Текст книги "Гончаров и Бюро добрых услуг"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Пустяки, пойдем в ротонду. В твоей корзине я заметил беспечную головку коньяка, которую мне не терпится открутить.

– Ну вот, таким ты мне нравишься больше, сейчас ты соответствуешь тому Гончарову, о котором мне рассказывала Елена.

– Далась тебе эта Елена. – Занимая первоначальную позицию недовольно проворчал я. – Где ты её нашла и чем она сейчас занимается?

– Это не я её нашла. – Выгружая содержимое пакета на шаткий столик ответила Верещагина. – Это она меня нашла. Пришла устраиваться на работу и сразу мне понравилась. Ну а потом мы подружились и я увеличила её жалование вдвое. Давай, Гончаров, выпьем за успешный исход нашего безнадежного дела.

– Почему сразу безнадежного? – Принимая стаканчик обиделся я. – У меня уже появились кое – какие наметки и сегодня оно мне не кажется таким уж безнадежным.

– Наш приезд сюда связан с этими наметками?

– В какой – то мере да.

– Расскажи, мне интересно. – Незаметно подсаживаясь мне под бок попросила она.

– Ты кто по специальности? – Я по дружески положил руку ей на бедро.

– Зубной врач. – Стискивая коленями мою кисть ответила мучительница.

– Я же у тебя не спрашиваю с какой стороны тебе удобней рвать зуб.

– Ты прав, поехали ко мне домой.

– Так быстро? – Разочарованно хмыкнул я. – Даже неинтересно...

– Со мной быстро не получится. – Ангажируя свое самое сокровенное она прикрыла глаза. – Со мной долго и очень интересно... Поехали.

– А почему бы нам не занятся этим на природе? Свежий воздух, легкий морозец, а под нами скованное льдом лежит необъятное лоно Великой реки. Величаво...

– Гончаров, перестань трепать языком. – Массированно поднимая мой жизненный тонус скрозь стиснутые зубы выдавила она. – Ну что ты там на полпути застрял?

– Да так... Показалось, что ветка хрустнула. – Стянув с неё куртку я добросовестно принялся за пуговки пиджака.

– Не надо... – Дернулась она. – Холодно. Пойдем хоть в машину.

– Бежим, а то разольется. – Заржал я и хлопнув её по заднице первым бросился к траншее. – Догоняй и открывай машину, или я своим тараном разворочу весь бруствер.

Спешный процесс раздевания мы закончили уже в салоне. Видимо свою иномарку она успела обновить и освоить ещё до меня, потому что сразу же заняла выгодную и удобную для себя позицию предоставив мне роль партерного акробата. Может быть благодаря именно этому обстоятельству я и остался живым.

Потный и злой я извивался червяком и долго не мог справиться со своей задачей, а когда это все таки произошло я с облегчением вздохнул. Так после трудовой вахты вздыхает стахановский шахтер выдавший на гора миллион тонн угля.

Вытирая мокрый лоб я невольно глянул в заднее стекло. То что я увидел на секунду лишило меня дара речи. По косогору, с выключенным двигателем на нас медленно и неотвратимо катился гусеничный трактор.

Над комизмом ситуации в духе Леонида Гайдая, можно было только посмеяться, потому как времени, до того как нож бульдозера коснется нашего бампера, было предостаточно. Его с лихвой хватало, чтобы трижды выскочить из салона, но из – за солнечных бликов я не видел машиниста. Кто он такой и что делает? Просто шутит или его там вовсе нет. Последнее было самым неприятным, в любой момент с наката дизель мог самопроизвольно завестись и тогда от "немецкого чуда" моей партнерши останется коровья лепешка.

Мужественно решив остановить неуправляемый трактор монстра своей твердой рукой я открыл дверку и тут заметил такое, отчего шестнадцатитонный монстр мне показался маленькой и безобидной букашкой.

