Текст книги "Парторг (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

Соавторы: Аристарх Риддер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 22

Андреева Чуянов попросил задержаться. Когда за Гольдманом и Хабаровым закрылась дверь, он поднялся из-за стола и нервно прошелся по кабинету. Секретные карты на стенах, стопки документов на столе, пепельница, полная окурков, все это говорило о том, что последние дни первый секретарь практически жил в своем кабинете.

– Наш вопрос на заседании ГКО будет рассматриваться десятого апреля, – начал он, остановившись у окна. – Потом надо ждать конкретных поручений с фамилиями, датами и деталями. У меня лично, Виктор Семёнович, такое ощущение, что я засовываю голову в пасть голодного тигра с нашими предложениями.

Чуянов обернулся, его лицо было напряженным.

– Но в то же время, как не доложить? Замолчать такое предложение невозможно. Потом скорее всего спросят не за то, что сделали, а за то, что не сделали. Да и перспективы такие, что дух захватывает.

Он подошел к большой карте Сталинграда, занимавшей половину стены. Карта была вся исписана пометками, отмечены разрушенные районы, восстановленные объекты, планируемые стройки.

– Сделано уже очень много, даже не верится, как много, – продолжил первый секретарь, проводя пальцем по линиям улиц. – Но со дня на день начнется окончательный вывод с территории города и области воинских частей, которые завершали разгром врага и приводили здесь себя в порядок. Вы отлично знаете, каков их вклад в то, что сделано.

Андреев молча кивнул. Он действительно знал. Без помощи военных строителей и саперов многое было бы невозможно.

– Дальше мы можем рассчитывать только на себя, – Чуянов повернулся к Андрееву. – Конечно, помощь Москвы будет, я в этом не сомневаюсь. Из всех освобожденных городов Сталинград для страны самый значимый. Но основное мы должны до окончания войны делать сами.

Он вернулся к столу, оперся на него руками.

– Поэтому ты, Виктор Семёнович, должен сделать невозможное. На стол в высоком московском кабинете я должен положить проект, полностью готовый к внедрению по всем позициям. Понимаешь? Полностью готовый. Чтобы можно было сразу подписывать и запускать в работу.

Андреев выпрямился, понимая всю тяжесть возложенной на него ответственности.

– Будет сделано, Алексей Семёнович.

– Я знаю, что будет, – Чуянов устало улыбнулся. – Иначе бы не поручал.

Об этом разговоре главных сталинградских секретарей Георгий Хабаров, естественно, не знал. Но предполагал, что следующие несколько дней для него будут очень интересными и, скорее всего, весьма напряженными.

Мы с Гольдманом только и успели, что дойти до кабинета отдела и перевести дух. Леонид сразу бросился к своему столу, начал перебирать бумаги, что-то искать в ящиках. Я опустился на свой стул, пытаясь собраться с мыслями.

У меня просто голова шла кругом. Я догадывался, что сейчас скажет нам Виктор Семёнович, когда придет в отдел. Масштаб задачи был ясен, оставалось узнать только сроки. И я подозревал, что сроки будут такими, что впору хвататься за голову.

А то, что он придет к нам сам, а не вызовет к себе в кабинет, я не сомневался. Это было в стиле Андреева, он любил лично отдавать боевые приказы, смотреть людям в глаза, видеть их реакцию.

И действительно, мы с Гольдманом успели только выпить по кружке чаю под огнем обжигающих взглядов двух наших товарищей, как дверь распахнулась. В наш отдел ворвался второй секретарь Сталинградского горкома ВКП(б). За ним семенил Андрей Белов, бледный и испуганный, явно не понимающий, что происходит и почему его вдруг вызвали к самому Андрееву.

– Итак, товарищи инструкторы строительного отдела, – начал Виктор Семёнович, окидывая нас тяжелым взглядом. – Люди вы все опытные, повоевавшие. Вы знаете значение слов «боевая задача». Притом такая, которая должна быть выполнена любой ценой.

