Текст книги "Нераскрытые тайны гипноза"

Автор книги: Михаил Шойфет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 45 страниц)

Гипносомнамбулизм устраняет амнезию

Может быть, мозг пользуется амнезией, чтобы пациент забыл мучительные воспоминания? На этот вопрос ответа пока нет, зато известно, как вернуть человеку память. А. Буррю, директор клиники Морской медицинской школы в Рошфоре, и П. Бюро, адъюнкт-профессор этой же школы, сообщают, что 26-летняя Викторина М. потеряла память на весь период жизни, предшествующий ее болезни. Это произошло вдруг, в момент сильного припадка. Однако как только ее загипнотизировали, она снова оказалась в состоянии обозревать свою прежнюю жизнь во всем объеме. Одновременно с этим менялось ее физическое состояние: если в бодрствующем состоянии она страдала потерей чувствительности, то в гипносомнамбулизме чувствительность восстанавливалась. Однажды, когда из-за сильного душевного потрясения нарушилось ее психическое равновесие и часть ее личности погрузилась на глубину, недоступную сознанию, тогда сомнамбулическое состояние помогло открыть потерянную глубину.

Борис Сидис (1867–1923), американский психолог из Гарвардской лаборатории психологии, рассказывает любопытную историю. Обстоятельства, с которых начинается эта история, более чем банальны. Некий юноша, уроженец Плэнтсвилля, ни с того ни с сего вываливается на повороте из кареты и сразу же теряет сознание. Открыв вскоре глаза, он делает слабую попытку приподняться, но тщетно. Дальнейшее еще чуднее. Перед его родственниками предстает растение, ни больше и ни меньше. Он никого не узнает, не знает собственного имени, не может говорить. Вроде бы упал не с большой высоты, а отшиб не только память, но и все другое, вплоть до рефлексов. Он лежит, ходит под себя, на лице блуждает бессмысленная улыбка. Учить начинают его сначала, как младенца, и он делает заметные успехи. Прошло чуть больше месяца. К нему постепенно стали возвращаться ощущение пространства и координация движения.

Он научился передвигаться и есть без посторонней помощи. Примечательно, что он узнает своих домочадцев и друзей не потому, что вспомнил их внешность, а вследствие того, что только что с ними познакомился. У него нет потери памяти на текущие события (антероградной амнезии), зато полнейшая потеря памяти на события, предшествовавшие травме (ретроградная амнезия). Тем не менее чувствует он себя превосходно. Его сообразительность, рассудительность, острое различение тонкостей и любознательность удивляют окружающих. Он терпелив, в нем не замечается склонности к раздражительности; единственное, что вызывает у него неудовольствие, – это негармоничное сочетание цветов или звуков, скабрезные выражения, неприятный запах. Он вполне культурен, хорошо воспитан и вообще тонко чувствующий человек.

Но что это? Родные уверяют, что это другой человек, только внешне похожий на их сына. У этого иной характер, другие манеры и вкусы, непохожая речь, наконец, иной строй мысли.

От их сына осталось только имя, против которого этот человек ничего не имеет. Доктор Сидис убежден, что память у его пациента исчезла не бесследно: весь прошлый опыт притаился в кладовых подсознания. У него нарушен лишь процесс воспроизведения. Своей догадке Сидис хочет найти подтверждение в снах пациента, ибо если будут сниться эпизоды прошлой жизни, значит, опыт не утрачен. Сидис просит его запомнить и рассказать свои сны. Вскоре выяснилось, что он видит «два сорта снов»: первые – неясные и почти незапоминающиеся и вторые – яркие и увлекательные. Содержание первых полностью относится к его теперешней жизни, вторых – к прошлой. Но все, что ему снится во вторых снах, он не признает своим: это грезы, странные видения. Он изумлен, когда его отец дополняет его рассказы. «Как ты догадался, что было написано на вывеске? – восклицает он. – Я же видел ее во сне!»

