Текст книги "Парторг (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

Соавторы: Аристарх Риддер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава 19

Я пришел очень вовремя. Ребята после трудового дня как раз сели ужинать, радостно и дружно поприветствовали меня и сразу же предложили присоединиться.

– Георгий Васильевич! Садись, садись, – Василий махнул рукой, приглашая к столу. – Как раз каша готова. Горячая, с американской тушенкой.

Камбуз за время моего отсутствия преобразился почти до неузнаваемости. Вместо хлипких досок на кирпичах ребята трапезничали за новыми, свежесколоченными столами, крепкими и устойчивыми. Пахло свежими опилками и сосновой смолой. Вдоль стен стояли самодельные лавки, тоже новые. А над столом, под закопченным потолком, горела самая настоящая электрическая лампочка! Не коптилка, не свеча, а лампочка, отбрасывающая ровный желтоватый свет.

Ребят перед поездкой в Сталинград собирали всем миром и у они привезли с собой сухари, сахар, чай, крупы, деревенское соленое сало и конечно американскую тушенку. Это сейчас существенный довесок к пайкам, которые пока желают лучшего.

Американская тушенка на фронте и в тылу наверное самый желанный продукт. Она не только очень питательная, но и вкусная. Она начала появляться в сорок втором, я её первый раз попробовал на курсах младших лейтенантов. Наши интенданты рассказывали, что её в Штатах производят по советским ГОСТам и наши специалисты обучали союзника что и как делать при её производстве, чтобы русскому Ване в окопах она пришлась по душе. На передовой её называли «второй фронт» и она в какой-то момент просто хлынула на фронт и сейчас видимо союзники по ленд-лизу поставляют её с таких объемах, что даже перепадает и тылу. Хотя возможно, что у ребят отцы и старшие братья, командиры Красной Армии и Флота, присылают семьям свои продовольственные аттестаты. Это повсеместная практика. И это кстати самый вернейший индикатор, что воин, ушедший на фронт, жив.

Я от гречневой каши с американской тушенкой, конечно, отказываться не стал, но перед тем, как сесть за стол, выложил из вещмешка, который мне организовала Марфа Петровна, его бесценное содержимое: сахар в большом бумажном кульке, пять банок рыбных консервов, целых шестьсот граммов печенья в жестяной коробке и настоящее сливочное масло, завернутое в промасленную бумагу.

Ребята ахнули. Это было настоящее богатство по нынешним временам.

– Вот это да! – присвистнул кто-то. – Георгий Васильевич, вы что, склад обкомовский ограбили?

– Это мой месячный офицерский паек, – пояснил я, садясь за стол. – Ну, часть его. Остальное Марфа Петровна велела оставить в столовой.

Мне положено сорок граммов масла в день. На месяц это килограмм двести граммов, и ровно половину я принес домой. Больше мне не дала взять Марфа Петровна, сославшись на Виктора Семеновича, который якобы приказал ей специально приглядеть за мной. И, несмотря на мои протесты, оставила вторую половину в обкомовско-горкомовской столовой. Да еще и в моем присутствии передала личный приказ второго секретаря горкома сотрудникам нашего пищеблока, чтобы они следили за тем, как я съедаю свои оставшиеся двадцать граммов ежедневно. «Молодому растущему организму питание нужно», – произнесла она назидательно, и спорить было бесполезно.

Так что мне удалось организовать на нашем камбузе почти праздничный ужин: чаепитие со сливочным маслом и печеньем. Василий тут же заварил свежий чай, покрепче, и разлил по кружкам. Кто-то нарезал хлеб толстыми ломтями. Масло намазывали бережно, тонким слоем, растягивая удовольствие. Печенье делили по-братски, всем поровну.

Во время этого праздничного чаепития мне поведали, как у нас появился электрогенератор.

