Текст книги "Одержимость шейха (СИ)"
Автор книги: Миша Рейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Миша Рейн
Одержимость шейха
Пролог. Не смей смотреть в глаза своему господину
Куда меня везут? Почему обращаются как с диковиной вещицей, которую боятся повредить? Зачем надели мешок на голову, как только вывели из аэропорта?
Я не знаю. Ничего не знаю.
Моя реальность слишком пугающая, чтобы пытаться представить, что ждёт меня там… среди золотых песков под раскалённым солнцем дикой пустыни. Сколько бед она подарит мне?
Столько вопросов и ни одного ответа.
Единственное, что я уловила, когда один из сопровождающих меня мужчин потрогал прядь моих волос, это пару фраз, заканчивающихся строгим предупреждением: «Она принадлежит Джафару Аль Нук-Туму».
И мне остается лишь гадать, кто же такой этот пугающий даже своим именем мужчина. Каков он, мой будущий муж? Будет ли уважать меня? Любить? Смогу ли я полюбить его? И почему мне нельзя смотреть на него?
Звезды бы померкли от моего ярого желания узнать хотя бы клочок заранее израненного будущего. Однако я успокаиваю себя тем, что отец наказал бы меня в разы жестче, поэтому мне стоит быть благодарной Марату за помощь и молиться, чтобы мой муж не обижал меня. Нелюбовь ведь можно пережить?
Но сколько бы я себя ни утешала, страх подкрадывающийся подобно голодному зверю, заставляет меня оступиться в болото паники. С каждой новой секундой она затягивает меня все глубже. Вынуждает внутренности сжиматься болезненным спазмом, грозя вывернуть их наружу.
Прошло много часов с тех пор, когда я последний раз видела человека, обещавшего, что со мной все будет хорошо. Что меня не обидят, и я буду в безопасности. Но прямо сейчас, оказавшись с мешком на голове между двух огромных мужских тел на заднем сиденье машины, я хочу кричать о том, что меня обманули.
Вот только в следующее мгновение раздается чужой крик. Мужской. Разъяренный. И неожиданно мое тело от резкого торможения едва не вылетает вперед. Если бы не жесткая хватка.
Тяжело глотая ртом воздух, быстро мотаю головой из стороны в сторону, будто пытаюсь сквозь проклятый мешок прозреть и понять, что произошло. Но кроме мужских криков вперемешку с матами я не могу разобрать ничего, задыхаясь от недостатка кислорода.
А потом внутри все замирает, застывает в ледяном ужасе от оглушившего меня первого выстрела, за которым следуют дикие крики, режущие уши. По виску стекает капля холодного пота, однако я не рискую пошевелиться.
С минуту не дышу, ожидая, что эти выстрелы настигнут меня, причинят боль, но в итоге выдыхаю скопившийся в горле страх, когда слышу хлопки дверей.
Почувствовав свободу, я неуверенно ощупываю дрожащими руками сиденье вокруг себя и, убедившись, что мужчин, сидевших всю дорогу по обе стороны от меня, нет, судорожно стягиваю повязку. Правда, как только делаю это, тут же жалею.
Первое, что я вижу, – это голову мужчины на руле… с воткнутым в нее ножом. Мой рот открывается в немом крике, стоит мне заметить его безжизненные глаза, смотрящие в пустоту. А после все начинает происходить как в замедленной съемке.
Дикари в черных одеяниях верхом на арабских скакунах, как мрачные тени среди ясного дня, метающие ножи быстрее пуль. Зажмуриваюсь, когда одна из лошадей принимает выстрел в грудь и, поднявшись на дыбы, издает свой последний стон боли.
Всевышний…
Сердце разрывается от жалости к невинному животному, и я даже не понимаю, как, – а главное, зачем – выбираюсь из салона машины, позволяя горячим пескам обжечь ступни даже сквозь обувь. Но боль сейчас последнее, что меня волнует, потому что я с ужасом осознаю одну пугающую вещь: люди, которые должны были меня доставить Аль Нук-Туму, один за одним утопают в огненных песках, захлёбываясь собственной кровью. Люди, которые были моей единственной защитой.
