Текст книги "Белая береза"

Автор книги: Михаил Бубеннов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)

IV

Андрей вышел на крыльцо.

На соседнем дворе, вдоль всей изгороди, на подстилке из гнилой соломы лежала разношерстная собачья стая. Ее привела вчера группа девушек-санитарок, прибывших в полк для пополнения санроты. У каждой девушки – упряжка из четырех собак; упряжка таскает за собой легкие белые лодочки для вывозки раненых с поля боя. Осматривая эти лодочки, солдаты вчера невесело шутили:

– Покатаемся, а? Кто хочет?

– А вот пойдем в бой – накатаемся!

Увидев собак, Андрей вспомнил о Черне, вспомнил о том, как он провожал его из Ольховки, и подошел к изгороди.

Лежавшие у изгороди собаки встревоженно поднялись, ощетинились и зарычали. Облокотясь о верхнюю жердь, Андрей посмотрел на них спокойно и ласково. Собаки сразу же приветливо повиляли хвостами и улеглись на свои места.

Вдруг со стороны – чистый девичий голос:

– Товарищ сержант!

Андрей с удивлением повернулся на этот приятный голос – давно не слыхал такого… Повернулся – и остолбенел: перед ним стояла девушка в беленом полушубке и шапке-ушанке, темноволосая, темноглазая, с полными румяными губами, как две капли воды Марийка! Это было чудо. Несколько секунд Андрей смотрел на нее не отрываясь, удивленно и растерянно. Девушка никак не могла понять, чем вызвала изумление Андрея, и, пока пыталась понять, выражение ее лица и глаз менялось с поразительной быстротой; когда же наконец она догадалась, в чем дело, выражение недоумения, растерянности и испуга – и на лице и в глазах – вдруг заслонила лукавая и озорная улыбка.

– Обознались, товарищ сержант?

– Обознался, – приходя в себя, ответил Андрей.

– Так похожа?

– Очень!

– На жену?

– Да.

Лена Малышева с интересом поглядела на Андрея.

– Вот не ожидала, что на кого-то так сильно похожа, – сказала она с улыбкой. – Я думала, что я – одна такая… А может, вам, товарищ сержант, только показалось, что я так похожа на вашу жену?

Андрей опять взглянул на девушку: да, она похожа, конечно, на Марийку, но и в самом деле не так сильно, как показалось при первом взгляде. Она пониже Марийки, лицо у нее круглее и щекастее, а чернявой и черноглазой она только кажется, потому что вся в белом да в изморози, а на самом деле – русая, с карими глазами. И голос у нее не такой, как у Марийки, – более низкий и грудной…

– Нет, вы не отвечайте, – спохватилась Лена, поняв, что задает неуместные вопросы. – У меня к вам дело, товарищ сержант. – Она подошла к изгороди. – Право, и не знаю, как вас просить. Вчера утром, на последней стоянке, у меня сбежала одна собачка. Такая была неуживчивая, просто беда. Я измучилась с ней! Не хочет идти – и все. Рычит, бывало, того и гляди укусит.

Андрею вдруг стало весело с этой девушкой.

– В общем, дезертировала собака, – сказал он, впервые улыбаясь за последние сутки. – Значит, испугалась фронта?

– Да, дезертировала, – совершенно серьезно согласилась Лена. – И теперь у меня в упряжке осталось только три собачки. Вон моя упряжка, вон она, около сарайчика!

– Две белых, одна рыжая?

– Да, да!

– А сбежала рыжая?

– Совершенно верно. Откуда вы знаете?

– Сбежать могла только рыжая, – пошутил Андрей, все более и более чувствуя, как ему приятно разговаривать с красивой девушкой, чем-то напоминающей Марийку. – Рыжие, они такие, ненадежные… Но чем я помочь могу?

