Текст книги "Кулачные бои в легком весе"

Автор книги: Мик Китсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Шахтеры и констебли рассмеялись, и один из них крикнул:

– Поставлю шиллинг на твою победу, Энни!

А другой прокричал:

– Дам тебе шиллинг за поцелуй, Энни!

Они сидели, пока совсем не рассвело и Энни не услышала, как наверху заворочались Джейни и Билл. Тогда она встала возле стола и объявила компании:

– Хватит на сегодня, парни. Нам нужно приготовиться к открытию, да и ром закончился. А еще вы разбудили Билла, поэтому вам нужно убраться, пока он не спустился. Сами знаете, каков Громила, если пропускает всю попойку.

Все выпили по последней и собрались уходить, застегивая пальто и плащи и разбирая сохнувшую у камина обувь. Сэр Эндрю, достаточно напившийся, чтобы забыть о прежней враждебности, ласково похлопал девушку по плечу, положил ей в ладонь три фунта и сказал:

– Ты хорошая девочка, Энни Перри, хоть и цыганка, и вот тебе награда за гостеприимство.

Принимая у него деньги, она еле сдерживала смех, ведь наверху прятался Томми, а под барной стойкой лежали его пистолеты. Когда все ушли, Энни поднялась к себе. Ее брат крепко спал, свернувшись под кроватью. Тогда она принесла снизу пистолеты и спрятала их в ящике под нижними юбками и панталонами. Здесь оружие пока будет в безопасности.

Спустившись и заняв место в своем кресле у камина с утренней кружкой пива, Билл сказал:

– Да у тебя тут ночью была настоящая гулянка, девочка моя. Джем приходил? Вот не дай бог мне застать его в твоей кровати…

– Нет, Билл, это был не Джем, – сказала Энни. – Но у нас и в самом деле гость.

Глава двадцатая

Мы решили прятать Томми в моей комнате. Билл с радостью согласился вступить в игру и укрывать Черного Плаща наверху, пока внизу Джек Перкинс попивает пиво. Я молилась, чтобы Билл, поднабравшись, не проболтался, но он не подвел. Как только все разошлись и мы заперли двери на засов и опустили шторы, он предложил позвать Томми и послушать его рассказ у камина. По случаю наступающего Рождества он даже закрыл заведение раньше обычного, с криками и топотом выставив всех за дверь, пока внутри не остались только он, я и Джейни. Уже выходя, Джок Конвей спросил меня:

– Громила, часом, не заболел, Энни? Раньше он никогда так рано не закрывался. Что с ним?

– Не волнуйся, Джок, – ответила я, – он просто стареет. Ему захотелось тишины.

Когда все ушли, Билл хлопнул в ладоши и сказал:

– Пускай-ка Черный Плащ спустится и расскажет нам о своих приключениях!

На деньги, полученные от сэра Эндрю, я купила на Рождество хорошего большого гуся, пудингов и бренди. Утром пришел Джем, в лучшем сюртуке и при галстуке, а я надела шляпку и шаль, и мы отправились в церковь Святого Спасителя как приличные люди. В Рождество «Чемпион» не работал, и Джейни поставила на очаг гуся с картошкой, пока мы были в церкви.

Мы сидели в заднем ряду. Джем все время неловко ерзал на скамье. Рождественских гимнов он не знал и поэтому не пел. Вдобавок он не мог следить за ходом службы по молитвеннику и стыдился того, что женщины постоянно оборачивались, чтобы рассмотреть его. А еще мой жених забыл снять кепку, и мне пришлось сделать это за него.

После службы, прежде чем уйти, мы подошли поприветствовать преподобного и его дочерей. Я представила Джема мисс Эстер и мисс Джудит и заметила, как они расцвели, заметив во время рукопожатия его прекрасные голубые глаза. Мисс Эстер наклонилась ко мне и шепнула:

– Он очень красивый, Энни.

– Это точно, мисс, – с улыбкой ответила я.

