Текст книги "Нераскрытые тайны гипноза"

Автор книги: Михаил Шойфет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 45 страниц)

Пюисегюр

Арман Пюисегюр родился 3 марта 1751 года в родовом поместье своей семьи Бюзанси. Оно располагалось близ французского городка Суассон, в департаменте Арденн. Сюда он часто приезжал отдохнуть от столичной суматохи. Его родителями были крупные землевладельцы, аристократы из древнего рода, восходящего к XII–XIII векам.

В детстве Арман получил превосходное образование. В восемь лет он уже свободно говорил на многих европейских языках, к одиннадцати годам был знаком с греческими и римскими авторами. Он был открыт ко всему новому и легко воспламенялся интересными идеями; увлекался Руссо и французской просветительной философией. Занимали Армана самые разнообразные науки, главным образом философия и математика. Этим наукам он обязан своим последующим успехам. Библиотека отца, состоящая из книг по всем отраслям знаний, уже в ранние годы давала Арману возможность удовлетворять свою любознательность.

Арман Пюисегюр

С неутомимой энергией и какой-то жадностью учился Арман. Результатом всестороннего образования был его неизмеримый энциклопедизм. Поражал не столько охват, сколько качество, ибо это не было мертвое достояние памяти, это была творческая энциклопедичность. Сначала Арман учился в знаменитом колледже Людовика Великого (College de Louis le grand), в самом сердце Латинского квартала Парижа. С ним учились: Станислав Луи Фрерон (1765–1802) – сын писателя Эли Катерина Фрерона, известного своей перебранкой с Вольтером, основателя критического журнала «Année littéraire», продолживший издавать журнал отца и в 1789 году основавший новый «Orateur du peuple», депутат Конвента, префект Сан-Доминго; неукротимый Сюло, который тоже станет издателем газет, но крайне контрреволюционного направления; будущие министры Дюпон дю Тертр, Лебрен и др.

Арман – потомственный военный, сын графа Пьера-Луи де Пюисегюра (1727–1807), военного министра Людовика XVI, который мужественно защищал своего монарха, а после его смерти эмигрировал в Англию, подальше от последовавших репрессий. Брат деда Армана, Жак де Шастене, виконт Пюисепор (1600–1682), участвовал в тридцати сражениях и ни разу не был ранен. Он оставил любопытные мемуары о французской истории. Жак-Франсуа, маркиз де Пюисегюр (1655–1743), сын предыдущего, маршал Франции, написал «Art de la guerre» («Искусство воевать»), Антуан Гиасинд Анк, герцог (1752–1809), внук маршала, адмирал, составил морские карты, служил Англии и Португалии.

Поскольку представители мужской линии рода Пюисегюров традиционно находились на военной службе у королей, в память о своем брате (Жак-Франсуа де Шастене, маркиз де Пюисегюр, служил в чине маршала артиллерии французской армии у Людовика XIV, участвовал во многих сражениях), отец в 1768 году определил семнадцатилетнего Армана в Бриеннское военное училище на артиллерийское отделение. Пришлось юноше безропотно учиться военным наукам в течение долгих пяти лет.

Как рассказывают соученики, Арман обнаружил исключительные способности ко многим наукам. Показал отличные успехи по истории, географии и другим дисциплинам. Особенный интерес он проявил к трудам Вегеция[89]89
  Вегеций Флавий Ренат (4–5 вв.).


[Закрыть], римского военного теоретика и историка, автора трактата о военном деле: боевая подготовка, организация войск, вооружение, боевые порядки, тактика и др. Важной частью учебного курса являлась теория фортификации, в задачу которой входило спланировать инженерные работы так, чтобы не попасть под прямой огонь неприятеля. Обычные вычисления этого задания требовали огромного количества арифметических действий. Свое решение задачи такого типа Пюисегюр провел за один урок и передал старшему офицеру на просмотр. Скептически относясь к тому, что кто-нибудь может решить задачу так быстро, офицер отказался проверить решение: «Я могу поверить в большие упрощения вычислений, но не в чудеса!»

Юный воспитанник училища, проявив рвение к наукам, заслужил лестные отзывы почти всех преподавателей. Сдав успешно экзамены в 1773 году, лейтенант Пюисегюр был направлен в полк, расположенный в Безансоне. Здесь, в артиллерийской части, началась первая гарнизонная служба новоиспеченного лейтенанта.

