Текст книги "Кулачные бои в легком весе"
Автор книги: Мик Китсон
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)
Глава тридцать шестая
Укрывшись от непогоды в храме, сэр Эндрю выслушивал историю лорда Ледбери о том, как он с гостями отправился в лес на пикник в греческом стиле и случайно наткнулся на окровавленных Энни Перри и Джема Мейсона, которые стояли над телом женщины со сломанной шеей, лежавшим на полу храма.
– Наверное, какой-то странный цыганский ритуал на летнее солнцестояние, – заключил свой рассказ его светлость и указал сэру Эндрю дорогу к лагерю Перри.
Энни и Джем бежали со всех ног сквозь непроглядную тьму леса, когда вспышка молнии осветила фургон и стреноженных лошадей под проливным дождем. Они стремглав бросились туда.
Билл по-прежнему сидел в кресле под струями дождя, весело пел и бормотал что-то себе под нос, а Пэдди и Джейни укрылись в палатке. Радом с Биллом в темноте поблескивал фонарь.
Когда Энни и Джем подбежали к лагерю, Билл окликнул их:
– Кто там?
– Это я, Билл! – крикнула Энни. – Сюда едет сэр Эндрю с констеблями! Они хотят арестовать нас! Полиция уже у храма!
Со стороны палатки подбежал Такер и крикнул девушке:
– Ты получила деньги?
– Деньги у меня, Пэдди, но там все пошло наперекосяк! Надо немедленно уходить!
Джем поспешил к лошадям, снял с них путы и повел к фургону.
– Никто меня не арестует! – бушевал Билл. – Никто не арестует Билла Перри! Я не пойду в тюрьму!
– Сейчас не время, Билл, – бросила Энни. – Деньги у меня в панталонах. Надо немедленно бежать, иначе они нас схватят!
Но Билл отказывался бежать, тем более от полиции. Ему было хорошо и здесь, под дождем, с пистолетом и пивом.
– А вы с Джемом уходите, Энни. Берите лошадей и бегите. Оставьте меня здесь, я задержу констеблей.
– Надо уходить, Билл! – крикнул Пэдди.
– Я и с места не сдвинусь, – заявил Громила.
Джейни подошла к нему и сказала:
– Я останусь с ним. А вы трое уходите. Мы постараемся их немного задержать. Можете послать за нами, когда будете в безопасности.
Джем взнуздал лошадей. Дождь начал затихать, и раскаты грома гремели уже в отдалении.
– Поторопись, Энни! Меня повесят, если я и правда пришиб ту бабу.
Энни поцеловала Билла, и старый боец улыбнулся. Капли дождя блестели у него на лице.
– У меня есть деньги, чтобы выкупить тебя из долговой тюрьмы, – сказала Энни. – Мы вернемся к тебе, и все будет хорошо, Билл.
– Я люблю тебя, моя малышка, – ответил он.
За деревьями констебли и сэр Эндрю перешли на галоп, следуя вдоль мраморной дорожки к озеру.
– Я сяду с тобой, Энни! – крикнул Пэдди.
Девушка вскочила верхом на пони, а Такер уселся позади нее. Джем развернул свою лошадь и крикнул:
– Поехали!
Энни обернулась и сквозь пелену дождя разглядела Билла, сидевшего в тусклом свете фонаря. Он держал в руке пистолет, направив его в сторону деревьев, а у его ног мок под дождем портрет королевы.
Трое всадников ускакали в ночь.
Билл услышал топот копыт: констебли приближались к лагерю. Он приказал:
– Джейни, спрячься в палатке!
– Только не стреляй ни в кого, Билл! – крикнула в ответ Джейни. – Порох наверняка намок.
Громила сидел с улыбкой на губах, повернувшись в ту сторону, откуда приближались всадники. Он рявкнул:
– Ну, попробуйте меня достать! Я чемпион Англии и никому не позволю оспаривать мое первенство! Если не остановитесь, у вас будут большие проблемы, джентльмены!
Всадники выскочили из-за деревьев.