Он медленно прошелся вдоль наших столов, заглядывая то в одно лицо, то в другое.

– Сегодня третье апреля, – продолжил он, останавливаясь. – Седьмого, в ноль часов, вы должны сдать полностью, подчеркиваю, полностью готовый в мельчайших деталях проект, предложенный товарищем Хабаровым. Начало экспериментального крупнопанельного домостроения в городе Сталинграде.

Кузнецов тихо присвистнул. Савельев побледнел. Гольдман застыл с карандашом в руке.

– Проект должен быть проработан так, чтобы можно было на нем поставить дату, подпись и надписать: «Утверждаю», товарищам Чуянову и Андрееву к исполнению. Понятно?

Виктор Семёнович говорил это так, что я сразу же представил его в роли командира, отдающего приказ выполнить боевую задачу любой ценой. Даже если для этого придется отдать жизни. Такие приказы я слышал на фронте неоднократно.

Посмотрев на своих товарищей по отделу, я понял, что они испытывают то же самое. В их глазах читалось понимание серьезности момента.

– Теперь о вопросах, которые буду решать я лично, – продолжил Андреев, доставая из кармана записную книжку. – Вопросы с кранами, в том числе с башенным краном, панелевозами и вопрос возможного строительства цементного завода. Но пока ориентируйтесь на то, что первоначально придется работать с имеющимися запасами цемента. Конкретные цифры, надеюсь, будут известны вечером шестого.

Он сделал пометку в блокноте.

– Также ориентируйтесь на наличие двух передвижных кранов. Больше пока гарантировать не могу. Если получится договориться о поставке башенного крана, сообщу дополнительно.

Виктор Семёнович сделал паузу, и я подумал, что сейчас мы узнаем, как будет организована наша работа. И не ошибся.

– До нуля часов седьмого апреля вы переводитесь на казарменное положение, – его голос стал еще более жестким. – Без моего личного разрешения и разрешения товарища Чуянова вам запрещено покидать здание горкома ВКП(б). Исключение, только служебная необходимость, и то с сопровождением.

Кузнецов хотел что-то сказать, но Андреев остановил его жестом.

– В ваше распоряжение передается комната отдыха городского комитета обороны. Там есть раскладушки, постельное белье. Товарищ Белов, – он указал на побледневшего Андрея, – назначен ординарцем Георгия Васильевича и будет постоянно находиться с вами в отделе для выполнения ваших поручений.

Андрей судорожно сглотнул, но выпрямился, пытаясь держаться молодцом.

– На период до седьмого апреля у него будет такой же допуск к секретным документам, как и у вас, – продолжил Виктор Семёнович. – Легковой автомобиль будет предоставляться вам по первому требованию для выездов по служебной необходимости. В этих случаях вас будет сопровождать сотрудник НКВД.

Он достал из внутреннего кармана несколько бланков.

– Сейчас напишите записки своим близким. Товарищ Белов объедет ваши семьи, передаст записки и заберет вещи, которые вы попросите привезти. Вопросы?

Кузнецов что-то хотел спросить, но, посмотрев на каменное лицо Андреева, махнул рукой и молча начал писать записку. Письменным творчеством занялись и Гольдман с Савельевым.

Я, подумав, написал записку Василию. Попросил его передать Андрею мой вещмешок и второй протез, а также быстро собрать вещмешок самому Андрею. В него никаких продуктов не класть, только сменное белье на четверо суток, принадлежности для бритья, зубной порошок и щетку.

Через несколько минут мы остались одни. Андреев ушел так же стремительно, как и появился. На нашем этаже почти сразу появился сотрудник НКВД. Он расположился на боевом посту в нише коридора, недалеко от дверей нашего отдела.

Там быстро появилась тумбочка с телефоном и стул. На стуле восседал невозмутимый товарищ старший лейтенант НКВД в безупречно отглаженной форме. Он сидел прямо, не читал, не курил, просто сидел и наблюдал.

