Текст книги "Три дня в Сирии"

Автор книги: Михель Гавен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Джин помогла матери Ибрагима сесть в машину, потом забралась сама. В фургоне она проверила, не сдвинулась ли повязка, как держится капельница. Машина отъехала, провожаемая молчаливой группой людей, шедшей за ней сзади. Просто шли, не произнося ни слова. Может, двадцать человек, может, больше.

– Второй адрес далеко? – спросила Джин у Милюка.

– Да нет, недалеко, – ответила неожиданно за него женщина. – Здесь вот, второй поворот. Омар там живет. Отец у него лепешки печет на рынке, продает сладости. Моему Ибрагиму ровесник, вместе в школу ходили, – сказала она, с нежностью гладя сына по черным, густым волосам. – В футбол гоняли. Вместе и на площадь побежали. Тоже мать не послушался, как и мой, и так же под пулю попал. Теперь уж не знаю, как он, боимся мы общаться друг с другом. Помер уже, наверное. Ему в живот попали.

– В живот? Правильный адрес, верно? – Джин с тревогой взглянула на Милюка. – Второй поворот по этой улице?

– Да, так и есть, госпожа, – Милюк заглянул в список Бабака.

– Кто ж вам рассказал про нас, – поинтересовалась женщина. – Кто о нас вспомнил и пожалел?

– Таксист, Бабак его зовут, – сказала Джин. – Знаете?

– Как не знать, у него младшая сестра моему Ибрагиму ровесница, – ответила она. – Брат тоже участвовал в демонстрации. Добрый человек Бабак. Где он вас нашел? – мать внимательно посмотрела на Джин. – На наших-то вы не похожи.

– Я из Москвы, русская, – ответила Джин. – Приехала, чтобы помочь вам. Случайно встретилась с Бабаком, от него и узнала про вас. Так вы говорите, у того юноши, Омара, ранение в живот? – спросила она озабоченно. – Сколько уже времени прошло?

– Так уж третья неделя, считай, – печально сказала женщина. – Вот я и говорю, помер, поди.

– Вполне возможно, – вздохнула Джин. – Будем надеяться.

– Приехали, – сказал Милюк.

Машина остановилась перед таким же ветхим домиком в самом конце улицы на краю пустыря.

– Здесь они всегда мяч гоняли, – сказала мать Ибрагима, показывая рукой в окно. – Я с вами пойду, – неожиданно предложила она. – Они не испугаются. Я все объясню им, если он жив еще.

– Спасибо вам, – улыбнулась Джин. – Думаю, действительно поможет.

Все такой же маленький, пыльный дворик, заставленный повозками, покосившийся забор вокруг, только вместо олив несколько высоких кустов барбариса. На дворе собаки тут же начали заливисто лаять. Домик глинобитный, с такими же трещинами, с облупившейся краской на стенах.

– Прочь, прочь пошли, не узнаете меня, что ли? – мать Ибрагима вошла во двор первой и отогнала собак. – Зухра, где вы? – крикнула она. – Выходите, не бойтесь. Это я, Мара. Не узнала?

Дверь со скрипом приоткрылась, и на крыльцо вышла женщина, худенькая, сгорбленная, в белом платке, в ситцевой цветастой юбке, босиком.

– Траур не носят, значит, жив еще, – сказала Мара с надеждой.

– Зухра, – она поспешила к женщине. – Как твой Омар? Я вот доктора ему привезла. Моему Ибрагиму уже помощь оказали, сейчас в госпиталь едем. Твоего тоже возьмут. Что ты, Зухра? – женщина стояла неподвижно, опираясь на черенок лопаты, приставленной к стене дома. – Что ты? – Мара подошла к ней и встряхнула за плечи.

– Не дотянет мой Омар до больницы, похоже, конец ему, – проговорила Зухра едва слышно пересохшими губами. – Стонет, мучается. Ничего не помогает. Извел нас всех. Отец говорит, надо самим прикончить, все равно не выкарабкается, – ее пальцы сжали черенок лопаты.

– Вы с ума сошли? Ну-ка, позвольте пройти, – подхватив кофр, Джин решительно отстранила женщину и вошла в дом. – Милюк, идите за мной, – приказала она.