– Это Петров постарался, – кивнул Василий в сторону одного из ребят. – Он до войны на на тракторном часто в командировках бывал и город хорошо изучил, и неплохо в этих развалинах ориентируется. Вот и сумел найти брошенное чудо немецкой техники, газогенераторный мотоцикл. Он был прилично завален обломками, использовать его как транспорт нельзя, а вот газогенератор уцелел. Нам ребята саперы помогли и мы его на руках принесли сюда. А дальше дело техники, перебрали, залили масло, набрали сухих деревяшек и вот мы с электричеством.

Я смотрел на ребят которые сидели за мной за одним столом, на их усталые, но одухотворенные лица, на натруженные руки, и чувствовал, как что-то теплое разливается в груди. Вот они, настоящие герои. Не те, кто громко кричит о подвигах, а те, кто молча делает свое дело. Разбирают завалы, восстанавливают город, налаживают быт. Каждый день, без выходных, без отдыха.

Петров, видя мой взгляд, смущенно улыбнулся.

– Да ничего особенного, товарищ лейтенант. Техника она техника и есть. Понимать ее надо, вот и все. А то что немецкая, так разницы особой нет. Электричество везде одинаковое.

– А масло где взял? – поинтересовался я.

– Да там же, на тракторном. В одном из складских помещений бочка трофейного нашлась, почти полная. Маслице хорошее, моторное. Немцы запасы бросили, когда драпать начали. Теперь нам пригодилось.

Василий налил мне чаю в эмалированную кружку, немного сколотую по краю, но чистую.

– Ты, Георгий Васильевич, главное, про нас не забывай, – произнес он с легкой усмешкой. – Мы тут стараемся, обустраиваемся. Чтобы можно было где жить по-человечески. А ты там, в обкоме-то, как? Не обижают?

– Да нет, все нормально, – ответил я, беря кружку. Чай оказался крепким, с легкой горчинкой. – Наоборот, даже слишком хорошо относятся. Заботятся. Вот, паек дали, половину домой принес.

– Правильно делаешь, – одобрил Василий. – Один человек не воин. А мы тут коллектив. Вместе проще.

Один из ребят, совсем молодой, лет восемнадцати, с уже выцветшими от солнца волосами, вдруг спросил:

– Георгий Васильевич, ты инструктор строительного отдела. А вы рассматриваете какие-нибудь проекты, чтобы быстрее начать строить новые дома новые, по какому-нибудь особому способу?

Я удивленно посмотрел на него.

– А ты думаешь нужны особые проекты?

– Конечно. Вот я немного работал на стройке. Сколько времени, например, строится трехэтажный дом и сколько надо каменщиков? А других рабочих? А инженеров? Где их взять?

– Андрей у нас философ и стратег, – засмеялся кто-то из ребят.

– Так это же хорошо, – улыбнулся я, отметив про себя что к Андрею надо повнимательнее присмотреться.

– А мы, Георгий Васильевич, можем на что-нибудь еще пригодится, кроме разбора завалов? – спросил еще один из ребят, постарше, с густыми черными усами. – Мы ведь большинство строители. Некоторые еще до войны на разных стройках трудились. Опыт имеем.

Я посмотрел на них новыми глазами. Действительно, почему бы и нет? Это же готовая бригада опытных строителей. Инвалиды конечно среди них есть, таких увечий как у меня правда нет. Но руки-то рабочие. И голова судя по всему на месте.

– Спасибо, ребята, – искренне сказал я. – Обязательно подумаю об этом. Когда дойдет до серьёзного дела скорее всего привлеку вас. И ваш опыт будет очень кстати.

Они переглянулись, и я увидел в их глазах неподдельную радость. Видимо, возможность снова заняться своим делом, почувствовать себя нужными, была для них важна.

Ужин продолжился в теплой, почти семейной атмосфере. Ребята рассказывали о своих делах за день. Оказалось, что кроме запуска газогенератора они успели еще многое. Укрепили крышу одного из блиндажей, которая начала проседать. Организовали что-то вроде умывальника с небольшим бочонкам для воды. Даже успели оборудовать баню в намеченном для этого блиндаже. Удивительно как они успели всего за несколько дней столько сделать, интересно когда они работали?