Безансон – курортное место на реке Ду, славящееся бальнеологическими лечебницами. Университет знаменит своими выпускниками и преподавателями. Это родина Гюго, Ш. Фурье и Прудона. В городе множество архитектурных памятников, прекрасная древняя римская арка, романские и готические храмы, укрепления XVII в., старинное здание, возведенное под руководством Вобана, отданное магистратом под казармы, где квартировали офицеры полка.

Лейтенант Пюисегюр в 1779–1780 годах был переведен в Париж, где познакомился с Месмером, о котором давно был наслышан и за деятельностью которого неотступно следил. Посещая курсы Месмера, он становится его одержимым последователем. Между учителем и учеником немного было общего. Если Месмер – своеобразный метафизик, никогда не горячился, говорил мало, писал еще меньше и так сжато, что надо было глубоко вчитываться, чтобы его понять, то Пюисегюр, восторженный и романтичный, всегда откровенный, был интересным рассказчиком, любил балагурить, при этом много писал, не жалея времени и бумаги.

Прежде чем перейти к увлечению Пюисегюра, необходимо сказать, что магнетические эксперименты развернулись на особенно благоприятной почве, сложившейся в то время во Франции. Появившаяся романтическая чувствительность во Франции позволила месмеровскому магнетическому флюиду получить большое значение, а офицерам пристраститься к магнетизму, пишет историк, врач и писатель Л. Фигье. Во французском обществе магнетизм более всего был распространен среди военных, которые предавались этому занятию с особенным усердием, подчас забывая даже свои прямые обязанности. Почти каждый полк имел несколько офицеров, занимавшихся магнетизированием. Но из этой толпы праздных дилетантов, по мнению Фигье, никто столько не увлекался магнетизмом, никто так не отдавался ему всей душой, как Монтравель и трое братьев Пюисегюров, служивших в разных родах войск на море и на суше. Чтобы не путать Армана с двумя его родными братьями, также успешно экспериментировавшими с магнетизмом, к имени начальника артиллерийских королевских корпусов полковника Пюисегюра добавляют де Бюзанси, по имени его поместья.

Успешно экспериментировали с магнетизмом не только артиллерийские офицеры Пюисегюр и Шарль Ф. де Виллер, но и генералы Лакло[90]90
  Лакло Пьер-Амбруаз Франсуа Шадерло де (1741–1803) – бригадный генерал, начальник артиллерии Рейнской армии, автор галантного психологического романа в письмах «Опасные связи» и сатиры против любовницы Людовика XV графини Дюбарри «Послание к Марго». Секретарь герцога Орлеанского, Лакло по совместительству возглавлял команду наемных агентов герцога. В 1793 г. он был арестован и освобожден лишь после 9-го термидора.


[Закрыть] и Франсуа-Жозеф Нуазе, ученик аббата Фариа, который впервые для индукции гипноза использовал внушение. Историк Фигье говорил: «Магнетизация со всем своим очарованием, казалось, стала главным занятием в жизни военных – это был золотой век армии» (Фигье, 1860). Мы не станем рассказывать о деятельности этих офицеров, для нас интересен старший из Пюисегюров, имя которого в истории животного магнетизма стоит рядом с именем Месмера.

Чародей из Бюзанси

Цель науки – благоденствие человечества…

Г. Лейбниц

Будучи богатым человеком, Арман мог бы, как другие офицеры, изнывающие от провинциальной скуки, играть в карты, волочиться за юбками и предаваться кутежам, но вместо этого он увлеченно врачевал страждущих. К одной из главных потребностей его души следует отнести бескорыстное служение людям. Арман отличался редкой филантропией, бесплатно производил модное тогда магнетическое лечение. Кроме того, он затрачивал много собственных средств на лекарства и питание больных. Современники называли Пюисегюра «чародей из Бюзанси».

В мае 1784 года, возвратившись после месмеровских курсов с женой и дочерью двух с половиной лет в свое родовое поместье Бюзанси, он только об одном и думает, как бы поскорее перейти от туманных теорий своего учителя, которых как военный не любил, непосредственно к делу. Хотя армейская служба отнимала много времени, тем не менее он находил возможность заниматься лечением больных.