Лена тоже облокотилась на изгородь, и тут Андрей окончательно убедился, как ошибочно было его первое впечатление. В самом деле, почему ему показалось, что эта девушка похожа на Марийку? Вот она, солдатская тоска! "Эх, Мариюшка-Марийка, ласточка моя! – вздохнул Андрей про себя. Встала бы ты вот сейчас на ее место, постояла бы немного, поглядела на меня…"

– Помочь вы можете, товарищ сержант, и только вы! – сказала Лена. Сейчас я стояла на посту, караулила этих собачек. Девушки все отдыхают, устали на марше. И вот я увидела, как вы подошли сюда. Собачки поднялись, зарычали; я думала, они бросятся на вас: вы же чужой человек! А вы как-то взглянули на них… взглянули – и они сразу успокоились, легли… Ведь так же было, товарищ сержант?

– Опять непонятно, – подивился Андрей. – Ну, хорошо, собаки не бросились на меня, так в чем же дело? Видят, свой человек, фронтовик, вот и все!

– Вот в том-то и дело, – сказала Лена и приблизилась к Андрею, заговорила потише, быстро озираясь по сторонам: – Вот здесь, на соседнем дворе, все время бродит какая-то собачка. Я думаю, она местная, из этого села; хозяева эвакуировались, а ее бросили. А может быть, просто бродячая, из других мест. Она такая, знаете ли, худая, дикая и, вероятно, была ошпарена кипятком: у нее вот тут и вот тут – голая кожа. Я ей и хлеб носила, и суп свой отдала, а никак подманить не могу! Только протяну к ней руку, она – шасть в сторону! Ужасно одичала! Я уже звала и нашего командира и много бойцов… Никто не может поймать!

– Она рыжая, эта собака?

– Совершенно верно! Откуда вы знаете?

Андрей не выдержал и захохотал.

– Да разве рыжую поймаешь?

– Нет, я серьезно, – сказала Лена и с укоризной посмотрела на Андрея. – Шутить и я люблю, но сейчас мне не до шуток. Вы понимаете, все идут ловить ее охотно, а как посмотрят на нее – и боятся подходить. Честное слово! Я даже не ожидала… – Лена вдруг смело и порывисто дотронулась до руки Андрея. – Поймайте ее, товарищ сержант! Поймайте! Мне бы ее только на ремешок, а там… там все будет в порядке, честное слово!

– А если укусит?

– Вас не укусит, – заявила Лена совершенно убежденно, точно имела на это заявление полномочия от самой собаки. – Я же видела, как собачки легли перед вами! Господи! – вдруг воскликнула она, словно верующая перед образами. – Да вы понимаете, что может случиться? А вдруг завтра бой? Все пойдут вывозить раненых, а я что буду делать? Вы это понимаете?

Андрей пристально посмотрел на Лену. Как она была красива, говоря эти слова! Андрею стало стыдно оттого, что он так долго, изводил девушку своими глупыми шутками. Потупясь, он спросил:

– Где она, эта собака?

Захватив кусок хлеба, они пошли на соседний двор.

Собаку нашли в маленьком, полуобвалившемся сарайчике. Увидев людей, она попятилась в угол и, поняв, что путь в ворота отрезан, подняла на загривке шерсть. Взгляд ее был насторожен и тревожен.

– Да, одичала, – сказал Андрей.

Он присел на корточки перед собакой и строго, чуть сдвинув брови, посмотрел ей в темные, тревожные глаза. Собака ощетинилась еще сильнее и слегка молчком оскалила зубы. Андрей не дрогнул, не оторвал от собачьей морды своего взгляда. Стоявшая позади Лена вздохнула от нетерпения и предчувствия нового разочарования. Неожиданно Андрей хлопнул ладонью по колену, сказал негромко, но властно:

– Сюда!

Собака съежилась и присела на задние лапы.

– Сюда!

Собака вдруг опустилась на все лапы, тихонько заскулила и ползком приблизилась к ногам Андрея. Тогда он смело и ласково погладил ее по спине, затем поднес к ноздрям кусок пахучего ржаного хлеба.

– Кушай, Найда!

– Почему Найда? – спросила Лена в восторге от того, что произошло на ее глазах.

– Найденная, вот и Найда! Вот вам собака, а заодно и кличка ей. Давайте ошейник!

