Текст книги "Одержимость шейха (СИ)"
Автор книги: Миша Рейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
Глава 16. Заставь меня забыть
Проклятье, за жалкие секунды член наливается кровью. Становится таким жестким, что я чувствую, как он болезненно пульсирует от возбуждения, явно мечтая оказаться на месте моего языка, который прямо сейчас с рычанием врывается в ее сладкий рот.
Я с такой ярой потребностью вгрызаюсь в мягкие губы, одновременно сдавливая хрупкую шею, что совершенно не замечаю, как она начинает колотить меня маленькими ладонями, требуя остановиться. Еще секунда, и она уже мычит в мой рот, сжав ладони в кулаки, лишь разжигая внутри еще больший огонь, охватывающий каждую напряженную мышцу в моем теле. И это чувство настолько всепоглощающее, что через мои гневно дышащие ноздри буквально вырываются электрические искры, воспламеняя все вокруг. До мельчайших молекул. Сжигая последние куски кислорода, только мне плевать, я дышу ей. Пожираю и проглатываю все, что она мне дает или, напротив, пытается забрать. Крышу сносит от огненной ведьмы.
Очередной удар вынуждает меня оторваться от Джансу, прежде чем мое рычание заглушает ее жадный и громкий вздох. А за ним еще один. Еще. Еще и еще.
Она так быстро дышит, отчаянно цепляясь за мои руки, что мне хочется окончательно сдавить ее горло в своих ладонях. Услышать хруст и запить это сумасшествие ее болезненным стоном. Последним. Чтобы освободиться от чар, которыми она окутывает мой мозг.
Часто моргая, совершенно ошарашенная происходящим, она наконец натыкается на мое искажённое жаждой лицо и замирает. Каменеет в моих руках, с трудом хватая ртом воздух. Растерянная. Напуганная. С горящими глазами, переливающимися черно-зелеными бликами, подобно змеиной шкуре на солнце. С раскрасневшимися щеками и проклятыми губами, которыми я снова хочу овладеть, и это приводит меня в ярость. Потому что мой рассудок накрывает каким-то безумием рядом с ней. Я практически перестаю принадлежать себе. И даже напоминание о том, что она грязь, не помогает протрезветь от желания и отпустить ее.
– Я ненавижу тебя за то, что ты делаешь со мной, – слова вылетают из меня раскаленными стрелами, и я еще крепче впиваюсь пальцами в ее нежную кожу.
– Так избавься от меня, – провоцирует ведьма, не отрывая от моего рта колдовского взгляда, и я с трудом удерживаюсь от желания встряхнуть ее, как чертову куклу и бросить на пол.
– Признайся мне, что ты трахалась с моим братом, и я сделаю это, – припечатываю раздраженно. – Не сомневайся.
Открывает рот, но тут же закрывает его. Жаль, что ненадолго.
– Я больше не собираюсь перед тобой оправдываться, – шипит, гневно царапая мои кисти, а глазами умоляя меня ослабить хватку, только я игнорирую эту мольбу. И уже через мгновение в этих же глазах среди ужаса и страха разгорается раздражение, сменяющееся злостью. – Ты больше не напугаешь меня, – ее голос начинает дрожать от подступающих слез, но она отчаянно подавляет их, в то время как я испытываю дикую потребность закрыть ее глупый рот поцелуем, но каким-то образом удерживаюсь от греха. Сгорая от того, какие необратимые процессы вызывают у меня в крови ее слова, будто каждый сантиметр моей кожи высекают смоченной в кислоте плетью. – Не сейчас, так завтра я спрыгну с этого балкона. Ни завтра, ни послезавтра я не достанусь ни тебе, ни твоему брату. Никому. Я лучше сдохну, чем позволю вам обращаться со мной…
– Кус ом мак!!! Заткнись! Закрой свой рот, ведьма! – рявкаю ей прямо в лицо и, чтобы не придушить на месте, одним движением закидываю себе на плечо, широкими шагами быстро направляясь в комнату. Уйти. Я должен уйти от нее. Спустя секунду уже бросаю Джансу на кровать, и она с глухим аханьем подпрыгивает на матрасе.
Так и замирает, лёжа на спине, с часто вздымающейся грудью, глядя в потолок.