Ужасающая паника льдом сковывает каждую клеточку тела. Ни вдохнуть, ни выдохнуть не могу. Кажется, передо мной оживает самый настоящий ад, а спустя мгновение раздается звонкий свист, пронзающий душу, он и вырывает меня из оцепенения.
– Красавица какая, – приглушенный голос из-под черного одеяния окутывает мраком и опасностью, пока всадник на вороном скакуне кружит вокруг меня с горящим огнем диким взглядом. И я не сразу осознаю, что с моей головы слетел платок, открыв ярко-рыжие волосы на всеобщее обозрение.
– Оставь ее, Джамал, – строго предупреждает один из бедуинов. – Беду принесет эта огненная ведьма.
Но тот, кто уже несколько минут раздирает на мне платье одним только взглядом, явно не послушает его. И я убеждаюсь в этом слишком быстро…
Сглотнув вязкую слюну, я отступаю назад, прежде чем меня хватают за шкирку и перекидывают через седло. Одним движением, как пушинку или как вещь, не требующую бережного обращения.
– Она принесет удовольствие моему брату, Кадир, а не беду, – с азартом в голосе произносит схвативший меня бедуин и, ударив коня ногой, хватается за поводья и устремляется вперед, не обращая внимание на то, что причиняет моему телу острую боль.
Резь, прознающая ребра, оказывается настолько сильной, что перед глазами все мгновенно темнеет, а горло сжимается от истошного крика, утопающего в топоте копыт и облаке пыли.
От того, как яростно скачет животное, я раз за разом бьюсь ребрами о выступ седла. И эта боль не прекращается ни на минуту, пока всадник безжалостно подгоняет лошадь кнутом, унося меня в неизвестность. В ночь. Холодную и тёмную, такую же, как и мое будущее, которое неизбежно приближалось ко мне. Периодически я проваливалась в мучительную дрему, мечтая открыть глаза и увидеть, что этот кошмар развеялся пылью золотых песков.
Однако этого не произошло. Кошмар становился явью. А я – болью. Одной сплошной раной, ведь мы не останавливались до первых лучей солнца, острыми иглами пробиравшимися мне под кожу, но даже тогда конь неумолимо скакал вперед. Рисковал своей жизнью, чтобы доставить своего всадника в срок.
Я совершенно не замечаю, в какой момент мое тело принимает вертикальное положение, но оно тут же стремится поравняться с землей. С камнем, который я ощущаю босой ногой, а потом коленом, прежде чем меня успевают поднять обратно на ватные ноги.
Отчаянно пытаюсь сфокусировать взгляд на человеке, едва ли не волокущем меня за собой. Падаю и сдираю колени сквозь подол платья, разрывая его так же, как и все происходящее разрывает мое сердце. Я пытаюсь заговорить, попросить хотя бы воды, но язык, кажется, распух и стал прилипать к пересохшему небу.
Я даже не сразу соображаю, что вместо мужских голосов теперь слышу только женский: хриплый, недовольный или осуждающий. Неважно. Я настолько устала, что нет сил разлепить спаянные болью и пылью веки. Но мне этого и не требуется, потому что внезапно это происходит само по себе, как только на меня обрушивается поток прохладной воды. Шумно вздыхаю раз, затем второй, прежде чем четыре руки начинают намывать мое тело, заполнять легкие цветочным ароматом, а волосы расчесывать гребнем, приговаривая: «Огненная девочка. Девочка огонь. За твои волосы хозяин с нас шкуры сдерет».
Мне хочется зацепиться за эти слова, поговорить, узнать, о чем она, но я просто-напросто не могу справиться с нахлынувшим на измученное тело блаженством. Мне даже захотелось поверить в то, что ужас закончился, больше меня не обидят. Не обидят ведь? Иначе зачем им так ухаживать за мной?
После принятия ванной за мной приходит старушка в скромном одеянии и черном хиджабе, но взгляд ее небесно голубых глаз заменит тысячи украшений. Такой взгляд не может принадлежать злому человеку, в них светятся боль и сострадание, пока ее умелые руки скрывают все увечья, причиненные мне седлом. Она что-то приговаривает себе под нос, но я не сразу понимаю что. Она же и кормит меня досыта, прежде чем разложить передо мной шелковый костюм и обувь, расшитые тонкой, изящной вышивкой с золотыми нитями.
