Текст книги "Кулачные бои в легком весе"

Автор книги: Мик Китсон

– Да, тут вы правы, – ответила Энни. – Ведь именно бедняки страдают от холода, пока для людей побогаче проводят отопление в церкви.

В саду девушки отправились гулять по кирпичным дорожкам мимо голых деревьев и поникших кустов. Джудит спросила:

– Твой отец сильно пострадает из-за повестки?

– Как сказать. У нас отобрали все деньги, полученные за бои, – ответила Энни. – Теперь Билли назначат штраф, а нам нечем заплатить. Но, думаю, мы справимся. Нам не впервой оставаться без гроша, мисс Джудит.

– Но ведь твой парень работает? – спросила Эстер. – Ты же сказала, что он сплавляется на угольной барже в Ливерпуль.

– Мой отец не желает тебе вреда, Энни, – добавила Джудит. – Ему трудно приспособиться к меняющемуся миру. Он все еще скорбит из-за смерти нашей матери. Надеюсь, ты простишь преподобного и научишься думать о нем хорошо.

– Я знаю, каково потерять мать, мисс Джудит, – ответила Энни. – И я сочувствую вашему отцу, если сердце у него разбито.

– Значит, ты не наложишь на папу цыганское проклятие, Энни? – со смехом спросила Эстер.

– Эстер, что ты говоришь?! – возмутилась Джудит.

Энни тоже рассмеялась:

– Нет, мисс, я не стану его проклинать. – Потом ее лицо вдруг стало суровым. – Хотя и могла бы, если бы захотела…

– Энни, у нас не принято говорить о таких вещах! – пришла в ужас Джудит.

Но девушка только улыбнулась и зашагала прочь от сестер.

Глава двадцать шестая

Никогда прежде мне не прислуживали. И никогда прежде ко мне так часто не обращались «мисс Энни». И мне понравилось быть там, видеть красивый фарфор и есть сладкий кекс. Но я понимала, что там мне не место и я никогда туда не вернусь. Да и сами хозяева не захотят меня там видеть, разве что как прислугу.

Дело в том, что я нигде не чувствовала себя на своем месте. Я не испытывала привязанности к пабу. Я любила Билла и очень тепло относилась к Джейни в благодарность за ее уроки и заботу обо мне, но умение читать и новые знания дали мне возможность увидеть больше: грязь и вечную борьбу за выживание, лязг гвоздей и грохот литейных цехов. Такого места, где я чувствовала бы себя дома, не осталось.

Я не собиралась проклинать преподобного, хотя мама и научила меня проклятиям, от которых слабеет тело человека или хромеет лошадь, скисает молоко, а пшеница покрывается плесенью. Это совсем как молитвы, которые произносишь в церкви, – короткие стишки и скороговорки. Иногда нужно нарисовать двойную звезду на тряпице и завернуть в нее женский локон или клочок мужской бороды, а потом связать стеблями аконита.

Теперь я таким уже не занималась, хотя мне и нравилось, как дрожали гаджо, когда цыганка что-то бормотала в их сторону. Я постоянно практиковалась в этом на Билле.

Но, кто бы ни крутил колесо фортуны обитателей «Чемпиона», хватка у него была железная. Суд оштрафовал Билла и Пэдди на тридцать фунтов каждого и отнял у нас все призовые и выручку. Такер поспешил уехать в Бирмингем, и мы ничего о нем не слышали до весны.

Мы с Джейни пытались вести дела в пивной, потому что Билл после штрафа погрузился в меланхолию и целыми днями сидел молча и лишь потягивал пиво. Он перестал на всех кричать и требовать исполнения гимна «Боже, храни королеву».

В итоге Джейни вернулась к гвоздарному делу, чтобы немного заработать, а я стала брать белье в стирку у соседей. Я кипятила простыни в большом медном котле и развешивала сушиться на веревках во дворе на грязном от копоти воздухе. Отбелить не удавалось ничего, сколько бы щелока я ни добавляла. От постоянной стирки на грязном черном воздухе я заболела и начала в сырую погоду кашлять черными комочками.