По пути в небольших темных сенях ей попался какой-то мальчик, видимо, брат больного. Джин оттолкнула и его, а потом вбежала в комнату. Найти самого пострадавшего было несложно. Он протяжно стонал от боли, извиваясь на грязной от испражнений и вылившегося гноя, дурно пахнущей подстилке. Наклонившись, Джин сразу сделала больному укол обезболивающего.

– Милюк, принесите свет, пожалуйста, – попросила Джин помощника, – от родственников ничего не добьешься. Смотрите, даже не убирают за ним.

– Сейчас, госпожа.

Стоны начади стихать. Милюк взял на столе керосиновую лампу, разжег ее и поднес Джин.

– Вот сюда светите, – попросила она, показывая на замотанный тряпками живот. – Сейчас будем распутывать.

– Кто вы? – прошептал Омар, стараясь приподнять голову.

– Я – доктор, – ответила Джин спокойно, – пожалуйста, не двигайтесь. Сейчас мы посмотрим, что можно сделать.

– Мать сказала, лучше бы я умер, – проговорил он. – Я и сам так думаю.

Джин внимательно посмотрела на его лицо. Заостренные черты, запавшие глаза, бледная, с синюшним оттенком кожа, покрытая холодным потом. Все это очень ей не понравилось. Джин потрогала его руки – совершенно холодные, ярко выраженный акроцианоз. Дышит тяжело, грудью, живот явно не участвует в акте дыхания. Голос глухой, надтреснутый, повсюду следы рвоты. У больного озноб, и зуб на зуб не попадает. К тому же боли. Обернувшись, Джин взглянула на Милюка, покачав головой. Он тоже понимал серьезность положения.

– Торопиться не надо, – Джин успокаивающе взяла юношу за руку. – Сейчас мы все внимательно посмотрим.

Она размотала пропитанную гноем повязку, осмотрела рану. Никаких сомнений не осталось – перитонит налицо, причем в угрожающей стадии.

– Я полагаю, уже развивается начальная стадия сепсиса, – заключила Джин. – Внутри брюшины все залито кровью с гноем. Какие еще органы подверглись уже заражению, я в этих условиях не могу определить. Надо делать срочно операцию. Вычищать все внутри, иссекать пораженные ткани, зашивать повреждения, – она говорила решительно. – Иначе, как было сказано, он не доживет до вечера. Надо принимать решение, Милюк, – Джин посмотрела на помощника Бушры аль-Асад. – Если мы хотим спасти этого человека, его срочно надо везти в госпиталь, не дожидаясь, пока мы соберем еще троих. Звоните госпоже аль-Асад, – попросила она. – Пусть вызовет из военного госпиталя бригаду хирургов, и они начнут его оперировать, а заодно и юношу, которого мы уже взяли в первом доме. Ему тоже не помешает скорейшее оперативное вмешательство, а для нас вызовите другую машину. Тогда мы продолжим объезд и осмотр.

– Политически опасно, – твердо возразил Милюк.

– Что опасно? – не поняла Джин.

– Вызывать хирургов из госпиталя, – ответил он. – Они могут оказаться людьми Махера, и тогда дело получит ненужную огласку, причем раньше времени.

– Эти ваши интриги, – Джин не смогла сдержать неудовольствия. – Тогда что вы предлагаете? – она встала перед Милюком, уперев руки в бока. – У нас на счету каждая минута. Я вижу только один выход, – сказала Джин, чуть подумав. – Вы вызовете машину для себя и проедете по оставшимся адресам, просто забирая раненых, без всякого осмотра, а я заберу этого человека, – она показала на Омара, – и на машине вернусь в резиденцию, сразу начав оперировать. Все равно, – Джин пожала плечами, – мне понадобится профессиональный, подготовленный ассистент, не офтальмолог. Для такого дела, как перитонит, офтальмолог не годится. Кто мне поможет? Снежана, Кала? Они понятия не имеют даже о том, как называются правильно хирургические инструменты, не то что как их приготовить к использованию, например, и подать хирургу.

– Один из моих охранников раньше был практикующим хирургом. Я прикажу ему, – вспомнил Милюк. – Он работал около пяти лет военным врачом и не должен забыть. Мы так и сделаем, госпожа, – решил он. – Вы поедете в резиденцию с этими двумя ранеными, а я вызову другую машину, и мы заберем остальных. Я сейчас предупрежу госпожу аль-Асад.

– Надо позвонить Бабаку, – вспомнила Джин. – Он знает все адреса, покажет. Правда, у него легковая машина.

