Текст книги "Возмездие Мары Дайер (ЛП)"

Автор книги: Мишель Ходкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

53

НОЙ

Может, папа обезумел от потери любимой? Или от постоянного разочарования в сыне? Вряд ли я когда-нибудь узнаю ответ.

– Я слышал, за последнее столетие сильно развилась электрошоковая терапия, – говорю я ему. Мою подколку пропустили мимо ушей.

– Ной, все, что я хотел для тебя – чего хотят большинство родителей для своих отпрысков, – это здоровья и нормальной жизни. Но, частично, я – причина, по которой ты этого лишен. Мы с твоей мамой непроявившиеся носители первоначального гена, который делает тебя ненормальным.

Я чуть ли не смеюсь в ответ на его слова.

– Ладно. Хорошо. Как давно ты знаешь?

– Твоя мать оставила письма и документы, – сухо говорит он. – Я не верил им, пока тебе не исполнилось восемь.

Я пытаюсь вспомнить, что тогда произошло, но даже не догадываюсь, на что он намекает.

– Ты забрался на комод, пока твоя няня была в ванной, и спрыгнул с него. Разбил себе голову. – На его морщинистом лице появляется мимолетная улыбка, и в это мгновение я вспоминаю свою старую спальню с высокими деревянными потолками. Пол был сделан по образцу. Я залез на комод, чтобы лучше его рассмотреть, и тут он начал изменяться, крениться. Мне захотелось прыгнуть. Я попытался.

– Я отвез тебя в больницу, но к моменту нашего прибытия рана почти зажила. Я вызвал частного врача, чтобы тебе сделали магнитно-резонансную томографию и взяли анализ крови – ничто не выдало недавнего ранения. Ты был цел и здоров, – говорит папа с горькой ухмылкой. – Не считая факта, что ты постоянно пытался навредить себе, – добавляет он со злобой в голосе.

Как же хочется ему врезать!

– Перелом ноги в девять лет.

Я спрыгнул с крыши загородного дома в надежде взлететь.

– Укус австралийской гадюки в десять.

Я нашел змею под кипой листьев и решил подержать ее.

– Сломанная рука в двенадцать.

Я поссорился с отцом и ударил кулаком по стене.

– Ожоги в тринадцать.

Я поджег мамин сад, который папа любил больше, чем меня.

– И порезы в пятнадцать.

Когда я решил, что с меня хватит.

– Между тем ты курил, пил, принимал наркотики – в общем, всячески выражал презрение к жизни, которой мы тебя наградили.

Сколько раз я уже это слышал! Скука.

– Психологи и психиатры утверждали, что ты травмирован смертью матери. Тебе было пять – ты был достаточно взрослый, чтобы все запомнить.

Правда.

– Но недостаточно, чтобы поговорить об этом.

Ложь. Никто и не пытался.

– Потому ты злился на мир, на меня, на себя. Твоя мать пожертвовала жизнью, чтобы появился ты, а в отместку ты осквернил ее память. – Слава богу, в папиных глазах отсутствует маниакальный блеск, но, тем не менее, не помню, чтобы я когда-либо видел его таким злым. Как ни странно, это захватывающее зрелище.

Кажется, это наш самый долгий разговор.

Он умолкает, чтобы взять себя в руки, и достает платок из кармана. Ради всего святого! Вытирает уголки губ.

– Я не мог смотреть на вещи Наоми после ее смерти. Да и на тебя тоже, вы настолько похожи! Но, со временем, я смог себя перебороть. Она написала о том, что сделала, кто ты такой, кем должен стать. Неудивительно, что старания докторов и психиатров были тщетными. – Качает головой в отвращении. – Они не могли понять твоих странностей. Поэтому я нанял Дебору Кэллс.

Пока отец признается в участии в заговоре, испортившем жизнь моей любимой девушки и, соответственно, мою, я пытаюсь испытать глубокое чувство стыда. Может, праведного гнева. Шок, отвращение, ярость – что угодно из этого бы подошло.

Что он нанял Кэллс, дабы та ставила эксперименты на Маре и остальных, что он позволил Джуду пытать ее – в это я мог поверить, как бы ужасно и безумно это ни звучало. Если дело принесет хоть какую-то пользу, отец обязательно за него ухватится. Это логично. Должен признать, участие в этом Лукуми тоже привносит свою изюминку.