Джем вернулся на ферму, и казалось, что мы с ним никогда не поженимся. Он приходил по воскресеньям и приносил по нескольку пенсов, которыми я по частям выплачивала штрафы Билла, а потом мы ходили на пустошь и миловались в кустах.

Но по весне мы окончательно увязли в долгах. От нас ждали денег пивовары, пекарь, мясник, бакалейщик, и мне вечно приходилось задерживать плату одним, чтобы рассчитаться с другими. Как-то раз мне удалось раздобыть бочки и ячмень, и мы с Джемом сами варили пиво во дворе. Получилось не так и плохо – пойло уходило по два пенни за кружку. В апреле гвоздари снова начали бастовать, а в городе и у ворот шахт снова начали выступать радикалы и чартисты. Спрос на гвозди постоянно падал. Говорили, что теперь из других мест можно привезти товар за меньшие деньги и лучшего качества, и приказчики все менее охотно расплачивались за работу. В кварталах, где стояли мастерские гвоздарей, воцарился голод.

Перестав ходить в школу, я больше не виделась с мисс Эстер и ее сестрой. Библию я к тому времени уже закончила, и мне стало нечего читать, а денег на новые книги не было.

Тогда Джем начал брать книги у миссис Фрайер, хозяйки его конюшни. Она питала к моему жениху слабость, а еще любила читать романы и рассказы, регулярно посылая за ними в Бирмингем. Джем приносил мне новые тома раз в неделю, когда приходил к нам по воскресеньям, и я читала все подряд. Когда мне попалась книга «Два года на палубе»[18]18
  Мемуары американца Ричарда Генри Даны-младшего (1840).


[Закрыть], в которой джентльмен рассказывал о своей морской жизни, полной брани и рома, я невольно задумалась, как тяжело жить на корабле, и вспомнила о Бенни и Тэссе, увезенных в Австралию.

Еще я прочитала рассказ Эдгара Аллана По «Сердце-обличитель» и долго дрожала при свете свечи в своей постели после этой страшной истории, рассказанной безумцем, которого неуклонно сводил с ума стук сердца человека, которого он убил и спрятал под половицами. Мистер По обладал пугающим воображением, раз смог придумать весь этот ужас и описать события так, будто они происходили на самом деле, вселяя страх в сердце читателя.

За те месяцы, пока мы все глубже увязали в трясине обязательств и просрочек, Билл бывал счастлив только в те минуты, когда я читала ему у камина. И мне это тоже нравилось.

Его не очень привлекали сказки или приключения: он больше любил историю, особенно «Жизнеописания английских королев» Агнес Стрикленд. Эту книгу я читала Громиле дважды. Он радостно хлопал в ладоши, когда я рассказывала ему, как решимость и вера помогли королеве Елизавете победить испанскую Армаду в 1588 году.

Мне нравились книги Диккенса, потому что он хорошо описывал бедных, безвинно становящихся жертвами жестокой судьбы. Особенно меня впечатлила печальная история сиротки Оливера Твиста и тех трудностей, которые ему пришлось пережить в работном доме. У меня сердце разрывалось при мысли о том, что моя мама с детьми могла оказаться в таком месте. Сходство с историей нашей семьи было и в том, что Томми, как и Оливер, встал на преступный путь, бежав из этой обители отчаяния. Впрочем, я понимала, что мою историю ждет другой конец: у Лавриджей не было богатой родни, которая могла разыскать меня и все исправить.

Биллу понравилось американское стихотворение, которое я ему прочитала, – «Крушение „Геспера“»[19]19
  Поэма Генри Лонгфелло (1842).


[Закрыть]. В нем рассказывалось о гордом капитане корабля, погубившем собственную дочь, привязав ее к мачте во время бури. Стихотворение напечатали в одном из журналов, которые прислала мне почитать миссис Фрайер, и мне оно показалось мрачным и трагическим, лишенным той прелести, что была в английских стихах Вордсворта, Китса и Бёрнса, которые мы читали с мисс Эстер. Я подумала, что, наверное, американцы и разговаривают не так красиво, как англичане.

