Текст книги "Возмездие Мары Дайер (ЛП)"
Автор книги: Мишель Ходкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)
68
НОЙ
Джейми и Даниэль подхватили меня, и мы пошли навстречу к Маре. Она стоит под фонарем на пустынном тротуаре, выглядя до непристойного великолепно.
– На метро? – предлагает Джейми.
Даниэль поднимает руку вверх.
– Определенно на такси.
Минутой позже оно подъезжает к нам. Мы садимся, и к нам поворачивается таксист.
– Куда едем?
Мара улыбается мне.
– Куда захотим.
Как только Джейми открывает дверь в дом тети, то тут же бежит в туалет, а Даниэль засыпает на диване в гостиной.
Я осматриваюсь.
– Миленькое место.
Мара заводит меня глубже.
– Вниз или наверх?
– В кровать, – отвечаю я. Ее улыбка становится шире, и она ведет меня наверх. Я следую за ней в спальню, и мы засыпаем в крепких объятиях.
Просыпаюсь я уже на следующий день. Мара лежит рядом, мертвая, ее руки и ноги запутались в простыне.
Нет. Не мертвая. Просто спит.
Но паника не уходит. Я достаю из-под нее руку, и в горле появляется комок раскаяния. Он столь плотный, что я боюсь задохнуться.
Слава Богу, здесь есть ванная, куда я и прячусь, запирая за собой дверь. Смотрю на свое отражение в зеркальце на медицинском шкафчике, на свои пустые глаза и ничего не выражающее лицо. Затем они сменяются другими образами. Голубыми венами на руке Мары, когда я вставил в них шприц. Ее закрытыми веками, неестественно неподвижными.
Я хочу порезать себя на части, которые уже никому не удастся собрать. Вместо этого снимаю футболку, зная и побаиваясь того, что увижу.
Как и ожидалось, моя грудь зашита швами, и как я и боялся, рана почти зажила.
Достаю ножницы из шкафчика и срезаю швы, гадая без особого любопытства, останется ли у меня шрам. Надеюсь, что да.
– Тук-тук. – Слышится приглушенный голос Даниэля и стук в дверь. Я выхожу из ванной, и он говорит:
– У вас там все прилично?
Мара сонно открывает глаза и смотрит на меня с кровати. Ее волосы беспорядочно спутались. Я хочу закопаться в них.
– Кто это?
– Твой брат.
Она тут же встает с кровати, в процессе стукаясь мизинцем и активно ругаясь. Затем открывает дверь и накидывается на него с объятиями. Даниэль пятиться, но крепко обхватывает ее руками.
– Прости, – тихо говорит она. – Мне так жаль.
Он отходит и берет ее за плечи.
– Ты не виновата.
«Мара ни за что тебе не поверит», – чуть не говорю я. Но это было бы неуместно.
Даниэль коситься на меня, словно читает мои мысли.
– Ной. Спасибо тебе.
Меня тошнит от этих слов.
– За то, что спас меня и сестру.
Вот только я не спасал их. Если бы не я, Даниэль никогда не оказался бы в опасности. Их семья никогда не переехала бы во Флориду. Мара никогда не оказалась бы в психбольнице. Джуд никогда бы не тронул ее, ведь они не были бы знакомы. Все, что им довелось пережить, произошло потому, что так захотел мой отец. Я вспоминаю, как обещал обезопасить ее семью, когда, как оказалось, все это время они были в опасности из-за меня. От одной мысли хочется проглотить пулю.
Естественно, я не могу рассказать об этом Даниэлю, боясь показаться мелким нытиком.
– Так вот где вечеринка, – говорит Джейми, проскальзывая в комнату. – Угадайте что!
Мара поднимает бровь.
– Нам пришло письмо.
Он кидает что-то мне, и я ловлю предмет со сдавленным выражением. На кремовом конверте значится мое имя и больше ничего. Джейми вручает такой же Маре.