– Сегодня у господина праздник. И брат его хочет ему сделать подарок, подарив тебя. Просил привести в порядок, – бормочет старушка, надевая на меня украшения, украшенный жемчугом.
– Как зовут господина? – наконец я осмеливаюсь заговорить с ней, не узнавая свой тихий и безжизненный голос.
– Амир Ибн Аль-Мактум.
Сглатываю, а в голове начинают вращаться винтики. Что если я скажу, что принадлежу другому господину? Может, тогда я смогу избежать того, к чему меня так усердно отмывали и наряжали. Я ведь не глупая… все понимаю.
– Это… – облизываю губы, увлажненные фруктовым маслом, – это какая-то ошибка. Я принадлежу Джафару.
Сама сказала. Слова вырвались бездумным ветром.
– Фантазерка ты, хабибти (прим. автора – моя милая).
Почему не верит мне?
Женщина заканчивает надевать на меня тот самый костюм и подводит к зеркалу, завороженно проводя пальцами по обвешанному золотом топу. Я и сама позволяю себе насладиться красотой и проскользить взглядом по красиво убранным в косу с золотом волосам. Не удерживаюсь и провожу по ним пальцами, невесомо, будто жалея себя и успокаивая. Но затем мое лицо прикрывают шелковым чачваном
– Джамиля (прим. автора – красивая). Идем. Хозяин ждет.
Женщина открывает высокие двери и выводит меня в длинный коридор, который я стараюсь не разглядывать, смотря только на закрученные носки туфель. Какая же я несчастная. Пошла против всех, а оказалась в еще большей беде. Одна. В чужой стране. И бороться сил нет. Да и будет ли толк в моем упрямстве? Накажут и глазом не моргнут. К сожалению, я имею представления о такой жизни. Я сбежала из нее. А теперь меня ведут как на убой, и у меня даже слез не осталось. Мысли приглушаются причитанием старушки, потом слышится звук открывшихся дверей, а после меня заводят в просторную комнату с приглушенным светом и ароматом жасмина. На мгновение я позволяю себе насладиться им, не сразу понимая, что на тахте, раскинувшись, как переевший тигр, лежит мужчина, выкатив наружу круглый живот.
– Подойди, – подманивает он меня пальцем, усыпанными перстнями. Но я стою на месте, будто приросшая к полу. Оборачиваюсь, а старухи и след простыл. – Подойди, сладкая, потанцуй для своего господина. Хочу рассмотреть свой подарок поближе.
Не могу. Ни подойти, ни тем более станцевать. Страшно настолько, что мышцы все атрофировались, я вообще удивляюсь, как еще стою под этим липким взглядом темных мужских глаз. Жутких. Бешеных.
– Мне что, приволочь тебя за волосы?! – мужчина, мурлыкающий как кот, за жалкую секунду свирепеет до животного оскала. – На колени, шармута (прим. автора – шлюха).
Каждое слово отпечатывается ожогом на коже. Я не такая! Не шлюха! Меня украли! Я другому предназначена!
Мне хочется прокричать все это в его отъевшуюся рожу. Однако я молчу. Знаю, что, если открою рот, разозлю его еще больше. А то он и вовсе меня убьет. Не принято нашим женщинам перечить господинам. Но я давно грешна перед Аллахом. Только быть грешной перед собой для меня страшнее. Внутри будто струна натянута, сделай шаг – и сама себя порежу.
Гордая. Отец всегда ругал меня за это. А я не могу ничего с собой поделать. Как представлю, что эти жирные руки коснутся самого сокровенного, так внутри все сжимается. Исчезнуть хочется. Сгинуть в раскаленной преисподней. И я сама прокладываю себе туда путь, когда прикусываю до боли язык и качаю головой. Отказываю господину. Потому что не хочу его прикосновений. Не желаю, чтобы меня испачкали, как обычную наложницу, готовую для плотских утех своего хозяина. Видимо, в утробе я была испорчена, раз до сих пор не смирилась со своей участью. Кажется, я всю жизнь прожила в чужом мире, а сейчас попала в самое пекло ада.