Первым в себя пришел Гольдман. Он достал свой рабочий блокнот и толстую тетрадь в клеенчатой обложке и предложил:

– Георгий Васильевич, всё необходимое по тракторному заводу я записал вчера, после нашего разговора. Поэтому я предлагаю начать работу с того, что ты передаешь нам свои полностью готовые предложения. Мы начинаем их отрабатывать, готовим уже конкретный план работы. А ты тем временем будешь прорабатывать следующие этапы. Согласен?

Я протянул ему все свои записи. Необходимости в них у меня не было. Все до последней запятой я отлично помню и так.

– Работайте, если что мне будет надо, я возьму.

Трезво оценив ситуацию, я решил, что ничего экстраординарного не произошло. На самом деле сейчас подобное обычное дело. Я знал историю создания в 1930 году паровоза «ФД» («Феликс Дзержинский»), который был создан и начал выпускаться через 170 дней от получения задания. Буквально за полгода с нуля разработали и запустили в серию мощнейший грузовой паровоз.

Или не помню точно, но какую-то танковую пушку скоро разработают за рекордные 28 дней. А если покопаться в истории, то еще и не такое можно найти в наших достижениях, начиная с 22 июня сорок первого года. Надо, значит надо. Родина требует, партия приказывает.

Самая сложная с одной стороны, а с другой стороны самая простая задача у меня. Что и как делать, я очень хорошо знаю. Вся технология у меня в голове. Если, например, пойти по пути простого надиктовывания, можно очень быстро выдать основной массив информации.

«Стоп, а ведь это самый правильный алгоритм нашей работы», подумал я, и у меня все внутри запело. «Да, именно так и надо начинать работать. Я максимум к утру все надиктую, а затем останется только отшлифовать, проверить расчеты, привести в нормальный вид».

– Товарищи, – обратился я к троице своих коллег. – У кого самый хороший почерк, разборчивый, и высокая скорость письма?

Они переглянулись. Кузнецов развел руками, показывая, что у него с этим проблемы. Гольдман скривился, его почерк действительно оставлял желать лучшего. Савельев не уверенно сказал:

– У меня, наверное. Я до войны в канцелярии работал, привык много писать.

– Отлично, – обрадовался я. – Вот как мы попробуем работать. Я буду тебе надиктовывать, а ты слово в слово записывать. При необходимости делаем остановки и разбираем непонятное. Как тебе такой вариант?

– Хорошо, давай попробуем, – не очень уверенно сказал Савельев, но достал чистые листы, копировальную бумагу, проложил её между двумя листами и приготовился писать.

«Молодец, однако», подумал я с усмешкой. «Я и не подумал об использовании копирки. В этом отношении Сергей Михайлович на первом месте, напрочь забывший о её существовании и привыкший к удобной и быстрой компьютерной печати».

Сначала у нас ничего не получалось. Савельев не успевал за моей скоростью речи, просил повторить, переспрашивал термины. Я пытался диктовать медленнее, но тогда сбивался с мысли, начинал заново. Но через пару часов мы притерлись, нашли общий ритм, и работа пошла.

Я диктовал, расхаживая по кабинету. Савельев быстро исписывал лист за листом. Гольдман и Кузнецов сидели, склонившись над моими записями, что-то обсуждали вполголоса, делали свои пометки.

Андрей вернулся неожиданно быстро. Он привез пять вещевых мешков и мой второй протез. К его возвращению я уже снял свой протез и решил пользоваться костылем для небольших передвижений по кабинету. Нога устала, культя ныла, и я понял, что долго так работать не смогу.

Старшему лейтенанту НКВД мы дали задание организовать для меня кресло, чтобы я мог работать со снятым протезом, удобно расположившись. Товарищ старший лейтенант оказался на редкость исполнительным. Он снял трубку телефона, куда-то позвонил, коротко объяснил ситуацию.

Через полчаса два шикарных кресла были доставлены как раз перед возвращением Андрея. Это были настоящие дореволюционные кожаные кресла из кабинета какого-то высокого начальства. Из них мне сделали удобнейшее лежбище. Одно кресло поставили обычно, второе развернули и придвинули, чтобы я мог положить на него ногу.

