Текст книги "Империя Искушения (ЛП)"

Автор книги: Мила Финелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Глава Тридцать Пятая

Лука

На этот раз наручников не было.

Я сидел в комнате для допросов, мои руки были свободны. Я не жаловался. Может, это из-за моих адвокатов? Когда я встречался с ними вчера, они намеревались надавить на GDF, чтобы предъявить мне обвинение или освободить меня. Это судебное чистилище было чушью.

По крайней мере, Валентина была в безопасности. Я поручил Серхио держать ее в Катандзаро на территории, пока моя ситуация не разрешится. Я не хотел, чтобы она вернулась в Нью-Йорк или в Рим. Мои братья будут присматривать за ней, защищать ее.

Увижу ли я ее когда-нибудь снова? Наша последняя встреча, когда я притворялся, что едва ее знаю, была не такой, какой я хотел, чтобы она меня запомнила. Без сомнения, она все еще злилась, и я хотел бы иметь возможность объяснить.

Я бы хотел сказать ей, что каждая минута без нее была словно цепь вокруг моей души, которая сковывала меня, тянула меня вниз. Как бы я сделал все по-другому, если бы мог. Но жизнь не дает нам возможности вернуться назад и исправить ошибки, нанесенные тем, кого мы любим.

Я любил ее, и у меня, возможно, никогда не будет возможности доказать это.

Дверь распахнулась. Пальмиери вошел, его костюм снова помят, круги под глазами стали значительно сильнее. Он закрыл дверь и подошел к столу, за которым я сидел.

– Ты выглядишь дерьмово, – сказал я.

– Некоторые из нас работают, чтобы заработать на жизнь. – Он не сел, а продолжил стоять рядом со мной. – Тебе стоит попробовать как-нибудь.

Я бросил на него равнодушный взгляд. – Я бизнесмен. Конечно, я работаю.

Он покачал головой на мой комментарий, затем жестом пригласил меня встать. – Иди со мной.

– Che cazzo? Куда?

– Пойдем.

Не дожидаясь меня, он направился к двери и вышел в коридор. Я оттолкнулся от стула и последовал за ним, мои длинные ноги тут же догнали меня. Он провел меня по нескольким коридорам, пока мы не достигли запертой двери. Через несколько секунд нас пропустили через нее, а затем снова через еще одну запертую дверь. Это было самое близкое к свободе ощущение, которое я испытал за почти неделю. Я старался сохранять спокойствие. Это могло ничего не значить.

Пальмиери продолжил идти.

За столом он достал свое табельное оружие и телефон. Он подписал несколько бумаг, затем вышел за дверь. Я бросил быстрый взгляд на охранника за столом, но он проигнорировал меня, вернувшись к своим бумагам. Я последовал за Пальмиери мимо других контрольно-пропускных пунктов, пока мы не добрались до главного входа.

Он вышел.

Я последовал за ним.

Солнце ударило мне в лицо, и я выдохнул воздух, который сдерживал в течение нескольких дней. Я не знал, был ли я свободен или это была временная передышка, но я не тратил ее впустую. Закрыв глаза, я вдохнул и медленно выдохнул, словно очищая легкие от тюремного воздуха.

Черт, это было мило.

Пальмиери стоял у фургона с едой сбоку от входа в тюрьму. Я подошел. Он дал владельцу несколько евро, затем мы слегка отодвинулся в сторону. Я ничего не сказал. Через несколько минут Пальмиери протянул мне сэндвич, завернутый в хрустящую бумагу. – Сюда.

Он указал на небольшую площадку со скамейками за фургоном с едой. Она была видна из тюрьмы, но недостаточно близко, чтобы ее можно было услышать.

Мы сели. Я развернул сэндвич, который оказался porchetta di ariccia. Свиной рулет без костей, приправленный чесноком и розмарином. – Grazie, – сказал я, прежде чем откусить.

Он начал есть, как будто был рад растянуть это на некоторое время, поэтому я спросил: – Это ты сделал?

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Ты бы не привел меня сюда одного, если бы Росси был жив. Так что поздравляю.

Он тяжело вздохнул. – Нет никакого удовлетворения в смерти другого человека, Бенетти.

Я откусил сэндвич и проглотил. – Иногда убивать необходимо. Нельзя зацикливаться на чувстве вины. Ты отомстил за смерть своей дочери, и это главное.

