Текст книги "Убить в себе жалость"

Автор книги: Михаил Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

28

Грач получил четкие указания от Валентины: если о продаже дома хозяева давали объявления в газету, от предложения отказываться. В Каменке, небольшой деревушке, расположенной в семидесяти километрах от города, Грачевскому понравился срубовой дом: предпоследний на единственной улице, с надворными постройками и широким палисадником. Но хозяйка сказала, что уже несколько раз давала объявление о продаже.

За два дня Грач объездил три десятка поселков. В основном продавали развалюхи, а хорошие дома, как правило, располагались в середине улиц. Наконец под вечер он нашел то, что искал.

Деревня называлась Марево и насчитывала пять десятков домов, добрая половина из них пустовала. Приглянувшийся дом стоял третьим с краю и выглядел крепким. Участок в пятнадцать соток Грача вовсе не интересовал, но хозяйка – сгорбленная старушка лет семидесяти пяти, назвавшаяся бабой Ниной, в первую очередь повела его в огород, показывая унавоженную землю, аккуратные грядки клубники, плети бахчей, множество вишневых деревьев, растущих вдоль забора.

Наконец она пригласила гостя в дом; после осмотра угостила чаем с вареньем, приговаривая, что уступит в цене, если гость согласится на покупку. А будущий урожай картошки и капусты – пополам, это было единственное условие, которое выдвинула баба Нина.

Грач машинально кивал головой, думая, что после может перебраться сюда с матерью: свежий воздух, недалеко озеро, где, по словам хозяйки, водятся караси и щуки – иногда она покупает у местных мужиков рыбу или меняет на самогон.

Сама Валентина в предварительном разговоре отказалась от какого бы то ни было убежища, она твердо решила, что скрываться не намерена. От ее заявления веяло безысходностью. Впрочем, как и от всей затеи целиком.

Начальная стадия ее плана шла гладко, Грач и верил, и нет, что в один прекрасный момент Валентина откажется от безумного шага, плюнет на все, беспомощно разревется. А он поддержит ее, будет рядом хотя бы первое время; не захочет она видеть его рядом, уйдет из ее жизни так же стремительно, как и появился в ней.

– Баб Нин, ты точно объявления не давала? – еще раз переспросил Грач.

– Не давала, сынок, – заверила его старушка, подливая чаю. – Только соседям сказала да внуку – он в городе живет с невесткой. Вот я и переберусь к ним. Когда старик был живой, вдвоем кое-как справлялись, а одной тяжело. Да и тоскливо.

Искоса поглядывая на гостя, в дом вошел здоровенный кот, прыгнул на колени хозяйки и сразу заурчал. Баба Нина погладила его и подтолкнула с колен.

– Ладно, мать… Поговорим насчет урожая. Я тебе заплачу, купишь на эти деньги и капусту, и картошку.

Хозяйка нехотя согласилась, поворчав что-то о своей картошке, которую она ни разу не брызгала химикатами, а собирала жука, проводя на огороде целые дни.

– Когда оформлять будем? – спросила она.

– Завтра утром. Успеем за день?

– Не знаю, – она покачала головой. – Соседи вот недавно продали дом, так пришлось вызывать техника: участок мерить. Без техника не получится. Да и не каждый день он ездит.

– Договоримся и с техником, – успокоил ее Грач. – А ты, мать, собирай вещи, чтобы потом не суетиться.

– А ты не подведешь, сынок? Я соберусь, а ты раздумаешь дом покупать.

Грач заверил бабу Нину, для убедительности дав сотню.

Смеркалось. Грачевский выехал из деревни другой дорогой, которую ему показала вышедшая проводить гостя хозяйка. До города он добирался без малого час. Не заходя домой, зашел к Валентине доложить о результатах своей поездки.

Она ждала его, решив, что, если и в этот раз Грачу не повезет, наутро поедет вместе с ним.

Ей казалось, что он намеренно тянет время. Вчера она отметила показания спидометра, и если помощник никуда не ездил, утром она это узнает и погонит его в шею. Хотя тот мог просто покататься за городом, накрутив пару сотен километров, не заезжая в населенные пункты.

Но вот сегодня к ночи все ее сомнения исчезли.

Она сделала еще один шаг, согласно плану, она продвинулась не так далеко, но вот следующие два-три дня покажут, насколько хорошо она готова и хватит ли у нее мужества.