Мисс Джудит спросила:

– Энни, не зайдешь к нам на чай в дом викария? Будем очень рады, если ты сможешь. Двадцать седьмого числа в два часа. Пожалуйста, обещай, что придешь…

Надо сказать, это предложение волновало: меня пригласили в дом викария.

– Кстати, Энни, Джудит познакомит тебя со своим молодым человеком, – сказала Эстер. – Верно, Джудит?

– Понятия не имею, о чем ты, дорогая сестрица, – ответила мисс Джудит, покраснев.

Мисс Эстер хихикнула и добавила:

– Так не забудь, Энни.

– Я приду, мисс, – ответила я. – Спасибо за приглашение.

Потом мисс Эстер шепнула мне:

– И я постараюсь прийти, чтобы посмотреть на тебя завтра. Наверное, у меня никогда больше не будет возможности увидеть Геракла в женском обличье. – В глазах у нее плясали искорки, и я поняла, что моей учительнице не терпится увидеть бой.

– Будьте осторожны, мисс. Это не самое подходящее место для дамы, – предупредила я, но она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами и приложила палец к губам. – Послушайте, если вы придете, я попрошу Джема позаботиться о вас, когда его бой закончится.

Она улыбнулась еще шире и тихо ответила:

– Лучшей охраны и не придумаешь, Энни.

Преподобный был краток, когда я подошла пожать ему руку. Сохраняя суровый вид, он сказал:

– Мне сообщили, что послезавтра вы составите нам компанию за чаем, мисс Перри. Мои дочери жаждут показать мне гусеницу, превратившуюся в бабочку.

Поначалу я не нашлась с ответом, но потом поняла, что священник пытается меня поддеть, поэтому сказала:

– Я вам очень признательна, ваше преподобие.

Когда мы с Джемом шли вдоль дороги от церкви, рядом с нами остановился экипаж, и в окне показался сэр Эндрю.

– Я поставил на тебя в завтрашнем бою, Энни. Не подведи меня, девочка. А этот гигант – сам Билстонский Задира?

Джем приподнял кепку и сказал:

– Добрый день, сэр.

– А на тебя, похоже, тоже есть смысл поставить, парень. Только не увлекайтесь сегодня пивом, мистер Мейсон. Завтра вы оба должны быть в хорошей форме.

– Обещаю, сэр. Не беспокойтесь.

Величественная дама, сидевшая в экипаже рядом с сэром Эндрю, покачала головой, но тот лишь рассмеялся и скомандовал:

– Поехали!

И колеса экипажа снова застучали по мостовой.

Когда мы вернулись в пивную, гусь уже жарился, распространяя редкий для этого места приятный аромат. Пэдди Такер тоже пришел к нам в гости и сообщил, что до завтрашнего боя поселил Молли Стич с двумя ее подругами в гостинице возле станции.

Мы рассказали Пэдди о нашем Томми, и тот ответил:

– Присутствие этого джентльмена не представляет для меня проблемы и останется священной тайной, которую я никому не раскрою. Польщен вашим доверием.

Когда Томми спустился, мы все приветствовали его, и он уселся перед бокалом бренди за большой стол, который Джейни украсила белыми салфетками, свечами и остролистом. Билл во главе стола поднял свой бокал, провозглашая тост за всех нас.

– Господи, благослови мое скромное семейство в это Рождество, – сказал он, а потом заставил нас всех встать и выпить за королеву.

После этого Джейни принесла жареного гуся на блюде с запеченными яблоками.

Впервые в жизни у меня был большой праздник на Рождество, и мое сердце радовалось при виде счастливого Билла, назвавшего нас своей семьей. После пудинга мы подсыпали в камин угля, расселись вокруг, и Билл попросил Томми рассказать, как он стал Черным Плащом.

