Текст книги "Одержимость шейха (СИ)"
Автор книги: Миша Рейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Глава 23. Отцовская гордыня
ДЖАФАР
– Оставь ее…
От шелеста голоса, раздавшегося позади меня, в жилах кровь застывает. А когда я оборачиваюсь, не веря своим ушам, из груди вырывается звук поражения, – живая.
Выдыхаю, но пламя злости раздувается лишь сильнее, когда замечаю ее взволнованное лицо и глаза, напоминающие сейчас ночь в безжизненной пустыне. Она боится. Должно быть, я и есть причина ее страха, несмотря на который девушка все же вышла из укрытия, чтобы защитить ведьму, спрятавшую от меня то, что я так отчаянно искал. Кус ом ак! Плевать на Магру. С ней разберусь позже. Сейчас существует только девушка с огненными волосами. Я нашел ее и теперь не могу контролировать то, что волны безумия поднимают внутри меня. Я даже не отдаю себе отчета, в какой момент мои ноги срываются с места.
– Не смей… – разомкнув губы, Джансу хватает ими воздух, выставляя перед собой трясущиеся руки. – Не подходи! – пылко угрожает мне. – Ты больше не прикоснешься ко мне!
Я останавливаюсь, но не потому что она этого потребовала, а потому, что вижу, как ее тело содрогается от дрожи. Кажется, она вообще едва стоит, а когда шоры ярости окончательно сползают с моих глаз, мне удается более ясно разглядеть перепуганную девушку.
Ее болезненный вид, впалые щеки и синяки под глазами, ранее белоснежная алебастровая кожа сейчас воспалена от ожогов, а розовые, словно лепестки цикламена, губы теперь напоминают такыр (1). И чем дольше я разглядываю девушку, тем сильнее разгорается внутри непривычное чувство вины. Но от этого мне хочется прижать ее к себе ещё сильнее, как можно крепче сжать лисицу в руках и зарыться в огненные шелковистые волосы, вдохнуть их солнечный запах, чтобы убедиться, что она не призрак. Что это действительно девушка, похитившая мое сердце, которого, как я думал, у меня не было. Она вырвала его из самых черных глубин и исчезла, оставив мне лишь дикое желание завладеть всей ей.
Делаю несколько вдохов, пытаясь себя успокоить тем, что Джансу жива. И я должен проявить терпение, чтобы не привести ее в еще больший ужас. Но как удержаться, как сохранить проклятую дистанцию, когда вот она, рядом, живая из плоти и крови. Та, что все эти дни ни на секунду на выходила из моей больной головы. И я также осознаю, что с этой минуты терпение должно стать моим воздухом, потому что мне придется добиваться ее расположения с самых низов неприступных стен, а я добьюсь. Другого варианта и быть не может.
Теперь я буду лично контролировать и обеспечивать весь необходимый уход, чтобы ее хрупкое здоровье восстановилось как можно быстрее. Чтобы безжизненные и потухшие глаза вновь вспыхнули тем огнем, что каждый раз вызывал в моей груди бурю. Аллах! Мне не выстоять перед ней! Перед жаждой почувствовать ее. Перед желанием убедиться, что она не мираж. Все эти дни я сходил с ума, бредил, обыскивая все близлежащие земли в поисках той, что завладела моим разумом и мертвым доныне сердцем.
– Не подходи! – предупреждает она, воинственно скалясь подобно волчице, но, когда я все-таки двигаюсь в ее сторону, Джансу тут же теряется. Черт подери, она боится меня. Я так близко, что чувствую этот отравляющий запах страха. – Прикоснешься, и я возненавижу тебя до конца своих дней… – шипит девушка и ошарашенно ахает, стоит мне за один рывок оказаться рядом и, накрыв ее тело своим, прижать к стене.
Хочется придушить ее за то, что заставила меня пройти через ад, стать слабым перед ней и своими чувствами. Ничего не могу с собой поделать. Даже сейчас она провоцирует своим требованием не прикасаться к ней. Лишает того, что в данную минуту мне нужнее воздуха.