– Завтра попаришься, Георгий Васильевич, – пообещал Василий. – Настоящая банька получилась. Мы там уже и печку подходящую соорудили, тоже нашли в каком-то разбитом блиндаже. Подрепетировали, камни нашли, сейчас воду греем. Красота!

Баня. Я даже не думал о таком. А ведь действительно, давно не мылся нормально. В обкоме, конечно, была умывальная комната, но это не то. Настоящая баня, пусть и импровизированная, это совсем другое дело.

– Ты мне скажи, Василий, когда вы всё это успели? – не удержался я, чтобы не спросить.

– После работы и рано утром перед. Дни уже большие стали. Так что успеваем.

– А с водой как решили? – водоснабжение в Сталинграде благодаря великой русской реке худо-бедно находится на удовлетворительном уровне.

Таскать её на себе правда приходится на сотни метров, а то и за километры. Но это в любом случае лучше чем в некоторых освобожденных районах, где нет такого чуда, как Волга.

– Пока ведрами с Волги таскаем. У каждого план: три ведра. Нашли три больших бочки, почистили, помыли, дырки заклепали. То, что на питьё кипятим. а остальное отстаиваем, – Василий о решение водной проблемы рассказывал с гордостью. – На берегу нашли глубокую воронку от бомбы, так там на дне родник оказался. Мы его расчистим, окультурим, выроем дополнительную ванну для родника, ребята саперы обещали дать нам пожарный рукав, здесь недалеко стояла пожарная часть, вот они там сейчас разбирают завалы. разбитой технике кругом много, соберём постепенно насос и будем из родника качать. Дней через десять сделаем.

После ужина я прошел в свой блиндаж. Он тоже преобразился. Ребята отремонтировали небольшой стол посредине нашего жилища и сколотили три новеньких табурета. На стене висела керосиновая лампа, готовая к использованию. Правда теперь, когда появилось электричество, она может и не понадобиться, в нашем блиндаже тоже есть лампочка. Постель моя на нижнем ярусе, она была аккуратно застелена одеялом, а подушка взбита. Ребята молодцы привезли с собой по два комплекта постельного белья, подушки и одеяла. Всё конечно не новое, но чистое и отремонтированное.

Я сел за стол, достал из полевой сумки свои записи, которые делал на работе. Просмотрел еще раз. Завтра предстоит новый день, полный дел. Поездка на тракторный, осмотр территории, оценка возможностей. Нужно будет составить подробный план действий, продумать логистику, рассчитать необходимые ресурсы.

Мысли крутились в голове, и я понимал, что заснуть сразу не смогу. Слишком много впечатлений за день. Слишком много планов на будущее.

Но усталость все же взяла свое. Я вышел из блиндажа и хотел было воспользоваться удобствами сооруженными ребятами, тем более что на моих глазах ребята в него залили теплую воду. Но подошедший Василий меня опередил.

– Георгий Васильевич, баниться конечно сегодня рано, но просто помыться уже вполне можно.

Я попросил его принести из каптерки обычные костыли, а сам достал из вещмешка, стоящего в ногах моего спального места, чистый комплект белья, и пошел в баню. После отъезда из Горького прошло всего несколько дней, а сколько событий уже произошло в моей жизни и самое главное, у меня появилось чувство, что я здесь на своем месте и наверное даже в лице этих ребят нашел свою семью.

Протез я снимал с трепетом в душе, а вдруг я натер культю или вообще открылась рана. Но всё было в порядке. Я обработал водкой внутренности гильзы и свою ногу. Испаряющуюся водка приятно холодила её и как рукой сняла усталость.

Конечно замечательно если побаниться удалось бы сегодня, но то, что я просто как белый человек не торопливо помылся теплой водой, совершенно сняло усталость последних дней. Я с удовольствием лег с постель и заснул стоило моей голове коснуться подушки.