Но все эти «драконы», «спасители»? Полный бред. Папа помешался.

Тем не менее, выглядит он абсолютно нормально. Особенно стоя рядом с Джудом, который дергается и, по-моему, немного пускает слюну.

Отец подтверждает мои предположения:

– У Деборы были теории, как найти остальных тебе подобных и излечить их. Я заставил ее делать ежемесячные видеоотчеты, чтобы держать меня в курсе, но ничто в них не предвещало, что тебе можно помочь. Пока она не нашла твою Мару.

Меня тошнит от того, что он смеет произносить ее имя.

– Дебора сомневалась, что она – именно та, кто нам нужен. В Провиденсе ей казалось, что этим человеком является ее старший брат. Но, после какой-то вечеринки в честь дня рождения, приемная дочь убедила ее, что нам нужна именно Мара. В качестве плацдарма была выбрана психлечебница. Мы надеялись, что страх от проведения там ночи спровоцирует ее проявление. И это сработало.

До меня плавно доходит, о чем он толкует. Приемная дочь – это Клэр, сестра Джуда. Психлечебница – место, где Джуд чуть не изнасиловал Мару. Отец рассказывает, как он все подстроил и спланировал. Мое потрясение сменяется отвращением. Не знаю, как я до сих пор сдерживаюсь.

– В итоге, Мара дала мне столько же информации о тебе, сколько ты мне о ней. Может, даже больше. Я понятия не имел, как работают твои способности. Как ты слышал, что ты видел. Но это все вопрос гордости. Если и есть способ приостановить аномалию, мы его не нашли. Возможно, ты ключ к разгадке, Ной, но мы никогда этого не узнаем, если она будет жить. Ты не можешь держаться от нее подальше, а она – бороться со своей сущностью.

Не терпится услышать его ответ.

– О какой сущности речь?

– Каждое поколение кто-то из зараженного рода развивает способность, которая параллельна архетипу…

Твою мать! Пора прикрывать эту лавочку…

Папа улыбается, словно читает мои мысли.

– Мой дорогой скептик. Я тоже таким был. Но, скажи, ты никогда не задумывался, почему она не может пожелать чего-то хорошего?

Его слова заставляют меня подавиться саркастичными комментариями, готовыми сорваться с моего языка. Я вспоминаю, что уже размышлял над этим, и писал на эту тему в дневнике, который вел для Мары.

«Моя версия: Мара может манипулировать событиями, как я — клетками. Понятия не имею, каким образом мы это делаем, но тем не менее.

Я пытаюсь заставить ее представить что-то приятное, но пока она концентрируется — звук не меняется. Может, ее способности связаны с желаниями? Разве она не жаждет чего-то хорошего?»

– Она – воплощение архетипа Тени – разрушительного, приносящего вред себе и окружающим. Мара воплощает фрейдистский инстинкт смерти.

– Как драматично. – Я оглядываюсь на нее, но девушка отказывается встретиться со мной взглядом.

– Мара может исполнять свои желания, – продолжает отец, – они станут явью. Но природа ее болезни такова, что она никогда не создаст ничего доброго.

Даже если это правда, мне совершенно наплевать. Так было всегда. Но я наблюдаю за реакцией Мары на его бессмысленные слова – «носитель», «аномалия», «проявление» и тому подобное. Их значение мне абсолютно безразлично, но не ей. Я не вижу ни намека на страх или ненависть в ее глазах – иначе нас бы здесь уже не было. Нет, в них читается нечто другое. Понимание.

– Ной, как бы ты ни сопротивлялся этой мысли, но ты воплощение Спасителя – Героя! Тебе не нужно учиться, чтобы быть в чем-то хорошим. Ты и так лучший. Твои теломеры не прекращают репликацию. Если тебя не убьют, возможно, ты будешь жить вечно. У тебя дар, Ной.

Я его не хочу.

– Но если Мара полностью проявится, и ты окажешься рядом с ней, твоя сила иссякнет. Ты станешь уязвимым. Слабым. Она не может противостоять своему влиянию на тебя. Мара – твоя слабость, а ты – ее.

