Текст книги "Три дня в Сирии"

Автор книги: Михель Гавен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Джин взяла термос с лекарствами, быстро перебрала ампулы и выбрала три из них.

– Подойдет. Давайте шприцы, – приказала молодая женщина врачу. – Любые, но лучше дозировкой поменьше.

– Тут на два кубика, – предложил он.

– Подойдет.

Быстро набрав лекарство, Джин одну за другой сделала несколько инъекций.

– Перевязочный материал, – потребовала она у доктора, и тот поднес коробку с красным крестом. – Пожалуйста, осторожно приподнимите генерала, – попросила Джин. Заира, аккуратно сняла полотенце, чтобы не повредить раны. Блокировав отверстия тампонами и пластырем, наложила повязку. – Сейчас надо перенести его в машину, – распорядилась молодая женщина, закончив перевязку. – Только очень аккуратно. Несите вместе с капельницей. Не трясите. Несите, чуть наклонив головой вниз, и тогда внутреннее кровотечение уменьшится. Когда будете класть в машину, следите за бутылкой с физраствором. Она должна находиться так же перпендикулярно. Не болтайте ее, а то трубка отойдет, в вену попадет воздух и тогда неминуемо будет тромб. Вам ясно? – спросила она офицеров.

– Так точно, госпожа, – ответили те.

Шауката осторожно уложили на одеяло, ведь носилок в отеле Мустафы не нашлось. Три офицера взялись за края, чтобы нести больного, а четвертый держал капельницу. В это время на пороге снова появился Махер аль-Асад.

– Куда вы собрались? Никак в больницу? Мой братик еще жив? – спросил он глумливо.

– Освободите дорогу, – резко потребовала Джин.

– Чего ты тут раскомандовалась? – взбесился Махер, больно схватив молодую женщину за плечо. – Проститутка! Мустафа! – хозяин отеля аж подскочил на месте от его окрика. – Что ты позволяешь своим девочкам? Они совсем разболтались. Одна меня сейчас чуть не укусила вместо демонстрации своей задницы, а эта вообще играет в командиршу. Мустафа, я…

Он не договорил. К Махеру подбежал адъютант и, сунув в руки трубку, сообщил:

– Президент. Сам…

– Президент? – обомлел тот.

Махер взял трубку. Джин заметила, как он мгновенно переменился в лице. Его спесь, самоуверенность и наглость мигом исчезли. Он выглядел маленьким, испуганным нахулиганившим мальчиком, боящимся теперь получить взбучку от грозного старшего брата. Испуганней Махера в этот момент выглядел только Мустафа, просто онемевший от его выговора, и казалось, готовящийся вот-вот рухнуть на пол без сознания.

– Я слушаю, – робко произнес Махер в трубку.

– Несите генерала вниз, – приказала Джин офицерам. – Быстро. Он занят. Отойди-ка, – сказала она, оттолкнув Махера. Он, похоже, и не заметил этого. Махер серел, выслушивая отповедь брата.

Джин прошла первой. За ней офицеры поспешно вынесли Шауката.

«Они все погрязли в страхе. Страх окончательно искорежил людскую психику, причем как у тех, кто вверху, так и у тех, кто внизу. Внизу можно еще встретить людей, не утративших трезвого мышления, похожих на Абию и Бабака. Наверху же наблюдается полное разложение, безволие, бессилие, боязнь сделать шаг без одобрения начальства. Махер аль-Асад, такой беспощадный и нетерпимый со своими подчиненными, робеет перед братом, и не потому, что тот обладает сильной волей. Нет, он намного мягче Махера по характеру, а потому, что он занимает пост президента. Они деградировали в страхе перед властью, держась за нее любыми средствами. Начальство не представляет себе жизни без этой власти, вне ее устоявшихся рамок. Потерять власть для них равноценно потере жизни», – думала Джин, поддерживая в лифте голову раненого генерала.

– Осторожно, осторожно, ступеньки, – предупредила она, выйдя на крыльцо.

