Текст книги "Нераскрытые тайны гипноза"

Автор книги: Михаил Шойфет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 45 страниц)

У каждого времени свои неврозы и своя психотерапия

Психотерапия осуществлялась на всем протяжении истории человечества, только человечество не всегда об этом знало, как видно отчасти из предыдущей главы. Как сказал о врачах мольеровский герой: «lis faisaieut la psychotherapie sans le cormaitre» («Они занимаются психотерапией, не зная этого»).

История медицины показывает, что каждой эпохе присущи свои болезни и своя терапия. Такой терапией у Месмера стал магнит, а болезнью – истерия, особенно свирепствовавшая в XVII–XVIII веках[15]15
  Архивные материалы показывают, что среди пациентов Месмера были не только больные истерией и к ним он также успешно применял свой метод.


[Закрыть]. Подробному анализу последней болезни мы отведем еще место, пока же достаточно сказать, что эта болезнь характеризуется тем, что в тканях патологических изменений не наблюдается, нервная система также без изменений, тем не менее функции внутренних органов вследствие тревожных мыслей больного нарушены. Истерией страдал великий голландский живописец Рубенс. Внезапно у него немело все тело, паралич сковывал правую руку. Невыносимая обида, нанесенная ему женой, усугубила болезнь.

Доктору Месмеру, получившему подготовку в области диагностики и лечения соматических болезней, пришлось столкнуться с проблемой функциональных, или, как тогда их называли передовые врачи, моральных, душевных расстройств, составляющих 80–90 % всех заболеваний. И тут он ощутил полную неспособность к врачеванию. Оно и понятно. К середине XVIII века психиатрия как наука все еще находилась в зародышевом состоянии, проще говоря, не сформировалась. (Январь 1952 года – официальная дата начала эры психофармакологии!)

Не приходится говорить, что медицина в целом располагала очень небольшим количеством диагностических и лечебных средств. Для лечения как функциональных, так и органических заболеваний применялись одни и те же терапевтические средства: кровопускание, пиявки, холодная вода, травы, чиханье, вдыхание запаха «старой мочи» и т. п.

Перед функциональными типами психических болезней – неврозами и некоторыми видами психоза – медицина была совершенно беспомощна. Известный ирландский врач Уильям Стоке (W. Stokes, 1804–1878) передает любопытный случай быстрого «исцеления» душевнобольного. Страж, приставленный к больному, привел его к болоту, затем столкнул в него и придержал, пока тот не успокоился. Этим примером Стоке желает показать, что в лечении душевных расстройств выбор невелик. Врачи ограничивались прагматическими методами лечения, действуя исключительно по принципу проб и ошибок. Это продолжалось вплоть до 1895 года, пока венские врачи Йозеф Брейер и Зигмунд Фрейд не написали работу по исследованию истерии и не предложили метод гипноанализа, или «лечения речью». С тех пор методы психотерапии множатся (в настоящее время имеется более 350 методов), но число больных не уменьшается.

Антон Месмер не хотел просто ждать, пока другие добудут необходимые знания, он стал искать хоть какие-то средства для лечения людей, в частности тех, кого сегодняшняя психиатрия называет невротиками. «Флюид» стал у Месмера посредником, некой физической «благотворной силой», которую можно передавать. И действительно, эта универсальная сила не только исцеляла телесные недуги, но и освобождала больного от «одержимости духами». К слову, признание этой силы помогало объяснить разные чудесные исцеления, которые раньше приписывались вмешательству божественных или колдовских сил, являющихся епархией священников, чародеев и знахарей.

Несмотря на то что Месмер был доктором медицины, выпускником медицинского факультета Венского университета, учеником ван Свитена, Гёте сравнивал Месмера с Гасснером, тем самым обозначая несерьезность действий первого.