Мужчина едва ли не багровеет, а мне дышать становится трудно, а потом… потом он откидывает полы халата и вынимает оттуда хлыст.
– Прошу вас, не делайте больно… я не… – мой голос срывается на крик, когда по моей груди прилетает обжигающий щелчок, разрывая шелковую ткань топа.
То ли от боли, то ли от стыда я падаю на колени и скрещиваю на груди руки. Задыхаюсь огнем, расползающимся по горлу, который прорывается из глаз крупными каплями. Новый удар прилетает мне по спине вместе с ругательствами мужчины. Грязными и оскверняющими до самой глубины души. Прежде чем грубая хватка на волосах вырывает из моего дрожащего горла мучительный стон, а затем я понимаю, что мое тело волокут к мягким подушкам и переворачивают на спину.
– Послушайте, меня похитили… – отползаю от нависающего надо мной мужчины, сердце от паники бьется прямо в горле, лишая возможности говорить. – Я… – сипло, – я не шлюха.
Но его не волнуют мои жалкие попытки оправдаться, более того, они лишь подстегивают мужчину еще сильнее.
– Давно я не трахал таких красивых, – в его глазах плещется грязная похоть, даже ноздри раздуваются так, что я слышу его желание разорвать меня. – Сейчас я научу тебя повиноваться, шармута. Красивая сука, – пыхтит он, скидывая халат и принимаясь развязывать тесемки шаровар.
Шаровары падают вниз, и я взвизгиваю, не в силах закрыть широко распахнутые от шока глаза, когда замечаю покачивающийся перед лицом член. Никогда не видела такое вживую, вот чтоб прям так. И не желаю. Если это проникнет в меня, то сломает. Разорвёт на части, и я не смогу вынести этого. Знаю! Вижу! Чувствую!
– Что смотришь? Нравится? – ухмыляется он, обхватывая себя ладонью, и начинает водить ей по огромной штуке, похожей на обтянутый кожей ствол. – Сегодня он попробует каждую твою дырку. Ты сама напросилась, – рычит он и, склонившись, разрывает юбку до бедер, грубо раздвигая мои ноги коленом. Внезапно чувствую, как его член касается моей обнаженной кожи, и меня буквально выворачивает от отвращения. Не хочу… не так… не с ним…
Часто хватая ртом воздух, упираюсь ладонями в мужские плечи и толкаю, но он лишь смеется, окончательно раздирая на мне остатки одежды.
– Какое у тебя тело, шармута. С ума сводишь.
Мужчина облизывается и набрасывается на мою грудь, слюнявя ее мерзким языком и пыхтя в попытках направить свой член, но его брюхо – это единственное, что спасает меня от адской боли, которая все равно неизбежна.
И я понимаю это, как только что-то твердое упирается мне между ног. Вмиг паника скручивает вены ледяным ознобом, и я превращаюсь в неподвижную ледышку. Тело деревенеет. Становится неподвижным, а я, как в бреду, колючим шепотом умоляю его остановиться, пока громадина, нависающая надо мной, не придавливает меня всем своим весом, лишая возможности вздохнуть. Теплая влага капает мне на лицо и плечи, и по специфическому металлическому запаху я понимаю что это еще до того, как слышу булькающие звуки.
С трудом, но я все-таки сбрасываю с себя дергающуюся тушу, а как только вижу нож, пронзивший его череп, и распахнутые безжизненные глаза, позволяю гортанному звуку вырваться наружу. Но я заставляю себя замолчать и зажимаю рот ладонью, судорожно отползая назад.
А стоит мне заметить в дверях черную тень, тут же замираю. Фигура огромная. С ярко-желтыми глазами, как у зверя, сверкающими из темноты. Они пронзают меня каким-то презрением, осматривая мое нагое тело, как горстку мусора, а меня будто парализовало от его взгляда, пугающего еще больше, чем произошедший ранее ужас.
Потому что он и есть ужас.
Мне не видно его лица, которое закрыто арафатком, только две щели для глаз, но я замечаю в одной из них полосу от шрама, только почему-то это околдовывает еще больше. Это, наверное, все от шока, ведь я не могу оторваться от разглядывания мужчины ростом с гору.
