Текст книги "Три дня в Сирии"

Автор книги: Михель Гавен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– Слава богу. Значит, успели, – Снежана перекрестилась.

– Радоваться рано, – Джин натянула на руки резиновые перчатки, – фактически она умирает. Я даже не знаю, удастся ли что-то сделать. Дыхание затруднено, – она продолжала осмотр, – и я не исключаю отека легких. Сейчас ее нельзя везти, – решила молодая женщина через мгновение. – Надо оказать первую помощь прямо здесь. Отпусти машину. Мы будем ставить капельницу. Такая процедура займет много времени. Еще надо вынести Милису на свежий воздух. Здесь невозможно что-то сделать.

– Хорошо, я поговорю с водителем, – сказала Снежана, поспешно выходя из пещеры.

– Помогите мне. Давайте вынесем ее и положим в тень, – попросила Джин иракскую женщину.

Они взялись за подстилку с двух сторон. Нести девушку было тяжело, но смотреть на пострадавшую просто не хватало мужества. На улице Милиса выглядела еще ужаснее. Все тело посинело, утратив бордовый цвет, и в некоторых местах уже начался некроз тканей. Вместе с Калой Джин положила Милису под небольшой сосной, перевернув верблюжью подстилку, на которой она лежала. Это дерево молодая женщина выбрала, чтобы повесить на его сук бутылку с лекарством для капельницы.

– Пожалуйста, Кала, накройте ее пока простыней. Сейчас я поставлю капельницу, потом будем смотреть на результаты и делать уколы, – попросила Джин.

– Как ее дела? – спросила подошедшая Снежана.

Рядом с ней Джин с изумлением увидела водителя.

– Он решил выключить счетчик и остаться, – объяснила Снежана. – Я сказала ему, это сделали сирийские генералы. Он готов помочь, если что-то тяжелое надо носить, да и вообще во всем. Может, лучше перенести ее в машину?

– Пока не надо. Там нет достаточного пространства для закрепления капельницы. Снежана, вы умеете обращаться со шприцами? Не делать уколы, а набрать, например, лекарство? – спросила Джин.

– Да, могу, – ответила та.

– Тогда подготовьте мне обезболивающее, в зеленой упаковке, причем всю ампулу, а также антибиотик. Он находится в упаковке с белой этикеткой, тоже всю ампулу, – попросила Джин.

Наклонившись над рукой женщины, она осторожно вставила катетер, закрепила его лейкопластырем, потом взяла бутылку физраствора, замотала ее в полиэтиленовый пакет, разорвав его впереди, чтобы было видно, как расходуется лекарство, и повесила пакет с бутылкой на сук. После столь тщательных процедур Джин воткнула трубку капельницы и, прогнав физраствор, подключила трубку к катетеру.

– При ожогах вся вода внутри высыхает быстро. Надо обязательно поддерживать водный баланс. Раньше это считалось недопустимым, но теперь – норма, – сказала она.

– Уколы готовы? – повернулась Джин к Снежане.

– Да, готовы, Зоя, – та протянула ей набранные шприцы.

– Хорошо, все правильно, – внимательно осмотрев работу новой подруги, кивнула Джин.

Приподняв простыню, она осторожно уколола женщину в бедро.

– Через полчаса подготовь мне укол витаминов и укрепляющего для печени, – попросила молодая женщина Снежану. – Точно так же, по полной ампуле. Теперь посмотрим, что у нас здесь, – Джин откинула простыню. – Кала, вы смазывали чем-нибудь раны? – спросила она беженку.

– Нет, ничем, госпожа.

– Тогда нам предстоит нелегкая операция. Все эти раны надо обработать. В том числе убрать червей. Впрочем, они могут снова появиться. Черви будут лезть, пока организм сам их не выгонит, укрепившись. Их надо будет постоянно удалять. Вас как зовут? – Джин повернулась к водителю.

– Бабак, – ответил тот.