Гасснер

В прежние времена многие болезни объяснялись в соответствии с изречением Блаженного Августина (354–430 гг. н. э.): «Нет болезней не от колдовства!» (Veith, 1965, р. 55). Августин, учение которого составило основу янсенизма, не различал соматические болезни и психические расстройства, в том числе, конечно, не отличал истерию от состояния одержимости, так как считал все болезни выражением зла, присущего человеческой природе. Поскольку душевные недуги объяснялись дьявольским наваждением, а умалишенных считали одержимыми демоном, то этот диагноз указывал и метод лечения. Одержимого отчитывали, если это не помогало – бичевали и истязали. Если цель и в этом случае не достигалась, истязания переходили в настоящие пытки. Но если и тут демон все еще упорствовал, то оставалось последнее, капитальное средство – сожжение на костре. Даже великий клиницист Ф. Гоффман в сочинении «De potentia diaboli in согроге» называет черта виновником разных нервных болезней. Он говорил, что это главная причина, по которой он не может их излечивать. Впрочем, он допускал, что вселение дьявола имеет место лишь после предварительной порчи соков или ослабления организма.

Каноник Йоганн-Иосиф Гасснер (Gassner Johann, 1726–1779) родился в Констанце, там же, где и Месмер, и, возможно, явился образцом для подражания. Гасснер воспитывался у иезуитов, в сан был возведен в 1750 году и направлен в приход Kosterle. Надо сказать, что каноник Гасснер страдал сильными головными болями, которые проходили во время мессы. Это дало ему уверенность, что молитвы изгоняют демонов. В 1774 году дочь одного немецкого сановника, страдавшая истерией и довольно успешно лечившаяся у страсбургского врача, вздумала обратиться к Гасснеру. Это была графиня Мария Бернандин фон Вольфег. Не прошло и недели, как Гасснер вылечил ее «молитвами».

В простых случаях Гасснер поглаживал руками различные части тела и потирал больные места своим поясом, епитрахилью или платком, при этом он произносил несколько заклинаний против злых духов, которые якобы и были причиной болезни. Гасснер был убежден, что одни болезни происходят от естественной причины, другие – от дьявольского наваждения. Страдания первой категории Гасснер предоставлял лечить врачам, а на себя брал больных, одержимых демоном. Для определения характера болезни, естественная она или демоническая, он употреблял диагностическое заклинание, которое действовало только на больных, одержимых дьяволом, обнаруживавшим свое присутствие появлением у больного конвульсий. Эту церемонию он проводил, неизменно обрядясь в длиннополый плащ фиолетового цвета.

Своими заклинаниями у фон Вольфег Гасснер вызывал сильные конвульсии, которые тотчас же исчезали, едва произносилось слово «Cesset». Все приказания, которые священник отдавал дьяволу по-латыни, в точности исполнялись. Как видно, демон был прекрасно образован, поскольку в совершенстве понимал латынь.

Стоило Гасснеру произнести: «Agitentur brachial» – и руки больной начинали дрожать. Когда же он говорил: «Paroxysmus veniat!» – возникал конвульсивный, судорожный припадок. После слов: «Cesset paroxysmus in momenta» – больная моментально успокаивалась, на ее губах появлялась улыбка. В результате слов: «Habeat angustias circa cor!» – она начинала вращать глазами. Как только Гасснер приказывал: «Sit quasi mortua!» – больная становилась похожей на мертвую: пульс едва прослушивался, голова и шея коченели, рот открывался, лицо багровело. Не успевал он произнести: «Cesset!» – как все прекращалось почти в один миг. Знакомясь с этими описаниями, легко увидеть, что Гасснер вызывал внушением каталепсию, паралич одной половины тела, всевозможные физические движения, возбуждал разные чувства.

Судя по обширной практике Гасснера, болезни по причинам естественным, по-видимому, были редки, а прозвище «врага рода человеческого», которым испокон веков был заклеймен дьявол, очевидно, было им вполне заслужено. О размерах практики Гасснера говорит тот факт, что около города Ратисбона, где остановился Гасснер в 1757 году, одновременно скопилось более 10 тысяч больных, расположившихся за недостатком мест в шатрах. К Гасснеру стекались толпы народа со всех концов Германии и Австрии.

