Текст книги "Три дня в Сирии"

Автор книги: Михель Гавен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)

Дверь стукнула. Джин открыла глаза. Снежана захлопнула дверь и подбежала к ней.

– Спишь? Разбудила? – поинтересовалась девушка и упала в кресло напротив. – Полный порядок, – сообщила она удовлетворенно. – Уф!

– Сейчас, подожди, все расскажешь, – пробормотала Джин и отбросила плед. Встав с дивана, женщина направилась в ванную, громко включила воду. Она отдавала себе отчет, что в гостевых комнатах резиденции скорее всего установлены не только камеры слежения, но и прослушка. Бежать в сад среди ночи – крайне подозрительно. Во всяком случае, вода будет заглушать их голоса.

– Ты чего, мыться собралась? – с удивлением спросила Снежана, когда она вернулась.

– Прошу тебя, говори вполголоса. Не надо перекрикивать. Я тебя хорошо слышу, – ответила Джин, усаживаясь на прежнее место.

– Это… – начала было девушка. Лицо Снежаны вытянулось, она что-то сообразила и, видимо, осознала опасность. – Слушай, а Абдулла-то мне звонит, – громко сказала Снежана. Конечно, здесь не было секрета. – Приперло ему. Говорит, приезжай. Я ему – не могу, дорогой, я занята, работаю с госпожой аль-Асад. Он даже поперхнулся, – она засмеялась. – Мустафу вроде как арестовали, – сообщила Снежана, – я пока ехала, мне девчонки из отеля позвонили. Говорят, приехали военные, Мустафе приказали встать, он ведь все с мигренью валяется, и куда-то проехать с ними. Пока не возвращался. Вот так-то.

– Ты узнала от Бабака насчет пятерых раненых? – задала Джин допустимый слежкой вопрос.

– Да, он мне написал их адреса. Сейчас достану. Я их в кроссовку сунула, чтобы не потерять.

Снежана наклонилась достать список и быстро прошептала:

– Я все сделала. Написала, отдала Ахмету и объяснила. Он этот камень знает, поэтому точно отнесет, а как только сделает, сразу позвонит. Я ему сказала, чтобы потом каждый день проверял, нет ли ответа. Светке позвонила, вроде она меня поняла. Вот, – девушка наконец извлекла сложенную вчетверо бумажку. – Смотри.

Джин взяла список, развернула его и кивнула, пробежав глазами:

– Отлично. Надо сообщить Милюку, а через него – госпоже аль-Асад.

Она встала, подошла к телефону, сняла трубку.

– Я слушаю, госпожа, – услышала Джин голос офицера.

– Моя помощница узнала адреса пятерых раненых, как просила госпожа аль-Асад. Я хочу передать их список вам. Можно уже готовиться к поездке, – сообщила она.

– Я сейчас зайду, – сказал Милюк и повесил трубку.

Джин выключила воду в ванной, а минуты через две офицер уже постучал в ее комнату.

– Войдите, – разрешила Джин.

Офицер появился на пороге. Он выглядел свежим, подтянутым, даже в глубокую ночь. Никаких следов усталости на лице, обычная безупречная осанка. Джин недоумевала, когда он отдыхает?

– Вот список, – она протянула подчиненному Бушры фамилии и адреса, записанные Снежаной.

– Благодарю, госпожа, – Милюк сдержанно кивнул. Взяв список, он тоже пробежал текст глазами и положил бумагу в нагрудный карман кителя с аксельбантом. – Я доложу госпоже аль-Асад, как только станет возможно, но, полагаю, что мы уедем утром, часов в шесть или семь. Я буду готовить машину и людей, а вы пока отдыхайте. Желаю доброй ночи.

Сдержанно кивнув, он вышел из комнаты.

– Просто робот какой-то. Я с ног валюсь от усталости, ему же хоть бы что, – вполголоса сказала Снежана и зевнула.

– Привычка – большое дело. Он, надо думать, давно несет свою службу, – ответила Джин. – Ты можешь пойти поспать. Хвалю, хорошо потрудилась, – мягко прикоснулась к руке Снежаны молодая женщина. – Как только Абия позвонит тебе, сразу скажи мне. Скорее всего это тоже случится утром. Пока иди к себе.

