Текст книги "Возмездие Мары Дайер (ЛП)"

Автор книги: Мишель Ходкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

41

Джуд и Клэр Лоу, пятая пара. Двойняшки. «Искусственно индуцированы в возрасте восьми лет», если верить их настоящим файлам. Это значит, что в этом возрасте им ввели очередную версию лекарства Кэллс, чтобы вызвать симптомы G1821.

– Подожди секунду, – сказал Джейми, поднимая взгляд от папок. – Что случилось с И. Лоу?

– Такого нет.

– Именно! – парень щелкнул пальцами.

Стелла пожала плечами.

– Может, ей не нравились мужские имена на «и».

– Как Игнатий? – вставил Даниэль.

– Или Ира, – сказала я.

– Что наводит нас на новую мысль, – Джейми пожевал большой палец. – Это ненастоящие имена. Не может такого быть. Они должны значиться на свидетельстве о рождении.

– Я их не видела. Лишь свидетельства о смерти. Но в медицинских записях используются псевдонимы. Как я поняла.

– Должно быть, Кэллс дала им новые имена… но как заставить свыкнуться шести-семилетнего ребенка с новым именем?

– И соврать об этом врачам и медсестрам? – Я подумала о просмотренных мной файлах, но не смогла вспомнить имя ни одного доктора. – Дай-ка мне, – забрала у Джейми папку Ф. Лоу. Фредерик. – Эти записи из больницы Маунт-Том. Кто-нибудь, вбейте ее в гугле.

– Такой не существует, – сказал Даниэль. – Эти записи вообще подлинны?

– Думаю, да, – кивнула Стелла. – То есть, зачем фальсифицировать чью-то медицинскую историю? Особенно, если ты даже не используешь реальное имя человека?

Мне пришла идея.

– Это еще один защитный слой. Новые имена, места, даты – все это ненастоящее. Иначе детей и то, что с ними произошло, можно было бы легко отыскать. Мне кажется, Стелла права, сами отчеты настоящие. Симптомы, лечение, последствия. Мы же сами видели архив! Настоящие папки, с настоящими именами детей, могут быть где-то там. Но нам ни за что их не найти, если изначально не знать, где искать.

Даниэль медленно кивнул.

– Значит, ничто из этого нельзя использовать, как улику. Кэллс была настоящим человеком, реальной личностью, а от этого нелегко избавиться. Если кто-нибудь отследит ее историю и найдет архив, как мы, а затем попытается доложить об этих ужасах, как мне хотелось бы, то это просто будет выглядеть, как выдуманные записи о выдуманных детях, которые никогда не существовали.

– Умно, – сказал Джейми.

Очень даже.

– Но как ей могли позволить взять под опеку такое большое количество детей? Особенно учитывая, что они каждый раз умирали? – спросила Стелла.

– Наверное, с помощью тех же людей, которые помогли найти нас, – сказала я. – И ставить эксперименты, и делать все эти обследования…

– К тому же, – начал Джейми, – с приемными детьми постоянно происходят несчастные случаи.

Я посмотрела на приостановленное изображение Кэллс на экране и нажала кнопку «возобновить просмотр».

– Д. очнулся через два дня после индукции с жалобами на болезнь. Термометр показал высокую температуру: 37,5. Я надеюсь, что это обычная простуда или вирус, поскольку другие показывали температуру 38 перед тем, как скончаться.

– Скончаться? Черт, жестоко, – сказал Джейми.

– Тем не менее, Клэр, похоже, в порядке, – продолжала доктор, будучи совершенно спокойной, не заботясь ни о чем.

– Перемотай, – сказал парень.

Теперь Кэллс выглядела напряженной и взволнованной.

– У Д. лихорадка. В основном те же симптомы, что и у других, но с некоторыми важными различиями. Он дезориентирован. Я поймала его на том, что он разговаривает с собой в третьем лице, а периодически и со мной. Он просил увидеть Клэр, но я не хочу ее пугать. Она нужна мне податливой и готовой к будущим тестам, на случай, если Джуд тоже скончается.

Я остановила проигрыватель.

– Клэр была в моем классе, – сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь.

