Текст книги "Три дня в Сирии"

Автор книги: Михель Гавен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– Ты согласилась. Не так ли? – спросил Красовский.

– Как иначе? Для чего я все это затевала? Разве я имею право в последний момент струсить? Я написала о своей решимости участвовать в этом деле. У них нет возражений. Впрочем, я обязана вернуться в случае возникновения опасности для жизни. Осуществимо ли это практически? Не думаю, – спокойно ответила Джин.

– Значит, завтра вечером? – сказал Алекс, повернув ее к себе. – Со Светланой мы договорились больше не пересекаться. Она будет ждать в самом начале тропинки, когда стемнеет. Мы же доедем туда самостоятельно. Мужем Светланы я займусь завтра. Мы не можем допустить препятствий с его стороны. По дороге я покажу тебе тайник. Это небольшое углубление, прикрытое камнем, находящееся в скале. Одна часть – на сирийской территории, другая – практически у нас. Можно положить сообщение, практически не пересекая границы. У нас остается одна ночь до того, как мы расстанемся? – произнес мужчина, мягко взяв за плечи свою любимую женщину и поднимая ее с кресла. – Сколько времени придется ждать?

– Не знаю, – произнесла Джин, смотря ему прямо в глаза. – Я не знаю, – повторила она, понизив голос. – Вполне может статься, навсегда. Если мне удастся зацепиться в Сирии, то мой долг – остаться там и работать. На это уйдут месяцы, а может быть, и годы. Ты не обязан меня ждать.

Телефон замигал синими огоньками, демонстрируя доставку сообщения. Джин повернулась и взяла трубку со стола.

– Это от Светланы, – сказала она, посмотрев на номер. – «Фотка понравилась, – прочитала она текст. – Одобрено. Ждут. До завтра». Ну, вот и решилось, – медленно сказала Джин, удаляя сообщение и кладя трубку на стол. – Завтра ночью я уже буду там. Ты не обязан меня ждать. Даже не обещай мне, ведь это тот случай, когда разведчик уходит, чтобы выжить, – тихо заметила она, обняв Алекса за шею. – Забыть о себе, перестать быть собой. Сейчас все не так, как в Иране, когда я была связана с миссией Красного Креста и в любом случае должна была вернуться вместе с ней в Швейцарию. Здесь я буду на полном нелегальном положении. Мне надо вживаться, и чем дольше я продержусь, тем лучше. Не жди меня, забудь, – прошептала Джин. Она не хотела этого, но на глаза навернулись слезы.

– Кого мне еще ждать? Мне больше некого ждать и любить. Ты у меня одна, – произнес Алекс, тесно прижимая молодую женщину к себе. – Я дам тебе свой адрес в Тель-Авиве и ключ от моей квартиры. Он будет лежать на полке под почтовым ящиком. У нас часто так делают, когда не хотят таскать ключ с собой или боятся потерять. Никто его не стащит. В Израиле нет воров. Любимая, это – твой дом, когда бы ты ни вернулась назад. Пусть даже через годы. Я так решил.

– Я даже не знаю. Я попрошу Дэвида сообщать тебе информацию обо мне. Подобные сведения будут получать мои мама и отец. Если весь этот план вообще удастся, – медленно произнесла Джин, растерянно опустив голову.

– Это однозначно облегчило бы мне ожидание. Неизвестность всегда пугает, – вздохнул Красовский, с нежностью целуя ее в висок.

– Я прошу тебя, позаботься о Светлане. Сделай все, как я ей обещала, – попросила Джин.

– Не волнуйся. Пока я здесь, ей ничего не угрожает. В дальнейшем мы с Эхудом позаботимся о ее трудоустройстве в Тель-Авиве, – ответил Алекс.

* * *

Тропинка начиналась у небольшого горного озера, поросшего тростником и ежевикой, и сразу круто поднималась вверх. По одной стороне ее густо росли молодые сосенки с красновато-бурыми ветвями и длинными, пышными метелками хвои на оконечностях. По другой – поднималась покрытая серебристым мхом каменная стена.

– Ой, скользко тут, – испуганно сказала Светлана, поставив ногу на камень и пошатнувшись. Она схватила Алекса за руку. – Вы взяли фонари-то? Как мы еще змей сможем увидеть?