Хотя епископ Констанцский назвал Гасснера шарлатаном, это не помешало епископу Регенсбургскому пригласить Гасснера к себе на службу. Кстати, согласно преданию, слово «шарлатан» – медицинского происхождения. Оно образовано якобы от имени французского знахаря Латана, королевского любимца, который разъезжал в своей повозке (по-французски повозка char – «шар») и врачевал всех желающих. Латан был невеждой, от его лечения никто не выздоравливал. Но Латана любил король, и повозка ловкого лекаря знай себе катилась по дорогам Франции. Скоро о плутах стали говорить: «Да ведь это такой же обман, как коляска Латана – шар Латан».

К весне 1775 года полемика по поводу метода лечения Гасснера экзорцизмом[16]16
  Изгнание бесов (от греч. exorkizo – заклинать). Применение для лечения психических расстройств средневековых методов заклинания, отчитывания с целью изгнать поселившегося в теле больного дьявола, причиняющего якобы наблюдаемые у него психические расстройства. Ведет происхождение от давних представлений о бесоодержимости как сущности происхождения психозов. Было распространено в Средние века, однако встречается и в настоящее время, будучи близким к знахарству, колдовству и другим ритуальным способам воздействия на дурные, черные силы в человеке. Вид внушения и самовнушения.


[Закрыть] достигла пика. 27 мая Инголыптадтский иезуитский университет провел расследование. Комиссия признала, что Гасснер проводит экзорцизм правильно и добивается хороших результатов. Однако епископ Констанцский имел на сей счет свое мнение и требовал обуздать зарвавшегося служителя Господа, далеко вышедшего за рамки предписываемых ему обязанностей. В июле этого же года епископ предложил провести официальное расследование гасснеровского метода в имперском суде Вены. Для проведения независимого расследования пригласили Месмера в качестве эксперта.

Д-р Месмер сразу понял, что Гасснер, по-видимому, открыл то, что ему самому долго не удавалось найти. Гасснер не применял магнитов, а результаты были такие же, как у него. Из чего Месмер сделал вывод, что животный магнетизм не зависит от свойств магнита. Впоследствии вышло много сочинений, в которых говорилось, что Гасснер лечил животным магнетизмом. Гасснер утверждал, что влияние одного человека на другого передается реальным агентом и он «чувствует» пульсацию космического флюида, ощущает боли и страдания всего живого. Стоит коротко упомянуть и о другой комиссии. Хотя в Баварии ходили слухи, что в среде венских врачей метод Месмера уважением не пользуется, отца животного магнетизма пригласили в Мюнхен, чтобы он дал объяснение своему принципу лечения. 23 ноября 1775 года комиссия приступила к работе. Патер Кеннеди, секретарь епископа, был эпилептиком. Месмер вызвал у него приступ и тут же остановил его. Это произвело такое сильное впечатление на комиссию, что на этом комиссия закончила свою работу.

В конце концов деятельность Гасснера, как впоследствии и его земляка Месмера, была запрещена указом австрийского императора Иосифа II, заточившего злополучного священника-целителя в монастырь. В дальнейшем папская курия, возглавляемая Пием VI, простила Гасснера. Однако ссылка и суд подорвали здоровье священника. Он умер 4 апреля 1779 года. На надгробной плите написали: здесь покоится прах знаменитого экзорциста своего времени.

Во времена Месмера и Гасснера представление о том, что нервные болезни – это происки дьявола, разделяла и академическая наука. Профессор Боннского университета Виндишман (Windischmann, 1775–1839) учил, что «большинство болезней зависит от души, разгоряченной и одичалой иод влиянием распутства и страстности, и врач, не знакомый с сущностью и силой экзорцизма, лишен самого важного средства». Об этом же говорил профессор Мюнхенского университета Непомук (Nepomuk von Ringseis, 1785–1880). Историк психотерапии Анри Эленбергер в монументальном 900-страничном труде («Открытие бессознательного, история и эволюция динамической психиатрии», 1970), являющемся образцом подлинной эрудиции, указывает на вклад Месмера в мировую сокровищницу психотерапии.