– Вот, Бабак, сейчас я покажу вам, как надо правильно резать лук и строгать мыло. Подавайте мне, а я буду обрабатывать раны, – Джин достала из корзины нож и ополоснула его спиртом. – Кала тоже мне поможет. Я буду вскрывать струпья, чтобы кровь сама вымыла инфекцию, а вы, Кала, промывайте раны мылом со спиртом и закладывайте луком. Лук, Бабак, мешайте с маслом, – женщина показала на бутылку, которую дала ей Абия, – с маслом он потеряет горечь, и останутся только целебные свойства. У вас найдется в машине какая-то посуда?

– Да, у меня есть картонные плошки, на которых обычно продают виноград в супермаркете.

– Подойдет, – одобрила Джин. – Возьмите второй нож. Масляный лук кладите прямо внутрь, в рану, он обеззараживает. Вместе я думаю, мы справимся быстрее. Лук, конечно, щипит, но обезболивающее наверняка подействовало. Думаю, Милиса ничего не почувствует.

– Она выживет? – испуганно спросила Снежана, набирая в шприц лекарство.

– Не знаю, – Джин пожала плечами. – Это в немалой степени зависит от ее организма, но если она до сих пор не умерла, не получая никакой помощи, значит, организм борется. Мы ему поможем. В дальнейшем судьбе этой женщины не позавидуешь, – Джин вздохнула. – Потребуется не одна пластическая операция для приведения в порядок хотя бы лица и рук. Ожоги неглубокие, скорее всего, второй степени. Надежда есть.

За физраствором поставили капельницу с глюкозой. На обработку всех ран ушло около двух часов. Женщину осторожно перевернули – на спине положение оказалось еще более угрожающим, фактически вся набухшая волдырями кожа уже не багровела, а казалась лиловой.

– Ее ни разу не переворачивали? – Джин удрученно покачала головой и взглянула на Калу.

– Не переворачивали. Мне не приказывали, госпожа, – спокойно ответила та.

– Понятно, – Джин тяжело вздохнула.

«Как самой догадаться, что раны хотя бы надо обветривать и немного держать на кислороде?»

– Мы, на удивление, успели сегодня. Завтра ожидался стопроцентный некроз, то есть полное отравление организма и смерть от токсического шока. Впрочем, первую стадию мы как раз застали, – заключила женщина, взглянув на Снежану.

– Ой, смотри, она приоткрыла глаза. Она хочет что-то сказать, – Снежана упала на колени перед больной женщиной, поддерживая ее голову.

– Не отвлекайся, пожалуйста, – строго одернула ее Джин. – Сказать она все равно ничего не может. Слава богу, хоть пришла в себя. Мы все правильно делаем. Надо как можно скорее обработать спину.

Еще час пришлось возиться со спиной. После всех процедур женщину аккуратно завернули в простыню и отнесли в машину.

– Мы отвезем тебя в безопасное место, с лечением. Ты поправишься, – взволнованно говорила ей Снежана.

Милиса молчала и только чуть заметно моргала изуродованными, обожженными веками.

– Она слышит? – тревожно спросила Снежана.

– Слышит, конечно, – ответила Джин. – Кала, вы поедете с нами? – спросила она иракскую беженку. – Вы можете помогать хозяйке дома ухаживать за Милисой.

– Как прикажете, госпожа, – мусульманка в хиджабе покорно склонила голову.

– Я твоим скажу, ты теперь на другом месте будешь, а навещать тебя нельзя. Платить буду как раньше, даже больше, – пообещала ей Снежана.

– Как прикажете, госпожа, – произнесла женщина едва ли не равнодушным голосом.

Джин поймала себя на мысли – за все время, пока они занимались с пострадавшей, она толком ни разу даже не разглядела лицо Калы. Это казалось странным и вызывало определенные подозрения. Впрочем, прятать лицо для женщины на Востоке равнозначно обычаю для женщины на Западе умываться по утрам. Совершенно обычное дело.

Милису положили в машину, Кала и Джин сели на заднее сиденье, рядом с ней. Было тесновато, но иначе никак. Снежана заняла свое место впереди, рядом с водителем. Машина развернулась и начала медленно спускаться на трассу. Несмотря на уверения Снежаны, Джин волновалась, как именно они проедут блокпост, но все прошло благополучно. Завидев машину, военные подняли шлагбаум и пропустили, даже не остановив.

– Видишь, как шелковые! Досматривать не стали, ни туда, ни обратно. Вези кого угодно и что угодно! – восторженно воскликнула Снежана.