Генерала вынесли из отеля, а Заир уже распахнул дверцу бронированного автомобиля. Шауката осторожно погрузили внутрь. Джин села рядом, а на переднее сиденье, рядом с водителем – Заир. Одна за другой машины тронулись. Никто им не препятствовал. Когда выезжали с территории отеля, зазвонил телефон.

– Бушра, – сообщил адъютант, взглянув на номер. – Я слушаю, госпожа, – он ответил на вызов. – Одну минуту, госпожа. Она хочет поговорить с вами, – мужчина передал Джин трубку.

– Я слушаю, госпожа.

– Это Бушра, Зоя, – сестра президента сказала так, словно они были давным-давно знакомы, хотя даже ни разу пока не встречались друг с другом лично. – Мне звонили из госпиталя, – добавила она. – Там все приготовили для операции, но говорят, у них только масочный наркоз. Я не понимаю, а они толком ничего не могут объяснить.

– Значит, госпожа, нам не подходит такой госпиталь. Масочный наркоз хорош при операциях средней тяжести, когда сознание пациента выключается не полностью, а нам нужен глубокий наркоз. Эндотрахеальный, с интубационной трубкой и вентилированием легких, – серьезно ответила Джин.

– У них его нет. Что же делать? Я обязательно найду все необходимое в Дамаске и привезу, но будет поздно, – растерянно ответила Бушра.

– Будет поздно, – согласилась Джин. – Если мы допустим развитие перитонита, воспаление перекинется на кишечник. Придется проводить резекцию, а это очень долгое и опасное дело. Маска нам не подходит, ведь при глубоком наркозе на маске пациент просто задохнется. Анестезиолог обязан был вам объяснить, – прибавила она.

– Он ничего мне не сказал, – вздохнула Бушра.

– Он просто побоялся. В подобных случаях пациент умирает не сразу, часто не на операционном столе, а в палате, спустя минут двадцать или тридцать после операции. Неожиданная остановка сердца. Главное – не на операционном столе, и они вроде здесь ни при чем. Кто будет разбираться в неправильном наркозе и разбалансировке сердца в отсутствие кислородного голодания? – рассудила Джин.

– Что делать?

– Прикажите вообще отменить масочный наркоз, – попросила Джин. – Будем делать по старинке, под новокаиновой блокадой, – решила она. – Будет больно, но ваш муж – солдат. Ему не привыкать терпеть боль. Я введу лекарства, снижающие ее воздействие. В таком случае мы достигнем двух целей, – объяснила Джин. – Остановим развитие перитонита и сведем к минимуму риск использования неправильного наркоза, а значит, сохраним сердце. Если вы согласны, то так и поступим.

Бушра молчала. Джин понимала, в каком трудном положении она оказалась. Бушра сейчас должна была доверять женщине, называвшей себя врачом, с которой она совершенно не была знакома. Врачей с еще советскими дипломами, считавшимися светилами, женщине придется оттолкнуть. Бушра должна доверить женщине, появившейся неизвестно откуда, не просто своего мужа, которого когда-то любила страстно, а возможно, ничуть не меньше любит и до сих пор. Она должна была доверить ей свое будущее, будущее своих детей, ведь в случае смерти Шауката она теряла все. Ей не приходилось рассчитывать на снисхождение братьев. Погибни Шаукат, они не стали бы ни одного дня терпеть ее в Сирии, вынудив уехать. Взять Асму аль-Асад, жену Башара, ненавидящую Бушру и считающую ее своей соперницей. На этом точно настоит Махер. Башар аль-Асад, при его мягком характере, несмотря на привязанность к сестре, должен был бы уступить недоброжелателям Бушры. Она прекрасно все понимала. Бушра ставила на карту все, но и Джин тоже было над чем задуматься. Молодая женщина также немало рисковала. По большому счету, зачем она вообще ввязалась в это дело, не соблюдая осторожности? Выигрыш мог оказаться огромным, так же как, кстати, и проигрыш – катастрофическим. Первое испытание ждало ее, как ни странно, именно на операции Шауката. Джин не сомневалась, что в госпитале в Даре стояла еще советская медицинская техника и там работали врачи, получившие образование в СССР. Значит, они оперировали и лечили по советским методикам. Хотя в самой России, особенно в столичных клиниках, от морально устаревших методик начали отказываться уже в начале девяностых годов, перенимая западный опыт, прежде запрещенный, в Сирии все оставалось неизменным. Джин никогда не оперировала по этим методикам и имела с ними лишь теоретическое знакомство. По идее, молодая женщина должна лечить именно так, особенно в соответствии с ее легендой. Откуда обычному советскому врачу, пусть даже учившемуся в Москве, но всю жизнь прожившему в захолустном гарнизоне в Молдавии, узнать современные американские методы хирургии? Ведь, по легенде, Джин давно не работает по специальности. Такой опыт ей просто негде получить. Советские методики в случае Шауката не годились. Молодая женщина могла оперировать только по той методике, которая широко применялась в американской армии, и только такие сверхэффективные меры могли гарантировать выздоровление генерала. Особенно если учесть, сколько времени они потеряли в самом начале. Джин придется придумать объяснение, где и когда она приобрела современный медицинский опыт, а иначе ее миссия провалится. Тот же Шаукат, когда его состояние улучшится, наверняка спросит молодую женщину об этом. Ему не могут не доложить. Если Бушра аль-Асад откажется от услуг Джин и доверится своим врачам, так даже лучше, но Бушра аль-Асад не отказалась!