Я расположился в этой конструкции, испытывая несказанное удовольствие. Удобство на все тысячу баллов! Можно было диктовать, откинувшись назад, положив ногу на мягкую кожу, не испытывая никакого дискомфорта.

Возвращение Андрея совпало с нашим решением сделать первый перерыв. К нам как раз пришла Марфа Петровна с тремя работниками нашей столовой. Они принесли нам ужин на больших подносах, покрытых чистыми полотенцами.

Ужин, надо сказать, для военного голодного времени был почти царский. Две большие настоящие котлеты с двумя видами гарнира: жареной картошкой и настоящей гречкой, заправленной подсолнечным маслом. На выбор чай и настоящий ароматнейший кофе, опять же на выбор с молоком или без. И вишенка на торте, по ломтю белого хлеба со сливочным маслом.

У нас от удивления в буквальном смысле вылезли глаза. Кузнецов даже открыл рот, вероятно собираясь возмутиться такой роскошью в голодное время. Но Марфа Петровна решительно пресекла «благородный» порыв его души.

– Это приказ товарища Чуянова, – решительно отрезала она, глядя на нас строго. А потом как-то неожиданно, с непонятными просительными интонациями закончила: – Мальчики, для вас сейчас ничего не жалко. Только сделайте, пожалуйста. Сделайте для города.

Такого от нее никто не ожидал. Марфа Петровна всегда была строгой, даже суровой женщиной. Увидеть ее почти молящей было странно и непривычно. Мы молча начали есть. Котлеты были действительно настоящие, из мяса, а не из хлеба с примесью мяса, как обычно.

Андрею принесли все то же самое, что и нам. Он ел с глазами по пять копеек, явно не веря своему счастью. Возможно, такой ужин у него был первый раз в жизни. Не все до войны жили хорошо. Большинству что такое голод и недоедание было знакомо не понаслышке. Особенно в деревнях после коллективизации.

Андрей вручил каждому ответное послание семьи. Даже мне протянул записку, написанную Василием. Я с удивлением взял её, развернул.

«Георгий Васильевич, за нас не волнуйтесь. Мы трудимся, оборудуем дальше наш общий дом. У нас должны появиться соседи. Мы нашли еще несколько хороших блиндажей и доложили о них. Нас похвалили, и наверное завтра туда кого-нибудь заселят. Все будет хорошо. С комсомольским приветом Василий и остальные ребята».

Читать это послание мне было очень приятно. Действительно, этим ребятам я не чужой человек. Они считают меня своим, заботятся. Это дорогого стоит.

Гольдман записку из дома прочитал с совершенно каменным лицом, потом аккуратно сложил её и убрал в карман. Савельева что-то рассмешило, он даже тихо хмыкнул. А Кузнецов отошел к окну, повернулся спиной к нам. Мне показалось, что он вытирает слезы. У него осталась дома жена с тремя детьми, младшему всего два года.

К полуночи мы сделали еще два перерыва. Оба раза уже не с кофе, а с чаем. И не с хлебом с маслом, а с шоколадом. Настоящим горьким шоколадом, который в обычное время достать было невозможно.

Все мы были заядлыми курильщиками. Чтобы избежать развешивания топоров в нашем кабинете из-за густого табачного дыма, постоянно держали открытой фрамугу большого трехстворчатого окна. Благо, апрель выдался теплым, ночью температура не опускалась ниже нуля.

Ровно в ноль часов четвертого апреля мы подвели первый итог нашей работы. Собрались за большим столом, разложили все наработанные материалы.

Гольдман и Кузнецов в мельчайших подробностях расписали начало строительства завода панелей на площадке СТЗ. Несмотря на первичные сомнения о достаточности её площади, они сумели все компактно и очень, на мой взгляд, продуманно разместить.

План завода был начерчен на большом листе ватмана. Производственные цеха, складские помещения, подъездные пути, места установки кранов, все было учтено и рассчитано.