– Мы вызовем фургон, – ответил Милюк, ожидая ответа госпожи аль-Асад. – Бабак нам действительно потребуется. С ним к нам будет больше доверия, и мы потратим меньше времени, – сказал подчиненный Бушры и позвонил по телефону со словами: – Алло, госпожа, это майор Раджахи. Возникли экстренные обстоятельства.

Джин вышла из дома и, подойдя к машине, подозвала двоих охранников.

– Надо перенести раненого в машину, – попросила она. – Только осторожно. Он очень плох.

– Несите, несите этого вонючку отсюда вон! – закричала в бешенстве мать. – Он и меня измучил, и отца тоже. Никакого проку от сына нет, никакой помощи, никаких денег. Мы его растили, думали, будет нам опорой в старости, а он вон куда свернул, на какую дорожку. Так ему и надо.

– Замолчите, – Джин резко ее оборвала. – Не хотите помогать, не надо. Отойдите прочь! Ничего странного, что у вашего сына перитонит. Как он вообще еще так долго продержался? Вы даже не удосужились убрать за ним.

– Что я ему, нанялась? Это он должен содержать меня в старости, а не я его.

– Не мешайте, – Джин оттолкнула мать, увидев, что охранники несут Омара в машину.

Милюк шел рядом, держа капельницу. Юноша уже не стонал, а неподвижно лежал на носилках, откинув голову набок.

– Я помогу, присмотрю за ним, за ними обоими, – Мара подбежала к носилкам, поправила сползшую набок простыню. – Стыдно, стыдно, соседка, родной сын, твоя кровиночка, – сказала она Зухре с упреком. – Аллах все видит, он тебя накажет.

– Пусть он больше не возвращается сюда! – крикнула та, когда юношу грузили в машину.

– Видимо, и не вернется. Найдет где жить, – заметила Джин.

– К нам придет. Я пущу, и отец тоже, – сказала Мара, заботливо вытирая испарину со лба Омара. – Всю жизнь Зухра жадная была. Вот и сейчас на лечение тратиться не хочет. Боится, деньги с нее запросят, – сказала она с осуждением о соседке. – По мне, лишь бы живой, здоровый. Лишний рот нам – не помеха. Хотя все равно нищие мы, и ни богаче, ни беднее уже не станем.

– Госпожа аль-Асад сейчас сама приедет в резиденцию, – сказал Милюк, подойдя к фургону. – Она распорядилась, чтобы все было готово к операции. Мой помощник к вашим услугам. К тому же госпожа аль-Асад привезет с собой личную медсестру в помощь.

– Это хорошо. Дело пойдет быстрее, – кивнула Джин.

– Измир вас отвезет, – Милюк показал на одного из охранников, который тут же сел за руль. – Мы подождем фургона. Госпожа аль-Асад сейчас пришлет его из госпиталя.

– Вон Бабак подъехал, – Джин показала на остановившееся перед воротами такси. – Вы можете подождать в его машине. Здесь не очень приятно оставаться, – Джин кивнула на мрачную хозяйку.

– Верно, – согласился Милюк. – Так и сделаем. Заберем еще троих – и назад. Думаю, получится быстро.

– Хорошо, – кивнула Джин. – Мы поехали. Нам ждать некогда.

– Езжайте. Я позабочусь, чтобы вас нигде не останавливали. Охрана в резиденции предупреждена, – сказал Милюк и махнул рукой, отходя. – Двигайся.

Машина развернулась и быстро поехала по улице. Через четверть часа они уже въезжали в резиденцию Бушры аль-Асад. Охрана предупредительно распахнула ворота, и санитарный фургон прокатился по аллее. Сама сестра президента встречала их на террасе около бассейна. Рядом с ней Джин увидела мужчину в белом халате, видимо, того самого офицера, служившего прежде военным врачом, и медицинскую сестру, приехавшую из Дамаска, чтобы ухаживать за генералом Шаукатом. Здесь же стояли Снежана и офтальмолог из отеля Мустафы, бледный, просто белый от волнения. С вытянутым лицом и озабоченным взглядом он издалека показался Джин похожим на пса породы колли, которого выдернули из привычной обстановки и привели в совершенно незнакомое место. Врач постоянно оглядывался и как-то странно дергал головой. Можно сказать, он даже выглядел испуганным.