Порох не намок. Несмотря на ливень, он каким-то чудом остался сухим под жилетом Билла. И теперь Перри, не видя цели, поднял пистолет. Последовала вспышка, грянул выстрел, раскаленный шарик свинца вырвался из ствола, и над головой Билла взметнулось облачко дыма.
Позднее это назовут везением слепого, потому что пуля, прорезав сырой воздух, угодила прямо в грудь сэру Эндрю Уилсону-Маккензи, выбив его из седла. Он умер еще до того, как тело с глухим стуком рухнуло на землю.
Констебли спешились и укрылись за деревьями, вглядываясь сквозь дождь в свет фонаря Билла.
Громила услышал, как тело сэра Эцдрю упало на землю, обернулся к палатке и крикнул Джейни:
– Кажется, попал! Мимо Билла Перри так просто не пройдешь!
Он начал петь «Боже, храни королеву», и в этот момент один из констеблей прицелился и выстрелил. Билл Перри рухнул ничком с пулей в голове.
Глава тридцать седьмая
Слава богу, Джем умел ездить верхом, поэтому мы просто следовали за ним, пока он несся вверх по холму подальше от Ледбери-Корт, а Пэдди, обхватив меня за талию, все спрашивал, перекрикивая свист ветра и лошадиный топот:
– Деньги точно у тебя? Ты уверена?
Дорожка была мягкая и вязкая, нас залепило грязью и исхлестало высокой травой, но обе лошадки оказались крепкие, и ехали мы быстро. Дождь бил мне прямо в лицо, и круп лошади Джема то и дело расплывался в глазах и пропадал из виду. Когда сверкнула молния, я увидела, что тропа ведет к густой роще. В свете молнии показалось, что серебристая дорожка тянется прямо в ад, а буря ревела так, словно демоны приветствовали нас.
Я слышала за спиной бормотание Пэдди и, уловив обрывки слов в промежутках между ударами грома, поняла: он молится! Он бормотал молитвы о нашем спасении!
Когда мы добрались до вершины холма, дождь прекратился, ветер утих, и на небе показалась земляничного цвета луна, мимо которой проносились клочья облаков. Мы остановились и посмотрели вниз на залитый лунным светом Ледбери-Корт. У подножия, в начале тропы, мы увидели качающиеся фонари четверых всадников, гнавшихся за нами легким галопом.
Я поняла, что у Билла не вышло надолго задержать погоню, и ощутила смутную тревогу за него и Джейни.
Джем ударил пятками по бокам своего пони, направляя его в рошу, и мы принялись петлять среди деревьев по звериным тропам. Лошадки ступали уверенно и послушно. Нет в этой жизни ничего более надежного, чем хороший пони. Такому можно доверить свою жизнь.
Тропинка провела нас сквозь лес к лугу у реки, через которую был перекинут старый каменный мост. На том берегу виднелась деревня; шпиль церкви, мокрый от дождя, поблескивал в лунном свете. Тем временем над рекой начал собираться туман.
Я понимала, что нам надо сбить преследователей со следа, сделать неожиданный ход – как во время боя, когда противник думает, что раскусил тебя, и реагирует ожидаемым образом.
Вдоль берега реки тянулась каменная стенка, и Джем перепрыгнул ее. Я последовала за ним и крикнула Пэдди:
– Пригнись!
– Пресвятая Матерь Божья! – заверещал тот, когда мы перемахнули через ограду.
На той стороне дорожка шла в одну сторону к мосту, а в другую – к густому кустарнику. Джем повернул лошадь к мосту, но я закричала:
– Нет! Не туда! В ту сторону…
Потом я спешилась и помогла Пэдди слезть с лошади.
– Что ты делаешь? – удивился Джем.
– Скачи в ту сторону и проложи следы до моста, а потом возвращайся сюда, – ответила я.
– Это какая-то цыганская уловка, Энни? – рассмеялся он.
– Ага! Просто сделай, как я сказала!