Не поднимаясь, собака жадно жевала хлеб и не сопротивлялась ласкам. Ошейник она приняла без всякого протеста. И не покорно, а скорее охотно встала, когда Лена, тронув поводок, сказала счастливым голосом:

– Пойдем, Найда! Пойдем, милая!

У ворот двора, где лежала собачья стая, Андрей и Лена остановились; Найда доверчиво посмотрела на них и опасливо – на собак, соображая, что ожидает ее дальше. Мимо ехал в санках майор Озеров. Андрей вытянулся и отдал ему честь. Ездовой вдруг осадил коня, и Озеров, повернувшись в задке санок, потеснив сидевшего рядом Петю Уральца, поднял руку и крикнул Андрею:

– Как живем, Лопухов?

Андрей в несколько прыжков оказался у санок.

– Все в порядке, товарищ майор!

– Ребята хорошо отдохнули?

– Очень хорошо!

– Водку все получили? А махорку?

– С махоркой задержка бывает.

– Ладно, учту и все сделаю.

– Ждем приказа, товарищ майор!

– Скоро будет! Ну, бывай здоров!

Лена дождалась Андрея, с интересом спросила:

– Кто это?

– Это командир полка. В штадив поехал.

– Командир полка? Он вас знает?

Только что Лена была поражена необыкновенной властью, проявленной Андреем над одичалой собакой, и смотрела на него с удивлением и интересом, как на обладателя какой-то волшебной силы. Теперь ее поразило, с какой простотой и дружелюбием разговаривал с ним сам командир полка. Подумать только: командир полка! Лене по-девичьи нестерпимо захотелось как можно лучше узнать этого молодого сержанта с обветренным, но красивым лицом, немножко суровым, но в то же время лучистым взглядом, и она засыпала его вопросами:

– И давно вы знакомы? Кем же вы служите? А раньше? И много раз бывали в боях? И танки поджигали, да?

Андрей отвечал улыбаясь.

Лена спохватилась, воскликнула виновато:

– Ой, и какая я болтушка! Надо же девчонок будить! Иду! Спасибо вам, товарищ сержант! Буду вспоминать, как вы меня выручили. – Постояв перед Андреем, добавила: – Зовут меня Леной, а фамилия Малышева.

– Запомню, – сказал Андрей.

Лене было очень приятно это неожиданное знакомство. Она только что прибыла на фронт – и сразу встретила сильного, храброго человека, именно такого, какими ей казались сейчас все фронтовики…

V

Весть о присвоении батюковской бригаде гвардейского звания быстро облетела весь фронт под Москвой.

Комбат Шаракшанэ решил поздравить танкистов. Собрав из рот группу солдат и офицеров, он отправился на окраину села, где стояло несколько танков из батюковской бригады. С некоторыми танкистами озеровцы познакомились еще в бою 7 ноября, с другими – в последние дни; между пехотинцами и танкистами уже завязалась боевая дружба.

Но озеровцев многие опередили. В двух домах, занимаемых танкистами, было уже полно гостей: артиллеристы, полковые разведчики, связисты, саперы… Шаракшанэ и другие командиры стали пробираться в гудящий дом, где жил командир роты тяжелых танков, а бойцы в нерешительности остановились у крыльца.

– Битком набито, – с сожалением сказал Андрей.

– Вот гудят! – воскликнул Умрихин. – Ну, ясно, тут загудишь! Словом, без нас там полно, как правильно сказал наш товарищ сержант, и без нас там обойдутся. Пускай там командиры побеседуют, на радостях по чарке пропустят. Конечно, дело такое… Зачем им мешать? Оно, может, и нам лишняя стопка перепадет по этому случаю, но только вижу – не сейчас. Ох, и что это я вспомнил об этом?

– А ты завсегда вот так! – заворчал Петро Семиглаз. – Наговорит, чертов бис, всякой чепухи, а потом и хворай! Пошли до танкистов; вон там, за сараем, их танки.