– Фонари взяли, но зажигать не будем. Сейчас и так довольно светло, – ответил он вполголоса.

Ночь действительно выдалась необыкновенно ясной. Полная луна висела над краем горы беловато-желтым неподвижным кругом, а небо вокруг казалось не темно-синим, как обычно, а прозрачно-зеленоватым.

– Верно, ни одной звездочки не видать, – бормотала Светлана, вскинув голову.

– Холод для змей – главный враг, – заметил Алекс. – На холодном камне змеи вялые, пугливые, быстро уползают. Тело у них не разогревается, поэтому нападать они не будут. Ну а если попадется какая, у нас есть вот это. Попугаем на славу, – решительно заявил Красовский, демонстрируя заранее приготовленную толстую палку.

– Да, хоть они и неразогретые, как вы говорите, а от встречи такой приятного мало, – испуганно произнесла Светлана, поеживаясь. Правда, когда Снежанка бежала, жара стояла днем, да и ночью не очень остывало. Помню, от камней даже через сандалии жар шел. Вот они и сновали тут с камня на камень. Я думала, честно говоря, вообще ног домой не донесу. Главное, на обратном пути змеи постоянно мне попадались. Уж как там Снежанка шла, не знаю. Они ведь и с той стороны ползают, и с этой.

– На этот раз все будет не так страшно, – сказал Алекс, успокаивающе улыбаясь. – Во всяком случае, для вас, Светлана. Я пойду первым наверх, а обратно мы тоже вместе будем спускаться. Я умею справляться со змеями, даже если они действительно попадутся. Я полагаю, в такую холодную ночь они больше сидят по укрытиям и греют потомство. Сразу договоримся идти строго за мной, причем желательно медленно, не делая никаких резких движений, – сосредоточенно обратился он к Джин. Женщина молча стояла перед тропинкой, глядя наверх. – Змеи очень чутко реагируют на малейшие вибрации и начинают беспокоиться. Если идти неторопливо и не беспокоить их, то можно вообще избежать неприятностей. Ни в коем случае не кричать, – проговорил Красовский, обращаясь персонально к Светлане. – Змеи глухи, но сирийские пограничники явно лучше слышат. О них тоже надо помнить.

– Да, о пограничниках я забыла, – сказала Светлана, морщась, словно ей напомнили о чем-то очень неприятном.

– Змеи пострашнее будут, – усмехнулся Алекс. – Ну, пошли? – спросил мужчина, подойдя к Джин.

– Пошли, – кивнула она и отступила на шаг, пропуская Красовского вперед.

Идти было трудно. Тропинка обледенела, и даже многослойная, оснащенная протектором подошва кроссовок скользила на камнях. Они поднялись, наверное, метров на пятьдесят, когда Светлана, замыкавшая группу, вдруг сдавленно охнула. Джин в страхе повернулась и тоже чуть не вскрикнула. Прямо перед Светланой с нижней ветки раскидистой алеппской сосны свисала длинная толстая змея. Зацепившись хвостом за ветку, она чуть заметно покачивалась. Серебристые зигзаги на теле змеи сверкали в лунном свете.

– Мамочка… – пробормотала Светлана, поднимая ногу, чтобы отступить в сторону.

– Стоять! Сбоку еще одна, – негромко приказал Алекс.

Джин взглянула в сторону, куда указывал Алекс. Между камней шевелилось такое же серебристое тело, скрученное в несколько колец. Светлана неподвижно застыла, но даже в полутьме было заметно, как она побледнела.

– Не шевелитесь и держите себя в руках, – проговорил Алекс. Медленно обойдя Джин, он приблизился к змее. – Это самка. Она с детенышами, поэтому такая толстая. Сейчас мы ее аккуратно снимем, а вы, как только я ее отброшу, сразу быстро идите ко мне, чтобы вторая змея вас не достала, – приказал он. – Обычно эти твари хорошо чувствуют друг друга.

– Мамочки, я не могу, не могу… – сокрушалась Светлана, прижав кулаки к щекам.

– Терпите. Нужно стоять неподвижно. Одну минуту, – спокойно проговорил Алекс.