– От кого? – спрашивает она.
– От Лукуми. Или Ленарда. Кем бы ни был этот парень. Есть одно и для Стеллы, но… – Он поднимает руки, как бы говоря: «Что тут поделаешь?»
– Откуда ты знаешь, что они от него? – интересуется Даниэль.
Джейми поднимает самый большой конверт.
– Оно было адресовано «Временным жителям Вест-Энд Авеню 313». Это мы, – добавляет он без всякой надобности.
Мара дует губки.
– Ты открыл его без меня?
– Я думал, ты занимаешься сексом.
– Ты бы услышал.
Их ругань можно назвать интимной, в каком-то смысле. Не то чтобы я ревную, но я чувствую себя незнакомцем, наблюдая, как они балуются. Лишним. Как прискорбно.
– Кто знает, ты могла заниматься им часами, – продолжает Джейми. – Я не собирался ждать.
Ладно, хватит.
– Пожалуйста, воздержись от этого бреда. Что внутри?
– Не знаю, – Джейми пожимает плечами. – Я должен прочесть свое только после того, как вы получите свои. Теперь они у вас. – Он театральным жестом разрывает конверт. Мара открывает свой.
Даниэль хмуриться.
– Чувствую себя обделенным.
– Твое счастье, – необычно серьезно говорит Мара.
– Можешь взять мое, если хочешь, – предлагаю я. Мара окидывает меня странным взглядом. – Что? Мне плевать, что там написано.
Она прищуривается.
– Можно тогда мне прочитать?
Я передаю ей конверт. Она аккуратно вскрывает его и начинает читать, но почти сразу останавливается. Я не могу понять, напугана она, раздражена или расстроена; ее лицо ничего не выражает. Лишь пустоту.
Господи. Она похожа на меня!
Девушка протягивает письмо обратно.
– Это тебе.
– Да, я в курсе. Я тут пытаюсь – видимо, тщетно, – сказать, что мне оно без надобности.
– Возьми, – тихо говорит она. – Пожалуйста.
Черт побери. Я чувствую взгляд Даниэля, смотрящего то на меня, то на нее.
– Я… пойду, что-нибудь приготовлю, – говорит он, медленно выходя из комнаты. – Спускайтесь, когда проголодаетесь.
Джейми машет ему, не отрываясь от письма. Мара кивает.
Я неохотно забираю конверт. Это меньшее, что я могу для нее сделать.
Внутри находится еще один конверт, никому не адресованный. Запечатанный. Я открываю записку и читаю:
Ной,
Внутри послание от твоей матери. Мне удалось найти его раньше твоего отца. Она оставила его в старой шкатулке для украшений, которой никогда не пользовалась, вместе с кулоном, ныне висящим у тебя на шее. Если снимешь его, я буду знать о твоем решении.
А. Л.
Хотел бы я быть достаточно сильным, чтобы не читать его, но, увы. Я слаб.
Ной, сынок,
Я уже едва сдерживаю слезы. Черт.
Когда родителей спрашивают, почему они хотят ребенка, большинство отвечают, что стремятся вырастить счастливое чадо. Здоровое. Желанное. Любимое.
Но меня подвигли не эти причины. Я хочу для тебя большего.
Я хочу, чтобы ты свергнул диктатуру. Покончил с голодом. Спас китов. Убедился, что твои правнуки знают, как выглядят гориллы, не потому, что видели их за ограждением в зоопарке, а потому что выследили их в горах Уганды, с пчелами в глазах и пиявками в носках. Ты увидишь детей, чьи животы вздуты не от еды, а от червей. Ты будешь садиться за трапезу и обнаруживать, что в меню лишь вымирающие животные. Счастье будет ускользать, покой станет недоступным — тебе придется бороться каждый день, поскольку мир полнится ужасами и несправедливостью.