– А Джуд в моем, – вставил Даниэль.

Стелла подняла кипу бумаг со стола.

– Но тут говорится, что они – двойняшки. Пятая пара.

Я кивнула.

– Зачем лгать?

Я возобновила просмотр, но доктор Кэллс сменила тему интервью или записи – что бы это ни было, – на обсуждение свойств амилета. Даниэль и Стелла продолжали смотреть, а мы с Джейми отобрали двд с месяцами и датами, соответствующими медицинским обследованиям в файле Джуда. Когда диск закончился, мы поставили следующий.

Кэллс сидела за маленьким столиком в зелено-белой комнате и практически сияла от радости.

– Меня зовут Дебора Сьюзан Кэллс, – сказала она на камеру. – Сегодня понедельник, пятое марта, два месяца после индукции субъекта Д. Л., согласно протоколу Ленарда, которая, похоже, была успешной.

Мы вчетвером переглянулись.

– После серии уколов он начал развиваться с немыслимой скоростью! – доктор наклонилась вперед. – Я на такое даже не рассчитывала! – Она продолжала говорить о продвижениях Джуда, о его физическом и умственном развитии. По ее словам, он становился «одаренным», и она гордилась им, как своим творением. Но Джуд также менялся – поначалу едва заметно, а затем довольно резко. Когда ему исполнилось десять, она начала беспокоиться.

– Он капризен, депрессивен… даже агрессивен. Я заметила проявление вторичных половых признаков – голос становится более низким, на лице и груди растут волосы. Очевидно, он переживает период полового созревания, несмотря на свой юный возраст. Я подала запрос на анализы и интервенцию и отчитаюсь в следующем месяце, как только придут результаты.

Она выключила камеру, и мы поставили следующий диск, приковавшись к телевизору.

– Психиатры поставили диагноз: расстройство поведения, – сказала она, явно потрясенная. – Поведение субъекта Д. продолжает ухудшаться. Он стал асоциален и очень агрессивен. Клэр доложила, что застала брата за общипыванием перьев птенца воробья, выпавшего из гнезда. Мы ввели амилет, чтобы попытаться остановить… побочные эффекты… проявления.

– Вот почему, – тихо сказал Даниэль.

– Почему что?

– Почему они соврали о его возрасте. Если у него период полового созревания начался в десять, он бы выглядел слишком взрослым для семнадцатилетнего. – Даниэль взял стопку документов и просмотрел их. – Она тестировала на нем различные лекарства, и не просто обычные антипсихотические препараты – гормоны, экспериментальные таблетки. – Затем посмотрел на каждого из нас. – Поэтому вы выглядите старше своего возраста. В «Новых теориях» что-то было о быстром созревании. Оно начиналось в восемнадцать и продолжалось до двадцати одного года.

– Вот только никому из нас еще нет восемнадцати, – сказала Стелла.

Джейми выглядел скептично.

– И люди всегда считают меня младше, чем есть на самом деле. Может, тут та же фишка, как с гормонами роста в молоке, из-за которых период полового созревания наступает раньше?

Хотела бы я, чтобы Ной был рядом и слышал все это.

– Она и мне давала амилет, – сказала я брату, вспоминая слова Кэллс в «Горизонте». – Говорила, что с ним мне станет лучше.

Он посмотрел на меня.

– И как, сработало? Ты чувствуешь себя лучше?

Да, но не из-за лекарств или имплантатов. Как описать то, через что мне пришлось пройти, чтобы попасть сюда? Как плохо мне было, как я была сама не своя после пробуждения в «Горизонте»? Пока не вытащила из себя эти штуки?

– Нет, не думаю.

– Что насчет твоих, э-э… сил?

Джейми скривился.

– Из твоих уст это звучит так тривиально.

Я не ответила брату; по правде говоря, я и сама не знала, работали ли они. Не то, чтобы я пыталась их использовать с тех пор, как…

– Ждите здесь! – крикнула я, откидывая одеяло. Поднялась по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и открыла дверь в свою временную спальню. То, что я искала, лежало на стуле в углу.