– Ой, правда, – Снежана потянулась. – Знаешь, – вдруг сказала она. – Я подумала, вот начать жизнь сначала… Быть не геологом, а таким же, как ты, хорошим врачом. Бездари, с которыми мне приходилось сталкиваться, никого не могли вылечить.

– Правда, здорово, но хорошо получается не всегда, о чем стоит помнить. Кто знает, вдруг ты когда-нибудь научишься, – Джин сдержанно улыбнулась, ведь углубляться в тему было опасно. – Учиться никогда не поздно и менять свою жизнь тоже, – мудро добавила она.

– Ладно, я пошла. Пойду, тоже приму душ – и на боковую. Пока! Ноги гудят, спина болит.

Послав Джин дружеский воздушный поцелуй, Снежана выскользнула из комнаты. Джин вышла вслед за ней. Войдя в палату Милисы, она отпустила Калу.

– Идите поспите, Кала, а я побуду с больной.

– Благодарю, госпожа, – поклонилась арабская женщина и вышла.

Джин поправила простынь, закрывающую тело Милисы, проверила показания приборов, контролировавших работу сердца. Все в норме. Она опустилась в кресло Калы, накинув на себя плед. За время, прошедшее с позапрошлой ночи, когда Джин перешла границу Сирии и Израиля, она первый раз осталась наедине с собой. Теперь надо все хорошенько обдумать, подготовиться к дальнейшему. Операция усложнилась. Джин несла ответственность не только за себя и задание, но и за жизни людей, втянутых в шпионскую деятельность. Джин размышляла об их судьбах, после выполнения задания. Во-первых, Снежана. Она обещала взять ее с собой, но при этом необходимо следить за благоразумием девушки. Теперь они делали все вместе, и ее ошибка неизбежно отразится на самой Джин. Во-вторых, Милиса и те пятеро раненых, за которыми она поедет завтра и которые еще неизвестно в каком состоянии. Успеет ли Джин оказать им существенную помощь? Сколько у нее времени? Письмо, написанное Снежаной, Ахмет отнесет сегодня ночью. Скорее всего так, размышляла Джин. Светлана, как утверждает ее помощница, поняла замысел. Значит, завтра утром письмо будет в Израиле, и почти одновременно его текст получит Дэвид в Эль-Куте. На разработку операции уйдет дня два. Как минимум через три дня они нанесут удар и заранее сообщат ей об этом в том ответном письме, которое должен взять Ахмет. «Здесь, в Сирии, все, как в доисторической саге – тайники, шифрованные письма, засекреченные курьеры. Мы отвыкли от такой работы, но ничего иного не остается. Такова реальность». На оказание помощи у Джин дня два, не больше. Много ли сделаешь за такой короткий срок? Когда она уйдет, вдруг сирийские спецслужбы догадаются, кто навел израильские ракеты на Зейтум, а так оно и будет. Дальше-то чего произойдет? Конечно, уничтожат. В том числе Милису. Ее Джин уж точно не сможет забрать с собой, во всяком случае, не в таком тяжелом состоянии. За Милису еще может вступиться Логинов. Скорее всего, он так и сделает. Возьмет ее под свою защиту, а что будет с этими ранеными? Бушру обвинят в прикрытии израильского агента. Ее слово потеряет всяческий вес, и она не сможет им помочь. Далее. Никаких независимых международных гуманитарных организаций на территории Сирии не действует, они даже не пускают эмиссаров Красного Креста, и всячески препятствуют деятельности своего Красного Полумесяца, возглавляемого Бушрой. Кому поручить этих людей, на кого опереться? «Ничего не остается, кроме родного посольства США в Дамаске, – с иронией подумала Джин. – Как всегда, кстати. Им надо сообщить о сирийцах и сделать это сразу же, как только я перейду границу. Через Дэвида, через ЦРУ, тогда люди Махера не посмеют расправиться с ними в открытую, а Бушра в своей деятельности получит поддержку. Да, только через посольство США, пока его не закрыли», – решила Джин. Она знала о таком возможном исходе, если ситуация в Сирии будет развиваться агрессивным образом.

– Ой, я думала, ты в своей комнате, а ты здесь. Вставай, вставай! – трясла Снежана задремавшую под утро Джин.

– Я как к себе пришла, так сразу и рухнула. Я даже не заметила, что ты Калу отпустила, а тут смотрю, она спит в моей комнате на диване. Это… ну, ну, это… – рассказывала она.