С обеих сторон склона, прячась за стволами деревьев, крались два ублюдка в камуфляжных костюмах и черных масках. Слева и справа от трактора они двигались под углом в девяносто градусов и острие этого угла было нацелено на нас. С этим безобразием ещё как-то можно было смириться и попробовать вступить с ними в переговоры, кабы не одно обстоятельство... Это "обстоятельство", зажатое у них в руках очень напоминало мне продукт умственной деятельности Николая Федоровича Макарова.

Времени на размышления больше не оставалось. Выскочив сам я за ноги, буквально выдернул Верку и забросив её за бруствер и упал следом.

– Ты что!!! – Заорала она благим матом.

– Заткнись, дура, нас обложили... – Вместе с ней я скатился в траншею.

Два выстрела подтвердили всю горечь и правоту моих слов. Она поверила и окаменела. Ничего другого как гнать её по траншее на пинках мне не оставалось. Не оставалось и другой дороги. "...Неудобно коммунисту

Бегать как борзая!

Прямо кинешься – в тумане

Омуты речные,

Вправо – немцы-хуторяне,

Лучше я погибну в поле

От пули бесчестной!.."

Нет, погибать от пули я не хотел, ни от честной, ни от бесчестной, потому-то и понукал бегущий у меня под носом голый Веркин зад. И все бы ничего, можно бежать бесконечно долго, когда ты видишь перед собой цель или финиш, а с этим у нас была напряженка. То есть нет, в дефиците была только цель, а с финишем все обстояло благополучно. Еще полсотни метров и мы выскочим к беседке. Впереди нас обрыв с бараком, а справа и слева открытое место, где они нас положат как зайчиков.

Именно поэтому, как только мы миновали ротонду, я с лету столкнул Верещагину с шестиметрового обрыва. Успев краем глаза заметить как один из преследователей вскинул пистолет, я не мешкая прыгнул следом.

Выстрел я услышал в полете, а уже через секунду выбравшись из снежного плена я выдернул за собой Верку и не раздумывая погреб к бараку. Наконец то Верещагина поняла всю серьезность нашей ситуации и теперь её ягодицы шустро работали впереди по курсу и без моей помощи.

– Я знаю... Костя... – Добравшись до угла дома испуганно пропищала она. – Я знаю, беги следом... – Очередной выстрел и последовавший за ним мат заставил её моментально исчезнуть, хорошо бы не насовсем.

Еще три прыжка, два выстрела и я под защитой того же самого угла. Чего они хотят? Зачем это все? Козе понятно, Гончаров, они хотят вас немного убить. Обоих? Обоих или одного, какая тебе разница! Может быть свои размышления ты перенесешь на более позднее впемя, а пока есть хоть какая-то возможность, постараешься спасти свою шкуру, а если повезет, то и шкуру своей работодательницы. Кстати, уж не её ли это идея? Не она ли заказала безмоглых киллеров, пообещав доставить бедную овечку, Константина Гончарова, прямо к жертвенному алтарю? А что – это мысль, но вернемся к ней чуточку попозже, а пока...

– Ну чего ты пялишься на меня как баран? – Отчаянно завизжала Верещагина. – Бежим пока не поздно!.. Я знаю... Я облазала весь этот дом вдоль и поперек... Только там мы можем спастись!.. Я знаю!.. Беги за мной...

– Чтобы окончательно попасть в ловушку, которую ты ловко поставила?

– Ты идиот в шестом колене... Я на ... тебя видела... Козел... Подыхай, но только без меня... – Звонко выматерившись она скрылась в дверном провале.

Ничего другого как следовать за ней мне не оставалось, потому что убийцы поливая нас скверной бранью уже начали планомерный спуск с обрыва.

– Где ты там? – Спотыкаясь босыми ногами о штукатурку и битый кирпич гулко как в загробном мире аукнул я. – Отзовись! Куда мне идти?

– Сюда. – Откуда – то слева и снизу приглушенно донеслось до меня. Беги скорее, торопись, иначе я закрою дверь.