– Я согласна, – сказала она глухо. – Делайте, как считаете нужным, Зоя. Я даю вам карт-бланш. Я почему-то верю вам. Сама не знаю, почему, – она вздохнула.

– Спасибо, – скромно ответила Джин.

«Правильный выбор, госпожа, – подумала она про себя. – Для вас. Для меня – не знаю, возможно, тоже. Во всяком случае, мой шеф Дэвид Уитенборн не ошибался, когда называл вас умной и решительной женщиной, способной к нестандартным решениям».

– Они нашли кровь или донора? – спросила Джин вслух.

– Да, прямо в госпитале. У них есть кровь, но я привезу еще с собой. Я сейчас вылетаю к вам, – ответила Бушра.

– Я буду рада познакомиться, госпожа, – кивнула Джин. – Думаю, ваш муж еще до операции придет в себя. Когда вы прилетите, то сможете с ним поговорить, – пообещала она.

– Я очень надеюсь на вас, Зоя. Мне больше не от кого ждать помощи. Я думаю, вы это поняли, – негромко произнесла Бушра.

– Да, я поняла. Постараюсь не огорчить вас, госпожа, – тяжко вздохнула Джин.

– Я не позволю, чтобы в моем учреждении оперировали американскими методами! – решительно сказал начальник военного госпиталя, высокий сириец в звании полковника медицинской службы. – К тому же вы хотите допустить человека, ничем не подтверждающего свою квалификацию. Экспериментируйте на мышах, а нам предстоит оперировать родственника президента Асада, – он сделал многозначительную паузу. – Нет, нет! Невозможно, – заключил мужчина, решительно преградив Джин дорогу в операционную. – Вы самозванка, – объявил он, – а у меня достаточно специалистов, которые блестяще справятся с этой работой.

– Немедленно дайте ей пройти, – потребовал адъютант Шауката Заир аль-Мас. – Супруга генерала согласовала данную операцию с самим президентом. У нас имеется его непосредственное распоряжение.

– Так дайте мне распоряжение! – не уступал сириец, продолжая бушевать. – В письменном виде тоже нужно. Хотя бы устное распоряжение кого-то из членов семьи, для возможной ссылки на них. Я не собираюсь нести ответственность за всякого рода самодеятельность. У меня семья, мне надо заботиться о них. Вы не думали, если генерала просто зарежут на операционном столе у меня в госпитале, то кто будет отвечать? Спросят с меня. Дайте мне распоряжение, – повторил он настойчиво.

– Позвоните госпоже аль-Асад, – попросила Джин адъютанта.

– Сейчас невозможно. Она как раз летит в самолете сюда и планирует быть через полчаса, – ответил он.