Борис Сидис гипнотизирует его и предлагает рассказать все, что приходит ему в голову: в уме больного, подобно вспышке света, вспыхивают имена, лица, фразы, целые отрывки из книг, события, картины мест, где он бывал. Потом все исчезает. Под влиянием гипноза у юноши раздваивается личность. Старые воспоминания кристаллизуются в связный опыт и достигают уровня сознания. Он рассуждает обо всем, что знал прежде, и пишет отличным почерком сочинения по философии, которой он учился до падения. Он сознает, что нездоров, и проходит лечение. Короткая гипнотизация – и он уже иной человек, ничего не знающий о своем прошлом. Он умен, сообразителен, тоже пишет сочинения и тоже по философии, которую начал изучать; почерк у него детский: ведь он научился писать всего два месяца назад. Но постепенно обе личности сливаются в одну, пациент возвращается к своим обычным занятиям: он здоров и обо всех своих превращениях знает только из рассказов домашних (Сидис, 1902, с. 308).

Крупный французский исследователь гипноза Л. Шерток говорит, что во многих случаях гипносомнамбулизм является эффективным и единственным средством лечения амнезий. В подтверждение своих слов он приводит пример, который мы немного сократили. «Мне представили больную. Она утверждала, что незамужняя и что ей 22 года, в то время как в действительности ей было 34 года и она имела мужа и сына. Последние 12 лет жизни выпали из ее памяти. Я решил задать ей вопрос в гипнозе о ее возрасте. Без малейших колебаний она ответила, что ей 34 года и что у нее есть сын. Затем я внушил ей, что после пробуждения она снова вспомнит последние двенадцать лет своей жизни. Так и случилось…» (Шерток, 1982, с. 29). Теперь несколько повернем вопрос в другую сторону. Может создаться иллюзия, что если в гипносомнамбулическом состоянии растормаживаются и активизируются даже те следовые процессы, которые, казалось бы, безвозвратно вытеснены из памяти, то надо ожидать, что активизация в гипнозе действенных энграмм, связанных с событиями и образами большой значимости, будет проявляться значительно сильнее, чем это имеет место в бодрствующем состоянии.

Наш собственный опыт свидетельствует, что если амнезия не функциональная (истерическая, гипнотическая), то в этом случае имеются большие сложности с восстановлением утерянных следов памяти. Ко мне обратилось руководство одного из московских УВД с просьбой выяснить, каким образом пропал пистолет у зам. начальника отделения милиции по уголовному розыску. Сам он пояснить ничего не мог, так как в тот злополучный день был в состоянии сильного алкогольного опьянения. Алкогольная амнезия, как известно, стирает следы в памяти. К счастью, мне легко удалось погрузить его в состояние гипносомнамбулизма, что бывает нечасто. Внушая ему восстановить в памяти события рокового вечера, я ждал подробного рассказа. Только после неоднократного нажима он стал говорить. Припомнил, как в тот вечер с приятелем и знакомой женщиной проводил время в ресторане, как расплатился и вышел на улицу. Вспомнил, что ловил машину. Далее воспоминания носили характер обрывков из различных ситуаций: «…были какой-то квартире, вроде бы вышел из нее с портупеей, но когда под утро пришел в отделение – оружия не было…» Где провел промежуток времени между посещением квартиры и отделением, ответить не смог или не захотел. Короче говоря, главного добиться не удалось. Причина того, что картина происходившего в ту роковую ночь не восстановилась, заключается в алкогольной амнезии. Она, как органическая амнезия, смыла мнемостические следы, в связи с чем гипносомнамбулизм их воскресить не смог.

Может быть, необходимо было встретиться еще пару раз, чтобы снять тревожную установку, так как в зависимости от отношений с оператором загипнотизированный может или припоминать, или отказаться от сотрудничества. В случае если оператор не представляется личностью, несущей угрозу, то откровенный диалог (признание) может состояться. Также не исключено, что он намеренно скрывал происшедшее, ибо признание вело к наказанию. Может быть, в «темном сознании» сохранялось осознание истинного положения, то есть опасности разоблачения (от этого зависит, вступает или не вступает в действие психологическая защита), и поэтому он скрыл факты.

Ретроактивные воспоминания

К концу своей жизни английский король Георг IV убеждал всех в том, что он участвовал в битве при Ватерлоо и даже водил в атаку кавалерию. Ничего этого не было, но искажал факты монарх не намеренно. Он действительно искренне верил в то, что совершал многочисленные подвиги. На самом деле у него было ложное воспоминание, называемое псевдореминисценцией, которое считается нарушением не воспроизведения, как, например, при агнозии, а сохранения следов памяти.