– Вот как ты это видишь.

– Так бы это увидел любой, colonnello¹⁰¹. Он сказал тебе, почему?

– Возмездие за осуждение племянника. Он думал, что я в машине. Он не знал, что моя дочь путешествует с няней.

Cristo santo. ¹⁰²Росси пытался убить Пальмиери, что само по себе было плохой идеей, а вместо этого убил дочь офицера. У меня не было слов. В моем мире женщины и дети были строго под запретом. – Были причины, по которым я не мог тебе помочь. За это я прошу прощения.

– Я знаю. Твой кодекс братства, или как его там. Но я ценю то немногое, что ты сделал, поэтому я держал тебя внутри, где ты не мог вмешиваться. Никто тебя не заподозрит.

Он не говорил мне ничего, чего бы я уже не понял. И теперь, когда Росси убрали с дороги, у меня появился шанс возглавить южную Калабрию. Это было идеально. Несколько дней в тюрьме стоили того, чтобы взять региональную корону для моей семьи. – Я благодарен. Ты мог бы быть мелочным, учитывая нашу историю. Я, трахал твою жену.

Откусив еще один сэндвич, он сказал: – Она пыталась привлечь мое внимание. Мы отдалялись друг от друга после смерти нашей дочери. Именно горе заставило ее обратиться к тебе. Я не виню ее, или тебя.

Я не удержался и подколол. – Ты хочешь сказать, что я спас твой брак?

– Нет, stronzo. Мы развелись.

– Тогда почему ты меня ударил?

Уголки его рта дьявольски изогнулись. – Потому что это меньшее из того, что ты заслуживаешь. К тому же, это сделало твой арест более правдоподобным.

– Это было чертовски больно.

– Хорошо. – Он несколько мгновений жевал. – Я ухожу в отставку.

У меня голова дернулась. – Это ошибка.

– Все кончено. После этого я не могу притворяться, что соблюдаю закон.

Глупы порядочные люди, которые думают, что они выше насилия и боли моего мира. – Ты думаешь, что ты первый офицер, который нарушил закон? Если так, у меня есть длинный список имен, чтобы показать тебе. И Росси был куском дерьма.

– Я знаю, но здесь, – он положил руку на сердце, – мне говорят, что я не могу жить как прежде. Я хочу покоя, и я никогда не найду его на этой работе. В основном благодаря таким людям, как ты.

– Ну, я не уйду в отставку.

– Вот почему я должен это сделать. Мне бы не хотелось убивать тебя, Бенетти.

Как будто он мог. – И что ты будешь делать?

– Путешествовать. Оставаться в маленьком домике у океана. Спать допоздна. Пить вино. – Он скомкал в кулаке бумагу для сэндвичей. – Я планирую наслаждаться оставшимся временем, которое у меня есть на этой земле. Тебе стоит попробовать.

Я невидящим взглядом смотрел на парковку, на ряды машин, сливающихся воедино, пока я впитывал слова. – Почему ты думаешь, что я не такой?

– Потому что я знаю о твоей жизни больше, чем ты можешь себе представить. Из-за нее ты задержался в Нью-Йорке гораздо дольше, чем было необходимо. И даже как бы плохо ты с ней ни обращался в Нью-Йорке, она все равно торговалась за твою свободу. Она приехала сюда, чтобы бороться за тебя.

Мой желудок сжался при мысли о том, что Валентина находится в этой тюрьме, встречалась с Пальмиери. О чем она думала? – Почему ты считаешь, что я плохо с ней обращался?

– Потому что она злится. Не было никаких слез, никаких искренних мольб от твоего имени. Она была спокойна и логична, никогда не оплакивала твою невиновность. И когда я предупредил ее о тебе, она выглядела раздраженной.

– И что это было за предупреждение?

– Что ваш мир поглощает женщин целиком.

Это не было ошибкой, но я бы этого не сделал. Пока Вэл оставалась на территории, она могла делать все, что хотела. Дом был хорошо укреплен и роскошен. Кто бы не хотел там жить? И мы были бы там в безопасности вместе. Я почти истекал слюной от того, что она была так близко все время. Трахалась на моей кровати, в моем офисе. У бассейна. В лесу. Не было предела местам, где я мог бы ее иметь в моем поместье.