54

До этих слов я не особо волновалась. Дэвид не собирался убивать своего сына. Скорее всего, он не мог убить и меня, иначе я уже была бы мертва. Поэтому я просто устроилась поудобнее и наслаждалась просмотром того, как Ной высокомерно отмахивается от отцовских предупреждений и мрачных предсказаний. Он все еще был парнем, которого я любила. Ему было плевать. Но тут…

«Она – твоя слабость».

«Противопоказания: Мара Амитра Дайер».

«А ты – ее».

«Противопоказания: Ной Эллиот Саймон Шоу».

– Когда она полностью эволюционирует, каждый день, проведенный с ней, будет ставить тебя под риск. Твои клетки перестанут восстанавливаться. Теломеры – реплицироваться. Если она превысит свой порог – почувствует боль, страх, стресс, а ты окажешься рядом? Ты уже не сможешь исцелиться. Ее способности доминируют и сводят на нет твои. Поэтому я и подстроил все так, чтобы ей сказали, что ты умер. Твоя склонность к самовредительству – побочный эффект гена – делает Мару привлекательной в твоих глазах. Это не твоя вина, но быть с ней – неосознанный выбор. – А затем Дэвид наградил меня взглядом, полным жалости и презрения. – Он бы не полюбил тебя, не будь ты такой.

Я вспомнила, как поцеловала Ноя в его спальне во время грозы, как наблюдала за посинением его губ. Как встретилась с ним в синем платье на безлюдном пляже, после прочтения его дневника. Кажется, я понимаю, что он имеет в виду.

«Я не стану тем, чего ты хочешь», – сказала я тогда Ною.

«И что это, по-твоему?»

«Твоим орудием саморазрушения».

Он ответил, что я им не была и никогда не стану. Мне так хотелось ему верить! Но, услышав эти слова из уст его отца, я почувствовала невыносимую боль и горечь правды.

– Мне неприятно здесь находиться, – сказал Дэвид. – Что бы ты обо мне ни думал, я любил твою мать. Она была моей жизнью – единственной причиной для существования. И я пообещал ей, что буду тебя оберегать. Я подвел ее во всем остальном, но не в этом. Посмотри на Джуда, – он указал на парня. – Неудавшийся проект Деборы.

Если Джуда и задело, что о нем говорят, как о вещи, будто его здесь и нет, он этого никак не выдал. Его лицо было лишено эмоций, глаза – пустые.

– Он непредсказуем и нестабилен, как бы Дебора ни пыталась его контролировать. Можно сказать, это он виноват в ее смерти, учитывая, что именно он выпустил Мару на свободу.

– Это была ошибка, – четко произнес Джуд незнакомым голосом.

Дэвид насторожено посмотрел на него.

– Да. Еще бы. – Затем сосредоточился на мне. – То, что происходит с Джудом, произойдет и с тобой, Мара. У тебя бывают галлюцинации. Ты склонна к насилию в ответ на боль. Ты показываешь признаки диссоциативного расстройства личности. Это лишь вопрос времени.

Возможно, время пришло.

– Я знал твою бабушку. Не очень хорошо, но она преследовала мою жену, притворяясь подругой. Она была непредсказуемой. Нестабильной. Вруньей и убийцей, как и ты. Она привела мою жену к смерти, а ты приведешь моего сына.

Ной перебил отца:

– Думаешь, мне не плевать, если я лишусь сил? Я хочу этого!

– Чтобы, наконец, убить себя?

Я задержала дыхание, дожидаясь ответа. Он промолчал.

– Ты болен, Ной. Последствия твоей болезни могут уничтожить тебя, как это случилось с другими детьми. Но это произойдет только через мой труп.

Я могу помочь.

– Со временем Мара будет становиться сильнее, пока полностью не проявится. После этого, я не знаю, что произойдет. – Дэвид повернулся ко мне. – Узнав о твоей выходке на платформе в метро, я понял, что ты почти готова.

Значит, он знал об этом. Хм-м…

– Мы больше не можем ждать, – обратился он к Ною. – Ты понимаешь, о чем я? Внутри нее тикает бомба, и скоро она взорвется. Одной неправильной мыслью она может прикончить миллионы людей! – Он осторожно шагнул вперед.

– Если ты ее не остановишь, значит, смерть твоей матери была напрасной. Твое существование напрасно! – громыхал Дэвид. – Я любил Наоми, но она умерла, чтобы спасти тебя. Чтобы ты стал ответом болезням, старению, возможно, даже смерти. Мне было плевать – я хотел только ее! Но мне не дали выбора. Тем не менее, я дам его тебе.