Псевдореминисценция в легкой форме встречается и у здоровых людей. Например, став свидетелем какого-нибудь преступления, человек может прийти в состояние возбуждения и засвидетельствует то, чего не видел и не слышал, успокоившись, он изменит показания, чего нельзя сказать о больных. Следственным работникам не раз приходится встречаться с криптомнезией: образ или представление вдруг лишаются характера воспоминания и воспринимаются как только что пришедшие на ум. Вспышки криптомнезии у здоровых людей встречаются нечасто. Зато больные не видят никакой разницы между тем, что они наблюдали или читали в действительности, и тем, что они видели во сне или в состоянии бреда. К этому прибавляются ложное воспоминание и узнавание, когда, например, больной принимает врачебный обход за похоронную процессию. Однажды к Фрейду обратилась двадцатилетняя женщина, страдающая странным расстройством – любое преступление, о котором она узнавала по утрам из «Нойе Фрайе Пресс», приписывала себе: если в венском Пратере было совершено убийство, то именно она заколола жертву; если произошла кража в лавке, то именно она украла драгоценности; если кто-то поджег дом, то поджигателем она чувствовала себя. Она считала себя морально обязанной признаться в преступлении. Когда ее убеждали, что она этого сделать не могла, поскольку в момент убийства, кражи, поджога находилась дома, женщина соглашалась, но на следующее утро вновь оговаривала себя.

Расстройства памяти могут заключаться в какой-нибудь одной категории воспоминаний, оставляя нетронутыми, по крайней мере, все другие воспоминания: это составляет так называемые частные расстройства. Память может быть поражена во всех своих проявлениях. И тогда подобные расстройства как бы делят всю жизнь разума на две или несколько частей, образуя в ней пробелы и постепенно разрушая его. Это уже будет общим расстройством памяти. Выше мы говорили, что гипносуггестией можно вызвать все перечисленные расстройства памяти.

В судебной практике встречается ретроактивная галлюцинация. Суть ее в следующем. Реципиенту внушается, что в известный момент его жизни он, например, был свидетелем убийства или сам осуществил преступный замысел – короче говоря, с ним случилось какое-то приключение. Это внушение можно сделать так тонко и с такими подробностями, что его рассказ об этом наяву на следствии или в суде не возбудит ни малейшего подозрения в достоверности произошедшего. Жюль Льежуа и Ипполит Бернгейм своими экспериментами наглядно показали, что таким образом можно заставить порядочного человека вполне искренне дать ложные показания. Можно внушить человеку, что он занял у другого деньги, заставить поверить, что он дал расписку, и т. д.

Вместо того чтобы прямо внушать в сомнамбулизме что-либо забыть, можно вызвать представления, не соответствующие реальным событиям прошлого, придав им характер воспоминаний. Это называется ретроактивным воспоминанием, то есть обманчивым, иллюзорным, галлюцинаторным. Делается это так: внушают сомнамбуле, что в такой-то момент она видела то-то, совершила то-то. Это приводит к тому, что созданное в мозгу изображение представляется как живое воспоминание, и притом настолько яркое, что оно кажется неопровержимой истиной.

На концертах Театра гипноза у зрителей вызывали интерес следующие миниатюры. Внушалась какая-либо забавная легенда, которую сомнамбула принимала как факт своей биографии. Например: «Вы есаул такого-то полка, во время военных баталий вам оторвало руку». Далее диктовались все эмоции, которые он будет испытывать, рассказывая свою биографию. Представьте состояние зрителей, перед которыми нормальный человек с лицом, не допускающим никаких возражений, рассказывает подобные небылицы.

Ипполит Бернгейм приводит опыт ретроактивной галлюцинации, когда он внушил Марии Г.: «3 августа (четыре месяца назад), в половине четвертого пополудни, вы возвращались домой. Пройдя первый этаж, вы услышали крики, раздававшиеся в одной из комнат. Посмотрев в замочную скважину, вы увидели, что какой-то человек совершает насилие над маленькой девочкой. Он зажал ей чем-то рот. Вы отчетливо видели, как девочка сопротивлялась, как у нее началось кровотечение. Вы достаточно хорошо видели все это, но были так поражены, что, вернувшись к себе, не смогли сразу заявить о случившемся. Когда вы проснетесь, о происшедшем инциденте думать не будете. И имейте в виду, не я вам рассказал о происшествии и это был не сон или видение, а случилось это событие на самом деле. Наконец, запомните, если правосудие вмешается в это дело, то вам придется рассказать правду».