Он медленно поднес палку к телу змеи. Она не шевелилась, свисая, точно толстый серебряный канат, спустившийся с ветки. Резким движением Алекс сорвал змею с ветки и отбросил в сосны. Она зашипела, мгновенно изогнувшись. Джин почувствовала, как у нее самой вдруг ослабли коленки, а ноги стали ватными. Что же тогда чувствовала Светлана? Сбросив змею, Алекс свободной рукой схватил женщину за локоть и подтянул к себе. Это оказалось очень вовремя – вторая змея, мгновенно раскрутившись, с шипением ударилась треугольной мордой в то место, где Светлана стояла пару секунд назад. Женщина завизжала от ужаса, но Алекс закрыл ей рот рукой, прижимая к себе. Ничего не было слышно. Он выставил палку вперед, которую змея тут же атаковала. В воздухе промелькнули, как трассирующие пули, капельки яда. Джин увидела обнаженные клыки в пасти, мелькающий раздвоенный язык и надутый на горле полосатый капюшон. Египетская кобра кусает так, что можно заказывать панихиду и отправляться на тот свет, если под рукой нет противоядия. У них, слава богу, противоядие было. Молодая женщина взяла с собой полевые шприц-тюбики, заполненные лекарством, какие обычно применялись в Ираке при подобных несчастных случаях с американскими солдатами, если их покусала змея. С этими шприц-тюбиками она могла дойти только до границы Израиля, а дальше должна была оставить их Алексу. Явиться с таким маркированным американцами лекарством в сирийскую деревню она не может, ведь это сразу выдаст Джин с головой. Значит, надо молить Бога, чтобы подобные монстры на той стороне ей не встречались, так как там не будет не только противоядия, но и Алекса с палкой. Она останется одна. От подобной мысли Джин стало не по себе, и она даже почувствовала тошноту.

Выплеснув ярость, змея юркнула за камень, а потом прошелестела между сосен, удаляясь.

– Это папаша. Пополз догонять мамочку и будущих детенышей. Они ведь тоже парами живут, друг о друге заботясь. Хоть и ползучие твари, а понять их можно, – отметил Алекс.

– Только не мне… Я сейчас вообще концы отброшу. Дальше идти никак не могу, – сказала Светлана, расслабившись и повиснув на его руке.

– Надо идти! Я, как и раньше, пойду первым, а вы следуйте, пожалуйста, за Джин. Надеюсь, это было единственное наше испытание такого рода на сегодняшний день. Не так уж далеко осталось. Во всяком случае, нам с вами, Светлана, – строго заметил Алекс, буквально силком ставя ее на ноги.

– Так мы же еще обратно пойдем. О, боже, какой ужас! – жалобно простонала та.

– Мы-то с вами вместе пойдем, а как быть доктору? – сказал Алекс, прикасаясь к руке своей любимой женщины.

– Не знаю. Я тоже в шоке, – ответила Джин, лишь покачав головой.

– Я с ними и руками могу справиться, а ты возьмешь с собой мою палку и будешь выставлять перед собой. Тогда змея набросится на нее, а не на тебя. Она же очень плохо видит, а если нет никакого шума, который может ей подсказать ориентиры, то легко спутает человека с палкой, – предложил он.

– Я бы и шага не прошла после такого инцидента, – пожаловалась Светлана.

– Ладно, так же медленно двигаемся вперед. Скоро уже будет тайник, о котором я говорил, – распорядился Алекс.

Они поднялись еще метров на пятьдесят, и дальше тропинка начинала опускаться во впадину, за которой снова шла вверх.

– Там уже находится Сирия. Низина – нейтральная территория, – Алекс показал рукой вперед. – Вот этот камень, под которым я буду искать сообщения от тебя.

Красовский показал на выемку в скале. Просунув руку, он отодвинул кусок базальта. Внутри была небольшая пещерка, в прозрачном лунном свете которой было отчетливо видно, как из нее выскочил испуганный паук и побежал по скале наверх. Алекс задвинул камень.

– Я пока не могу сказать, в какое время буду присылать сюда сообщения, и удастся ли мне вообще данная авантюра. Возможно, у меня получится подать какой-то знак, позвонив Светлане. Все-таки предполагается, что мы с ней подруги. Как и Снежана, Светлана помогает мне уйти в Сирию, – сказала Джин.