Снежана делала руками растерянные жесты, показывая мимимкой какие-то важные данные, и Джин сообразила, дело касается Ахмета.

– Абия звонила. С ее девочкой получше. Говорит, очень благодарна, – наконец-то сообразила Снежана.

Джин внимательно посмотрела на свою помощницу. Та кивнула головой, как бы подтверждая, и Джин поняла – Ахмет отнес письмо. Хорошо, и не исключено, что письмо уже взяли.

– Иди, разбуди Калу, – попросила Джин. – Сейчас я поставлю Милисе капельницу, к тому же надо сделать уколы, – она взглянула на часы. – Нам, наверное, скоро надо будет ехать.

– Хорошо, сейчас, – пробормотала Снежана, выбежав из палаты.

Джин подошла к больной. Милиса не просыпалась. Розовые блики солнца, восходящего над горами, скользили по ее белоснежной постели. Молодая женщина поставила на штатив бутылку физраствора, ввела в вену вещество, разжижающее кровь, чтобы не образовалось закупорки, и, прогнав физраствор по трубке, вставила ее в катетер. После отрегулировала скорость. В этот момент зазвонил телефон. Джин ожидала услышать Милюка.

– Я слушаю.

– Госпожа аль-Асад приглашает вас к завтраку. Я жду вас в гостиной, – как она и ожидала, Джин услышала голос офицера.

– Хорошо, я сейчас иду, – ответила она.

– Вы меня звали, госпожа, – в комнату почти неслышно вошла Кала, а за ней показалось улыбающееся лицо Снежаны.

– Абдулла опять звонил, – сообщила она, забавно наморщив нос. – Все тянет на свиданку, просто покой потерял. Мне это надо? Я не могу – и все. Я занята. Он в полном отпаде, – рассмеялась девушка.

– Кала, я поставила капельницу больной, – обратилась Джин к сиделке, – проследите. Еще надо обработать шрамы, наложить свежую мазь.

– Я сделаю, госпожа, – покорно склонила голову сиделка.

– Нам там завтрак принесли. Чего только нет, и очень вкусно, – сообщила Снежана.

– Хорошо, иди, кушай. Мне надо поговорить с госпожой аль-Асад, – отпустила ее Джин.

Взяв из контейнера приготовленные заранее шприцы, она сделала Милисе уколы. Зайдя в свою комнату, Джин поправила волосы, освежила лицо водой и сразу направилась в гостиную. Милюк стоял там.

– Госпожа аль-Асад хочет вам сообщить нечто важное, – важно предупредил он. – Пойдемте, – добавил Милюк.

У Джин неприятно кольнуло сердце. Что-то произошло? Ожидать можно самого худшего. Неужели Логинов уже получил ориентировку и сообщил Асефу Шаукату об истинном происхождении Джин? Остается только выяснить, кто она, но не хочется.

Не может быть! При всем уважении к Москве не так быстро. У них, получается, нет других дел, если даже если Логинов торопит, в чем лично заинтересован?

– Доброе утро, – сказала Бушра, уже сидя в столовой за столом.

Когда вошла Джин, сирийка приветливо улыбнулась ей, и у Джин отлегло от сердца. Видимо, все не так плохо, как она думала вначале.

– Я прошу вас выпить со мной кофе, – пригласила Бушра. – Присаживайтесь, – приветливо произнесла женщина, указывая ей на стул напротив – тот самый, на котором Джин сидела накануне за ужином.

– Благодарю, госпожа, – поклонилась ей Джин и села за стол. Ослепительно-белый официант, изогнувшись, налил ей в широкую чашку, разрисованную розами, крепчайший дамасский кофе с корицей.

– Вот, угощайтесь, – Бушра придвинула ей такое же белое блюдо, украшенное розами, на котором лежали жареные тосты с авокадо и слоеные пирожки с сыром.

– Благодарю, госпожа, – повторила Джин.

– Я должна вам сказать неприятную новость, – вздохнув, Бушра покачала головой. – Асефу стало известно, что Махер чрезвычайно настроен против вас.

«Неудивительно, в свете моей деятельности тут», – подумала Джин не без иронии. «И дальше? Генерал Шаукат испугался? Меня отправят назад в бордель к Мустафе, или кто его теперь замещает, Абан?»