Но если ты не станешь этого делать, то вырастешь ленивым и недовольным, прикрываясь жаждой спокойствия. Ты найдешь деньги на новые игрушки, но даже самых крупных всегда будет недостаточно. Ты заполнишь свой разум всяким мусором, потому что правда слишком безобразна, чтобы задумываться о ней. Возможно, если бы ты был другим ребенком, чьих-то других родителей, это было бы нормально. Но ты тот, кто ты есть. Ты мой. Достаточно сильный и умный, ты обречен на великие дела. Ты можешь изменить мир. Я покидаю тебя с такими словами:
Не ищи спокойствия. Ищи страсть. Найди что-то, ради чего ты готов не просто жить, а и умереть. Если это дети, то борись не только за своих, но и за сирот, у которых больше никого нет. Если это медицина, то ищи не только лекарство от рака, но и от СПИДа. Спасай тех, кто не способен постоять за себя. Говори за них. Кричи за них. Живи и умри за них. Твоя жизнь не всегда будет радостной, но она будет полна смысла.
Я люблю тебя. Я верю в тебя. Больше, чем ты можешь себе представить.
П.С. когда найдешь того, с кем будешь бороться вместе, передай ей или ему это.
69
Я наблюдала, как Ной выходит из комнаты, не отрываясь от письма. Решила не останавливать его. Он заслуживал уединения. Это меньшее, что я могу ему дать.
Пора читать свое письмо. Я так и представляла профессора в своем кабинете, видя детали, запечатленные чужими глазами.
Мара,
Когда мы впервые встретились в Майями, я не знал, кто ты такая. Я ждал кого-то одаренного в тот день, но тебя? Ты была настоящим сюрпризом.
Ты интересовалась, кто я и чего хочу от тебя, когда стоило гадать, кто ты такая. Я надеялся, что однажды ты узнаешь правду самостоятельно; обретешь знания своими способами, за которые и будешь нести ответ. Что ты знаешь, определяет то, что ты будешь делать, а я не могу позволить себе менять тебя. Ушли столетия, прежде чем я понял это, но я не в силах что-либо изменить.
В отличие от тебя. Одним желанием ты очистила мир от людей, без которых нам будет лучше, и от людей, которые никому не причиняли вред, даже тебе. Я не стану оправдывать тебя или освобождать от обязательств — все мы в ответе за то, что делаем и чего не делаем. Но скажу, что ты принадлежишь наследию других, кто столкнулся с подобными испытаниями.
Эвгемер писал, что древние боги из мифов были простыми людьми с великими способностями, обожествленные окружающими. Затем появился Юнг, и мы, одаренные, стали архетипами. Обычные мужчины стали богами. Женщины — монстрами. Но, на самом деле, это никак нас не определяет. Мы такие же, как все, только благословленные и проклятые.
Наши дары не объяснить наукой. Но и у них есть своя цена. Мы причиняем себе вред. Игнорируем голос разума. Кидаемся с головой в опасность. Пытаемся и совершаем самоубийства. Наш злейший враг — мы сами. Большую часть истории мы не знали, что с нами так или не так — почему некоторые проявлялись болезненно, а остальные без последствий. Почему одни жили в неведении о своих истоках, а другие переживали мгновения, которые никогда с ними не происходили. Я провел больше, чем одну жизнь, пытаясь ответить на эти и многие другие вопросы. Не знаю, чего они принесли больше: пользы или вреда. Без моей работы мальчик, которого ты зовешь Джудом, никогда не был бы заражен. С другой стороны, мальчик, которого ты любишь, Ной, никогда бы не родился.
Я считаю, что перед каждым человеком стоит задача оставить этот мир в улучшенном виде того, в который он пришел. Мой дар позволяет мне увидеть, каким он должен быть — но проклятье в том, что мне не хватает средств, чтобы воссоздать его в жизни. Я пытался и не преуспел в попытке изменить ход истории. Зато узнал, что мой дар сам по себе бесполезен. Я также нашел людей, которые могли мне помочь, твою бабушку в том числе.
