Текст книги "Парторг (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

Соавторы: Аристарх Риддер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25

Вручив офицеру НКВД толстую папку с документами по нашему проекту, я вдруг почувствовал какое-то странное, необъяснимое внутреннее опустошение. Будто что-то очень важное, часть меня самого, безвозвратно ушло вместе с этими бумагами, с этими чертежами и расчетами, над которыми мы несколько дней работали практически без сна, постоянное напряжение, ответственность за каждую цифру, за каждый чертеж. И вот теперь всё это улетало в Москву, и я уже не мог ничего исправить, ничего изменить.

И тут же, словно прорвало сдерживающую плотину, на меня тяжело накатилась невыносимая усталость. Она буквально придавила к креслу своей тяжестью. Сразу же нестерпимо захотелось спать, веки начали наливаться свинцом, голова клонилась вперед. Всё тело ныло, мышцы болели от постоянного сидения за столом. И только огромным, последним усилием воли, собрав все остатки сил, удалось заставить себя продолжать ждать прихода Алексея Семеновича Чуянова.

Я был абсолютно уверен, что он обязательно зайдет к нам, и не ошибся в своих ожиданиях. За несколько минут до полуночи товарищи секретари вошли в помещение, где мы все вместе ждали их. Чуянов выглядел неважно. Он был какой-то серый, осунувшийся, с глубокими темными мешками под покрасневшими глазами. Сразу было очевидно, что последние несколько суток он практически не спал и очень много работал. Лицо его осунулось, скулы заострились, движения стали медленными, усталыми.

Он остановился перед нами, окинул всех присутствующих долгим, усталым взглядом покрасневших глаз. Было видно, что он пытается собраться с мыслями, подобрать правильные слова. Потом негромко, с заметной хрипотцой в голосе произнес:

– Спасибо, товарищи, за проделанную качественную работу в столь сжатые, напряженные сроки. Спасибо за самоотверженность, за бессонные ночи. Уверен, что наш проект Государственный Комитет Обороны внимательно рассмотрит и даст ему зеленый свет для реализации. Очень на это надеюсь. Выражаю всем искреннюю благодарность от себя лично и от обкома партии за вашу работу, за ваш труд. И предоставляю вам заслуженные сутки отдыха. Отоспитесь как следует, наберитесь сил. Вы это заслужили.

Его слова прозвучали официально, но в охрипшем голосе явственно чувствовалась неподдельная усталость, изнеможение и какое-то внутреннее напряжение. Было ясно, что он сам находится на пределе своих физических сил. Виктор Семенович молча стоял рядом с ним, чуть позади, тоже усталый и измотанный, но более собранный и подтянутый.

Когда за Чуяновым и Андреевым закрылась тяжелая дверь и их шаги затихли в коридоре, кто-то из чертежников, молодой парень с веснушками, с грустным сожалением протянул:

– Эх, жалко, наверное, не будут больше так кормить, как последние дни. Привык уже к хорошему.

Несколько человек устало усмехнулись. Действительно, нас кормили по-настоящему хорошо, почти по летным нормам. Белый хлеб, мясо, даже масло давали. А теперь, скорее всего, вернемся к обычному пайку.

В такой поздний час, естественно, все остались ночевать в партийном доме. Я медленно пошел в кабинет нашего отдела и с облегчением расположился на отдых в своих привычных креслах, сдвинув их вместе. Пост НКВД у нашей двери уже был снят. Даже унесли стул и тумбочку, на которых дежурил офицер охраны. А вот старый телефонный аппарат еще сиротливо стоял на полу у стены. Черный, с круглым диском, он казался каким-то ненужным теперь.