– Он настоял на том, чтобы полковник Логинов запросил по вашему поводу Москву о подтверждении личности и прочие разнообразные сведения, – продолжала Бушра.

– Логинов это сделал? – спросила Джин, отпив кофе.

– Да, он сделал запрос, – ответила Бушра.

«Кто бы, собственно, сомневался? Его и самого гложет любопытство».

– Ответа пока нет, – продолжила Бушра после небольшой паузы. – Сами по себе подобные вещи неприятны. Они сделали это за спиной Асефа и, кстати, моей, зная о нашем покровительстве. Видимо, чтобы найти компромат и использовать против нас. Мы ничего не знали. Асеф узнал от верного человека, который работает на него в структурах Махера, и позвонил мне сегодня утром. Я сочла своим долгом предупредить вас.

«Ответа нет, уже легче, – подумала Джин. – В сущности, ничего не меняется. Он придет. Остается только ждать. Как говорится, пошел обратный отсчет. Я уже практически выполнила задание, и мне остается самой унести ноги».

– Мне грустно слышать, что из-за меня у вас возникли неприятности, госпожа, – произнесла Джин вслух. – Я уверена, в сведениях, которые придут из Москвы, найдется только подтверждение всего сказанного мною, но я согласна, неприятно, когда такие вещи делаются за спиной.

– Махеру не впервой так поступать, обычно он так и делает, – Бушра промакнула губы салфеткой. – Он ищет любой повод зацепить нас с Асефом, ослабить влияние на президента. Для этого он готов использовать кого угодно. Вам, Зоя, незачем себя корить. Вы спасли жизнь моему мужу, и он не даст вас в обиду. Лично вы никак не повлияете на наши взаимоотношения. Я совершенно уверена, все, что вы сказали, подтвердится, и Махер сам представит себя в смешном свете. Если не вы, то он нашел бы другой повод зацепиться. Мы не имеем права сидеть сложа руки, а должны обеспечить Махеру достойный ответ. Для этого нам срочно необходимы раненые, о которых мне сегодня доложил Милюк. Я уже отдала ему распоряжения, и он готовит машину. Поезжайте с ним. Помните, мы договаривались? Башар узнает, как обманывает его Махер, и что он на самом деле творит за его спиной. Я поеду сейчас в госпиталь к мужу, – Бушра резко встала из-за стола, – и распоряжусь немедленно завезти сюда все для приема пострадавших людей. Махеру дорого обойдутся его инициативы, – пообещала она. – Вы готовы, Зоя?

– Да, госпожа, – Джин тоже встала из-за стола. – Я готова ехать с вашим помощником.

«Никто так не ненавидит друг друга, как родственники в королевских и любых других бессменно правящих фамилиях, – подумала она. – Неизбежность. Слишком закрытая каста, а нам не остается ничего другого, как только использовать такую ненависть».

– Милюк, зайдите в столовую, – сказала Бушра и быстро набрала на телефоне номер.

Помощник появился через секунду – уже в гражданской одежде, как было приказано:

– Я слушаю, госпожа.

– Машина готова? – строго спросила его Бушра.

– Так точно, госпожа.

– Список раненых у вас?

– Так точно, госпожа.

– Доктор Зоя готова составить вам компанию, – Бушра указала на Джин. Отправляйтесь сейчас же. Будете представляться, что вы от сирийского Красного Полумесяца. Ни в коем случае пока не упоминайте моего имени или имени кого-то из нашей семьи. Это может только повредить.

– Я понимаю, госпожа, – кивнул Милюк.

– Если кто-то из раненых спросит, когда вы его сюда привезете, скажите, здесь находится госпиталь, – приказала Бушра. – Я постараюсь составить соответствующее впечатление.

– Слушаюсь, госпожа.

– В случае любых недоразумений звоните мне. Я буду в госпитале у мужа, – сказала она и опустила голову, дескать, ей больше нечего добавить.

– Я жду вас в машине, госпожа, – сказал Милюк Джин и направился к двери. – Машина внизу у террасы, – добавил он.

– Сейчас я приду. Только предупрежу своих помощниц, – ответила та.

– Желаю вам успеха. Не расстраивайтесь из-за Махера. Я полагаю, мне будет легко избавить вас от его козней, – с улыбкой напутствовала ее Бушра.