Но все-таки я нахожу в себе силы остановиться, чтобы не провести пальцами по теплой коже. Наверное, еще потому, что сейчас она хрупка и уязвима, как пергаментная бумага. Поэтому я не трогаю девушку, до боли впечатывая ладони в выступающие камни, нависая над ней, а потом отчаянно ударяюсь лбом о стену рядом с ее головой, окончательно заключив в капкан, из которого ей никогда не выбраться.
Дыхание Джансу учащается, вынуждая ее грудь под тонкой рубашкой вздыматься и опускаться. И будь я проклят за свое влечение, когда опускаю взгляд на манящие холмики с торчащими сосками. Всеми силами я стараюсь обуздать разгорающееся желание, приказываю себе забыть вкус девичьих губ и цветочный аромат ее кожи, который сейчас приглушен запахом различных трав.
– Оставь меня в покое, – выдыхает она с дрожью в голосе, а я лишь качаю головой, сильнее впечатывая пальцы в засохшую глину, грозя проломить стену.
– Не проси меня о том, чего я никогда не смогу исполнить.
Внезапно ее ладони упираются в мою грудь, одним лишь прикосновением пропуская сквозь меня чистейший ток. Что она со мной делает?
– Ты причинил мне боль. И если намерен еще раз это повторить, – судорожно облизывает губы, – я клянусь, – ее голос наполняет ярость, которая, правда, слишком быстро гаснет, но все же девушке удаётся прорычать свою угрозу: – Я убью себя.
Эти слова вынуждают меня затаить дыхание и отпрянуть. У самого грудь вздымается от наполняющих ее острыми иглами чувств. Сейчас все ощущается слишком ярко.
– Я не прикоснусь к тебе, – заявляю хрипло, едва справляясь с рваным дыханием. – Обещаю. Не прикоснусь, пока ты не попросишь меня об этом сама.
– Никогда! – вспыльчиво вырывается из ее рта. – Этого не произойдёт никогда.
«Время покажет», – решительно и в тоже время раздраженно проносится в моей голове, но, естественно, ничего подобного я не говорю, лишь неторопливо киваю.
– Я не прикоснусь, – держу ее под фокусом пристального взгляда. – Но это не значит, что ты свободна. Ты моя, Джансу. Хочешь того или нет. И ты вернешься со мной во дворец.
Вмиг в ее нефритах вспыхивает тот самый яростый огонь, смешивающийся с отблеском факелов, освещающих комнату.
Кажется, мои слова придают ей сил. И если ее сила в ненависти, так тому и быть.
– Не вернусь! – яростно. – Никогда больше! Тебе придётся волоком меня тащить, но я все равно не буду принадлежать тебе! Я никогда не оставлю попыток сбежать, а если потребуется, то и покончить с собой. Ты не получишь меня. Мне противно даже смотреть на тебя, чудовище! Твои шрамы ничто по сравнению с тем, как уродлива твоя душа! – она обвинительно тычет в меня пальцем. – Я кричала тебе о своей невиновности, но ты и слушать не хотел, из-за чего я пошла на самый отчаянный шаг, чтобы очистить свое имя, но если бы знала, что это так ужасно, – Джансу переводит дыхание, отчаянно сжимая тонкие пальцы в кулаки, будто вспоминает ту самую ночь, прежде чем прошипеть: – я бы никогда не совершила этого!
Она делает решительный шаг в мою сторону, но, видимо, не рассчитав своих сил, едва ли не падает. Слава Всевышнему, я успеваю это предугадать и подхватить ее исхудавшее тело, сжимая его, пока смысл каждого брошенного мне слова вонзается копьем в мою грудь. Внезапно Джансу издает крик боли, но я не сразу понимаюего причины. А когда ощущаю влагу под ладонями, тут же отрываю от ее спины руку, с ужасом замечая кровь.
– Джансу… – сдавленно произношу я в полном смятении, в то время как в груди все сжимается от осознания, что она ранена.
Мыча от боли, девушка сминает на мне джеллабею, неосознанно ища у меня облегчения.
– Неси ее в кровать, – раздается строгий указ старухи, о которой я совершенно позабыл.