Я порылась в маленькой серой сумке, пока не нашла их. Имплантаты, капсулы – что бы это ни было внутри меня, пока Стелла их не вытащила. Сжала их в кулаке и отнесла вниз. Даниэль рассмотрел один под светом.

– Они были внутри тебя?

– Ага.

– Где?

– Кажется, в животе.

– Не может быть. Ты бы умерла, когда их вытаскивали.

– Ладно. Они были в сорока двух градусах к югу от моей правой малоберцовой и седьмой плюсневой кости.

– У тебя нет малоберцовой кости. Ее и костью-то сложно назвать.

Я показала родственничку средний палец.

– Не обязательно быть такой грубой, – жеманно сказал Даниэль. – Хорошо, итак, они были внутри тебя, когда ты покинула «Горизонт», верно?

– Верно.

– И твои способности не срабатывали после этого, так?

– Правильно.

– А ты пыталась?

Я подумала о мистере Эрнсте. Что я с ним сделала, после его нападения на нас со Стеллой.

– Да.

Пыталась.

– Что произошло? – продолжал Даниэль. – Кого ты пыталась… – его голос сошел на нет. – Кто обидел тебя?

Джейми буквально начал насвистывать и крутить пальцы. Стелла потупила взгляд в пол.

– Да никто, – ответила я с напускным спокойствием. – Все закончилось хорошо.

Он вернул мне имплантаты и посмотрел на кипу бумаг.

– Ладно. Мы знаем, что ваша аномалия приходит в действие из-за страха и стресса. Что, если в какой-то момент ваша нервная система была наполнена адреналином или кортизолом? Они подействовали и нейтрализовали твои способности. Как предохранитель, который должен обезвредить, улучшить тебя на случай, если ты когда-нибудь покинешь «Горизонт».

Но они не обезвредили меня. В голове закрутился образ мистера Эрнста после того, как я с ним расправилась, и я часто заморгала в надежде, что он исчезнет.

Даниэль осторожно подбирал слова:

– Но, в каком-то смысле, тебя действительно обезвредили. В том плане, что ты не могла случайно… навредить кому-то. Ты не могла защитить себя, но ты стала безопасней для окружающих.

Я гадала, так ли это.

– В любом случае, доктор Кэллс считала себя ученым, исследователем. У нее было в планах отправить тебя обратно домой, не так ли?

– Так она сказала.

– Значит, эти имплантаты были частью ее плана. До вашего побега она считала, что у нее хватит времени добиться эффекта и разобраться, как противостоять аномалии.

Прежде, чем я убила ее. Но Даниэль был прав. Все, что с нами делала Кэллс, что делала со мной, было в погоне за лекарством. Если не можешь добиться успеха с первого раза, пробуй, пробуй еще. И когда она не преуспела, а Джуд освободил нас, женщина решила усыпить меня, как животное, пока я не вырвалась на свободу и не навредила кому-нибудь еще.

Наблюдая за интервью, мы пришли к выводу, что правда была за Даниэлем. Джуду становилось хуже, как бы Кэллс ни пыталась его излечить. Она старалась скрыть собственный страх, но чем старше он становился, тем опаснее было его поведение. Какими бы таблетками она его не пичкала – все впустую. Иногда он не знал, кто он такой. Ему поставили диагноз: расстройство личности, и когда его заменял кто-то «другой», только Клэр могла достучаться до него настоящего. Даниэль предполагал, что именно поэтому Кэллс ее удочерила, несмотря на пол.

Глядя и слушая, как доктор говорит о Джуде, у меня волосы на руках становились дыбом. Было видно, что она теряет контроль, но не хочет этого признавать. Впервые за долгие годы она делала успехи. Она не могла смириться, что, в попытке найти лекарство к аномалии, она сотворила что-то ужасное. Ее единственным реальным успехом было то, что Джуд и Клэр пережили индукцию. Клэр была совершенно нормальной, несмотря на попытки Кэллс сделать ее другой. Она считала, что девушка не была носителем. Иначе ее мутация уже бы проявилась, как в случае с Джудом.

– Это объясняет, почему он выжил после падения психлечебницы, а Клэр нет, – сказал Даниэль, а затем пробормотал себе под нос: – Но что насчет его рук?

