеть еще больше. Всегда. Я никогда не насыщусь.

Мы оторвались друг от друга, чтобы отдышаться, и прижались лбами. Он не говорил, что любит меня. Да это и не нужно. Я чувствовала это по тому, как прижималась его ладонь к моей шее. Глаза Ноя были закрыты, и мое сердце дрогнуло. Он тоже во мне нуждался.

То, что произошло, всегда будет неотъемлемой частью нашей жизни, но мы пережили ее. Мы все еще здесь. В конце концов, наша завеса падет, но я буду бороться, чтобы она оставалась наверху как можно дольше. А пока в мире существовали только мы, мы вместе, и ничто не стояло у нас на пути.

Тем не менее, в моей голове проигрывались слова Дэвида Шоу, пока я вела Ноя в дом и на второй этаж.

«Он бы не полюбил тебя, не будь ты такой».

Но я такая, какая есть. И он тоже.

73

НОЙ

Я знаю, что творят с девушками мои слова, взгляд, прикосновение. Все это мне хочется проделать с ней.

МАРА

Я прижалась губами к его горлу, а он приподнял и отвел в сторону мой подбородок. Затем зашептал нечестивые слова мне на ухо.

Я ухмыльнулась и расстегнула его рубашку.

НОЙ

Я ласково целую ее, но тут она опускает голову и смыкает свои губы на моем сердце. Моя кожа горит, тело пронзает дрожь.

Сам того не ведая, я ждал Мару всю свою жизнь, и пока она позволит нам быть вместе, я ни за что ее не отпущу.

МАРА

Я стянула рубашку с его плеч, а он задрал мою кофту до шеи. Мы избавлялись от всего лишнего, пока не соприкоснулись кожей к коже.

А затем Ной Шоу доказал мне, что заслуживает своей репутации.

Я вздрогнула при приятном касании его подбородка, пока он опускался к моему пупку, целуя каждый участок кожи с хитроватой улыбкой, окрашивая меня в чувства. Сперва нежные, матовые, мечтательные оттенки – золотистый, коричневатый и розовый, как его язык. У меня перехватило дыхание, мне нужно… мне нужно…

– Быстрее! – взмолилась я.

– Медленнее, – ответил Ной.

НОЙ

Я наслаждаюсь ее возрастающими, ноющими, возбужденными звуками, выводя на ее теле предательские поцелуи. Ее мышцы напрягаются и дрожат. Мара хватается за простыню, и я поднимаю голову, желая увидеть ее лицо.

Она дикая. Никогда в жизни не видел ничего более красивого. Это возмутительно.

Но тут она закапывается руками в мои волосы и тянет.

МАРА

Я прижала его к себе, в себя, и выступили алые капли.

– Ты в порядке? – спросил Ной таким ласковым голосом, какого я прежде не слышала.

Я выдохнула «да», цвет потускнел и исчез вовсе. Затем притянула его ближе.

НОЙ

Я скольжу руками по ее спине, ноги Мары смыкаются на моей талии, и она смотрит на меня своими бездонными глазами. Мы связаны: руками, ногами, ртами, телами, душами. Я никогда не испытывал такого прежде.

Мара целует меня, и я чувствую сахар на языке, шампанское в крови; мне хочется потонуть в ее вкусе, запахе и звуках. Ее тело наэлектризовано; она та отдушина, за которой я гнался, но никак не мог догнать до этого момента.

МАРА

Покусываю. Потягиваю. Дразню. Пробую. Его мазки были медленными, изысканными, смешанными и легкими – они окрасили меня в нечто сияющее. Цвета мерцали и лощились во что-то крепкое и яркое.

НОЙ

Каждое прикосновение сочиняет новую, неслыханную ноту; я загипнотизирован текстурой и тембром ее звуков – трели, обороты, ритмы и скольжения. Простынь стала нашим миром, и в нем Мара конечна и бесконечна, прекрасна и возвышенна, скованная моими руками и свободна одновременно.