Не медля ни секунды, как можно аккуратнее подхватываю скрюченное тело на руки и устремляюсь следом за ведьмой, слыша, как хрустит под ногами стекло и как часто и прерывисто дышит Джансу. Ведь, как бы я ни старался, рукой все равно затрагиваю пораженные места. А когда я укладываю худенькое тело в постель, Магра тут же отталкивает меня в сторону и разрезает ножницами окровавленную рубашку. И я с ужасом изучаю то, что предстает перед моими глазами: спину, испещренную длинными кровавыми бороздами. Мне не нужно гадать, откуда они появились на нежной девичьей коже. Это следы от плети. И они свидетельствуют о ярости того, кто наносил удары.
Хватаю Магру за плечо, вынуждая смотреть мне в глаза.
– Кто с ней сделал это? – требовательно срывается с моих губ, но Магра насмехается надо мной своими необычными глазами. – Говори!
– Спроси у девушки, думаю, ее глаза видели больше, чем мои.
– Я вырву твои глаза, если ты будешь играть со мной, Магра. Как она оказалась у тебя? Где ты ее нашла? Скажи мне, чтобы я отрубил лично голову каждому ублюдку, причинившему ей боль.
– Так, может, начнёшь с себя?
Проклятая!
– Ты когда-нибудь доведёшь меня до греха, женщина! – цежу сквозь зубы, с трудом удерживаясь от крика, чтобы не тревожить притихшую Джансу. – Обработай все раны, утром мы уезжаем.
Ведьма останавливается, бросая на меня взгляд, будто перед ней стоит осел.
– Ей рано вставать на ноги.
– Она здесь не останется, – резко вырывается из моей вздымающейся груди. – Я отвезу ее домой.
– У нее нет дома. – Магра доходит до тумбы, где стоит таз, и, взяв его, возвращается ко мне. – На меня можешь злиться сколько хочешь. Девушку пожалей. Любая инфекция грозит ей ухудшением состояния. Уверен, что справишься с уходом за ней в условиях пустыни?
– На все воля Аллаха.
Ведьма усмехается. Смеется прямо мне в глаза.
– Отцовская гордыня.
– Лучше быть гордым, как отец, чем трусливым, как мать. Я от своего никогда не откажусь.
Магра смотрит на меня. Но больше ничего мне не говорит. Даже ее глаза становятся холодными и безмолвными. И, прежде чем уйти, она вручает мне таз с отваром трав.
– Поступай как знаешь. Но если ты ее забираешь, то и ухаживай сам. Я не буду тратить время на труп, который ты привезешь в Черный дворец.
_________
Такыр (1) прим. от автора – форма рельефа, образуемая при высыхании засолённых почв в пустынях с характерными трещинами усыхания, образующие характерный узор на глинистом грунте.
Глава 24. Целебные травы
Смотреть на чужие страдания я привык, а в крайнем случае мог одним взмахом сабли и избавить от них, проявив милосердие, но здесь все иначе. Эта девушка волнует меня. И я скорее бы отсек себе голову, чем прибег к подобному методу. Вместо этого я как можно осторожней промываю каждое рассечение на спине, вот только от любого прикосновения ее лицо искажается от боли, за что я начинаю ненавидеть себя еще больше. И все же я продолжаю, сцепив зубы, обрабатывать каждую кровавую борозду, мысленно обещая себе, что найду ублюдка, который это сделал, и заставлю его испытать все муки ада.
Однако мои клятвы не облегчают ее мучений, мне нечем помочь девушке, сгорающей в агонии боли, а ее страдания оказались непосильными для меня. Поэтому мне пришлось прибегнуть к помощи старой Магры. Я знал, что у нее есть травы, которые помогут унять боль, так же как и знал, насколько они могли быть опасны для столь хрупкого существа. Мы шли на большой риск, только у нас не было другого выбора. Джансу терзала белая лихорадка. Я больше не мог видеть бледного лица, покрытого испариной, не мог чувствовать ледяных рук и ног, когда вся она будто горела в огне и дрожала. Казалось, еще немного, и ее фарфоровая кожа начнет отслаиваться и вздыматься тлеющим пеплом в воздух. Любое промедление грозило тем, что Джансу выгорит. Поэтому, не теряя больше времени, ведьма напоила ее крепким отваром с добавлением трав голубого лотоса, ожоги обработала специальной мазью, а на открытые раны спины поместила по одному муравью, каждый из которых впился челюстями в плоть, соединяя края раны и одновременно обеззараживая их своей лечебной слюной. В конце концов, рассечения стали выглядеть так аккуратно, словно над ними поработала игла искусного хирурга, но лихорадка все еще оставалась, а из-за галлюциногенных трав испарины стало в разы больше. Сейчас мы целенаправленно ухудшили ее состояние…
Сглотнув, я бросаю окровавленную тряпку в таз и устало опускаюсь на стул рядом с кроватью. Этим же отваром меня выхаживала Магра после битв в пустынях, так что я знаю, какими сильными свойствами обладают эти травы. Скоро Джансу станет легче, пусть это облегчение и дается ей очередным мучением, истязающим галлюцинациями, жаром и ломотой в костях. Но вскоре ее дыхание успокаивается, становится размеренным и глубоким, сдавленные мычания стихают, а тело перестает дергаться в поисках облегчения.