Ною были предназначены великие подвиги, пока не родилась ты. Я надеялся, что условия, при которых он появился, воспрепятствуют повторению цикла — вечному конфликту Спасителя и Тени, проклятиям, сопровождающим Трикстеров, Матерей, Мудрых Женщин и Мужчин. Надеялся, что мои знания помогут покончить с нашим безумием. Никогда не поздно поддаться гордыне. Вселенная требует баланса, и тремя месяцами после зачатия Ноя, зачали тебя.
Дар Ноя заключается в том, что он может жить вечно и помочь в том же другим, но его проклятье — что он просто хочет умереть. Ты, Мара, одарена возможностью защищать близких, но таким способом, который вредит и им, и другим. Ты можешь наградить жизнью, но при этом кто-то должен быть наказан.
Говорят, каждому герою нужен свой злодей, ангелу — демон, богу — монстры. Несмотря на нашу сущность, я в это не верю. Я видел злодеев, совершающих поступки героев, и злых мужчин, которые звались героями. Способность исцелять не делает человека хорошим, как и способность убивать — плохим. Убей нужных людей и будешь героем. Исцели не тех и станешь злодеем. Нас определяют не наши силы, а наши решения.
Ты знаешь, почему даже в нынешние дни женщинам советуют кричать «пожар» вместо «насилуют»? Потому что фундаментальная истина человечества в том, что нам легче не вмешиваться.
Независимо от твоих ошибок — а их много, Мара, с такими испытаниями никто больше не столкнется — ты никогда не оставалась вне дела. Когда зло улыбалось тебе, ты отвечала ему тем же.
Кулон, который оставила тебе бабушка, представляет два символа правосудия — перо и меч. Те из нас, кто решил привнести в этот мир изменения, воспринимают его как способ узнать друг друга. Твоя бабушка носила его, как и мама Ноя. Что бы ты ни решила, для тебя это будет не конец, а начало чего-то нового. Я призываю тебя тщательно это обдумать; не нужно решать сегодня. Но знай, что этот выбор неминуем, и он может привести к жизни в одиночестве.
Каким бы он ни был, со временем ты станешь сильнее и уверенней. Ной тоже, если не будет находиться рядом с тобой. Мы с его мамой всегда надеялись, что он поможет создать лучший мир. И он на это способен, но без тебя.
Хоть я и так знаю, какое решение ты примешь, я не могу воздержаться от последней просьбы. Ты будешь любить Ноя Шоу до смерти, если не отпустишь его. Будь то судьба, вероятность, совпадение или рок, я видел его смерть в тысяче вариаций, в тысяче снов, тысячу ночей. Только ты можешь ее предотвратить.
Если все же наденешь бабушкин кулон, я узнаю о твоем решении. Но, как бы там ни было, мы увидимся снова.
А. Л.
Я закончила читать и подняла голову. Джейми смотрел прямо на меня.
– Что было в твоем?
«Мы с его мамой всегда надеялись, что он поможет создать лучший мир. И он на это способен, но без тебя».
– Всякое, – протянула я. – Обо мне. А в твоем?
– Тоже. Всякое. – Пауза. – Ты веришь ему?
«И он на это способен, но без тебя»
– Не знаю, – солгала я. Мой разум был забит чужими словами и мыслями, воспоминаниями, которых я никогда не переживала – пока что я не могла в них разобраться. – А ты?
– Я хочу ему верить, – сказал Джейми. А затем склонил голову и надел кулон на шею прежде, чем я успела что-либо сказать. Он слабо улыбнулся и пожал плечом.
– Фрики правят миром.
70
Я прождала ровно час, прежде чем последовать за Ноем. Мне хотелось дать ему свободы, но и также рассказать о прочитанном. О том, что я вспомнила. Я хотела узнать, что, по его мнению, нам нужно делать дальше.