Три дня спустя Бернгейм просит адвоката Грильона допросить эту женщину, представившись ей судебным следователем. Мария Г. рассказала все, что ей было внушено, готовая поклясться перед Богом в истинности своих показаний. Когда Бернгейм спросил, уверена ли она в том, что только что рассказала, она вновь подтвердила сказанное. Бернгейм снова ее гипнотизирует и внушает: «Все, что вы сказали суду, неправда. Вы ничего не видели 3 августа, ничего больше не знаете, не будете даже помнить, что говорили с судебным следователем. Он ничего не спрашивал у вас, и вы ничего не говорили». После дегипнотизации Бернгейм снова спрашивает: «Что вы только что говорили г-ну судебному следователю?» – «Я? Я ничего не говорила!» – «Как это ничего не говорили, – подключается следователь. – Вы говорили о преступлении, случившемся в вашем доме третьего августа, и о том, что видели X. и прочее». Девушка молчит, она в растерянности оттого, что ничего не помнит.

Подавляется ли воля в гипносомнамбулизме?

Чтобы размочить сухость изложения, приведем одну историю с криминальным налетом. Известный невролог, шеф клиники Шарко Жилль де ла Туретт[132]132
  Жилль де ла Туретт Жорж Альберт Эдуард (1857–1904). В 1876 г. окончил классический Коллеж де Шателеруа; в 1882–1884 гг. интерн у Шарко, у Бруарделя с 1884 до 1885 г.; в 1886 г. профессор в госпитале Питье; в 1887 г. шеф неврологической клиники Шарко; в 1894 г. шеф клиники у Ф. Раймонда; в 1896 г. профессор Сен-Антуан и член академии; в 1900 г. кавалер ордена Почетного легиона.


[Закрыть] производил опыты в лаборатории Сальпетриера.

Жилль де ла Туретт.

В присутствии коллег-врачей Жилль де ла Туретт внушил Бланш В., что они находятся одни в беседке Булонского леса и, разумеется, никто не слышит их разговор. Он обещает прокатиться с ней на пароходе и пообедать в ресторане, но только после того как она отравит Жюля. В первую минуту она возмущенно заявила: «Я не преступница, Жюль – милый человек, и я не стану выполнять это преступное указание». Когда же Туретт сообщил ей, что Жюль явился причиной ее размолвки с г-жой R, которую она очень любила, она согласилась. (Немного же потребовалось оснований для убийства!) В следующую минуту Туретт делает ей постгипнотическое внушение: «В стакане пива растворен „яд“, пробудившись, вы должны заставить г-на Жюля выпить содержимое стакана». И добавляет: «Что бы ни случилось, вы не говорите, кто заставил вас совершить преступление, даже если вопросы будут задавать в гипносомнамбулизме». Туретт выводит ее из гипноза, она улыбается, по-видимому, не помнит того, что он ей говорил (Gilles de la Tourette, 1887).

Дальнейшее мы узнаем от самого Жюля, который поместил в газете «Temps» статью, рассказывающую о преступном внушении Туретта, жертвою которого он стал. Вот что он пишет: «Я был отравлен одной из содержащихся в Сальпетриере женщин, которой была внушена идея умертвить меня при помощи мнимого яда. Нас в лаборатории было 8 человек, все ранее были знакомы с г-жой Бланш В., молодой женщиной с тонкими и приятными чертами лица, с добрыми и спокойными голубыми глазами. Находясь в сомнамбулическом состоянии, Бланш повиновалась всем внушаемым ей идеям автоматически.