Шоу старший тяжко вздохнул и подобрался. Затем поднял кожаную сумку и открыл ее. Достал пистолет и шприц, кладя их на стол передо мной рядом с ножом.

Джуд здесь не для того, чтобы убить меня, а Ной не для того, чтобы спасти. Теперь я это понимала.

– Я не знала, как вы предпочтете это сделать.

– Что сделать?! – крикнул Ной.

Я ждала, пока утихнет эхо, и ответила:

– Убить меня.

Ной непристойно рассмеялся.

– Если ты думаешь, что можешь хоть как-то заставить меня это сделать, то ты совсем меня не знаешь.

– Мне и не нужно. Я знаю ее.

Дэвид достал что-то еще из сумки. Ноутбук. Затем что-то напечатал и поставил его на пустую картонную коробку, да так, чтобы мне было видно экран.

Мой брат лежал на кровати, из него тянулись тысячи трубочек, подключенных к разным аппаратам. Рядом сидел Джейми. Он был связан, но в сознании. Мой брат – нет.

55

НОЙ

– Это обман, – я пытаюсь говорить уверенным голосом, но не выходит.

– Это правда, – отвечает отец. – Даниэлю ввели яд, из-за которого он впадет в состояние шока. Его органы откажут в течение часа-двух, если он не примет противоядие. За ним тщательно наблюдают, но мне придется позвонить, чтобы он получил его, как только Мара умрет.

– Мара? – говорит Джейми, прищуриваясь в экране. Левую сторону его лица омрачает синяк.

– Джейми, – шепчет она. – Джейми, а Даниэль…

– Он жив. На нас напали в тоннеле, очнулся я уже здесь. Но ему очень плохо. – Парень оглядывается на брата Мары, кривясь от резкого движения. – У него… шла пена изо рта. Сюда зашли какие-то люди и положили его на койку. Я все видел. Пытался заставить их прислушаться ко мне, но… – он качает головой. – Они словно не слышали. Будто выключили звук.

Мара молчит. Раньше я мог прочитать ее мысли по лицу, но теперь оно ничего не выражает.

– Где ты? – спрашивает она. Умная девочка.

Джейми поднимает голову к потолку.

– В пустой комнате, как обычно. Я очнулся с мешком на лице. Мне мало что известно. – Парень хмурится и пытается наклониться вперед. – Подожди… что за хрень… это Джуд рядом с тобой?! И Ной?

Джуд молчит, потому в дело вступаю я:

– Мы найдем тебя.

Джейми снова поглядывает на Даниэля, чьи губы побледнели и потрескались. Под его носом прикреплена канюля, а из рук торчат трубочки от капельницы.

– Ребята, что бы вам ни приказывали делать, пора действовать.

Папа наблюдает за мной. Джуд наблюдает за мной. Джейми наблюдает за мной. Мара нет.

Она смотрит на брата. Ее взгляд не отрывается от него, даже когда я тянусь за пистолетом.

56

Я не могла отвести глаз от брата и не сразу заметила, что Ной навел пистолет на отца.

– Можешь убить меня, – сказал Дэвид. Его слова привлекли мое внимание. – Это определенно один из вариантов.

– Определенно, – ответил Ной. Пистолет выглядел знакомо, я уже держала такой прежде.

– Я знал, что когда-нибудь умру из-за тебя. Иначе не открыл бы свою личность. Хотя, должен признать, я думал, что убьет меня она. – Мужчина слабо улыбнулся, глядя на меня. Он ни разу не посмотрел на пистолет.

– Не хочу, чтобы она руки марала.

– Тогда, должен тебя предупредить, одной пулей ты закончишь жизни четырех людей.

– Это как?

– Моя смерть не спасет Мару. Если ты не возьмешь ответственность и не покончишь с ней, это сделает Джуд. За Клэр, да?

– За Клэр, – вторил тот механическим голосом.

Дэвид вздохнул.

– Если первоначальный носитель умрет от руки кого-либо, кроме своего партнера, аномалия вновь начнет прогрессировать в следующем, кто идет в зараженном роде. В данном случае, это Джозеф Дайер; он тоже носитель. В итоге, он либо убьет себя, либо будет убит. Такова судьба зараженных. И, естественно, Даниэль тоже умрет, поскольку я не смогу сделать звонок, который спасет ему жизнь. Итого четверо.