Я двигаюсь, и ее гамма удлиняется, вытягивается, восторженно и необузданно. Ее глаза темнеют, грозясь закрыться.

– Оставайся со мной, – едва не рычу я, пытаясь подавить свое отчаяние, страх, что она ускользнет от меня. Хотел бы я никогда не переставать смотреть на нее с этой позиции. – Останься.

Они распахиваются – она все еще здесь, все еще остается собой.

– Мне нужно услышать тебя, – молит она голосом, которому невозможно отказать ни в чем, ни сейчас, ни когда-либо. Но слова, приходящие мне на ум, недостаточно подходят для данного момента. Для нее. Поэтому я говорю на языке, которого она не знает.

Je t’aime. Aujourd’hui. Ce soir. Demain. Pour toujours. Si je vivais mille ans, je t’appartiendrais pour tous. Si je vivais mille vies, je te ferais mienne dans chacune d’elles.

Я люблю тебя. Сегодня. Вечером. Завтра. Всегда. Если бы я жил тысячу жизней, то в каждой принадлежал бы только тебе. Если бы я жил тысячу жизней, то сделал бы тебя своей в каждой из них.

МАРА

Мир дистиллировался до звуков нашего дыхания, пока мы оба валялись на краю света.

Цвета сияли и горели: охровый, бардовый, золотой. Я перехватила свое имя с его уст, а он сорвал свое с моих. Я накалялась, как лампа, пока не окунулась в…

НОЙ

Блаженство.

Эхо ее удовольствия вибрирует в моей крови и тащит меня за собой. Мара расшатана, не связана, свободна в моих объятиях.

Наконец-то.

МАРА

Когда все закончилось, я легла ему на грудь. Наши сердца бились в унисон, и я обвилась вокруг него, как мох вокруг ствола. Я обмякла в его руках, а он был твердым, теплым и настоящим под моей щекой. Улыбка не сходила с моих губ, но цвета начали исчезать. Фиолетовый сменился на синий, затем на индиго, затем на черный.

НОЙ

Тишина не наступает, но тембр ее звучания меняется. Ее ноты столь грациозные, сладкие и синие, широкие и скользящие… и идут на спад. Я знаю, что это значит.

– Останься, – шепчу я в ее влажные, вьющиеся волосы, словно это единственное слово, которое я знаю. – Останься со мной.

Но ее глаза трепещут и закрываются.

Я же свои сомкнуть не смогу. Мара засыпает под «Аллилуйя»[8]8
  «Hallelujah» – песня канадского певца и поэта Леонарда Коэна.


[Закрыть].

ЭПИЛОГ

Рассвет прокрадывается сквозь занавески, и мои веки загораются красным. Я дважды моргаю в полутьме, а затем потягиваюсь. Вдыхаю запах шампуня Ноя и улыбаюсь, вытянув руку, чтобы притянуть его к себе. Но натыкаюсь на кусочек бумаги, а не на его волосы.

Поднимаюсь на локти и зеваю, затем осматриваю комнату в поисках Ноя. Не найдя и следа от него, я включаю лампу. Его сумка на месте, вся одежда в ней – не разбросана, как моя. Мы собирались покинуть Нью-Йорк, и он, похоже, уже собрался. Ничего необычного. А вот то, что я проснулась без него – это уже странно. Я закусываю нижнюю губу, вспоминая прикосновения его рта прошлой ночью, и поднимаю одеяло в поисках одежды. Бумажка приземляется на пол. Поднимаю ее.

Не мог заснуть и отправился на пробежку. Скоро буду. Приготовься.

xxxxxx

Н

Мои губы расплываются в широкой улыбке. Меня переполняет любовь к нему, к парню, в точности знающему, кто я такая, что я такое, и все равно любящему меня, несмотря на это. Скорее, даже поэтому. Я не могу дождаться, когда он вернется, чтобы сказать ему. Показать. Прошла уже неделя, но с тем же успехом это мог быть год – мне всегда будет его мало.