Сейчас больше ничего нельзя сделать, остается только ждать. Делать то, что подобно пытке. Смотреть, как она лежит на животе, оголенная по пояс, в окровавленных ошметках разрезанной рубахи, слушать ее медленное и тяжелое дыхание и перебирать ярко-рыжие волосы, беспорядочно разметавшиеся по подушке. Несколько прядей на лбу слиплись от пота, и я, не удержавшись, убираю их с изможденного лица девушки, на щеках которой уже появился здоровый румянец.
Как она выжила? Судя по ожогам, Джансу несколько часов пролежала под палящим солнцем. Она слишком нежна, чтобы бороться в таких условиях за свою жизнь, и все же ей удалось противостоять безжалостной пустыне, убивающей все живое. Все, кроме нее.
Джансу подобно редкому цветку, рожденному под солнцем, но совершенно не приспособленному к жизни под ним. Возможно, небесное светило грозилось ее убить, потому что завидует девушке, способной затмить его цветом своих волос в сочетании с белоснежной алебастровой кожей, которая сейчас покрыта пятнами и кровавыми бороздами.
Сжав челюсти, я склоняюсь к Джансу ниже, все еще не решаясь прикоснуться к ней так, как мне хочется. Изучаю то, что станет недоступным для меня, как только ее зеленые глаза распахнутся, чтобы вонзить в меня копья ярости. Любуюсь тонкой, едва ли не просвечивающей кожей и длинными, черными как ночь ресницами, которые изредка трепещут во сне. А еще эти губы... Пусть сейчас они потрескавшиеся и в них нет жизни, но их аккуратная, выразительная форма сводит меня с ума. Такие я когда-то видел на родине матери у фарфоровых кукол. Они как изящное и неповторимое украшение этой девушки. А на вкус слаще рая. Сглатываю, когда неспешно вдыхаю особый запах ее волос с легкой примесью цитрусовых нот. Цветок пустыни. Этому аромату нет объяснения, но он влечет меня на животном уровне.
Я теряю ход времени, одержимо касаясь пальцами шелковистых локонов, и даже не замечаю, как мои прикосновения убаюкивают Джансу, и ее дыхание наконец выравнивается. Она заснула. Возможно, причина в моих прикосновениях, а возможно, все дело в ее изможденном организме. Мне известно об этом состоянии как никому другому.
Убедившись, что у нее спал жар и ее сну ничего не угрожает, я поднимаюсь и выхожу из комнаты, нуждаясь в глотке прохладного ночного воздуха. Присаживаюсь на каменном крыльце, наслаждаясь каждым вздохом.
Я даже не понимаю, в какой момент облокачиваюсь спиной о холодную стену и отключаюсь.
Не знаю, сколько времени я проспал – после долгих бессонных ночей, кажется, целую вечность, – но прихожу в себя от женских голосов, среди которых узнаю ее. Джансу.
Поднимаюсь и как можно тише захожу в дом, чтобы расслышать их разговор. Девушке явно стало легче.
– Не поеду, Магра… – дрожащий шепот режет мою душу. – Дай мне яда, умоляю-ю. Не дай совершить грех. Клянусь, если он прикоснется ко мне, я вспорю ему глотку.
– Воительница, – гордо заявляет ведьма. – Этим ты его и околдовываешь.