Полковая артиллерия, которой командовал Пюисегюр, располагалась в Страсбурге. Арман только что отметил свое 33-летие в кругу однополчан и отправился в свое имение Бюзанси. Отпускного времени было достаточно, и он занялся любимым делом – целительством. Для этой цели в замке специально был оборудован физический кабинет.

Необходимо сказать несколько слов и о характере маркиза, иначе его желание исцелять неверно будет истолковано. О его душевном складе можно судить по его письмам – других свидетельств, к сожалению, история не сохранила. В письме к одному из слушателей месмеровских курсов Пюисегюр пишет: «Не могу сдержаться, чтобы не описать тебе мои опыты от 8—20 марта, которыми я постоянно занимаюсь в своем имении. Я так возбужден, что почти замечтался и чувствую потребность в отдыхе. Думаю облегчить себя, написав тому, кто может меня понять… О, как я желал бы, чтобы все, занимающиеся подобно мне животным магнетизмом, могли хладнокровно взвешивать и подвергать оценке поразительные результаты наших наблюдений! Следуя примеру Месмера, необходимо спокойствие. Надо владеть собой. При этом нужно большое усилие воли, чтобы не потерять голову, следуя за чрезвычайными и благодетельными результатами, которых при посредстве магнетизма можно добиться с честным сердцем и любовью к добру. У меня кружится голова от удовольствия видеть то, что я произвожу. Но перейдем к фактам.

В течение 10-дневного отдыха в деревне я занимался только своим садом. Случайно я зашел к управляющему. У его дочери болели зубы до сумасшествия. Я спросил шутя, хочет ли она, чтобы я ее вылечил. Она согласилась, и я начал ее магнетизировать. Едва прошло 10 минут, как она сказала, что боль прошла. На другой день таким же способом и одинаково легко я избавил от зубной боли жену моего сторожа. Этот маленький успех побудил меня испытать, не смогу ли я помочь молодому человеку 17 лет, который заболел третьего дня лихорадкой, сопровождавшейся сильной головной болью. Я начал магнетизировать его. Но в течение целого дня мне не удавалось облегчить его страдания. Только вчера утром успокоилась головная боль. Однако после моего ухода возвратилась снова. Только вечером мне удалось его замагнетизировать. Но ночь он провел тревожно. Сегодня утром я вновь его успокоил. Ну, просто хоть не отходи от него. Когда он просыпается, а меня нет, то боль появляется вновь. Следовало замагнетизировать его на более продолжительное время, но я боялся уйти, не пробудив его.

А вот девушке 26 лет, страдающей лихорадкой уже несколько месяцев и болями в желудке и голове, а также болезнью почек, я быстро помог. Она сейчас же почувствовала облегчение. Признаюсь, я вне себя от радости, что могу делать столько добра. Я мог бы опасаться только за собственное здоровье, так как живу чрезмерно интенсивно, если можно так выразиться… Теперь о главном. Одному крестьянину…» Далее продолжим за Пюисегюра и вместе с его пациентом «пройдем сквозь холодную гладь зеркала и окажемся в стране чудес, где все так знакомо и близко и вместе с тем так странно и необычно…».

Ошеломляющее открытие

Наиболее ценный вклад в дело прогресса был произведен на основе случайных событий, т. е. событий, не вызванных преднамеренно.

Боно де Э.

Рождению нового часто сопутствует случай. Ньютон увидел, как падает яблоко. Джеймс Уатт наблюдал за чайником. Рентген спутал фотографические пластинки. Но все эти люди были достаточно хорошо подготовлены, чтобы из своих наблюдений сделать идущие далеко вперед выводы. Пюисегюр был военным, но даже если бы он был крупным физиологом, это ничего бы не изменило. Он встретился с проблемой, которая и при сегодняшнем уровне науки не покорилась ученым, не открыла своих секретов.

Великий романист Бальзак говорил, что «нужны совершенно исключительные обстоятельства, чтобы имя ученого попало из науки в историю», однако открытие искусственно вызванного сомнамбулизма произошло при весьма прозаических обстоятельствах. 4 мая 1784 года пациентом Пюисегюра оказался 23-летний местный пастух Виктор Расе, предки которого из поколения в поколение служили в поместье Пюисегюров. В течение четырех дней этот крестьянин метался в кровати. У него был жар. Он харкал кровью, чувствовал боль в боку – словом, страдал от воспаления легких. Каким-то образом прослышав о чудодейственном лечении Пюисегюра, он через свою сестру обратился к нему за помощью.