Руки, которых, предположительно, у Джуда быть не должно. Когда дверь комнаты пациентов Тамерлана захлопнулась на нем, она отделила меня от него и его запястья от суставов.

– Бред какой-то! – вскрикнул Даниэль.

– Разве? – Стелла перевела взгляд с него на меня и Джейми. – Джуд умеет исцеляться.

– Ной тоже умел, – сказал Джейми, и я стрельнула в него взглядом. – Умеет. Ной тоже умеет.

Именно поэтому он должен быть жив.

– Именно поэтому он все еще где-то там.

– Но Джуд не может исцеляться, не причинив боль кому-нибудь другому, – сказала Стелла. – Когда дверь на нем захлопнулась, он не мог на тебя повлиять, поскольку ты… другая.

– О Боже, – сказал Даниэль.

– Что? – я посмотрела на него.

– Рэчел и Клэр. Они были обычными, не носителями. И находились с вами в Тамерлане. Джуд исцелился за их счет. Он убил их, не…

Я. Не я.

Я сглотнула. Мы никогда не узнаем наверняка, что там произошло и на ком лежит ответственность. Я захотела, чтобы здание рухнуло. Я захотела, чтобы Джуд умер. Оно-то рухнуло, но парень выжил. Даже если девочки были убиты из-за его способностей и потребности тела самоисцеляться, этого все равно бы не случилось, если бы я не захотела его убить. Так кто же ответственен за это? Он или я? Имеет ли это значение?

– У меня вопрос, – Стелла нарушила тишину. – Я кое-чего не понимаю. Может, вы мне проясните. Почему не ставили опыты на девочках? Почему, до Клэр, Кэллс усыновляла только мальчиков? То есть, я носитель, Мара носитель, мы проявились, так почему…

– Почему большинство из близнецов мальчики? – перебил Даниэль.

Девушка кивнула.

– В «Новых теориях» что-то говорилось об Y-хромосоме и исцеляющем факторе, – сказал он, поднимаясь за книгой. – Большинство способностей были разных подтипов, которые могли быть связаны с X или Y-хромосомами, но не эта. Она должна быть связана с Y.

Я подумала о детях, над которыми Кэллс ставила эксперименты. Восемь мальчиков, некогда здоровые и ныне мертвые. Она пыталась найти решение проблемы, искоренить аномалию, создать кого-то, кто мог лечить себя и других – и ее тоже.

Она пыталась создать Ноя, но вышел Джуд.

42

Я поделилась своими мыслями с остальными. Они молчали, но знали, что я права. Я знала, что права. В попытке разработать лекарство она только ухудшила болезнь. Будь она жива, то продолжала бы свои попытки.

С наступлением ночи мы обнаружили, что стоило ей узнать, что моя бабушка носитель (неизвестными нам способами), как она начала следить за моей семьей. Все было подстроено и спланировано – переезд Джуда и Клэр в Род-Айленд, поступление в мою школу, чтобы они могли подобраться ближе ко мне – все. Даниэль даже нашел записи об оплате филиалом «Горизонта ООО» дома на 1281 Лив-Оак Корт – улице, где, как я думала, жил Джуд. Кого бы Ной там ни встретил, это не были его родители, но они были лжецами.

– Она не могла сделать это в одиночку, – сказал брат. – Мы знаем, что она записывала интервью для кого-то другого, и идеи с исследованиями были не ее. Кто-то помогал ей, спонсировал, делал возможным все, что ей было нужно.

– Лукуми, – уверенно произнесла я.

– Как нам кажется, – добавил Джейми.

Даниэль по-детски потер глаза.

– Это гораздо больше, чем просто мы. В смысле, вы только вспомните архив! Там миллионы, возможно, миллиарды документов. И то, что Кэллс сказала о прослеживании гена до нашей бабушки? В мире есть другие носители. Как ты, – он посмотрел на меня. – Но одно мне кажется бессмысленным. Если это правда, почему вас до сих пор не раскрыли?

Никто не знал ответ на этот вопрос лучше меня.

– Потому что, если мы скажем правду, нас посчитают сумасшедшими.