– Я никого не околдовываю! – шипит Джансу, после чего слышится стон боли, и ее ярость приглушается. – Я просто хочу жить, Магра. Хочу обрести свободу! Я не вещь и к подобному отношению никогда не привыкну. Считай меня глупой, да кем угодно! Только если для тебя отстоять крупицы гордости ничего не значит, то для меня это все! Я не смирюсь с такой жизнью никогда. Я из дома убежала из-за этого, но то, что происходит в вашем мире… это варварство!
Скрипучий смех.
– Вы оба глупцы, которые в конечном итоге убьют то, что могло было сделать вас только сильнее.
– Нет никаких нас. Он животное!
– Это животное целые сутки просидело у твоей кровати, руки этого животного заживляли каждую рану на твоем теле, голос этого животного молился, чтобы ты выжила. – Наступает тишина, которую нарушает укоризненный тон старухи. – У каждого животного есть сердце, и оно способно любить. Но ты не способна этого увидеть из-за своей ненависти. Она ослепила тебя так же, как когда-то ослепила и его.
– Ч-что? Н-ненависть? Т-ты… Это меня ослепила ненависть? Что ты такое говоришь, Магра? Он причинил мне боль! Боль, о которой я никогда прежде не знала!
– Сила женщины в том, что она может быть пламенем даже среди льдов, – спокойно поучает ее Магра в привычной себе манере. – Только женщина способна вынести боль и не сломаться, обернуть ее в свою пользу и показать власть над любым мужчиной.
Не желая больше слушать бред ведьмы, лишаю Джансу шанса ответить и появляюсь в дверях.
Она сидит на постели и так и замирает, вцепившись руками в края кровати, пока Магра стаскивает с нее остатки рубахи, а потом незамедлительно уходит прочь, оставляя передо мной обнаженную девушку.
Словно опомнившись, Джансу прикрывает руками полную грудь, но вид ее светло-розовых вытянутых сосков уже затуманил мой разум. За жалкое мгновение в моем горле пересохло, как в пустыне в самый жаркий день, и даже когда сглатываю, облегчения не ощущаю, зато отчетливо чувствую, как в штанах становится тесно.
Делаю вдох. Снова и снова. Только пламя желания разгорается лишь сильнее, настолько, что язык начинает покалывать, а зубы сводит от желания почувствовать вкус проклятых розовых сосков. И лишь нарастающая в груди злость на самого себя за слабость перед этой девушкой помогает мне прийти в чувства и сдвинуться с места.
С каждым шагом я замечаю, как сильно бьется жилка на ее тонкой шее. Джансу даже не успевает пискнуть, как я беру одеяло и, накинув на нее, убираюсь прочь. Снова на улицу, желая прямо сейчас оказаться похороненным среди льдов, чтобы пламя, раздирающее грудь, стихло. Только это невозможно. Оно подвластно лишь той, что прямо сейчас презирает меня, сидя в комнатушке ведьмы. Проклятье, ее ненависть подобна отраве…
Я задыхаюсь ей.
Часто хватая ртом воздух, сжимаю и разжимаю кулаки, едва совладая с тем, как сердце выламывает ребра.
– Каково это, спустя столько лет чувствовать, как в груди бьется сердце? – раздается хриплый голос Магры из тени крыльца, и я тяжело сглатываю. – Эта девушка способна вернуть тебе то, что было уничтожено много лет назад.
Склонив голову, я делаю успокаивающий вдох и усилием воли заставляю себя отодвинуть собственные желания.
– Ни одной женщине не вернуть то, что уничтожила родная мать, – я издаю мягкий протяжной свист, прежде чем замечаю черную точку, объятую пылью песков. – Девушка останется здесь еще на пару дней. Я вернусь за ней, когда она наберется достаточно сил, чтобы выдержать дорогу в седле, – с этими словами я запрыгиваю на подоспевшего вороного скакуна и, не оборачиваясь на старуху, пускаюсь прочь.
Глава 25. Я знала его еще до того, как он появился на свет.