Брат начал с болезни нашей мамы. Ей становилось все хуже и хуже; за зиму и весну безумие только усилилось, и тогда в кибитку на лужайке у реки стали приходить беда за бедой. Сначала мама повадилась бегать в город и в бреду кричать почтенным горожанам, что она дьявол и Бог карает ее. Томми умолял доктора прийти и вылечить ее, и тот время от времени давал маме лауданум, чтобы она успокоилась и заснула.

Но по ночам она часто выскакивала из кибитки голышом и убегала прочь. Бенни и Томми отправлялись с фонарями на ее поиски. Иногда им удавалось ее найти, иногда нет. Как-то воскресным утром в марте она чуть не замерзла на могиле на церковном погосте. Викарий, сочтя маму мертвой, укрыл ее саваном, а она вдруг села и начала кричать, до смерти перепугав священника.

Томми по-прежнему брал уроки у доктора Петтигрю и за небольшую плату вскапывал ему огород и колол дрова. Тэсс и Бенни начали подворовывать сено из стогов окрестных фермеров, чтобы прокормить пони, пока не вырастет свежая трава.

Черити и Мерси ухаживали за мамой и пытались не давать ей убегать во время очередного приступа. Мои родные с трудом пережили зиму и раннюю весну, а потом удача снова отвернулась от них, и они решили, что Всемогущий всерьез ополчился на Лавриджей и что мы и в самом деле происходим от проклятого племени Каинова.

В апреле зарядили проливные дожди на много дней: не те радостные и обильные весенние ливни, что в апреле возрождают землю и украшают ее молодой зеленью, а ужасный потоп, подобный тому, что был ниспослан на нечестивых во времена Ноя. Ночью, пока все спали в кибитке, река вышла из берегов, подхватила повозку и понесла, будто игрушечный кораблик. Их бедного пони тоже смыло потоком, и он утонул. Томми пришлось вытаскивать мать, которая не переставала кричать о своем проклятии. Младшие дети тоже плыли через кипящий поток.

Кибитку прибило к каменным устоям моста, а вода все прибывала и прибывала. Всю немногочисленную утварь и посуду смыло, и рассвет застал всех шестерых сгрудившимися под дождем на мосту всего в футе над водой. Мама, конечно же, сочла очередную беду верным признаком того, что они прокляты за грехи.

Во всем городе никто не желал позаботиться о них, кроме доктора. Петтигрю отвел моих родных в сарай, где они развели большой костер, чтобы обсушиться.

Доктор покормил их и разрешил остаться в сухом сарае. Томми, Бенни и Тэсс сходили к реке и попытались вытащить кибитку, но от нее остались лишь груда переломанных досок да искореженная железная ось. Парусиновый верх был сорван напрочь, а железные обода колес погнулись и перекрутились. И все это натворила простая вода, посланная с неба.

Ради семьи Томми был готов на все, но понятия не имел, как улучшить печальную участь родных. Без доброго доктора они попросту умерли бы с голоду, а мама неделями не произносила ни слова даже после того, как вернулось солнце, взошла свежая трава, а на деревьях раскрылись ярко-зеленые майские листья.

Рассказы о кражах и благородных разбойниках, которые Томми читал Бенни и Тэссу из дешевых газет и приключенческих книг, одолженных у доктора, не пошли братьям на пользу.

Они решили сами заняться грабежом. Бенни мечтал принести маме шелковых тканей и серебра, надеясь, что это поможет исцелить ее помешательство и заставит улыбнуться. Поэтому, ни слова не сказав Томми, младшие братья начали исследовать богатые дома по соседству от доктора и вламываться в них через форточки и двери для прислуги.

Однажды днем Томми вернулся в амбар после урока у доктора и застал маму перебирающей серебряные медальоны, жемчужные колье, серебряные ложки и половники, шелка и ленты, а оба мальчика стояли перед ней на коленях.

Он понял, что все это украдено и что братья совершили ужасный грех, но когда Черити повязала маме волосы красивой красной лентой, та словно проснулась и впервые увидела перед собой детей, а потом нежно улыбнулась им и стала разглядывать украшения из жемчуга. Томми признался, что это была первая мамина улыбка с тех пор, как меня продали на ярмарке.