Фургон остановился перед террасой. Подбежали охранники. Раскрыв двери, осторожно выгружали раненых. Джин выпрыгнула из кабины и помогла сойти матери Ибрагима.

– Осторожно, осторожно, пожалуйста.

– Куда это мы приехали? – щурясь от яркого солнца, шепотом спросила та. Было понятно, подобной красоты она никогда не видела. – Кто это? – Мара всматривалась в лицо Бушры аль-Асад. Та сошла с террасы и направлялась к ним. – Неужели?! – на лице бедной женщины мелькнул страх. – Вы же обещали обойтись без властей, – она упрекнула Джин, сжав ее руку.

– Не волнуйтесь, – Джин ответила твердо, чтобы не оставалось никаких сомнений: – это действительно госпожа Бушра аль-Асад, сестра президента, и мы приехали в ее резиденцию. Госпожа аль-Асад не только сестра президента и известный ученый-биолог, она еще и председатель сирийского Красного Полумесяца, общественной гуманитарной организации. Той самой, от лица которой я и обратилась к вам. Вашему сыну ничего не угрожает, он будет здесь в полной безопасности, поверьте.

«На самом деле вопрос, – подумала Джин, – будет ли это так, когда я уйду в Израиль. Все-таки я постараюсь».

Мать Ибрагима с сомнением покачала головой, глядя на Бушру. Эта женщина с многочисленных семейных портретов правящей в Сирии фамилии, люди в военной форме, снующие около фургона, идеальная чистота и красота вокруг, эти факторы не просто смущали ее, но и вызывали ужас.

– Мать одного из пострадавших, – сказала Джин сестре президента, когда та подошла к ним. – Я разрешила ей поехать с нами, Милюк должен был предупредить.

– Да, он сказал мне, – подтвердила Бушра. – Я распорядилась обо всем. Фургон к Милюку отправлен. Операционная и палаты готовы. Вот окулист, – она показала на врача, – он обо всем проинструктирован. Вот сестра, ей можно доверять. Я сейчас поеду назад, к мужу, – сообщила Бушра, – ведь должен звонить Башар из Дамаска. Я хочу быть рядом. Вы здесь всем распоряжайтесь. Я оставляю вас за старшую, Зоя, и сказала об этом заместителю Милюка, – она показала на Измира, – он будет вам во всем помогать. В случае необходимости немедленно звоните.

– Хорошо, госпожа, – ответила Джин. – Спасибо. Мы немедленно приступим к операции.

– Не волнуйтесь, все будет хорошо, так как Зоя очень хороший доктор, – Бушра прикоснулась к руке сирийской женщины и улыбнулась ей, точно в телевизоре или на портрете. Та даже покачнулась от такого высокого внимания, совершенно растерявшись.

Сестра президента прошла к машине и села в нее. Кортеж двинулся по аллее. Высокий мужчина в белом халате, офицер охраны, которому было поручено помогать ей, спустился по лестнице и быстро подошел к Джин.

– Фарух аль-Джубар, я служил хирургом пять лет, – сказал он. – Майор Раджахи приказал мне во всем помогать вам. Кого первым нести в операционную?

– Юношу с ранением в живот, – распорядилась Джин. – У него серьезное положение, развившийся перитонит, – объяснила она.

– Я понял, – кивнул аль-Джубар, – прикажете готовить наркоз?

– Да. Какой наркоз?

– Только масочный.

– Это плохо, – Джин покачала головой. – Впрочем, ничего другого не остается. Будем стараться действовать быстро. Больной и так страдал от болей довольно долго, операции под местной анестезией он не выдержит. Несите его в операционную, – приказала она, – и начинайте готовить к операции. Когда наркоз подействует, доложите.

– Слушаюсь, – доктор тут же передал распоряжение Джин охранникам.

– Идите с ними, подготовьте инструмент, – сказала молодая женщина сестре. – Я сейчас приду.

– Где это их так всех? – к ней подошла Снежана. – Неужели на демонстрации? – спросила девушка шепотом.

– Да, там, – подтвердила Джин. – Пожалуйста, надень халат и маску, – попросила она. – Твоя помощь тоже может потребоваться.

– Я ничего не умею делать, – Снежана даже испугалась.

– Я расскажу тебе, – спокойно ответила Джин. – Не волнуйся, у тебя получится. Сейчас еще привезут раненых, и будут нужны руки.