ДЖАНСУ
Сердце стучит в такт скачущим мыслям, пока я пытаюсь разглядеть в старом зеркале спину с ярко-розовыми полосами. Сейчас, благодаря струящемуся в окно яркому дневному свету, я могу видеть явные улучшения. В это сложно поверить, но они выглядят, словно прошло не три дня, а минимум месяц. И, будто не веря своему отражению, я провожу пальцем по свежему рубцу в районе лопатки, вновь удивляясь тому, как быстро рассечения зажили, а от ожогов и вовсе остались лишь тёмные пятна.
И это единственное, что напоминает о том, через какую адскую пытку мне пришлось пройти.
Окончательно боль ушла еще вчера, осталось лишь чувство усталости, но, думаю, если продолжу следовать всем указаниям Магры, возможно, мое состояние совсем скоро придет в норму, а рубцы станут не такими заметными. Рядом с доброй ведьмой хочется верить в чудеса, а даже если и не хочется, она заставит. Поэтому, спустив платье до бедер, я беру баночку с мазью и начинаю наносить ее на повреждения, до которых могу достать сама, а остальные мне обычно помогает смазать Магра, появившаяся, как раз когда я пытаюсь дотянуться до ран на спине.
Устало выдохнув, я позволяю дрожащим рукам расслабиться, а ей уложить себя на живот и закончить начатые мной процедуры. Старушка, не торопясь, обрабатывает каждое рассечение своими умелыми пальцами, напевая под нос тихую нежную мелодию, которая в совокупности с заботливыми руками погружает меня в сон.
Мне видится пугающий взгляд янтарных глаз, и я тут же подрываюсь на месте, судорожно озираясь по сторонам и часто хватая ртом воздух. Лишь когда туман сна рассеивается вместе с последними лучами солнца, я окончательно расслабляюсь и позволяю дыханию выровняться. Закат. Я снова проспала весь день.
Натянув на плечи свободное платье, я неспешно плетусь на кухню, стараясь вести себя как можно тише, чтобы не разбудить Магру.
Сегодня четвёртая ночь, проведённая в губительном ожидании. До сих пор помню, как в последнюю нашу встречу это животное смотрело на меня. Джафар появился так внезапно, что я даже не успела понять, как Магра стянула с меня клочки рубашки и исчезла, оставив наедине с чудовищем. Голой и уязвимой. Помню, как попыталась защититься от его звериного взгляда, бесстыдно терзающего мою обнаженную грудь, обняв себя руками. Только это не спасло меня от отравляющего жара, расползающегося под кожей, будто лихорадка вмиг вернулась на место. Однако вопреки всем моим пугающим ожиданиям, единственное, что я получила от этого мужчины, – брошенное в мою сторону одеяло. Ошарашенная таким поворотом, я с трудом смогла открыть рот и сделать вдох, молча наблюдая за тем, как Аль Нук-Тум скрывается из вида.
С того момента я больше не видела его. И нет, я не скучаю по нему, ни в коем случае! Но, к сожалению, мое уединение не продлится долго, потому что я знаю, что он вернется за мной, поэтому сейчас не отлипаю от окна, пытаясь разглядеть в наступающих сумерках знакомый мужской силуэт.
Позади слышится шарканье ног, выдающее вошедшую в комнату Магру.
– На сколько он уехал? – интересуюсь, по-прежнему глядя в окно.
– А мне почем знать. Три луны прошло, а его все нет.
– Может быть, он нашёл новую игрушку и не вернётся за мной?
Скрипучий смешок вынуждает меня нахмурить брови и обернуться на старушку, получив от неё снисходительный взгляд с едва заметной улыбкой.
– Он вернётся за тобой, девочка. Не тешь себя пустыми надеждами.
Сидя за кухонным столом, снова перевожу взгляд в окно, отчаянно надеясь на то, что мои увечья все же вызвали у него отвращение, и он не вернётся за мной. Никогда. А потом поднимаюсь и шагаю к Магре, привлекая ее внимание, после чего беру за руки, чтобы в очередной раз прошептать заветные слова:
– Не отдавай меня ему. Прошу тебя, Магра. Я не хочу этого.
Она высвобождает свои руки, чтобы накрыть шероховатыми ладонями мои.
– Старую Магру никто не спрашивает. И ты прекрати пытаться препятствовать тому, что неизбежно.
– Не прекращу! – упрямо огрызаюсь. – И ты не говори так! Лучше помоги бежать, – взмаливаюсь, закусывая нижнюю губу, но ответом мне служит лишь укоризненный взгляд.