Он пустил лошадь вскачь к мосту, утаптывая траву и грязь, а потом вернулся по собственным следам. Затем Джем спешился, и мы забрались в кусты. Я услышала, как из рощи над нами выехали всадники. Они перекрикивались между собой, и до нас доносился лязг фонарей на шестах, хотя под луной было светло как днем. Преследователи медленно подъехали к стенке, и только один констебль, на крупной охотничьей лошади, сумел через нее перепрыгнуть. Он крикнул остальным:
– Давайте в объезд! Найдите ворота!
Мы слышали, как всадники ворчат, проклиная скакунов, не решившихся взять препятствие. Пэдди держал наших пони, а мы с Джемом из зарослей терновника наблюдали, как констебль рассматривает следы.
– Туда! Они поехали через мост! – крикнул он и поскакал к деревне.
Мы пошли по тропинке вдоль кустов, ведя лошадей в поводу, чтобы следы были не так заметны. Вокруг стояла тишина: только стук капель, падающих с листьев, и тихий шелест реки, сияющей розовой лентой в призрачном свете земляничной луны.
Не меньше мили мы шли, стараясь шуметь как можно меньше, пока Джем не сказал:
– Они поймут, что мы пустили их по ложному следу, Энни, и тогда вернутся сюда.
Чуть дальше кусты заканчивались, и за воротами луг выходил к реке. На дальней стороне стояли две кибитки с привязанными поблизости лошадьми. Повсюду лежали груды ивовых прутьев, а на крышах фургонов гроздьями висели корзины всевозможных форм и размеров. В сырой траве дымил костер, а на ступеньках кибитки дремала старуха, укутанная в белую шаль. Даже с другой стороны луга мне был виден ее разинутый рот.
– Энни, цыгане! – воскликнул Джем. – Они могут нас выручить.
Я все еще была полуголой, в одной кожаной тунике, в которую нарядил меня его светлость, поэтому, накинув для приличия сюртук Пэдди, я пошла через луг к табору. Лошади шарахнулись, заметив меня на залитом лунным светом и затянутом туманом поле, и старуха проснулась. Сложив пальцы в оберег от несчастий, она позвала:
– Мэнни!
Из большой кибитки вышел высокий смуглый мужчина в штанах и жилете и уставился на меня. Не знаю уж, за кого он меня принял в таком виде – заляпанную грязью, измазанную в запекшейся крови, босую и одетую лишь в кожаное платье под красным сюртуком Пэдди.
Цыган остановился, уперев руки в боки, рассмеялся и воскликнул:
– Кого я вижу?! Неужели это Энни Лавридж?!
Я не встречала Мэнни Ли с тех пор, пока еще был жив Большой Том. Но я помнила, как этот приятель нашего Томми вечно дразнил нас, когда мы встречались на ярмарках, носились по траве и играли в стогах сена. Он был из семейства Ли, которое странствовало по Англии, хотя многие, как мне рассказывала мама, давным-давно перебрались в Америку. И все они знали Большого Тома.
Мы привели Джема, Пэдди и лошадей, и Мэнни поставил на огонь котелок. К нам подошла его жена Лилия с дочкой на руках – самым очаровательным крошечным созданием, которое я видела в своей жизни. Малышку звали Лавиния.
Дальше последовала долгая история моей жизни и злоключений. Все Ли знали, что меня продали, а мама умерла в лечебнице. Знали они и о том, что мальчиков выслали, но я не стала рассказывать, что Томми уехал в Америку, соврав, будто он отправился в Уэльс с табором, который встретил по пути, и теперь торгует лошадьми на севере.
Пэдди очень переживал за свой мешочек с деньгами и постоянно прижимал его к себе. Но я знала, что цыгане позаботятся о нас и не причинят вреда. Пэдди развел собственный костерок в стороне от кибиток и до самого рассвета сушил у огня банкноты и пересчитывал монеты.
– Мы никому больше не позволим причинить тебе вред, Энни Лавридж, – заявил Мэнни.
Он поставил на огонь похлебку. Я была голодна как волк, и мы все с жадностью уплетали кролика с репой и черным хлебом. Мэнни, Лидия и старуха направлялись в Глостершир, чтобы торговать на ярмарках корзинами. Старуха говорила только по-цыгански и без конца таращилась на Джема, гладя его волосы и приговаривая:
– Шу кар… шукар… Ме гамау дут…
– О чем это она, Энни? – спросил Джем.