29

Утро выдалось прохладным. Усаживаясь в машину, Валентина припомнила старый американский фильм про молодого индейца, который впервые оказался в городе и транспорта, кроме лошади, в глаза не видел. По прямолинейному сюжету, сильно смахивающему на индийский, сын прерии спасал соплеменницу, которую гангстеры похитили из-за ее неотразимой внешности. Он прибыл в мегаполис налегке – голый торс, подобие штанов, которые скрывали в основном ноги, и мокасины. Он быстро отыскал логово преступников; ловко увертываясь от пуль, освободил невесту и, используя чутье, распознал в длинном «Кадиллаке» прототип лошади. Индеец прыгнул за руль, замешкавшись только на мгновенье, повернул ключ зажигания, утопил педаль сцепления и, включив передачу, с пробуксовкой тронулся с места. Управление автомобилем оказалось проще понукания.

Вот так же, как и Грачевский, индеец игнорировал запрещающий свет светофоров, увозя свое сокровище в родные прерии. На строгое замечание Валентины помощник ответил: "Так ведь нет никого".

Он быстро освоил автомобиль, привык к дороге, глаза автоматически отмечали дорожные знаки. Как и всякий начинающий, Грач чувствовал себя за рулем асом, ему казалось, что, кроме него, никто не может так лихо управлять автомобилем. Впрочем, Валентина быстро усмирила его. Теперь Грачевский мягко останавливал машину на трамвайных остановках, давая возможность пассажирам перейти дорогу, и терпеливо сносил ненавистный красный свет.

* * *

Как всегда при покупке недвижимости, вначале подсознательно отмечаются недостатки, покупатель заведомо настроен критически и перед продавцом имеет незначительное преимущество.

Валентина оглядела вначале высокие массивные ворота: доски были пригнаны хорошо, не наблюдалось ни одной щели. Калитка также соответствовала требованиям судьи.

Дом выходил тремя окнами на улицу, перед ним густо разрослись высокие кусты сирени, которая в этом году из-за весенних заморозков так и не расцвела. Плотные листья сплошной стеной закрывали видимость с улицы. Щербатый забор палисадника отстоял от дома примерно на два метра.

Женщина обошла сараи; в одном из них наклонилась над открытым погребком, затем решительно спустилась по металлической лесенке.

Тусклый свет от зажигалки высветил огороженный сусек, в котором лежали несколько клубней прошлогодней картошки, пустившей во мраке необычной длины ростки. В ящике гнила морковь вперемешку со свеклой. На заплесневелых полках стояли две банки с солеными огурцами, на полу кадка, накрытая марлей. Немощной хозяйке было тяжело одной, по-видимому, до погреба не дошли руки, чтобы содержать его в порядке, в каком она держала огород.

Пол был еще сырой, грунтовая вода только недавно сошла. Среди догнивающих на земляном полу овощей сидели лягушки и таращились на огонек зажигалки. Под бетонным перекрытием, из которого торчала ржавая арматура, висело облако комаров.

Зажигалка нагрелась до того, что Валентина, поглощенная осмотром погреба, внезапно почувствовав нестерпимое жжение в руке, отбросила ее.

Прямоугольника света, проникающего в погреб, было достаточно для того, чтобы женщина, не боясь поскользнуться на перекладинах лестницы, благополучно выбралась наружу.

Сверху она еще раз осмотрела погреб. Перекрытие было высоким, сверху лежал толстый слой земли. Погреб закрывался двумя крышками – внизу, где собственно кончался лаз, и наверху. Скорее всего зимой хозяева утепляли погреб, закладывая между крышками либо тряпье, либо солому.

Валентина была в чистом, поэтому эксперимент отложила на завтра. Она поместит в погреб своего помощника, закроет одну крышку, завалит доверху, потом опустит вторую и проверит, насколько слышны будут крики. Скорее всего из подземного мешка не донесется ни звука, а если что и просочится, то, в свою очередь, будет вобрано расстоянием в пятнадцать метров, которое отделяло сарай от ворот. К тому же дверь сарая будет также закрыта. Будет заделан и прямоугольный лаз в двери, который, видимо, был предназначен для кошек.

