Текст книги "Красота в пепле (ЛП)"
Автор книги: Микалеа Смелтцер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)
– Саттон, – он практически прорычал мое имя, напрягая челюсть. – Я думал, мы не говорим о личных вещах.
– Мне стало любопытно, – пискнула я.
Костяшки его пальцев побелели от напряжения, так сильно он ухватился за столешницу.
– Хорошо, – наконец выплюнул он. – Я скажу тебе, куда ходил, – я обрадовалась, но это чувство оказалось недолгим, – но сначала тебе придется рассказать мне кое-что личное о себе.
Блядь! Мне стоило подумать лучше, прежде чем задавать вопрос.
Конечно, он хотел узнать что-то обо мне. Было ли мне любопытно настолько, что я соглашусь отдать часть себя, пытаясь узнать что-то о нем? Да. Именно так.
– Хорошо, – я смягчилась.
– Ты первая, – прорычал он.
Я оказалась в ловушке. Сейчас мне придется рассказать ему кое-что о себе. Я поежилась, мой пульс участился. Мне давным-давно пришлось научиться не подпускать людей близко. Когда-то люди знали меня настоящую, и им не нравилось то, что они видели. Я решила остановиться на чем-то безопасном.
– Я переехала сюда, потому что узнала, мой парень спит с моей лучшей подругой.
– Ты врешь.
Мои глаза расширились. Он выплюнул эти слова после того, как я рассказала ему о себе то, чего он не знал.
– Нет, я не лгу.
– Я не сомневаюсь в правдивости этой ситуации. В чем я сомневаюсь, так это в том, что ты переехала сюда из-за него. Знаешь, я не понимаю, почему тебе так хочется знать все обо мне, но о себе ты рассказывать отказываешься, – произнес он, постукивая пальцами по плитке столешницы. – Давай разберемся, – он посмотрел мне прямо в глаза, вспоминая наш первый раз вместе, – есть вещи, которые преследуют тебя, но ты не хочешь рассказывать мне о них. Разве это справедливо, Саттон?
– Не похоже, что ты собираешься рассказать мне о своем прошлом!
Его глаза сузились в такие тонкие щелки, что я была удивлена, как он по-прежнему видел меня.
– Только потому, что ты погуглила меня. Что-то подсказывает мне, поисковик не даст никаких результатов о тебе.
– Ты прав, – пробормотала я себе под нос.
– Ты можешь рассказать мне все, Саттон. Я хочу, чтобы ты знала, – сказал он, его голос и поза стали мягче, – я никому не расскажу. Все, что ты поведаешь мне, я унесу с собой в могилу.
Я закрыла глаза, мое дыхание стало прерывистым, глаза щипало от слез.
– Это очень больно, – призналась я.
– Я знаю. Поверь мне, я понимаю.
И я чувствовала, что он и правда понимал. Если бы я не узнала о его прошлом из интернета, мне кажется, он сам никогда не рассказал бы мне. С другой стороны, наблюдая за тем, как он смотрел на меня сейчас, может быть, он бы изменил бы свое решение.
– Если… – мой голос слегка задрожал, – если я расскажу тебе все, – я сделала акцент на этом слове, – ты должен будешь сделать то же самое.
Он напрягся и стиснул зубы. Я видела, как миллион мыслей промелькнул у него в голове.
– Разве ты уже не знаешь все? – парировал он.
– Вряд ли, – ответила я спокойным тоном. Схватив его рубашку, уперлась лбом в его грудь. – Я никогда не открывала себя никому, не полностью, по крайней мере. Если я сделаю это, мне будет нужно, чтобы между нами не осталось никаких секретов. Я думаю, нам обоим нужен кто-то, кто будет знать всю правду и не осудит нас. – Подняв голову, я посмотрела прямо ему в глаза, и стон сорвался с моих губ. – Я думаю, ты станешь именно таким человеком для меня, и очень надеюсь, что и ты сможешь поверить, что я способна стать таким человеком для тебя. – Судорожный вдох сорвался с его губ.
– Не знаю, смогу ли я, – он погладил меня по щеке, – но для тебя я постараюсь.
– Так-то лучше… лучше, чем ничего, – выдохнула я.