– Благодарю, госпожа, – сказала молодая женщина и также направилась к выходу.

«На самом-то деле не все так просто», – подумала она. – «Впрочем, время еще есть. Хотя его мало. Значит, надо использовать его с толком».

– Я сейчас уеду в Дару и, вероятно, буду долго отсутствовать, – сказала Джин Снежане, входя в палату Милисы. – Пожалуйста, следи здесь за всем и полагайся на охрану.

– Поедешь в Дару? – Снежана испугалась. Похоже, ей никогда еще не приходилось действовать самостоятельно. – Если…

Она запнулась. Джин понимала сомнения девушки.

– Это не случится раньше следующей ночи, – негромко успокоила она девушку.

В самом деле Ахмет не пойдет проверять тайник, пока не станет темно. Совершенно ясно. «Зато случиться может другое. Логинов получит ответ из Москвы. Тогда последствия будут самыми печальными для нас обеих, но тоже будем надеяться, не сегодня. Мы успеем уйти в Израиль».

– Ни о чем не волнуйся, – сказала Джин и ободряюще сжала локоть Снежаны. – Следи за Милисой. Исполняйте вместе с Калой все предписания, а я постараюсь вернуться как можно скорее.

– Ладно, тебе виднее, – вздохнула Снежана. Она все-таки была озабочена.

– Как дела, Кала? – спросила Джин, глядя на больную. Кала терпеливо накладывала мазь на раны. – Хорошо, продолжайте. Вы помните все указания?

– Да, госпожа, – кивнула сиделка.

– Тогда до вечера, – сказала молодая женщина и вышла из палаты.

Милюк на этот раз не встречал ее в гостиной, и Джин самостоятельно прошла по апартаментам, выйдя на террасу. Белый фургон с красными полумесяцами на бортах она увидела сразу. Он стоял перед террасой в аллее, недалеко от бассейна. Джин спустилась по лестнице. Выйдя из машины, Милюк распахнул перед ней дверцу рядом с водителем, а сам сел за руль. Сзади в фургоне Джин увидела еще троих сотрудников охраны Бушры аль-Асад. Они были вооружены, но одеты в штатское. Как только Джин села, Милюк молча повернул ключ зажигания и машина тронулась с места. Охрана распахнула ворота впереди. Проехав мимо пышно цветущих кустов гибискуса, окружавших ворота, машина сделала поворот и вырулила на трассу.

– Сначала поедем по ближайшему адресу, – сказал Милюк. – Я навел справки о семействе, проживающем там. Сапожники, двое сыновей в отцовском деле, трое без работы. Видимо, кто-то из них. Медицинские препараты в фургоне, госпожа, – Милюк показал назад. – Вы сможете сразу оказать необходимую помощь. Мои люди помогут. Они обучены.

– Хорошо, – кивнула Джин.

Мимо мелькали глинобитные домики, огороженные заборами, и толпы ребятишек перебегали с одной стороны улицы на другую, провожая автомобиль криками, свистом, даже швыряя в него камни. Бездомные собаки то и дело выскакивали на дорогу, заливисто лаяли. Улицы Дары, пыльные, заваленные мусором по бокам, произвели на Джин грустное впечатление. Время от времени попадались торговцы. Среди всей этой пыли они торговали фруктами, сладостями, закрыв лицо пятнистыми платками до самых ушей и глаз. Джин с трудом представляла себе, как можно есть, например, те же инжир или изюм, или курагу, ведь их надо долго и тщательно мыть. Здесь, в Сирии, с водой напряженка. Лишний раз тратить ее никто не будет. Так и едят все грязное. По данным Всемирной организации здравоохранения, в Сирии один из самых высоких уровней кишечных заболеваний в мире, особенно среди детей. Раньше она удивлялась, а теперь, когда Джин все видела собственными глазами, ей были совершенно ясны причины. Бегают такие ребятишки по улице, стащат у торговца какой-нибудь фрукт, съедят тут же немытым – вот вам и дизентерия, а то и что-нибудь похуже. Например, гепатит.

Машина притормозила. Впереди, прямо по середине улицы, медленно плелось овечье стадо. Овечки гадили прямо под себя, то есть на проезжую часть, и это не способствовало улучшению санитарной обстановки.