– Если нам дадут башенный кран, мы сможем увеличить высоту складирования панелей, – объяснял Гольдман, показывая карандашом на чертеже. – Это высвободит дополнительную площадь под расширение производства.

Кузнецов кивал, добавлял свои соображения по организации работы цехов, графику смен, потребности в рабочей силе.

Совершенно неожиданно к ним подключился Андрей. Оказывается, он перед войной поступил в строительный техникум и успел окончить два курса. Уже во время войны он продолжил учебу, совмещая её с работой в горкоме.

– Я учусь на специальности «Гражданские и промышленные сооружения», – объяснил он, глядя на нас снизу вверх. – До получения диплома осталось полгода учебы. Ну и, конечно, выполнить дипломный проект.

– Почему же ты раньше молчал? – удивился Гольдман.

– Не спрашивали, – пожал плечами Андрей. – Да и не думал, что пригожусь. Я же еще студент, без диплома.

– Еще как пригодишься, – обрадовался я. – Значит, чертежи читать умеешь? Расчеты делать можешь?

– Могу, – кивнул юноша. – И чертить умею. У меня даже инструменты свои есть, дома остались.

– Отлично, – Гольдман потер руки. – Завтра пошлем за ними. Ты нам очень поможешь с оформлением документации.

Андрей покраснел от удовольствия. Было видно, что возможность применить свои знания радует его больше, чем должность ординарца.

Савельев к этому времени уже исписал целую тетрадь моих диктовок. Листы лежали стопкой, аккуратно пронумерованные. Копии тоже были сложены отдельно.

– Георгий Васильевич, у меня рука уже отваливается, – признался он, массируя затекшие пальцы. – Может, передохнем часок?

– Давайте, – согласился я. – Всем немного поспать. Завтра продолжим с новыми силами.

Мы перебрались в комнату отдыха. Там действительно стояли раскладушки, лежали одеяла и подушки. Роскошь неслыханная для военного времени. Я устроился на своей раскладушке, снял протез, укрылся одеялом.

Последнее, что я услышал перед сном, был храп Кузнецова. Он заснул мгновенно, стоило только голове коснуться подушки.

Глава 23

Утром четвертого апреля к нам пришел Виктор Семёнович. Я услышал его характерный голос в коридоре еще до того, как он вошел в наш кабинет. К его приходу был подготовлен подробный список того, что необходимо для продолжения работы над проектом. В основном речь шла о чертежах и подготовке чистового варианта текстовой части. Без профессиональных чертежников и опытных машинисток нам было не обойтись.

Мы с Петром работу возобновили в половину четвертого утра. Спали всего три часа, но усталость отступила перед азартом работы. Практически к завтраку закончили черновой вариант всех без исключения положений проекта. Работали напряженно, почти не отрываясь от бумаг. За окном медленно светало, серое апрельское утро наползало на город.

После этого начали дорабатывать текст, все проверять. Петр методично просчитывал нагрузки и составлял схемы, его карандаш скрипел по бумаге ровно и уверенно. Я записывал основные технические решения и старался не упустить ни одной важной детали. Временами возникали споры о тех или иных параметрах, но мы быстро находили компромиссы. После этого оставалось только отшлифовать формулировки и самое главное, детализировать саму технологию производства панелей. Нужно было описать каждый этап так, чтобы даже неспециалист смог понять суть процесса.

Виктор Семёнович появился как раз в тот момент, когда мы за обе щеки уплетали гречневую кашу с котлетами. Котлеты были удивительно вкусными, с настоящим мясом, а не с хлебом и водой. Повар явно постарался. После каши нас ждал кофе и бутерброды с маслом. Завтрак был плотным, почти праздничным по военным меркам. В госпитале я так не питался, там была больничная диета. А здесь, видимо, действительно решили кормить нас как летчиков. Наверное, считали, что интеллектуальный труд требует хорошего питания.

– Виктор Семёнович, – предложил я, ответив на приветствие второго секретаря горкома, – присоединяйтесь к нам. Каша отличная, еще горячая.