«Именно, – грустно подумала Джин. – Хоть что, хоть кого. Некоторые журналисты до сих пор удивляются, как на территории Сирии могут базироваться боевики, когда там такой строгий режим и все под контролем. Режим-то строгий только внешне. Суровый тем, что военных на государственной кормушке и полицейских слишком много, а на самом деле все изнутри трухлявое. Междусобойчик… Ты – мне, я – тебе. Одна из главных и страшнейших разновидностей коррупции, когда своим все можно, а главное – в свои попасть, как ржавчина проела всю государственную машину. Только тронь пальцем – она развалится. Если и держится, то только на страхе потерять все у тебя имеющееся. Не зря все независимые СМИ твердят о крайней ненадежности сирийской армии, и во время восстаний целые подразделения переходят на сторону оппозиции. Их потом отлавливают, расстреливают, издеваются над членами семей, но подобное никого не останавливает. Видимо, дальше терпеть невозможно. Моральный авторитет власти равен нулю, и даже опустился до отрицательных значений, то есть вызывает не только недовольство во всех слоях, в том числе и среди низших чинов армии, а отторжение. Если у власти нет морального авторитета, то никакие штыки ее не удержат».

– Мы подъезжаем, подъезжаем, встречай! – Снежана кричала по телефону Абии, и этим отвлекла Джин от ее тягостных размышлений.

Машина снова въехала в деревню, проехала мимо поста сирийского Красного Креста, свернув в проулок и доехав до окраины, подкатила к дому Абии. У Джин заныло сердце. Тропинка, ведущая в Израиль, рядом. Сейчас бы бросить все, бежать по ней, не оглядываясь, из страшной, бесправной, жестокой страны Сирии, где озверевшие от ярости генералы могут запросто превратить в вареный кусок мяса живого человека, причем совершенно безнаказанно. Ничего им за это никогда не будет. Бежать к своей демократии, проклинаемой генералами и их покровителями в Тегеране и Москве. При ней ничего подобного никогда не произойдет, ведь суд независим от государства и избирается народом. Бежать к Алексу, в Тель-Авив, а оттуда до провозглашенной «империей зла» Америки на самолете рукой подать, всего несколько часов пути. Там можно махнуть во Флориду, к маме, повидаться с Джеком и, глядя на бескрайний океан, забыть обо всем случившемся. Пусть они здесь живут как знают, хлебают ложками асадовское варево диктатуры, пока не наедятся и не лопнут. Нельзя. Как говорил Дэвид, волшебник Гендальф, торопитесь творить добро, вас ждут еще в одной угнетенной стране, надо протянуть руку помощи тем, кто там борется, еще осмелился бороться. Если мы им не поможем, что будет? На кого им надеяться? Значит, все малодушные мысли надо отбросить прочь, то есть исполнять свой долг и не распускаться. Иначе можно совершить непоправимую ошибку.

– Сюда, сюда, заезжайте, – Абия стояла у распахнутых ворот, встречая их. – За дом заезжайте. Никто вас видеть не должен. Отец уже прибрал, приготовил сарай. Девочка моя проснулась, поела немного мяса, морковки, и снова уснула, – сообщила она, как только Джин вышла из машины.

– Хорошо, – кивнула Джин. – Не трогайте ее до вечера. Потом сделаете перевязку, и пусть девочка еще покушает. Бабак, помогите Кале вынести Милису, – попросила она водителя. – Это Кала, – Джин показала Абии на женщину в парандже. – Она будет постоянно находиться рядом с пострадавшей, ухаживать за ней. Особенно беспокоиться не надо. Я только покажу вам, как ставить капельницы. Я попрошу вас это делать, Абия. Боюсь, Кала не освоит. Вот аэрозоль, – Джин протянула Абии бутылку спрея, купленную в аптеке. – Опрыскивайте им помещение два раза в день.

– Хорошо. Я буду делать все возможное, – согласилась хозяйка.

Небольшой сарай, где Абия предложила разместить Милису, находился на краю хлопкового поля. Он был скрыт ветвями нескольких старых, раскидистых олив. Внутри помещение сияло чистотой – Ахмет постарался. Пол застелен фанерой, приготовлена покрытая цветным лоскутным одеялом лежанка из досок. На нее и положили несчастную женщину.

