Текст книги "Кулачные бои в легком весе"

Автор книги: Мик Китсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Зазвенел колокольчик, и до девушек донесся голос Джесси, которая встретила гостя и проводила его в дом. Дверь гостиной открылась, и Джесси ввела мистера Маклина внутрь.

Он и в самом деле был высок, широкоплеч и хорошо сложен, густые светло-каштановые волосы молодой человек зачесывал назад, открывая красивый лоб. Волевой подбородок украшала коротко стриженная бородка. Он неловко остановился при виде сидящих сестер.

– Отец скоро спустится, мистер Маклин, – сказала Эстер. – Надеюсь, дождь не доставил вам неудобств?

– Нет, нисколько, мисс Эстер. Я ехал с завода в крытой двуколке. Со стороны вашего отца было очень любезно пригласить меня, когда мы сегодня встретились в порту. – В последнем слове «р» и впрямь прозвучала слегка раскатисто, и Джудит, сверкая глазами от еле сдерживаемого смеха, широко улыбнулась юноше.

Эстер поспешно вскочила и предложила:

– Пожалуйста, садитесь, мистер Макин. Отец говорит, что вы устанавливаете на заводе какую-то адскую машину…

– Стан, мисс Эстер. Прокатный стан. – Дождавшись, когда Эстер снова сядет, инженер опустился в кресло возле камина.

– Как интересно, – сказала Джудит. – Отец говорит, что поражен вашим знанием математики, мистер Маклин.

– Весьма любезно с его стороны, мисс Джудит. В моей работе приходится очень много считать и часто использовать формулы, чтобы определить точки напряжений при прокате стали. Мы испытываем новый процесс производства листового металла для верфей в Ливерпуле и Глазго… – Тут он запнулся, заметив, что обе девушки смотрят на него с улыбкой.

Эстер снова встала:

– Мистер Маклин, предлагаю вам сесть рядом со мной за ужином и рассказать о том, как прокатывают сталь. Моя сестра проявляет интерес к производству лишь из вежливости, а мне и в самом деле хотелось бы побольше узнать о технике. Кажется, вы учились в Глазго? – Она протянула ладонь, и молодой человек неловко поднялся, взял предложенную руку и вышел следом за Эстер из комнаты.

Джудит еще немного посидела в задумчивости и решила, что сестра ведет себя несколько смелее, чем полагается девушке.

Глава шестнадцатая

Я отправила письмо в Билстонский работный дом: написала его сама на чистой бумаге, купленной в новом магазине в Типтоне, и отнесла на почту. Предварительно я попросила мисс Эстер прочитать послание и проверить, нет ли в нем ошибок и все ли фразы составлены как полагается. Мисс Эстер улыбнулась и ответила:

– Все идеально, Энни.

Вот что было в письме:

Директору

Билстонского работного дома

Уважаемый господин директор!

При несколько необычных обстоятельствах до меня дошла информация о судьбе моих родных, семейства Лавридж: моей матери Кассии Лавридж, брата Томаса Лавриджа, второго брата Тэсса Лавриджа, третьего брата Бенджамина Лавриджа и сестер Черити и Мерси Лавридж, а также младенца, брата или сестры, имени которого я не знаю.

Мне сообщили, что всех их направили в Билстонский работный дом приблизительно в 1839 году. Возможно, это произошло позже.

Меня зовут Энни Перри, и я живу в пабе «Чемпион Англии» в Типтоне. Хотя я была удочерена в возрасте девяти лет мистером Уильямом Перри, знаменитым кулачным бойцом, который воспитал меня как родную дочь, при рождении меня звали Энни Лавридж, и я родилась в семье Кассии и Томаса Лавриджей в 1829 году в графстве Стаффордшир. Моя семья – кочевые цыгане, и после трагической гибели отца из-за поломки кибитки мать отдала меня на удочерение, поскольку не могла прокормить столько ртов вместе с ожидавшимся новым младенцем, поэтому я оказалась в доме мистера Перри, который все эти годы был мне добрым и любящим отцом.

Недавно мне сообщили, что моя мать вместе с остальными детьми попала в Билстонский работный дом и что все они умерли от тифа, однако год смерти мне неизвестен.

Почтеннейше прошу Вас разыскать данные моей матери, братьев и сестер в ваших документах и сообщить мне об их судьбе. Я буду весьма признательна Вам, сэр, за эту услугу, хотя мысль о том, что все мои родные отправились на Небеса, очень меня печалит.