Сдавливаю челюсти и отворачиваюсь. Приказываю себе не смотреть на ее распростертое в шелковых простынях тело. Не думать о том, каково будет подмять под себя эту девушку и устроиться между ее персиковых бедер.
Издаю приглушенный рык и, больше не теряя времени, закрываю двери на балкон, запечатываю их намертво, чтобы и мысли у нее не возникло выполнить свои угрозы. Угрозы! Сука! Угрожать мне вздумала?!
Совсем размяк с ней, каждый раз жалею ведьму, позволяю вдоволь пользоваться всеми благами, которыми я окружил ее. Хватит! Будь я проклят, если еще раз подумаю о рыжей суке! Самое время напомнить Джансу, что отныне каждый ее вздох будет только с моего позволения. Резким ударом впечатываю кулак в стену. А-а-а. Кусссоммммак!!! Выть охота от того, как меня разрывает где-то глубоко внутри. Не могу успокоиться. Хочется причинить ей боль. Сделать так, чтоб глаза в пол опускала, когда почует мое приближение, но, оттолкнувшись от закрытых дверей и повернувшись в ее сторону, получаю все в точности до наоборот. Снова этот пронзительный взгляд глаза в глаза. Бессмертная!
– Забудь о том, что сможешь стать моей женой, – предупреждаю с угрозой в голосе. – Этого не будет. Но я даю тебе последний шанс сознаться во всем. Ты должна заслужить мое снисхождение правдой.
Останавливаюсь, нависая над дрожащим телом и с минуту травлю взглядом. Жду, когда раскроются лживые губы, когда она скажет то, что усмирит бурю в моей груди, только вместо этого получаю проклятую тишину, сквозь которую улавливаю лишь неровное дыхание девушки. Лживая дрянь. Отшатываюсь от нее и провожу ладонью по лицу, так и не услышав важных для себя слов. Ничего. Только молчание. Которое сводит меня с ума. Глупая женщина. А я ведь пытался дать ей шанс. Другую бы сразу выставил на всеобщее обозрение и лично высек плетью, а эту жалко. Вот только именно это и вызывает во мне то, что отравляет меня самого. Убивает. Медленно и мучительно.
– Сними с себя платье, ты больше не имеешь права носить мои подарки, – хладнокровно заявляю я и, развернувшись, широкими шагами иду на выход. – Наслаждайся последней ночью в комнате, завтра ты переедешь в подобающие условия.
– Неужели я настолько грязная, что даже не возьмешь меня? – раздается позади дрожащий голос, однако я не останавливаюсь, иду вперед, прикладывая нечеловеческие усилия, чтобы не вернуться и не доказать ей обратное. Не попадусь в эту ловушку.
Так я думаю, пока вдруг мне не прилетает в затылок чем-то твёрдым, вынуждая оцепенеть на месте. Что за… Делаю успокаивающий вдох, в то время как тишину прерывает лязганье отскочившей от моей головы металлической фляжки, которую когда-то я дарил своему брату. Только это ничто по сравнению с тем, что ведьма бросает вдогонку:
– Заставь меня забыть своего брата.
Дыхание становится глубокое и резкое, напряженные плечи вздымаются вверх-вниз, а кровь в члене начинает кипеть еще мощнее. Она будит во мне зверя, который еще никогда не получал свободу от рук женщины, но ей это удается с легкостью, всего лишь парой слов.
Зажмуриваюсь и выдыхаю воздух сквозь сдавленные челюсти. Обычно я с одного взгляда могу решить, виновен человек или нет, но с ней… С ней нет четких границ, невозможно установить истинную причину ее поступков, она как стихийное бедствие, в которое я попал по какой-то неосторожности. И теперь выход только один – ринуться в самую глубь и вырвать сердце самой настоящей Уль-Аззы (прим. автора – аравийская дева-воительница, младшая из доисламской триады, ее называют «самой могущественной», в любой битве она яростно сражается, решительно защищая то, что считает своим).
Встряхиваю головой и стягиваю свои волосы на макушке в кулак, сжимаю так, что искры из глаз, желая отрезвить разум болью, прежде чем обернуться и пронзить девушку взглядом, который заставит ее упасть на колени. Но она так воинственно смотрит на меня своими колдовскими глазами, что на колени упасть есть все шансы у меня. Внутри этой девушки, под золотым сиянием прекрасной лисы, скрывается змея, ядовитая и коварная, подползающая настолько тихо, что травинка не шевельнется, а заметишь ты ее, только когда она подберется к твоей шее, обернувшись вокруг смертельной петлей, однако я никогда не позволю этому случиться.