– О, Аллах всемогущий! Кто же смог такое проделать! – воскликнула Абия, только увидев лицо Милисы. Ее тело скрывала простыня. – О, ужас, о, ужас, – всхлипывала сирийка, приподняв простыню и разглядывая изуродованное тело. – О, ужас! Звери, звери.

– Я сейчас все покажу вам, Абия, и даже распишу подробно, – сказала молодая женщина.

– Да, конечно, сейчас принесу! – воскликнула Абия, побежав в дом.

В сарай вошла Снежана.

– Звонил хозяин. Он уже дергается. Где, говорит, запропастились, я столько за вас платить не буду. Все на машине катаетесь. Еще Абдуле обещал нажаловаться, хрен моржовый, – мрачно сообщила девушка.

– Скоро поедем, – успокоила ее Джин. – Сейчас все объясню Абии, и двинемся.

– Вот, принесла, – сказала Абия, вбежав в сарай и протянув Джин листок бумаги и простой карандаш. – Не волнуйтесь, – простодушно уверила она Снежану, заметив ее мрачное лицо, – я все сделаю от меня зависящее, как доктор скажет.

– Я не сомневаюсь, Абия. Меня мой урод волнует, – Снежана успокаивающе обняла женщину за плечи.

– Подойдите сюда, Абия, – сказала Джин, разрывая пакет с неиспользованной капельницей и показывая Абии, как правильно ее ставить. Объяснила, в какой бутылке находится физраствор, а в какой – глюкоза. Показала, как набирать шприц и делать укол.

– Не знаю, справитесь ли вы? – молодая женщина растерянно пожала плечами, понимая, насколько такие процедуры непросто сделать человеку, раньше не имевшему со всем этим дело. – Уход за ранами возьмет на себя Кала, – добавила Джин. – Будет промывать мыльным раствором, класть масляный лук и глину. Пока. Когда положение больной улучшится, мы перейдем к не настолько опасным химическим мазям. Вот капельницы и уколы очень нужны. У меня нет никакой возможности здесь остаться, и, видимо, – она повернулась к Снежане, – не будет даже возможности проверить качество вашей помощи.

– Мы постараемся. В самом деле, ни на кого, кроме тебя, Абия, надежды нет, – пообещала та.

– Я сделаю все по вашему требованию, – Абия повторила, не раздумывая ни минуты. – Разве я брошу человека в такой беде! Его не должны шакалы съесть в любом случае. Буду делать, научусь, Ахмет поможет. Все исполним. Не волнуйтесь. Я тебе звонить буду, – пообещала она Снежане, – и не прямо, конечно, но намеками все расскажу.

– Вот распорядок и дозы. Все исполняйте точно. Лекарств, которые мы купили, должно хватить на два дня. Дальше подумаем, как доставить, – Джин протянула Абии исписанный лист.

– Если мы поможем несчастной девушке, Аллах простит нам наши грехи, я уверена. Мне помогли с моей девочкой, так неужели я в долгу останусь? – пробормотала Абия, молитвенно сложив руки на груди.

– Все делайте точно по предписанию, ничего лишнего, Я надеюсь, при такой терапии дней через пять организм укрепится, опасность некроза пройдет, ткани начнут восстанавливаться, ужасные червяки исчезнут и дело пойдет на поправку. Тогда останется только лечить кожу от ожогов. Грядущие пять дней надо очень постараться, а иначе мы ее потеряем, – наставляла ее Джин.

– М-м-м…

За спиной Джин несчастная женщина сделала попытку приподняться. Джин повернулась, наклонилась к ней, поддерживая под руку. Страшные багровые хлопья кожи нависали над опухшими глазами Милисы, а над тем местом, где когда-то были спаленные брови, полз отвратительный белый червяк. Молодая женщина сняла его тампоном и раздавила в полиэтиленовом мешке.

– Не бойтесь, мы вас не бросим, – сказала она по-арабски.