Я встал и отряхнул крошки с груди.

– Ты не знаешь, о чем говоришь.

Поднявшись, он усмехнулся, но это было сухо.

– Да, конечно. Ты, вероятно, все равно облажаешься. Такие мужчины, как мы, не предназначены для отношений. Он направился к мусорному ведру и бросил туда бумагу. – Хорошей тебе жизни, Бенетти.

Валентина

Итальянцы умели жить хорошо.

Сидя на теплом камне, я опустила ноги в прохладную воду бесконечного бассейна Луки. Вид отсюда был потрясающий. Сельская местность простиралась вокруг и под домом, а вдалеке сверкало море. Ярко-розовые шезлонги окаймляли бассейн перед отражающими стеклянными окнами, а цветы и растения выстроились вдоль террасы. Это был средиземноморский рай под ярким солнцем, и вся эта сцена заставила меня захотеть май-тай. Вообще-то, любой напиток с зонтиком.

Я услышала, как открылась дверь и зашуршали шаги по гладкому камню. Я предположила, что это был Габи, так как он был единственным Бенетти, который сейчас говорил со мной, поэтому я повернулся лицом к солнцу.

– Привет, Габи, – поздоровалась я.

– Не совсем, – сказал глубокий голос. – Тут.

Лео, старший сын Луки, держал замороженный напиток с зонтиком внутри. Когда он поставил стакан на землю рядом со мной, я прикрыла глаза от солнца, чтобы изучить его. – Ты умеешь читать мысли?

– Нет. – Он опустился на край бассейна и опустил в него ноги. – Но я знаю, что здесь становится жарко.

– Это отравлено?

– Нет, – ответил он со всей серьезностью.

Мне этого хватило. Я подняла стакан и сделала большой глоток прохладного напитка. Апельсин и клубника с размахом.

– Ммм. Что это?

– Замороженный Aperol spritz. Мы официально не встречались. Я Лео. – Он протянул руку, и мы пожали ее.

Я видела сходство в его глазах, но он не был мини-Лукой, как Габи. Лицо Лео было тоньше, более угловатым. Его волосы также были светлее. – Приятно познакомиться.

– Скажи, зачем мне тебя травить?

– Потому что ты и твоя семья все еще злитесь на меня за вчерашнюю встречу с полковником Пальмиери. Вчера вечером меня не пригласили на ужин. Вместо этого Габи принес еду, и мы поели вместе в моей комнате. Дяди не пытались остановить меня от сегодняшних прогулок, хотя никто не ответил мне, когда я смогу вернуться в Нью-Йорк.

– Мне жаль, что мои дяди так отреагировали, но мы не все в ярости. Я благодарен за помощь.

– Правда?

– Да, хотя мой отец не хочет, чтобы ты во всё это вмешивалась. Он вчера звонил и долго орал на Серхио.

– Я уже в этом замешана. Я в этом замешана с того момента, как твой отец приехал в Штаты. И мне все равно, что это разозлило Луку. У меня была возможность помочь ему, поэтому я это сделала.

– Ты смелая, синьорина. Немногие пойдут против воли моего отца.

– Желания твоего отца сейчас ничего для меня не значат.

– Но ты заботишься о нем.

Хуже. Я думаю, я люблю его.

Я отпила еще замороженного напитка. – Это неважно. Я возвращаюсь в Нью-Йорк как можно скорее.

– Ты не планируешь остаться?

Эта жизнь поглощает женщин целиком.

Я вздрогнула от этих слов. У меня была своя жизнь в Нью-Йорке, бизнес. Друзья. Вещи моей матери. Я отказалась соблазниться розовыми шезлонгами и замороженными коктейлями.

– Нет, я не хочу оставаться.

– Это очень плохо, – сказал Лео, болтая ногами в воде. – Очевидно, что мой отец заботится о тебе. Я никогда раньше не слышал его таким злым и обеспокоенным.

– Тебя это не беспокоит?

– Что, он заботится о ком-то?

– Кто-то, кто не твоя мать. Кто-то, кто не намного старше тебя. Кто-то, кто не итальянка. Тебя это не беспокоит?

Лео сделал паузу, выражение его лица стало задумчивым. Я уже могла сказать, что он был полной противоположностью своему брату, который говорил все, что у него было на уме. Лео казался более осторожным, чем Габи. Его личность определенно была ближе к личности Луки.