– Хорошо, я с радостью, – Снежана побежала одеваться.

– Теперь с вами, – Джин повернулась к офтальмологу. – Ибрагима уже отнесли в палату? – спросила она у Мары.

– Да, – подтвердила та.

– У пациента серьезное повреждение глаза. Пожалуйста, осмотрите его внимательно перед тем, как я возьму человека на операцию, – распорядилась Джин. – Потом доложите, – она так и сказала, уже во второй раз – «доложите». Словно дело происходило не в резиденции госпожи аль-Асад, а где-то на американской военной базе. – Мы совместно примем решение, как все сделать так, чтобы сохранить ему зрение. Если для этого есть хоть малейшая возможность, мы не должны упустить ее. Вам ясно?

– Так точно, – офтальмолог аж подскочил на месте. Похоже, он привык получать приказы, именно так с ним и следовало разговаривать, а не «будьте любезны» и «пожалуйста», как она пыталась раньше.

– Мне что делать? – испуганно спросила Мара.

– Идите с ним, – Джин ласково обняла ее за плечи. – Не волнуйтесь, не волнуйтесь, мы сделаем все возможное. Девушка пойдет с вами, – она показала на Снежану. Она только что снова выскочила на террасу, уже в полной экипировке. – Следи там за всем и сразу докладывай мне, – приказала ей Джин.

– Есть! – девушка ответила шутливо по-русски. – Пойдемте, не бойтесь, – взяв под руку, пригласила она Мару уже на арабском языке.

Джин поднялась по ступеням и вошла в операционную.

– Как наркоз? – спросила она Фаруха. – Сколько прошло времени?

– Сейчас должен подействовать, – тот взглянул на часы. – Мы дали дозу где-то на час-полтора. Этого хватит?

– Должно хватить, – кивнула Джин. – Больше не надо. Организм ослаблен.

– Госпожа, звонит майор Раджахи, – в операционную заглянул Измир. – Там возникли трудности. Они не знают, что делать.

Мужчина протянул ей мобильный телефон. Джин взяла трубку.

– Приготовьте новую пару перчаток, – попросила она сестру. – Я слушаю, Милюк.

– Тут молодой человек лет двадцати, один в доме, – услышала она голос помощника Бушры. – У него повреждения челюстей и что-то с языком. Мы не можем его поднять. Как только начинаем, язык блокирует доступ воздуха в дыхательное горло и юноша начинает задыхаться. Мы не можем перенести его в машину. Что делать?

– В доме действительно никого нет? – серьезно спросила Джин.

– Никого. Куда они делись, он не может нам рассказать. Может, бросили.

– Тогда сами поищите булавку или иголку, – сказала Джин, – проколите язык, вытащите его наружу и просто пришейте к рубашке, например. Тогда язык не будет западать и вы сможете поднять больного.

– Пришить язык? – Милюка явно озадачило ее распоряжение.

– Что вы удивляетесь? – строго сказала Джин. – В полевой хирургии самая обычная вещь. Ведь это вообще опасно для раненого, даже если его никуда не переносить. Он может неудачно повернуться, язык заблокирует дыхание, он тут же задохнется и умрет. В крайнем случае, если ничего не получится, проткните ножом дырку в трахее, – добавила она, – сразу под кадыком, и поставьте трубочку. Можно взять от использованной шариковой ручки, поищите такую.

– Но ведь пойдет кровь?

– Пойдет, – согласилась Джин. – Нам главное, чтобы раненый дышал, пока мы довезем его до операционной, и этой цели мы достигнем. Во избежание обезвоживания и загустения крови поставьте капельницу. Вы видели, как я это делала. Я вам показывала. Вы сможете поставить катетер. Справитесь?

– Справимся, – ответил Милюк. – У меня есть некоторый опыт. Приходилось делать это на войне. Сделаем. Я еще перезвоню.

– Хорошо.

Джин вернула трубку Измиру, снова подошла к операционному столу и надела новые резиновые перчатки.

– Вы действительно хороший врач, – сказал Фарух. – Видите выход для пациента в любой ситуации.

– Спасибо, – скромно ответила она. – Были случаи, когда пришлось научиться многому.

«С такой бабушкой стыдно быть плохим врачом, – подумала Джин про себя. – Слышать все равно приятно».