– Она почти не понимает. Слишком мало прожила здесь. По-русски лучше, ведь мы с ней именно на нем разговаривали. В школе, говорит, учила. Еще чуть-чуть по-английски, – ответила за больную Снежана.

– Мы вас не бросим, вы поправитесь, – повторила Джин по-русски, а у самой от жалости ком стоял в горле. – Лежите спокойно. Вот Абия, – показала она на хозяйку. – Абия будет ухаживать за вами. Это Кала, – показала Джин на женщину в парандже. – Она будет лечить ваши раны. Я доктор, меня зовут Зоя. Все вместе мы вам поможем, а там дальше посмотрим, как быть. Жизнь покажет. Главное, чтобы она не закончилась.

– М-м-м…

Скрюченные пальцы Милисы коснулись руки Джин. Молодая женщина взяла руку больной в свою. Слезы стояли в полных страдания глазах женщины, и сама Джин чуть не плакала, глядя на нее. Только усилием воли молодая женщина взяла себя в руки. «Она не одна, с кем так поступили, – пронеслась внезапная мысль. – Они привыкли так поступать, ничего не боясь и зная о своей безнаказанности. Я верю, долго подобное продолжаться не может. Рано или поздно наступит конец. Всех их ждет виселица, как Саддама и его приспешников. Верхушка в курсе, поэтому они звереют день ото дня».

– Все, лежите спокойно, – Джин ласково погладила Милису по руке. – Ни о чем не волнуйтесь. Если мы продержимся следующие пять дней, – она повернулась к Абии, – или хотя бы три дня, то победим.

– Постараемся. Я сделаю все, что от меня требуется, – скромно ответила сирийка.

– Спасибо тебе, ты настоящий человек, – взволнованная Снежана поцеловала Абию в щеку. – Все, поехали, – кивнула она Джин, взглянув на молодую женщину блестящими от слез глазами, – поправляйся, – с нежностью прикоснулась она к руке несчастной Милисы. – Я скоро приеду тебя навестить. Теперь уже самое страшное позади. У нас есть доктор, – Снежана показала на Джин. – За этого доктора я любому глотку перегрызу, – пообещала она. – Хоть самому Абдуле, если он на нее руку поднимет. Пусть сначала меня убьют, потом ее. Найдутся другие люди у них на пути. Кто нас тут лечить станет, возиться с нами, заботиться о нас? – Снежана безнадежно махнула рукой. – Проститутки, бесправные твари. Хотя те, которые не проститутки, они с правами, что ли? Им все популярно объяснили в больнице в Даре, – она показала на Абию.

«Добро – одинокая искорка, которая вдруг вспыхнет во тьме, и кажется, ничто ее не спасет. Она вот-вот погаснет, – так говорила Джин бабушка. – Нет. Наоборот! Посмотришь, все шире делается ее свечение. Тянутся к добру люди, светлеют их души, просыпается совесть, задавленная страхом. Каждая такая душа – новая искорка. Они соединяются между собой, и вот уже целый сноп света струится во все стороны, прогоняя тьму. Она отступает. Куда же ей деться? Ведь если в кромешной темноте вспыхнет маленький огонек свечи – все, темноты нет, а есть свет, и каждое живое существо тянется к нему».

Коричневые холмы, залитые солнцем, тянулись за окнами машины бесконечной грядой. По каменистой равнине, пролегающей между ними и шоссе, пронеслась стая газелей. Вдалеке виднелся караван верблюдов, покрытых яркими попонами и нагруженных высокими корзинами с товаром. Они размеренно шагали по пустыне на виду у хозяев, то и дело останавливаясь, чтобы сорвать колючку.

– Вы телефон мой запишите, и номер машины, – отвлекшись от дороги, Бабак повернулся к Джин. – Если эту больную женщину еще куда-то надо отвезти, то я готов, и если вам понадоблюсь. Без всяких денег, конечно, бесплатно.

– Я запишу, давай, – Снежана достала мобильник. – Ты тоже меня извини, если я тебе грубила. Жизнь такая, сам понимаешь. Если кто у тебя дома заболеет, сейчас нас довезешь, будешь знать, где искать помощь. Доктор не откажет, я думаю, – сказала девушка, взглянув на Джин.