Валентина вышла на огород, удовлетворенно отмечая, что справа вдоль всего забора протянулись кусты вишни, через которые совершенно не просматривался соседский участок. Дальняя сторона изгороди заросла крапивой и высоченными побегами клена. От соседей слева дом отгораживал пустырь; раньше там тоже был участок и жилой дом, от которого остались только каменная наружная завалинка да полуразрушенная труба русской печки – результат пожара.

Валентина вошла в дом. Бегло оглядев террасу, прошла в само жилище. Кухня была большая, по городским размерам просто огромная. Справа от входной двери стояла кровать с панцирной сеткой, застеленная старым покрывалом. Между окон находился высокий прямоугольный стол, еще дальше – что-то наподобие комода, выкрашенного в белый цвет. Валентина невольно подняла глаза на потолок, на сероватый цвет которого обратила внимание в первую очередь, и сделала вывод, что, видимо, когда красили потолок, решили пройтись кистью и по убогой кухонной мебели.

Женщина ощутила легкий дискомфорт. На миг ей показалось, что в сероватом шкафу должна храниться не кухонная утварь, а списанные хирургические инструменты, местами с облезшим хромом, в пятнах ржавчины.

Не для того чтобы успокоить себя, а просто ради любопытства она открыла скрипучую дверку. В нос ударил приторный запах мяты и сахара, который тонким слоем устилал пожелтевшую от времени газету, расстеленную на дне шкафа. Хозяйка торопилась, собирая скарб, поэтому в доме царил беспорядок.

Рукомойник располагался в дальнем углу кухни, рядом с печкой, в которую был вмонтирован котел водяного отопления. Вкруговую, как на кухне, так и в гостиной, вдоль стен проходили трубы с обычными радиаторами, расположенными под каждым окном. Валентина подумала, что зимой тут должно быть тепло.

Годы еще не стерли из памяти старый домик в деревне, где печки размещались посреди помещений – на кухне и в гостиной. Зимой от них исходил жар, рядом стоять было невозможно, а спать все равно холодно: от стен и пола веяло стужей. А в этом доме, где трубы отопления располагались близко к полу, тепло, – еще раз подумала Валентина.

Она проверила работоспособность электроплитки, по-хозяйски сгребла с кроватей покрывала и матрасы и вынесла во двор.

Грач, как тень, всюду ходил за ней. За все то время, что они находились здесь, перебросились лишь парой ничего не значащих фраз.

Они вытрясли покрывала, выбили пыль из матрасов. Переодевшись в трико, женщина вымыла полы. За неимением швабры мыла руками. Отметила про себя, что теперь ей не мешает живот.

За водой ходил Грачевский. Когда он удалился в третий раз, Валентина пошла вместе с ним на огород, чтобы осмотреть колодец. Под покосившимся навесом она увидела барабан; две створки, расположенные под углом, плотно закрывались.

Когда они приехали в деревню, помощник, открыв ворота, сразу же загнал машину во двор. Пока Валентина прибиралась в доме, он, отыскав в сарае ведро, вымыл машину. Грач не ошибся, предположив, что сегодня они заночуют здесь, иначе зачем все эти хлопоты по дому.

Удалив с поверхности машины влагу мягкой тряпкой, Грач остался доволен своей работой: "Жигули" сияли, словно находились на стенде магазина.

Они нашли несколько старых мешков и набили их соломой. Валентина не стала дожидаться завтрашнего дня, чтобы провести небольшой эксперимент. Ворча, Грачевский нехотя залез в погреб, с неприятным чувством встретил стук опустившейся крышки и полную темноту. Непроизвольно представил легкие покачивания, словно действительно находился в гробу, который несут к последнему пристанищу. А Валентина тем временем сверху укладывала на нижнюю крышку мешки с соломой.

В течение двух-трех минут он молчал, затем, будто его прорвало и он действительно был смертельно напуган, закричал. Иногда его голос непроизвольно срывался на визг.

Через пять минут с видимым облегчением он увидел светлый прямоугольник над головой.

"Ну как?" – осведомился он кивком головы.

– Слышно, – ответила Валентина. – Но очень слабо, как будто комар пищит. А от ворот – вообще ни одного звука. Если бросить на погребок какое-нибудь барахло, можно спать спокойно. Кстати, как ты отнесешься к тому, если мы заночуем здесь?

– Я-то нормально, – пожал плечами Грач и после небольшой паузы, стараясь придать словам значение, добавил: – А ты?