Я четко понимала, что нужно делать мне, но для этого не помешало бы набраться храбрости.
Я уже не та девушка, с которой он познакомился однажды. Даже не та, кем была до «Горизонта». Последние события изменили меня, как и то, что я сотворила за это время. Я стала кем-то новым; если я что-то чувствую, то следую по наитию. Если я чего-то хочу, то беру это. Может, для Ноя я не изменилась, но это ни на что не влияет. Он видел фотографии, слышал рассказы, в подробностях описывающие мои преступления, но не видел, как я их совершала. Часть меня этому рада. Некоторые поступки не должны быть увиденными близкими людьми.
Я любила его. Какие бы мои частички ни были сожжены пережитым опытом и пройденными испытаниями, его они не касались.
Ной был как Плюшевый Кролик. Я буду любить его, пока не отпадут его усы, пока он не посереет и не потеряет форму. Я буду любить его до смерти. И он мне позволит. С радостью.
Я обнаружила его в очередной гостевой спальне. С ним была сумка, которую Стелла забрала из «Горизонта», когда мы покидали морг. Он закончил читать письмо от мамы, но не пошел на мои поиски. Мне было интересно, что она ему сказала, но я не осмелилась спрашивать.
Он не замечал меня, потому я остановилась в проходе.
– Можно войти?
Ной читал что-то, но кивнул, не отрывая взгляда от книги.
– Что читаешь? – спросила я, садясь на кровать. Что бы это ни было, он почти закончил.
– «Исповедь оправданного грешника».
Моя книга. Должно быть, он взял ее с собой в «Горизонт». Я даже не заметила ее в сумке.
– И как, нравится?
– Нет.
– Нет?
– Редактор так и не сказал, зол ли главный герой или его преследует дьявол. Он ничего не раскрыл. – Ной положил книгу на тумбочку. Я подвинулась ближе, пока не почувствовала жар его тела.
Прошлой ночью мы были уставшими и заснули, так и не успев поболтать, а когда я проснулась, к нам пришли Даниэль и Джейми с письмами от Лукуми. Нам нужно было обсудить случившееся вчера и то, что случится завтра, но нужные слова не приходили. Мне хотелось думать лишь о сегодня. О сегодняшней ночи.
Не знаю, верила ли я когда-нибудь, что Ной действительно мертв, но я также не могла полностью поверить, что он жив. Мне было сложно подстроиться под его реальность. Под его глазами были тени, а щеки заросли щетиной. В тусклых лучах солнца из окна за кроватью его волосы отливали золотом. Я не могла оторваться от него. К сожалению, придется.
«А, может, и нет», – подумала я. Нужно столько всего сказать, но ведь это можно сделать и потом? Ной жив. Он рядом. Мы не в смертельной опасности. Просто сидим рядом на кровати. Я хотела потянуться к нему, но мои руки запутались в простыне.
– Я позволил тебе умереть, – сказал парень как бы между делом. – Если тебе любопытно.
Не очень.
– Потому что я тебя попросила.
Он замешкал, прежде чем ответить.
– Ты хочешь умереть?
– Нет. – Это правда. Я бы умерла ради братьев, но не хотела этого. – А ты?
Ответ был мне известен, но я все равно спросила, ведь это он начал тему. Может, он хотел поговорить. Может, нам это нужно.
– Да.
– Почему?
– Я не могу описать это словами. – Его голос был спокойным, лицо каменным, но я знала, каким бесполезным он чувствовал себя под этой маской, каким неправильным и испорченным считал себя. Ною казалось, что он несет ответственность за всех, и его мучило то, что он не спас меня.
Я не знала, что сказать, потому спросила:
– Ты думаешь о своем отце?
Его челюсть напряглась; единственный знак, что он меня услышал. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он ответил:
– Я никогда туда не вернусь.
– В Майами?
– Где бы он ни был, туда я не поеду. Для меня он мертв.