Мы оба были двумя абсолютно чокнутыми людьми, которые видели все с плохой стороны. И если мы не научимся доверять друг другу свои грехи, то они останутся внутри нас как в бутылках, до тех пор, пока в один прекрасный день мы не взорвемся.
Одно время я стремилась исправить тот ущерб, что был нанесен мне, но не добилась никаких результатов.
Я собиралась рискнуть и довериться Кэлину. Открыть мою тайну равносильно сожжению, но он имел право знать, с чем имел дело.
Он отодвинул прядь волос с моего плеча, его пальцы задержались на моей обнаженной коже дольше, чем это было необходимо. Мои глаза закрылись, и годы боли и ненависти к самой себе затопили меня.
– Эй, – он прошелся большим пальцем по моим губам, и я заставила себя взглянуть на него, – все в порядке. Не торопись. Это трудно и для меня, знаешь?
– Правда?
Он кивнул.
– Интенсивность моих чувств к тебе пугает, – признался он, заставляя слова слетать с его губ. – Беззаботность стала для меня образом жизни. Я старался удерживать всех на расстоянии, – он быстро попытался выровнять дыхание, прежде чем выпустить свой гнев. – Ты успешно сломала все стены, которые я построил вокруг себя. – Его руки обосновались на моем затылке, большой палец медленно вырисовывал круги. – Ты заставляешь меня хотеть то, чего парень вроде меня не достоин.
Он замолчал, слезы замерцали в его глазах. Увидев, как близко Кэлин оказался к саморазрушению, мне стало не по себе. Мне очень хотелось утешить его, но я понимала, лучше молчать и дать ему возможность выговориться.
– Знаю, что для нас может не быть будущего, я имею в виду… – он слабо усмехнулся, – наши жизни похожи на сплошной бардак, но сейчас этого достаточно.
Он прислонился лбом к моему и легонько поцеловал меня в нос. Мои руки дрожали, когда я схватилась за воротник его рубашки.
– Если когда-нибудь я смогу кому-то довериться, то только тебе.
– Мы сможем, – заверил он меня. Его голос звучал мягко, прямая противоположность той резкости, к которой я успела привыкнуть. – Нам всем нужен кто-то, кому можно доверить самые темные тайны. На самом деле я не верил в это, пока не встретил тебя. Я ведь даже не рассказал тебе о своих родителях, и, ну… – он слегка пожал плечами, – мне уже не скрыть мою борьбу с наркоманией. Хотя, ты никогда не осуждала меня. Никогда. Все еще смотришь на меня, как будто я... чуть подпорченный. Предполагаю, что я, – он издал мягкий смешок, – то, как люди смотрят на меня... от этого я чувствую себя... – он замялся, подыскивая нужное слово, – грязным и бесполезным. Как будто я плохой, хотя пристрастился к наркотикам, чтобы избавиться от своих проблем. Люди видят во мне только наркомана, они не видят человека, у которого разрушена жизнь. Наркоман не просто так стал наркоманом, черт возьми, – прошептал он, его глаза наполнились болью, – у всех нас есть история!
Снова это слово. История. Сначала Дафна, затем Мемфис и теперь Кэлин использовал его, чтобы описать жизнь. И лишь сейчас я поняла, что именно оно означает.
Люди склонны видеть только то, что лежит на поверхности, а не то, что скрыто внутри. Смотря на болельщицу, они видят лишь ее внешность. Счастливая, бодрая и улыбчивая. Люди не видят глубже, не замечают синяки от прикосновений пальцев на ее руке. Если они увидят, как ребенок что-то украл, он сразу становится бандитом. Но они даже не допускают мысли, что ребенок мог украсть эту вещь для того, чтобы о ком-то позаботиться.
Мы слишком быстро думаем, считаем, что нам известно достаточно для принятия решения, однако не имеем на это права. Люди эгоистичны в отношении того, что им нравится. Мы самоуверенно считаем, что знаем все, когда на самом деле нам ничего не известно. Это наш фатальный недостаток, который станет началом нашего полного краха.
Я медленно встала, дрожа всем телом.
Я заблокировала мысли о возможных последствиях. Ведь если слишком долго рассуждать над отказом, ничего не получится. И еще я почувствовала, что этот момент может стать переломным, если я позволю страшным словам о призраках моего прошлого слететь с губ.