В отличие от других пациентов магнетизирование Виктора произошло неожиданно быстро и не по правилам, известным Пюисегюру. И это в первый момент его обескуражило. Дело в том, что способы и приемы магнетизации с незапамятных времен не отличались разнообразием. Это были прикосновения (наложение рук на больное место или голову), поглаживания или пассы. До использования в практике словесного внушения было еще очень далеко. Из предыдущей главы мы знаем, что в эпоху Месмера в результате этих бесхитростных манипуляций нередко возникали припадки, называемые исцеляющими кризами.

Событие выдающегося для науки значения проходило буднично. Проделав порцию пассов, Пюисегюр ждал появления криза. Но, увы, не криз привычный наступил, а произошло нечто другое: стоявший столбом Виктор с ходу впал в состояние, напоминающее по внешней картине сон. Однако это был очень странный сон. Глаза Виктора глубоко закатились, лицо окаменело, а тело приобрело восковую гибкость. Оно настолько сильно прогнулось назад, что другой давно бы упал. Опасаясь, что пациент, не приведи господи, ушибется, Пюисегюр поспешил придать телу вертикальное положение. Это ему удалось, хотя потребовалось приложить немалые усилия. И не потому, что Виктор сопротивлялся, просто мышцы его отчего-то одеревенели. Когда же Пюисегюр вернул тело в исходное положение, оно снова застыло, как скульптура. Едва успев отдышаться от этого сюрприза, Пюисегюр решил полюбопытствовать. Он поочередно изменял позицию руки, предплечья, кисти, пальцев. Удивительно, они без видимого напряжения удерживались в самых причудливых положениях. «Хорошенькое начало, – пронеслось в голове у Пюисегюра. – Ни о чем подобном мне до сих пор слышать не приходилось».

Не понимая, что происходит с пациентом, маркиз не на шутку встревожился. «Лучше всего прекратить лечение», – решил он. Но как это сделать, он не знал. Сначала попробовал трясти застывшую «скульптуру». Но тщетно. Виктор никак не реагировал. Вспомнив, что в чувство приводят уколами иглы, маркиз решил попробовать. Иголки под рукой не оказалось, пришлось идти в дальнюю комнату. Вернувшись, он застал «скульптуру» в том же положении. Единственной новостью была муха, удобно расположившаяся на щеке чудесным образом одеревеневшего Виктора. Сначала осторожно, затем все сильнее и сильнее Пюисегюр колол пастуха иголкой, но он оставался бесчувственным. «Что делать?» – лихорадочно думал Пюисегюр. Из стоявшего рядом комода он достал нюхательные капли с резким запахом. Но и это обычно эффективное при обморочных состояниях средство не вывело пациента из пугающего оцепенения. Пюисегюра удивило, что на все предпринимаемые им меры Виктор никак не реагировал – ни жестом, ни мимикой. Не мог же маркиз тогда знать, что нечувствительность является атрибутом состояния, в которое впал его пациент.

Нет нужды описывать, насколько Пюисегюр был озадачен непредсказуемо развивавшимися событиями. Он уже отчаялся чего-нибудь добиться, как совершенно спонтанно пришло решение. Зычным голосом военного, как принято на плацу, он приказал «скульптуре»: «Встать!» Можно только вообразить, каково было изумление маркиза, когда застывшее изваяние резко поднялось, будто все это время только и ожидало команды. Почувствовав уверенность, Пюисегюр отдал следующее распоряжение: «Марш!» Виктор пошел, послушный воле отдавшего приказ. Вид уверенно передвигавшегося пастуха был таков, будто он вовсе и не спит, а, прищурив глаза, просто валяет дурака.

Неожиданно для себя Пюисегюр с ним заговорил, и – о, чудо! – парень ответил, да так внятно и складно, как никогда доселе не говорил. Да, тут было чему удивиться… В обычной жизни Виктор был скован, заикался и говорил на местном диалекте, а тут непринужденно заговорил длинными фразами с правильно согласованными падежами на хорошем французском языке. Вот оно революционное открытие Пюисегюра: подчиняемость и словесная связь с загипнотизированным лицом, так называемый раппорт. Как мы далее покажем, эта связь и эта подчиняемость приведут к исключительным последствиям в медицине, а именно к воздействию на больного словами в целях регуляции его нервной, иммунной и эндокринной систем.