Наплевав на свои подозрения я бросился в темноту, в самое чрево развалин и уже через два прыжка, споткнувшись о порог упал и трахнулся лбом о какую-то балку.

– Осторожнее, Костя, там порог. – Словно издеваясь предупредила она. Беги прямо, дальше чисто, а на кухне вообще светло.

Выскочив на эту самую кухню, где кроме разбитых газовых плит и груды битого кафеля ничего не было я в недоумении остановился.

– Эй, овца, где ты есть?!

– В ... – Совсем рядом грязно откликнулась она. – Послал Бог защитничка. В правом углу две двери. Заходи в ту, которая обита оцинкованным железом. Потом спускайся по железной лестнице вниз, только скорее.

Следуя её директивам я довольно быстро нащупал ржавые, ледяные перила и как в преисподнюю сверзился вниз. Надо отдать должное, если бы не её мощные бедра послужившие мне своеобразным бампером, то своей безмозглой головой я бы воткнулся в лист железа стоящего у меня на пути.

– Что это? – В полнейшей темноте спросил я.

– Дверь в бомбоубежище. – То ли от холода, то ли от страха клацая зубами ответила она. – Если ты её откроешь, то мы спасены.

– Вот оно что. – Ядовито заключил я. – Значит сама ты открыть её не в состоянии и ничего другого как позвать меня на подмогу тебе не оставалось! А я то думал...

– Идиот, думать и выяснять отношения будем потом. Открывай двери или нам конец.

– Как я её открою? Ни черта не видно! Тут темно как в царстве Аида. Отчаянно царапая двадцатимиллиметровую броню прошипел я. – Хоть бы какую то железяку. Мне даже нечем зацепиться.

– Баран, что ты там царапаешься?! – Отталкивая меня заверещала она. Тупица, ты хоть понимаешь, что сначала нужно отодвинуть засовы! Нижний я открыла, а верхний не могу, высоко он, да и пальцы в кровь разбила. Скорее, Костя, они уже в доме.

– Не пищи, без тебя тошно. – Нащупав рычаг верхнего засова я безуспешно пытался сдвинуть его хотя бы на миллиметр. – Мухой на кухню, нужен кирпич.

Ни словом не возразив она взметнулась наверх и уже через пару секунд вооруженный дедовским инструментом я сшиб ржавый засов с мертвой точки.

– Костя, миленький, родненький, давай поскорее! – Приплясывая от нетерпения жалобно проскулила она. – Они уже идут по следу. Мамочка, они же нас убьют. Костя!Отчаянно забарабанила она мне в спину. – Если ты меня спасешь, то я дам тебе штуку баксов, нет, две штуки баксов...

– Ловлю тебя на слове. – Заржал я приоткрывая освобожденную дверь, которая отозвалась зверинным ревом всех своих одичавших ржавых шарниров и петель. – Пройди, дорогая, укройся в пристанище бедного поэта и романтика.

– Ужасная вонь! – Сунув нос в затхлый холод заметила Верещагина. Отвратная, до блевотины. Здесь что – то разлагается. Помойная яма!

– Заткнись, моя королева – это не важно. Они уже на кухне! – Толкнув её в темноту я заскочил следом. – Яма спасет нас от смерти, если она закрывается изнутри.

– Закрывается. На двери колесо, крути его направо. Вверх, вниз и сбоку от него отходят три ригеля... – Торопливо, но разумно она дала мне ценное указание и снова зашлась в истерике. – Балван, чего ты стоишь? Крути, Костя!!! Они нас убьют!

– Поздно, матушка, поздно, уже не успеют. – Почувствовав как с нежным, ласкающим сердце скрипом ржавые засовы входят в пазы, жизнерадостно рассмеялся я. – Ежели только они не захватили с собой пару тонн тротила, то можешь считать, что твоя мошна стала на две тысячи баксов легче.