Наконец, Лео сказал: – Во-первых, моя мама счастлива со своим мужем. Он хороший человек и заботится о ней. Я никогда не мечтал о том, чтобы мои родители были вместе. Во-вторых, мне все равно на твой возраст, если ты делаешь Луку счастливым. И почему меня должно волновать, что ты американка? Я считаю, что американские девушки горячие.

– Ты говоришь как Габи, – сказала я со смехом. – Уверена, у него в Нью-Йорке больше телефонных номеров, чем может вместить его телефон.

– Я верю в это. Мой брат сказал, что ему понравилось работать в твоем ресторане. – Он сделал паузу. – Он также говорит, что наш отец влюблен в тебя.

Ты держишь мое сердце и мою душу, fiore mio. Per sempre.

Комок застрял в горле. Если бы это было правдой.

Ты не лжешь тем, кого любишь, не обманываешь и не используешь их. Даже если так и начинались наши отношения, с его планов использовать меня, чтобы найти моего отца, у Луки было много шансов признаться. Но он продолжал лгать. Продолжал следить за моим отцом, готовый наброситься.

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула, мои ноги скользили по прохладной воде. – Это неважно. Нью-Йорк – мой дом. Твой отец живет здесь. Конец.

– Признай это. – Он махнул рукой в сторону итальянской деревни. – Это лучше, чем Нью-Йорк.

Это было чертовски мило. Но это не был дом. О, и еще был тот факт, что я не была готова стать подружкой мафии. – Ты не видел долину Гудзона, – сказала я. – Особенно осенью, когда листья меняют цвет. Это так красиво, что хочется плакать. И бонус? Там никто не шантажирует и не убивает.

– Конечно, нет, – пробормотал он себе под нос.

Дверь снова открылась. Прежде чем я успела разглядеть, кто это был, послышались голоса, кричащие на итальянском. Лео выпрямился и тут же вытащил ноги из бассейна.

– Что происходит? – спросила я, пока он вытирал ноги одним из пляжных полотенец. – Что-то не так?

– Мой отец здесь.

Мое тело дернулось, слегка качнув меня назад.

– Здесь? Он вышел из тюрьмы?

– Scusa, signorina.¹⁰³ Мне нужно переодеться. – Лео исчез в доме, и я нахмурилась. Он был одет в футболку и шорты, как и я. Неужели Лука настаивал, чтобы его старший сын наряжался каждый день?

Я отпила свой замороженный Aperol Spritz и отбросила эти мысли. Одежда Лео был чем-то еще, чего я не понимала в жизни Луки и, вероятно, никогда не пойму.

К тому же у меня были заботы поважнее.

Лука был здесь. Я не ожидала увидеть его снова, по крайней мере, не так скоро. Что я собиралась сказать ему? Хуже того, что он собирался сказать мне?

Моя грудь расширилась от странного ощущения, которое, как я подозреваю, было одновременно предвкушением и страхом. Мне обнять его или пнуть по яйцам? Я не была готова. И мне хотелось домой.

Я не была его любовницей или его девушкой. Я была просто женщиной, которой он манипулировал в своих собственных целях. Лука был всем, о чем предупреждала меня моя мать, но я пошла с ним добровольно, слишком наивная, чтобы сомневаться в том, что происходит.

Я покрутила ногами в воде и допила напиток. Быть убитой горем было отстойно. Мне нужно, чтобы это чувство ушло. Мне нужно забыть о Луке и с головой уйти в работу в траттории.

Может быть, нам стоит добавить в меню замороженный Aperol Spritz?

– Хочешь поплавать?

Звук его глубокого голоса вызвал во мне поток тоски, поток воспоминаний, которые я хочу забыть. Я моргнула, но не оглянулась. – Нет.

Он опустился на камень рядом со мной и начал закатывать манжеты брюк. Я взглянула на его руки, движения уверенные и быстрые. Я любила эти руки. Я скучала по этим рукам.

Он окунул ноги в воду по одной. – Почему нет? Я уверен, что где-то есть запасной купальник.

– Это не отпуск, Лука. Я хочу домой.

– Прости меня. Я увидел пустой коктейльный бокал и подумал иначе.