В этом обобщающем труде, который может служить учебником по всеобщей истории психиатрии и динамической психотерапии, автор говорит, что «созданная во второй половине XVIII века Месмером так называемая теория животного магнетизма явилась звеном, соединившим веру в экзорцизм с последующим развитием динамической психиатрии, начавшейся с появлением психоанализа» (Ellenberger, 1970).

Восхождение по лестнице успеха

Многие великие истины поначалу были кощунством.

Б. Шоу

Лечение 29-летней девицы Францель Остерлин, дальней родственницы супруги Месмера, страдавшей истероэпилептическими припадками, окончательно утвердило Месмера в его представлении о животном магнетизме как физическом агенте воздействия. Фрейлин Остерлин была постоянной пациенткой Месмера до конца 1773 года. Он помог ей избавиться от 15 различных симптомов. Окончательно поправившись, Остерлин вышла замуж за приемного сына Месмера и родила ему детей. Вот как сам Месмер описывает лечение Остерлин: «28.07.1774 с больной случился ее обычный приступ, и я наложил на нее искусственные магниты, один на область желудка и два на ступни. Больная испытала внутри болезненное течение очень тонкой материи, которая устремлялась то туда, то сюда. Но в конце концов переместилась в нижние части тела. И это на 6 часов освободило ее от дальнейших приступов» (Mesmer, 1779, с. 15).

Важно отметить, что, пока Месмер не пошел собственным путем в медицине, венские врачи – коллеги Месмера ценили его как превосходного врача. Однако приближалось другое время. Добившись успехов на лечебном поприще, Месмер решил поделиться радостью со своими бывшими университетскими учителями. Но к кому обратиться? Рядом с Антоном де Гаеном, разделяющим с ван Свитеном славу основателя венской медицинской школы, известностью пользовался другой, более молодой ученый Штерк, которого покровительство ван Свитена быстро продвинуло по служебной лестнице. Месмер обратился к барону Штерку[17]17
  См. об Антоне фон Штерке (Anton Freiherr Stoerck) в книге М. С. Шойфета «Сто великих врачей», 2004, с. 92.


[Закрыть], имевшему репутацию прогрессивного врача и недавно заместившему ван Свитена на посту декана медицинского факультета Венского университета. Репутации авторитетного врача Штерк был обязан не своим научным трудам, а главным образом практической деятельности. Он применял растительные вещества в таких дозах, что они только случайно не убивали больного. Из других средств Штерк использовал обычные в то время слабительные, кровопускание, холодную воду и модное лечение электричеством.

Нетрудно догадаться, что, когда Месмер рассказал ему, как он устраняет боли, каким способом вызывает или прекращает конвульсии, как он передает магнетизм своего тела больным, Штерк принял его по меньшей мере за сумасшедшего. Сколько Месмер ни уговаривал Штерка присутствовать при опытах и убедиться в его правоте, тот и думать об этом не желал. Боязнь оказаться в дурном обществе рядом с человеком, подозреваемым в эксцентричности, так напугала Штерка, что, прощаясь, он попросил Месмера: «Если будете публично оглашать методы своего лечения, то ни при каких обстоятельствах не ссылайтесь на факультет, чтобы его не компрометировать». Штерк, применявший в профессиональной деятельности сильные средства, в обычной жизни оказался человеком весьма нерешительным. Он и не подумал брать на себя ответственность за чужие, как он считал, бредовые идеи.

Не особенно расстроившись от этой неудачи, Месмер обратился к члену-корреспонденту Лондонской и Венской академий наук, нидерландскому врачу и естествоиспытателю Яну Ингенгоузу (Ingenhouss, 08.12.1730—07.09.1799), известному своими исследованиями по физиологии растений. В 1750 году сей муж окончил Лувенский университет и работал в качестве врача в Бреде (Голландия), Лондоне и Вене. До Ингенгоуза уже дошли слухи, что Месмер – шарлатан, приписывающий себе силу, доступную одному лишь Богу. Несмотря на это, он не отказался, когда Месмер предложил ему присутствовать при опытах с девицей Остерлин.