Но это неважно. У нас есть все время в мире.

Смотрю на часы – 9:30 утра – принимаю душ и одеваюсь, прежде чем спуститься на кухню. Мой братец громко хлопает дверцами ящиков, тем самым объявляя о своем присутствии; забавный способ защититься от любых публичных проявлений любви с моей и Ноя стороны. К его счастью, я была так же смущена нашей громкой колонизацией дома, как и он – даже больше, наверное. К несчастью для нас обоих, Ною было плевать. Одному Богу известно, что там мог услышать Даниэль.

Мои щеки заливаются свирепым румянцем, и я тщетно пытаюсь скрыть его волосами.

– Доброе утро! – пищу я. До чего же очевидно! – У нас остался кофе? – копаюсь в кладовке, производя кучу лишнего шума.

– В банке… мимо которой ты только что прошла.

Точно.

– Точно! Спасибо! – хватаю банку со столешницы.

Даниэль косо смотрит на меня.

– Ты в порядке?

– Да! А ты?

– Постепенно привыкаю к новой реальности, включающей в себе подростков с суперспособностями и лиц, пытающихся их контролировать. Ты уже собрала вещи?

Нет.

– Ага.

– Машина приедет за нами в четыре.

– Я в курсе.

Тут он произносит то, что крутилось у меня в голове:

– Тебе, наверное, будет странно возвращаться домой, не так ли?

Я киваю.

– Но ты же вернешься? Это все еще в силе?

Несомненно. Как только мы вернемся домой, Джейми преподнесет родителям новость, что мы решили не переходить в выпускной класс и отправиться сразу в колледж. Это было возможно, ранняя подача документов и все такое, и поможет нам быстрее сбежать из Флориды с наименьшим количеством проблем. Нам нужно было выбраться. Никто из нас не мог представить себя, закачивающим выпускной класс. Хватит и того, что придется играть перед родителями, притворяться ради них. Я нуждалась в этом лете. Осенью Джозеф потеряет не одного, а двух родственников – ему будет сложно. Я хотела, чтобы он смог провести это время с нами. Со мной.

Даниэль делает глоток апельсинового сока, а затем засовывает руки в рукава длинной рубашки.

– Я хотел встретиться со своим другом Джошем в Джульярде перед отъездом. Не забудь, машина прибудет в четыре.

– Не забуду.

– А, и еще. – Даниэль поворачивается на пятках и идет к шкафу в коридоре. – Тебе нужно начать готовиться, если ты собираешься сдавать тест в июне. – Он тянется на верхнюю полку, забитую настольными играми. Они падают на пол.

– Все пошло не по плану. – Мы начинаем подбирать коробки: «Риск», «Монополия», «Эрудит». – О, вот ты где.

Я поднимаю взгляд и вижу в руке брата кусок дерева в форме сердца; планшетку. От спиритической доски. Оглядываюсь и, естественно, обнаруживаю ее у него за спиной, лежащую между «Простите!» и «Игра жизни». Братец поглядывает на меня сквозь небольшую пластиковую дырку в середине.

– Хочешь сыграть?

Я окидываю его сердитым взглядом, покрываясь гусиной кожей.

– Шучу-шучу. – Он опускает деревяшку в коробку. – На самом деле я хотел дать тебе это. – Он копается в играх и берет книгу: «Тысяча малоизвестных слов для подготовки к SAT[9]9
  SAT Reasoning Test (а также «Scholastic Aptitude Test» и «Scholastic Assessment Test», дословно «Академический Оценочный Тест») – стандартизованный тест для приема в высшие учебные заведения в США.


[Закрыть]»

Я закатываю глаза.

– И что бы я без тебя делала?

– Этого нам никогда не придется узнать.

Интересно, понимает ли Даниэль, что я пойду на что угодно, сделаю все, что в моих силах, чтобы это оказалось правдой?

– Что тут у нас, полуденный спиритический сеанс? – Я оборачиваюсь при звуке голоса Джейми. Он смотрит на доску. Недовольно.