Мой рот сжался, когда я стиснула задние зубы. – Ты придурок. – Я начала вставать, но он схватил меня за руку.

– Подожди, per favore. Я… – Он тяжело вздохнул. – Пожалуйста, послушай. Мне нужно многое сказать. Мне жаль, Валентина. За все. Я никогда не должен был использовать тебя, чтобы найти твоего отца.

– Дело не в этом. Дело в том, что ты продолжал использовать меня даже после того, как мы начали спать вместе.

– Я знаю, и мне жаль, amore.

Я потрясла ногами и смотрела на рябь на воде. – Почему бы тогда не рассказать мне? Зачем продолжать позволять мне думать, что это было правдой.

– Потому что это было реально. – Наклонившись, он прижался лбом к моему виску. – Моя душа болит за тебя. Я как грязь, окружающая нас, сухая и безжизненная, а ты – вода, возвращающая меня к жизни. Fiore mio, мой прекрасный цветок. Ты делаешь все лучше – ты делаешь лучше меня. Я ничто без тебя.

Слезы текли по моим ресницам, дорожками по щекам. Я вытирала их, но они продолжали течь. – Боже, Лука.

Лука обнял меня и прижал к себе. – Не плачь, bella. Я знаю, что причинил тебе боль. Позволь мне загладить свою вину.

– Я не уверена, что ты сможешь. Даже если бы я была готова простить тебя, какой в этом смысл?

– Суть в том, чтобы быть вместе. – Он поцеловал меня в макушку, затем зарылся лицом в мои волосы. – Ti amo, Valentina.

Слова были как удар под дых. Я так долго хотела их услышать, но теперь это уже не имело значения. Он был итальянским главарем мафии с гигантским каменным домом и розовыми шезлонгами у бассейна. Я жила в крошечном городке, где мы не запирали дома на ночь. Ради бога, я мыла туалеты и покупала одежду через мобильные приложения. Это ни за что не могло сработать.

– Я никогда в жизни не говорил таких слов женщине, – тихо продолжил он. – Потому что я никогда раньше не встречал ту, на которой хотел бы жениться.

Моя грудь треснула, боль пронзила меня. Боже, когда же прекратится эта агония?

– Не надо.

– Я не могу. Выходи за меня замуж, оставайся здесь со мной. Позволь мне делать тебя счастливой каждый день оргазмами, сумочками и курицей с пармезаном. Детками. Чего бы ты ни пожелала, amore mio. Ты нужна мне рядом.

– Лука… – дрожащим голосом сказала я. Я не ожидала от него такого, и у меня нет защиты от его натиска. – Я не могу здесь оставаться. У меня есть жизнь, бизнес. Я не создана для того, чтобы быть женой мафиози, изолированной здесь, в горах, без ничего. Что я буду делать весь день.

Его тело напряглось напротив моего, а рука упала с моего плеча. – Здесь я живу, на земле, на которой жили поколения Дона Бенетти. Для меня небезопасно оставаться где-либо еще.

– Ты жил в Паесано, – не могла не отметить я.

– На короткое время – да. Но я не могу постоянно управлять там империей.

Я вытерла слезы, пытаясь остановить их течение. Мы молчали несколько минут, оба не двигаясь.

– Ты просишь меня отказаться от этого, – тихо сказал он. – Чего я не могу сделать.

– Я не спрашиваю об этом. Я знаю, что ты этого не хочешь.

– Вопрос не в том, хочу я или нет. Я говорю тебе, что не могу. Только смерть передает титул другому.

Вот и все. Больше обсуждать было нечего, на самом деле. Мы оба знали, где находится другой. Несомненно, ему показалось неразумным, что я отказалась переезжать сюда. В конце концов, поместье было великолепным, и я ни в чем не нуждаюсь.

Но я не могу покинуть Паесано. Я слишком недавно потеряла свою мать, ее дом и ресторан были моими единственными узами с ней. Я не хотела начинать все сначала на другом конце земного шара.

– Ты меня любишь? – спросил он.

Я не знала, как ответить. Сказав ему правду, только ухудшит ситуацию. Но я не могу скрыть это от него. Он заслуживает знать. – Я думаю, я влюбилась в тебя в тот вечер, когда ты приготовил мне ужин.