– А ты раньше времени не считай баксы в чужой мошне. – Заметно приободрившись огрызнулась она. – Может быть нас ещё убьют, слышишь, они бегут по лестнице?

Не услышать такое было просто невозможно. В точности повторяя пройденный мною путь, кто-то из киллеров уже гулко катился по леснице оглашая подземелье вольным и разухабистым матом. Только меня в конце падения ждали упругие ляжки Веры Вениаминовны, а его бронированная дверь. Их встреча на низшем уровне ознаменовалось особенно бурно.

– Зачем ругаешься, Кира? – После обильного матоотделения осуждающе спросил тоненький голосок кастрата. – Надо не ругаться, а под ноги смотреть.

– Пошел бы ты на ... – С болью посоветовал хриплый, надтреснутый баритон. – Темно тут как у негра в желудке. Ни хрена не видать. Посвети зажигалкой.

– Тут никого нет. – Очевидно выполнив просьбу хрипатого озадаченно проблеял Кастрат. – Куда они могли сквозануть?

– Тебе в ..., козел. – Раздраженно назвал адрес пострадавший. – Не видишь дверь, что ли? Туда они и слиняли. Стрелять надо лучше! Зажги зажигалку.

– Она раскалилась, пальцам больно.

– Козел, будет ещё больнее! Зажигай, я кому говорю!

– Она же взорвется. – Ужаснулся евнух и немного погодя спросил – Ты что же, хочешь зажигалкой разрезать дверь? Сам зажигай.

– Умолкни, Тура. Посвети, сейчас я пулями сшибу засовы и спокойно замочу голожопых придурков. Отойди в угол.

– Ты сам придурок. – Протестующе завизжал Кастрат. – Разуй шары! Засовы-то с нашей стороны, а они закрылись изнутри, если вообще они там.

– Точно. – После некоторого раздумья согласился хрипатый. – Изнутри закрылись, а я думал... Смотри, на засовах свежие следы крови. Точно, там засели паскуды. Да и следы ног туда ведут... Что делать будем? Такую железяку и "калашом" не прошибешь, а засовов не видно. Взрывать надо.

– Чем? – Восстановив нарушенный статус въедливо спросил Кастрат. Газом из газовой зажигалки, или расковыряем десяток патронов? Ничего взрывать не надо.

– А что же делать?

– Нужно просто садиться и ждать. – Вынес категоричное решение Тура.

– Чего ждать-то? У моря погоды? – Недоуменно пробубнил хрипатый.

– Ждать пока они там околеют от холода и своей глупости.

– Долго же нам куковать придется. – Недовольно прохрипел Кира.

– Не так уж и долго. На улице минус пять, а здесь и поменьше будет. Они голые, учитывая это можно надеятся, что через пару часов они превратятся в сосульки или сделают попытку вырваться наверх, а тут мы их и положим.

– Раскатал губенки! Не такие уж они и голые, на нем свитер и носки, а на бабе пиджак, да ещё рубашка. Я уже жрать хочу, а тут жди пока они подохнут.

– А что ты предлагаешь? – Возмутился евнух. – Оставить их как есть и уйти? А Топору сказать, что мы их урыли? Это ты предлагаешь? А потом они нарисуются и...

Ты не хуже меня знаешь, что он с нами сделает.

– Знаю. – Едва злышно проскрипел хрипатый. – Холодно только.

– Лучше сидеть в холоде живым, чем лежать в тепле мертвым. Философски заметил Кастрат. – Да ты не переживай, самое большее часов в семь они дадут дуба.

– А сейчас и трех нет. Еще четыре часа! Послушай, Тура, мы должны замочить только одного... Зачем нам двое? Может быть поговоришь с ними. Понимаешь о чем я...

– Понимаю. – Удивляясь сообразительности своего подельника повеселел Кастрат.Эй, вы, как вас там... Предложение есть.

– Какое предложение? Гнусное? – Насмешливо отозвался я. Докладывайте, козлятки.