– Конечно, Снежанка-то мне звонит, – подтвердила Светлана. – Ой, кажется, ползет кто-то, – тут же насторожилась женщина, прижавшись к Алексу.

– Змею вы никогда не услышите. У нее природный дар бесшумного передвижения. Нет, никого нет, – заключил Алекс, внимательно осмотрев ближайшие камни.

– Слава богу. У меня аж зубы стучат, – облегченно вздохнула Светлана, выпрямляясь.

– Надо идти, – сказал Красовский, посмотрев на часы, а потом на Джин.

Присутствие Светланы явно сдерживало его бушующие чувства. Джин тоже смутилась. Молодая женщина молча протянула ему пакет с лекарством и взяла у Алекса палку.

– Такой вот обмен. У вас защита понадежней, чем у меня, но иначе нельзя, – тихо сказала Джин, криво улыбнувшись. Ее губы нервно дрожали.

– Майор, пойдем уж скорее назад. Неспокойно мне, – оборвала ее Светлана, потянув Алекса за рукав.

Она все время оглядывалась по сторонам, охваченная страхом, конечно, не догадываясь, как важны для обоих любящих сердец эти последние мгновения перед разлукой.

– Снежана не говорила, мне все время идти по этой тропке? Она нигде не разветвляется? – обратилась Джин к женщине, поборов свои эмоции.

– Разветвляется? – негромко повторила Светлана, нахмурившись и стараясь собраться с мыслями. – Она сказала, все время надо держаться вот этих сосен, то есть этой стороны, – она показала налево. – Если где и разветвляется, все равно налево сворачивать. Так и выйдете к деревне. Там сразу, как подойдете, первый дом. Хозяина зовут Ахмедом, а хозяйку величают, кажется, Абией. Впрочем, это неважно. Главное, как постучитесь, скажете, что вы та женщина, о которой их предупреждала Снежана. Их дом на самой окраине стоит, а тропинка прямо к нему выводит. Не спутаетесь. Дальше я не знаю, – задумчиво сказала женщина. – Эта Абия скажет, когда Снежанка за вами приедет или пришлет кого. Она им мобильник подарила, у них теперь есть. Семья может позвонить Снежане. Ой, опять ползет кто-то! – закричала женщина, шарахнувшись в сторону.

– Кто ползет? – спокойно проговорил Алекс, осмотревшись по сторонам. – Никого нет. Не выдумывайте, пожалуйста, Светлана.

– После такого мало ли что пригрезится. Мама дорогая… Пошли скорее назад! – воскликнула женщина, снова поежившись.

– Да, идите. Не будем терять время. Чем быстрее я доберусь до деревни, тем лучше, – решила Джин.

– Я помогу тебе спуститься, – медленно произнес Алекс, с нежностью взяв любимую женщину за руку.

Джин все понимала. Ему хотелось еще хотя бы несколько секунд побыть вместе с возлюбленной, и тем мучительней было расставание.

– Нет, я пойду одна. Возвращайтесь, – отрезала молодая женщина, высвободив руку.

– Ты все запомнила про Тель-Авив? Я тебе говорил адрес, – сказал мужчина, неотрывно глядя в лицо Джин. В темных глазах Красовского отражались желтоватые отблески – луна светила прямо на него.

– Я все запомнила, – ответила она мягко. – Я не забуду. На крайний случай есть управление кадров, где мне совершенно точно все подскажут. Я не растеряюсь. Если вернусь назад, конечно, – с горечью добавила Джин.

– Ты вернешься. Я буду ждать, – твердо сказал Алекс, почувствовав всем сердцем приближение расставания.

– Я постараюсь, – только и вздохнула Джин.

Красовский и Джин хотели поцеловаться, быть может, в последний раз, но присутствие Светланы сдерживало обоих. «Может, и к лучшему. Так легче расстаться», – подумала молодая женщина и, повернувшись, начала спускаться в низину, осторожно проверяя палкой кусты перед собой. Больше уже не сказала ни слова.

– Передавайте привет Снежанке! – вдруг прокричала Светлана.

– Тихо! Раньше не сообразили сказать? – сердито одернул ее Красовский.