Интересно, говорит ли он правду. Как бы это ни было эгоистично, я надеялась, что да.
Мне вспомнилось, как обращался с ним отец. Дэвид Шоу виновен во многих преступлениях, и его отношение к сыну – одно из них. Однажды он за них поплатится – я об этом позабочусь. Он будет наказан по заслугам. Я не дам ему причинить вред кому-либо еще.
Но одного взгляда на Ноя было достаточно, чтобы понять: сейчас не время упоминать о нем.
– А как же твоя сестра? И Рут?
Он слепо уставился на противоположную стену.
– Наверное, что-нибудь придумаю.
– И чем ты будешь заниматься, если не вернешься домой?
Он ничего не ответил, просто пожал плечами. У меня было плохое предчувствие по поводу этого разговора, и я решила сменить тему. Просто из страха.
– Что думаешь насчет письма?
– Я устал.
Не такого ответа я ждала.
Он закрылся от меня. Не мне его винить – у него было меньше времени, чем у нас, чтобы свыкнуться со всем происходящим, Ною тяжелее всех.
Раньше мы справлялись с проблемами сообща. До вчера. До «Горизонта».
Казалось, будто наша прежняя жизнь была в какой-то параллельной вселенной. В нас обоих что-то отсутствовало, и когда мы встретились, то дополнили друг друга. Но теперь все изменилось. Мы выскользнули из той вселенной, и прошлая жизнь была утеряна в процессе. Отныне мы незнакомцы. Между нами не было и метра, а казалось, словно тысячи миль.
Ной встал и поднял одеяло, пока я не заползла под него. Я ждала, что он приляжет за мной, обнимет за грудь и талию, переплетется со мной ногами. Но он не стал этого делать. Просто аккуратно укутал меня.
– Останься, – попросила я. Он замер на секунду, но затем лег рядом. – Ты мне снился, пока тебя не было.
На секунду его губы расплылись в улыбке.
– Это были хорошие сны?
– Да, – соврала я. – Хорошие.
Он закрыл глаза.
– Ной?
– Мара?
– Можно спросить?
– Что угодно.
– Правда?
– Мне нечего скрывать. От тебя секретов нет. – Он открыл глаза и посмотрел на меня. – Надеюсь, ты это знаешь.
Не знала. Раньше я никогда подобным не интересовалась, так как не думала, что нуждаюсь в ответе. Но теперь…
– Ты любишь меня?
Ной выдержал паузу, прежде чем ответить. Он заерзал на кровати и положил руку мне на щеку.
– Безумно, – ответил он, и я почувствовала, что это правда.
Но чувство ушло, когда он убрал руку.
– А ты любишь меня? – спросил Ной.
«Безнадежно»
– Безумно.
Он навис надо мной и поцеловал меня в лоб. Его длинные ресницы откидывали тень на щеки. Фраза «Ты нужен мне» сорвалась с моих губ, как только парень коснулся моей кожи.
Я никогда не говорила такого кому-либо прежде и не думала, что скажу сейчас, даже – нет, особенно – ему. Но это правда, и я хотела, чтобы он знал ее, что бы ни произошло дальше. Никто другой не мог и не станет делать со мной то, что делал Ной. Что делал в эту самую секунду.
– Я твой, – ответил он.
Но тогда почему он казался мне таким далеким?
71
НОЙ
Есть что-то изумительное в том, чтобы видеть, как мамины слова воплощаются в девушке рядом со мной. Даже во сне она выглядит как смертоносная богиня, железная королева. Мара какая угодно, только не спокойная – наоборот, она шелковистая серая туча, светящаяся с намеком на молнию. С ней мне не обрести покоя. Зато большей страсти мне не сыскать.
Она прижалась щекой мне к груди, а я начал обводить ее лопатки под одеялом. Так и представляю, как из ее кожи прорезаются крылья и разворачиваются вокруг нас, окутывая меня в бархатную тьму прежде, чем я закрою глаза.