– Ладно, хорошо, ты права, Мара. Все ведет к Лукуми. Он единственный, чье имя продолжает всплывать.

– Вообще-то, это ненастоящее имя, – сказала я.

– Э-э, что? – Стелла отвлеклась от чтения.

– Мы с Ноем искали его. Вернулись в Литтл-Гавану, сделали поиск в гугле. «Лукуми» – это еще одно название Сантерии, религии.

Джейми кивнул.

– Естественно! Это же совсем не усложняет нам задачу!

– Кем бы он ни был, – начал Даниэль, – он единственный, кто может доказать вашу невиновность.

Ну, мы не совсем невиновны.

– Он единственный, кто знает о вас.

Из живых, по крайней мере.

– Будь я азартным человеком, то поставил бы все на то, что он знает о Ное.

Я тоже ставила на это.

Мы смотрели интервью, читали документы и работали всю ночь, разбираясь в материале, принесенном с архива. Учет имущества, документы на родительский дом, свидетельство о допуске человека, приставившего моего отца к делу Ласситера, медицинские записи шестидесятых и девяностых годов, фотографии шрамов на внутренней стороне горла Джейми («Какого хрена?!» – воскликнул парень). Но многие кусочки пазла все еще отсутствовали.

Мои мысли были клубком спутанных, потрепанных нитей. Усталость тоже делу не помогала. Я уткнулась головой в руки, глядя на документы перед собой. Слова на странице складывались в непонятном порядке. Я боролась со сном и проиграла.

43

ПРЕЖДЕ

Кембридж, Англия

Прошло столетие с той ночи, как мы с профессором бежали из Лондона, но он все равно продолжал относиться ко мне, как к ребенку.

Сегодня у него было особенно угрюмое настроение. Погода была пасмурной, в кабинете царили холод, влага и беспорядок. Он согревался бутылкой виски – любимой отравой – и яростно писал в одной из своих книг. Поцарапанный деревянный пол был завален рваной бумагой и потрепанными книгами. Я наблюдала за ним в тишине.

Недавно что-то привлекло его внимание, наделяя небывалой сосредоточенностью. Грядущие перемены, как он называл их. Профессор считал, что нашел способ положить им начало, но отказывался делиться мыслями со мной.

Он заботился обо мне во время лихорадок, спровоцированных развитием Дара, пока мое тело менялось, приспосабливаясь к нему. Заставлял есть, когда еда потеряла всякий вкус. Утешал во время ночных кошмаров и поймал меня, остановил, когда я впервые попыталась навредить себе.

Но теперь я не нуждалась в его опеке – уже много лет как. Я избавилась от девочки, сбежавшей из Лондона во мраке ночи, от той, что плакала по своему мужу на одну ночь. Я стала сильной, храброй и прекрасно себя контролировала. Когда хотела.

Но больше мне этого не хотелось.

Я устала притворяться кем-то другим ради безопасности окружающих. Мне нужно быть собой. Профессор знал меня, как никто другой, и именно поэтому я желала быть с ним. Но как бы я ни подводила к этой теме, он всегда от нее отмахивался. От меня. Он даже имя мне свое не назвал.

Звук разбивающегося стекла вывел меня из задумчивости. Мужчина сидел ровно за столом и смотрел в никуда.

Нет, не в никуда. Я проследила за его взглядом на портрет, висевший на противоположной стене. Его нарисовал один из учеников, и хоть профессор отказывался говорить какой, у меня были подозрения – стиль довольно узнаваем. Картина блестела от остатков напитка, из-за чего кожа и волосы профессора казались влажными. Резкий запах виски смешался с ароматом старых книг.

– Что такое? – ласково спросила я.

Он не ответил, и я встала между столом и портретом. Мужчина смотрел прямо сквозь меня, словно я была невидима.

Но сегодня он меня увидит. Он меня почувствует.

Я обошла стол и подобралась к креслу.

– Как вас зовут? – уже грубо поинтересовалась я. – Скажите.

Он слабо улыбнулся. Я задавала один и тот же вопрос на протяжении многих лет. Каждый раз он давал мне новый ответ.

Но сегодня он потянулся за куском бумаги – вырванным кусочком карты. Мое сердцебиение участилось. Он написал что-то на неизвестном мне языке и показал.