– Придется ползти за ними. Почти приехали, сейчас, здесь, первый поворот налево – и будет дом сапожников. Этих не обгонишь, – показал Милюк на стадо, – как объедешь? Придется ждать, – недовольно сказал мужчина.

– Подождем, – улыбнулась Джин. – Живность.

Дом был низкий, узкий, просто крошечный и ветхий – весь покрытый паутиной щелей, заткнутых цветными тряпками. К нему примыкала мастерская – обыкновенный навес, под которым, несмотря на ранний час, уже трудилось несколько мужчин. На дворе вздымались три старых, покосившихся оливы, давно не приносящих плодов. Все огораживал редкий забор, в котором фанера чередовалась с самыми обычными кривыми палками.

Только увидев Джин на пороге, несколько женщин в длинных ситцевых платьях со множеством пуговок на груди на восточный манер, в линялых ситцевых платках громко заголосили и отчаянно жестикулировали, мешая ей пройти внутрь. Они приняли Джин за представительницу городских властей и старались убедить, что никаких раненых у них в доме нет, все здоровы. На крик прибежали мужчины из мастерской и присоединились к беспорядочному хору.

Джин довольно долго и терпеливо пришлось объяснять причины своего появления. Она не из местной больницы, а представляет международную общественную организацию, и потому им нечего бояться. Их больному родственнику окажут помощь, и он никак не пострадает, но они не верили, даже толкали ее, стараясь поскорее выпроводить из дома.

Джин вскоре поняла, почему. В доме была всего лишь одна комната, и раненый лежал тут же, за грудой коробок. Растревоженный шумом, он застонал, и довольно громко. Этого боялись родные пострадавшего. Оттолкнув двух женщин, Джин вошла в помещение. Сзади за ее спиной все мгновенно стихло.

Вслед за ней вошел Милюк, несший медицинский саквояж. Осторожно ступая по глиняному полу, застеленному тряпками, на котором в беспорядке стояли какие-то горшки и глиняные чашки, Джин прошла к окну и отодвинула ногой коробки. На полу, на тонком цветастом матрасе она увидела юношу лет семнадцати. Его голова была перевязана грязной тряпкой, а весь матрас блестел в плохо отстиранных пятнах от испражнений и рвоты молодого человека.

В комнате стоял удушающий кисловатый дух, от которого тошнило. Когда Джин наклонилась над раненым, из-под ноги у нее выскочила мышь и нырнула в дырку в полу.

– В таких условиях трудно поправиться, – Джин с осуждением взглянула на женщин, стоявших теперь молча за ее спиной.

Та, что постарше, в темно-синих одеждах, с практически черным, покрытым морщинами лицом, должно быть, мать, ответила ей крайне враждебно:

– У нас нет других условий, – прошипела она, и Джин увидела у нее во рту только четыре зуба, клыки, как у змеи. Наверное, от старости. – Кто нас в больницу возьмет? Сразу прикончат, узнав. Я говорила ему, не ходи, не ходи, Аллах всемогущий, – возопила женщина и в отчаянии прижала кулаки к лицу. – Он – надо же что-то менять, так нельзя, мама, жить дальше…

– Успокойтесь, – Джин распрямилась, подошла к женщине, ласково взяла ее за руку, прислонив голову к своему плечу. – Не плачьте. Сейчас посмотрим, что можно сделать. Все совершенно бесплатно.

Женщина отстранилась, усталыми, поблекшими глазами всматривалась в лицо Джин, точно не веря.

– Пожалуйста, – попросила Джин, – принесите мне свет. Надо осмотреть рану. Милюк, дайте мне, пожалуйста, медикаменты.

Помощник Бушры аль-Асад поставил на пол рядом с ней медицинский кофр. Джин открыла его, достала резиновые перчатки, маску. Надев их, начала осторожно разматывать повязки на голове у юноши. Мать принесла лампу. Грозно прикрикнув на остальных женщин, она заставила их всех выйти из комнаты.

– Может, воды принести? – спросила женщина уже участливо.