В апреле магистраты отобрали у Билла лицензию на торговлю пивом и потребовали выплачивать штраф за организацию незаконных боев и подстрекательство к азартным играм по твердой ставке пять шиллингов в месяц, иначе его объявят банкротом и отправят в тюрьму. Отдавать пять шиллингов каждый месяц значило жить впроголодь.

Однажды в «Чемпион» явился прекрасно одетый джентльмен и представился адвокатом. Его звали Мэттью Гудвин. Он подошел к Биллу, сидевшему возле камина, и показал ему большой лист бумаги, который, по его словам, являлся договором на покупку пивной и поля на заднем дворе. Я прочитала документ Биллу. Там говорилось, что клиент уплатит за недвижимость тридцать фунтов.

Билл слушал и кивал, а мистер Гудвин пояснил:

– Хорошо известно, мистер Перри, что у вас возникли некоторые сложности, и мой клиент готов дать очень хорошую цену за это здание и клочок земли за ним. Поскольку у вас больше нет лицензии на работу пивной, было бы разумно принять сумму, которая позволит вам расплатиться по существующим обязательствам, избежав долговой тюрьмы.

– И что это за клиент, которому нужна наша земля? – поинтересовалась я.

– Это деловой человек, который желает построить на участке новую фабрику и дома. Здесь отличное место для подобного предприятия: близко и к каналу, и к железной дороге.

Я посмотрела на Билла. В его затуманенных глазах на секунду блеснул огонек, а потом он медленно поднялся и со всего размаха ударил мистера Гудвина левой рукой в челюсть, отчего адвокат растянулся на полу. Джентльмен явно не ожидал такой реакции на предложение, хотя я могла сразу его предупредить и, пожалуй, должна была так поступить.

На следующий день в сопровождении констебля прибыл магистрат и вручил Биллу еще одну повестку: за нападение на мистера Гудвина. Передавая бумагу, он держался от Громилы на почтительном расстоянии, опасаясь повторить судьбу адвоката.

– Кулаки когда-нибудь доведут тебя до тюрьмы, Билли, – сказал констебль. – Это ведь был адвокат сэра Эндрю.

Громила поднял руки и сказал:

– Только они и дают мне силу не позволять имущим отбирать у неимущих, и я всегда готов дать кулакам возможность говорить от моего имени, констебль. Этот парень оскорбил меня и хотел забрать у меня пивную. А этого я не позволю ни ему, ни кому другому, будь то сэр, лорд или джентльмен.

Так мы получили еще пять фунтов штрафа, и уплатить его следовало немедленно, а у нас не было ни времени, ни кредита. Я решила, что на этот раз мы пойдем ко дну и Билл отправится в тюрьму, а я – в работный дом, как когда-то Томми.

И вот, сидя в тот вечер у камина и мучительно размышляя о том, как расплатиться со всеми набежавшими долгами, мы услышали снаружи грохот повозки, за которым последовал тихий стук в дверь. На пороге стоял Пэдди Такер.

С ним были Джем и заново покрашенный фургон, запряженный парой хороших лошадей. Пэдди сказал:

– У меня есть средство от всех ваших забот и тревог, Билл. Закрывай пивную, вешай замок на дверь, и пусть те, кому нужны твои деньги, подождут. Мы отправляемся в путь.

Глава двадцать седьмая

Энни все это напоминало времена до смерти Большого Тома, когда они целой семьей странствовали по тропам и дорогам в раскрашенной кибитке, которую тянул Камешек. Меланхолия Билла постепенно рассеялась, пока они ездили от ярмарки к ярмарке впятером: Пэдди правил фургоном, Джем и Энни сидели рядом, а Джейни и Билл устроились сзади. Джейни штопала наряд Энни, а Билл радовался теплому майскому солнцу, согревавшему его старое лицо, и вдыхал чистый сельский воздух.