Я провела пальцами по словам.

– Я люблю вас.

– Я тебя вырастил, – ответил он, не встречаясь со мной взглядом.

– Это не так. Меня растила Сара Шоу…

– До твоего восемнадцатилетия. Затем я забрал тебя, обучил…

Я подошла ближе и прижала ладонь к его щеке. Он дернулся. Я не шевельнулась.

– Я знаю, что вы следили за мной с детства. Я знаю, что вы чувствуете за меня ответственность. Но вы не мой отец, а я уже не маленькая девочка.

– Это неправильно. – Его голос ничего не выражал.

Я запрыгнула ему на колени.

– Мне это не кажется неправильным. – В комнате не было других звуков, кроме нашего дыхания и шороха от ремня, вытаскиваемого через петли. Я поцеловала его под подбородком. Он судорожно вздохнул, и я быстро поцеловала его в губы.

Этого было достаточно.

Когда я проснулась утром, профессора уже не было. Девять месяцев спустя у меня родилась дочь. Мы не виделись с ним на протяжении двадцати одного года.

Лорелтон, Род-Айленд

Двадцать один год спустя

Профессор постучал в дверь моего коттеджа в день, когда Индира окончила свое обучение в Брауне. Я не хотела открывать, но знала, что выбора нет. Он ни на день не постарел с момента нашей последней встречи. С другой стороны, я тоже.

– Я нашел его, – сказал он с горящими от детской радости глазами, выглядевшими неуместно в сочетании с темным деловым костюмом. Он был похож на гробовщика.

– Что вы здесь делаете?

– Я нашел его.

– Прошу, уходите, – сухо произнесла я.

– Мара…

– Не смейте называть меня по имени! Вы не имеете права со мной разговаривать.

Он закрыл глаза.

– Можно войти?

– Нет.

– Прошу.

Я хотела захлопнуть дверь у него перед носом, но знала мужчину достаточно хорошо, чтобы понимать – он все равно не уйдет. Будет стоять, спать, преследовать меня на каждом шагу, пока не передаст послание, которое, по его мнению, я должна услышать.

– Вы бросили меня, – сказала я, впуская его внутрь. Необязательно облегчать ему задачу.

Взгляд профессора уткнулся в пол.

– Я видел, что с ней случится, если я останусь. Я сделал это, чтобы защитить вас.

– Как удобно, не правда ли? Так можно оправдать любой поступок. Просто скажите, что иначе быть не могло, у вас не было выбора. Так зачем вы пришли? Что вам нужно от меня? Я хочу, чтобы вы ушли до прихода Инди.

– Есть одна девушка. Мне нужно, чтобы ты с ней подружилась. Она страстная, очень умная, но скептичная. – Он спешно выпаливал слова – никогда не видела его столь возбужденным. – Она не станет меня слушать. Ты единственная, кому удастся убедить ее сделать все, что нужно, чтобы завести ребенка.

– И зачем мне это делать?

– Твоя дочь беременна.

Я пораженно заморгала.

– Что?

– Она не хотела говорить тебе до выпускного. Считала, что ты ее осудишь. У нее с скоро свадьба.

Я села и облокотилась на колени, опустив голову в руки.

– Это неизбежно, Мара… Ее дитя может оказаться…

Я резко подняла голову.

– Вы что-нибудь видели?

– Судьба ребенка слишком плотно связана с моей, я не могу различить нити. Но я знаю, что мы нуждаемся в мальчике Наоми. Нам нужен Спаситель. Просто на случай, если Индира окажется…

Тенью. Как я. Ему не нужно было произносить это вслух.

– Твои способности иссякнут, когда дитя Индиры начнет проявляться. Но если Наоми родит мальчика, мы сможем найти выход… если ты умрешь от его руки, то сможешь повернуть все вспять. Закончить этот круг.

– Смогу.

– Гарантий нет, ты же знаешь.

– А девушка? Что случится с ней?

– Выбор за ней. Если она согласится, то умрет.

Рискованно. Но я согласна, ради блага своей дочери. На следующий день мы с профессором полетели в Лондон.