В настоящее время я учусь в школе для бедноты в Типтоне у мисс Эстер и мисс Джудит Уоррен и преподобного Уоррена.

Если у Вас есть сведения о моей семье, покорнейше прошу Вас написать мне в «Чемпион Англии» на Спон-Лейн.

С глубочайшим уважением,

мисс Энни Перри

Я много тренировала руку, и почерк из крупного и похожего на печатные буквы листовок быстро становился убористым и гладким. Я использовала знаки препинания, которым меня научила мисс Эстер, и постаралась вставить несколько необычных слов, которые показались мне довольно утонченными.

Написав «мисс Энни Перри», я почувствовала себя настоящей леди, и, возможно, также подумал бы и директор работного дома, если бы я сама не написала о том, что родилась в цыганской семье и живу в пивной. Послание, на которое была потрачена масса усилий, внушало мне настоящую гордость. Я каждый день узнавала новые слова, учила арифметику и читала Библию. В «Чемпионе» у меня тоже имелась маленькая Библия в кожаном переплете, которую я читала, когда не разносила пиво, не прибиралась, не готовила и не старалась удержать Билла Перри от очередной выходки.

Громила расплакался, когда я вернулась с ярмарки с полным кошельком шиллингов и фунтов. Он назвал меня ангелом милосердия и спасительницей. Все его возражения против участия женщины в кулачных боях тут же испарились при виде денег, но я не отдала заработанное Биллу, потому что нужно было оплатить штрафы и счета, а он потратил бы все на раздачу бесплатного пива и ставки на бои, проходившие во дворе паба. Да что там, Перри отдал бы деньги любому голодающему бедолаге, а на оставшиеся средства прикупил еще парочку гравюр с портретом королевы.

Поэтому я оставила бархатный кошель у себя, а когда с пивоварни пришли за долгом, я полностью покрыла счет и заказала еще несколько бочек, расплатившись вперед. Билл же тем временем расхаживал вокруг, жалуясь, что я совсем прибрала паб к рукам.

Как-то в пятницу вечером, когда все долги были оплачены и мы получили свежее пиво, он встал перед всем залом и произнес:

– Чти отца своего, как говорится в твоей замечательной книге, Энни? Дитя должно повиноваться отцу!

На что я ответила:

– А в Исходе говорится: не укради. Это восьмая заповедь, которую Господь дал Моисею, а если ты отнимешь у меня эти деньги, то украдешь заработанное мной собственными кулаками и собственной кровью. И не произноси ложного свидетельства на ближнего своего, Билл. Это девятая заповедь, данная Моисею, которая означает, что ты должен говорить правду. А если ты этого не сделаешь, то отправишься в ад…

Как обычно, перебранка случилась, когда в «Чемпионе» было полно посетителей, уже накачавшихся пивом, веселых и норовящих вставить в спор свои пару пенни.

– Да он уже на полпути туда, Энни! – крикнул кто-то.

– Не возжелай пива ближнего своего, Билли! – подхватил другой.

Билл, пошатываясь перед гравюрой королевы, воскликнул:

– Боже, храни меня от дочернего непослушания! Храни меня от той книжной премудрости, которую она изучает! В голове у Энни уже слишком много слов, и она так и норовит высказать мне их все!

Гвоздарка, наблюдавшая за нашим представлением, крикнула:

– У меня в голове тоже есть кое-какие словечки, Билли!

– Так давай мы их послушаем, женщина! – откликнулся гвоздарь, с которым она пришла. – И хорошие, и грязные!

И вот так случалось каждый раз, особенно по пятницам. Билл кричал в облаках табачного дыма, бесновался, размахивая пивной кружкой, а я, вернувшись из школы, сидела за столом в уголке, читала и писала.

Мисс Эстер часто давала мне домой книги из своей библиотеки, рассказала о поэзии и о журналах, которые ей доставляли из Бристоля. Она уверяла, что в поэзии сосредоточена вся красота и вся правда о нашей жизни и о том, кто мы есть. А в журналах было много интересных и познавательных статей об истории, географии, политике и международных делах. В некоторых газетах печатали сведения об империи и деятельности ее королевского величества, о росте цен на пшеницу, уголь и железо, о падении акций. Еще мисс Эстер рассказывала мне о вулканах Ост-Индии, о горах и пустынях Африки, о войнах в Новой Зеландии между племенами маори и британскими поселенцами. Попадались и новости о преступлениях и ужасных злодеяниях в различных частях королевства.