Майские и летние ярмарки проходили по всей стране, и у Пэдди был список тех, на которых они могли выступать. Сначала они отправились на запад, в Центральный Уэльс, потом через Монмутшир и Глостершир к Бристолю и дальше в Сомерсет, а оттуда вдоль Северна повернули обратно к Вустерширу. Каждый день они неспешно ехали в свое удовольствие, а по ночам разбивали лагерь и готовили еду на костре, как настоящие цыгане.

Пэдди несколько месяцев проработал в Бирмингеме, собирая ставки для букмекеров и приторговывая крадеными изделиями мастеров серебряного квартала, чтобы накопить несколько фунтов на пару хороших лошадей и покраску фургона, на котором теперь красовались знаки, какими на ярмарках стали обозначать боксерские балаганы. Потом ирландец послал весточку Джему и наконец сам приехал в Типтон. Он не планировал брать с собой Билла и Джейни, но на старого бойца, как и на самого Пэдди, наседали магистраты и кредиторы, и Такер пригласил Билла поехать вместе и оставить кредиторов с носом на пару месяцев.

Пэдди знал, что шоу способно принести деньги. В Англии не было больше ни одной женщины-бойца, и казалось, что слава Энни и вести о великолепии зрелища летели впереди фургона.

Джейни по вечерам тренировала обоих бойцов, а Билл на ярмарках неплохо справлялся с теми, кто желал вернуть уплаченный шиллинг. Немногие решались повторить требование, когда им говорили, что деньги придется забирать у Билла. Он сидел за столом рядом с балаганом и отвечал за выручку. Одного взгляда Громилы хватало, чтобы женщины вскрикивали в ужасе, а мужчин, даже самых сильных, охватывала дрожь. Ему по-прежнему требовалось пиво, но каждая ярмарка приносила почти по три фунта, и никто не жалел кружки-другой для старика. Перри взял с собой портрет королевы и гордо вывешивал его возле балагана, иногда требуя от случайных прохожих приветствовать ее величество и петь гимн.

В начале каждого представления Энни в алом наряде Дочери Громилы и Джем, голый по пояс, разыгрывали показательный бой друг с другом, привлекая восхищенные взгляды каждой проходившей мимо селянки или благородной дамы. Зрелище привлекало толпы, и вскоре Пэдди предлагал всем желающим, мужчинам и женщинам, попробовать свои силы всего за шесть пенсов. Ни у Энни, ни у Джема трудностей не возникало: за все лето ирландцу так ни разу и не пришлось выплачивать обещанный приз. В Киддерминстере крепкий парень с фермы продержался против Джема до последней секунды пятиминутного раунда, и Такер уже потянулся к колокольчику под рев приятелей претендента. Однако в тот самый миг, когда Пэдди решил, что дальше оттягивать звонок не получится, Джем мощным боковым ударом справа засветил парню в голову, и тот отправился в нокаут. Началась небольшая перебранка с приятелями бойца, но тут Билл поднялся и проревел, чтобы они шли своей дорогой, и те предпочли убраться, унося с собой павшего гиганта.

После той ярмарки они остановились у стен лечебницы, в которой умерла мать Энни. Все еще в боевом наряде, девушка опустилась на колени и помолилась о душе Кассии Лавридж, а Билл, всегда склонный к слезливости, стоял на коленях рядом, рыдал и горячо молился за умершую женщину, чью дочь когда-то купил.

У Тинтернского аббатства они остановились и весь день гуляли, исследуя утесы и тихую долину с древними руинами. Энни и Джем вывели Билла на высокий скалистый кряж, на котором полувеком раньше сидел в размышлениях Вордсворт. Энни прочла Биллу несколько строк из его стихотворения:

 
Давно уж не бывал я в тех краях,
И виды эти дивные лишь в мыслях
Я мог узреть, слепому уподобясъ.
Но часто в одинокой тишине
Иль в гуле городов воспоминанья
В тоскливый час мне сладость вдруг несли
И радостию сердце наполняли…
 

Билл слушал меня, а потом сказал:

– Не устаю удивляться тебе, Энни, и тому, сколько всего прекрасного умещается у тебя в голове.