– Я не для того тебя выхаживала, чтобы снова на смерть посылать.
– А он не смерть? – выдергиваю свои руки из ее и отшатываюсь, тяжело дыша от возмущения. – Он не смерть?!
Магра смеется.
– Глупышка. Он за тебя жизнь отдаст. Теперь я точно это знаю.
Мне срочно нужен глоток свежего воздуха, это невыносимо.
– Ничего ты не знаешь! Ничего! Он скорее мою жизнь заберет, – парирую ей дрожащим голосом, потому что мне никогда не найти в ней женщину, способную понять меня. – Ты не знаешь его так, как знаю я!
– Зато я знаю, каким он был, – продолжает она убеждать меня, – и сейчас ростки того, что много лет назад было похоронено под пеплом, пробиваются вверх к солнцу. – Короткая пауза. —Ты и есть это солнце, милая.
Я пялюсь на нее, едва не уронив челюсть на пол. О чем она говорит? Сумасшедшая! Не мудрено, в этой дыре я бы свихнулась точно так же. Кажется, необратимый процесс уже запущен.
Опустошенная от бесполезных попыток достучаться до Магры, я обреченно падаю на стул, наблюдая, как она начинает копошиться в шкафах и разжигать печь. Сейчас меня ничего не держит, я могу сбежать в любую секунду, только куда? Здесь я хотя бы в безопасности. А что там? За пределами песчаных дюн? Какие звери поджидают? Какие мучения? Страшно. Того, через что я прошла, достаточно, чтобы включить мозг, а не давать волю глупым эмоциям.
– Как давно вы знакомы? – пытаюсь отвлечься от бесполезных дум, пока Магра накрывает на стол.
– Гораздо дольше, чем это возможно, – по-доброму отвечает она и ставит передо мной стакан с верблюжьим молоком, а следом плошку с кашей, сдобренной маслом и сыром. А после я знаю, что мне достанется плошка с финиками. С того дня, как пришла в себя после лихорадки, я ни разу не отказывалась от еды. Наоборот пыталась всегда запихнуть в себя по максимуму, чтобы как можно быстрее восстановить силы. – Я знала его еще до того, как он появился на свет.
Всевышний. Я когда-нибудь пойму эту женщину?
– А ты можешь отвечать без загадок?
– Не болтай, Суэйлиб, ешь и набирайся сил. Что нужно знать, ты узнаешь.
И несколько минут я действительно ем молча, просто-напросто не видя смысла в этом разговоре, а потом Магра садится напротив, складывая на столе морщинистые руки, и принимается изучать меня своими колдовскими глазами.
– Я знаю, что он чувствует, милая. Как знаю и то, что ненависть к тебе больше не застилает его разум и не имеет над ним власти.
– А что имеет?
Снова злюсь. С того момента, как жестокие мужчины разбили меня на осколки боли, это единственное чувство, которое у меня получается испытывать в совершенстве.
– То, что властно над всеми. Любовь. – Тонкие губы Магры растягиваются в улыбке. – Он влюблён в тебя.
Потеряв дар речи, я даже выпускаю из рук ложку.
– Это безумие. Прекрати, пожалуйста, – шепчу я, опешив от разговора с сумасшедшей старухой.
– У него не такое черное сердце, как ты думаешь, девочка, просто оно пережило много плохого. Которого было так много, что этот мужчина действительно стал жестоким, но он не чудовище. Далеко нет. Ты заставила его показать свою жестокую сторону, так позволь теперь показать и другую.
Трясу головой, не желая соглашаться с ней.
– С меня хватит, – поднимаюсь из-за стола так резко, что стул едва не падает. – Мне нужно на свежий воздух. Спасибо за ужин.
С этими словами я выбегаю на крыльцо, где должна была найти спасительный глоток воздуха, но он слишком быстро застревает в дрожащем горле, потому что прямо сейчас я вижу, как мужчина, облачённый в черное одеяние, спрыгивает с коня. Взяв того за поводья, он направляется в мою сторону, на ходу стягивая с себя куфию, и мой взгляд скользит по знакомым шрамам, из-за чего сердце в панике начинает биться о рёбра.