Дальнейшее преображение пастуха произошло стремительно и было неслыханным. Когда маркиз приказал Виктору сесть, тот вальяжно развалился в кресле. Пюисегюр говорил, что «меланхолического вида простолюдин с холодным выражением лица и застывшим взглядом держался с большим достоинством». Бывший «раб», вдруг ставший господином, церемонно положил ногу на ногу, как делает важный джентльмен, и заговорил нравоучительным тоном. Мало того, он явно не по чину то и дело подчеркивал свое превосходство. При этом манеры его были изысканными, а лицо стало таким оживленным, что глаза не казались закрытыми. Происходящее настолько потрясло маркиза, что в первый момент он потерял дар речи. Спустя время, вспоминая этот эпизод, Пюисегюр запишет в своем дневнике: «Разница между состояниями провоцированного сомнамбулизма и бодрствования столь разительна, что приходится думать о двух способах существования. Это походит на то, как если бы в сомнамбулизме и бодрствовании находились два совершенно разных человека» (Puysegur, 1813).

Дальнейшие эксперименты показали, что наблюдения Пюисегюра точны: в искусственно вызванном сомнамбулизме возникают внутренняя и внешняя раскованность, беспечность и невозмутимость; умственные и физические возможности в сравнении с нормой заметно повышаются. Кроме того, подавляются голод и боль, увеличивается способность переносить физические и эмоциональные нагрузки, порог утомляемости повышается далеко за мыслимые пределы (Шойфет, 2003, с. 311) и т. д. Пока отметим эти особенности искусственно вызванного сомнамбулизма, впереди их еще будет немало.

Неизвестно, то ли от немалого удивления, то ли от безысходности (ничем другим причину последовавшей команды объяснить нельзя) Пюисегюр вдруг приказывает Виктору открыть глаза. Ждать пришлось едва ли больше минуты. Как только глаза открылись, «сон» тут же испарился, и пастух предстал на редкость умиротворенным. Маркиз с плохо скрываемым страхом заглядывал в глаза Виктора, боясь там увидеть бездну, свободную от разума. Однако волнения Пюисегюра были излишними, разум у находящегося в искусственно вызванном сомнамбулизме всегда сохранен, внушение лишь меняет восприятие. Иначе говоря, характерной чертой искусственного сомнамбулизма является уверенность погруженного в это состояние человека, что он воспринимает некие образы, хотя на органы его чувств не действуют объективные раздражители, которые могли бы служить причиной возникновения этих образов.

Некоторое время глаза Виктора были пусты, в глазницах словно застыли серые камни.

Зрачки были расширены, лоб и ладони густо покрылись испариной. Он смотрел далеко, но это «далеко» находилось внутри. Прошло одно мгновение, другое, и вот он встрепенулся и, сбрасывая остатки оцепенения, с удивлением огляделся, как будто видел все в первый раз. Окончательно придя в себя, он как-то по-детски съежился. Куда только подевались респектабельность и уверенность недавнего господина.

Предвкушая любопытные откровения, Пюисегюр попросил Виктора рассказать, что с ним происходило в течение последнего часа. Прежде всего пастух подумал: «Почему меня спрашивают о таком большом интервале времени? С тех пор как я закрыл глаза, прошло не более одной минуты. (В действительности прошло больше часа. – Автор М. Ш.) Не мог же я за минуту что-то сотворить, не пьян же я в самом деле?» Не успел он до конца додумать эту мысль, как где-то глубоко внутри у него зашевелилось смутное подозрение: «Нет, все же со мной что-то происходило неладное. Но что?» Он ничего не мог припомнить, и это настораживало. «Разве можно что-либо не вспомнить, если это произошло с тобой?» – размышлял пастух. Как он ни терзал себя мудреными вопросами, ответа не находил. Оцепенение пациента и в особенности его беспамятство произвели на маркиза впечатление, дав обильную пишу для раздумий. «По обычному сценарию, который мне хорошо известен из описаний Месмера и собственной практики, от пассов должен был последовать „очищающий криз“, а тут какое-то „бодрствование во сне“, закончившееся потерей памяти». Стараясь умозрительно проникнуть в происшедшее, Пюисегюр невольно обрекал себя на блуждание в лабиринте, в котором он не знал, куда в следующий миг двинуться. Как ни старался Пюисегюр понять, но в этот исторический день он оказался впотьмах и не сумел пройти в познании даже незначительную часть пути.