– Нет. Простите. Правда, чего это я, – сказала женщина, заметно смутившись. – Наверное, от страха совсем уж разум потеряла.

Джин закивала головой, а потом, остановившись на минуту, посмотрела назад. Алекс стоял у скалы – высокий, статный, в джинсах и расстегнутой кожаной куртке, под которой виднелась черная футболка без рисунка. Рядом с ним Светлана – тоже в джинсах и куртке, испуганно переминающаяся и все время оглядывающаяся по сторонам. «Может быть, я вижу их в последний раз, – от этой мысли у Джин комок встал в горле. Она почувствовала подступающие к глазам слезы. – Может быть, они последние посланцы той прекрасной, свободной, даже счастливой жизни, с которой я прощаюсь сейчас навсегда. Впереди – мрак, пустота, лабиринты ада… Нет, раскисать нельзя, – подумала молодая женщина, одернув себя. – Всегда надо помнить слова моей любимой бабушки: чем раньше начнешь свой путь, тем быстрее придешь назад, к тем, кто тебя любит и ждет».

Это правильно. Надо надеяться на лучшее, идти вперед и больше не оглядываться. Но, даже учитывая весь опыт прошлой жизни, Джин чувствовала свое потенциальное полное и безысходное одиночество в Сирии. Даже о ее маршруте знают только три человека – Алекс, едва знакомая ей Светлана и Дэвид в Эль-Куте. Плюс еще несколько высокопоставленных начальников. Не знают ни мама, ни отец, ни тетя Джилл. Они какое-то время ничего и не поймут. Будут писать ей письма, думая, что Джин все еще находится в Эль-Куте. Потом-то, конечно, Дэвид завуалированно и аккуратно посоветует родителям не писать по старому адресу. При случае Дэвид все сообщит, а местонахождение их ближайшей родственницы находится под государственной тайной. И они погрузятся в тревогу, которая день и ночь будет грызть их души, хотя они так же будут надеяться на лучшее – а на что еще им всем останется надеяться теперь? И мама еще долго не узнает, что она встретилась с Алексом, что она хочет остаться с ним на всю жизнь, и он хочет того же. Она не узнает, что он вообще существует на свете. Мужчина, который вытеснил из ее сердца всех прочих, кто жил в нем прежде. Ведь Джин ничего не написала матери о нем, чтобы не волновать заранее. Она вообще ей ничего не написала перед тем, как покинуть гостиницу в Кацрине и отправиться в Сирию, кроме совершенно обычного «люблю, целую, со мной все в порядке». А остальное через некоторое время сообщит Дэвид. Так, как сочтет нужным. И наверное, это к лучшему.

Сейчас, глядя на Алекса, стоявшего у большого камня, наверху, над ней, ей как никогда хотелось все бросить и бежать обратно, к нему, чтобы остаться навсегда. Но долг, тот долг, который немало проклинала еще бабушка Маренн, но всегда безоговорочно подчинялась ему, тянул ее в другую сторону. Видимо, ей достался в наследство тот же характер и та же судьба. Расставаться с тем, что дорого во имя каких-то высших целей. Волшебник Гендальф, извольте приниматься за работу. Перед вами черная гора зла, так извольте вскарабкаться на нее, чтобы мрак когда-нибудь развеялся, и вовсе не обязательно, что вы увидите это собственными глазами. В отличие от волшебников Толкиена у нее не несколько, а только одна жизнь. И не исключено, что ей придется с ней расстаться еще до того, как рухнет режим дамасского саурона.

Что она вспомнит тогда, на краю своей жизни, возможно, перед виселицей или перед расстрелом – вот этот последний миг прощания, как Алекс смотрел на нее, залитый лунным светом, а она смотрела на него из низины, а рядом с ним нетерпеливо переминалась с ноги на ногу Светлана, совершенно посторонний человек, о которой всего неделю назад она и слыхом не слыхивала. А теперь она стала важной, значимой. Конечно, и ее она тоже вспомнит. А еще свое детство с бабушкой в Провансе на Средиземном море, счастливое и безоблачное, как у большинства детей на свете. И много чего еще.