– Не здесь и не сейчас, – ответила она. – А может быть, вообще никогда. Пожалуйста, Володя, не затрагивай этой темы даже в мыслях. Хотя бы первое время. Договорились?

Он снова пожал плечами.

Неприятное чувство, зародившееся в погребе, все еще давало о себе знать: он слышал голос Валентины как через толщу воды или одеяла. Грач непроизвольно сглотнул, ощутив характерные пощелкивания в ушах.

Не так давно Валентина вспомнила смекалистого индейца за рулем "Кадиллака", а сейчас на ум Грачевскому пришел старый жулик, с которым ему пришлось провести несколько лет в одной колонии. У того, как и положено, хорошо был подвешен язык, он знал, а порой и походя придумывал бесчисленное количество историй, в основном связанных с женским полом. Однажды он рассказывал, божась, что это чистая правда, как ему довелось ехать на Дальний Восток в купе спального вагона с одной женщиной. Та боялась всего – тоннелей, мостов, стрелок, перегонов; прижималась к соседу, когда поезд неожиданно резко тормозил. И все время повторяла, находясь в крайнем возбуждении: "А вдруг мы погибнем?!" Судя по тому, Как ее бил озноб, она действительно была возбуждена.

Заводился и матерый жулик, оперативно запирая купе. Однако уже на второй день пути, когда до Владивостока оставалось ехать всего неделю, подумал, что любвеобильная соседка так и будет шарахаться от каждого полустанка, а до места назначения доедет только его дорогой костюм да пара палок початой копченой колбасы, от которой они по очереди откусывали два раза в сутки. В вагон-ресторан они выбрались, когда подходил к концу последний день их путешествия, шатаясь из стороны в сторону.

Вроде не к месту вспомнил Грач эту историю, она пришла на ум лишь потому, что они с Валентиной остались вдвоем, а издалека довольно отчетливо доносился стук колес. Кроме настроения, все располагало к близости, но оно-то как раз и было главным.

Как бы то ни было, но все зависело только от Валентины.

Он долго не мог заснуть, прислушиваясь. Иногда ему казалось, что Валентина зовет его, и он, приподнимая с подушки голову, напряженно вслушивался.

В нем не проявлялось нетерпение. За свою нелегкую жизнь он привык к ожиданию. Вот и сейчас, зная, что ничего не произойдет, всматривался в темноту.

Грач ничего не предпринял, когда среди ночи до него донеслись еле различимые всхлипывания женщины. Он пошарил рукой на полу, где оставил сигареты и спички, и прикурил, давая знать, что он тоже не спит. Может быть, он делал правильно, а может, и нет, потому сейчас Валентине ни к чему свидетели ее слабости.

Он выкурил пару сигарет, выпил колодезной воды, гоня от себя мысли о том, что, возможно, через два-три дня совершит последнюю в своей жизни ошибку. План Валентины виделся ему прямолинейным, но выбирать не приходилось, потому как он был единственным.

30

Ирина вынужденно провела пальцами по спине притихшего на ней партнера. Его спина была мокрой, ее жест походил на тот, которым смахивают с запотевшего стекла влагу: машинальный жест, за которым не кроется никаких чувств – это для нее, опытной женщины. А для расслабившегося партнера, по спине которого вдруг пробежала новая волна возбуждения, ее руки казались нежными, любящими, даже благодарными.

Нет, все же он чуточку наивный…

Он делал свое дело, прилагая массу ненужных усилий, совсем необязательных для партнерши. Если бы он не старался выглядеть сексгигантом, а был самим собой, и ей, может быть, доставил бы удовольствие. А так во время короткого, неравного "поединка" иногда ей хотелось рассмеяться, и она, сдерживаясь, стискивала зубы, закрывала глаза, невольно дергая телом. И заводила его еще больше.

Он лежал на ней, и его дыхание постепенно успокоилось. А она продолжала водить по его спине кончиками пальцев, отлично зная, что только первое прикосновение после секса для него приятно-зудящее, остальные же выбивали крупные мурашки и вызывали жуткую щекотку.

Дабы не раздражать партнера, Ирина прекратила пассы руками и обняла его за плечи.

Генерал-майор Венедиктов освободился от объятий, не спеша оделся, придирчиво оглядел в зеркале, подходит ли к рубашке галстук, но, видимо вспомнив, что он не у себя дома, вернулся к Ирине, присев на краешек кровати.