Бенни и Тэсс рассказали Томми о большой усадьбе, которую они приметили накануне. Там были золотые канделябры и большое серебряное блюдо. Они собирались обнести дом той же ночью и стащить дорогие вещи. Бенни намеревался продать их и выручить достаточно денег на пони и новую повозку. «А потом мы поедем в Типтон, вызволим Энни, и мама поправится», – добавил он.

И Томми согласился, потому что однажды у них с доктором зашел разговор о природе добра и зла, греха и прощения. Мистер Петтигрю тогда сказал, что иногда необходимо совершить зло ради хорошего дела. Иногда, сказал он, врачу приходится причинять телу ужасную боль, чтобы исцелить его. Более того: Господь создал этот мир таким, что в нем не может быть исцеления без боли, прибыли без убытка, добра без зла. И Томми понял, что вместе с остальными страдал безвинно и, не получив ничего, потерял все. Ему хотелось восстановить справедливость. Пусть он совершит грех, но этот грех вернет маме улыбку, а семье – меня, и тут нет ничего дурного.

Поэтому Томми попросил Господа благословить его братьев, которые с мешком отправились в ночь, пока он оставался с мамой и малышней. Сидя у костерка в углу сарая в ожидании мальчиков, он рассказал маме, что они с Бенни и Тэссом добудут денег на нового пони и кибитку и поедут по весенним дорогам среди колокольчиков, а скоро распустятся лютики и прочие майские цветы. А потом они всей семьей отправятся в Типтон и отыщут малышку Энни. Услышав это, мама улыбнулась, вынула из волос красную ленту, повязала ее на запястье Томми и поцеловала его.

Но все вышло совсем по-другому. Ведь известно, что нет в этой жизни ни справедливости, ни правды: добрые люди прокляты, а злые пожинают плоды чужих трудов, и лишь дурак или безумец может верить в Божественное заступничество или хотя бы справедливую возможность для бедняка или кочевого цыгана.

Слуги поймали Бенни и Тэсса в тот самый момент, когда они заталкивали блюдо и канделябр в мешок в гостиной дома. Один из лакеев сбегал за полицейскими, и те заявились в сарай Петтигрю, где, как всем было хорошо известно, доктор позволил поселиться цыганам.

Бобби обнаружили разложенные на коленях мамы безделушки и заковали мальчиков в железные кандалы под плач Черити и Мерси, а мама молча сидела, качая головой.

На шум в сарае из дома вышел доктор Петтигрю. Хозяин обокраденной усадьбы пришел вместе с полицией, чтобы собственными глазами увидеть воровское логово, из которого явились цыганские оборванцы. Это был толстый зерноторговец в шерстяной шапке наподобие тех, что носят шахтеры. Он принялся бранить доктора Петтигрю:

– Вот они, последствия вашей глупости! Зачем вы решили помогать этому отребью? Лучше бы они утонули во время наводнения! Или лучше бы вы дали им умереть с голоду! Видите, как они отплатили за вашу доброту? Стали грабить ваших соседей под покровом ночи!

Доктор Петтигрю молча стоял, прижав ладонь ко лбу, и печально смотрел, как полицейские заковывают Томми.

– Томас, – сказал доктор, – я был лучшего мнения о тебе и твоей семье. Что мне теперь делать?

– Это было ради благого дела, сэр, – ответил Томми.

Сначала братьев отвезли в тюрьму, а потом на суд в Вустер.

Перед магистратами были изложены обстоятельства кражи, и они постановили, что Томми непричастен, поскольку его не поймали в доме и не видели с краденым в руках. Его послали в работный дом, поскольку средств к существованию у него не было. Туда же отправили Черити и Мерси.

Хуже всего, что доктор Петтигрю в суде заявил, что мама – сумасшедшая, страдающая от помешательства и меланхолии, неспособная заботиться о детях и представляющая угрозу для себя и окружающих во время припадков. Ее отправили в лечебницу на неопределенный срок.