Махнув рукой, Джин повернулась и решительно зашагала вниз, проверяя палкой дорогу. Слезы против воли градом катились по щекам, и она больше не поворачивалась. Не потому что боялась, что они увидят ее слезы. Потому что чувствовала, еще раз заставить себя идти дальше, у нее возможно уже не хватит сил. Она просто побежит назад – и пропади пропадом эта Сирия вместе с Асадом. Но это недопустимо.

Трава шуршала под ногами, сбрасывая росу и иней на сетчатое покрытие кроссовок. Змеи, по счастью, не попадались. Она прошла низину и стала снова подниматься наверх, на этот раз уже на сирийскую сторону. Она знала, что Алекс и Светлана все еще стоят на противоположной горе и смотрят ей вслед. Они стояли и смотрели ей вслед, пока она не скрылась из вида. Она запомнит их такими. Она запомнит Алекса таким. Потому что отныне и довольно долго, если ей и предстоит встречаться с ним, то только во сне.

Обмерзшая влажная дорожка все так же петляла между камнями, залитая лунным светом, и на территории Сирии она совершенно не отличалась от той, по которой Джин шла с Алексом и Светланой на территории Израиля. Такие же валуны по правую сторону и густо поросший соснами склон по левую. «Это еще раз доказывает, насколько условны границы, придуманные людьми, – подумала Джин. – Для природы нет границ, для нее все едино. Все – одна маленькая планета, населенная жизнью, единственная во Вселенной, а может быть, и не единственная, кто знает?»

Разница заключалась в том, что по территории Израиля она шла вместе с Алексом, полагаясь на его защиту и помощь, а тут – совершенно одна. А опасностей не стало меньше. Только, наоборот, больше. К ее везению, высоких сосен больше не встречалось, так что ожидать, что змея упадет на голову, как чуть не свалилась на Светлану, уже не приходилось.

Сосны в основном были молоденькие, стелились по земле. На всем пути до поселка только один раз из их зарослей показалась треугольная голова змеи. Джин остановилась, как вкопанная, помня о том, что твари как в известном изречении передвигаются по паре. И стояла не шевелясь, пока гадюки, черные в желтых пятнах, свившись клубком, не перекатились через дорогу, свалившись в небольшое углубление в скале. Джин почувствовала, как все тело ее покрыл холодный пот, и она двинулась вперед, едва переставляя ноги и ощущая дрожь в коленках. Прошла мимо впадины, где гадюки вились, елозя друг на друге, видимо, совершали брачный обряд, прошла еще несколько шагов вперед. Женщине хотелось бежать, но она помнила, что этого делать категорически нельзя. Джин остановилась, обернувшись в страхе, так как ей казалось, гадюки обязательно бросятся следом за ней, но дорожка за спиной агента была пуста, змеям явно было не до нее, и надо думать, они и вовсе не заметили Джин.

Собравшись с духом, Джин снова начала карабкаться по тропинке вверх, и взобравшись уже почти на корточках на отвесный выступ, поднялась на скалу, с которой увидела перед собой ровное плато и несколько типичных сирийских домиков, построенных из камня вперемешку с глиной. Над самым крайним из них, подходящим к обрыву, вился дымок – там явно не спали и кого-то ждали. Вполне вероятно, именно ее. Спрятав палку в кустах (вдруг пригодится, если придется спускаться к тайнику на границе), Джин направилась к дому. При ее приближении залаяла собака. Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина. Ее было очень хорошо видно, так как луна освещала весь дом и небольшой прилегающий двор.

Накинув теплую овечью телогрейку поверх длинной вышитой рубахи, под которой виднелись цветные шаровары, женщина сошла во двор, подозвала собаку и поджидала, поправляя выбившиеся концы традиционного сирийского платка из тонкой белой прозрачной ткани, когда Джин подойдет ближе. Когда Джин приблизилась, женщина махнула ей рукой, приглашая в дом. У Джин отлегло от сердца – первая часть плана реализовалась удачно. Она пересекла границу, и сербская беженка Снежана, с которой она пока даже не была знакома, не подвела – она предупредила хозяев о ее приходе, и видимо, скоро даст знать о себе.

– Вы от Снежаны? – тихо спросила женщина, придерживая собаку, когда Джин подошла к ней.

– Да, именно так, – Джин кивнула.