Ной замолчал, а я опешила.

– Наверное, стоит также упомянуть, что если ты промахнешься, и я не умру мгновенно, ты спровоцируешь способности Джуда, от которых он становится очень… непредсказуемым. Честно, даже я не знаю, что он сделает в таком случае. Ной, пожалуйста, послушай меня. – Дэвид встретился с ним взглядом, ни разу не вздрогнув. – Неважно, случится это сегодня, завтра или в другой день. Как и параллельные вам архетипы, вы сыграете свою роль, хочется вам этого или нет. У тебя нет выбора.

– Выбор есть всегда, – ответил Ной и щелкнул предохранителем.

Дэвид обратил взгляд своих серо-голубых глаз на меня.

– И ты готова позволить ему поставить жизнь Даниэля на кон?

Я отвернулась от них и посмотрела на экран ноутбука. На брата в кровати и Джейми на стуле.

– Не делай этого, – сказала я Ною. – Пожалуйста.

– Ты не убийца, Ной, – сказал его папа. – Единственный человек, которому ты когда-либо хотел навредить, это ты сам.

Тот тихо хихикнул.

– Ты прав, – и повернул дуло на себя.

57

НОЙ

Я прижимаю дуло к виску. Буквально не терпится нажать на курок.

Мы словно играем в перетягивание каната. Я чувствую такое отвращение к этому мужчине! Он вовсе не похож на меня и вызывает только негативные эмоции. Тем не менее, мой первоначальный порыв – бессмысленно повиноваться. Как все дети повинуются родителям. Я хочу, чтобы он восхищался и гордился мной. Считал меня достойным звания своего сына. Как же я жалок…

Мара сидит на столе с ногами набок, ее тело слегка дрожит от наркотика или чего-то еще – сложно сказать. Что-то в ней – сдержанные движения – несет неявную угрозу. Она как кобра, подобравшаяся перед атакой. В ней есть что-то тигриное – дикое животное, запертое и загнанное в угол. Я хочу освободить ее и даже знаю как. Возможно, тогда ей удастся спасти брата.

– Я лучше умру, чем буду жить без нее, – говорю я отцу.

Его лицо искажается в улыбке.

– А тебе нравится играть роль мученика, не так ли? Можешь врать ей, но не мне. Ты сделаешь это, чтобы избавиться от нужды наблюдать, как она умирает, и от груза вины из-за смерти ее брата. Хватит притворяться.

– О, я не притворяюсь.

– Отлично. Тогда давай я объясню максимально четко и ясно, что ты сделаешь, нажав на этот курок. Ты выпустишь Тень в мир. Она посеет болезни и смерть всюду, куда пойдет, и начнется все сегодня с ее брата. Она сожжет дотла всю свою семью, каждого дорогого ей человека, оставляя за собой лишь тьму и кучку пепла. А ты откажешь миру в ответе на болезни, что мучают как детей, так и взрослых. Тем не менее, если ты будешь жить, то сможешь спасти миллионы. Возможно, миллиарды. Ты мог бы положить начало новой эре человечества. Цена этому всего лишь одна жизнь.

Жизнь Мары. Слишком высокая цена.

К черту. Я крепче обхватываю ствол и прижимаю пистолет к черепу. Металл нагрелся об мою кожу и, как ни стыдно это признавать, его близость вызывает у меня приятные ощущения.

– Тогда сделай это, раз ты такой эгоист, – говорит папа.

– Не смей, – шипит Мара, но я едва ее слышу.

– Если я и такой, то только благодаря тебе.

– Говоришь, как истинный избалованный малец. – Его голос сочится отвращением. – Нет, Ной, несчастливое детство больше не оправдывает твои глупости. Не хочешь, чтобы к тебе относились, как к ребенку? Потому что тебе семнадцать? Тогда начни брать ответственность за собственные решения. Будь хозяином своего выбора. Тебе уже давно пора распрощаться с гребаным детством. Повзрослей, сын!

– Я не твой сын, – говорю я, тут же морщась. Что за детский лепет! Вот идиот.

– Жаль, что это неправда, – отвечает он.

Что-то, о существовании чего я даже не подозревал, ломается внутри меня.