А Бенни и Тэсса приговорили к семи годам высылки и, не дав даже попрощаться с матерью и братом, затолкали в вагон, который отправлялся в Саутгемптон, где их уже ожидали корабли, готовые к безрадостному путешествию в Австралию.

Хватило нескольких минут, чтобы семейство Лавриджей было повержено, расколото и рассеяно, словно пыль на ветру.

Томми с малышками стали жить в новом работном доме в Билстоне, где Черити и Мерси научились шить. Хоть все трое и ненавидели это место, там кормили, а по воскресеньям читали Библию и проводили службу. Девочкам повезло, что их поселили вместе в женском корпусе. Но их сердца были разбиты потерей мамы, братьев и меня, и они все время были бледны и печальны.

Томми тогда уже исполнилось шестнадцать, и его поселили со взрослыми мужчинами. Сначала он был землекопом и рыл фундаменты и сточные канавы для новых зданий, а потом пошел в подмастерья к дубильщику и целые дни проводил в вонючих ямах, вымачивая шкуры в чанах с мочой.

Он написал письмо директору лечебницы, в которой держали маму, чтобы узнать о ее здоровье и попросить передать весточку от него. Начальник работного дома сначала не мог поверить, что цыганский оборванец умеет читать и писать, а потом попросил по воскресеньям читать Библию в женском корпусе, и там Томми увидел своих сестер, сидевших рядом в серых чепчиках на длинной скамье. Они были так печальны и несчастны, что это разбило ему сердце.

Через месяц он получил письмо из лечебницы, в котором сообщалось, что его мать обрела вечный покой, погибнув «от собственной руки, совершив третью попытку самоубийства после ухудшения душевного состояния и значительного усиления расстройства, от которого она страдала».

В письме говорилось, что ее похоронили по христианскому обычаю на территории лечебницы, а единственным имуществом, которое можно было бы передать родственникам, оказалась вышитая и украшенная лентами шаль, которую отдали другой пациентке лечебницы, полагая, что у Кассии Лавридж не осталось родных.

Когда пришла зима, в женском корпусе вспыхнула чахотка, и Черити с Мерси, ослабленные скорбью и печалью, сгорели меньше чем за четыре недели, хотя их и поместили в лазарет работного дома подальше от спертого воздуха главного корпуса.

Томми узнал о смерти девочек от начальника работного дома, когда в воскресенье пришел читать женщинам Библию. Услышав страшную новость, он просто кивнул, но в груди у него разгорелось яркое ало-золотистое пламя, жгущее изнутри. Он поклялся себе, что рассчитается с этим миром и с теми, кто обладает в нем силой и властью, за все горести и беды, которые выпали на долю Лавриджей.

И однажды час расплаты настал.

В следующий же понедельник после смерти сестер Томми украл деньги из кассы дубильной мастерской, прихватил хорошее теплое пальто и сбежал. При себе у него были только кожевенный нож и моток веревки, а в голове стучала одна мысль: раздобыть коня и пистолеты и пойти по пути Капитана Джека.

Мой брат укрылся в лесочке, еще оставшемся возле работного дома и не вырубленном на доски и подпорки для шахт, и несколько дней жил там, питаясь тем, что удавалось найти. Потом под покровом лунной ночи он выбрался на дорогу, шедшую на запад в сторону пустоши, подальше от кузниц и цехов, в поисках места, где еще сохранились леса и луга.

Чтобы раздобыть пони, Томми использовал трюк Капитана Джека. На повороте дороги, шедшей по самому краю леса, он натянул между двумя деревьями веревку на уровне головы, и конечно же, не прошло и часа, как появился скачущий галопом джентльмен. Всадник налетел горлом на веревку и свалился на дорогу, а лошадь поскакала дальше. Томми побежал следом и нагнал ее, когда она остановилась попастись на обочине. Это была славная серая кобылка, которая сама подошла к нему. Они подружились, и мой брат стал ее новым хозяином. Что было с джентльменом, растянувшимся на дороге, Томми не знал. Он сел верхом на лошадь, и та припустила по лесу, явно довольная, что не приходится нестись сломя голову с толстым господином на спине. Томми углубился на несколько миль в лес, а потом остановился, соорудил шалаш, развел костер и сжег все бумаги, которые нашел в седельной сумке, кроме одной, которая оказалась пятифунтовой банкнотой. Томми никогда прежде таких не видел. Ему повезло, что он умел читать, а то сжег бы и ее.