– Генерал уже находится в госпитале почти двадцать пять минут, и ему еще не начали делать операцию. Мы затратили четверть часа на дорогу из отеля. У нас уже фактически не остается времени. Если начнется перитонит, придется бороться с ним, а это трудно. Надо срочно принимать меры, – Джин взволнованно посмотрела на часы.

– Если я стану угрожать ему оружием, – он кивнул на начальника госпиталя, – меня попросту арестуют. Надо ждать Бушру, – растерянно произнес Заир.

Стеклянная дверь в операционную открылась и вышел дежурный врач.

– Генерал пришел в себя и просит вас подойти к нему, – неожиданно сообщил мужчина.

– Я сейчас иду, – ответил начальник госпиталя, деловито направившись к двери.

– Нет, простите, он просит подойти не вас, – доктор придержал молодого сирийца за рукав. – Генерал Шаукат просит подойти вот эту женщину, – он показал на Джин. – Вас зовут Зоя?

– Да, меня зовут Зоя, – ответила Джин и тут же заявила свои требования: – Срочно дайте мне халат, маску, перчатки. Я не могу идти в операционную в одежде с улицы.

Все нашлось очень быстро. Медицинская сестра помогла Джин надеть халат. Она вошла в операционную, оставив в коридоре озадаченного начальника госпиталя и растерянного адъютанта аль-Маса. Джин сразу отметила – врачи в операционной собирались ставить масочный наркоз. Во всяком случае, готовили для этого аппаратуру.

– Нельзя. Приведет к смерти, – подойдя, молодая женщина решительно выдернула трубку из резервуара с кислородом.

– Что вы делаете?! Кто вы?! – не на шутку возмутился один из докторов.

– Перед вами врач, который будет делать операцию, – ответил за нее Шаукат. – Поэтому я и распорядился, чтобы позвали вас, – сказал больной, с трудом приподнявшись на локте.

– Нет, мой генерал, ни в коем случае. Вам надо лежать, – поспешив к нему, Джин осторожно взяла голову Шауката и снова уложила на подушку. – Может снова начаться кровотечение, а давление и так низкое. Кроме того, мы не знаем, сколько крови уже вылилось в брюшную полость.

– У вас легкие руки, – заметил Шаукат. – Почему вас не пускают? – с трудом сформулировал мысль генерал.

– Они боятся за вашу жизнь и не доверяют мне. Это понятно, ведь у меня нет документов и я ничем не могу подтвердить ни свою личность, ни свою квалификацию. Врачи не могут позволить оперировать вас самозванке. Их можно понять, ведь в случае неудачи вся ответственность ляжет на них. Впрочем, ваша супруга уже получила согласие президента на операцию, – ответила Джин.

– Бушра? Она знает? – Шаукат удивленно повернул голову.

– Да, нам пришлось ей сообщить о происшествии. Иначе никак не удастся оказать даже элементарную помощь. Никто не мог взять на себя ответственность и хотя бы позвонить в госпиталь. Ее усилиями вы и оказались здесь, мой генерал. Мне было позволено провести первые необходимые процедуры, а именно – ввести лекарства, благодаря которым вы сейчас пришли в сознание. Ваша супруга летит сюда из Дамаска. Она будет в госпитале самое большое через полчаса, – призналась во всем Джин.

– Вы справитесь с операцией? – спросил Шаукат, серьезно посмотрев на молодую женщину.

– Я справлюсь, но должна предупредить, господин генерал, я собираюсь делать ее без наркоза, да еще под новокаиновой блокадой, так как это самый безопасный способ, по моему мнению. Масочный наркоз в вашем положении может привести к остановке сердца, а другого вида наркоза, который мог бы обеспечить успешный результат, в госпитале предоставить не могут. Я предъявила вашей супруге свои доводы, и она дала мне разрешение, – уверенно ответила Джин.

– Что же не устраивает начальника госпиталя? – произнес мужчина, и бледные губы генерала недовольно искривились.