Надо сказать, что Остерлин, страдавшая истероэпилептическими припадками, была сомнамбулой: тем исключительным пациентом, с которым лучше всего удаются самые тонкие опыты животного магнетизма. Месмер лечил Остерлин давно и убедился, что эту девицу легко подчинить своему влиянию без ее ведома и, следовательно, без участия ее воображения. Это важно, так как на последний психический фактор ссылались критики, желая показать, что во влиянии Месмера нет ничего особенного.

Движениями рук перед телом Остерлин, то есть так называемыми пассами, у нее можно было вызывать «различные явления», до этого приписываемые действию то электричества, то земного магнетизма. Месмер был уверен, что в нем сокрыта сила (энергия), способная изменять движение нервных токов без помощи посторонних сил. Месмер делал пассы с севера на юг, от головы до солнечного сплетения Остерлин. Подержав свои руки в верхней части ее живота, не давя несколько минут на него, он затем медленно проводил распростертыми пальцами дальше, от бедер до стоп, с некоторым давлением. Так он делал до тех пор, пока проявилось место болезни и начался кризис (от греч. krisis – разделение, перелом в болезни), которому он придавал особое значение. Бывали случаи, когда кризис долго не наступал, тогда Месмер сосредоточивал всю свою «силу» на грудной клетке и усиливал действие, стараясь победить болезнь.

Немного запоздав, Ингенгоуз застает живописную картину: на постели лежит без сознания больная, а над ней, склонившись, манипулирует руками Месмер. В результате его пассов у нее возник «магнетический сон», который он принял за обычный обморок. Ингенгоуз обратил внимание, что больная реагирует лишь на прикосновения Месмера, на его же собственные и прикосновения других людей не реагирует вовсе. Месмер показал Ингенгоузу, что реакции можно вызвать и без прикосновений: стоит только приблизить свой палец к ее руке или ноге, и это спровоцирует в них судороги. То же самое происходило и на расстоянии 8 футов, причем у больной глаза были закрыты, и она не могла видеть манипуляций Месмера. Когда он действовал из-за спины Ингенгоуза, результат был такой же.

Д-р Юстинус Кернер вспоминает, что Месмер, как он сам ему рассказывал, с раннего детства был особо впечатлительным и испытывал особое ощущение, если кто-нибудь близко стоял за его спиной и даже тогда, когда он об этом не догадывался. Неоднократно он замечал, что в случаях кровопускания кровь струилась больше или меньше в зависимости от того, стоял ли он ближе или дальше от больного (Kemer, 1819).

Антон Месмер продемонстрировал Ингенгоузу передачу своего влияния через неодушевленный предмет. Подержав в руках одну из 6 чашек (но так, чтобы Остерлин не видела), он предложил ей прикоснуться ко всем чашкам. Она равнодушно трогает все чашки и бурно реагирует лишь на ту, что держал в руках Месмер. Ингенгоуз не поверил и для повторения опыта еще раз перемешал чашки. Маэстро повторил опыт с тем же результатом.

В другом опыте он продемонстрировал еще один феномен: передачу влияния, или, как позднее он назвал это явление, «раппорт»[18]18
  Месмер избрал слово «раппорт» для обозначения физического контакта, не догадываясь, что этим словом он обозначил и аффективный контакт. В английском языке rapport означает «аффективную гармонию»; это одновременно и психотерапевтический термин, служащий исключительно для обозначения психотерапевтических отношений. В немецком языке словом rapport нередко обозначаются отношения доверия между гипнотизером и гипнотизируемым. Другое слово «рапорт» относится к административной и военной лексике.