– Не будь ты моим сыном, твоя мать была бы жива. Она верила в тебя. Слава богу, она не видит этого позора.

Мой разум отказывается воспринимать его слова и вместо этого сосредотачивается на Маре. Она молчит уже долгое время – это пугает. Раз она не собирается защищать себя, это сделаю я:

– Если кто и ответственен за поступки Мары, то это ты.

– Ты сам знаешь, что это не так. Вспомним первого хозяина твоей псины? Я не имел к этому никакого отношения. Как и к смерти учительницы, заплатившей жизнью за то, что у Мары был плохой день.

Господи, да что же она молчит?!

– Она не ведала, что творит.

– Ох, она бы все равно убила того мужчину. Сам спроси, она подтвердит.

– Я бы тоже его убил, – вполне серьезно говорю я.

Папа снова улыбается, в уголках его глаз складываются морщинки.

– Ной, ты никого не можешь убить. Даже себя.

– А как же ее семья? – спрашиваю я, ненавидя нотки отчаяния в своем голосе. – Они этого не заслуживают.

– Это правда. Они хорошие люди, обремененные тяжелой проблемой.

Мара резко втягивает воздух.

– Детей не выбирают. Уж мне ли не знать. Но ты можешь помочь ее родным. И многим другим, если на то пошло.

– Я люблю ее. – Отец думает, что я обращаюсь к нему, но я смотрю на Мару. В ее глазах читаю поражение.

– Как лошадь, на которой можешь кататься только ты. Помнишь ту арабскую кобылу, которую я купил много лет назад? Я думал, что она родит хороших гунтеров, но даже жеребцы боялись к ней подходить. Помнишь, что было дальше?

К сожалению, да.

– Как-то ночью Рут не могла тебя найти. Было уже далеко не детское время, на которое ты и так плевал с высокой башни. Мы искали тебя везде, но впустую, пока не дошли до конюшни. Дверь в стойло была открыта. Тебе было всего девять, но ты умудрился сесть кобыле на спину без седла. Мы обнаружили тебя, лежащим сбоку от нее у задних ворот. Она скинула тебя, пытаясь перепрыгнуть через них, и ты заработал трещину головы. Благодаря своему дару, тебе удалось выжить без всяких последствий. Кобыла сломала три ноги, и ее пришлось усыпить. Помнишь?

– Хватит, – говорит Мара.

– Никогда не слышал таких криков от животного. Жуткая смерть. А ведь она не виновата. Вина была полностью твоей.

– Хватит! – Звук голоса Мары пугал. – Ной, – говорит она совершенно спокойно. – Опусти пистолет.

Естественно, мы с отцом ее игнорируем.

– Мара такая, какая есть. Она небезопасна, но способна на любовь. Она любит свою семью и нуждается в том, чтобы ты спас их ради нее. Однажды она даст тебе повод. Все мы это знаем. Меньшее, что ты можешь сделать, это спасти ее младшего брата до того, как это случится. – Он прищуривается. – Но я начинаю понимать, насколько тщетна надежда, что тебе хватит храбрости и самоотверженности, чтобы хоть раз в жизни сделать что-то не ради себя, а ради кого-то. Часть меня жалеет, что не может дать вам уйти, просто чтобы однажды посмотреть, как ты ползешь ко мне на коленях и молишь помочь ей, наконец осознав, на что она способна. Например, когда начнешь лично закапывать тела ее жертв.

Он делает незначительный шаг в мою сторону.

– Я думал, ты готов стать мужчиной, которым хотела тебя видеть твоя мать, но ты просто глупый ребенок, расшвыривающий собственные подарки потому, что не можешь получить единственный желанный.

– Опусти его. – Тон Мары изменился. Теперь в нем слышится отчаяние. Она молит меня. Но моя рука не дрогнет.

– Шприц содержит фенобарбитал натрия, который остановит сердце Мары. Нож – метод, который ты всегда… предпочитал. И в пистолете, который ты прижимаешь к голове, всего одна пуля.

Он так уверен, что я не решусь на это. Ему все равно.

– Пожалуйста, – говорит Мара. – Умоляю!

Я едва ее слышу. Все мои мысли заняты тем, что для отца я всего-навсего инструмент. Но инструмент не может работать, если он сломан.

Я нажимаю на курок.