Исцеление сложная штука. На самом деле, чертовски трудная. Иногда оно невозможно. Но мы в силах не позволить этому произойти. Худшие шрамы, которые мы носим в себе, появились от нас самих и нашей собственной неуверенности. Мы сами худшие критики и создатели многих проблем.
Мы будем терзаться о поступках, которые даже не мы совершили. Это хреново. Я винила себя в том, что случилось со мной, будто сама все это сделала. Это естественная реакция человека. Вот если бы я поступила так или этак, тогда все было бы иначе. Но это не правда. Никто не просит людей причинять боль. И меня ранили одним из самых бесчеловечных способов.
Я отошла туда, где всегда чувствовала себя в безопасности, к окну. Глядя на мир за окном, легко было притворяться, что произошедшее со мной было ничем иным, как далеким кошмаром.
Положила ладонь на стекло.
В тот день, когда я уехала из дома, тоже был ливень. Дождь бился о стекло, небо стало темно-серым, и порывистый ветер швырял листья в разные стороны.
Кэлин не произнес ни звука, но я почувствовала, как он замер позади меня. Он мог причинить мне боль в прошлом, но сейчас рядом с ним я чувствовала себя безопаснее чем с другими. Его присутствие успокоило меня и придало мне уверенности и силы, чтобы говорить.
– Знаешь, я была приемной, – прошептала я, горло будто сдавило тисками. – Я всегда знала, что была приемной. Это было довольно очевидно, – пожала плечами. – Я не похожа на своих приемных родители. Они хорошие люди и любили меня так, словно я действительно была их дочерью. Я всегда чувствовала, что они действительно хотели заботиться обо мне. Были времена, когда я даже забывала о днях рождения моих настоящих родителей и потом удивлялась, как сложилась бы моя жизнь, будь они живы... – Я облизнула внезапно пересохшие губы. – И чем старше становилась, тем больше думала об этом.
Наблюдая, как капли дождя бьются о стекло, я удивилась, как замёрзла моя рука из-за дождя по ту сторону стекла.
– У них есть сын, Маркус. Он... недолюбливал меня. Проще говоря, – я засмеялась, – он хотел, чтобы я не жила с ними и не нарушала его идеальную жизнь. Внезапно он перестал быть центром Вселенной, и его родители не смогли хорошо справиться с этим. Он был на четыре года старше меня. – Я постучала пальцем по стеклу и закрыла глаза. – Все началось с типичных детских шалостей, но очень быстро они переросли в нечто другое.
Я с трудом сглотнула.
– Когда мне исполнилось восемь, он столкнул меня с нашего домика на дереве. Не удивлюсь, если он надеялся, что я умру, – фыркнула я, покачав головой, когда недовольная улыбка появилась на моих губах. – Я сломала ключицу. А он сказал родителям, что произошел несчастный случай. Конечно же, они поверили ему, а я оказалась слишком напугана, чтобы рассказать правду. Тогда я решила, что, если расскажу им, они все равно встанут на сторону Маркуса и выкинут меня. В конце концов, не я их биологический ребенок.
Сделав глубокий вдох, я отвернулась от окна, опустилась на пол, притянула ноги к груди и бережно обняла их. Мне хотелось свернуться в клубок и остаться одной, но я хорошо скрывала это. Именно этим я всю жизнь и занималась, пока… ну… до сих пор.
– Я медленно отстранялась от приемных родителей. Надеялась, если не буду заботиться о них, если буду держаться подальше от семейных мероприятий, Маркусу надоест терроризировать меня. Однако я ошибалась, – пробормотала я, когда Кэлин сел напротив меня. Он внимательно слушал каждое слово, словно они было драгоценными. Я была удивлена тем, насколько он был внимателен ко мне. Ему, похоже, не было скучно, он беспокоился. Кэлин Грегори волновался? Смехотворное предположение. Мой Бог, как же все изменилось с лета.