– Это случайность, – говорит Даниэль, кидая мне книгу. Я прячу ее в новую сумку, а брат возвращает игры обратно в шкаф. – Увидимся позже, детишки, – машет рукой. – Машина будет в четыре, Джей.

Как только дверь за ним закрывается, я поворачиваюсь к Джейми.

– Джей?

Он задирает нос.

– Мы быстро сдружились. Пока вы с Ноем были… заняты.

Я пячусь к двери, закидывая сумку на плечо. И краснея.

– Я гулять.

– Ты? Гулять? С каких пор ты нуждаешься в еде, солнце и свежем воздухе? – парень театрально осматривается. – А-а. Ной не дома. Тогда ясно.

– Заткнись.

– Пошли. Поищем его вместе, – Джейми предлагает мне руку, и я быстро хватаюсь за нее. Мы бродим по улочкам и вскоре решаем пойти в парк. Не могу не заметить кулон на его шее; за последние пару недель у парня выработалась привычка наматывать его на палец в процессе разговора. Мой лежит в кармане рядом с кулоном Ноя. Я пока не приняла свое решение.

– Итак, про какой колледж мне врать твоим родителям? – спрашивает Джейми, пихая меня в плечо.

– Не знаю. – Мы проходим мимо уличного киоска с жареными орехами; их аромат смешивается с запахами пыли и стали от стройки неподалеку. – Но мне нравится Нью-Йорк.

– И мне. Я подумывал о Колумбийском или Нью-Йоркском. Не уверен, что поступлю, но я черный, нетрадиционной ориентации и к тому же еврей – три моих главных козыря.

Я ухмыляюсь и краем глаза улавливаю наши отражения в темном стекле офисного здания. Еще совсем недавно я бы умерла от смеха с шуток Джейми. Но то, через что нам пришлось пройти, заставило нас повзрослеть как минимум лет на десять. Люди, которые нас не знали, все еще видели бы в нас подростков, и посмотри они на наши фотографии «до» и «после», то не заметили бы разницы. Но я ее вижу. Наши улыбки натянутые, ухмылки и шутки полны горечи. Вот, что отличало нас от толпы. Наша жизнь была труднее. Мы были научены горьким опытом. Но это не мешало нам смеяться. Либо это, либо мы сдадимся.

А я ни за что не сдамся. Я совершала ужасные поступки, о которых жалела и которыми гордилась. Меня не нужно исправлять. Или спасать. Я просто должна двигаться дальше.

Мы переходим через улицу в парк, на наши головы падает снегопад лепестков. Небо голубое и безоблачное – идеальный весенний денек. Он как сон: светлый, прекрасный и счастливый – такие мне никогда не снятся.

– Какая неожиданная встреча, – говорит Ной. Он стоит за нашими спинами в узких черных джинсах и выцветшей темной футболке. Его волосы чистые и небрежно уложенные. На его пальцах покачивается кулек из магазина.

Я осматриваю его прищуренными глазами.

– Как долго ты за нами шел?

– Вечность.

Я касаюсь указательным пальцем губ.

– Странно, но твоя футболка сухая и совсем не пахнет.

Джейми хлопает в ладоши.

– Что ж, пора мне удаляться! – целует меня в щеку. – Я собираюсь проститься с моей прославленной кузиной, по совместительству вашим прославленным юристом.

– Передай ей привет.

– Непременно.

– И от меня тоже, – вставляет Ной, но Джейми уже уходит. Он поднимает руку и тычет средним пальцем через плечо. Губы Ноя расплываются в улыбке.

– Так где ты был?

Он прячет кулек себе за спину.

– О, проститутки, наркотики, все как обычно.

– И за что я тебя люблю?

– За подарки, – Ной театрально достает какой-то предмет из кулька. Это оказывается альбом.

Мое ледяное сердце понемногу тает.

– Ной.