– Отсутствие прямого приказа на проведение операции таким методом от вышестоящего лица. Такой приказ снял бы ответственность лично с него. Во-первых. Во-вторых, сам способ проведения операции, – смело сообщила она. – Я собираюсь сделать ее американским методом с наложением полного шва после завершения и последующей усиленной терапии антибиотиками. Они же настаивают на советском «ежике», с резиновыми трубками и промыванием брюшной полости. Такой вариант кажется мне крайне вредным, так как может повлечь за собой развитие перитонита, заражение кишечника и приведет к еще одной, более тяжелой операции, – ответила Джин.

– Вы хорошо владеете американским методом? – спросил Шаукат, внимательно посмотрев на нее.

– Я получила выучку, конечно, по советскому методу, но в Израиле мне пришлось попробовать американскую методику. Да, я считаю ее более эффективной, – совершенно спокойно ответила молодая женщина.

– Западные методы чаще оказываются лучше, – согласился Шаукат. – Я сам неоднократно убеждался в этом. Аль-Мас, позовите ко мне начальника госпиталя! – приказал он стоявшему у дверей адъютанту. – Я поговорю с ним.

– Позвольте мне, господин, пока начать делать новокаиновую блокаду, – решительно попросила Джин. – Необходимо сделать пять или шесть уколов и еще ждать, пока лекарство подействует. На это тоже нужно время, а его у нас практически не остается, – добавила она.

– Начинайте, – разрешил генерал. – Всем выполнять распоряжения доктора, – приказал он присутствующему в операционной персоналу. – Значит, я увижу, как вы будете копаться в моих внутренностях? – спросил Шаукат, слегка улыбнувшись. – Мне не приходилось видеть подобного, пожалуй, с детства, когда я сильно рассадил ногу мотыгой и меня бинтовал местный знахарь. Не скажу, что я часто обращался к врачам. Нет, здоровье меня не подводило, но такие, как вы, мне не встречались. Совершенно точно.

– Благодарю, мой генерал, – Джин скромно кивнула и даже не подняла головы, сосредоточившись на работе. – Еще раз подчеркну, вы не только увидите, но, к сожалению, и почувствуете. Боль будет приглушенной. Полагаю, я правильно рассчитала дозу, но все-таки ее не избежать. Придется терпеть.

– От вас я готов стерпеть многое, – последовал совсем уж неожиданный ответ генерала.

Джин подняла голову. Шаукат смотрел прямо на нее. Ее смутил явно заинтересованный взгляд, но она взяла себя в руки.

– Мой генерал, недопустимо! – в палату стремительно вошел начальник госпиталя. – Что здесь делает эта женщина? У нас есть дипломированные врачи, – он снова начал высказывать аргументы, – я не могу позволить…

– Прекратите! – резко оборвал его Шаукат. – Женщина будет меня оперировать, – сообщил он тоном, не допускающим никаких возражений. – Это мое решение, и извольте его исполнять. Если вы хотите получить его в письменном виде, то мой адъютант составит такой приказ от моего имени и поставит мою печать. Аль-Мас, сделайте для успокоения нервов полковника, – язвительно приказал генерал адъютанту. – Вдруг я умру на операционном столе, – мрачно пошутил он, взглянув на Джин. Та лишь приподняла бровь в знак сомнения. – Я уверен, этого не случится. Прикажите своим людям ассистировать доктору, как положено. Без саботажа, – распорядился он.

– Да, да, ассистировать обязательно, – пораженный начальник госпиталя кивнул, подтверждая слова Шауката.

– Пойдемте со мной. Я приготовлю вам бумагу, – аль-Мас взял его под руку.

Он вывел начальника госпиталя из палаты. В полном замешательстве тот послушно пошел за аль-Масом.

– Я могу разговаривать с вами, Зоя? Или мне положено молчать? – поинтересовался Шаукат.

– Можете разговаривать, если вам интересно, – ответила она и наклонилась, чтобы сделать разрез. – Мне не мешает. Если боль будет сильной, пожалуйста, скажите мне, – попросила она.

– Вы считаете, я не могу терпеть?

– Нет, просто я должна знать, как мне правильно действовать, чтобы не причинять вам лишнего беспокойства, – ответила Джин.

– Вы заботливый доктор, – улыбнулся Шаукат. – Хорошо, я скажу, – задумчиво сказал генерал, откидываясь на подушку.