[Закрыть]. Многократно удостоверившись, что прикосновения Ингенгоуза не действуют на больную, он показал прием передачи раппорта. Взял его за руки, подержал в своих руках, и тогда прикосновения Ингенгоуза также стали вызывать реакции у Остерлин. Примечательно, что Месмер был убежден: если на Остерлин можно воздействовать без ее ведома, то это воздействие происходит и без участия ее психики. Эта оценка в духе того времени – о бессознательной психике знаний еще не было.

Последующие магнетизеры заговорили о складывающихся в гипнозе отношениях. И так же, как и Месмер, назвали их раппортом. О наличии раппорта говорят следующие наблюдения старых магнетизеров. Сомнамбулы[19]19
  Погруженные в сомнамбулическую фазу гипноза.


[Закрыть] находятся в контакте лишь с тем, кто их загипнотизировал: принимают прикосновения только гипнотизера, к влиянию которого чрезмерно чувствительны, и болезненно реагируют на все другие или не чувствуют чужого воздействия вовсе. При хорошей гипнабельности[20]20
  Гипнабельность – восприимчивость к гипнозу, способность погружаться в особое состояние, быть загипнотизированным. В эпоху животного магнетизма этот вопрос не представлял интереса, т. к. сущность лечения видели в передаче так называемых благотворных флюидов от носителя к пациенту. Теория флюидов предполагала, что между больным и целителем действует физический агент. Проблема гипнабельности стала актуальной в тот период, когда терапевтическое значение начали приписывать внушению, это способствовало созданию новых приемов психотерапии.


[Закрыть] это может происходить и на расстоянии, и бессознательно. Они слышат только то, что говорит им гипнотизер, и не слышат того, что происходит вокруг; по отношению к другим лицам они глухи, слепы и нечувствительны. Например, когда гипнотизер в присутствии сомнамбулы обращается к третьему лицу, то сомнамбула его не слышит. Такое избирательное отношение устанавливается не только посредством слуха, но и посредством других органов чувств. Приведем пример тактильного чувства: гипнотизер берет за руку загипнотизированного, принимая меры предосторожности, чтобы тот не догадался, кто перед ним. Сомнамбула узнает, что прикоснулся именно гипнотизер, повинуется ему, совершая те движения, которые гипнотизер, не произнося ни одного слова, придает его рукам. Так, если он поднимет сомнамбуле руку, то она останется поднятой, но если другой это сделает, рука безжизненно упадет. Таким же образом прекратится каталептическое состояние руки, если гипнотизер, не говоря ни слова, придаст ей движение. Но если это захочет сделать кто-нибудь другой, то рука останется в том же положении.

Наш следующий герой, маркиз де Пюисепор, открывший искусственно вызванный сомнамбулизм, о наблюдениях такого рода говорит: «Первая характерная черта сомнамбулизма, которую я считаю самой яркой и наиболее важной, – это изоляция. Находящийся в этом состоянии поддерживает раппорт только с магнетизером, слышит только его и не сохраняет никакой связи с внешним миром» (Puysegur, 1811, р. 43); «находящийся в магнетическом кризе отвечает только своему магнетизеру и не терпит прикосновения другого лица; он не выносит присутствия собак или иных животных; если же случайно кто-либо дотронется до него, то лишь магнетизер способен устранить боль, вызванную прикосновением» (Puysegur, 1807, р. 171).

Гипнотизеры не сознавали, что они сами внушают загипнотизированному такое избирательное поведение. Один из них, Александр Бертран, приводит наивное объяснение: «Больной, подвергающийся магнетическому воздействию, засыпает с мыслью о своем магнетизере, и именно потому, что он, засыпая, думает только о нем, он только его и слушает во время сомнамбулического сна» (Bertrand, 1823, р. 241–242).