– Проходите скорее в дом, чтобы соседи не заметили.

Джин направилась к дверям. Справа за домом ей бросилось в глаза большое деревянное колесо, со множеством ковшей, прикрепленных к нему по ободу. Традиционная сирийская нория – старый способ, используемый крестьянами для доставки воды в оросительные каналы на поля. Колесо медленно поворачивалось, ковши наполнялись внизу водой из горной реки, а сверху выливались в желоб, откуда вода попадала в систему полива. Подобное ярко свидетельствовало о том, что она уже в Сирии. Такого не увидишь ни в Израиле, ни в Ираке. Сирия – древняя земля, по которой ступала нога Цезаря и крестоносцев, но в системе орошения здесь ничего не изменилось с тех самых пор. «Небольшая тропинка километра три с половиной длиной ведет из одного мира в другой, – подумала Джин. – Природа не меняется, природа все та же, а вот люди разные, и все у них по-разному. Разные цивилизации, а не просто народы».

– Вы дверь-то быстрее закрывайте, а то змеи внутрь заскочат. В такую ясную погоду их много ползает, хоть лишний раз нос на двор не показывай. Я и собаку в доме для этого держу. Не встретились вам? – прошептала ей женщина на пороге.

– Встретилась парочка. Я от них палкой отбилась, – призналась Джин.

– Вы смелая. Я живу тут, почитай, тридцать лет, а до сих пор их как огня боюсь. Больше всего, что в кровать заползут. У меня так свекровь умерла. Она не проверила постель перед сном, а там змея пригрелась и ужалила несчастную, – женщина покачала головой.

Джин снова стало не по себе.

– Мы уже ученые, все проверяем теперь, – успокоила ее женщина. – Входите, входите, – пригласила она. – Не стесняйтесь. У нас никто не спит, хоть и света нет, мы вас ждем. Свет не жжем, чтобы соседи не заметили, только печь топим.

Войдя в дом, Джин сразу споткнулась в темноте обо что-то острое. От пореза ее спасли только кроссовки.

– Осторожно, – предупредила хозяйка, – у нас тут всякой всячины понаставлено. Места мало, хранить негде, вот все в дом приходится тащить, подальше от соседей. У меня так дочка ногу расшибла, до сих пор поправиться не может. Говорила отцу все переставить, а он так и не сделал, пес, – добавила она в сердцах, но тут же сжалилась: – Понять его можно. Очень устает.

«Всякой всячиной» хозяйка дома именовала разнообразные орудия крестьянского труда. Джин разглядела их, когда дверь в комнату открылась и в небольшие узкие сени, похожие на террасу, проник огонь очага. Такие приспособления она видела только на картинках в учебниках истории – соха с железным сошником, мотыга, бревнообразная борона, серп, о который она чуть не покалечилась. Ничего подобного уже давно не встречалось у фермеров Соединенных Штатов и в Европе – там труд был не только механизирован, но и компьютеризирован. Один-два человека могли без труда обрабатывать большие территории, вообще не выходя из дома. Здесь, в Сирии, все еще оставался традиционный ручной уклад, малопроизводительный и порой непосильный для человека.

– Меня Абия зовут. Я же и не назвала свое имя. Уж не знаю, говорила ли Снежана, – представилась хозяйка.

– Говорила. Меня зовут Зоя, – кивнула Джин.

Она решила назваться именем, которое нравилось ей с детства. Так звали одну из школьных подруг ее матери в Петербурге, и она частенько о ней вспоминала.

– Зоя Красовская.

Фамилию она тоже выбрала заранее. Имя будет напоминать ей о матери, а фамилия – об Алексе. Ведь если бы Джин не пришлось сейчас отправиться сюда, в Сирию, она могла с радостью присоединить его фамилию к своей, с несомненного согласия Красовского. Как еще понимать его обещание хранить ключ от дома на полке под почтовым ящиком, как не предложение остаться вместе навсегда, предложение руки и сердца. Взяв фамилию Алекса, Джин только подтвердит, что принимает его предложение, хотя сам Алекс об этом пока ничего не знает.

– Отец, вот Зоя пришла. О ней нам с тобой Снежана говорила, слышишь? Зоя побудет у нас до завтра, а потом Снежана за ней приедет, – сказала Абия, войдя в комнату и подойдя к очагу.