– Так, что тут у нас? – она склонилась над больным. – Дайте мне сюда свет, пожалуйста. Я полагаю, разрез будем делать срединный с расширением снизу. Согласны? – она взглянула поверх маски на Фаруха. – По внешнему обследованию, похоже, именно там находится часть воспаленной кишки, которую придется удалять.

– Я согласен, вам виднее, – ответил Фарух. – Наркоз подействовал? – спросил он медсестру.

– Так точно, – ответила она. – Пациент спит.

– Очень хорошо, – кивнула Джин. – Тогда приступим.

– Сколько времени уже длится заражение? – спросил Фарух, подавая ей инструмент.

– Я полагаю, с неделю, – ответила Джин. – Он был ранен две недели назад, где-то дней семь организм сопротивлялся, но помощи никакой оказано не было. Тогда все и началось.

– Выживаемость при перитоните с таким сроком не больше десяти процентов, по статистике, – заметил Фарух.

– Меня не интересует статистика, – ответила Джин. – Меня интересует пациент. Я хочу знать, какие органы повреждены и что надо сделать, чтобы спасти пациенту жизнь. Только это меня сейчас волнует. Если он продержался так долго, мы не имеем права даже сомневаться. Мы должны сделать все от нас зависящее и верить в успех. Видите, сколько гноя, – Джин показала Фаруху пораженные ткани. – Срочно вычищаем все это, мне надо добраться до кишечной петли. Я полагаю, главный источник там.

– Опять звонит майор Раджахи, – в операционную заглянул Милюк, – сказать, что вы оперируете и не можете подойти?

– Нет, почему же. Вычищайте здесь все, я сейчас, – сказала она Фаруху.

Сдернув перчатки и маску, Джин вышла в коридор и в который уже раз взяла трубку:

– Я слушаю, Милюк.

– Мы все сделали, как вы сказали, госпожа Зоя, – доложил офицер. – Раненого погрузили, поставили капельницу. Сейчас приехали по второму адресу. Тут все серьезно. Раненый лежит на дворе, под солнцем. В доме тоже никого нет. Похоже, он подвергся нападению. У него старое ранение плечевого сустава, сквозное, но там все более-менее заживает. Недавно полученное, совершенно новое ранение в груди, огнестрельное. Кто-то пытался застрелить мужчину, а он убегал. Так и оказался на дворе, – взволнованно продолжал Милюк. – Его догнали, но не убили, а только ранили. Что-то, видимо, помешало. Я уже вызвал полицию, чтобы разобрались в произошедшем. Никаких других пострадавших мы не обнаружили. Соседи попрятались. Похоже, он лежит здесь часа два или три, и у него сильное внутреннее кровотечение. Что делать? Можно ли его трогать?

– Трогать можно и даже нужно, – ответила Джин. – Немедленно ставьте капельницу. Обязательно. Как он дышит?

– Тяжело, с хрипом.

– Свист, хлюпанья?

– Да, госпожа, присутствуют.

– Похоже, задето легкое, – предположила Джин. – Мы имеем в наличии клапанный пневмоторакс. Значит так, Милюк, – она на мгновение задумалась, – огнестрельное ранение немедленно заклейте пластырем, – продолжила она почти сразу, – чтобы туда не проникал воздух, а потом перевяжите. Под ключицей сделайте прокол ножницами. Надо выпустить воздух, который уже попал и скопился внутри…

– Как «ножницами»?

– Да, ножом или ножницами, чем найдется, – подтвердила она. – Потом полученную рану также заклейте и завяжите, срочно везите сюда. Если все так, как вы говорите, это пациент для немедленной операции.

– У нас еще последний адрес, – напомнил Милюк.

– Хорошо, заезжайте за последним и срочно сюда, – согласилась Джин.

– Слушаюсь.

«Я скоро стану главным хирургом сирийской армии, как моя бабушка когда-то была главным хирургом войск СС, – подумала Джин с грустной иронией. – Стоит мне только задержаться в Даре на недельку».

– Я осмотрел глаз, – выскочив из соседней комнаты, к ней подбежал офтальмолог. – Я полагаю, зрение можно сохранить. Надо провести отсечение выпавшего цилиарного тела и наложить сквозные швы, а дальше уже применять консервативное лечение.

– Хорошо, – кивнула Джин. – Если надо отсекать, будем отсекать. Готовьте раненого к операции, – распорядилась она. – Он будет следующим, пока Милюк не привез еще тяжелых. У вас есть с собой специальное оборудование? Вы сами справитесь с этим делом?