– Сначала я трахну тебя, – утробно рычу, не спуская глаз с диковиной зверушки, смотрящей на меня теперь, будто я грузовик, который ослепил ее светом фар. – А потом кастрирую родного брата.
Срываюсь с места, ощущая, как жгучее возбуждение постепенно поднимается по позвоночнику. Проклятье, даже если придушу ее в итоге, то сначала трахну, я хочу эту женщину. До скрежета зубов хочу. Особенно когда она начинает убегать от меня, семеня маленькими шажками назад, пока не врезается спиной в каркас балдахина.
– Повернись и встань на колени, – припечатываю хладнокровно, скрывая рвущийся из груди огонь. Ее хрупкость и невинность, которую сейчас она выставила вместо щита, сбивает меня с толку. Только его пробивает картина, как Джансу сидела на моем брате, а ее грязный рот не оставляет мне сомнений в том, что она далека от невинности. – Я не собираюсь ждать, Джансу, – ужесточаю голос. – Выполняй. И лучше не провоцируй. Я и без того на грани. Трахну так, что ты возненавидишь всякий член, приблизившийся к тебе на метр.
Гребаный ад. Я пугаю ее и не могу остановиться. Но вместо того, чтобы выполнить мой грубый приказ, она втягивает носом воздух и садится на край кровати. А потом делает то, чем впрыскивает в мою кровь убойную дозу яда, выстреливающую прямо мне в мозг. Она раздвигает ноги, как самая невинная шлюха на свете. И даже подол длинного платья не спасает ее от растущего гнева в глубинах моего сердца. Перед ним она также раздвигала?
– Хочу видеть твое лицо, – подписывает себе приговор, и я отсчитываю его исполнение по пульсирующей точке на ее тонкой шее. Один, два, три... Рывком хватаю дрянь за шкирку и со всей яростью вжимаю ее лицо в шелковые простыни, в которых теряется громкий испуганный визг.
– У шлюхи нет этого права, – рычу Джансу на ухо, еще крепче сжимая ее загривок ладонью, в то время как второй рукой приспускаю шаровары. Девушка вздрагивает вместе с грубым движением, которым я задираю ее проклятое платье. А как только высвобождаю болезненно пульсирующий член и провожу им по гладким складкам, Джансу принимает попытку дернуться, однако моя хватка ужесточается, и я намертво пригвождаю дрожащее тело к матрасу. Точка невозврата пройдена, она никуда не денется. Провожу грубее, задевая головкой напряженный клитор, и дурею, как от запретного наркотика. Повторяю скольжение снова и вырываю из нее громкий вздох, после чего она позволяет мне услышать ее частое дыхание. Толика сомнения все-таки зарождается в моей груди, и, хмыкнув, я склоняюсь к испуганному лицу, которое она повернула в сторону: – Ты спала с моим братом?
– Боишься, что не сможешь переплюнуть его?
Дура.
– Sharmoota Haygana (прим. от автора – похотливая сука), – шиплю сквозь зубы и, резко надавив на вход, врезаюсь в нее одним грубым толчком. Прорываюсь в горячую влажность тугой киски и проглатываю утробное рычание одновременно с тем, как она выгибается дугой в моих руках.
Толкаюсь снова. И снова. Теряя самообладание. Неясная мысль заторможенно ползет к разуму, овеянному похотью, но я не могу остановиться. Не могу противостоять тому, что у меня вызывает эта девушка. Это новое чувство порабощает меня, делает рабом агонии, рабом желания обладать ей целиком и полностью. Она моя. Будь я проклят, если остановлюсь. Я вхожу так глубоко, что не могу даже вздохнуть.
В груди уже распирает острое жжение, но я продолжаю трахать огненную ведьму, рыча от одного только вида ее развевающихся волос при каждом столкновении наших тел. Сжимаю в руках ослабшую девушку, неустанно насаживая на себя быстрыми рывками, и с ума схожу от того, как ее стенки сжимают мой член. Снова и снова делаю короткие ритмичные толчки, жесткие, быстрые, точные, ощущая, как по виску стекают бисеринки пота. Это настолько всепоглощающе, что зверь с воем рвется с цепи, будто он ждал этого всю жизнь.