В этом месте напрашивается многозначительная глава, полная намеков и лирических отступлений о внутренних голосах, которые вещали Пюисегюру. Но в том-то и дело, что никаких голосов не было. Все было просто. Совсем измучившись от непрестанной умственной жвачки, он отправился верхом на прогулку, во время которой его осенило: «Раз у Виктора начисто отшибло память о том, что он делал и говорил, когда „бодрствовал во сне“, значит, именно это состояние и спровоцировало последующее беспамятство». Мог ли он в то время понять, что его пациент находился в «бессознательном» состоянии. Точнее говоря, у него отсутствовало не сознание в его медицинском значении, а установка на осознание.

Есть повод сказать, что гипнотическая амнезия была известна еще до опытов Пюисегюра. О ней сообщили 31 июля 1784 году историк медицины и судебно-медицинский эксперт Р. А. Махон (1752–1801) и через три-четыре года A. Л. Жюссьё, автор второго доклада о месмеровском магнетическом флюиде.

В дальнейшем постараемся выяснить, подлинна или мнима гипнотическая амнезия[91]91
  Амнезия – забывчивость, потеря памяти. Нарушение памяти в виде утраты способности сохранять и воспроизводить ранее приобретенные знания. Разделяется на антероградную, ретроградную, аутогипнотическую, кататимную, конградную, негативистичную, постгипнотическую, прогрессирующую и т. д.


[Закрыть]. Пока же возьмем себе на заметку, что кроме уже известных феноменов: амнезии, аналгезии, раскованности, повышении физических и интеллектуальных потенций – открытие Пюисегюра обнаружило тесную связь между памятью и сознанием.

Открытие искусственно вызванного сомнамбулизма не дает Пюисегюру покоя, любопытство грызет его днем и ночью. Хочется поскорей выяснить, насколько широкое практическое применение оно имеет. Он вновь приглашает своего пастуха, «подарок судьбы», и продолжает экспериментировать. Надо сказать, что Виктор был безмерно благодарен Пюисегюру за избавление от болезней и привязался к нему всей душой, как ребенок.

Очень скоро Пюисепор обнаружил новые особенности у «бодрствующего во сне» Виктора. Это были непроизвольные реакции: анестезия, обострение отдельных органов чувств (обоняния, зрения, слуха и в особенности памяти). Если Пюисегюр производил едва различимый звук, проводя ногтем по столу или стеклу, пастух точно определял принадлежность и характер звука, даже находясь на значительном удалении. Он по запаху определял, кому из многочисленных присутствующих, собиравшихся на эксперименты, принадлежат собранные вещи.

Память «грезящего наяву» пастуха поражала самое раскованное воображение. В настоящее время установлено, что утраченные события, которые не удается восстановить в состоянии бодрствования, легко вызываются из памяти в провоцированном сомнамбулизме. Используя обостренную способность к припоминанию, обнаруженную в сомнамбулизме, можно восполнить пробелы памяти, обусловленные не только обычным забыванием или вытеснением, но также прежними нарушениями в сфере сознания, особенно истерического характера (так называемая кататимическая амнезия). У всех ли это удается? Ответ на этот вопрос надо искать в каждом конкретном случае.

Пока история открытия искусственно вызванного сомнамбулизма переводит дыхание, у нас есть возможность порассуждать, почему именно Пюисегюру судьба сдала счастливую карту. Очевидно, что успех стал наградой за его бескорыстие. При серьезном рассмотрении можно увидеть, что фортуна предоставила его проницательному и аналитическому уму возможность разглядеть необычное в обычной картине лечения животным магнетизмом: провоцированный сомнамбулизм, который высветил скрытые формы взаимодействия души и тела. Именно его величество случай привел к тому, что Виктор обратился к нему за помощью и в его открытии сыграл не меньшую роль, чем он сам. Эта история напоминает открытие пенициллина. Однажды в окно бактериолога Флеминга влетела спора и осела на культуру, приготовленную для плановых опытов. Случайность привела к рождению лекарства, которому суждено было спасти миллионы жизней.