Я не вижу ничего, кроме гипнотических глаз, все остальное будто исчезает, а потом словно сквозь слой ваты я слышу быстрый топот, после чего меня хватают за загривок, рывком прижимая лицом к полу.
– Не смей смотреть в глаза своему господину, шармута!
***
Дрожа, я пытаюсь прикрыться руками. Ужас, сковавший мой разум, постепенно отступает, и холодная реальность, проясняясь, открывает мне чудовищную картину, где незнакомые мужчины видят меня обнаженной и испачканной чужой кровью. Только за это я могу быть проклята своим будущим мужем, но, к моему счастью, его здесь нет, и теперь, возможно, он вообще никогда не увидит меня. Неизвестность страшит. В груди саднит от того, какая я сейчас жалкая и уязвимая. А еще от невидимого презрения, волнами исходящего от мужчины, по-прежнему стоящего на месте. Могу судить об этом по его могучей неподвижной тени, но выше поднимать взгляд не рискую.
В воздухе висит тишина. Густая и тяжелая. Настолько, что кожей ощущаешь невидимое давление, а в груди разливается щемящий ужас. Затишье перед бурей подобно вечности, горящей под кожей. Вот только, несмотря на духоту и жар паники, я дрожу от холода. Противного липкого холода, который не отпускает мое тело ни на секунду. Растекается жидким льдом по венам и отзывается покалыванием в кончиках пальцев. Даже будь возможность бежать, я не смогла бы. Потому что скована по рукам и ногам опасностью, грозящей обрушиться на меня лавиной.
И она обрушивается, когда огромная тень двигается вперед, каждый шаг содрогает душу, выворачивает наизнанку. И сейчас единственное, чего мне хочется, это обернуться маленькой горсткой пепла и исчезнуть облаком пыли от дыхания, что уже через секунду опаляет мое лицо. Оно вонзается горячими иглами прямо под кожу, а пальцы, сжавшие мой подбородок, грозят оставить после себя ожог. Тень так близко, что, кажется, даже воздух накаляется и начинает потрескивать. Особенно когда его грубые пальцы подцепляют прядь моих волос и медленно пропускают ее… Не знаю, какими силами, но я все еще дышу под гнетом напряжения, исходящего от мужчины, нависшего надо мной.
Дыши, Джансу. Дыши.
Голова кружится от всего происходящего, но я каким-то чудом удерживаюсь на коленях, обнимая себя за плечи дрожащими руками и со вздернутой насильно головой, а нездоровое любопытство вновь увидеть глаза мрачной тени безжалостно забиваю подальше в угол.
– Назови свое имя.
Его громоподобный голос вынуждает мое дыхание окончательно сбиться.
Судорожно сглатываю.
– Джансу, – звучит едва слышно, но пальцы,сжавшиеся на подбородке сильнее, заставляют повторить громче: – Меня зовут Джансу Оздемир.
В ответ мне достается утробное рычание, прежде чем мужчина небрежно убирает от моего лица руку, будто только что испачкался. Правда, потом происходит то, чего я совершенно не ожидала. На мои плечи и спину набрасывают что-то тяжелое и теплое… а еще пахнущее им. Я успела уловить запах мужчины с необычным цветом глаз: он пахнет золотым песком, солнцем и теплым мускусом, сквозь который можно почувствовать запах крови, точно, крови, именно так пахли его пальцы. Но все становится неважным, потому что теперь мне есть чем укрыться от позора.
– Зураб, отвези ее ко мне во дворец, – злобно приказывает незнакомец, шагая от меня прочь, но он останавливается, как только сбоку от меня раздается недовольный мужской голос.
– Господин, она больше не имеет никакой цен…
– Еще слово, и тогда твой язык больше не будет иметь ценности, – резко обрывает Тень тоном, не терпящим возражений. – Выполняй. Я вернусь, как только закончу здесь. А ее отдай Зареме на воспитание. – Пауза. – Она знает, что делать с грязью.
Последнее бьет по мне, словно плетью, вынуждая сердце сжаться в маленькую точку. Чем я заслужила такое презрение?
Мои мысли прерывает грубое прикосновение, вынуждающее мгновенно принять вертикальное положение.