– Узкая… Черт возьми, какая же ты узкая, Джансу… Мокрая. Горячая. С ума меня сводишь, ведьма. Одержимый становлюсь рядом с тобой, – слетает с моих губ, которыми я клеймлю ее дрожащие плечи, будто извиняюсь за свою грубость, потому что не могу остановиться, пока сквозь туман похоти до меня не доходят ее рыдания. Медленно опускаю взгляд туда, где соединяются наши тела, и на меня обрушивается холодное осознание, что она мокрая совершенно по другой причине.
Отшатываюсь, тяжело хватая ртом воздух, из которого вырывается несвязное бормотание. А уже через мгновение я с рычанием проталкиваю искрящийся кислород в горящие легкие, когда выхожу из нее и вижу кровь. Она покрыват член и багровыми дорожками стекает по дрожащим девичьим бедрам.
Я ведь понял это еще в самом начале, но крышу сорвало так, что не смог… Качаю головой, с ужасом понимая, как грубо я ошибся. А стоит Джансу упасть на кровать и свернуться калачиком, в груди вмиг все сжимается, словно от удара молота. Тяжело дыша, обреченно смотрю как она содрогается в громких рыданиях. Крики ее боли разносятся по комнате и застывают в каждой молекуле воздуха, лишая меня кислорода. Будто в неверии провожу пальцами по члену и растираю бурую жидкость между пальцев. Какой же я глупец… Я только что сломал невинную девушку…
– Джансу… у тебя… Что за… – задыхаясь от уничтожающего меня осознания, приближаюсь к ней, но она еще сильнее закрывается от меня. – Ку-у-ус-с-со-омак!
Глава 17. Больше у меня нет брата
Горло будто стягивают сотни верёвок. Я задыхаюсь, глядя на содрогающееся от слез хрупкое тело. Эта картина просто убивает, и внутри меня разворачивается настоящий ад. Я, как мазохист, не могу отвести пристального взгляда от рыдающей девушки, ощущая себя гребаным животным, потому что член, упакованный в штаны, все еще пульсирует. Все еще хочет ее. Жаждет тепла ее плоти. Проклятье.
Провожу рукой по волосам, пытаясь угомонить долбящее по рёбрам сердце. Однако это невозможно. Мне необходимо увидеть ее глаза. Прямо сейчас взглянуть в них, чтобы возненавидеть себя еще сильнее. Отбить всякое желание обладать этой девушкой. Убедить себя в том, что я не заслуживаю Джансу. Что правильнее будет отпустить, подарить ей свободу и жизнь, в которой ни один ублюдок больше не причинит ей боли. Но я уже это сделал, и, к великому сожалению, я эгоистичное чудовище, не способное на понимание и тем более не умееющее отпускать то, что теперь засело слишком глубоко. Она, как горящая огнем заноза. Нарывает и гниет где-то под кожей. А в ушах стучит только одно: она будет моей.
Моей.
Моей.
Моей.
Не обращая внимания, как девушка вновь сжимается от моего приближения, подцепляю огненную прядь волос и отвожу от заплаканного лица, только Джансу тут же противится этому и пытается отвернуться. Тогда я обхватываю ее щеку ладонью и силой поворачиваю ее лицо к себе, но она вновь уворачивается. Отказывает. Шарахается от меня, как от огня.
После всего, что я с ней сделал. По-прежнему воюет со мной. Аллах! Ее дерзость сведет меня с ума.
– Посмотри на меня, – собственный голос звучит грубо, потому что ему чужда ласка.
Но вместо того, чтобы повиноваться мне, она начинает мотать головой. Что за?.. Проклятая!
Сжимаю и разжимаю кулаки, балансируя на тонкой грани, сдерживая себя от насилия, ведь если захочу, я заставлю ее смотреть мне в глаза. Вот только к ней у меня нет желания проявлять жестокость. Джансу итак получила боль, которую не заслуживала, и выдержала ее не хуже бойца. И лишь этим завоевала мое уважение. Поэтому сейчас я сдерживаюсь. А потом она прекращает дергаться, и единственное, что я слышу – ее порывистое дыхание.