– Маркус был очень популярен в школе, и он удостоверился, что все вокруг ненавидят меня. Меня лишили родителей, друзей у меня тоже не было. Я была одна, как ему и хотелось. Некому довериться, не с кем поговорить о своих проблемах. – Я пыталась проковырять ногтем дырку в джинсах, чтобы хоть как то отвлечь себя. – Он заставил меня ненавидеть себя. Я думала покончить с собой, по крайней мере, один раз в день. Единственное, что меня останавливало, – я наконец снова посмотрела на Кэлина, —что в таком случае он бы выиграл. Но я не хотела доставлять ему такого удовольствия. – Моя нижняя губа задрожала, и слезы потекли из уголков глаз. Я стерла их. – Он забрал у меня все. Счастье. Любовь. Дружбу. Надежду. Даже девственность, – я произнесла эти слова уверенно, ожидая реакции, но Кэлин никак не отреагировал на мои слова.
– Когда мне исполнилось двенадцать, он толкнул меня на землю и сделал это. Я плакала, кричала, кусала его. Но и на этом он не остановился. Ему было все равно. И знаешь, что он сделал? – Я всхлипнула, не в силах больше сдерживать эмоции. – Он, блядь, посмеялся надо мной. Взял и рассмеялся!
– Закончив, он объявил мне, что я сама виновата в том, что произошло. Запретил мне кому-либо говорить о случившемся, утверждая, что они не поверят мне и возненавидят еще сильнее. Я не рассказала. Ни тогда. Ни в следующий раз. Ни потом. В конце концов, я просто сбилась со счета. Я перестала с ним бороться и уступила ему. Это было неизбежно, потому что он уже добился своей цели и уничтожил мою душу.
Меня затрясло, я вытерла слезы о свой уже влажный рукав.
– По ночам я боялась оставаться у себя в комнате, ожидая, что дверная ручка вот-вот повернется. Я не знала, когда он придёт, поэтому лежала, уставившись на дверь, и молилась, чтобы она не открылась. И когда дверная ручка снова поворачивалась, мое сердце замирало. В такие моменты я удивлялась, почему я ещё не умерла. – Я издала мягкий смешок без толики юмора. – Ты был прав, когда сказал, что остаться в живых – наказание. Это на самом деле так. Каждый день моей жизни стал каким-то кошмаром. Большую часть дней я могла думать лишь о различных способах самоубийства. Я могла бы повеситься, может, даже захлебнуться в бассейне или спрыгнуть с крыши. Возможности были безграничны. Но ни разу этого не сделала. – Я прислонила голову к стене, пытаясь устроиться удобнее. – Изнасилования продолжались долгие годы. Даже когда он поступил в колледж, при возвращении домой он снова приходил ко мне. Иногда, – я закрыла глаза, – я все еще чувствую, как его руки шарят по моему телу. Предполагаю, он был одержим идеей секса со мной. Он каждый раз делал мне больно, так что наличие кого-то, кто был бы нежен со мной… сейчас кажется неправильным. Я чувствую, что снова и снова должна быть наказана. Я больна… я знаю. – Кэлин внимательно смотрел на меня, но не проронил ни слова. Я ценила это. Он решил дать мне выговориться. – Маркус превратил меня в такого человека, в... – я замолчала, судорожно подбирая слова в попытке описать себя, и не находила их.
– Ты даже не знаешь? – Кэлин задал вопрос шепотом.
– Да, точно, – кивнула я. – Если бы он постоянно не причинял мне боль, я бы так не облажалась. Но опять же... если бы он не поступил так со мной... меня бы здесь не было.
Кэлин покачал головой.
– Здесь не очень хорошее место.
– Я считаю иначе.
Он снова отрицательно покачал головой, что-то неразборчиво бормоча себе под нос. Наконец посмотрел мне в глаза и сказал:
– Больше нет.
Конечно, он бы не стал представлять это как вопрос. Он видел меня насквозь. У меня всегда получалось держать свои мысли и эмоции в узде, никто не был в состоянии увидеть то, что скрывается в глубине. Но Кэлин замечал все и даже больше.