Посреди двора с озеровцами повстречался командир 45-миллиметровой пушки старший сержант Вася Петрищев из отдельного противотанкового артдивизиона; за три дня, пока он стоял на рубеже взвода Юргина, многие пехотинцы узнали этого молоденького и худенького паренька, всегда неутомимого и бесстрашного в бою, как и огонь его маленькой пушки. За ним шли солдаты-артиллеристы.

Андрей остановил Петрищева.

– Привет "апостолам"!

– "Кочколазам" тоже!

– Ну, как ваш "бог войны" поживает? Помалкивает?

– Наш "бог" болтать зря не любит, – подмигивая друзьям, ответил Вася Петрищев. – А уж если заговорит – прощайся с белым светом!

– У танкистов были?

– Заходили поболтать…

Андрей съязвил:

– Выходит, ваш "бог" зря болтать не любит, а вы его "апостолы", не прочь?

– Нам это можно!

– Кто там из танкистов? Случайно, не Борисов?

– Он самый…

– Пошли, ребята!

У восточной стены сарая, прижавшись к ней почти вплотную, стояли два танка: "КВ" и "Т-34". Воентехники и танкисты в засаленных ватниках осматривали танки; один танкист заново красил башню "КВ" белой краской.

Озеровцы шумно и весело приветствовали первых гвардейцев. Здоровались, крепко встряхивая руки. Как водится, все было приправлено доброй, сердечной шуткой.

– Зазнались уже или нет?

– Не успели еще! Некогда!

Увидев бойцов взвода Юргина, с которыми приходилось встречаться на переднем крае, гвардии старший сержант Борисов подошел к ним:

– О, соседи! Привет!

В новом, пухлом ватнике и ватных брюках, в шлеме и валенках, Борисов казался толстым и неуклюжим; лицо его, в жирных пятнах масла, улыбалось.

– Что ж ты ушел с передовой? – спросил его Андрей. – Скучно без нас?

– Поцарапали немного. Вот сейчас закончу ремонт, а завтра – опять туда. А вы?

– Пожалуй, тоже…

– Слыхать что-нибудь?

– По всем приметам, должны пойти.

Подошла еще группа солдат, а за ними несмело – санитарки в беленьких, чистеньких полушубках, еще не побывавших в траншеях и блиндажах. Среди девушек Андрей сразу заметил Лену; их взгляды встретились, и Андрею показалось неудобным промолчать; смущаясь, он спросил девушку издали:

– Ну, как Найда? Не сбежала?

– Это он, – сказала Лена подругам и смело направилась к Андрею. Нет, не сбежала! Вы понимаете, она уже привыкла ко мне. Честное слово!

– А как с собаками?

– Мои на нее ворчат.

– Ничего, поладят!

Стараясь не мешать общему разговору около танков, Андрей и Лена отступили в сторону, к стене сарая, и тут, несмотря на короткое знакомство, с удивительной обоюдной легкостью и живостью заговорили о разных разностях, что приходило каждому на ум: о собаках, о боях, о Москве, о прежней и будущей жизни… Лене было приятно разговаривать с Андреем потому, что он – настоящий фронтовик, хорошо знающий войну, а Андрею – потому, что давно уже не видел перед собой так близко румяного девичьего лица и улыбающихся глаз, не слышал девичьего голоса… Они так увлеклись своим разговором, путаным, но, казалось, необычайно важным и интересным, что даже не слышали, о чем говорили около танков.

Вначале разговор у танков шел вразнобой, но вскоре Иван Умрихин занял в нем ведущую роль. Присев на порожнюю бочку из-под бензина, он в удобный момент пустил в дело свой хрипловатый голос, всегда чем-то покорявший людей.

– Ну, хорошо, товарищи танкисты, – сказал он, – вот вам дали гвардейское звание. Это, скажу я вам, не шутка! Прямо скажу: большой почет! Выходит, сегодняшний день у вас настоящий праздник. А почему же вы не гуляете, водку не пьете, а возитесь здесь в разном мазуте, как черти?

– Гулять, возможно, завтра будем, – ответил Борисов.