– Все еще сомневаешься в моей чистоте? – раздается дрожащий шепот, отравляющий меня правдой. И останавливаться она не намерена. – Или тебе мало? Хочешь продолжить?
Тяжело дыша, все же проглатываю желание вновь коснуться ее, и заставляю себя отстраниться.
– Нет, – пораженно перевожу дыхание. – Джансу…
В тот же миг она впивается в меня яростным взглядом, пылающим жаждой вырвать мое сердце. Если бы она знала, как прекрасна в гневе. Настолько, что я бы позволил ей, если бы это помогло стереть совершенное мной зло.
– Либо заканчивай, либо уходи! – шипит она сквозь зубы. – Мне не нужна твоя жалость!
На этом ее запал кончается, и Джансу снова начинает плакать, пряча лицо в шёлковых простынях, но я успеваю увидеть в зелёных глазах боль. Всхлип сменяется новыми слезами. Она оплакивает то, что я так несправедливо забрал у нее. Едва ли не воет, сжимая в дрожащих кулаках простыню, и это становится последней каплей моего терпения. Каждый вылетающий из нее звук кричит о том, как ей плохо, и эти крики врезаются в меня болезненным эхом. Мне нужно дать ей время, а себе пару бутылок вина, чтобы утопить наплывающие со всех сторон мысли.
Срываясь на частые яростные вздохи, исчезаю из ее комнаты как можно быстрее. Я никогда не умел справляться с женскими слезами, особенно когда сам являлся их причиной. Но проблема в том, что мгновение назад я осознал одну пугающую вещь. Эти слезы я готов был слизывать с ее нежной персиковой кожи и, если бы мои прикосновения не были источником соленых капель, то так бы и делал. Столько, сколько потребовалось бы израненной девичьей душе.
Сам себе противен становлюсь!
С каждым шагом я все больше зверею, пока теряюсь во времени, расхаживая по восточному крылу взад-вперед. Я закрыл ее дверь и пообещал себе больше не заходить туда, но теперь желаю выбить эту чертову дверь и не покидать ее кровать.
Но что нужно ей?
Как мне облегчить то, что я натворил? Меня злит, что я ни черта не понимаю в правильном отношении с женщинами, потому что такой, как она, еще не встречал. С ней все иначе. Я и себя не узнаю, когда огненная девушка околдовывает своим сладким запахом, взглядом лисицы и смелостью. Джансу не боится меня. Не боится даже после того, как я, ослепленный гневом, грубо взял то, что она с честью берегла для будущего мужа. Мужа, которым считала меня. Точнее мужчину с именем Джафар Аль Нук-тум. И теперь она желает ему смерти. Знаю это. Чувствую. А после того, как жестоко украл ее девственность, мне точно не стоит рассчитывать на повиновение. И это убивает, потому что сейчас, когда узнал правду, я еще больше жажду ее покорности, как странник, погрязший в солнечных песках, грезит о капле воды.
Ведьма. Околдовала.
Тяну себя за волосы, едва ли не вырывая их. Но мне нужно хоть чем-то затмить эти кусачие мысли о ней, разбить картину с ее окровавленными и дрожащими бедрами или заглушить бурлящую в груди лаву ненависти к проклятому брату. Из-за его лжи я сорвался. Я мог простить ей все, но не связь с тем, кого по крови считал своим. Только поэтому накинулся на нее, как дикий варвар, а она молча принимала каждое мое агрессивное движение, пока я не сломал последнюю преграду девичьего терпения. Меня так ослепила ярость, что я не заметил ее притворства, взял больше, чем заслуживал…
Я не должен был так поступать с ней.
Не должен был показывать ей, насколько могут быть мужчины уродливы внутри. А теперь мне придется показать и другую сторону. Дать ей все, что она захочет, все, в чем будет нуждаться. Джансу останется со мной, и я предоставлю все условия, которые она сочтет необходимыми для своего комфорта. Я проиграл эту битву. И знаю, что теперь мне придётся заново подбираться к гордой лисице, приручать этого раненного зверька. Столько, сколько потребуется. Но я сделаю это с превеликим удовольствием. Потому что она моя.
Успокаивая себя этим, проглатываю желание вернуться к ней в комнату и убедиться, что ей не нужна помощь. Уверяю себя, что нужно переждать, предоставить ей время, прежде чем она снова увидит меня. Вот только мысль о том, что мое появление вызовет у нее очередные слезы, травит изнутри.