Вот что я прочла в тот год после возвращения с ярмарки в Халлоу-Хит: произведения Китса и Вордсворта, дьявольски мрачное стихотворение «Ворон» американского поэта Эдгара Алана По, которое меня немного напугало, «Стихотворения преимущественно на шотландском диалекте» Робби Бёрнса, изложенные странным языком шотландцев. Мисс Эстер пояснила, что это песни, и в них встречались красивые слова, которые я пыталась запомнить, чтобы пересказать Джему, когда он придет из кузницы и мы отправимся гулять по пустоши.

Сердце мистера Бёрнса было разбито некоей шотландской девушкой, и мне понравились слова: «В цветущем терне птичий свист на сердце рану бередит». И мне показалось, что нет ничего прекраснее и печальнее; что цветущий терн есть и в нашей жизни, он есть на пустоши. Цветы и шипы – вот что сопровождает нас в жизни и в любви.

Еще мне очень нравилось длинное стихотворение Вордсворта, которое называлось «Ода. Ощущение бессмертия из времен раннего детства». Там поэт с грустью вспоминал о днях, когда все вокруг было озарено небесным светом, а потом он исчез, растаял тот мир, который Вордсворд так любил: луга, ручьи, рощи.

От слов «что прежде я видал, мне видеть не дано» мне даже захотелось расплакаться. Они напомнили о Большом Томе, о колышущихся цветах на лужайке, о шепоте дубовых листьев над головой в том месте, где мы с семьей однажды разбили лагерь. Все это давным-давно исчезло без возврата: скорее всего, на том месте уже построили железную дорогу или завод.

И я поняла, какое чудо таят в себе буквы. Эти черточки и крючочки на странице способны заставить меня плакать, или злиться, или захотеть вдруг обнять и поцеловать Джема Мейсона, провести ладонями по его твердым мускулам. Достаточно лишь сложить вместе простые символы на листе бумаги, и разум откроется и наполнится небесным светом. Мистер Вордсворт говорил, что мы приходим от Бога в лучах славы и с момента рождения находимся в раю, а потом все это уходит. В своей оде он выглядел очень опечаленным и полным сожалений. И то же самое можно было сказать обо всех поэтах, чьи стихи я читала. Казалось, невозможно написать стихотворение, не наполнив его печалью и сладостью. Одни и те же слова придавали стихам и горечь, и сладость: они постоянно были вместе, словно цветы и шипы. Майское цветение никогда не обходится без шипов.

Вскоре на уроках я стала читать книги и журналы, которые давала мисс Эстер, а потом мы просто разговаривали о них по несколько часов, пока мисс Джудит обучала младших. Так я узнала больше слов, получила новые знания о нашем мире, о королях и королевах, о дикарях и мудрецах, о морях и лесах, о кораблях, горах и замках Шотландии, о шахтах Уэльса, о голоде в Ирландии из-за неурожая картофеля, завезенного из Америки.

Еще мне нравилось гулять с Джемом по воскресеньям, когда он приезжал из Билстона на своем пони. Задира казался мне все краше, и мы почти не разговаривали – просто бродили по пустоши, держась за руки и иногда целуясь. На склонах мы собирали очанку для примочек, которые я делала из яблочного пюре и прикладывала к глазам Билла. Очанка – самый красивый цветок на лугу, и его было много в сухой траве пустоши.

Иногда, когда Джем обнимал меня, его приятель начинал выпирать из штанов, и я смеялась, глядя в страдальческое лицо моего возлюбленного. Надо сказать, что меня и саму снедали желания, но я знала, что от этого появляются дети, и сказала об этом Джему. Поэтому лишь ласкала его рукой, как делают с жеребцами, и его семя выплескивалось, а он слегка вскрикивал, будто ему было больно. Наши пылкие объятия в кустах на пустоши осенними воскресными днями казались мне одновременно смешными и прекрасными.