Испугавшись, я тут же пытаюсь как можно крепче завернуться в плащ, которым меня укрыла Тень.
– Иди вперед, ведьма, – толчок в спину, и я едва не валюсь на пол, но каким-то образом удерживаю себя на дрожащих ногах. – Надеюсь, господин отдаст тебя мне, у меня для таких, как ты, есть клиенты, – прилетает, будто плевок ядом. – С твоей красотой можно разбогатеть. Не вздумай пытаться забраться под кожу нашему господину. Потеряла ты это право.
Я так и шла под рой непонятных мне фраз, которые сыпались из грязного рта прислужника Тени. Страшно становилось от того, что теперь со мной будет. И молилась лишь об одном: чтобы мне предоставился шанс доказать, что я не испорчена. Рассказать, как меня отправили Джафару Аль Нук-Туму, как напали на нас бедуины и привезли меня сюда, как не хотела я этих грязных прикосновений. Вот только теперь мне стоит найти человека, который оценит мою правду и поможет. И им точно будет не этот Зураб…
Глава 1. Ты должна быть покорной
– Нельзя ей сейчас в седло, господин, – сквозь сон улавливаю настороженный женский голос. – У нее кожа нежная как прозрачный шелк, не привыкшая эта девушка к подобному образу жизни. А не дадите ей время восстановиться, грубая ткань во время езды сотрёт старые ссадины в кровь.
– Не морочь мне голову, старуха, – узнав этот жестокий голос, мое сердце мгновенно сжимается и прячется под рёбра. – Даю тебе время до вечера. С заходом солнца я приду за ней. Не заставляй меня приводить ее в чувство другим способом.
– Твоя злость граничит с упрямством и гордыней, которые в итоге погубят огонь в этой девушке. Прислушайся к старой ведьме, господин, или же лучше убей несчастную на месте. Все равно не доедет она до черного дворца. У девушки обезвоживание и истощение, она и пяти минут не вынесет в седле, свалится и кости себе переломает.
– Значит, поедет в моем, – резко обрывает женщину зычный мужской голос, а мне съежится хочется, только боюсь даже лишний раз вздохнуть, чтобы не выдать своего пробуждения.
Осуждающий вздох сменяется неразборчивым ворчанием старухи, прежде чем я слышу шуршание ног по полу, а затем бряканье склянок.
Вот только расслабиться мне не позволяет тяжелая тень, неожиданно нависшая надо мной и укравшая у меня последнюю возможность дышать. Складывается ощущение, что за жалкое мгновение молекулы воздуха разрушаются и уступают свое место запаху трав и золотых песков, смешавшихся в самых недрах легких.
Невольно этот запах провоцирует мое спутанное сознание восстановить хронологию событий с нашей последней встречи. И у меня почти получается вспомнить ужас и беспощадный зной, в котором мне пришлось побывать по злому року судьбы.
Правда, как только воспоминания доходят до песчаной бури, все будто меркнет в темноте, потому что больше я ничего не помню. Кроме обрывистых картин, как ветер поднимал облака колючей пыли и свирепствовал среди знойных песков, словно разгневанный Посейдон в синем море.
Утонувшая в собственных мыслях, я не сразу осознаю, что Тень по-прежнему нависает надо мной, только теперь его грубые пальцы перебирают прядь моих волос.
Но внезапно он отстраняется, и вскоре я улавливаю быстрый топот удаляющихся шагов. На свой страх и риск судорожно выдыхаю и так же быстро вдыхаю, всеми силами сдерживая дрожь, пробуждающую каждую клеточку в измученном теле. Проходит еще пара долгих секунд, прежде чем я искренне надеюсь на то, что мне не послышалось и Тень исчез.
– Просыпайся, Суэйлиб, – ласковый голос пробивается сквозь туман тревоги, и я заставляю себя разомкнуть тяжёлые веки. – Господин злится, что ты еще не во дворце. Но ему не понять, что у этой злости совершенно другая причина. К сожалению, когда господин осозна́ет это, будет поздно.
О чем она говорит?
Усердно моргаю, постепенно привыкая к свету, и только потом уже нахожу взглядом ту самую старуху, с лицом, изрезанным глубокими морщинками времени, с цветным платком на голове и в длинном поношенном платье.