– Старый был малость жутковат, – говорит он, улыбаясь уголками губ. – Я подумал, что тебе не помешает начать все с чистого листа.

Я встаю на носочки, чтобы поцеловать его.

– Подожди, – бормочет он у моих губ. – Ты еще не видела самого лучшего.

– Есть еще?

Он берет меня за руку и тянет к лавочке. Берет альбом подмышку и опускает меня вниз за плечи.

– Закрой глаза. – Я повинуюсь. Слышу, как он переворачивает страницы. – Хорошо. Открывай.

Я смотрю на рисунок, если его вообще можно так назвать. Но что на нем изображено – понятия не имею.

– Мне захотелось его опробовать, потому я нарисовал твой портрет.

– О! – Вот черт. – Это… очень особенный подарок, Ной. Спасибо.

Он закусывает губу.

– М-м-м.

– Стой, – я переворачиваю альбом горизонтально. – Почему у меня хвост?

Он опускает голову.

– Это рука вообще-то.

– Почему она растет у меня из задницы?

Он закрывает рисунок.

– Веди себя прилично.

– Или что, отшлепаешь меня?

Ной наклоняется. Касается губами моего уха, а небритой кожей – моей щеки.

– Это будет наградой, дорогая. А не наказанием.

Мое сердце выпрыгивает из груди. Как всегда.

– Кстати, – тихо говорю я. – Мне не хватало тебя этим утром.

– Придется найти способ возместить тебе это. Ты собрала вещи?

– Еще есть время, – я не желаю пока уходить.

Ной догадывается, о чем я думаю. Переплетает наши пальцы.

– Мы вернемся.

Это правда. Я чувствовала. Я ложусь рядом с Ноем, кладя голову ему на колени и задирая ноги на спинку лавочки. Вокруг нас роятся люди, но ощущение, словно мы одни в море бьющихся сердец и дышащих легких. Я наблюдаю, как из люка на противоположной стороне улицы поднимается дым, едва не складываясь в слова: «добро пожаловать домой». Здесь мы никто. Обычная молодая пара, держащаяся за руки в Нью-Йорке.

Я наклоняюсь и достаю книгу из сумки, пока Ной играется с моими волосами. Это учебник для SATа. Не то. Кладу ее на место и нахожу то, что искала – свеженький роман о подростках со сверхспособностями. Можете называть это моим исследованием.

– Что за книга?

Показываю Ною обложку, затем переворачиваю на последнюю страницу.

– Погоди… ты… Мара Дайер, ты что, начинаешь читать с конца?

– Да.

– Какая ты интересная.

– Я странная, – говорю я, не отвлекаясь от книги. – Большая разница.

– Серьезно, как я мог этого не знать? Это все меняет.

Я окидываю его сердитым взглядом и закрываю книгу.

– О, нет, не останавливайся из-за меня.

– Да, я останавливаюсь из-за тебя.

– Мне жаль.

– Вовсе нет.

– Твоя правда. Кроме того, нам, наверное, стоило бы читать… – У меня что-то хрустит в шее, когда Ной наклоняется, чтобы порыться в сумке. Он достает учебник. – Это. Подарок от Даниэля?

– И как ты догадался?

– Давай-ка я тебя протестирую.

– Ной…

– Нет, я настаиваю. – Он переворачивает страницы. – Ладно, первое слово: квинтэссенция.

– Я не хочу играть в эту игру.

Он игнорирует меня.

– Nom de plume.

– Это не малоизвестное слово.

– Да это вообще не слово! Скорее, фраза. Кто написал эту книгу?

– Какая разница? – Я вырываю ее у него из рук и роняю себе в сумку, доставая альбом и наушники.

– Что ты делаешь?

Глубокий вдох.

– Сбегаю, чтобы присоединиться к цирку. На что это похоже?

– Тебя бы никогда не взяли в цирк. Ты недостаточно гибкая. Мы над этим поработаем.

Я с силой бью его.

– Ты хочешь рисовать?

– Нет.