Джем сказал, что нам надо пожениться, и сделал для меня очень красивое тонкое кольцо из кованой бронзы, чей вес и тепло я теперь чувствовала на пальце. Внутри кольца Джем выгравировал: «Моей любимой Энни». Надпись вышла на загляденье: Джем попросил свою домохозяйку изобразить ему нужные слова, а потом кропотливо перенес их стальной иглой на внутреннюю сторону кольца. Для парня с такими крупными ладонями работа была чрезвычайно тонкая, но Мейсону удалось очень красиво написать буквы и завитушки между ними.

Когда он подарил мне кольцо, я чуть не лопнула от счастья. Мы стояли у канала на закате в ноябре, на холодном и колючем ветру, и красные лучи солнца вместе с заревом литейных цехов окрашивали кирпичи Типтона в мягкий розовый цвет жимолости. Джем вынул кольцо из жилетного кармана, протянул мне и сказал:

– Оно не золотое, Энни, но я обещаю тебе и золото, и все, что есть в этом мире… Выйдешь за меня?

Как тут было не расплакаться, согласитесь: розовый свет, колючий ветер и мой избранник с кольцом, сделанным собственными руками.

Но я попыталась увидеть, куда ведет эта дорога, и разглядеть вокруг знаки и предвестья. В итоге я решила, что мы поженимся, обязательно поженимся, но сначала предстояло позаботиться о Билле, чье зрение ухудшалось с каждым днем, и о его пабе. Мне нужно было раздобыть деньги, много денег, чтобы не приходилось все время балансировать на краю бездны. А кроме того – выяснить, что же случилось с моей мамой.

Поэтому мы с Джемом все обсудили и отправили записку Пэдди Такеру, и однажды вечером тот пришел в «Чемпион» и сказал, что готов устроить еще один бой для Задиры и Дочери Громилы. Он предложил провести соревнование на участке поля за пивной, а если удастся раздать листовки и развесить афиши, то соберется приличная толпа. Билл принял его условия и вместе с Джейни принялся распространять весть. Пэдди предупредил, что это будет не свободный бой для любого претендента, а настоящий призовой матч. Вскоре фермер из Лестершира по имени Инглби Джексон вызвался выступить против Джема, однако у Пэдди возникла проблема с поиском женщины, готовой сразиться со мной. Но перед уходом ирландец сказал:

– Не беспокойся, мы все устроим. Кажется, я знаю, кто может выставить подходящие призовые. Доверься Пэдди.

Мы решили, что поединок состоится назавтра после Рождества, когда наступает День подарков, и Пэдди захлопал в ладоши:

– Замечательно! Хороший бой – лучший подарок!

Незадолго до праздника сестры Уоррен попросили меня продемонстрировать свои умения и написать письмо в Бирмингем епископу, который давал церковные деньги для нашей маленькой школы. Этот очень важный и видный человек в церкви, все равно что лорд или король в светском мире, желал знать, какая работа проводится в приходе в пользу бедных. Мисс Эстер пояснила, что для репутации нашей школы будет очень хорошо, если ребенок, не умевший читать и писать еще полгода назад, сможет отправить епископу приветственное послание, составленное по всем правилам. Мисс Уоррен также отметила, что и ее отец порадуется, ведь епископ – его начальник. Правда, она сказала не «начальник», а «руководитель», но тут разницы нет.

Поэтому я как следует подумала над тем, какие слова написать, и примерно за неделю, попутно работая в пивной, сочинила такой текст:

Его преосвященству

епископу Бирмингемскому

Ваше преосвященство!

С глубочайшим уважением прошу Вас обратить внимание на это письмо, написанное собственноручно мной, мисс Энни Перри из Типтона.

Я учусь в школе для бедных нашего прихода, над которым попечительствует преподобный Элайджа Уоррен из новой церкви Святого Спасителя на Холме. Обучением детей в классах занимаются дочери преподобного, мисс Эстер и мисс Джудит. Обе они весьма умны и доказали свои навыки в преподавании грамоты юной бедноте нашего прихода.

Всего за полгода до написания Вам этого письма я не умела читать и писать, никогда не держала в руках Библии и не слышала содержащегося в ней Слова Божьего. Я жила во тьме и неведении о Его славе. Постигнув чтение и письмо в школе, я теперь могу читать Библию и делаю это каждый день. Сестры Уоррен наставляют меня в понимании стихов, глав и книг Библии. Знание Слова Божьего поистине открыло мне глаза.