– Кажется, она говорит, что ты красивый… – ответила я. – И ты ей нравишься.
Было странно вновь слышать цыганскую речь – словно далекое птичье пение. Старуха обмыла мне раны и залепила их целебными травами и листьями, которые собрала на обочине и в лесу, как это делала мама, а еще нашла мне юбку, рубашку и шаль. Мэнни уступил нам свою большую кибитку, и мы с Джемом улеглись на кровать в задней части, а Пэдди устроился на полу. Уснули мы быстрее, чем гаснет задутая свеча.
Я очнулась от стука в стенку кибитки и голоса Мэнни:
– Не высовывайтесь. Приближаются всадники.
Мы слышали, как подъехали лошади и мужской голос произнес:
– Мы ловим троих беглецов, разыскиваемых за убийство. Видели кого-нибудь в этих местах?
– Здесь только мы, сквайр, – ответил Мэнни. – Как раз собираемся в путь. Больше никого не было.
Я услышала, как человек спрыгнул с лошади и тихо сказал:
– Вот и славно, что вы уезжаете. Нам здесь цыгане не нужны. Мы разыскиваем женщину по имени Энни Перри, занимавшуюся кулачными боями. Она ведь из ваших, верно?
– Никогда о ней не слышал, сквайр, – заявил Мэнни. – Мы только вчера приехали из Честера.
Его собеседник промолчал и отошел от кибитки. Один из всадников попросил:
– Принеси нам ведро воды для лошадей, парень. Мы скакали всю ночь.
– Сейчас, – ответил Мэнни, и я услышала, как он наполняет ведро из бочки для дождевой воды, стоявшей за нашей кибиткой.
Старуха начала бормотать цыганские проклятия в сторону незваных гостей, и всадник велел:
– Скажи ей, пусть заткнется!
Вернулся первый преследователь и заметил:
– Эй, парень, а на той паре лошадей недавно долго скакали!..
Я затаила дыхание, а Джем прижал меня к себе.
– Как сюда приехали, я первым делом погонял лошадок вдоль реки, – ответил Мэнни. – Они несколько дней тянули кибитку и теперь еле скачут. Нужно их продать. Уверен, если захотите их взять, они будут побыстрее ваших старых кляч. Дадите хорошую цену – и я добавлю еще пару корзин в придачу. Могу почистить пони, если будете брать.
– А ты своего не упустишь, верно? – рассмеялся один из констеблей.
– Нам не нужны твои лошади, цыган, – бросил первый всадник. – И вы нам в этом приходе не нужны. Поэтому выметайтесь до полудня, или мы вас арестуем за бродяжничество.
Я услышала, как удаляется топот копыт, а старуха кричит вслед всадникам страшные проклятия. Пэдди все это время продолжал спать, крепко прижимая к себе мешочек с деньгами.
Два дня мы странствовали с Ли. Они колесили по всей округе, пока мы не приехали в Бирмингем к железнодорожной станции с изрыгающими пар и лязгающими локомотивами.
Друзья высадили нас возле канала, и Пэдди предложил затаиться в районе, который был ему хорошо известен. Я хотела дать Мэнни денег за помощь, но он отказался, поэтому мы оставили ему обеих лошадей, чему он очень обрадовался. Все Ли по очереди обняли нас на прощание, причем старуха поцеловала Джема и чуть сжала ладонью его пах. Мэнни пообещал молчать о нашей встрече, и я ему верила. Мне было очень приятно, что нам помог один из моих соплеменников.
Повсюду висели объявления о нашем розыске, а в газетах писали, что Билл был застрелен констеблем после того, как убил сэра Эндрю. Нас с Джемом разыскивали за убийство Молли Стич и сообщничество с грабителем Томасом Лавриджем по прозвищу Черный Плащ. Еще нас обвиняли в том, что мы украли у лорда Ледбери двести двадцать пять фунтов банкнотами.