Он засмеялся, покачал головой, а затем ответил совершенно серьёзно, но с легкой усмешкой:

– Это вас приказано почти как летный комсостав кормить, а мне такое не положено. Я ведь все-таки партийный работник, не боец на передовой. Хотя, конечно, от каши не откажусь, – он наложил себе щедрую тарелку каши и взял увесистый кусок черного хлеба. – Пахнет действительно замечательно.

– Берите котлету, товарищ второй секретарь, – неожиданно сказал Андрей, придвигая свою тарелку. – Я вторую все равно не осилю. Наелся уже.

Виктор Семёнович смерил взглядом Андрея, помолчал секунду, словно раздумывая, но котлету взял. Положил к себе на тарелку и кивнул парню с благодарностью.

Кофе мы молча пили все вместе. Стояла та особенная тишина, когда люди просто отдыхают после напряженной работы. Мне лично говорить совершенно не хотелось, голова просто горела от ночного напряжения, и было страстное желание тишины. Мысли текли медленно, словно через вату, а глаза сами собой прикрывались. В висках слегка пульсировало, но это была приятная усталость, усталость от продуктивной работы.

Но всё хорошее имеет свойство быстро заканчиваться. Закончилось и наше кофепитие, и пора было приступать к продолжению работы. Виктор Семёнович допил свой кофе, аккуратно поставил чашку на стол и откинулся на спинку стула.

– С питанием у вас, я смотрю, все отлично, – вынес свой вердикт Виктор Семёнович. – А как продвигается дело? Успеваете по срокам?

– Хорошо продвигается, – радостно ответил я, стараясь взбодриться и отогнать остатки сонливости. – Товарищи Гольдман и Кузнецов заканчивают привязку цехов к местности и расписывают нулевой цикл строительства. Они молодцы, работают без устали. Завтра вполне можно будет выехать на место и проверить всё непосредственно на отведенной площадке. Посмотрим еще раз все на местности, уточним детали. Андрей Белов, оказывается, успел окончить три курса строительного техникума и активно помогает нам, особенно с чертежами. У парня твердая рука и хороший глазомер. Но нам все равно необходима помощь с чертежниками и машинистками, – я показал на внушительную стопку готовых к печати листов, исписанных моим не самым разборчивым почерком и почти каллиграфическим почерком Петра. – Вот это всё нужно перевести в нормальный вид, иначе никто не разберет.

– Сейчас сразу же распоряжусь, – пообещал Виктор Семёнович, доставая из своей полевой сумки блокнот со своей рабочей тетрадью. – К обеду будут у вас и чертежники, и машинистки. Найдем лучших специалистов. А теперь слушайте о моих успехах.

В кабинете сразу же наступила гробовая тишина. Мы все замерли, ожидая его рассказа. Андрей перестал возиться с бумагами и повернулся к Виктору Семёновичу. Петр отложил карандаш. Кузнецов замер с чашкой кофе в руках.

– С автомобильными кранами можно считать вопрос решенным, – начал второй секретарь, открыв свою рабочую тетрадь и листая страницы. – Два крана будут сто процентов недели через три, третий через месяц. Ребята с тракторного завода взялись за дело основательно, обещают полностью восстановить механизмы. С башенным краном сложнее. Моряки завтра начнут обследование затопленного крана, и параллельно начнутся работы с двумя поврежденными. Одному оторвало стрелу, другой весь покорежен осколками. Пока никаких прогнозов о возможности их восстановления нет. Самое раннее, когда появится ясность, это две недели. Два танковоза без проблем будут восстановлены и переоборудованы под панелевозы. Наши конструкторы уже разработали схему переделки. Думаю, что уже с таким парком техники можно будет говорить о возможности начать само строительство.

– Конечно, – согласился я, чувствуя прилив надежды. Значит, дело сдвинулось с мертвой точки. – Главное провести испытания, реально проверить, на какую высоту автокраны смогут поднять плиты. Нужно понимать их реальные возможности, а не теоретические расчеты. В самом крайнем случае можно будет начать и с двухэтажных домов. Это тоже жилье, и людям оно необходимо.