Так же, как и травит голос старой Магры. Кажется, я даже сейчас вижу ее осуждающий сверлящий взгляд, однако теперь она действительно имеет на него право. Старая кобра! Вечно говорит загадками. И все же она давала мне понять, что Джансу чиста. Предупреждала, что огненная девочка не заслуживает даже моего гневного взгляда.
Что бы она посоветовала мне сейчас? Оставить Джансу в покое или вломиться в ее комнату и вымаливать прощение?
Но я никогда не просил прощения. И подобное мне не по душе. Да и даже принеси я ей свои извинения вместе с вырванным языком, она не простила бы меня. Мне стоило сразу понять ее гордую натуру, а сейчас Джансу будет цепляться за остатки того, что я не успел забрать, наказывая ее за то, чего она не совершала. И мне придётся заплатить за свой поступок высокую цену. Придется поступиться со своей гордостью.
Под расстреливающие мысли и сомнения я останавливаю в коридоре первого попавшегося слугу, поручая ему принести мне вина. А потом распахиваю дверь в кабинет и прохожу внутрь. Снова начинаю измерять пространство широкими шагами. Туда-сюда. Туда-сюда. И только когда получаю желанное, падаю на мягкий стул и жестом показываю слуге выйти. Мне нужно побыть одному. И чем дольше, тем лучше.
Сжав челюсти, беру бутылку вина и опрокидываю в себя, но вскоре отрываюсь и громко опускаю стеклянное дно на столешницу. Я никогда не прибегаю к алкоголю как к решению проблем, однако сегодня я потерял контроль. И сейчас действительно нуждаюсь в хмельном забытье. К тому же на фоне всех моих грехов этот – просто пыль, которая лишь поможет снять с плеч давящее чувство вины. Большими глотками осушаю бутыль, и, как только последняя капля растворяется на языке, мои проклятые ноги снова приводят меня к двери огненной ведьмы. Не могу больше думать о ней.
Прижимаюсь лбом к твёрдой поверхности и выдыхаю, с минуту не решаясь переступить порог в ее спальню, но когда все-таки делаю это, замечаю лишь свернутое в позе эмбриона тельце. И судя по тому, что оно не шалохнулось, Джансу спит.
В свете луны ее тело кажется безжизненно спокойным. Такая уязвимая и беззащитная. Подхожу ближе и опускаюсь на край кровати, а стоит взглянуть на спящее лицо девушки, как все внутри переворачивается. Такое ощущение, что она плачет даже сейчас. Или я просто брежу, прослеживая на бледных щеках серебристые дорожки боли. Хочу дотронуться, ощутить ее нежность и протягиваю руку, но тут же замираю в воздухе.
Пальцы покалывает от желания провести по шелковистым волосам, очертить выступающую ключицу и процарапать персиковую кожу, но все же я не решаюсь прикоснуться к ней. Боюсь, что она исчезнет. Я был слишком груб с ней. И теперь не знаю, каким богам молиться, чтобы эта девушка смогла посмотреть на меня тем самым взглядом, горящим войной. Глазами, в которые смотришь и испытываешь жажду жизни.
Не желая ее разбудить, ухожу, ощущая на душе отвратное чувство тяжести. Иду, не разбирая ни черта, ослепленный яростью на себя за то, что поверил брату. Фейсал! Чертов сукин сын! Не думать о нем, иначе найду его сейчас и убью. Одного того, что он лгал, глядя мне в глаза, достаточно. Вот только это колючее желание слишком быстро расползается под кожей, и я меняю свое направление, по пути приказывая слугам принести мне еще вина.
Но прежде, чем напьюсь до беспамятства, хочу увидеть Фейсала. Хочу видеть лживые зглаза, несмотря на то, что знаю наперед – я потеряю контроль и к сожалению сделаю это прямо сейчас, потому что Фейсал лежит на кровати среди трех наложниц, ублажающих его со всех сторон. Гладят его обнаженную грудь, покрытую редкими волосами. С томными смешками кормят его виноградом и поят вином. Относятся к нему, как к королю, только этот выродок не заслуживает даже посуду мыть в моем доме. Как только искусительницы замечают меня в дверях, тут же замирают, испуганно хлопая глазами. Один мой грозный взгляд в их сторону, и они исчезают, оставляя покрасневшего от злости и смущения братца.