Я читала газетные репортажи Пэдди и Джему при свете свечи в комнатушке без окон на берегу канала в Бирмингеме, где мы прожили две недели, пока Пэдди с Кэпом готовили наш отъезд в Ливерпуль и последующее путешествие в Америку.
В статье под названием «Злодеяния в Ледбери-Корт» говорилось, что я известный кулачный боец, а Джем, также известный под прозвищем Билтонский Задира, является моим женихом. Там говорилось, что мы убили Молли Стич в отместку за поражение в предыдущем бою, однако не было ни слова о том, как она оказалась в Ледбери-Корт и почему была наряжена Горгоной. Еще в статье сообщалось, что мы незаконно разбили лагерь на земле, принадлежащей лорду Ледбери, известному спортсмену и организатору светских увеселений.
В газете писали, что с нами, скорее всего, путешествует мистер Патрик Такер, ирландский торговец краденым. Для маскировки Пэдди остриг волосы и сбрил бороду и мог свободно приносить нам еду и питье. Нужду приходилось справлять в ведро, которое потом выливали в канал.
Пэдди заплатил своим приятелям, чтобы те доставили записки в Типтон, и мы узнали, что после смерти Билла Джейни удалось сбежать и спрятаться. Она вернулась в порт и жила в гвоздарной мастерской. Мне пришлось долго спорить с Пэдди, сколько денег ей переслать. В конце концов мы отправили сорок фунтов – достаточно, чтобы Джейни могла купить дом и еще немного осталось. «Чемпион Англии» конфисковали в пользу кредиторов Билла, а землю продали добывающей компании сэра Эндрю для строительства нового коксового цеха.
Старого Билла не стало, и меня терзали смешанные чувства. Какое-то время я плакала, но при этом понимала, что все идет своим чередом, как и шло с того самого дня, когда в Халлоу-Хит Громила остановился перед Томми, державшим меня на руках. Я принесла счастье в жизнь старого бойца: рядом со мной, Джейни и Джемом он получил куда больше радости и смеха, чем если бы остался один. Он прожил насыщенную жизнь, а теперь она подошла к концу, и те, кто знал Громилу, не забудут его, а кто не знал, так и не узнают.
Я все это понимала, но там, в крошечной комнате в Бирмингеме, где мы вместе с Джемом провели несколько недель, меня охватила глубочайшая и непреодолимая меланхолия. Никогда прежде, даже после известия о судьбе мамы, братьев и сестер, я не чувствовала такой свинцовой тяжести. Китс писал, что меланхолия приходит «внезапно, будто туча дождевая, что напоит поникшие цветы, холмы в покров апрельский одевая»[24]24
Дж. Китс. Ода меланхолии.
[Закрыть]. Вот и мой зеленый холм вдруг оказался укрыт плотным, удушающим покровом.
Я лежала на соломенном матрасе в крошечной вонючей комнатке и не шевелилась, просто не могла пошевелиться. Я не чувствовала ни грусти, ни злости, ни жгучей боли потери. Самое страшное, что я не чувствовала вообще ничего, словно умерла. И только вонь и шум с улицы напоминали мне, что я на самом деле еще жива. Мне казалось непосильным трудом даже заговорить, когда Джем приносил мне чай, хлеб или свечи. Он постоянно болтал со мной, держал за руку, утирал пот со лба. Мое состояние доводило его до слез, и он умоляюще спрашивал:
– Скажи, что мне сделать, Энни? Я готов на все, лишь бы ты снова начала разговаривать.
Но даже слезы на его прекрасном лице были не в силах вывести меня из ступора, и, по правде сказать, Джем ничего не мог тут поделать. Пэдди, зайдя проведать меня, сказал:
– Бедная девочка просто сломалась, Джем. События последних месяцев стали для нее слишком тяжким грузом. Томми, ее мама, братья, крошки сестры, страх перед работным домом, бои, угроза смерти от руки Молли Стич, побег, прятки, а теперь вдобавок не стало Билла и мы в бегах. Это ее подкосило.