– Ну, думаю, что это ты, Георгий Васильевич, перестраховываешься, – уверенно сказал Виктор Семёнович, постукивая карандашом по тетради. – Наши товарищи с тракторного завода уверенно заявили, что не меньше тринадцати метров подъема они гарантируют. У них там инженеры опытные, все просчитали.

– Если гарантированно будет такая высота, то можно будет сделать передвижную эстакаду высотой метров восемь, – сказал я, развивая мысль. – И попробовать строить пятиэтажные дома с её помощью. Кран будет стоять на эстакаде и поднимать панели еще выше.

Идея об эстакаде пришла мне в голову сегодня утром, когда я проснулся после короткого сна. Она, на мой взгляд, вполне здравая и реализуемая. Нужно только правильно рассчитать конструкцию.

– А что, вполне возможен и такой вариант, – задумчиво согласился Виктор Семёнович, прикидывая в уме. – Интересная идея. Об этом давайте попозже поговорим детальнее, проработаем схему, а сейчас скажите, что необходимо кроме чертежников и машинисток?

– Информация о наличии цемента в данный момент, – начал я перечислять, загибая пальцы. – В каких количествах будут обеспечены поставки известкового молока, древесной щепы и гипса. Без этих материалов работа просто встанет.

– Давай я начну отвечать по порядку, – Виктор Семёнович явно был озадачен моими вопросами. Чтобы собраться с мыслями, он немного схитрил. Неторопливо открыл свою рабочую тетрадь, которую, как и я, носил в полевой сумке. Полистал страницы, нашел нужную запись.

– Итак, цемент, – он пробежал глазами по записям, поправил очки. – Про его запасы говорить не буду, так как все понимают, что на них далеко не уедем. Того, что можно собрать надолго не хватит. Ближайшее производство находится в городе Вольске, это Саратовская область. Я связался с местными товарищами, и они нам готовы помочь. Хорошие люди, сразу откликнулись. До войны рассматривался вопрос о расширении производства цемента в Вольске и строительстве нового завода. Проект был серьезный, масштабный. Сами понимаете, осуществление этого проекта отложено до лучших времен, но два комплекта всей документации сохранились. Один из них сегодня вечером нам доставят наши авиаторы. Самолет уже в воздухе. Вольские товарищи даже готовы будут помочь нам с кадрами, направить специалистов для консультаций. Завтра, конечно, не обещаю, но шестого числа надеюсь, уже будет ясность с перспективами строительства завода в Михайловке.

У меня от предчувствия успеха даже перехватило дыхание. Сердце забилось чаще. Ведь это такое дело, где главное начать. Как только будет первый результат, так сразу же, я уверен, нам начнет помогать Москва. Цемент стране нужен как воздух, без него ни о каком восстановлении разрушенного хозяйства не может быть и речи. Заводы, мосты, дороги, жилье, все требует цемента.

Новороссийск еще под немцами, и он также полностью разрушен. Цементные заводы там не работают, оборудование вывезено или уничтожено. Возможно, даже проще построить в чистом поле новый завод, чем восстанавливать старый из руин. Поэтому я уверен, что как только мы начнем своими силами осваивать новое перспективное месторождение, помощь из столицы придет очень быстро. Это стратегически важное направление.

– Известковое молоко и древесная щепа, думаю, совершенно не проблема, – продолжил Виктор Семёнович, переворачивая страницу в тетради. – Известь мы производим сами, а щепы кругом достаточно. Организуем заготовку щепы на лесопилках. С гипсом сложнее.

– Виктор Семёнович, разрешите я дам справку о гипсе, – подал голос Кузнецов, который до этого молчал.

– Пожалуйста, – кивнул второй секретарь, жестом приглашая его говорить.

– Гипс у нас в области, конечно, производят, но это мелкие кустарные артели, – пояснил Кузнецов, явно знакомый с ситуацией. – А на стройках его получают сами при необходимости, прямо на месте обжигают. Качество, понимаете, какое получается. Неоднородное, с примесями.