– Зачем вы спасаете меня? – сипло.
– Магра делает то, что должна, маленькая Суэйлиб, – старушка заканчивает возиться со склянками и теперь спешит ко мне, держа в руках кружку. – Выпей. Ты должна восстановиться до вечера, – женщина помогает мне присесть, а потом вкладывает в ладони теплую керамику с содержимым, источающим терпкий травянистый запах. – Песчаная буря подарила тебе шанс сблизиться с господином, – она продолжает нести чушь, которую, к счастью, мой уставший мозг не воспринимает. – Я подлатаю тебя, но ты должна будешь соврать господину, что плохо себя чувствуешь, чтобы он взял тебя к себе. Все в твоих руках, Суэйлиб. Не теряй времени, его у тебя очень мало. Звёзды мне все рассказали. Там, во дворце, тебя ждет много бед. Но будущее изменчиво. Пей, пей, Джамиля, набирайся сил в дорогу. Позже я смажу все твои ссадины мазью и принесу чистую одежду. Ты должна следить за своим внешним видом, потому что своей красотой можешь поставить на колени любого...
От сумбурного потока слов старой Магры, кажется, у меня разболелась голова, и я с трудом удерживаюсь от желания попросить старушку помолчать хотя бы пару минут. Все это слишком.
– Лучше бы песчаная буря убила меня, – шепчу я в пустоту и делаю первый глоток обжигающей жидкости.
– Не будь глупой! Ты избрана этим мужчиной! И забудь о своей гордыне! Иначе она и погубит тебя.
Она точно сумасшедшая!
Внезапный порыв раздражения застревает в горле огненным шаром.
– Избрана? – мой голос звучит выше от возмущения. – Он назвал меня грязью! Да ему и не нужно говорить об этом, достаточно одного брезгливого взгляда в мою сторону!
Магра тут же пронзает меня строгим взглядом из-под нахмуренных бровей, а я лишь упрямо стискиваю пальцами кружку.
– Не говори о том, чего не знаешь, – с минуту она смотрит на меня с негодованием, а потом, покачав головой, уходит со словами: – Пей, огненная девочка, я принесу тебе еды. Ты встанешь на ноги быстрее, чем я думала.
Как только я остаюсь одна, меня слишком быстро одолевают тревога и паника от предстоящей встречи с Тенью, который явится за мной с заходом солнца…
***
– Будь осторожна, маленькая Суэйлиб, береги свой огонь, – причитает старуха, помогая надеть мне джильбаб. – Держи рот закрытым, пока господин не заговорит с тобой первым. Не провоцируй, но и не забывай, что он мужчина, а ты девушка. Красивая девушка. Пользуйся этим. И волосы свои прячь, прикрывай лицо и опускай взгляд. Будь для него загадкой…
– Спасибо тебе, Магра, – перебиваю ее, не в силах больше слушать советы, которые я не планирую использовать, а потом, чтобы не показаться грубой, беру старушку за морщинистую руку, не зная как могу выразить ей благодарность за оказанную заботу и доброту. – Зелья и правда помогли, больше ничего не болит.
Магра перехватывает мои запястья и сжимает их, крепко-крепко, будто и не слушала меня.
– Будешь умной – завоюешь не только его уважение, но и любовь.
Всевышний! У нее явно с головой проблемы.
Я уже готова огрызнуться, о какой любви она мне толкует, когда звук приближающихся шагов вынуждает меня прикусить язык и обернуться. Вот только Магра обхватывает мое лицо ладонями, притягивая ближе к себе, и одним умелым движением прикрывает все, кроме глаз.
– Будь загадкой.
С этими словами она разворачивает меня, подталкивая вперед, прежде чем на пороге появляется Тень, закрывая своим огромным телом весь проход. И снова меня парализует взгляд этих диких золотых глаз.
Секунда, две, три, и я превращаюсь в мушку, застывшую в янтаре. Даже сердце через раз напоминает о своём существование там, где-то далеко под ребрами. Ему и оружие не нужно, одним только взглядом может головы с плеч срезать.