Я слышала его будто издалека, словно он говорил шепотом в другом конце длинного переулка, и у меня перед глазами слова Такера обретали образы, точно фигуры в ярмарочном балагане, молча движущиеся на полутемной сцене.
– Не говори так, Пэдди, – сказал Джем. – Найди ей доктора. Приведи его.
Глава тридцать восьмая
Кэп нашел в Ливерпуле старшего помощника с парохода, который согласился посадить Джема и Энни на борт, когда судно в следующий раз встанет под загрузку перед рейсом до Филадельфии. Этот человек взял десять гиней сверх обычной платы и передал Кэпу билеты и проездные документы. Он заказал каюту на имя мистера и миссис Уильямс из Бирмингема. Все доки пестрели объявлениями о розыске беглецов, и Кэпу пришлось довериться старому приятелю. Этот славный парень из Стаффордшира вместе с Кэпом таскал баржи черт знает сколько лет тому назад, и Кэп решил, что ему можно верить.
В Вустере коронер графства вынес вердикт о неправомерном лишении жизни сэра Эндрю Уилсона-Маккензи неким Уильямом Перри и о правомерном лишении жизни Уильяма Перри, известного кулачного бойца, констеблем Стирсом. Гибель Молли Стич от удара по голове была признана неправомерным лишением жизни со стороны Энни Перри (также известной как Энни Лавридж) и Джема Мейсона.
Были выслушаны показания сержанта Эванса и констеблей Стирса, Гринли и Маклина. Лорда Ледбери не вызывали, однако ему вынесли порицание и оштрафовали на пять гиней за организацию незаконного боксерского поединка. Сержант Эванс рассказал суду, как он с другими полицейскими гнался за беглецами через лес в сильную бурю, но потерял след.
Магистрат, заседавший вместе с коронером, выдал ордер на арест Энни Перри, Джема Мейсона и Пэдди Такера и распорядился развесить плакаты о розыске по всему Вустерширу, Уорикширу и Стаффордширу. За информацию, которая приведет к поимке любого из троих преступников, назначили награду в двадцать гиней.
В Типтоне в солнечный летний день, когда на новом приходском кладбище хоронили Билла Перри, гвоздари, шахтеры и литейщики устроили импровизированные поминки возле закрытого паба. Были выставлены бочки с пивом, играли скрипки и гармоники, и улицу заполонили бывшие завсегдатаи «Чемпиона Англии». Из досок и тюков сена соорудили танцевальную площадку. Руководила торжеством Джейни Ми, которая организовала похороны и первой затянула хриплым голосом: «Спасибо, Билл Перри, что дарил нам веселье!» Выцветшую вывеску сняли и водрузили на козлы, украсив лилиями и бордовыми розами, а перед ней поставили принадлежавший Биллу портрет королевы и его любимую кружку.
Все распевали песенки, высмеивающие смерть сэра Эндрю Уилсона-Маккензи, а один местный менестрель под ликующие возгласы толпы исполнил новую балладу под названием «Грозный Громила Билл». Джейни предложила любому мужчине выйти с ней на бой на один раунд в память о Билле. Откликнулся только старый Джок Конвей, и парочка устроила перед восхищенными гуляками шуточный поединок, в конце которого Джок прикинулся, будто отправлен в нокаут, и плюхнулся на свою костлявую старую задницу. Пришли чартисты из Бирмингема и обратились к толпе с речью, в которой прославляли Билла Перри как героя, боровшегося за права простых людей против тех, кто наделен властью и привилегиями.
Танцы, песни, пьянка и драки продолжались, пока не пришли констебли, чтобы разогнать толпу, но их угостили пивом, и они остались до самого рассвета.
В церкви Святого Михаила на Холме на похоронах сэра Эндрю у беломраморной гробницы были лишь леди Уилсон-Маккензи, Джозайя и Джеремайя Бэтчи и мистер Поттедж из приходского совета. Службу вел преподобный Элайджа Уоррен. Через час после похорон ветер переменился, и копоть из порта начала хлопьями оседать на свежем мраморе, оставляя грязные серые пятна.