– Я… наконец набралась смелости рассказать обо всем приземным родителям и своему парню. – Нахмурившись, я уставилась на свои руки, крепко сжатые в кулаки. – Ни один из них не отреагировал хорошо. Родители назвали меня лгуньей и сказали мне убираться из дома. Мой парень, Брендон, – я вынуждена была произносить его имя пересохшими губами, – больше ни разу не взглянул на меня после того разговора. Я словно стала вдруг… позором или чем-то таким. Он заставил меня почувствовать себя грязной, словно я не была достаточно хороша для него. Мы отдалились друг от друга, но не разошлись. Не знаю почему, – я фыркнула, качая головой. – Да, я любила его, но никогда не была в него влюблена, и оказалась слишком глупа, чтобы сразу увидеть разницу. Я жаждала стабильных отношений, но мы не были достаточно хороши друг для друга. Я была слишком разбита, а он чересчур заботился о поддержании своего имиджа. Я знала, что он вёл себя как мудак. Однажды я застукала его со своей лучшей подругой, что и стало последней каплей. Не желая и дальше продолжать терзать себя за то, что никогда не была настоящей, я упаковала свои вещи, продала то, что не влезло в машину, и уехала. Я никому не сказала куда. И не хочу снова возвращаться к нему.
Кэлин кивнул в знак понимания.
– Родители ни разу не пытались связаться со мной, как я им и сказала. Полагаю, это вполне ожидаемо, ведь Маркус их плоть и кровь. Но это больно, понимаешь? Они воспитывали меня как собственного ребенка, и когда я наконец набралась смелости рассказать им правду, они назвали меня избалованной лгуньей. – Я потерла неровный шрам руке. – Жалею, что солгала об этом. Ни один человек не заслуживает пережить нечто подобное. – Опершись головой о стену, я продолжала: – Все люди в моей жизни, которые должны были безоговорочно поверить мне, подвели меня. Это на самом деле чертовски горько. Но мне пришлось иметь дело с этим.
Кэлин был тих, и единственными звуками, которые наполняли квартиру, были тихое жужжание вентилятора в углу и симфония наших дыханий.
Я все ждала, пытаясь разглядеть жалость в его глазах или, не дай Бог, ненависть. Себя я ненавидела больше всего на свете, и мне не нужна была ненависть других людей.
Без слов он подвинулся ближе, чтобы присесть рядом со мной. Обнял меня одной рукой, а другой положил мою голову себе на плечо. Я была удивлена, насколько комфортно мне было в его объятиях. Кэлин не относился к ласковым парням, но знал, что сейчас я очень нуждаюсь в нежности.
Я молча плакала.
Я постоянно пыталась держать все внутри, как в бутылке, но порой становилось очень трудно. Иногда мне необходимо было выпустить все наружу.
– Ты что-нибудь слышала от него? – спросил наконец Кэлин.
– От Брендона? – я прокашлялась, утирая влагу со щек.
– Нет, – я почувствовала, как он покачал головой, – от Маркуса.
– Ох.
– Так что, слышала? – подсказал он, проводя пальцами по моей щеке. От этого жеста я задрожала.
– Да, – призналась я. – Он постоянно пишет мне. Я никогда не отвечаю, но это его не останавливает. Он чрезвычайно упрям.
– Почему бы тебе не сменить номер телефона?
Я вздохнула и, нервничая, закусила губу, затем медленно опустила голову вниз, чтобы взглянуть на Кэлина.
– Я знаю, вероятно, прозвучит глупо или даже по-детски, но продолжаю надеяться, что однажды родители позвонят мне, и все наладится.
– Нет, – выдохнул он, с умилением глядя на меня горящими глазами, – это не глупо. Это нормально надеяться на что-то, даже практически невозможное. Как только ты потеряешь надежду, ты потеряешь все.
– Ты ведешь себя странно прозорливо, – пробормотала я.
Он усмехнулся, прижавшись губами к моим волосам.
– Когда человек настолько наполнен гневом и обидой, он склонен отгораживаться от всех. Остаётся много времени для размышлений, так что да, я могу быть проницательным.
– Знаешь, что я ненавижу больше всего? – прошептала я.
– Что?
– Несмотря на то, что они не поверили мне, я все равно люблю их и продолжаю скучать по ним.
– Твои родители?
Я кивнула в ответ на его вопрос.
– Разве это не глупо?
– Вовсе нет, – возразил он, его голос был едва громче шепота. – Они же твои родители, в нас природой заложено скучать по ним и любить их несмотря ни на что.