Утро началось с того, что меня разбудил запах свежего хлеба. Я открыл глаза и не сразу понял, где нахожусь, потом вспомнил. Блиндаж. Сталинград. третье преля сорок третьего.

Ребят в нашем блиндаже уже никого не было и постели были аккуратно заправлены. С улицы доносились голоса и шел ошеломительный запах свежеиспеченного хлеба.

Все, несмотря на ранний час, уже встали и скорее всего готовили завтрак. Я поднялся, аккуратно надел протез капитана Маркина и быстро сделал санминимум. Растительности на лице за ночь у меня практически не прибавилось, поэтому сегодня утром бриться не надо.

– А, Георгий Васильевич проснулся! – радостно объявил Василий, когда я появился на камбузе. – Садись, завтракать будем. У нас сегодня день свежего хлеба. Я на флоте научился этому делу, сейчас будете принимать мою работу. Он уже достаточно остыл и его можно есть. А хлеб я испек бездрожжевой и пшеничный.

Действительно, на столе лежал большой круглый хлеб, от которого шел потрясающий аромат. За столами стояли стояли большие чашки с ячневой кашей, миски, лежали ложки, стояли чайники с кипятком и свежей заваркой, чашка с сахаром и эмалированные кружки.

– Ребята, а с довольствием у вас как? – озабоченно спросил я.

– Отлично, – ответил Василий. – Вчера окончательно оформились. Хлебные карточки временно будем отоваривать в обкоме, через день. Остальное пока решили все получить на две недели и будем пока дома питаться. Работаем рядом, так что пока без проблем. А дальше видно будет. Конечно было бы лучше если бы нас прикрепили бы куда-нибудь.

– Ну отлично, думаю через две недели мы с вами определимся. У меня планы кой-какие есть, как раз думаю в это время начнем работать.

– Хорошо бы, – мечтательно сказал Андрей.

В этот момент мне пришла мысль, что хорошо бы взять с собой сопровождающего. Неизвестно что и как будет на тракторном, все таки первый раз буду в таких экстремальных условиях испытывать свой стальной протез.

– Ребята, у меня просьба. Вы можете мне одного бойца выделить на сегодня. Я еще по развалинам на протезе не ходил, мало ли что.

– Конечно, можем, – моментально ответил Василий. – Пусть Андрюха едет. Ни кто не против?

Возражений не было и я обзавелся на сегодняшний день сопровождающим.

Проверив свою полевую сумку, я вышел из блиндажа. Утро было прохладным, свежим. Апрельское небо было затянуто легкими облаками, но сквозь них пробивались радостные лучи солнца. Воздух пах весной, талой землей, и чем-то еще, чего я не мог определить. Может быть, надеждой.

Мы зашагали к месту, где должна была ждать машина. Дорога была неровной, местами разбитой, и мне приходилось идти очень осторожно. Вчерашняя «эмка» уже ждала в назначенном месте. Тот же водитель, что и вчера, стоял рядом и курил.

– Доброе утро, товарищ лейтенант, – поздоровался он, увидев меня. – Я готов ехать, куда прикажите.

– Доброе, Михаил, – ответил я. – Сначала в горком, а потом на на заводы.

Водитель затушил окурок, бросил его в воронку рядом и полез в кабину. Я устроился рядом с ним на переднем сиденье, а Андрей сзади. Костыль, который он нес, отправился в багажник.

Машина завелась с полуоборота, и мы тронулись. Город просыпался. По улицам уже шли люди, кон-где уже кипела работа. Возле одного из частично уцелевшего дома завал разбирали пленные немцы. Они руководила группа женщин, человек пять или шесть.

Работали они можно сказать с огоньком. Когда мы проезжали мимо одна из женщин что-то резко и властно сказала и немцы чуть ли не забегали. Я не разобрал сказанное ею, было достаточно далеко, да и шумновато. Но вероятно она была чем-то недовольна и довела это до немчуры.