Чуть позже Энни и Джем улизнули из лагеря, чтобы поплавать голыми в тихой реке, пока солнце клонилось к закату, а над головами клубились облака поденок. Потом влюбленные лежали в высокой траве в объятьях друг друга. Закат позолотил листья дубов, росших вдоль берега, и Джем, посмотрев на обнаженное блестящее тело подруги, процитировал:

– «И виды эти дивные…»

Энни рассмеялась и поцеловала его.

Пэдди обходил стороной города с шахтами и заводами, держась сельской местности с чистым воздухом. Яркое солнце жарило весь май и начало июня, пока друзья ездили с ярмарки на ярмарку. Иногда они встречали на дороге других артистов и путешествовали вместе с труппами итальянских акробатов или фургонами цыганских прорицателей.

На второй неделе июня они вернулись к Вулвергемптону. Кошельки наполнились, хоть и недостаточно. Денег не хватало, чтобы расплатиться по долгам и штрафам, которые все еще висели над Пэдди и Биллом, зато их хватило на несколько бочонков пива и праздник в «Чемпионе» по поводу помолвки Джема и Энни. Влюбленные рассказали Биллу о намерении пожениться, когда вернулись в Типтон, и тот дал свое благословение, хотя горячо просил не покидать его и не разбивать ему сердце. Энни заверила, что они всегда будут рядом, а Джем пообещал, что будет заботиться о дочери Билла и хранить ей верность.

Когда они открывали «Чемпион», дверь была залеплена ордерами и повестками: Билла вызывали в долговую тюрьму в Бирмингеме. Внутри ждали еще два письма. В первом было предложение и контракт от лорда Ледбери на проведение боксерского шоу во время ярмарки «Сон в летнюю ночь», которую он устраивал в своем поместье Ледбери-Корт и которая должна была продлиться три дня, с двадцатого по двадцать второе июня. Контракт сулил невероятную сумму в пятьдесят фунтов за участие Энни и Джема, а Такер назначался судить поединки и считать время.

– У этого человека денег куры не клюют, – заметил Пэдди. – Событие просто роскошное: соберется все местное дворянство, приедут видные члены лондонского общества. Бьюсь об заклад, там мы соберем достаточно денег, чтобы уберечь Билла от тюрьмы.

Пэдди отправил его светлости записку, подтверждающую участие в ярмарке, и друзья приготовились снова уехать из «Чемпиона».

Другое письмо пришло из Америки для Энни. На нем красовались марки штата Пенсильвания и штемпели Американской почтовой службы; послание доставили пароходом в Ливерпуль.

Глава двадцать восьмая

Письмо было от Томми:

Моя дорогая сестра!

Я провел в Америке уже два месяца, и здесь, в штате Пенсильвания, где я поселился после приезда, вокруг еще лежит снег. Говорят, скоро придет весна, снег растает и реки наполнятся водой. Реки в Америке широкие и могучие, они тянутся по континенту на тысячи миль. Река Делавэр в Филадельфии напоминает море; по ней я поднялся на барже в глубь штата и приехал в долину Лакаванна, где нашел работу в литейном цеху и живу в грубой хижине с другими работниками. Мы производим сталь горячим дутьем из угля, который здесь повсюду, и железной руды с соседних рудников. Похоже на Типтон и Билс тон, только места дикие и нехоженые, с высокими утесами и бескрайними лесами, а зимы более холодные и снежные.

Платят здесь хорошо, но жизнь труднее. Многие ютятся в хижинах вдоль долины, и каждый день приезжают новые люди.