Поль Рише, старший ассистент Шарко, отмечает, что у загипнотизированных возникает «особое состояние влечения к некоторым лицам. Сомнамбула испытывает влечение к тому, кто ее загипнотизировал, проявляет беспокойство и стонет, чуть только он от нее отходит, и не успокаивается, пока он вновь не подойдет». П. Рише, автор 900-страничной монографии о большой истерии, транслирует опыты, которые можно отнести к вопросу амбивалентности чувств: «Испытуемую В. можно было поделить между 2 исследователями. Правая сторона ее тела повинуется одному экспериментатору, левая сторона – другому. Никто из них не может перейти линию, делящую тело строго пополам, и проявить свою власть на территории другого. Она позволяла прикасаться только к той половине тела, с которой каждый из них находился в контакте. Причем поле действия экспериментаторов было строго ограничено вертикальной плоскостью, разделяющей пополам тело испытуемой. Каждый из них мог свободно проводить рукой, не вызывая с ее стороны противодействия, лишь по одной половине тела: по лицу, спине, груди и т. д. Но стоило кому-нибудь перейти серединную линию, как она начинала стонать, стараясь вырваться, чтобы избежать прикосновения перешедшего границу отведенной ему области. Любой из экспериментаторов мог вызвать дуновением или пассами у нее контрактуру, но исключительно на той половине тела, которая ему принадлежала» (Richer, 1885, р. 663).

Приведем еще один пример избирательности поведения загипнотизированного, заимствованный у П. Рише: «При помощи трения макушки я погружаю пациентку в сомнамбулизм; два находящихся здесь наблюдателя берут ее за руки без всякого сопротивления с ее стороны. Вскоре она начинает сжимать руки наблюдателей и не отпускает их. Состояние особого влечения возникает у нее одновременно к обоим, но сомнамбула находится как бы в состоянии раздвоенности. Каждая половина ее испытывает приязнь только к одному и противится, когда левый пытается взять ее за правую руку, а правый – за левую. Я не могу дать объяснение столь странному воздействию прикосновения постороннего лица» (ibid).

Итак, поведение Остерлин характеризует раппорт. Эту связь, или отношение (раппорт), магнетизер может передать другому лицу, достаточно сказать об этом вслух или как-то иначе дать об этом понять. Месмер так и поступил в отношении Ингенгоуза. Увидев все собственными глазами, Ингенгоуз признал справедливость заявлений Месмера, но, так же как и Штерк, дружески попросил никому не сообщать о его присутствии на опытах, мотивируя это тем, что факт этот может навредить его карьере. Однако Месмер игнорировал просьбу. Обидевшись на такую бесцеремонность, Ингенгоуз стал распространять слухи, что виденные им опыты – не больше чем ловкий фокус, а девица Остерлин, очевидно, в сговоре с Месмером и во всем этом нет и доли правды.

К этому времени, благодаря лечению животным магнетизмом, здоровье Остерлин только-только начало восстанавливаться. Когда же коварный вымысел Ингенгоуза дошел до нее, она, будучи весьма чувствительной особой, так расстроилась, что потеряла аппетит и сон. Более того, услышав обвинение в обмане, она тяжело захворала. Месмер не бросил ее на произвол судьбы. Последующее лечение восстановило ее здоровье, и конвульсии прекратились.

Из этой истории на передний план следует вынести одно поразительное обстоятельство, которое в то время укрылось от внимания ученых. Выздоровление Остерлин это прежде всего свидетельство того, что отношения между врачом и пациентом являются отношениями особого рода. В дальнейшем Зигмунд Фрейд показал, что при невротических расстройствах эти отношения являются решающим лечебным фактором. В процессе гипнотизации они достигают максимума терапевтической эффективности.

На протяжении XVII–XX веков исследователи спорили о природе флюида, или животного магнетизма, и им даже в голову не приходило, что в действительности они имеют дело с чувствами пациентов. Потребовалось без малого 300 лет, чтобы от идеи воздействия планет на человека перейти к идее воздействия магнитов, а от нее – к идее внушения. А что же такое внушение? Пока теория внушения не создана, принято считать, что речь идет о психологических аспектах отношений «врач – больной», которые до Фрейда выражались в терминах физиологии.