Следуя заданию, она подходит к каждому из нас и интересуется, как наши дела, при этом ничем не выдает своих намерений. Мы с любопытством смотрим друг на друга, занятые одной лишь мыслью – удастся ли опыт? Хотелось увидеть развязку, поскольку она оказывала вначале сопротивление внушению. Поговорив со всеми о разных светских разностях, она подходит ко мне и ласково, с очаровательной грацией и чисто женской улыбкой восхитительного вероломства, говорит: „Боже, как тут жарко, неужели вас не мучает жажда? Я умираю от жажды! Нет ли в буфете пива, пусть подадут нам бутылку“. Я уверяю ее, что мне нисколько не жарко, а даже наоборот, и что я не желаю пить вовсе. „Мой друг, при такой жаре это невероятно. Неужели вы откажетесь выпить со мной пива?“ – „Благодарю вас, у меня действительно нет жажды. Но я выпью с вами, если вы разрешите вас поцеловать“. Она скрепя сердце вынуждает себя улыбнуться тому, кого уже через минуту должна отправить на тот свет. Без сомнения, она принесла бы всякую жертву, только бы исполнить роковой приказ. „Вы требуете многого, ну да ладно, целуйте. (Целует). Теперь же пейте! Вы точно опасаетесь, что в стакане что-то намешано. Смотрите, я сама пригублю“. Она прикладывается губами, точно пьет, но при этом опасается проглотить каплю жидкости. „Вы меня поцеловали, я выпила из вашего стакана, теперь вы пейте“. Она совершенно хладнокровно, с прелестной улыбкой на устах, предательски очаровательно подает мне стакан, в котором, по ее мнению, содержится яд. Я пью медленно, не спуская с ее лица глаз. На ее лице торжествующая улыбка, которую она пытается подавить. Когда я выпил, Туретт зашептал мне на ухо: „Притворитесь, что вам стало плохо. Если она увидит, что яд не подействовал, то у нее может возникнуть приступ гнева“. Я говорю громко: „Боже мой, мне дурно, меня что-то жжет!“ Я падаю, и меня уносят в соседнюю комнату. „Он готов“, – едва слышно произнесла Бланш В.

„Какое несчастье! – восклицают присутствующие. – Еще так молод и умер. Вероятно, с ним случился удар или пиво было несвежее. А не было ли в пиве ядовитой примеси, может быть, у Жюля были враги?“ Туретт обращается к г-же Бланш: „Вы отравили этого господина!“ Она в неописуемом выражении ужаса начала трагически восклицать лучше Сары Бернар: „Но это сделала не я! Это точно не я! Вы же видели, я отпила первая! Вы прекрасно это видели!“.

Бланш вела себя как подозреваемая, в страхе защищающая себя перед следователем. Кто-то громко возвестил: „Однако вот, кстати, идет следователь, он составит протокол о трагическом происшествии“. Входит Ф., которого она никогда не видела. Он опрашивает свидетелей и записывает показания. Когда он закончил опрос, обратился к Бланш: „Вы, конечно, ничего не видели и не причастны к несчастью? Тем не менее нет ли у вас подозрений относительно пива, не отравлено ли оно?“ – „Могу вас уверить, что этого не могло быть. Я ведь сама пила из его стакана и осталась, как вы видите, цела и невредима“». Этот эксперимент произвел на Кларетти сильное впечатление. Далее он пишет с большим пафосом: «Покорность человеческого существа внушению, в котором оно не отдает себе отчета, подавление воли производят тяжелое впечатление… Воля, человеческая воля, гордая свобода суждений, где вы находитесь в такие моменты, и что это за мозг, который можно гнуть, подобно воску, и в который, как в масло, можно внедрить своего рода умственное клеймо: преступную идею? Человек – царь животных. Кто это сказал? Приходит этот „царь созданий“, и в его мозг помещают, подобно отравленному зерну, страшную идею, и властелин покорно повинуется дурному внушению. И это истина, ужасная, жестокая, мрачная истина!»

Эту патетическую речь, этот крик души комментировать не будем. Если бы Кларетти, Туретт или Льебо и их коллеги увидели уровень нравственности в сегодняшнем мире, где без гипноза совершается то, что при больших усилиях они достигали в гипнозе, бедные медики были бы шокированы.

Стоит сказать, что за именем Жюль Кларетти скрывается Арсен-Арно Клареси, или Кларти, известный французский журналист и беллетрист, член Французской академии. Он автор романа «Жан Морна», в котором описываются различные опыты, наблюдаемые им в июле 1884 года в госпитале Сальпетриер. Жюль родился в 1840 году, сначала был сотрудником мелких газет «Rappel», «Figaro» и др. В последующие годы своей бурной деятельности он вызвал несколько громких политических процессов, тем что вскрыл злоупотребления наполеоновской полиции. После падения Наполеона III Кларетхи было поручено издание бумаг императорской семьи и устройство городских библиотек. Работая в «Temps», он помещал остроумные хроники и статьи наподобие вышеприведенного рассказа о гипнотическом насилии. С 1885 года Кларетти занимал пост директора Comedi Francaise. Он написал множество романов, повестей, драматических пьес, историографических трудов, мемуаров, критических этюдов.