– Ты смотри, – прокомментировал водитель. – Пигалица, а похоже фрицев в ежовых рукавицах держит. Не довольна чем-то, вон как они сразу засуетились. Так глядишь за два-три дня все разберут и дом можно будет начать восстанавливать.

– Интересно, а что в нем было до войны? – спросил я, не рассчитывая на ответ.

– По-моему какое-то учреждение. Я что-то не могу точно понять в этих развалинах. Не мой район.

– А какой твой? – с интересом спросил я.

– Мы спартановские, – водитель Михаил горестно вздохнул. – Да там одни пепелища остались. Я собственными руками свой родной дом гранатами закидал. Кто бы мог такое предположить. Мы, несколько тысяч ополчения, вошли в состав группы полковника Горохова и бились с гадами до самого конца.

Водитель замолчал, я видел, что эту тему он развивать не хочет и дальше мы ехали молча. В половине восьмого я зашел в кабинет нашего отдела, а Андрей остался в машине. Все мои коллеги уже были на месте и мы сразу же приступили к работе.

Я достал все свои наработки за вчерашний день и положил заполненные листы на стол.

– Знакомьтесь, товарищи. Это плоды моих размышлений вчерашнего дня.

Объем выполненного за день ошарашил моих товарищей по отделу, они явно не ожидали такое.

– Тебе на подготовку неделю дали? – уточнил Гольдман.

– Да, – подтвердил я.

–н Что-то мне подсказывает многовато тебе времени выделили. Думается ты сегодня, завтра закончишь, – предположил Кузнецов.

– Не исключено, – уклончиво ответил я.

Не посвящать же мне их в свою тайну. Реально я вполне мог бы теоретическую часть закончить еще вчера. Но речь-то идет о другом. Это в другое время многие вопросы можно было изложить галопом по Европам. Нужен готовый бетон. Нет вопросов, у нас под рукой пара заводов в пределах дальности полета мухи или воробья. А здесь надо проработать абсолютно всю технологическую цепочку. Причем абсолютно по всем позициям. Например, такая простейшая вещь как древесная щепа. Она очень нужна при производстве наших плит для полноценного утепления. Где её брать в нужных количествах и соответствующего качества? Одни вопросы, при минимуме готовых ответов.

Мои записи, наброски и произведенные расчеты были просмотрены достаточно быстро и Гольдман, он похоже по какой-то внутренней договоренности сегодня солирует, спросил:

– Какой у тебя план работы? Ты сегодня проведёшь разведку на заводах и судя по твоей скорости работы, завтра начнешь составлять уже конкретный план работы.

– Думаю, что да, – согласился я. – Мне бы конечно завтра кого-нибудь привлечь для проверки моих расчетов. Не хотелось бы чтобы что-то вылезло на стадии рассмотрения. А у меня глаз уже вполне может замылиться и я ошибку не увижу. Да и потом, я же не специалист, а так самоучка. Вдруг чушь по не знанию понесу.

Мой пассаж про самоучку моих коллег явно развеселил. Кузнецов хмыкнул и прокомментировал:

– Все бы были такими самоучками, не то дело было бы.

Он посмотрел на своих товарищей, согласны ли они с его мнением, аккуратно сложил стопочкой мои листы и протянул мне.

– Мы этот вопрос успели без тебя обсудить и предлагаем тебе такой вариант. Илья Борисович вчера по-стахановски свои хвосты побил и на сегодня свободен. Бери его с собой, он тракторный знает хорошо, бывал и на «Октябре». На «Баррикадах» пока смотреть нечего, они только из эвакуации возвращаются и лучше к ним лишний раз пока не соваться. Парторг ЦК там мужик суровый, они мне кажется немного отстают от какого-то своего графика и можно нарваться на грубость с лишним любопытством. Завод важнейший, они два раза в сутки докладывают в Москву о ходе работ. Устроит наше предложение?