Он обхватил мою шею и наклонил меня к себе. Его взгляд был мягким, но обеспокоенным, когда он изучал меня. – Валентина, я обещаю подарить тебе мир, если ты позволишь мне.

Узел в моем животе скрутился, мои внутренности сжались от страдания. Мне нравились проблемы с легкими решениями, но здесь не было решения. Мы были просто двумя людьми, которые жили в разных местах и не могли заставить это работать.

Я боролась со слезами, грозившими снова начаться, когда я положила руку ему на челюсть. – Мне не нужен весь мир. У меня есть все, что мне нужно дома, кроме одного. И он не может там оставаться.

– Пожалуйста, я умоляю тебя передумать. Останься и посмотри, понравится ли тебе.

Он не слушал. Это не пара ботинок, которые можно примерить и вернуть, если они не подойдут. Это было переездом через весь мир и оставление всего, что я знала, позади. Я не могу этого сделать.

– Я не могу. Мой ответ не изменится, и мы откладываем неизбежное. – Я наклонилась и нежно поцеловала его в щеку. – И если ты не собираешься держать меня здесь заложницей вечно, то тебе придется меня отпустить.

Он громко сглотнул, затем отстранился от меня. Изящным движением он встал и поправил манжеты брюк, не заботясь о том, что вода пропитает ткань. – Хорошо, – тихо сказал он. – Я попрошу Габи отвезти тебя домой.

Не оглядываясь, Лука направился к раздвижной двери и скрылся в доме.

Глава тридцать шестая

Лука

Я потерял счет времени бега.

Боль в груди была невыносимой, и единственным способом облегчить ее, как мне казалось, были упражнения. Хотя было два часа ночи, я не мог спать. Я также не мог есть. Если бы я начал пить вместо этого, чтобы притупить свои чувства, я бы, возможно, никогда не остановился.

Она ушла. Я отдал ей все, а она этого не хотела, не хотела меня. Мне пришлось пережить ее и принять это.

Если ты не собираешься держать меня здесь в заложниках вечно, тебе придется меня отпустить.

Я вытер пот, струящийся по лицу. Часть меня думала оставить ее здесь. В конце концов она полюбит это место так же, как и я, и привыкнет к своей роли моей жены.

Но я не смог этого сделать.

Вэл потеряла так много в своей жизни, ее выбор был отнят из-за болезни ее матери. Выбор был лишен из-за траттории, из-за ее отца. Я нанес достаточно вреда. Пришло время позволить ей жить.

К тому же, что я знал о любви? Женщины в моем мире, включая мою собственную мать, были несчастны. Мужчины были убийцами, шантажистами. Преступниками всех мастей. И я не мог этого изменить, даже если бы захотел.

Chi nasce lupo, non muore agnello.

Кто рождён волком, тот не умрёт ягнёнком.

Какое право я имел обречь Валентину на такую судьбу?

Мои ноги горели, когда я увеличивал скорость на беговой дорожке. Мне нужно забыть. Добраться до места, где я мог бы закрыть глаза, не видя ее прекрасного лица, без воспоминаний о том, как она разрезала меня изнутри.

Движение привлекло мое внимание, и я увидел, как Леонардо вошел в комнату. Одетый только в пару длинных шорт, мой старший сын подошел к беговой дорожке, на его лице было хмурое выражение. Но он ничего не сказал, когда приблизился. Мои легкие были слишком заняты, вдыхая воздух, поэтому я мог только наблюдать, как Лео наклонился и вырвал шнур тренажера из стены.

Беговая дорожка умерла.

Я схватился за поручни и старался не упасть. – Cazzo? – прохрипел я.

– Ты всех пугаешь. Иди спать, папа.

– Я… босс. Мне… наплевать.

Лео скрестил руки на груди. – Ты пытаешься убить себя? Это так? Потому что я не позволю тебе. Дяди и охранники слишком боятся сюда заходить, но я нет.

Мои ноги не выдерживают моего веса, поэтому я рухнул на стену и медленно опустился на землю. Я втянул в себя воздух огромными глотками и закрыл глаза. Мне не нравилось признавать свою слабость, особенно перед одним из моих мальчиков, но слова вырывались из меня от изнеможения. – Мне просто нужно поспать.

Я услышал, как он двигается, затем дверь крошечного холодильника открылась и закрылась. – Держи. – Прохладный пластик прижался к моей ладони.