В местном салуне – так в Америке называют пивные – можно услышать языки множества стран. По большей части присутствуют голландцы, немцы и ирландцы, но есть шотландцы, итальянцы, испанцы, французы, евреи из Польши и России, мусульмане из Турции и Египта и греки. Цыгане тоже попадаются. В основном они занимаются лужением и продают всякие мелочи работникам, но я не встречал никого из тех, с кем мы виделись на дорогах, путешествуя с Большим Томом и мамой.

На пароходе мне повезло встретить двух замечательных ребят из Стаффордшира. Они славные парни, и мы решили вместе искать работу и жилье. Я очень рад слышать в их речи отголосок родного дома, и когда мы втроем сидим в салуне и болтаем на нашем диалекте, то даже другие англичане принимают нас за иностранцев, говорящих на чужом языке!

Готов поспорить, ты будешь рада узнать, что в Америке я не вернулся к прежнему занятию. Хоть путешественники с мешками долларов и золота здесь дело обычное, деньги в банки Филадельфии и обратно перевозят в укрепленных экипажах со стальными дверями, сейфами и вооруженной охраной. Только дурак может решиться напасть на них: тут потребуется целая армия.

Мой старый пистолет хранится в рюкзаке, и надеюсь, что мне не придется его использовать. Надеюсь, ты сохранила тот, что я оставил тебе, поскольку в жизни кулачного бойца оружие может пригодиться.

Я собираюсь проработать здесь год и накопить денег. Потом мы с ребятами из Стаффордшира купим лошадей и отправимся на запад. Мы много слышали о Калифорнии – настоящей земле обетованной, где золото лежит прямо под ногами. Дорога займет целый год, и нужно будет узнать тропу от людей, которые там уже бывали. Их можно найти в штате Миссури, откуда великая река течет на юг в земли, где люди владеют африканскими рабами и живут во дворцах.

Мой труд тяжек. Я весь день перекидываю лопатой уголь и разгружаю вагонетки. Сейчас в этих местах прокладывают рельсы, и если кому-то не нравится работа в литейном цеху, он может запросто наняться на железную дорогу. Поэтому хозяева поднимают расценки, чтобы удержать ребят в цехах, ведь наши чугун и сталь очень нужны для железнодорожных путей, которые, как говорят, однажды опояшут всю Америку.

Через неделю на Пасху у меня будет выходной, и мы со стаффордширцами (их зовут Уильям Стэк и Джордж Сэндмен) отправимся дилижансом и пароходом в Филадельфию, откуда я и отправлю это письмо, чтобы по морю оно пришло в Ливерпуль.

При всем уважении к Большому Тому, здесь я пользуюсь фамилией Билла и меня знают как Томми Перри: назвавшись именем, данным мне при рождении, я могу навлечь на себя неприятности, если приедет кто-нибудь из наших мест, знающий о похождениях Черного Плаща. Когда мы с ребятами говорили о доме, я выяснил, что Уильяму и Джорджу известно о Черном Плаще, но они обещали не выдавать мой секрет.

Здесь я покупаю и читаю приключенческие рассказы, которые мне так нравятся, и отличные истории о поселенцах и индейцах, которые печатают в журналах. В долине есть церковь и лавка, где мы покупаем табак и хлеб.

По вечерам в хижине я учу Уильяма и Джорджа читать, и мы не посещаем салун раньше пятницы. Но я люблю туда ходить, потому что мне приглянулась дочка хозяина, очень милая немецкая девушка по имени Стелла Бек. Мы с ребятами болтаем с ней, развлекаем шутками и, по правде сказать, все трое в нее влюблены.

Милая Энни, если бы ты приехала сюда, тебе было бы где развернуться, потому что женщины участвуют в кулачных боях по всей Америке. Говорят, боксерские поединки проводятся на каждой летней ярмарке, и чемпион штата Пенсильвания среди женщин – голландка по имени Берта Баккер, которая живет в нашей долине и работает на шахте в Слокам-Холлоу. Ребята в салуне говорят, что она очень сильна, дерется даже с мужчинами и до сих пор в призовых поединках не знала поражений. Интересно, получилось бы у нее справиться с моей Энни? Мужчины здесь дерутся часто. За салуном есть небольшая площадка, где почти каждую субботу по вечерам проводят бои и делают ставки. Я в игре не участвую, потому что коплю деньги на путешествие на Запад.