Как это часто бывает, стоило мне улечься, как сон куда-то улетучился. Глаза открылись, и я уставился в темный потолок. Мысли крутились в голове, не давая уснуть. Я не удивился, когда минут через пятнадцать мучительного лежания ко мне тихо зашел Виктор Семенович. Я хотел было встать и предложить ему одно из кресел, но он останавливающим жестом остановил меня:

– Лежи, лежи, отдыхай, – тихо сказал он. – Намаялся, наверное, изрядно за сегодня. Сколько часов на ногах провел без отдыха?

– Есть такое дело, – подтвердил я, не поднимаясь. – Всё тело просто гудит от усталости, ноги налились свинцом. А спать почему-то расхотелось совершенно. Лежу и думаю.

– Вот и мне тоже не спится, – Виктор Семенович устало потер покрасневшие глаза ладонями. – На ногах еле стою от усталости, а спать категорически не хочу. Голова работает. Наверное, пока Алексей Семенович из Москвы не позвонит с результатами, не засну спокойно. Буду ждать и нервничать.

Он присел на стул, достал папиросы и закурил. В темноте комнаты огонек ярко вспыхнул.

– А как вы думаете, Виктор Семенович, получим добро от ГКО? – осторожно спросил я, приподнимаясь на локте. – Одобрят наш проект?

Виктор Семенович затянулся, выдохнул дым, задумчиво посмотрел на тлеющий кончик папиросы.

– Уверен, что дадут добро, – ответил он после паузы. – Не дураки же в конце концов в Москве сидят. Ситуацию с жильем в стране должны понимать лучше нас с тобой. Проблема общая, не только сталинградская. Хотя, – он помолчал, – постулат о том, что всякая инициатива наказуема, никто пока не отменял. Это надо понимать.

Его последние слова прозвучали как-то особенно мрачно. Я насторожился.

– А что, могут не только не поддержать проект, но еще и наказать за инициативу? – ошарашенно спросил я, широко раскрыв глаза в темноте. – Серьезно? За что наказывать-то?

Виктор Семенович поморщился, явно пожалев о своих словах.

– Давай лучше отдыхай, Георгий Васильевич, – примирительно сказал он, вставая. – Что-то не туда у нас с тобой разговор завернул. В ненужную сторону. Спи спокойно.

Виктор Семенович быстро ушел, явно недовольный своими неосторожными словами. Дверь тихо закрылась за ним. А я решил не забивать себе голову всякими глупостями и мрачными мыслями. И почти тут же почувствовал, как на меня тяжело навалился долгожданный сон. Я провалился в него мгновенно, даже не успев додумать начатую мысль.

Я думал, что буду спать не меньше целых суток, отсыпаясь за все прошедшие практически бессонные ночи и изнурительную работу. Но совершенно неожиданно для себя проснулся около шести часов утра, когда за окнами уже начинало светать. Проснулся сам, без всякого будильника или посторонних звуков. Просто открыл глаза и понял, что больше не могу спать. Самочувствие было, честно признаться, так себе, не очень хорошее. Голова гудела и болела, словно в тисках, во рту пересохло и был противный привкус, тело ломило, каждая мышца ныла. Но спать совершенно не хотелось больше, хотя отдыха явно было совершенно недостаточно для полного восстановления сил. Организм взбунтовался. Я с большим трудом поднялся с кресла, с хрустом размял затекшие от неудобной позы мышцы шеи и спины, потянулся.

Я осторожно, стараясь не шуметь, аккуратно растолкал спящего рядом на раскладушке Андрея. Тот мгновенно подскочил, как от сильного толчка электрическим током, резко сел на раскладушке, испуганно оглядываясь вокруг широко раскрытыми глазами. Явно еще не до конца проснулся и не сразу понял, где именно находится, что происходит вокруг.

– Пойдем в столовую, – негромко предложил я, поправляя помятую гимнастерку. – Позавтракаем как следует, а потом поедем домой спать дальше в нормальных условиях.

Мы медленно спустились по лестнице вниз, на первый этаж. Столовая партийного дома, несмотря на столь ранний утренний час, уже работала вовсю. Повара в белых фартуках готовили завтрак для дежурных партийных работников и охраны. Пахло горячей кашей и свежезаваренным чаем.