Он уже открыл бутылку воды, поэтому я с благодарностью ее выпил. Когда я закончил, я сказал: – Тебе не о чем беспокоиться, figlio. Я в порядке.

– Ты не в порядке. – Опустившись рядом со мной, он положил предплечья на согнутые колени. – Ты совсем не в порядке. Без обид.

На прошлой неделе я почти не видел своих братьев, и большинство домашних работников начали меня избегать.

Даже не узнав, где Никколо, от Д'Агостино, я не смог сосредоточиться, в чем нуждался. Может быть, решение этой неразберихи, когда Никколо вернется, вытащит меня из нее.

– Со мной все будет в порядке, – сказал я. – Я слишком взвинчен, чтобы спать, находясь в другом часовом поясе, а потом в тюрьме. Со временем я приспособлюсь.

– Я не думаю, что это как-то связано с джетлагом или тюрьмой, папа. Я думаю, это связано с Валентиной.

Звук ее имени царапал мои истерзанные нервы, раздражая их еще больше. – Не произноси при мне ее имени.

– Почему? Ты так ее ненавидишь?

– Я не ненавижу ее. Но и обсуждать ее я тоже не хочу.

– Серхио сказал, что ты сделал ей предложение.

Я рассказал эту информацию брату по секрету. Он не имел права рассказывать об этом кому-либо еще. Я ничего не сказал и вытер пот с лица рукавом.

– Папа, – устало сказал он. – Я знаю, мы не говорим об этих вещах. Но мы можем.

– Разговоры бессмысленны. Она ушла. Теперь я могу сосредоточиться на важных вещах, например, на захвате территории Росси.

– Разговоры не бессмысленны. Или, может быть, они бессмысленны для тебя, но не для меня. Я бы хотел понять тебя. Габи и я, на самом деле, мы оба хотим.

– Что тут понимать? Я держал вас рядом, помогал растить вас обоих всю вашу жизнь. Мы все время разговариваем.

– Но ты не говоришь нам ничего важного. Мы узнаем от Данте больше, чем от тебя, нашего родного отца. Ты не говоришь с нами о бизнесе или личной жизни. С нами обращаются как с солдатами.

Солдаты, которым говорят, что делать, но не говорят почему.

Я провел рукой по мокрым волосам. – Я пытаюсь защитить тебя, figlio. У тебя есть годы, чтобы узнать, что тебе нужно знать, чтобы вести ‘ндрину. Я хочу, чтобы ты наслаждался жизнью, пока можешь.

– Это то, что Nonno¹⁰⁴ сделал с тобой?

Я поморщился. Мой отец учил меня жестокости и ответственности с юных лет. Его не волновало, счастлив я или нет. Все, что имело значение, это быть достаточно сильным, чтобы стать следующим Доном Бенетти. – Нет. Он слишком много мне рассказал. Слишком много мне показал. Вот почему я старался щадить тебя и Габи как можно дольше.

– Но что будет, если ты умрешь? Я не хочу взять на себя управление и не знать, что я делаю.

– Твои дяди будут направлять тебя. – Я положил руку ему на колено и сжал, прежде чем отпустить. – Ты будешь превосходным доном, figlio mio.

– И все же было бы неплохо поучиться у тебя. Я так старался доказать, что я готов, но ты как будто держишь меня на расстоянии. И я знаю, что Габи чувствует то же самое. Вот почему он так себя ведет. И вот почему он последовал за тобой в Нью-Йорк.

Я уставился в потолок. Моим мальчикам не следовало притворяться, чтобы привлечь мое внимание или доказать, что они достойны. Они были Бенетти и моими сыновьями, а значит, они были достойны. – Perdonami. Я хороший дон, но дерьмовый отец. Я просто пытался дать вам обоим жизнь, которой у меня никогда не было.

– Ma dai, Papà. Ты хороший отец. Большинство мужчин в твоем положении не заботятся о своих бастардах, даже если они сыновья. Мы благодарны за жизнь, которую ты нам дал. Но мы больше не маленькие мальчики. Мы мужчины. И пришло время позволить нам помочь руководить.

Эмоции сжали мою грудь, как кулак. Они были хорошими мальчиками, умными и преданными. Империя была в надежных руках после моей смерти, и это меня чрезвычайно радовало. – Ладно.