– Я ненавижу себя за это, – призналась я. – После всего, что они мне сказали… – я замолчала, прогоняя воспоминания, и села прямо, не используя тело Кэлина для поддержки. – Я не хочу видеть или слышать что-то от них, но не могу избавиться от ощущения… если бы мама позвонила мне сейчас и сказала, что ей жаль, что она верит мне, я бы сразу же взяла билет на самолет в Даллас.
Я закрыла лицо руками, стыдясь своего признания. Мне отчаянно хотелось ненавидеть их, но я не могла. И злилась из-за этого. Конечно, я злилась на них, но существовала огромная разница между злостью и ненавистью.
– Эй, – сказал Кэлин. – Эй. – Его голос стал громче, и он взял меня за запястье, убирая мои руки подальше от лица. Он присел передо мной, а я отвернулась, не в силах смотреть на него.
Я едва могла дышать, чувствовала, что задыхаюсь. Похоже, правда убивала меня. Почему раньше я думала, что это было хорошей идеей? Зачем я поделилась этим с ним? Было слишком больно открыто рассказать обо всем. После того, как Кэлин узнал правду, все изменилось между нами. И мы оба соврали бы, если бы стали утверждать, что это не так.
– Иди сюда, – наконец пробормотал он. Я не двигалась. Не должна была. Он обнял меня и прижал к своей груди. Мы вместе улеглись на полу, отдыхая в объятиях друг друга. Запах его мыла утешил меня и помог успокоить мое неистово бьющееся сердце. – Ш-ш-ш, – приглушенно прошептал он, пальцами снова касаясь моих волос. – Ш-ш-ш, я здесь, Саттон. Я здесь и никуда не уйду.
Рыдая, я прижалась к нему.
Как я могла испытывать боль, когда рассказывала правду, и чувствовать себя при этом такой невероятно освобожденной?
– Все хорошо, – прошептал он, и его губы слегка прижались к моему лбу в нежном поцелуе. Я закрыла глаза, и мягкий довольный вздох вырвался из моих губ. Кэлин Грегори. Он понимал и утешал меня. Сначала, оттолкнув, он расстроил меня, но я знала, за сущностью наркомана скрывается совсем другой человек. И оказалась права. У него было золотое сердце. Однажды, может быть, Кэлин изменится. Я бы хотела убедиться в этом. Он не был таким уж плохим, каким сам себя считал. Да, наркотики и алкоголь весьма плохие привычки. Еще он мог вести себя оскорбительно, но в нем было намного больше. Кэлин никогда ничего не делал без причины. Его преследовали монстры, они и заставляли его проявлять агрессию. Вот почему я поняла его, когда никто другой не смог. Мы были слишком похожи друг на друга.
– То, что с тобой случилось, ужасно, Саттон, – сказал он после долгих минут молчания. – Но ты не испорчена.
Я сделала глубокий вдох, смакуя его слова, словно они были вкусными вином, и мои вкусовые рецепторы не могли нарадоваться. Я медленно села, волосы упали на рубашку из тонкого хлопка.
– Знаешь, ты тоже.
Он резко выдохнул, его тело трясло.
– Однако меня не покидает ощущение, будто я такой. Чувствую, как каждый осуждает меня, следит и поджидает, чтобы снова взорвать мне мозг еще сильнее. – Его красивое лицо нахмурилось. – После того, как моя семья погибла, все махнули на меня рукой. Вместо того чтобы поддержать или помочь, люди решили, что именно я стоял за всем, и посчитали меня убийцей. Они даже не пытались. И я понимаю, не стоит ненавидеть их, потому что во всем этом есть доля и моей вины. Но ведь на тот момент я был просто ребенком.
– Мы оба были детьми, – прошептала я, кладя руки ему на грудь.
Мы смотрели друг на друга, осознавая наши особенности. Это был один из тех редких моментов, когда можно было остро почувствовать связь с кем то, кто понимает вас.
– Расскажи мне, что произошло после их смерти, – прошептала я, – пожалуйста.
Лицо Кэлина помрачнело. Закрыв глаза, он задрожал, вспоминая то, что тогда произошло. Я прекрасно знала, насколько тяжело вспоминать о том, о чем лучше забыть. Я ненавидела себя за то, что задала ему столь эгоистичный вопрос. Наверняка мне следовало оставить его в покое, но мне было необходимо, чтобы он поделился со мной. Моя мама часто повторяла: «Ты всегда такая любопытная, Саттон». И она оказалась права. У меня была врожденная потребность выяснять и пытаться понять все то, что могло привести меня в замешательство.