Они с лошадью пустились в странствия – иногда по сельским дорогам и тропам, а иногда и напрямик через лес. Наткнувшись на канал, Томми поехал по бечевнику. Однажды зимним днем он вломился в пустой фермерский дом к югу от Вустера и обнаружил там два отличных пистолета, рог с порохом, капсюли и мешочек свинцовых пуль. Увидев висящую на шкафу старомодную треуголку, как у Капитана Джека, брат прихватил и ее, а заодно и тяжелый черный плащ с латунной цепочкой и застежкой в виде львиной головы на шее.

Пистолеты ему понравились. Они были отличного качества, с инкрустированными стволами и резными рукоятями, и Томми целыми днями практиковался в стрельбе посреди лесной глуши. Стреляя по деревьям, он привязывал кобылу сначала в отдалении, а потом все ближе и ближе, чтобы она не пугалась пальбы. Но лошадь сохраняла завидное спокойствие и просто наблюдала, как он заряжает пистолеты и стреляет, пока Томми не научился с десяти ярдов сбивать с ветки воробья.

Иногда брат позволял себе ночевать в таверне, где мог помыться и съесть горячий ужин, а конюх кормил его лошадь, заводил ее в стойло и чистил. Частенько Томми сидел в пабе и за пивом рассказывал о себе всякие небылицы. То он был армейским капитаном, у которого злой дядя обманом отобрал землю, пока он сражался за королеву, и теперь Томми приехал в родные края, чтобы вернуть принадлежащее ему по праву. В другой байке он представлялся дворянским сыном, покинувшим семейные владения после того, как его возлюбленная утонула в мельничном пруду, спасаясь от притязаний негодяя сводного брата, вздумавшего покуситься на ее честь, и с тех пор Томми странствует по острову в поисках злодея, желая отомстить ему. Что бы ни рассказывал брат, это была одна из историй, вычитанных им в дешевых газетках, и он всегда являлся в ней благородным героем.

Томми не знал, верят ли ему слушатели, но, по его словам, в основном это были простодушные селяне, а иногда даже неотесанные валлийцы, поэтому он предполагал, что все же верят.

Вскоре пять фунтов подошли к концу, и последние шиллинги брат потратил на порох, капсюли и пули в городке в Центральном Уэльсе, понимая, что придется снова кого-то ограбить.

Первую попытку он совершил в Стаффордшире, и все пошло совсем не так, как он рассчитывал. Двое здоровенных ирландцев, с которыми он познакомился в таверне на окраине Стоука, рассказали о служащем гончарных мастерских, который в последнюю пятницу каждого месяца возит мешочек с монетами и банкнотами, чтобы расплатиться с работниками глиняного карьера. По их словам, посыльный ездил один по пустынной дороге, шедшей через заросший лесом холм. Эти парни подумывали сами ограбить его: мол, легкие деньги, потому что мальчишка, который возит мешок, молод и недалек. Но у них не было лошади, чтобы добраться до места и улизнуть после ограбления, поэтому Томми предложил, что все сделает сам, а потом встретится с ирландцами и расплатится за наводку.

И вот ранним утром он отправился туда, нашел подходящее место – дорожку, огибающую склон холма, – и стал поджидать посыльного среди деревьев. Примерно через час раздался топот копыт и по явился всадник в длинном плаще и с мешком на плече. Томми натянул треуголку, закрыл лицо платком и галопом вылетел из леса наперерез всаднику, няв пистолет, он произнес:

– Будь добр, мил человек, передай мне сумку. – Утонченно и вежливо, как Капитан Джек.