– Жаль. Я хотел попросить тебя взять меня, как тех французских девушек[10]10
  «Нарисуй меня, как тех французских девушек» – фраза из «Титаника», когда Роуз просит Джека нарисовать ее.


[Закрыть].

– Ты неверно цитируешь.

– Да? – он делает задумчивый вид. – Ошибочка по Фрейду. Так что ты делаешь?

– Мне нужно новое хобби.

– И ты решила писать?

– Пытаюсь, по крайней мере, – раздраженно отвечаю я.

– Свои мемуары?

Чуть ранее на этой неделе я подписала соглашение с Рошель. Она работает защитницей в уголовном процессе, я уголовница – мы идеальная пара. Мы подумали, что Джейми сможет проконтролировать все нестыковки в нашем деле, не разоблачая нас, но я хочу провести все на официальном уровне. Рошель, будучи хорошим адвокатом, предупредила, что это неудачная затея, ссылаясь на отсутствие доказательств и возможные ответные обвинения – веские аргументы. Но я не могла просто стереть прошлый год из своей памяти. Люди должны узнать правду. Я должна была поделиться ею.

Даниэль предложил опубликовать нашу историю в качестве романа, основанного на реальных событиях. Я пообещала Рошель, что изменю имена, отредактирую даты и придумаю себе псевдоним. Поначалу она отнеслась к этому скептично, но когда поняла, что не сможет меня остановить, согласилась помочь.

Для Даниэля все это было шуткой. «Как метаповествования! Боже мой, это бесценно!» Джейми идея не впечатлила. Ноя, как обычно, забавляла такая перспектива, он даже пообещал помочь.

– Это все равно, что прятаться на видном месте, – ответил он, когда я рассказала ему о книге. – Мне нравится.

– Мне понадобится твоя помощь. Я многого не помню.

– Я подкину тебе фактов.

– Но ты должен говорить правду.

– Когда это я лгал?

– Ты серьезно?

– Ты ранишь мои чувства. Я всегда был до боли честным. Мучительно надежным. Ты мне не доверяешь?

– Доверяю, – честно ответила я.

Теперь мне осталось рассказать нашу историю. Проще пареной репы.

Ной наматывает мой локон себе на палец и тянет за него, когда я собираюсь надеть наушники.

– Ты ведь понимаешь, что никто тебе не поверит?

Понимаю, но мне плевать. Если мы и вынесли урок из всего пройденного, то такой: мы не одни. Где-то там есть люди, подобные нам. Люди, считающие себя странными, другими, проблемными, депрессивными или больными. Возможно, так и есть. А, возможно, за этим кроется нечто большее. Они могут стать одними из нас. И должны узнать об этом, пока не стало слишком поздно.

– Правда должна быть сказана, даже если в нее никто не верит, – поднимаю взгляд на Ноя. – Люди могут полюбить или возненавидеть эту историю, наплевать на нее или забыть. Но если ее прочтет кто-то подобный нам, то узнает, что он не один. А если кто-то нормальный поверит в нее, то будет предупрежден.

Ной потакает мне, как обычно.

– И что это будет за рассказ?

Хороший вопрос. Это не ужастик, хоть некоторые части и вселяют ужас. И не научная фантастика, поскольку научная часть здесь настоящая.

Я смотрю на Ноя, улыбающегося мне сверху вниз. Он закапывается руками мне в волосы, и я думаю о нем, о Джейми, о братьях и родителях. Людях, которые сделают все, что в их силах, чтобы помочь мне, даже если не всегда понимают меня. Людях, ради которых я пойду на все, и не важно, кого мне придется убить в процессе и что мне это будет стоить. Я смотрю на пустую страницу, и на меня находит озарение.

Это любовная история. Запутанная и ненормальная. Проблемная и безумная. Но она наша. Это мы. Я не знаю, чем она закончится, но знаю, как начнется. Беру ручку и начинаю писать.

Меня зовут не Мара Дайер, но мой юрист сказал, что я должна выбрать какое-нибудь имя.