Кэлин быстро облизал губы и посмотрел на меня. Боль, отражавшаяся в его глазах, была невыносимой. Мне было больно из-за того, что ему пришлось пережить. Я отчаянно хотела утешить его, но знала, что сейчас ему нужно вовсе не это. Прямо сейчас он нуждался во мне как в слушателе. Потому что наконец-то собрался открыться мне. Мы перестали быть двумя людьми, использующими друг друга для воплощения своих эгоистичных желаний. Мы пересекли эту черту и устремились на опасную, незнакомую территорию.
– Это случилось в ноябре, когда я потерял их и себя, – он произнес эти слова так медленно, будто пытался говорить на незнакомом языке. – За две недели до дня Благодарения, – усмехнулся он без тени веселья. – Ты же гуглила, – он многозначительно посмотрел на меня, – и я уверен, узнала все кровавые подробности. Вроде тех, как я их нашел, – он сделал паузу. Я видела, его тело мучительно содрогнулось. – Там было столько крови, Саттон! Она была везде. Иногда мне кажется, что кровь до сих пор на мне, и я не могу избавиться от нее, как бы сильно ни скреб кожу. – Взгляд, наполненный отвращением, исказил черты его лица.
– Иногда, оставшись в тишине, я слышу их крики... и не могу ничем помочь им. Мне кажется, что я слышу последние минуты их жизни, хотя меня там даже не было.
Я сжала кулаки, пальцами впиваясь в ладони, пока отчаянно боролась с необходимостью обеспечить ему комфорт и уверенность. Я знала, что сейчас ему нужно было выговориться.
– После их смерти все остальное перестало иметь для меня значение, – прошептал он, взглянув на потолок, – и я переехал к бабушке с дедушкой. – Он усмехнулся, а затем объяснял причину своей вспышки гнева. – После, – повторил он. – С тех пор моя жизнь делится на ДО и ПОСЛЕ. Куда уж хуже? – Он пытался сохранить самообладание, и когда смог справиться с собой, продолжил: – Я замкнулся в себе. Мне не было дела до школы или колледжа. Забыл о друзьях. В то время я даже не интересовался девочками. – Он послал мне кривую улыбку. – Я увяз в том, что говорили люди, – снова усмехнулся, – я как клише.
Покачав головой, он прикусил губу, обдумывая формулировку.
– Бабушка и дедушка не знали, как справиться со мной. Дед выбрал путь крепкой любви, а бабушка... думаю, она боялась меня. Кайл, мой друг детства, никогда не сдавался и не оставлял меня, хотя мог. Он несколько раз пытался заставить меня лечь на реабилитацию. В последний раз несколько недель назад, когда ты нашла меня, уничтожающим свою квартиру. Я безумно злился, что он не мог понять, как мне нужны наркотики и алкоголь. Без них боль становится слишком реальной, она поглощает меня целиком. – Кэлин провел рукой по моей спине, а другой рукой погладил свою щеку. – Мне бы очень хотелось все забыть, но тогда я забуду и свою семью. А хочу ли я забыть их? Нет, – ответил он на собственный вопрос. – Итак, я застрял в этом бесконечном водовороте боли, страданий и ненависти, и это все, что у меня получается.
– Это неправда, – прошептала я.
– Правда, – парировал он. – Я позволил боли управлять каждым аспектом моей жизни, мне постоянно приходится менять планы, потому что я так и не смог смириться. Я слабое и бесполезное подобие человека.
– Ты ошибаешься, Кэлин. Неправильно так думать. Ты не такой. Есть вещи, которые ты делаешь плохо? Да, это так. Но ущерб обратим, если ты сам исправишь себя.
Его ресницы опустились на высокие скулы.