– Джафар, в последнее время ты не слишком-то тактичен, – ехидно выплевывает братец с улыбкой на лице, пока я молча приближаюсь к нему, чем вынуждаю Фейсала принять оборонительную позицию. – Чем обязан твоему визиту, брат? – стелет мягко, запахивая на себе халат.
Кипя от отвращения к собственному брату, я долго смотрю ему в глаза, в тишине замечая растущий в них страх. Фейсал первый не выдерживает и отворачивается, но я заставляю его посмотреть мне в глаза, схватив за грудки:
– Говоришь, трахал ее? – едва не рычу, сверля предупреждающим взглядом.
– О ком ты, брат? – изворачивается, по голосу слышу, что застал его врасплох. – Может, уточнишь? Я много кого…
– Ты солгал мне? – спрашиваю жестко и сурово, будто даю ему шанс одуматься, признаться и смягчить свое наказание. Но я не смягчу его, даже если Фейсал будет целовать мои ноги. – Ты посмел соврать мне? – встряхиваю его, теряя контроль. – Отвечай, Фейсал!
– Я не лгал тебе, брат. Как я могу?
Горькая усмешка срывается с моих губ, и я отшатываюсь назад, выпуская брата из хватки. Едва ли не задыхаясь его подлостью, которой он снова решил накормить меня. Ублюдок. Челюсти пульсируют так, что зубы скрежещут, и я готов их раскрошить, когда замечаю, как брат неуверенно пытается обойти меня. От мысли, что он собрался бежать, я тут же прихожу в еще большую ярость. Шагаю и хватаю его за плечо, с силой сжимая выступающие от худобы кости. Мой брат сухого телосложения, высок и невероятно глуп. Сжимаю, пока тот не прогибается и не скулит, как сучка.
– Кус ом ак! Ты мне соврал!!! – рявкаю так, что он становится белее мела. – Соврал! Ты не трахал ее! Соврал мне в глаза, зная, какое наказание получишь в ответ! – с каждым словом я свирепею, а потом и вовсе тяну его за ворот и вышвыриваю из комнаты. – Ты больше не имеешь права находиться в стенах моего дома! – Фейсал с трудом удерживается на ногах, правда в итоге наступает на подол халата и все равно падает, но я не даю ему времени подняться, наступая на него грозной тенью. – Ты изгнан из Чёрного дворца, Фейсал! С моих земель! Во-о-он! Пошел вон! – раздираю горло криками, наблюдая, как сбегаются люди и как жалок мой брат, когда судорожно отползает от меня словно запуганный щенок, только мне мало этого, и я толкаю ногой его в плечо, вынуждая кубарём скатиться с лестницы вниз. Не давая ему оправиться от падения, спускаюсь следом и хватаю за шкирку, чтобы прореветь в лицо: – Увижу – убью, ты больше мне не брат! Я отказываюсь от тебя, Ebn el Metanaka (прим. автора – сукин сын на араб.) – Отталкиваю предателя и расправляю плечи. Грудь ходуном ходит от горящей внутри ярости, и я сплевываю дерьмо, которым он накормил меня, себе под ноги. Туда же, где прямо сейчас трясётся этот ублюдок. – Даю тебе сутки! – мой голос грозно взлетает на пару октав выше: – Через сутки каждый, кто увидит этого ублюдка на моей земле, может убить его и не будет наказан! Даю слово! Слово Джафара Аль Нук-Тума! Хозияна черных земель!
– Я твой брат, одум…
– Ты тварь! – осекаю его, пригвождая горящим взглядом, но больше не принимаю попытки тронуть лжеца. – Больше у меня нет брата. Беги, пока я даю тебе время! Беги к отцу, глупец, или спрячься у своей мамаши под юбкой.
Неуверенно поднимаясь и снова падая, Фейсал наконец выпрямляется и продолжает отступать, боясь моего гнева.
– Из-за шармуты, брат, ты совсем обезумел. Отец не простит тебе этого…
– Эта шармута станет моей женой! И, если потребуется, я заявлю об этом на весь мир! Она моя! А перед отцом я отвечу! Если он захочет узнать, какого лжеца вырастил, пусть явится ко мне во дворец. А если захочет обвинить меня, я сочту это войной!