Также мисс Эстер учит меня читать новости об империи и деяниях ее королевского величества. Мисс Уоррен получает немало познавательных газет и журналов, которые я читаю, чтобы обсуждать с ней многие интересные вопросы, такие как война и политика, а также получать сведения о росте и падении цен на железо, сталь, уголь и пшеницу в нашем королевстве, что весьма важно и для жителей Типтона, где делают железо и добывают уголь.

Мое сердце было чрезвычайно тронуто поэзией, с которой познакомила меня мисс Эстер. Я прочитала работы мистера Китса, мистера Вордсворта и мистера Роберта Бёрнса, и все они глубоко поразили меня и наполнили мое сердце теплом и красотой. Пожалуй, поэзию мне нравится читать больше всего.

Ваше преосвященство, я хотела бы выразить Вашей церкви почтительнейшую благодарность за возможность для такого бедного ребенка, как я, обрести дар чтения и письма, открывший мне глаза на славу Господню в нашем мире, полном порока и нужды.

Я круглая сирота и выросла при попечении и заботе мистера Уильяма Перри, владельца паба «Чемпион Англии» на Спон-Лейн. Он стал мне добрым и любящим отцом, и я рада, что теперь могу читать и разъяснять ему записки, которые он получает от магистратов и констеблей по поводу штрафов за драки и беспорядки, которые мистер Перри учиняет в пьяном виде, что с ним случается часто.

С пожеланиями Вашему преосвященству мирного и счастливого Рождества и благодарностью за время, уделенное чтению этого письма,

мисс Энни Перри

Я была довольна письмом и, думаю, отправила епископу достаточно слов благодарности в адрес сестер Уоррен. Кое-где я немного приврала: например, о том, что читаю Библию каждый день, пусть обычно я и правда уделяла этому много времени. А еще я назвала себя круглой сиротой, хоть и не была уверена, что мама в самом деле умерла. Но мой родной отец точно умер, так что наполовину сиротой я была в любом случае.

Мисс Эстер и мисс Джудит просили меня сначала показать им письмо, которое я собираюсь послать, но, сочинив текст до конца, я так им гордилась, что пошла на почту и отправила его по адресу: «Епископу Бирмингемскому, Бирмингем, графство Уорикшир». Начальница почтового отделения заверила меня, что письмо обязательно дойдет.

Глава семнадцатая

Кэп Фого сам удивился тому, что подрядился перевезти четыре огромные чугунные угловые стяжки по заказу Манчестерско-Бирмингемской железнодорожной компании. Он слыхал, как только достроят последний мост, откроется линия на Манчестер и основную часть угля, железа и гвоздей из Типтона на север начнут возить товарными вагонами. На юге уже так и произошло. Кэп больше не водил баржи с грузами в Бристоль, как делал много лет подряд: все грузы взяла на себя новая железная дорога.

Стоя у румпеля угольной баржи, тащившей на север огромные Г-образные конструкции, Кэп понимал мрачную иронию: он собственными руками помогал лишить себя работы.

Он даже установил на баржу паровой двигатель, и теперь она с шумом тащилась по тихому каналу, выплевывая нелепые облака дыма и пара. Конечно, так получалось быстрее, но Кэп скучал по тихому топоту копыт и скрипу каната. Постоянный лязг и гул двигателя действовал ему на нервы всю дорогу. А еще ему пришлось нанять двух молодых гвоздарей, чтобы проводить баржу через шлюзы, потому что Билл Перри больше не мог работать, а зрение у него затуманилось настолько, что глазами ему служили Джейни и Энни. При этом Кэп был вынужден нанимать двоих здоровенных парней, чтобы выполнять работу, с которой Билл справлялся один. Сейчас парни дремали на носу баржи в ожидании следующего шлюза.

Железная дорога тянулась на северо-запад в основном параллельно каналу, держась ровной местности и огибая холмы, где это было возможно. Но ветке, строительство которой сейчас заканчивали, требовалось пересечь овраг на самой окраине Нантвича, чтобы встретиться с путями, следующими от Ливерпуля и Манчестера. Стяжки высотой в три человеческих роста, которые везла баржа, как раз и предназначались для каменных колонн, по которым линия должна была пересекать бездну.

Там, где каналы поднимались и опускались на шлюзах или проходили прямо сквозь холмы по тоннелям, железная дорога шла по верху, подминая под себя все, что оказывалось под ней, – так представлялось Кэпу.