– Действительно?

– Не подвергай сомнению своего дона, figlio mio. Его решения окончательны.

– Включает ли это решение позволить Вэл вернуться в Нью-Йорк? – Когда я ничего не сказал, он толкнул меня своим коленом. – Мне она нравится. И Габи тоже.

Мне она тоже нравилась. Но это не имело значения. – Она живет в Нью-Йорке и не собирается переезжать сюда.

– И?

– А что еще я могу сделать? Она просила меня отпустить ее. – Я пожал плечами. Что еще можно было сказать?

Леонардо долго молчал, потом тихо заговорил. – Я однажды спросил тебя кое о чем, и я никогда не забуду твой ответ. Каждый раз, когда мы с Габи навещали наших матерей на выходных, ты отправлял с каждым из нас по пять охранников. Казалось, что это было большой проблемой в течение двух дней. А когда я спросил тебя, почему мы ходили так часто, когда риск безопасности был таким высоким, ты сказал – Иногда в жизни награда перевешивает риск.

Я не помнил разговор, но это звучало так, как будто я бы сказал. – Я хотел, чтобы вы оба оставались рядом со своими матерями. Ничего хорошего не выйдет, если отнимать маленьких мальчиков у человека, который дал им жизнь.

– Папа, это касается и тебя, иди за ней. Пожинай свою награду.

Его советы меня раздражали. Разве он не слушал? – Она не хочет переезжать в Катандзаро, и я не могу ее заставить.

– Значить живите там.

Я резко повернул голову и нахмурился. – Ты же знаешь, это невозможно. Даже если бы я хотел все тебе передать, я не могу.

Он поднял ладони ко мне. – Я не собираюсь становиться доном. Я имею в виду, что тебе не нужно управлять семьей отсюда.

У меня отвисла челюсть. – Поступить так было бы верхом безответственности. Риск… – Я откусил остаток того, что собирался сказать.

– Именно так, – самодовольно ответил он. – Риск ничто по сравнению с тем, что ты получаешь.

– Меня могут убить.

– Габи сказал, что особняк хорошо укреплен. И ты можешь прилететь сюда, когда захочешь. Вы двое можете оставаться здесь месяцами, ты мог бы разделить год пополам.

– Ты говоришь так, будто это так просто.

– Это будет головной болью чтобы обезопасить нас, но остальное легко. Это не день Nonno без компьютеров и мобильных телефонов. Наш бизнес международный, как и технологии.

Я потер челюсть и выпрямил ноги. – Зачем так напрягаться?

– Потому что я хочу видеть тебя счастливым. И, может быть, если ты будешь счастлив в своих отношениях, может быть, ты позволишь мне жениться на Бьянке.

– Stai zitto!¹⁰⁵ – рявкнул я, приказывая ему заткнуться. – Никаких разговоров о женитьбе, особенно с девушкой, которую я не выбирал.

Он усмехнулся, нисколько не раскаиваясь. – Я сказал, может быть.

Леонардо не обманывал меня. Тот факт, что он поднял эту возможность, сказал мне, что он думал об этом. – Я скажу твоим дядям, чтобы они присматривали за тобой повнимательнее.

– Значит ли это, что ты будешь жить в Паесано?

Я не ответил. Все было не так просто. Это было решение, которое я не мог принять в одиночку. Мои братья должны были участвовать, так как разделение моего времени между двумя странами реорганизует нашу семейную структуру. Потребуется небольшая армия, чтобы охранять поместье в Нью-Йорке, а также защищать Валентину, куда бы она ни пошла.

А если бы я переехал туда, она бы захотела выйти за меня замуж? Она так молода, вся жизнь впереди, а мой мир был смертью и разрушением. Это едва ли казалось справедливым.

У меня дома есть все, что мне нужно, кроме одной вещи.

Леонардо взял у меня из рук пустую бутылку и заменил ее новой. – Габи также сказал, что там есть возможность. Местные жители слабы и беспорядочны, а Вито Д'Агостино находится в Торонто. Он мог бы стать ресурсом.

– Да, он мне сказал.

– Может быть весело, папа. У нас уже много лет не было войн за территорию.

Я толкнул его голову и взъерошил ему волосы. – Тебе было четыре. Как ты вообще мог это помнить?