– Нет, нет, – Джин покачала головой, – ни в коем случае. Вода здесь зараженная, в ней много микробов, поэтому мы ею не можем пользоваться. У меня все с собой есть – и очищенная вода, и остальное. Тихо, тихо, надо потерпеть, – шептала Джин. Повязка присохла, ее пришлось отрывать, и юноша застонал от боли. – Сейчас станет легче. Сложный случай, – освободив рану, она взглянула на Милюка. – Поврежден глаз. Как я вижу, довольно серьезно. Пожалуйста, наклоните лампу сюда, – попросила Джин женщину. – Пуля прошла навылет, – продолжала она. – Остальное надо смотреть вместе со специалистом, с офтальмологом, но я вижу однозначно полный паралич глазных мышц. Не исключено, что задеты верхние стенки глазницы, а через полость носа пострадал и головной мозг. Молодого человека надо везти в стационар, – быстро повернулась она к матери. – У вашего сына высокая температура. Я вижу, рана засорена, в ней началось нагноение. Если гной пройдет в мозг, могут наступить тяжелые осложнения. Не исключено большое скопление крови.

– Как же, переворачивали, – растерянно сказала мать. – Надо же за ним подтирать. В больницу я его не отдам, – запротестовала она, – невозможно. Там его окончательно угробят.

– Мне вы его отдадите? – спросила Джин и выпрямилась, встав перед ней. – Лично мне? Я отвезу его не в больницу, а в закрытый госпиталь, в очень хорошие условия. Только там, при наличии всего необходимого оборудования и консультации окулиста, смогу сделать ему операцию, которая спасет ему если не глаз, то, во всяком случае, жизнь. Здесь ничего толком нельзя сделать, кроме как оказать первую помощь. Он может умереть от заражения крови, от паралича сердца, и так далее. Есть только одна возможность выжить – ехать в клинику. Вы поедете с ним, для большего спокойствия, – пообещала Джин, взглянув на Милюка. Тот кивнул, подтверждая. – Вы будете ухаживать за ним. Все будет происходить на ваших глазах, я обещаю. Никаких тайн, вы все будете знать. Решайте.

Мать нервно дергала концы платка и потом, опустив голову, прошептала:

– Мне надо спросить отца.

– Хорошо, – согласилась Джин. – Идите спросите, а я пока проведу первичную обработку раны, наложу повязку. Надо ввести лекарства и поставить физраствор. У юноши явное обезвоживание, – заметила она. – Сам он не пьет, практически все время находится в бессознательном состоянии, а иным способом у родственников не было возможности обеспечить его водой. Посветите мне, Милюк, – попросила Джин и, закатав рукав рубашки раненого, начала устанавливать катетер.

– Держите бутылку с физраствором, – попросила она Милюка. – Потом мы перенесем юношу в машину и закрепим бутылку там. Они согласятся, я уверена, – Джин кивнула в сторону окна, за которым слышались бурные разговоры. – Собственно, ничего другого им не остается. Они сами видят, в каком плохом он состоянии.

– Я понимаю, госпожа, – Милюк взял бутылку физраствора, а Джин воткнула в нее носик капельницы и начала прогонять содержимое бутылки по трубке. – Мне понадобится офтальмолог, – сказала она. – Ранение глаза – очень тонкая вещь, можно запросто лишить человека зрения, если не разбираться хорошенько. Я кое-что знаю об этом, так как имела нейрохирургическую практику, но все-таки хочу, чтобы, когда я буду проводить операцию, окулист был рядом. Нужно специальное оборудование. Мне помнится, в отеле у Мустафы присутствовал какой-то офтальмолог, – вспомнила Джин. – Кажется, он занимал у него должность врача. Пригласите хотя бы его, если не найдется никого получше, – попросила она. – Во всяком случае, он учился в Москве. Чему-то же его там научили, я надеюсь.

– Хорошо, госпожа, – с готовностью ответил Милюк, достав телефон. – Офтальмолог будет в резиденции, когда мы вернемся. Я доложу госпоже аль-Асад.

– Спасибо.

Джин поставила капельницу, ввела антибиотик, обезболивающее и, наклонившись над раненым, начала осторожно обрабатывать рану.

– Если я правильно понимаю, – заметила она, – все травматические симптомы повреждения глазной щели налицо, а раневый канал уходит в пазухи носа. Сейчас я все здесь дезинфицирую, он уже не почувствует боли, и затем наложу повязку. Как там с окулистом? – спросила Джин, взглянув на Милюка.

– Госпожа аль-Асад распорядилась его привезти, – ответил он.

– Хорошо.