И все же железнодорожные компании приносили хорошие деньги, и новые пути строились повсюду. Нынешнее время назвали «железнодорожной манией», и в Лондоне за счет спекуляции на ценах обретались и сжигались целые состояния. В газетах Кэп прочитал, что только за год парламент принял 272 закона об учреждении новых железнодорожных компаний.

От перемен, сопровождающих бурное строительство вокруг Типтонской гавани, где Кэп держал свои баржи, у него в последнее время кружилась голова. Дня не проходило, чтобы рабочие не возводили новые стальные леса или не сносили дощатые хибары, теснившиеся вдоль берега канала. Спокойствия, которое Кэп находил за «Чемпионом» летними вечерами, больше не было. С привычного места на корме баржи, глядя на запад в сторону Билстона, он больше вообще не видел зелени. Большая часть деревьев, что когда-то росли вдоль бечевника, зачахла и погибла давным-давно; листья у них почернели от копоти и железной пыли. Поодаль, где раньше был луг, теперь высились груды черного шлака.

Город тоже менялся. Новая железнодорожная станция с классическими колоннами, подпирающими широкий портик, выходила на центральную улицу, где едва ли не каждый день открывались очередные магазины и лавки: кооперативный магазин, ателье женского платья, булочная и скобяная лавки, даже торговля пивом. Кэп никак не мог взять в толк, откуда у людей деньги, чтобы шиковать в новых магазинах, ведь в многолюдных трущобах дети по-прежнему бегали босиком, с пустыми от голода глазами, а мужчины и женщины все так же работали по двенадцать часов в шахтах и гвоздарных мастерских. Почти все время над Типтоном висела неизбежная пелена клубящегося черного дыма.

Но у некоторых деньги все-таки водились – например, у богатеев с холма, которые по воскресеньям прохаживались в новом парке Виктории со свежеустановленной статуей графа Дадли, подальше от грязного порта, вид на который вскоре должны были закрыть липы, высаженные ровным рядом вдоль южной ограды. Вряд ли работники заводов, где отливались решетки ограды, по воскресеньям могли прийти сюда и гулять среди клумб по выложенным кирпичом дорожкам.

Кэп прищурился, выводя свою посудину к середине канала, чтобы пройти под мостом. В последнее время баржи на канале встречались все реже, и ему почти не приходилось останавливаться, чтобы пропустить другое судно. Упадок имеет и свои преимущества, решил он. Когда нос баржи оказался под мостом, Кэп поднял голову и увидел приклеенный к опоре плакат: «Разыскивается! Негодяй по прозвищу Черный Плащ…»

Вот уж у кого деньги точно есть, подумал Кэп.

Всего неделю назад на Вулвергемптонской дороге снова ограбили двоих приказчиков. В последнее время те стали путешествовать парами, если везли деньги. Теперь из Бирмингема можно было добраться и на поезде, но Кэп подозревал, что подручные расковщиков решили сэкономить несколько пенни, отправившись пешком и неся сумки с деньгами в руках.

Приказчики считали себя в полной безопасности, потому что Черный Плащ не объявлялся уже несколько месяцев, а у них обоих было по заряженному пистолету. Они покинули «Чемпион» в пять, когда начало смеркаться, целый день проведя вдвоем за выпивкой за угловым столом, поскольку никто вокруг не желал с ними разговаривать. Кэп, сидя на табурете возле барной стойки, видел, как один из приказчиков зажег фонарь, прежде чем пуститься по дороге вверх по холму в сторону Вулвергемптона.

Деревьев и живых изгородей вдоль дороги уже почти не осталось, и приказчики, несшие деньги, решили: если уж Черный Плащ и пойдет на ограбление, то выберет дорогу, где укрытий больше.

Но они ошиблись. Дорога обогнула церковь и парк, а когда приказчики вышли в чистое поле, миновав сложенные штабелями стойки строительных лесов и кирпичи возле недавно возведенных домов, в темноте за спиной раздался топот копыт.

Их окликнули:

– Обернитесь, джентльмены!

Потом последовали вспышка и грохот пистолетного выстрела. Приказчик с фонарем получил пулю в плечо. От удара его отбросило в сторону, фонарь с лязгом упал на землю и погас.

– Убивают! – крикнул приказчик.