– Жить хотите? – Проглотив оскорбление спросил Тура.

– Хотим. – Не стал я разубеждать его в этом. – А что хочешь ты?

– Откройте дверь и мы гарантируем замочить только одного из вас. Второго отпустим на все четыре стороны. – Сделав это иезуитское предложение без указания рода он замолчал, видимо с тайным сладострастием ожидая скорой расправы.

– Кого именно вы замочите и кого отпустите на волю? – Поставил я вопрос ребром.

– Открой, тогда узнаешь. – Как в кукольной сказке пропел он.

– Слушайте, петушок – трепаный гребешок, и второй качок, опущенный бычок, а не пойти ли вам в лес погуляти, не пойти ли вам к ... матери?

– Дурак, зачем ты их злишь?! – С кулаками набросилась на меня Верещагина.

– Чтобы боеприпасы потратили, чтоб тебе поменьше досталось.

Выполняя мое желание в дверь тяжело и гулко забухали пули оставляя в моей душе неприятный осадок.

– Мужики! – Едва наступило затишье отчаянно заорала Верка. – Кого вы отпустите?

– Конечно женщин и детей. – Сраженный собственным остроумием громогласно заржал хрипатый. – Женщинам цветы, а детям мороженное.

– Отвянь, Верка! – Отшвырнул я её вглубь темноты. – Неужели теде непонятно, что они угробят нас обоих. Меня как жертву, а тебя как свидетельницу, или наоборот.

– Я ничего не знаю, я домой хочу. Пусти меня, тварь!

– Что такое? Бунт на фрегате? – Подтянув поближе я дважды съездил по её щекам.Ну вот, мадам, теперь полное спокойствие и абсолютное подчинение капитану. Мало мне внешних врагов, так у меня в трюме ещё и внутренняя контра завелась.

– Не трожь женщину, кабан кривоногий. Верочка, ты можешь не волноваться, открой нам двери. – Истекая медом пропищал Кастрат. – Мы завалим только этого козла, а тебя отпустим. Можешь даже не сомневаться...

– Ага, разбежалась. – Верно оценив ситуацию и не поддаваясь на провокацию ответила Верещагина. – Сейчас по сотовому я вызову своих качков и остаток дней вы будете работать на аптеку.

– Не веришь, ну и не надо. – Разочарованно отступился Тура. – Замочим тебя вместе с твоим кабаном, только потом не говори, что мы тебя не предупреждали.

Кира, а мне тоже жрать захотелось. – После паузы переключился он на хрипатого.Я рано позавтракал. Давай что – нибудь придумаем.

– А что тут думать, к тачке шлепать надо, а это больше километра. Недовольно отозвался хрипатый. – Но там в багажнике лежит ржаной батон и курячьи окорочка. Я думал дома поджарить, но на крайняк можно и здесь сожрать.

– Сырые окорочка? – С отвращением спросил Кастрат. – Жри их сам.

– Что ты сразу сырые! Их и зажарить можно. Наверху костерок запалим и все дела. Такой шашлычок получится – в кабаке не пробовал! Ну что? Я пошел?

– Потерпим до пяти. – На правах начальника постановил евнух. – До пяти они у нас в шоколадный пломбир превратятся, тогда и пообедаем.

– Как хочешь. – Обиженно согласился хрипатый. – Только до пяти часов мы вместе с ними тоже превратимся в куски замороженного дерьма. Давай наверху костер запалим. Все равно они никуда от нас не денуться, дорога здесь одна.

– Одна. – Поддержал его Кастрат. – И ведет она прямиком на кладбище. Пойдем.

Прийдя к единому согласию они протопали вверх по лестнице, а меня от нервного перенапряжения и холода затрясла крупная и неуправляемая дрожь. Только теперь я понял в какую собачью стужу мы угодили и подумал, что прогнозы евнуха имеют под собой реальную почву. Особенно плохо дело обстояло с ногами. Лишенные обуви они задеревянели и уже потеряли чувствительность.