Все внутри меня кричит, чтобы я прекратила упрямо смотреть в глаза своей гибели. Тонуть в горящей золотым огнем радужке, но тщетно. Видимо, из-за стресса в последние дни мой инстинкт самосохранения притупился, а потом в голове эхом раздаются наставления старой Магры, и я вырываюсь из оцепенения, позволяя воздуху вместе с резким вдохом ворваться в легкие сухим жжением.
Еще с минуту он изучает мой внешний вид, который благодаря старушке прикрывает все, кроме моих глаз. Вот только, к сожалению, от его невыносимого взгляда меня не спасает даже одежда. Он буквально пронзает им меня до костей подобно рентгеновским лучам. Не прикасаясь, вызывает на коже ворох кусачих мурашек. Но все же в джильбабе намного проще выдерживать на себе пристальное внимание этого мужчины, за что я безмерно благодарна Магре.
– Идем, – кивком головы Тень подзывает к себе. – Давай быстрее. Ночью ехать проще, чем под солнцем.
Сейчас в его голосе нет прежней ярости, но это не мешает ему произносить слова, словно озвучивая приказ, не терпящий возражений.
Каким-то чудом я заставляю себя не испытывать свою судьбу и, опустив взгляд в пол, шагаю к нему. Правда, напоследок решаю обернуться, чтобы попрощаться со старушкой, однако в комнате ее больше нет, лишь тихий шелест сушеных трав и цветов, развешанных на веревках. И единственное, что мне остается, – попрощаться с ней, безмолвно приоткрыв губы. Уверена, эта женщина услышит меня. Все-таки необычная она, старая ведьма Магра.
А как только я выхожу наружу, вновь замираю, наблюдая, как грациозно Тень взбирается на коня, и, к моему сожалению, второго скакуна нигде не видно. Сглатываю, понимая, что близость с этим огромным телом неизбежна, и невольно отступаю назад, игнорируя протянутую им руку. Чем и привожу его в бешенство.
Издав гортанный рык, он дергает поводья, вмиг оказываясь рядом, а я зажмуриваюсь от страха вновь оказаться перекинутой через седло вещью. А когда осознаю, что мою талию сжимают две крупные ладони, прежде чем оторвать от земли и усадить окаменевшее в панике тело спиной к горячей скале, теряю резкий вздох.
Меня будто ударили между лопаток и выбили из легких весь воздух. Только оправиться мне не позволяет широченная ладонь, вжавшаяся в мой живот, и запах мужского тела, смешанный с ароматом горького кофе и сладкого табака, слишком быстро проникающий в мои ноздри.
Сегодня он пахнет мраком. Таким же холодным, как и наступающая ночь…
– Ты должна быть покорной, шармута, – с презрение шипит мне на ухо, еще сильнее вжимая меня в свою грудь, жар которой я чувствую даже сквозь одежду. – Если бы нас кто-то сейчас увидел, тебя высекли бы на глазах у всей деревни. Теперь ты моя собственность. Я заплатил за тебя кровью врага и неповиновение не потерплю! Я твой хозяин, и ты не имеешь права даже смотреть на меня без моего разрешения.
Дыхание спирает прямо в горле одновременно со злостью, которая от несправедливости предательски вздымается бурей в груди. «Шармута», «Ты моя собственность», «Я твой хозяин». Его слова до сих пор бьют противным эхом. Наотмашь. Колом под рёбра. А презрение, исходящее от мужчины, гнилью пробирается под кожу, вызывая к самой себе отвращение из-за того, что молчу и соглашаюсь с новым статусом.
Быть умнее. Молчать.
Умоляю я свою гордость, пока язык змеей во рту вертится, желая воспротивиться, и мне приходится укусить его до металлического привкуса.
Внезапно Тень натягивает поводья так, что конь становится на дыбы, а я от испуга цепляюсь за его мощные кисти, увитые жгутами вен, но когда животное опускается передними копытами в песок, я тут же отдергиваю свои руки и прячу их в подоле джильбабы, прежде чем понимаю, что мои ладони буквально горят от прикосновения к мужской плоти.
– Гордая альщармута (прим. автора: сучка), – раздается над моей макушкой вместе с усмешкой, а потом конь срывается с места, и я цепляюсь за седло, чтобы как можно меньше ощущать мужчину, сидящего позади меня…