– Я боюсь принять решение и получить помощь. Это все, что я осознал. Не думаю, что когда-нибудь смогу жить как нормальный человек. Я уже забыл, каково это, не испытывать необходимости постоянно быть под кайфом или пьяным, чтобы притупить боль и не злиться. – Его руки сжались в кулаки. – Столько гнева кипит во мне, Саттон, – продолжал он, – что я не могу чувствовать ничего другого. Он постоянно струится по моим венам. Я злюсь на человека, который их убил. Злюсь на предков за то, что покинули меня, когда я нуждался в них. Я зол на Кайла за излишнюю заботу обо мне. Злюсь на себя, потому что позволил себе зайти так далеко. И еще я злюсь на тебя, потому что ты заставляешь меня испытывать чувства, – его голос надломился. – И, что хуже всего, – слезы заструились из его глаз, – я злюсь на них, оставивших меня. Это же неправильно? Они не просили о смерти, но я все равно злюсь на них за это.
– Думаю, это вполне нормальная реакция, – заметила я.
– Ты на самом деле так думаешь? – Выгнув бровь, он посмотрел на меня. – Похоже, мне пи*дец.
Я пожала плечами.
– Да, многие пугаются гнева, но не думаю, что с тобой что-то не так. Я злюсь на своих родителей, потому что они оказались слишком слепы и не увидели, что происходило со мной тогда, когда я была ребёнком. Но их ли это вина? Нет. Они слепо верили в образ сына, который создали, а я могла бы рассказать им раньше... возможно, если бы я сделала это будучи еще ребенком, они бы отреагировали по-другому. Теперь уже никогда не узнаю об этом наверняка.
Кэлин выдохнул.
– Я бы отдал все на свете, чтобы провести с ними еще один день. Всего один, чтобы сказать, как люблю их и сожалею, что был не самым лучшим сыном и братом. У меня накопилось так много сожалений, но не существует волшебной кнопки, которая могла бы исполнить мое желание, так что я застрял с ними.
С легким смешком он добавил:
– Знаешь, говорят, что нужно ценить мелочи в жизни. Это так чертовски верно! Я скучаю по каждой мелочи из своей старой жизни: по звукам голоса мамы и папиному смеху, когда они вместе готовили завтрак, по Кейле и ее пению в душе. По нашим обязательным семейным ужинам, где каждый из нас должен был сказать две правды и одну ложь о прошедшем дне. Я ненавидел все это тогда, а сейчас цепляюсь за эти воспоминания.
Посмотрев на меня, Кэлин резко выдохнул:
– Я не пью и не принимаю наркотики, чтобы забыть о них. Я делаю это, чтобы заглушить боль от воспоминаний, потому что не хочу притворяться, будто моя семья не существовала. Если я не буду помнить, кто тогда будет?
– Ох, Кэлин. – Я всхлипнула и наконец-то поддалась соблазну обнять его. Он крепко прижал меня к себе, запустив пальцы в волосы, а я уткнулась лицом в изгиб его шеи. Я прижалась к нему максимально близко, желая пробраться ему под кожу и прогнать тьму, мучившую его. Я не хотела, чтобы ему было больно, и он страдал. После нашего разговора я поняла, что боль, которую он чувствовал, была намного хуже моей. Я знала, как легко было зациклиться на том, чего не изменить, и это съедает тебя живьем. Это ужасно, и Кэлин заслуживал лучшего.
– Ты хотела узнать, куда я ходил сегодня? – прошептал он, его грудь вибрировала у меня под ухом, пока он говорил.
Я кивнула, когда он не продолжил сразу.
– Я хожу на кладбище. Мне нравится навещать их, – признался он. – Я не хочу оставаться один и я... – он умолк.
– Что ты? – подсказала я.
– Это не важно. – Он вздохнул, так сильно сжимая пальцами мои волосы, что было почти больно.
Я не стала расспрашивать, не желая заходить слишком далеко. Ведь он дал мне больше информации, чем я рассчитывала. Я знала, когда отступить, и сейчас был один из этих моментов.
Мы долгое время лежали на полу. Думаю, открывшись друг другу, мы оба испытывали чувство душевного спокойствия. Никакой лжи и никаких секретов, сейчас мы разделили друг с другом все. Мы стали просто двумя людьми, цепляющимися и опирающимися друг на друга. У меня никогда не было рядом никого похожего на Кэлина, настолько близкого мне и такого самоотверженного. Он стал лучиком света в моей унылой жизни. Я знала, что он не видит себя таким, но таким он стал для меня.