– Естественно, мои дорогие товарищи. Это же идеальный вариант.

Тракторный завод находится на севере города, и дорога туда шла через районы самых ожесточенных боев. Дорогу туда, которая по большей части идет вдоль старых трамвайных путей, достаточно хорошо расчищена, большинство воронок засыпаны и укатаны колесами автомобилей. Везде стоят указатели куда можно ходить и ездить и саперные таблички, радующие глаз и заставляющие радостно пить души сталинградцев: «Мин нет», и подпись кто из командиров за это отвечает.

На разборе развалин работает очень много пленных. Когда мы проезжали места боев 13 гвардейской всплывшие воспоминания командира взвода лейтенанта Хабарова захлестнули меня, кровь болезненно запульсировала в голове и стало трудно дышать. Перед глазами чуть ли не наяву встали картины как мы высаживаемся на правом берегу и сразу же под огнем идем в атаку.

– Останови, – с трудом попросил я.

Выйти из машины самому у меня не получалось и Гольдман с Андреем поспешили помочь. В голове и груди жгло огнем, ноги стали подкашиваться и только во-время поданный костыль помог удержаться на ногах. Мои спутники хотели помочь мне, но я отстранил их.

Я стоял и смотрел на Волгу, на её набережную где начался сталинградский подвиг нашей дивизии. Прямо передо мной были развалины среди которых мне не составило труда узнать остатки дома, которые через много лет назовут домом Павлова и оставят а таком разрушенном виде в назидание потомкам.

На набережной было видно место будущей стены Родимцева. Там я одним из первых высадился с бронекатера, бросившись со своими солдатами в уже холодную волжскую воду, которая оказалась мне по грудь. Как сумели дойти до берега? Ведь вода в буквальном смысле кипела от немецкого огня, которым они поливали нас.

Я с трудом оторвал взор от Волги и развернулся. Впереди и слева был Мамаев курган, высоте 102. Это казалось немыслимым, но мы отбили его у немцев. Наша дивизия там была не одна, и мы все вместе удержали его.

Кто-то аккуратно взял меня за руку и в голове стало светлеть, буря в душе стала утихать и я начал возвращаться из прошлого лейтенанта Хабарова.

– Лейтенант, – кто-то обратился ко мне хриплым, прерывающимся голосом. – Убери пистолет, от греха подальше. Я тебя понимаю, сам бы их всех перестрелял, была бы возможность, но наша война закончилось.

Напротив меня стоял водитель Михаил и держал меня за левую руку, которая судорожно сжимала ТТ. Наверное только костыль до боли впившийся мне в подмышку, который я держал посиневшей от напряжения правой рукой, помешал мне взвести затвор и открыть стрельбы по работающим рядом немцам.

До них было метров пятнадцать, они наверное все поняли и сбились в кучу, со страхом глядя на меня. В их глазах я прочел животный страх, какой однажды увидел в чужих глазах, когда чуть ли на смерть дрался в детдоме, а потом в одной из рукопашных уже здесь в Сталинграде, когда голыми душил немца, а потом просто перегрыз ему глотку.

Я убрал пистолет, с помощью своих товарищей сел в машины и мы поехали дальше. Когда мы тронулись, я увидел как из развалин неторопливо вышел конвоир с винтовкой на винтовкой на плече и недовольно прикрикнул:

– Чего встали, недобитки фашистские? Давай, работайте. Рапте шнелле, шнелле, кому суки говорят.

– Моя жена каким-то чудом сумела с тремя детьми уйти к сестре в Кировсккий. А остальные, пять человек, погибли, – начал говорить водитель, руки его на рулевом колесе задрожали. – Наш дом выделялся, его дед еще перед революцией из камня сложил. Немцы там огневую точку оборудовали. Я все подходы к нему знал, вот и вызвался уничтожить. Мы вдвоем пробрались, зашли с тыла и двумя связками всех там похоронили. Сами еле ноги унесли. Меня потом Звездочкой наградили.