– Подайте, пожалуйста, пинцет, – попросила Джин ассистента, – и наклоните лампу ниже. Мне надо больше света. Я вижу трещины на печени, – сообщила она, внимательно осматривая рану. – Также задета селезенка. Крови натекло слишком много. Сейчас я остановлю кровотечение. Дайте зажим, и будем делать трансфузию, – потребовала молодая женщина. – Аппарат переливания готов?

– Так точно, госпожа, – ответил сирийский доктор.

– Группу крови и все остальное проверили?

– Так точно, госпожа.

– Хорошо. Приступайте, – разрешила Джин. – Сейчас я закрою поврежденные участки печени прядями сальника, произнесла она, продолжая свою работу. – Пожалуй, лучший вариант в данной ситуации, а вот на селезенке придется сделать иссечение и зашивать. Тонкий кетгут готов? – спросила она ассистента.

– Да, госпожа, – кивнул тот.

– Тогда немедленно сделаем все, как я сказала, и надо срочно обрабатывать рану, чтобы удалить все остатки крови и желчи, – распорядилась молодая женщина. – Надо очень тщательно вымыть. Не должно быть никакой почвы для развития гнойной инфекции. После этого наложим общий шов. Приготовьте антибиотики и препараты для поддержания деятельности сердца. Их надо ввести сразу после операции. Как там давление?

– Давление выравнивается, – доложил ассистент.

– Пожалуйста, следите за ним и дальше. Если начнутся какие-то скачки, немедленно докладывайте, – попросила Джин.

– Вы говорили, будет больно, но вы все делаете так быстро и легко, что я даже не чувствую дискомфорта, – произнес Шаукат.

«Опыт, большой опыт», – хотела ответить Джин, но сдержалась и вслух сказала: – Вы просто очень терпеливы, мой генерал. Другие на вашем месте точно бы боялись. От страха даже легкие неприятные ощущения могут казаться ужасными.

– Неужели со всеми своими достоинствами вы не нашли применения в России? Вы – хороший врач, красивая женщина. Вы еще очень молоды. Русским не нужны такие замечательные специалисты? – спросил Шаукат.

– В советское время, возможно, во мне и была потребность, – серьезно ответила Джин. – После того как союзные республики отделились, мы с мужем остались в Молдавии, – она лишь пересказывала свою легенду. – Там стали плохо относиться к русским, называли нас оккупантами. Когда вернулась в Москву, тоже никому не понадобилась. Для хорошей клиники я многого не умела и только теперь научилась этому в Израиле. На зарплату в обычной поликлинике просто невозможно было прожить, не говоря уже о съеме квартиры. Муж умер, сын тоже, и я осталась одна. Кетгут, пожалуйста, – попросила она ассистента, – поверните лампу еще раз. Мне надо больше света на эту часть. Вернулась в Молдавию. На стройке встретила сирийского парня с Голан, – продолжала молодая женщина. – Совершенно случайно. Захотелось все бросить и заново начать жизнь, но, оказалось, такая жизнь, как там, как здесь, не по мне, – добавила Джин. В сорок лет уже поздно ломать себя, и со многим в укладе их жизни я так и не смогла смириться. Хотелось работать, я пробовала свои силы в израильской клинике, но свекровь возражала. В отчаянии решилась бежать, а оказалась здесь. Все, готово, – она улыбнулась, вскинув голову. – Какие показания приборов? – спросила Джин у ассистентов.

– Показания в норме, – доложили ей.

– Инъекции готовы?

– Так точно, госпожа.

– Давайте. Будем проводить интенсивную медикаментозную терапию. Нам не нужно бесконечно промывать рану и вымывать весь фибрин, который естественным образом блокирует воспаление, – объяснила Джин генералу. – Русские предъявляют к такому методы претензии, мол, антибиотик убивает иммунитет, а для чего тогда у нас иммуномодуляторы? После терапии мы его восстановим, а вымывание фибрина способно очень эффективно любое местное воспаление брюшной полости превратить в гнойный перитонит со смертельным исходом. К тому же не надо забывать о традиционном стремлении природы к герметичности. Она не любит никаких дырок и никаких инородных предметов в теле. Резиновые трубки, находящиеся в организме неделю, а то и больше, вызывают естественную реакцию отторжения. Организм тратит силы на борьбу с инфекцией, которую они выделяют, ведь никакую трубку нельзя полностью сделать стерильной. Подобные методы только задерживают процесс заживления и вызывают осложнения.