– Не откажу! Было бы чем лечить. Просто пальцем и добрым отношением много не сделаешь, сама понимаешь, – спокойно ответила та.

– Устроим, – уверенно пообещала Снежана. – Сейчас хозяину шепну. У него мать с постели год не встает. Он же ее обожает, как все они, сама знаешь, – нервно усмехнулась девушка. – Дома ведут себя как ласковые сыночки и муженьки, только с нами лютые. Мы для богачей товар, а не люди. Не исключено, он тебя сразу к ней и потащит. Со мной пусть Зухру к генералу посылает, я уж и наплевала на все ее притязания. Потерплю. Жалко, если тебя заставят этого урод-генерала забавлять. Ты же не такая, как мы, ученая. Хотя знаешь, наверное, только на моей родине, в Белграде, так думают, – вдруг призналась она. – Эти из Ирака, из Эфиопии так не рассуждают. Видела Калу? – Снежана даже презрительно присвистнула. – Я ей последние деньги отдала два дня назад, сама на одной воде сидела, лишь бы она за Милисой ухаживала, а Кала даже не удосужилась ее перевернуть. Мол, не приказывали, и все. Будет неподвижно сидеть, если рядом никого нет. Я об этом знаю. Тогда кто за ней проследит? Никакого соображения, да и особого сочувствия. Мы для них белые обезьяны, не больше. Меня, знаешь, как встретили, когда я впервые у нашего хозяина появилась? В первый же день вцепились, давай, мол, иди, ищи клиента, мы за тебя тут вкалывать не намерены. Я разве проститутка? Мне самой легко? Им наплевать, лишь бы самим меньше работать. Потому я и не хочу, чтобы тебя такая судьба постигла, – горько продолжала девушка. – Сама наелась вдоволь такого счастья, наплакалась, горючими слезами обливаясь. Кому они нужны, мои слезы? У меня образования нет, никакого другого пути не предлагается. Ты же – совсем другое дело.

– Если мне удастся что-то сделать, я тебя не оставлю, – пообещала Джин.

– Например? Все мы здесь рабыни. Только одни совсем рабыни, как, например, эти эфиопки. У них и мозги рабские. Другие с мозгами получше, полурабыни, как вот я. Третьи, возможно, как ты, белая женщина с образованием, почти не рабыня. До истинной свободы даже в третьей категории такая долгая дорога, что никто ее не преодолеет. Там, на Голанах, была не жизнь, но тут еще хуже, – грустно усмехалась Снежана, пожимая плечами.

«Как знать. Если мне удастся разузнать про военную базу в Даре и про секретный подземный объект здесь, я конечно, обратно, в Ирак, в Израиль и отправлюсь. Если все получится как надо, да еще в живых останусь, то в лапы к башаровому зятю не попаду. Тогда и тебя возьму с собой. В благодарность за все, просто из сочувствия. Увидишь, есть на свете другие люди, другая жизнь, где помочь слабому, подать руку упавшему – не зазорно. Никто не станет его топтать и поливать кипятком. Возможно, получишь образование в Чикаго, а там уже найдешь свою дорогу, забудешь весь этот страх. Не знаешь, девочка, кому ты помогаешь. Это к лучшему. Главное, чтобы все получилось, как задумано, а там все в наших руках. Бабушка права. Душа любого человека отзывчива на добро. Она привыкает к злу, терпит его, но любить его она не может. Все равно жаждет освобождения, как бы ни была жестоко придавлена. Как только загорится маленькая искорка во тьме, те, в ком жива такая же, еще не погасла, начинают тянуться к огоньку, и ничто не может им воспрепятствовать», – подумала про себя Джин.

– Опять блокпост, – сообщил Бабак.

– Тормози, – приказала Снежана. – Сейчас буду звонить Абдуле. Они нас пропустят. Проблем не будет.