Другой запутался в собственной одежде, отчаянно пытаясь дотянуться до пистолета. Пока он силился нащупать рукоять, вопя: «Грабят! Убивают!», в него врезалась лошадь нападавшего, и бедолага оказался под копытами. При падении пистолет сам собой выстрелил, и в яркой оранжевой вспышке, на мгновение осветившей происходящее, перед насмерть перепуганным приказчиком предстал словно замерший во всполохе выстрела спешивающийся всадник в развевающемся черном плаще.

Ограбленные бегом вернулись в «Чемпион», где Энни перевязала им раны. Пистолетная пуля налетчика проделала в правом плече одного из них аккуратную дыру, но ему повезло: ни артерии, ни кости не были задеты.

Когда появился констебль, чтобы собрать показания, ему осталось только вздохнуть:

– За это время он мог уже и Бирмингем проехать. Завтра мы там все осмотрим. Возьмем фонари и проверим, не попытается ли он напасть еще раз.

– Тому, кто его поймает, положена награда в двадцать фунтов, сэр, – сказал раненый приказчик.

Констебль Перкинс пожал плечами:

– В этих местах полно глухих дорожек и тропинок, сынок. Тут сам черт его не выследит, если не застать грабителя на месте.

Среди собравшихся в пивной посетителей многие поразились смелости и мастерству налетчика. Джок Конвей, седой шахтер-шотландец, покачал головой:

– Он никогда не убивает: только пуля в плечо. Должно быть, неплохо умеет управляться со стволом.

Сьюзи Джиу, пристроившаяся на коленях мужа, здоровенного бородача по имени Робин, добавила:

– К тому же в темноте… Он попадает человеку в плечо в темноте.

– Когда его поймают, окажется, что это солдат, вот увидите. Они умеют так стрелять, – вставил другой шахтер, вытянув шею, чтобы разглядеть, как перевязывают раненого.

– Да уж, в выдержке ему не откажешь, надо признать, – сказал констебль Перкинс.

– Раз уж он забирает деньги расковщиков, мне плевать, поймают его или нет, – откликнулась Сьюзи.

Тот из приказчиков, что не был ранен, напомнил:

– Однажды он взял и вашу плату, женщина. Черный Плащ не всегда ворует хозяйские деньги. Но какой же он здоровенный – чуть насмерть меня не затоптал.

Энни налила констеблю кружку пива и отправилась в кладовку за баром устраивать постели для ночевки приказчиков. Каждый заплатит ей по таннеру за постель и чай с хлебом, которые получит утром.

Билл весь вечер молча сидел в своем кресле у камина, попивая пиво. Он, казалось, ушел в собственные мысли, пока вокруг разыгрывалась драма с ограбленными приказчиками.

Констебль взял кружку и сел напротив Перри.

– Это вы, констебль? – спросил тот.

– Ага, Билл. Это Джек Перкинс.

– Будь у меня глаза получше, я бы помог найти этого грабителя.

– Знаю, Билл.

– Так что вы знаете об этом парне?

– Ну, он здоровый, – ответил констебль. – Носит черный плащ. У него есть лошадь, шустрый маленький серый пони. Выговор у парня местный. Еще он умеет стрелять из пистолета и знает, как скрыться, не оставив никаких следов после своего появления. Ага… Еще он носит красную ленту на левом запястье. Леди Уилсон-Маккензи ее заметила.

Билл вздохнул и откинулся в кресле, подставляя лицо теплу от горящих углей.

– Честно говоря, я желаю удачи этому парню, Джек. В самом деле. Нельзя винить человека за то, что он грабит приказчиков, которые, в свою очередь, грабят честных работяг.

Констебль Перкинс осушил кружку и тихо ответил Биллу:

– Да, пожалуй, нельзя. Но теперь нам придется за ним побегать, особенно когда сэр Эндрю узнает, что совсем рядом с Ардли случился еще один налет. Вот увидишь, сэр Эндрю еще напишет в Бирмингем главному констеблю.

Той же ночью в своем укрытии из веток и переплетенных папоротников в самой отдаленной и лесистой части Типтонской пустоши Черный Плащ пересчитывал деньги из сумок при свете костра. Всего вышло шесть фунтов монетой. Неплохо. Но ему нужно было больше, раз уж он вернулся в эти места. Здесь деньги повсюду, подумал он, прислушиваясь к тому, как бьет копытом в темноте его пони.