Но мой сон беспокойный, мне постоянно снится, что я падаю. Просыпаюсь лишь с обрывками воспоминаний; как Мара наклоняется, чтобы понюхать цветок, и тот умирает от ее вздоха. Как она ходит босиком по снегу, и тот окрашивается в кроваво-красный под ее ногами.
Она же спит сладко, ее дыхание спокойное и глубокое. Мирное. Как все могут так ошибаться насчет нас? Она просто не может меня ослабить. Рядом с ней я чувствую себя непобедимым.
Не знаю, какой сегодня день, или который сейчас час; когда я уходил из больницы, то думал, что просплю вечность, но теперь меня мучает бессонница. Я оставляю Мару в кровати и спускаюсь на первый этаж. Джейми и Даниэля нигде нет. Вид из окна мрачный, хоть в небе уже и видны серые полосы. Должно быть, все еще спят.
Я брожу по дому и оказываюсь в музыкальном зале. Там и барабанная установка, и клавишные инструменты, и пару гитар, валяющиеся на полу, и пианино у дверей в сад. Я направляюсь к последнему и сажусь на скамейку. Хочу сыграть, но мне могу придумать мелодию.
– Есть хоть что-то, на чем ты не умеешь играть?
Мара стоит у основания лестницы и блокирует мне выход.
– На треугольнике.
Она выдавливает улыбку.
– Нам надо поговорить.
– Да? – «Я в ловушке».
В ее руке что-то зажато. Сначала мне кажется, что это письмо моей мамы, и я напрягаюсь, но потом замечаю, что это ее.
– Мне плевать на него, – серьезно говорю я.
Мара все равно тычет мне им в лицо.
– Прочти, пожалуйста.
Стоит начать, как я сразу догадываюсь, о чем оно будет, и что произойдет, когда я его закончу. С каждым словом мое тело ослабевает. У нас будет очередная ссора, но впервые мне кажется, что я заслуживаю проигрыша.
– Что ты хочешь, чтобы я сказал?
– Ты слышал, что говорил твой отец о нас.
– Я не глухой.
– И ты прочитал слова профессора.
Я прищуриваюсь.
– Профессора?
Она моргает и чуть ли не мечтательно качает своей кудрявой головой.
– То есть, Лукуми.
Я возвращаю ей письмо.
– Я не безграмотный. – Мне хочется спровоцировать ее, раздразнить, отвлечь, чтобы она не сказала того, что собиралась.
Мара произносит мое имя. Оно звучит как прощание.
Я хочу порвать письмо и выбросить слова отца и Лукуми из ее головы. Вместо этого встаю и открываю дверь в сад. На улице идет легкий дождь. Мне все равно.
Она будет права, если покинет меня, особенно после всего случившегося. Но я трус и не могу этого вынести. Естественно, Мара все равно следует за мной наружу.
– Я буду любить тебя до смерти, – говорит она, и я закрываю глаза. – Теперь я понимаю, что это значит.
– Ровным счетом ничего, – упрямо твержу я, не придумав ничего получше.
– Моя способность сводит на нет твою. Со мной ты…
– Бессильный, слабый и тому подобное. Знаю.
Она молчит с секунду.
– Это реально, Ной. Ты умрешь, если мы останемся вместе.
Я не отвечаю.
– Однажды ты уже умер.
«Как и ты».
– Тем не менее, я здесь.
– Мне нужно, чтобы ты был в безопасности.
– От чего? – спрашиваю я.
Она заглатывает наживку.
– От меня.
Тут я поворачиваюсь к ней лицом, приготовив арсенал аргументов. Я не могу оправдать то, чему позволил с ней случиться, что я сам сделал, потому, будучи последним ублюдком, я ухожу в нападение:
– То есть, ты хочешь защитить меня от себя.
– Да.
– Как мой отец пытался защитить меня?
Ее выражение становится мрачным.