– Я прошу прощения. Приехала госпожа аль-Асад. Она уже здесь, – заглянул в операционную адъютант аль-Мас.

Джин повернулась. За стеклянной стеной операционной она увидела высокую женщину. Постарше ее, лет, наверное, пятидесяти. Одета она была в строгий черный костюм, поверх которого накинут белый халат. Волосы аккуратно собраны в узел на затылке, и на висках – ранняя седина. Лицо ее, пожалуй, не отличалось особой красотой, но оно обладало какой-то скрытой притягательностью. Что-то завораживало взгляд в этом волевом, почти мужском очертании подбородка, красивом разлете темных бровей и по-арабски высоких, заметных скулах. Особенно выделялись глаза. Большие, темные, похожие на глаза лани. Бушра смотрела то на начальника госпиталя, активно жестикулировавшего перед ней и что-то рьяно объяснявшего, то в операционную. В ее взгляде, коротком, мимолетном, Джин разом прочла и любовь, и обеспокоенность, и желание сделать все возможное, чтобы спасти человека, который был ей так дорог.

– Скажите госпоже аль-Асад, я заканчиваю буквально через несколько минут, – приказала Джин адъютанту. – Скажите, операция прошла успешно, мы все успели вовремя, и буквально в данную минуту она сможет увидеться с мужем.

– Скажите, я очень рад ее приезду, и что нам повезло с таким хорошим доктором, – сказал Шаукат, с нежностью взяв руку Джин в свою.

Молодая женщина тут же ее высвободила.

– Вашей жене будет неприятно видеть такое, господин генерал, – заметила Джин с искренним смущением.

– Бушра знает, мои чувства к ней уже не те, – ответил генерал, неотрывно глядя на красавицу. – Мы договорились сохранить дружбу и политически поддерживать друг друга, но не больше.

– Мне кажется, ваша жена на самом деле не думает подобным образом. Она так переживала за вас и старалась, что ее отношение обычной дружбой трудно назвать, господин генерал, – заметила Джин, снимая маску и перчатки.

– Вы проницательная. Бушре и правда трудно смириться, – покачал головой Шаукат.

– Вы можете пригласить супругу генерала. Скажите, все позади, – разрешила Джин ассистенту.

Сирийский доктор вышел вслед за аль-Масом, а через минуту Бушра аль-Асад стремительно вошла в операционную. Джин скромно отступила в сторону. Когда сестра президента подошла к мужу, она и вовсе вышла из палаты.

– Вы можете отдохнуть здесь, в специальной комнате, – неожиданно любезно пригласил Джин начальник госпиталя. – Может, чашку кофе? – совсем уж дружелюбно спросил тот.

– Не откажусь, – сказала Джин, устало опускаясь на диван и закрывая глаза. Голова кружилась от напряжения последних часов. Чего ей только не пришлось пережить после того, как она пересекла границу Сирии, а прошло всего лишь немногим больше суток. Молодая женщина уже сделала сложную операцию сирийскому генералу, оказала помощь изуродованной кипятком женщине, о ножке младшей дочери Абии на этом фоне даже и вспоминать не стоит. Так, легкая разминка, и будущее миссии еще неизвестно.

– Я могу что-то сделать для вас? – неожиданно услышала она рядом с собой голос Бушры аль-Асад.

– Вы слышите? Вы устали?

– Да, я устала и, кажется, задремала. Простите, – извинилась Джин, поспешно вставая.

– Нет, нет, сидите, – Бушра усадила ее на место. – Подайте мне стул, – приказала она начальнику госпиталя, который так и застыл на месте с чашкой кофе в руках.

– Одну минуту, – сказал тот и подставил стул, чуть не расплескав кофе.