Марфа Петровна, была на своем привычном «боевом» посту и распорядилась вызвать для нас машину. Через каких-то десять минут мы уже ехали по пустынным, только просыпающимся утренним улицам разрушенного города к себе домой, в наш скромный блиндажный дом, чтобы как следует, в тепле и тишине выспаться в нормальных человеческих условиях, в своих постелях.

* * *

Первый секретарь Сталинградского обкома и горкома ВКП(б) Алексей Семенович Чуянов действительно последние двое суток практически не спал, тщательно готовясь к ответственному докладу на предстоящем заседании Государственного Комитета Обороны. Это была серьезная проверка его работы.

За два месяца, прошедших после окончания кровопролитных боев в Сталинграде, в городе было сделано очень много. Гораздо больше, чем он сам ожидал в начале. Он даже не предполагал, что при таких колоссальных разрушениях можно успеть столько сделать за такой короткий срок. Несмотря на все разрушения, голод и лишения, уже вполне можно было смело говорить, что город постепенно возрождается из пепла.

Чуянов, ежедневно проезжая по его разбитым улицам, каждый день своими глазами видел заметные перемены к лучшему. Люди разбирали завалы, восстанавливали дома, ремонтировали заводы. Прочитав подробный перечень всего уже сделанного, всех восстановливающихся объектов, он испытал искреннее чувство гордости за своих земляков. За этих простых людей, которые еще живя в голоде и холоде, работая на пределе сил, упорно поднимают родной город из чудовищных руин.

Прочитав полученный из Москвы текст правительственного Постановления о восстановлении Сталинграда, Чуянов сразу же четко оценил, насколько высок уровень требований, предъявляемых к восстановлению города. Он великолепно, до мелочей знал, чем был этот промышленный город на Волге для всей страны до начала войны, какое важное место занимал в экономике государства. Тракторный завод, «Красный Октябрь», «Баррикады», судоверфь – всё это было гордостью страны.

И вот теперь, всего лишь через два месяца после окончания самой масштабной, кровопролитной и страшной военной битвы в мировой истории, от него лично требуют почти невозможного. Требуют в кратчайшие сроки возродить весь оборонный потенциал города, восстановить заводы-гиганты. Причем в самые сжатые, нереальные сроки, когда война еще продолжается.

Городу были выделены огромные финансовые ресурсы, большие даже по довоенным мирным меркам. Десятки миллионов рублей. И Чуянов, как опытный хозяйственник, отлично понимал, что в текущем сорок третьем году нет абсолютно никаких реальных шансов освоить даже половину выделенных средств. Даже четверть будет большим достижением. И в первую очередь это происходит за счет полнейшего провала с восстановлением жилищно-коммунального хозяйства города.

Помимо катастрофической, критической нехватки рабочих рук, квалифицированных специалистов, реально всё грандиозное строительство банально не подкреплено уже имеющимися и планируемыми к выделению материальными ресурсами. Это и острая необеспеченность основными строительными материалами: цементом, кирпичом, лесом. Это и нехватка транспортных средств для доставки материалов и восстановления жилищного фонда. Это почти полное отсутствие какой-либо механизации восстановительных работ, всё делается вручную, лопатами и ломами. Ситуация серьезно усугубляется крайне низкой производительностью труда на восстановлении города. Хотя внешне, для начальства из Москвы, всё выглядит совсем по-другому, вполне благополучно. Бурная деятельность, рапорты о достижениях.

Восстановление жилищного фонда и культурно-бытовых объектов уже сейчас, в самом начале, заметно отстает по темпам от восстановления производственных объектов, заводов. Любые, даже малейшие послабления в жесткой режимности города сразу же резко усиливают текучесть рабочих кадров. Люди просто уезжают. И главной причиной, основной проблемой всего этого были невыносимо тяжелые жилищные условия населения города. Люди жили в подвалах, землянках, бомбоубежищах. В нечеловеческих условиях.