– Да пошел ты!
По моей спине проходит дрожь. Она никогда раньше не говорила так со мной.
– Хорошо, – делаю шаг к ней. – Рассердись. Это лучше, чем слушать, как ты говоришь замогильным голосом о том, что мне стоит делать, словно я ребенок. Словно у меня нет выбора. – Я хочу закричать. Но мой голос кажется безразличным. – Как ты можешь так ко мне относиться? – спрашиваю я, чувствуя свое преимущество. – Как он?
У нее раздуваются ноздри.
– Ты понятия не имеешь, через что я прошла.
– Так расскажи.
Но она отмалчивается, потому говорю я:
– У меня есть выбор. Я могу уйти от тебя в любой момент. – Ложь.
– Неужели? – спрашивает она. – Правда?
Тут-то я и просчитался.
– Твой отец сказал…
– Даже не начинай. Он – ничто.
Мара игнорирует меня.
– Он сказал, что ты не можешь контролировать свою тягу ко мне. Это побочный эффект. Я – не твой выбор. Я… твоя мания.
Я пожимаю плечами, будто эта мысль не задевает меня так же сильно, как ее. Не хочу в это верить. И не могу.
– Не думаю, что наш случай особенный. Никто не может противостоять своей любви.
– А что, если бы ты мог?
– Я бы этого не хотел.
Она неуверенно умолкает.
– Будь ты на моем месте, ты бы стал рисковать?
Я уже это сделал.
– Я достаточно тебе доверяю, чтобы позволить самой принимать решения. Я бы не стал делать их за тебя.
– Не верю, – просто отвечает Мара.
– Ты постоянно слышишь, что я умру, если мы останемся вместе. Но когда? Твоя гадалка, случайно, не уточняла?
Она молчит.
– Может, я умру, а, может, и нет, но, в любом случае, судьба или злой рок не имеют к этому отношения – все когда-нибудь умрут. У нас одна жизнь, Мара. Ты можешь жить вечно, а я – до завтра, но сейчас мы оба тут. И я хочу провести отведенное мне время с тобой.
Она поднимает взгляд, и я вижу, что сейчас с ее уст слетит что-то злое.
– Вчера ты не хотел.
– Неправда. Я хотел. Но, учитывая, что еще двадцать четыре часа назад я ввел в тебя смертельную дозу отравы, я подумал, что ты можешь быть не в настроении.
Ее губы расплываются в улыбке. Я придвигаюсь ближе.
– Не знаю, как объяснить тебе, что ты со мной делаешь. Одной мысли о поцелуе уже достаточно. Прикосновения твоего языка. Твой вкус. Твои звуки. Все. Я так давно хочу тебя, но, чаще всего, мы желаем того, что для нас недоступно. Что бы я ни делал, ты всегда будешь вне досягаемости. Но когда ты целуешь меня? Я словно горю.
У нее перехватывает дыхание, но я не совсем уверен, почему. Ее лицо для меня – закрытая книга.
– Я хочу коснуться каждой частички тебя, – продолжаю я, понимая, что потом будет слишком поздно. – Я хочу сделать это прямо сейчас, – пересекаю расстояние между нами, наматываю ее локон себе на палец и легонько тяну. Она вздрагивает. – Может, поначалу у меня и не было выбора, поскольку я не понимал, что выбирал. Но теперь я знаю. Ты мое счастье. И я бы предпочел прожить сегодня с тобой, чем вечность с кем-либо другим.
Я вижу, что она хочет мне поверить, и молюсь на это. Я просто не выдержу, если потеряю ее. Нельзя ее отпускать. Еще слишком рано. Я беру ее лицо в руки.
– Мы будем вместе, пока есть такая возможность, а когда она исчезнет, я буду помнить прикосновение твоих губ, вкус твоего языка и хватку твоих рук. Я буду счастливым. – Шепчу ей на ухо. – Если ты выберешь меня.