Впрочем, посыльный не оказался ни молодым, ни тупым. Это был здоровенный седеющий детина, который совершенно не испугался юного грабителя.

– Прочь с дороги, мальчишка! – рявкнул он и стукнул Томми кнутовищем по голове.

Мой брат свалился с лошади, едва не потеряв сознание, а здоровяк спешился, подошел к нему и принялся стегать его хлыстом прямо посреди дороги. Здесь бы Томми и повязали, если бы не его маленькая серая лошадка. Она толкнула чужую лошадь, и та отскочила, вырвав поводья из рук здоровяка. Тут Томми вскочил на свою кобылку и понесся в лес.

Конечно же, потом его поколотили еще и те ирландцы, когда узнали, что денег не получат.

После этого Томми решил, что всегда будет сначала устранять всадника, метким выстрелом выводя из строя руку человека, но не убивая его.

Этот метод он опробовал неподалеку от таверны в Стаффорде и, сбив джентльмена с лошади, завладел мешочком серебра и скрылся.

Затем Томми снова пустился в странствия, жил в лесах, а к концу лета постепенно подобрался к Типтону. Он нашел на холме безлюдную и дикую пустошь – идеальное место для укрытия. В Типтон мой брат заявился в кепке, как простой шахтер, увидел паб «Чемпион Англии» и стал за ним наблюдать. Тогда он и увидел, что я стала молодой женщиной, умеющей командовать и способной выкинуть за дверь пьяного гвоздаря. Томми решил добыть грабежом достаточно денег, чтобы прийти в «Чемпион» и выкупить меня у Билла. Он собирался предложить Громиле десять гиней, а потом мы с братом добрались бы до Ливерпуля и отправились бы на корабле в Америку. Томми читал об Америке и знал, что человек энергичный и жаждущий приключений будет там процветать. Он надеялся, что я выйду замуж за богача и стану вести достойную жизнь в красивом доме с прислугой.

По словам Томми, в Америке все равно, цыган ты, ирландец или шотландец. Даже у беднейших шахтеров или гвоздарей есть шанс выбиться в люди. А в холмах Калифорнии золото просто валяется под ногами – наклонись и подними.

Он видел, как мы с Джемом дрались на Типтонской ярмарке в сентябре, и был в восторге оттого, что я научилась премудростям и тактике кулачного боя. Брат еще тогда хотел подойти ко мне и рассказать о себе, маме и остальных, но решил подождать и накопить денег, чтобы выкупить меня у Перри. Вот только Томми не знал, что Билл ни за что бы меня не отпустил, да и за богатого американца я уже не могла выйти, потому что была помолвлена с Джемом.

Тем временем Томми продолжал жить на глухой пустоши, иногда по вечерам посещая пивные и таверны в поисках информации о тех, кто перевозит деньги. В пабе Билстона один шахтер рассказал о приказчиках, которые обирают гвоздарей и возят деньги расковщикам и владельцам заводов. Мой брат разузнал о глухих дорожках и тропах подальше от пустоши, где подстерегал приказчиков, а однажды отобрал почти пять гиней у сэра Эндрю и его истеричной жены. Но Томми старался никогда не убивать жертву – только сбивал ее на землю, чтобы пресечь сопротивление.

Брату польстило объявление о розыске, но прозвище Черный Плащ не понравилось: по его словам, он предпочел бы, чтобы впереди стояло «Капитан».

– Капитан Черный Плащ, – провозгласил Томми. – Вот подходящее имя для героического Джентльмена с большой дороги вроде меня.

А потом он подстрелил бобби на дороге возле Типтона.

– Это была большая ошибка с моей стороны, – признался он. – Потому что все переполошились и погнались за мной, и у меня не осталось другого выбора, кроме как явиться сюда и открыться Энни.