– Пейте, вам надо восстановить силы, – сказала Бушра, забрав у него чашку и передавая ее Джин. Потом, поправив стул, она села напротив.

– Скажите, я могу забрать мужа в Дамаск? Это возможно? – серьезно спросила Бушра.

– Я считаю, перевозка вполне реальна, – деловито начал сирийский полковник за ее спиной.

– Помолчите, я не вас спрашиваю, – оборвала его Бушра, сидя вполоборота.

– Я не думаю, госпожа, что сейчас это возможно, – ответила Джин, отпив кофе, горячий и по-сирийски очень сладкий. – Точнее, начальник госпиталя прав, – она взглянула на притихшего сирийца. – Теоретически можно перевезти, но если ситуация – политическая, военная, любая, – позволяет, я бы оставила генерала здесь еще хотя бы дня на три. Надо убедиться в реальном подавлении гнойного воспаления, – задумчиво продолжала она. – Для этого необходима интенсивная терапия антибиотиками, а затем снижение интенсивности и применение иммуномодуляторов. Я не уверена в качестве дамасского лечения, вы сами знаете, госпожа. Там соберутся важные медицинские начальники, и если температура неожиданно поднимется, что не исключено, и начнется абсцесс, они легко смогут вскрыть рану и уничтожить все наши старания. Надо подождать три, максимум пять дней для необратимости процесса, – заключила она, – тогда я смогу точно сообщить вам о положительном результате лечения. Дальше его уже можно лечить если не в домашних, то фактически в амбулаторных условиях, по заранее составленному плану.

– Как с вами легко говорить, – улыбнулась Бушра. – Вы очень многое знаете и не боитесь сказать правду. Я устала от бесконечных намеков, недоговорок, обманов, – она сердито взглянула в сторону начальника госпиталя, – от непонятных ситуаций. Понимаете, все боятся взять на себя ответственность и поставить диагноз. Так они загубили моего отца, – неожиданно резко сказала Бушра. – Они боялись подойти к нему, дать лишнее лекарство, постоянно все валили друг на дружку и думали только о собственных жизнях. Врачи просто бежали из палаты. Бедная мама, она просто не могла их заставить лечить отца. Его можно было если не спасти, то, по крайней мере, значительно продлить жизнь. Тогда, возможно, происходящее могло не случиться. Отец бы не позволил ничего подобного. Впрочем, что уж говорить, – она махнула рукой, – все катится в пропасть. Брат настаивает, – Бушра, похоже, имела в виду президента, – чтобы я перевезла Асефа в Дамаск. Как вы правильно сказали, по совету высших медицинских чиновников. Им не терпится получить больного в свои руки, но я обещала Башару самой принять решение, без всяких указок сверху. Если вы мне советуете оставить Асефа здесь, я так и сделаю. Ничего, подождут. Его жизнь и здоровье для меня дороже.

– Я полагаю, мудрое решение, госпожа. Тем более в сложившихся обстоятельствах, – кивнула Джин и, неожиданно перейдя на французский, добавила:

– Мы не знаем, какие интересы будут преследовать те, кто станет его лечить. Чьи приказы они начнут выполнять. Опасность не за горами.

Джин знала, Бушра, как и все дети в семействе Асада, понимает французский язык, в отличие от начальника госпиталя. Именно к этому она и стремилась. Бушра несколько мгновений смотрела на нее с удивлением, потом ответила так же по-французски:

– Я тоже думала именно так. Рада пониманию с вашей стороны. Сейчас мужа перевезут в палату, ведь ему требуется отдых после операции, – продолжила она уже по-арабски. – Я оставлю рядом с ним верного мне человека. Он будет следить, чтобы строго выполнялись все ваши предписания. Вас же я хотела пригласить перекусить вместе со мной, а потом вам надо отдохнуть. Я прикажу выделить комнаты в резиденции, где я остановлюсь. Там вам предоставят все требующиеся удобства.

– Благодарю вас, госпожа, – Джин устало улыбнулась. – Я беженка, у меня нет никаких документов, – подчеркнула она свое положение.