– Завтра? А нас позовете?

– Обязательно. Без вас нельзя.

– Вот это разговор! А где же устроите застолье?

– В чистом поле, на раздолье, – ответил, улыбаясь, Борисов. – Там веселее, чем в этой деревне.

– О-о, нашли место! – с неудовольствием протянул Умрихин, подняв и отводя в сторону от Борисова посиневший утиный нос. – Дрожь берет на таком раздолье!

– Зато там с музыкой!

– От той музыки икать охота.

Танк "КВ" загудел и внезапно дернулся на месте. Все невольно дрогнули и отшатнулись от него; в кронах старых черных ветел у соседнего двора заметались, загалдели галки, собравшиеся на ночлег. Когда танк замолк, Умрихин продолжал:

– Нет, как ни говори, а невеселый вы народ, танкисты! У вас такой праздник, а все вы – серьезные, хмурые, даже виду не хотите показать, что рады. А ведь рады так, что в пляс бы только. Я же вижу, у меня глаз верный. Скажем, вон тот, который малярит. Да у него все печенки поют от радости!

Маленький танкист, красивший башню "КВ", яростно покрутил кистью в заляпанном белилами ведерке и огрызнулся:

– Ну и что же? Что ты прилип? Зависть тебя берет, вот что, любезный ты мой папаша! Если хочешь, я тебе прямо скажу: да, рад; да, все печенки поют от радости!

– Вот видите, я же угадал, – мирно заметил Умрихин, раскидывая в стороны руки и этим жестом как бы приглашая всех присутствующих в свидетели его правоты.

– Да, рад, рад, вот и все тут! – разгорячился маленький танкист, бросил работу и замахал в воздухе белой кистью. – А ты мне, папаша-умница, скажи: какой же дурак не будет радоваться такому званию, а? Я как узнал про это, во мне, и верно, все запело!

– Ну, будет, будет, Кривцов! – сказал Борисов, смущенный бахвальством маленького танкиста. – Малярь знай, торопиться надо.

– Конечно, я замолчу, – сразу стихая, ответил Кривцов. – Только напоследок я скажу одно: вредный же он, этот папаша, или не видите? Все молчат, а он все с подковыркой да подковыркой!

– Хватит, Кривцов! Не обижай гостей!

– Он сам обижает!

– Вот и видать тебя сразу насквозь, как стеклышко! – сказал Умрихин. – Не успел, стало быть, получить гвардейское звание, а уже зазнался. А что из тебя будет, если орден дадут или медаль из чистого серебра?

– Дадут разве? – спросил кто-то из солдат.

– Понятно, дадут, в приказе так и сказано, – со свойственной ему мирной манерой ответил Умрихин и похлопал подзастывшими валенками нога об ногу. – Не обязательно, понятно, ему вот, товарищу маляру, дадут, а вообще многим из их бригады.

Всех развеселило, что Умрихин удачно уколол обидчивого танкиста, и все весело, беззлобным смехом поддержали шутника. Умрихин затем обратился к Борисову, который, по молчаливому сговору занятых работой танкистов, принимал гостей:

– А насчет других разных отличий, товарищ гвардии старший сержант, не слыхать еще?

– Каких еще отличий?

– Ордена и медали у всех одинаковые, а для вас должны быть особые отличия, – знающе заявил Умрихин. – Какую-нибудь особую форму надо или, допустим, особые знаки на груди.

– Можно и без отличий.

– Нет, нельзя, – возразил Умрихин. – Раз вы гвардия – у вас все особое должно быть: и форма, и знаки, и даже, я думаю, харч особый…

Замечание Умрихина об отличиях понравилось всем: и танкистам и пехотинцам, и все разом заговорили о том, установят ли в самом деле отличия для гвардейцев и если установят, то какие именно…

– В царское время разные были, – сказал Умрихин.

– То в царское! – крикнул Кривцов с танка, надеясь, видимо, этим замечанием как-то отплатить Умрихину за его обидные шутки.