Мы слушали его рассказ, сидя у огня в тот рождественский день, а потом Билли встал, нащупал Томми, похлопал его по плечу и сказал:

– Ты славный парень, но моя Энни не продается. Ты, конечно, человек действия и немалого ума… Но эта девица останется здесь, со мной.

– Сколько у тебя в сумках? – поинтересовался Пэдди Такер.

– Около двенадцати гиней в монетах и банкнотах, – ответил Томми. – Плоды моих трудов за прошедшие годы.

– Тебе стоит завтра поставить их на свою сестренку, – заявил Пэдди. – Наверняка разбогатеешь.

– Брат завтра не появится на поле, – возразила я. – Кто-нибудь может его увидеть и признать в нем грабителя. Томми лучше оставаться в моей комнате.

– Мы можем тайком посадить его на поезд до Ливерпуля, а оттуда отправить в Америку, – предложил Джем. – Здесь для него стало слишком жарко.

Кэп раскурил трубку и наклонился ко всем поближе.

– Есть один шкипер в Ливерпуле, который возьмет парня. Даже тайком вывезет, если как следует заплатить.

Я не знала, что и думать. Если брат останется, то будет и дальше грабить и творить зло. В этом он был несгибаем, как ветка дуба, на которой однажды окончит свои дни.

– А давайте все уедем! – предложил Томми. – Давайте вместе отправимся в Америку за новой жизнью.

– Я останусь здесь, малыш, – хрипло рассмеялся Билл. – И никуда не поеду, если для этого придется сесть в один из этих чертовых поездов. Энни, принеси мне еще пива.

Я встала, чтобы наполнить кружку Билла, и оглянулась на Томми в свете камина. Он был невероятно похож на Большого Тома, хотя оставался мальчишкой: на подбородке еще только начала клочками пробиваться растительность. Я вспомнила о маме, о своих братьях и сестрах, умерших или высланных из страны, и почувствовала, что сердце вот-вот лопнет в груди, а душу переполняет злость.

Однажды вместе с мисс Эстер я читала Шекспира, дикую и кровавую пьесу, которая называлась «Тит Андроник». Там говорилось о римлянине, чью дочь изнасиловали и искалечили древние бритты, а в отместку он запек сыновей их королевы в пироге, которым ее же и угостил. Мисс Эстер сказала, что это нечестивая пьеса, но все равно прочитала ее со мной, трепеща от крови и насилия, которые там описывались. В одном месте Тит говорил: «Предел страдания к безумию приводит…»[15]15
  Пер. О. Чюминой.


[Закрыть]

Вот так я себя и чувствовала. Мне казалось, что в моей жизни было уже достаточно потерь и больше я не выдержу.

И тогда мне снова явилось будущее. Я видела предстоящий бой с Молли Стич, которая обрушивалась на меня огнедышащим драконом, и мои руки под бинтами плавились и стекали, словно воск. Я видела рельсы, уходящие в темноту, и мы с Джемом бежали по шпалам, а сзади нас нагонял паровоз, пышущий паром и сияющий в темноте красным заревом, словно кузнечный горн. Видела Громилу, скованного слепотой подобно Самсону; он кружился и пытался отбиваться кулаками от приближающихся с неба демонов, стоя в лодке посреди затягивающего его в пучину водоворота.

– Где мое пиво, девочка? – услышала я голос Билла, и видения отступили.

Я принесла ему кружку и поставила на стол возле камина. Билл протянул руку, обнял меня за талию и сказал:

– Я люблю тебя, Энни.

Я в шутку щелкнула его по кривому носу, улыбнулась Джему и произнесла:

– И я тебя люблю, Билл, старая ты пьяная сволочь.

Мы рано пошли спать: в ночь Рождества «Чемпион» никогда не работал. Томми спал у меня комнате, а Пэдди устроился в чулане. Билл с Джейни поднялись в свою комнату, а Кэп отправился к себе на баржу. Мы с Джемом устроили постель на полу у камина в зале и, держась за руки, смотрели на тускнеющие утаи.