Мне приходится постоянно бороться с ужасной тоской при воспоминаниях о маме и остальных. Я до сих пор размышляю о судьбе Бенни и Тэсса и каждый вечер молюсь за души мамы и девочек, которых мы так трагически потеряли.

О тебе я тоже думаю, моя Энни, потому что мы – последние оставшиеся Лавриджи. Я молюсь, чтобы ты вышла замуж за Джема. Он отличный парень, и я с гордостью назову его братом. А если первенцем у вас будет мальчик, назови его Томасом в честь нашего дорогого отца.

Хотя мы и рассеялись по ветру, я бережно храню в памяти воспоминания о нашем маленьком племени, и ты всегда остаешься в моем сердце.

Твой любящий брат,

Томми

Р. Б. Можешь писать мне сюда, хотя это потребует времени и денег. Отправляй послания на имя Томми Перри, Сталелитейный завод Скрэнтона, долина Лакаванна, Пенсильвания, Соединенные Штаты Америки, и они дойдут. И я тоже пошлю весточку, когда мы соберемся на Запад.

Я стояла перед «Чемпионом Англии» с письмом Томми в руках. Повсюду шло строительство, ряд за рядом вырастали худые домишки, а рабочие мостили булыжником улицы и переулки. Пивную давно не красили, и стены были грязно-бурого цвета. Несколько месяцев никто не мыл окна, а изображение Билла на вывеске едва проглядывало под слоем копоти. Пэдди, Билл, Джейни и Джем уже залезли в фургон, и лошади в нетерпении били копытами, чтобы пуститься в путь.

Меня вдруг охватило предчувствие, что больше я в этих местах не появлюсь. Накануне вечером, когда праздник был в самом разгаре, Билл заставил меня записать его завещание. Все обычные подхалимы и любители дармовой выпивки собрались пожелать нам с Джемом счастья и отметить открытие пивной. Лицензии у нас не было, и на этот раз Билл с полным основанием разливал эль бесплатно. Пришли музыканты со скрипкой и концертино, и пение с плясками продолжались до рассвета.

Посреди праздника, пока Джем лихо отплясывал со всеми гвоздарками подряд, Билл заставил меня сесть на скамейку под лампами и рассказал о своих пожеланиях.

– У меня ничего нет, Энни. Только то, что ты видишь вокруг. Когда меня не станет, это все должно достаться тебе, но я хочу обеспечить и Джейни. Пусть мы и не расписаны, она была мне настоящей женой. Поэтому в своем завещании я хочу сказать, что вы с Джейни будете совместно владеть «Чемпионом Англии» и землей за ним. Вам обеим достанутся краны, столы и стулья, все содержимое кладовой, погреба и амбара, все тарелки, кружки и стаканы. Прости, что я не могу оставить тебе ни денег, ни другого имущества, но я всю свою жизнь был расточителен.

Я поцеловала его и сказала, что для меня это не имеет значения и что он должен еще прожить немало лет, доставляя мне неприятности. Мы заплатили Джоку Конвею два шиллинга, чтобы он отнес завещание молодому поверенному мистеру Гарроу, недавно открывшему контору в порту. Старый Джок пообещал все сделать, и Билл сказал, что по части денег и законов на шотландца всегда можно положиться.

И вот, стоя в то июньское утро с тяжелой от недосыпа и выпитого накануне пива головой, я в глубине души понимала, что в последний раз вижу «Чемпион Англии» и улицы Типтона. Я не знала, что будет дальше и куда я отправлюсь после боев у лорда Ледбери, но чувствовала: что-то меняется во мне, что-то меняется вокруг меня – порт и холм, заполоненные землекопами, телегами и кранами; красный кирпич, покрывающий территорию слой за слоем, и неизменный пар и дым от кузниц и литейных цехов в небе.