Ирина Архипова не раз встречалась с начальником у себя дома, изучила все его повадки и сейчас прекрасно знала, что генерал прикоснется губами к ее уху и прошепчет чуть несуразное: "Спасибо, милая". Она как всегда ответит благодарной улыбкой, прижмется к нему, изображая неловкость. Потом на ее чело опустится легкая грусть: "Собственно, за что насмехаться над ним? Все же он доставил ей удовольствие".

Ирина прихватила с тумбочки коньяк, рюмки, Венедиктов помог отнести на кухню вазу с конфетами и тарелку с ломтиками дыни.

– Что интересного можешь сообщить по поводу позавчерашней операции? – чуть длинновато спросил моложавый генерал.

– Все прошло гладко, Сергей Васильевич, – переходя на официальный тон, ответила хозяйка.

Венедиктов, конечно же, ознакомился с подробным рапортом полковника Рожнова, выслушал его лично, но его интересовали иные детали, нежели изложенные Михаилом Константиновичем. Скорее всего по привычке офицера и, может быть, необязательно, на скорую руку суховато поинтересовался у Ирины:

– Кто особо отличился?

– Все работали хорошо. Но я бы отметила Андрея Яцкевича и Олега Шустова. – Она намеренно назвала командира группы последним, выделяя Яцкевича. Если Олег действовал прагматично, то работа Андрея, как всегда, впечатляла артистизмом, он играл, нажимая на курок в последний момент. Он выделялся среди товарищей даже манерой держать оружие. Если в его руках была винтовка, то приклад никогда не касался плеча, а лежал на предплечье; странная манера, для многих совершенно непригодная, но Яцкевич из такого положения стрелял без промаха.

– Так и запишем, – шутливо отозвался Венедиктов, с проницательностью опытного разведчика отмечая, как именно высказалась его подчиненная. И продолжил во множественном числе: – Значит, не зря мы платим Рожнову деньги?

– Заслуженно, – подыграла хозяйка, наливая гостю чай.

– Спасибо, Ирочка…

Сколько себя помнила Ирина, поднималась по служебной лестнице таким вот методом, вернее, в управлении, где она работала, сложился определенный "постельный", а чаще всего "настольный" стиль повышения: начальник – подчиненная, и из этой колеи не выбьешься, из нее один путь – на обочину. К тридцати пяти годам порой чувствовала себя задолбаной курицей – но с приличным местом на насесте. Часто задумывалась о семье, ребенке, но также сообразно текущему моменту: ну поднимешь хвост, примешь подобающую позу, выкатишь наружу яйцо, сядешь на него; а думы какие-то злые, не сегодня так завтра надоест, клюнешь родное яйцо покрепче, забросаешь навозом – и снова к прежней жизни с прежними злыми мыслями, – порой тоскливо, зато без обузы.

Невесело…

Венедиктов лично контролировал работу "пятерки", если у Рожнова были досье на каждого члена группы, то генерал обладал личным делом на самого полковника, куда заносил донесения своего личного агента, которая в данный момент заботливо предлагает ему печенье.

Он повторился, на этот раз отказываясь:

– Спасибо, Ира, – а про себя отметил, что сумел восстановиться в довольно короткие сроки: если бы не поджимало время, он, допив чай, возвратился бы с женщиной в спальню. Эта красивая тридцатипятилетняя женщина умела заводить его так, как ни одна более молодая. "Опыт, женственность, – пытался рассуждать генерал, – сексапильность, что там еще?.." Похоже, ничего; не забывал он отметить и себя, самодовольно вспоминая трепещущее под ним тело женщины, ее закрытые глаза и плотно стиснутые зубы. Вот сегодня он просто измотал ее на нет.

Обычно они встречались после проведенных группой Шустова операций, если таковые долго заставляли себя ждать, генерал, чувствуя в наступившей паузе свою недоработку, навещал подчиненную "вне плана".

С хорошим настроением он покинул квартиру Ирины. А та, оставшись одна, сменила постельное белье и, задумавшись, присела на кровать. Что-то беспокоило ее в работе группы Олега, но что, сказать себе не могла. Также не могла поделиться своими тревогами с Венедиктовым. Вполне возможно, они беспочвенны. Однако ей придется ждать, наблюдать и делать выводы – а этому агент генерал-майора ФСБ Венедиктова, была обучена.