– Но этот вопрос при необходимости можно быстро решить, в зависимости от потребности, – заметил Виктор Семёнович. – Организуем нормальное производство, если понадобится. А для каких целей всё это вам необходимо? Объясните, Георгий Васильевич, чтобы всем было понятно.

– Плиты надо делать трехслойные, со слоем утеплителя внутри, – начал я объяснять, стараясь излагать максимально доступно. – Это принципиально важно для нашего климата. Вариантов утеплителя несколько. Шлакобетон, но где сейчас брать шлак в достаточном количестве? Заводы разрушены, доменные печи не работают. Керамзитобетон, но нужно наладить его производство, а это время и ресурсы, которых у нас нет. И последнее, опилкобетон. Этот материал у нас в стране известен давно, и с ним нет принципиальных проблем. Технология отработана еще до войны. Но лет десять назад голландцы попробовали заменить опилки щепой, и результат получился намного лучше. Прочность выше, теплоизоляция лучше. Технология очень простая: берется щепа определенного размера и вымачивается в известковой воде несколько дней. Затем смешивается с цементом, желательно марки пятьсот, но годится и триста, и вся смесь готова. Она заливается в формы, схватывается, и получается древобетон. Отличный легкий материал, достаточно прочный и теплый. При этом относительно дешевый.

– А нельзя из него строить дома целиком? – заинтересованно спросил Виктор Семёнович, наклоняясь вперед. – Зачем нам тогда панели, если можно просто класть стены?

– Думаю, что можно, теоретически это возможно, – ответил я, покачав головой. – Но это потребует много каменщиков, а их сейчас дефицит. Дома, полагаю, даже трехэтажные будут котом в мешке с точки зрения прочности. Перекрытия только деревянные, что небезопасно и недолговечно. В итоге экономически менее выгодно и намного дольше по времени. А мы будем древобетон заливать в середину плит, которые пойдут на наружные стены для утепления. Внутренние несущие стены делаем чисто бетонными или такими же трехслойными, но тоньше, и перегородки можно делать гипсобетонные. Легкие и дешевые.

– Понятно, – Виктор Семёнович сделал какие-то пометки в своей рабочей тетради, его карандаш быстро бегал по странице. – Когда вы полностью закончите составление пояснительной части проекта? Мне нужны конкретные сроки.

– К полудню завтра, – ответил я, прикидывая объем оставшейся работы. – Но я считаю, что обязательно надо провести эксперименты с древобетоном и получить небольших размеров экспериментальную плиту. Без этого никто не поверит в технологию. Людям нужно увидеть своими глазами, пощупать руками.

– Это не сложно, – вмешался Гольдман, который внимательно слушал наш разговор. – Я сейчас за пару часов нарисую, какую оснастку надо сделать из дерева, и можно будет попробовать изготовить образец. Форма простая, из досок сколотить можно.

– Отлично, – одобрил Виктор Семёнович, кивая. – Я через час зайду, а вы сделайте рисунки и напишите, какие материалы и в каком количестве нужны для экспериментов. Всё достанем.

– Георгий Васильевич, а зачем щепу вымачивать? – спросил Андрей, который внимательно слушал наш разговор и явно пытался разобраться во всех тонкостях. – Разве нельзя просто залить раствором и всё?

– Если добавить в бетон всего где-то какие-то сотые доли процента сахара, то он резко потеряет свою прочности, станет хрупким. Сахара древесины не дадут цементу нормально схватиться, – объяснил я, рад случаю поделиться знаниями. – Материал получается рыхлым, его прочность практически нулевая. Такой блок рассыпется от удара. А замачивание называется минерализацией. Она позволяет нейтрализовать сахара и ускоряет затвердевание состава. Можно просто выдерживать щепу на открытом воздухе месяца три, под дождем и солнцем, но это долго. Использовать можно и другие химикаты, например, хлористый кальций, но известковое молоко самое простое и дешевое решение. К тому же известь у нас есть.