Пока Снежана разговаривала с офицером, Джин наблюдала, как военные вели досмотр крестьян, направляющихся на рынок. С телеги старика стащили все ящики, вытряхнули яблоки, побросали пустые ящики рядом, перевернули вверх дном все сено в повозке. Два малолетних внука старика подбирали побитые яблоки, – кто их теперь купит? – складывали обратно в ящики, а старик молча, обливаясь слезами, с трудом взгромождал эти ящики на телегу. Напротив стояли два здоровенных солдата в бронежилетах и касках, болтая между собой, но ни один даже не пошевелился, чтобы помочь несчастным. Джин взглянула на Бабака. Он покраснел от ненависти, его кулаки инстинктивно сжимались и разжимались. Было видно, он хочет помочь этому человеку, но подкожный страх, который Бабаку внушили с детства, а именно страх перед военным, перед полицейским как перед представителем власти удерживает его и сковывает сердце. Нужен пример. Джин распахнула дверцу машины и вышла.

– Сидеть, куда поперла! – бешено рявкнул на нее военный.

Словно не слыша его, Джин подошла к старику, который пытался поднять на телегу третий ящик, и взялась с другой стороны:

– Давайте, я помогу вам.

Он уставился на нее усталыми, поблекшими глазами, округлившимися от изумления, словно она спустилась с другой планеты.

– Нет, не надо, Зоя, я сделаю, – за спиной она услышала голос Бабака. Все-таки он решился. Страх рассеялся, и окрики военных уже не действовали на мужчину.

– Давайте вместе, Бабак. Вы, дедушка, пока отдохните, и так намаялись, – предложила она.

Вдвоем с водителем Бабак и Джин быстро собрали яблоки, сложили в два оставшихся ящика и погрузили их на телегу. Водитель помог усесться старику, а Джин подсадила ребятишек. Телега тронулась. Все трое, старик и его внуки, были ни живы ни мертвы от изумления и страха. Они все время оглядывались на Джин и ее помощника. Больше всего Джин поразила реакция военных. Они застыли на своих местах, и ни один из них не пошевелился, чтобы помешать происходящему. По-видимому, страх, питавший их силу, развеялся. Военные могли обращаться скотским образом только с боящимися расправы. К свободным людям они не знали подхода. Руководителей, верхушку просто не научили этому. Они даже не могли представить себе, как такое может быть – страх развеется, люди обретут силу к сопротивлению. Случай на одном блокпосту дублировался по всей стране. Совсем недавно похожие события происходили в Ливии. Люди перестали бояться, и армия не знала, как им поступить. Она стала бояться сама. Все ее автоматы, бронежилеты оказались вовсе ни к чему, просто как лишние и весьма тяжелые украшения. Они молча стояли, точно прилипли к своим местам. Так пропустили старика, так наблюдали за Джин и Бабаком, когда они снова вернулись к машине.

– Ну и ну, Они прямо обалдели – орут, а их не слушают. Вот невидаль, однако! Ладно, поехали. Хозяин торопит. Не терпится ему, старому хряку, на новую девочку поглазеть, – сказала Снежана, уже сидевшая на своем месте впереди.

Бабак включил зажигание. Шлагбаум поднялся. Машина проехала мимо военных, провожавших ее взглядами, обогнала старика на телеге. Он все так же пораженно смотрел вслед неожиданным избавителям, зато повеселевшие ребятишки махали руками. Вскоре все они скрылись за поворотом.

– Расскажешь немного о своем хозяине? – спросила Джин Снежану.

– Козел, – просто ответила она. – Обычный арабский делец. Впрочем, бизнес у него вполне легальный. Он все свои делишки проворачивает под вывеской развлекательного комплекса «Звезда Востока». Это на подъезде к Даре, сама увидишь. Все у него внешне благопристойно. Отель, несколько корпусов, три ресторана, бары, бассейны, бани, и типа ночное варьете. На самом деле такая легальная демонстрация товара. Девочки выходят на сцену, делают там всякие движения у шеста, чтобы мужиков заводить. У мужиков имеются лазерные фонарики вроде указок. Понравилась ему девочка, так он наводит на нее указку. Красной точечкой помечает, а люди хозяина уже на заметку берут. Вроде ничего особенного. Подумаешь, указкой показал – не запрещено. Может, он ей букет цветов преподнести хочет. Так думают только несведущие люди, – Снежана усмехнулась. – Вроде меня. Выбранную девушку потом в специальное место доставляют. Это ниже по реке, у хозяина там кемпинг, где все закрыто и секретно. Клиент туда отдельно приезжает, чтобы остановиться на ночь. Девочку отдельно привозят, тайно, и под вывеской секретности потом увозят. Полиция нравов вроде как ничего не знает. На самом деле комплекс крышуют большие шишки из службы безопасности. Не зря же сам Шаукат сюда приезжал и своих русских дружков привозил, на Милисе отыграться. Знает, все сойдет ему с рук, под контролем, – с долей равнодушия закончила девушка.