– Здравствуйте, – поздоровалась Джин.

Комната в доме была одна. В ней спали, ели, отдыхали все члены семьи. Сирийские дома вообще небольшие, Джин знала это и раньше. Феллахи экономят каждый клочок земли, чтобы меньше занимать под постройки, а получить как можно больше урожая на продажу. Эту комнату даже можно назвать тесной. В ней было душно и сыро, несмотря на огонь, горящий в очаге, сложенном из камней на глинобитном полу. Вокруг очага на цветных тюфяках сидел глава семьи, уже пожилой сириец в полосатой рубахе кунбаз и суживающихся ниже колен темных хлопчатобумажных штанах. Голову его покрывал традиционный для местных жителей клетчатый платок, перехваченный темным шерстяным жгутом. Лицо мужчины, загорелое до черноты, было испещрено множеством морщин, как будто лист темной бумаги, который кто-то намеренно долго мял. Больше всего Джин поразили его руки, держащие глиняную чашку с зеленым чаем. Таких натруженных, покрытых ссадинами и мозолями рук Джин не приходилось видеть давно, разве что в отдаленных деревнях Афганистана и Ирака, где люди также жили тяжелым физическим трудом.

– Милости просим. Да благословит Аллах!

Увидев Джин, мужчина привстал, чуть заметно поклонился и поставив чашку, сделал широкий жест рукой, приглашая к очагу:

– Присаживайтесь с нами. Ахмет аль-Хусейн. Угощайтесь, чем Аллах милостив, – предложил он.

– Да, присаживайтесь, присаживайтесь, – торопливо подтвердила Абия, пододвигая Джин полосатый тюфяк. – Подвиньтесь! – нетерпеливо прикрикнула женщина на детей.

Вокруг очага кроме отца сидели еще три мальчика. Разница между ними составляла год, не больше. Все они были очень похожи между собой – в одинаковых полосатых рубашках, штанах, босые. Реагируя на окрик матери, они теснее прижались друг к дружке, боязливо поглядывая на незнакомку. За их спинами на тюфяке под окном лежала девочка, укрытая пестрым лоскутным одеялом. Она тихо всхлипывала.

– Спасибо, – произнесла молодая женщина.

Джин присела к огню. Прямо на нее с двух больших портретов над очагом смотрели великий правитель Хафез Асад и его сын Башар, нынешний глава Сирии. Джин даже как-то стало не по себе под их суровыми, вопрошающими взглядами. Почему-то вспомнились призывы северокорейского диктора по одной из программ, которую ей пришлось посмотреть на базе в Ираке. Там строгая женщина в национальной корейской одежде истошно взывала, сидя за гладким, совершенно чистым столом, на котором не лежало ни одной бумажки: «Помни, великий Ким повсюду следит за тобой. Береги великого Кима. Он наш отец и благодетель!» Еще вспомнился плакат времен Гражданской войны в России, который в Сети ей показывала мама: «Ты записался добровольцем?» Ужасный бескомпромиссный красногвардеец на нем, тыкающий пальцем в каждого встречного. «Как хорошо, что у американских президентов никогда не было таких лиц», – мелькнула мысль, но Джин тут же одернула себя. Надо следить и за мыслями тоже, не только за словами. Так и выдать себя недолго.

– У нас только бобы печеные сегодня, вот, попробуйте. Больше ничего не могу предложить, – Абия протянула ей глиняную миску с угощением, словно извиняясь. – За урожай мало выручили на рынке, на многое не хватает денег, мясо купить – для нас редкость, только по праздникам можем себе его позволить. Тут вот на Исму потратились, – показала она на больную девочку. – Возили в город к доктору, за прием заплатили, платить-то ведь заранее надо, иначе и в кабинет не пустят, да уж под самый вечер приняли нас… Никакой помощи толком не оказали, торопились домой. Хирурга у них не оказалось. Сказали, приезжайте завтра с утра. На что поедешь-то? – она растерянно пожала плечами. – Если мы еще раз к тому доктору поедем, то уж совсем нам есть не на что будет. Голодать станем. Только если Снежана каких денег пришлет, на нее вся надежда, – женщина горько вздохнула.