– Я не умею накладывать швы, – растерянно произнес офтальмолог. – Да и отсекать не очень, – добавил он растерянно.

«Он умеет только указкой показывать буквы на доске и спрашивать, где „а“, где „б“», – рассерженно подумала Джин.

– Хорошо, я сделаю рассечение и удалю, – согласилась она. – Операция сложная. Мне нужно хорошо видеть, что я делаю, и вы мне тоже нужны постоянно рядом для консультации.

– Линзы я обеспечу, я привез с собой, мне сказали, – ответил доктор поспешно. Было видно, он очень обрадовался, что оперировать глаз все-таки придется не ему. – Постою, конечно.

«Короче, не сбежишь».

– Тогда все в порядке, – кивнула Джин. – Вдвоем мы справимся, я уверена. К тому же не надо забывать, что раневый канал проходит в головной мозг. Вы это заметили?

– Нет, – ответил офтальмолог, опять заметно растерявшись.

– Неважно, – Джин поморщилась. – Я посмотрю сама. Слава богу, в этом я понимаю. Идите, готовьтесь, – распорядилась она и, повернувшись, снова вошла в операционную.

– Все готово, – доложил Джин Фарух. – Я все очистил и осмотрел. Повреждены кишечник в двух местах и, как мне кажется, задета часть печени.

– Плохо, но все же не смертельно, – Джин надела чистую маску, подошла к операционному столу. – Полиорганное заражение только началось. Возможно, мы успели в самый последний момент, и это его единственный шанс спастись. Будем удалять, шить, и как можно быстрее. Больше ничего не остается. Надо соревноваться со смертью. Наперегонки. Надеюсь на победу.

– Я не вижу ни резиновых трубок, ни зондов, – заметил Фарух с сомнением, оглядывая приготовленный инструментарий. – Их не привезли? Как мы будем вести больного после операции? Надо же делать промывания для снижения интенсивности обменных процессов, сужать сосуды, дезинфицировать полость…

– Мы не будем ставить никаких трубок вообще и ничего не будем дезинфицировать таким образом, – спокойно ответила Джин. – Мы просто зашьем больного, и все. Дальше будем действовать исключительно при помощи капельниц, инъекций и таблеток. Без всяких трубок и зондов.

– Как это так? – спросил Фарух растерянно.

– Вот так, – строго ответила Джин. – Два дня назад я сделала такую операцию генералу Шаукату. Как вы знаете, он чувствует себя хорошо и уже начал работать. То же самое я собираюсь повторить и в данном случае. Без всяких трубок и промываний, – повторила она настойчиво. – Теперь не отвлекаемся, коллега, – поднесла Джин скальпель к больному органу, – у нас мало времени. Я говорила, сделать надо много. Работаем. Сестра, следите, пожалуйста, за показаниями деятельности сердца и кровяным давлением.

Джин уже накладывала завершающие швы, когда Измир сообщил ей, что пятый раненый оказался легким. У него повреждение правой кисти, он ходит, так что сам сел в машину, и Милюк с помощниками наконец-то возвращаются в резиденцию.

– Хорошо, будем ждать, – кивнула Джин, снова склоняясь над раненым.

– Мой пациент готов к операции, – подскочив, доложил ей офтальмолог.

– Сейчас, одну минуту, – Джин отошла от стола, сдернула шапочку с волос, промокнула салфеткой выступивший пот. – Я иду. Фарух, заканчивайте здесь. Потом отвезите больного в палату и сразу готовьте операционную для следующего пациента. Сейчас Милюк привезет к нам еще двух очень тяжелых.

Она вышла в коридор и сразу услышала, как зазвонил ее собственный мобильный телефон, предоставленный для связи Бушрой. Вынув трубку, Джин увидела номер Логинова. Сердце вздрогнуло: «Неужели ориентировка уже пришла?» Она тут же одернула себя: «Не может быть, надо успокоиться и отвечать так, чтобы ничем не выдать своего волнения». Джин нажала на зеленую кнопку.

– Я слушаю.

– Это Борис, Зоя, – все-таки американская шпионка вздрогнула, услышав его голос. – Ты не передумала? Может, все-таки увидимся вечером? Я все еще держу тот номер в Даре за собой.