– Дара, – сообщил сидевший вполоборота Бабак.

– Сворачивай налево и жми до конца. Там опять будет поворот. Вниз, к реке спускайся, – приказала Снежана.

Джин довольно подробно рассматривала в Интернете, как выглядит небольшой южный сирийский городок Дара, еще находясь в Израиле. На деле он оказался точно таким же, как на картинках. Ничего особенного. Та же деревня, в которой жили Ахмет и Абия, только больше домов – и все. Глинобитные невысокие домики, обсаженные яблоневыми и оливковыми деревьями, дикой вьющейся розой, и пыльная, незаасфальтированная, улица, видимо, трудно проходимая в дождь и непогоду. То же отсутствие тротуаров и каких-либо приспособлений для спуска воды. Везде, куда ни бросишь глаз – горы неубранного мусора, совсем как в Ираке. Урны есть, но, как правило, перевернуты, а стеклянные щиты на автобусных остановках разбиты.

Обычный захолустный восточный городок, но в последние месяцы из-за событий, которые происходили здесь, он стал известным на весь мир. Именно в Даре началась целая серия восстаний против режима Асада, и именно в этот город по приказу военных были введены не просто войска, а тяжелая техника, вернее, танки, стрелявшие по манифестантам прямой наводкой. Количество жертв, пострадавших при таком обстреле, режим Асада тщательно скрывал. Убитых хоронили тайно, без всяких церемоний, скрывая даже от родственников. По подсчетам эмиссаров Красного Креста, их насчитывалось ничуть не меньше трех тысяч. Кроме того, имелось много раненых.

Манифестантов с ранениями отказывались принимать в больницах. Поступил такой секретный приказ из Дамаска, как еще одно средство запугать людей, и они умирали уже дома, не получая никакой врачебной помощи. В связи с возникшей катастрофической ситуацией в Даре президент Международного Комитета Красного Креста Якоб Келленбергер лично отправился в Дамаск во главе группы экспертов, но его только водили за нос, отказываясь предоставлять информацию.

По данным, которые все-таки удалось собрать, количество погибших вместе с умершими от ран достигло пяти тысяч человек. Сирийская сторона при этом в категорической форме отказалась от помощи специалистов Красного Креста и запретила им въезд в государство. Надежды на спасение лишились те, кого еще могли спасти международными усилиями. Сирийские власти боялись, что масштаб расстрелов станет известен иностранной прессе. Они могли обсуждать сирийских правителей в Совете Безопасности ООН, где при таких цифрах Россия и Китай толком не смогут защищать своих давних приятелей. Сирийцы предпочли людскую смерть и преследования их родственников. Те должны молчать и никуда не обращаться из страха за своих оставшихся родных.

Однако, судя по сонным окраинам Дары, никто не мог представить себе такие значительные события в городе.

– Ты что-нибудь знаешь о восстании? – спросила Джин Снежану, когда машина повернула еще раз и начала спускаться к реке. – О событиях двухнедельной давности, – добавила она.

– Ты откуда знаешь? Нам вообще запрещено рассуждать на подобные темы, – внимательно посмотрела на нее Снежана.

– Я же из Израиля пришла. Там передавали, – объяснила Джин.

– Я и не сообразила, – спохватилась Снежана. – У меня такое впечатление, будто мы с тобой уж вместе здесь сто лет болтаемся, а ведь еще вчера не были знакомы. Нет, – вздохнула она. – Я ничего существенного не знаю. Нас же в город без особой нужды не выпускают. С Абдуллой я только на виллу езжу. Слыхала, как ему из Дамаска названивали, требовали закрыть все мечети в городе на время проведения операции. Народ там не должен прятаться, когда по ним стрелять начнут. Внутри мечети стрелять нельзя. Абдулла закрыл, ему-то чего?