Алексей Семенович устало посмотрел в небольшой круглый иллюминатор самолета и ничего не смог разглядеть в темноте. Только черная пустота. Самолет летел по маршруту над теми обширными территориями страны, где продолжала строго соблюдаться светомаскировка, обязательная во всей прифронтовой полосе. И это действительно была еще прифронтовая полоса, несмотря на отступление немцев. Враг был еще близко.

Немецкая авиация, конечно, уже не с такой прежней интенсивностью, как раньше, но всё еще продолжала регулярно совершать беспокоящие налеты на тыловые районы страны. Высокое служебное положение давало Чуянову доступ к совершенно секретной информации о реальном положении дел в стране и на фронтах. И он уже точно знал, что предстоящим летом Красная Армия сначала будет стоять в жесткой стратегической обороне. А это прямо означает, что первыми в наступление пойдут немцы. Они обязательно попытаются перехватить инициативу. И они обязательно попытаются нанести серию массированных бомбовых ударов по нашим глубоким тылам, по крупным городам Поволжья. Это их обычная тактика.

Самому Сталинграду налеты немецкой авиации теперь особенно не страшны. Во-первых, линия фронта ушла уже достаточно далеко на запад, на сотни километров. А во-вторых, боевая мощь противовоздушной обороны Сталинграда противнику была очень хорошо известна и изрядно поредевшая немецкая авиация предпочитала держаться подальше. Но это совершенно не повод терять бдительность и расслабляться.

«Надо будет обязательно в своем докладном рапорте отдельным пунктом указать на строгое соблюдение светомаскировки во всех районах, над которыми проходил наш ночной полет», – с внутренним удовлетворением подумал Чуянов. Он опустил плотную шторку иллюминатора, включил небольшую настольную лампу, которой было специально оборудовано его рабочее место в самолете. И снова открыл толстую папку с подробным отчетом о своей работе на той странице, где шла речь о катастрофическом состоянии жилого фонда Сталинграда.

«На 1 апреля 1943 года из предварительно учтенного оставшегося жилого фонда в городе Сталинграде в количестве 1620 домовладений восстановлено 954 домовладения», – медленно прочитал Чуянов, водя пальцем по строчкам. – «Большая часть из указанных домов была лишь приспособлена для временного жилья в летнее время. И для полного их восстановления требуются весьма значительные работы: перестилка полов, перекладка печей, восстановление системы отопления, капитальный ремонт кровли, штукатурка стен и другие работы».

Он хотел было уже закрыть папку с унылым отчетом, как вдруг глаз зацепился за одну из следующих фраз. Чуянов перечитал её дважды: «Жилищный фонд, находящийся в личной собственности граждан, составляет 52 процента всего жилого фонда города. Причем 91 процент всех индивидуальных домов были построены из дерева, глины и различных подручных материалов».

Чуянов резко захлопнул толстую папку с отчетом и в сильном раздражении отодвинул её от себя подальше по столику. Он отлично понимал, что для успешного выполнения поставленных высоким руководством грандиозных задач по восстановлению города и его недавних промышленных гигантов совершенно необходимо радикально, в корне изменить катастрофическую ситуацию именно с жилым фондом Сталинграда. Без решения жилищного вопроса ничего не получится. Рабочих не будет.

Именно поэтому Чуянов так быстро и зацепился за неожиданную идею своего нового молодого сотрудника, безногого лейтенанта Хабарова. Он уже успел достаточно глубоко вникнуть в техническую суть предложения Георгия Васильевича. И ясно видел, что это может быть единственный реальный путь для быстрого решения острейшей жилищной проблемы Сталинграда. А при определенном удачном стечении обстоятельств, возможно, и для всей разрушенной войной страны.