Джин закрыла рану стерильным тампоном, осторожно приподняв голову раненого, начала бинтовать. Дверь с улицы открылась и в комнату вошла мать пострадавшего.

– Мы согласны, – негромко сказала она, вытирая слезы концом платка. – Везите его в госпиталь. Значит, так угодно Аллаху.

– Вы поедете с ним, если хотите, – Джин повернулась к ней. – Я повторяю, это возможно, – подчеркнула молодая женщина.

– Да, поеду, – женщина кивнула. – Я буду с ним, сколько придется. Я так и сказала отцу. Он не возражает.

Теперь она смотрела на Джин с надеждой. Ее агрессивность сменилась какой-то жалостливой покорностью, готовностью исполнять все приказания, лишь бы спасти сына.

– Не расстраивайтесь, все будет хорошо, я надеюсь.

Закончив перевязку, Джин распрямилась, встала, сдернула перчатки и ласково обняла женщину.

– Не волнуйтесь. Он выживет. Однозначно, – сказала она негромко. – Вопрос только в том, удастся ли сохранить глаз, но мы будем стараться. Милюк, – Джин обратилась к помощнику госпожи аль-Асад. – Позовите ваших помощников. Юношу надо перенести в машину. Идите с ними сами, постарайтесь не отставать, чтобы трубка капельницы оставалась вертикальной не получилось закупорки. Кроме того, раненого надо нести в строго горизонтальном положении, ведь нельзя допустить кровоизлияния в мозг.

– Слушаюсь, госпожа, – Милюк снова взялся за телефон, вызывая подчиненных.

– Мы с вами сейчас запишем имя, фамилию вашего сына, год рождения, – сказала Джин, подошла к матери и достала из кармана куртки блокнот с ручкой. – Я составлю на него карточку, чтобы в дальнейшем, к какому бы врачу вы не обратились, – объяснила она, – он знал точно, каково было изначальное положение, какие меры были приняты, каковы рекомендации по дальнейшему лечению. Вы не против? – Джин ободряюще улыбнулась растерянной матери.

– Да, конечно, – кивнула та. – Ибрагим его звать. Аль-Расани фамилия. 1994 года он, самый младшенький мой, самый последний. Невезучий, – вздохнула женщина.

– Ничего, ему еще обязательно повезет, – Джин похлопала мать по руке. – Ему уже и сейчас повезло Во всяком случае, вы должны так считать и надеяться на лучшее. Тогда многое изменится само собой.

– Что изменится? – мать отчаянно махнула рукой. – Как вылезти из нищеты, из долгов, из грязи, из развалин, – она показала на потолок, тоже покрытый щелями, заткнутыми тряпками. – Когда дождь идет, у нас тут воды по колено, убирать не успеваем, едим чечевицу червивую, мяса уж много лет не видали. На что нам рассчитывать?

– На лучшее, – Джин сжала руку женщины, притянув к себе, и повторила уверенно: – На лучшее. И все. Возможно, все переменится.

Женщина смотрела на Джин с удивлением и с надеждой, но та больше ничего не сказала. Все-таки нельзя забывать, что рядом с ней помощник сестры президента и офицеры ее охраны. Лишнее, непродуманное слово может обернуться большими неприятностями, а главное, лишить помощи людей, которые в ней нуждались. Борьба предстоит долгая, и лишь тогда все эти люди, десятилетиями жившие в бедности, увидят хоть какие-то проблески в своей невеселой жизни. Тот же отец-сапожник этого юноши сможет по-настоящему открыть свое дело, и если он хороший мастер, сам назначать цены за свой труд, без указки государства. Что толку, когда все дешево, а качество низкое, и уровень жизни такой же, низкий и дешевый. Никак не вырваться из замкнутого круга. Отвлеченные рассуждения… Джин одернула себя.

Помощники Милюка осторожно подняли юношу, вынесли его из дома, положили в машину. Милюк закрепил капельницу на специальном штативе. Джин вывела из дома мать, поддерживая ее под руку. Все родственники стояли около мастерской, наблюдая за происходящим. У забора столпились соседи. Как ни странно, все молчали. Видимо, они не привыкли, чтобы с ними, с людьми их круга, обращались столь уважительно, не видели таких внимательных врачей, таких белоснежных повязок. Они уже давно жили абсолютно рабской, беспросветной жизнью и свыклись с ней.