Она не торопилась с ответом. Джин раздумывала. Нет, встречаться с Борисом Логиновым она не собиралась. Сближение с ним не входило в ее планы, но она не могла не думать о том, что сегодня или завтра Ахмет принесет ответ из Эль-Кута, и она узнает дату бомбардировки Зейтума. Значит, нужен повод, чтобы выманить Бориса из ловушки, спасти ему жизнь. Поэтому окончательно отказываться и разрывать отношения не стоит. Надо оставить лазейку.

– Да, я передумала, – мягко ответила она. – Сейчас я не могу, у меня много операций. Я позвоню тебе сегодня или завтра. Ладно?

– Ладно, – услышала Джин. – Как там чувствует себя эта женщина, Милиса?

– Ей намного лучше, – ответила Джин. – Никакой угрозы жизни больше нет. Только проблемы со внешностью.

– Тоже решится, – уверенно произнес русский. – Я звонил отцу. У него есть знакомый пластический хирург. Он приедет сюда и все сделает в лучшем виде.

– Прекрасно, – Джин улыбнулась. – Я очень надеюсь на тебя в этом плане. Пожалуйста, не забудь.

– Я не забуду, – ответил он. – У меня у самого душа не на месте. Можно сказать, не столько для нее, сколько для самого себя делаю, чтобы совесть очистить. Так я буду ждать звонка? – спросил он с наигранным равнодушием. – Когда?

– Да, жди, – ответила Джин с искренней теплотой в голосе. – В самое ближайшее время. Правда, номер в Даре отдай, он нам не нужен. Я скажу, где мы встретимся.

– Хорошо, – согласился он. – До встречи.

Она сбросила вызов, сунула мобильник в задний карман джинсов. «Я позвоню тебе, когда точно буду знать о времени нанесения удара, – решила она. – Я позову тебя к Абии, когда сама уже уйду за границу. Пока ты будешь ехать, ждать меня, снова возвращаться в Зейтум, атака уже закончится. Ты останешься жив и поможешь Милисе. Больше мне ничего не надо».

Весь оставшийся день Джин провела у операционного стола. Вслед за Ибрагимом оперировала раненого с совершенно разорванным осколками лицом, того самого, у которого западал язык. Таких страшных ранений лица в американской армии она давно не видела. Это могло произойти, когда в человека практически стреляли в упор, например с танка. Точнее, стреляли не по отдельно стоящему человеку, тогда от него и мокрого места не осталось бы, а по толпе, в упор. Обильно сыпавшиеся, просто градом, осколки снарядов оставляли такие ужасающие повреждения совершенно мирным, безоружным людям.

Когда операция подходила к концу, позвонила Бушра. Она сообщила, что президент аль-Асад выразил желание лично посетить пострадавших манифестантов и нанесет визит в резиденцию. Естественно, с прессой. Возражать, конечно, Джин не стала – не ее дело, им виднее, но самой ей вовсе не хотелось бы при этом присутствовать, ведь ее могли узнать. Мало ли кто пожалует в свите президента. Там и послы, и советники, и шпионы. К тому же нельзя было сбрасывать со счетов деятельность Махера и его спецслужбы. Раз у Махера появились сомнения на ее счет, он легко может навести справки, не дожидаясь отчета из Москвы на запрос Логинова. Он заинтересован найти компромат как можно скорее. Еще неизвестно, что могут накопать его ищейки, возможно, им и Москва не понадобится.

– Мой брат также хочет познакомиться с вами, – добавила Бушра неожиданно. – Я и Асеф много рассказывали ему о вас. Даже Асма заранее прониклась к вам симпатией. Она хочет, чтобы вы посмотрели ее дочь Зейн, она кашляет весь последний год. И никто из врачей не может ее до конца вылечить. Добиваются временного улучшения, а потом опять все начинается сначала. Я сказала Асме, они ищут не там. Она тоже склоняется к этому. Если Башар приедет, они привезут и Зейн с собой. Асма вообще хочет забрать вас в Дамаск, она давно ищет для семьи хорошего, опытного врача, ее не устраивают те, кто обслуживал нашего отца. Что касается меня, я не возражаю, – Бушра рассмеялась. – Я даже подумала, что, возможно, мы все еще помиримся благодаря вам. Я даже сказала об этом Асефу, он тоже согласен. Он бы хотел, чтобы это было так.