– А почему сейчас не сделать? – сразу прицепился Умрихин и даже спустился с бочки. – Ну, скажи, почему? Раз гвардия, стало быть, лучшее войско, а лучшее войско издали должно быть видно. Взглянул и видишь: гвардия! У меня, сказать откровенно, дед раньше служил в гвардии. Раньше ведь как брали в гвардию? По росту. Как взглянула комиссия на деда, так в один голос: в гвардию! Он даже повыше меня был, вот как! А служил он у генерала Скобелева… Вот был, братцы, генерал так генерал: осанка – во какая, взгляд – орлиный, борода – надвое, а под ней вся грудь в орденах! Дед с этим Скобелевым ходил турок бить, а потом и привез домой его портрет. Настоящая картина, вся в красках! И вот, бывало, как взглянет дед на тот портрет, так в нем будто пружина ударит! Головой до потолка, руки по швам. Ох, и выправка была! Не только в гвардии служил, а и правофланговым в роте ходил.

– Подумаешь, трясется со своим дедом! – крикнул Кривцов, искренне страдая от того, что ему никак не удается отплатить Умрихину за обиды.

– Насчет деда, товарищ танкист-маляр, я совсем не зря затеял разговор, – сказал Умрихин и обратился к Борисову: – Я вот что хотел узнать: как насчет росту будет, а? Определен рост для гвардии или нет еще?

– Я думаю, что дело не в росте, – ответил Борисов. – Гвардейское звание должно даваться за геройство, а рост тут ни при чем…

– Как ни при чем? – удивился Умрихин. – Гвардия во всем должна быть отличной от остального войска, я так понимаю. Скажем, ваш рост можно еще считать подходящим для гвардии. Ну, а вот тот ваш товарищ, который малярит, он же совсем мал! Нет, пусть он не обижается на меня, я это к слову, а все же, по правде сказать, какой у него рост?

В толпе раздался дружный хохот.

– Нет, я не в обиду сказал, – продолжал Умрихин, когда хохот подзатих. – Я только диву даюсь: мелковат же он для гвардии! Я так думаю: тех, которые не вышли ростом, должны бы из вашей гвардейской бригады отсеять, а набрать рослых.

Кривцов не мог больше сносить обиды.

– Вроде тебя? – крикнул он и пролил белила. – Не ты ли хочешь на мое место?

– А что ты думаешь? – спокойно, как ни в чем не бывало ответил Умрихин. – Если будут подбирать в гвардию по росту, то как раз я первый и попаду на твое место!

Солдатская толпа, охочая до шуток, грохнула что есть мочи; на ближних ветлах опять встревожились галки, но уже завечерело, и они, погалдев, похлопав крыльями в ветвях, быстро затихли.

– Генералы приехали! – крикнул кто-то.

Толпа у танков сразу приумолкла.

Голоса стали сдержанны и строги:

– Какие генералы?

– И ваш и наш…

– У вас тоже теперь генерал?

– А как же? С сегодняшнего дня!

– Еще кто? Видал?

– Там полно наехало!

Помолчали. Потом Умрихин заключил:

– Так и есть, завтра нагуляемся вволю!

В эту минуту Андрей, увлеченный разговором с Леной, вдруг услышал голос Юргина. Лейтенант стоял рядом. Он внимательно поглядел на Лену и сказал, сдерживая раздражение:

– Собирай ребят!

Батальон Шаракшанэ получил приказ перед рассветом выдвинуться на передовую. Начались сборы.

Подойдя к дому, где размещался взвод, Матвей Юргин остановился и, будто между прочим, спросил:

– С кем это разговаривал-то? Знакомая?

– Познакомились… – смутился Андрей. – А что?

– Как тетерев на току. Звал, звал, а он и ухом не ведет! Не знал я, что ты такой дотошный.

На соседнем дворе послышались отрывистые девичьи голоса; всполошились, залаяли собаки.

– Да-а… – задумчиво сказал Юргин и вздохнул. – Да, девчонки… Закурить есть?

– Познакомить с ней, а? – вдруг спросил Лопухов. – Хорошая девушка! Хочешь, а?