И вот именно это его просто пугало до дрожи. Любая инициатива, исходящая снизу, от простых работников, всегда опасна в нынешней системе. Всегда есть большой риск, что у сильных мира сего, у высокого московского руководства, сразу же может возникнуть неприятная мысль. Мысль о том, что всякий сверчок должен твердо знать свой шесток. И что любая излишняя инициатива снизу наказуема по определению. Это неписаное, но железное правило.

Но он четко понимал, что уже слишком поздно пытаться сдавать назад, отступать. О работе специальной группы Хабарова прекрасно осведомлено областное управление НКВД. Там всё знают. И надо быть совершенно наивным, легкомысленным человеком, чтобы всерьез рассчитывать, что высшее руководство НКВД в Москве еще не получило подробный доклад об этом проекте. Уже обязательно доложили. Также как и руководство Вольского цементного завода никак не могло самостоятельно принять решение о передаче секретных документов о строительстве нового цементного завода. Это решение принималось в Москве, на самом верху. Вне всякого сомнения и руководство тракторного доложило о проведенных экспериментах. Значит, наверху уже всё знают и ждут результатов.

Чуянов не без серьезных оснований считал себя несправедливо и незаслуженно обойденным по итогам великой исторической победы под Сталинградом. Его огромный личный вклад в эту победу не был оценен по достоинству высоким руководством. Командующие фронтами, генералы Еременко и Рокоссовский, были торжественно награждены высокими полководческими орденами Суворова первой степени. Рокоссовский к тому же получил очередное воинское звание генерал-полковника. Член Военного Совета Сталинградского фронта Хрущев тоже не был обойден вниманием, он стал генерал-лейтенантом и был награжден престижным орденом Суворова второй степени. Все получили заслуженные награды и повышения. Все, кроме него.

А он, второй член Военного Совета Сталинградского фронта, позже ставший членом Военного Совета Донского фронта, проделавший колоссальную работу по организации обороны города, по эвакуации предприятий, по снабжению войск, не получил вообще никакой государственной награды. Совсем ничего. И никакого воинского звания ему так и не присвоили, хотя многие ожидали этого. Полное игнорирование его заслуг, словно его и не было вовсе в этой битве.

Всё это Чуянов совершенно справедливо расценил как весьма явное, недвусмысленное проявление серьезного недовольства в свой адрес лично товарища Сталина, как знак немилости. И теперь он был искренне готов пойти на значительный личный риск, на многое, чтобы любыми доступными способами восстановить его утраченное расположение, вернуть столь необходимое доверие Вождя.

А как достаточно опытный, прошедший многие ступени карьерной лестницы многоопытный аппаратный работник, он прекрасно понимал одну простую, но суровую истину советской системы. Что сейчас это можно реально сделать только двумя способами: либо каким-то выдающимся делом, большим хозяйственным успехом, достижением, либо демонстрацией личного мужества и готовности к самопожертвованию ради дела партии. Третьего пути в этой системе просто не существовало.

На летном поле в подмосковном Тушино Чуянова уже ждали. Самолет только остановил двигатели, а к трапу уже подъехала черная «эмка». Встречавший его молодой подтянутый сотрудник почтительно сообщил Первому секретарю Сталинградского обкома и горкома партии важную новость. Его ждет лично член Государственного Комитета Обороны товарищ Георгий Максимилианович Маленков. Ждет прямо сейчас.

Алексей Семенович нисколько этому не удивился. Он хорошо знал, что Маленков за прошедшие тяжелые месяцы войны неоднократно возглавлял так называемые специальные Маленковские комиссии ГКО. Это были особые экспертные группы, состоящие из высших генералов и опытных хозяйственников. Они регулярно выезжали на самые критические участки фронта для решения острых проблем. И что именно сейчас Маленков больше других членов ГКО занимается сложными вопросами восстановления разрушенного Сталинграда. Он уже фактически курирует этот проект.