Великий физиолог Франсуа Мажанди (Magendie), одним из первых применивший экспериментальный метод в физиологии, считал наркоз «безнравственным и отнимающим у больного самосознание, свободную волю и тем самым подчиняющим больного произволу врачей». Нередко это же обвинение в злоупотреблении властью (подавлении воли) можно услышать и в отношении гипносуггестии. С такой интерпретацией нельзя согласиться, поскольку гипносуггестия, как говорит Шерток: «Это реальность наших повседневных отношений, и кто пытается обвинить гипноз в аморальности и „варварстве“, невольно называет нашу жизнь аморальной и варварской. Гипноз не орудие господства, не взлом души, поскольку ничего сам по себе не создает, в нем лишь отражается основная модель социальных действий и реакций».

Гипносуггестию безосновательно демонизировали. На самом деле она определяется не противоборством, а созвучием воль, иначе говоря, это результат положительного трансфера. Известно, что гипнотическое состояние возникает только в случае добровольного отказа от сопротивления, то есть насильно загипнотизировать здорового человека нельзя – это аксиома. Так, если пациент доверяет гипнотизеру, то с готовностью отказывается от произвольного контроля в его пользу. Об этом пишет известный канадский исследователь гипноза Кьюби: «В ходе погружения в гипноз в разной степени с большей или меньшей легкостью гипнотизируемый временно отказывается от врожденных механизмов самозащиты и бдительности, отдавая с радостью свою личность и чувство безопасности в руки другого» (Kubie, 1961, р. 218).

Автор истории магнетизма и гипнотизма Александр Куллер заявляет, что гипотеза, допускающая возможность загипнотизировать кого-нибудь помимо его воли и сознания, должна быть абсолютно отвергнута. Подобная гипотеза пригодна лишь в качестве темы для блестящих академических прений, но не может выдержать строгой научной критики (Culler, 1886). Такого же мнения придерживался профессор Ж. Бабинский.

Психофизиолог д. м. н. Л. П. Гримак пишет: «…еще и сегодня, и не только из уст малообразованных людей, но даже из работ отдельных ученых, можно „узнать“, что человек, „поддающийся“ гипнозу, является „слабовольным“ субъектом». На самом деле все обстоит ровно наоборот (Гримак, 1978, с. 237). Воля – это способность преодолевать препятствия, способность бороться или выбирать из двух действующих мотивов один. Следовательно, о ней целесообразно говорить тогда, когда в наличии есть ситуация борьбы и преодоления. А какая борьба при добровольном процессе, каким является гипнотизация, при чем здесь, спрашивается, сильная или слабая воля? Зачем говорить о потере того, чего изначально не было, и, наконец, зачем нужна воля в процессе, который осуществляется с согласия и для пользы гипнотизируемого, а не для его наказания? Короче говоря, если пациент дает себя загипнотизировать, то этим он сознательно или бессознательно соглашается с действиями врача. Очевидно, что если он не хочет быть загипнотизированным, то это не произойдет, как бы ни старался гипнотизер.

Вопрос подавления воли в гипнозе поставлен некорректно. Правильнее сказать, что сомнамбула либо «хочет» так, как хочет гипнотизер, и ее противоположные желания слабо проявляются или вовсе выключаются, либо же она ничего не хочет, то есть в ней нет волевой деятельности противопоставленной внушению, а также нет противоположных желаний. Сомнамбула воспринимает свои действия как совершающиеся помимо ее воли (Шерток, 1992, с. 85).

К сожалению, когда хотят сказать о насилии и принуждении или духовном рабстве личности, используют понятия «гипноз» и «внушение». Однако гипноз, в отличие от наркоза, нельзя обвинить в нелегальном и вооруженном вторжении в личность. Практика показывает, что в гипнозе не подавляются защитные механизмы «Я», они действуют, действуют еще более интенсивно, но уже в форме сопротивления. Леон Шерток утверждает, что загипнотизированный, к счастью, сам часто принимает меры предосторожности, проявляя защитную тактику. Субъект с хрупким «Я», чувствующий опасность для своей личности, обладает достаточными защитными тенденциями, чтобы вступать или не вступать в гипнотические отношения. Но, даже вступая в такие отношения, он никогда не становится абсолютным автоматом: механизм защиты и сопротивления полностью не выключается.

И наконец, последнее. Нередко можно услышать, что гипнотизация ослабляет волю. Психолог Ленинградского университета В. А. Часов, исследовавший эту проблему, говорит: «Увеличение подчиняемости, развитие слабоволия при лечении внушением установить не удавалось» (Часов, 1959, с. 16).