Моя голозадая работодательница совсем раскисла. Она уже не жаловалась, не ругалась, а скрутившись в какой – то хитроумный узел вклинилась между моих волосатых ног. Кого из нас трясло больше, сказать было трудно, потому как в этом ансамбле мы составляли единый и целостный агрегат.

– Ну что, курица? – Погладив её по голове я выбил зубами короткую дробь. – Похоже, что ты права, не видать мне твоих двух тысяч как собственных ушей.

– Костя, сделай что-нибудь. – Прижавшись щекой к моему колену заревела она. – Не хочу умирать. Может быть мы тоже костер сделаем?

– Из каких дровишек? – Постарался я сохранить чувство юмора. – Из моих кальсон и твоих подштанников? Так у нас даже и этого пустяка нет. Мы можем сжечь мой свитер и твой пиджак, но тогда у нас ничего не останется, да и запалить наш скромный гардероб нечем. Ты хоть помнишь, что собой представляло это бомбоубежище и что в поседнее время здесь хранилось?

– Да, эта комната величиной больше кухни и расположена как раз под нею. Тридцать лет назад она служила подсобным помещением для кухни. Слева от входа стояли большие холодильники, справа полки с сухими и сыпучими продуктами, крупами, макаронами и так далее. Прямо напротив выхода стояли стеллажи с ящиками, там хранились овощи, а под ними стояла выгородка, где ссыпали картошку. А десять лет тому назад все это стало не нужным

и быстро похерилось...

– Погоди, погоди. – Зачарованный внезапно пришедшей мыслью остановил я её. – Ты сказала, что под стеллажами хранилась картошка. Так?

– Так, а что тут удивительного? Картошка хранится во многих столовских подвалах. Не пойму, почему это тебя заинтересовало?

– Этого и не требуется. Вспомни, пожалуйста, много ли там хранилась картошки?

– Не знаю, я её не пересчитывала. Наверное тонн пять, а может и все десять.

– Десять тонн! Это же прекрасно! Верочка, ты даже не знаешь какая ты умная девочка. – От восторга заплясал я. – Дай ка я тебя поцелую.

– Уже целовались! Гончаров, объясни в чем дело?

– Вера, я поражен твоей тупостью! Как по твоему каким образом картошка попадала в подвал? Ее что, ангелы приносили на крылышках?

– Перестань пудрить мне мозги. Картошку в мешке спускал рабочий.

– По этой-то лестнице? Он бы вышиб себе мозги на второй ходке, а чтобы перетащить десять тонн ему бы потребовалось двести раз спуститься в подвал и двести раз подняться. Улавливаешь?

– Улавливаю, улавливаю! Вместо того, чтобы набить морду этим скотам, ты паришь мне мозги и трещишь как старая кофемолка.

– А ты непробиваемая дура. Не можешь понять, что в этом подвале должен находится лифт или, по крайней мере грузовая площадка.

– Тогда иди и ищи. Лично я никакой площадки никогда не видела. Ищи если умный.

– Я так и сделаю, но немного попозже, а пока раздевайся и положи свой жакет на пол. Не волнуйся, я не собираюсь делать того о чем ты сейчас подумала.

– Мне уже совершенно безразлично, что ты со мной собираешься делать. Жалостливо захныкала она. – Но ты отнимешь мой пиджак и я совсем замерзну. Не стыдно?

– Не стыдно, раздевайся, пока говорю по хорошему.

– Я думала о тебе все что угодно, но только не это.

Повизгивая и поскуливая она сделала все, что требовалось. Сняв свитер я честно разодрал его на четыре части по паре портянок на брата. – Где там твоя ходулина?В темноте, на ощупь я поймал её холодную как лед ступню и крепко обернул её четвертушкой свитера.

– Что ты там делаешь? Что у тебя там трещит? – Совершенно ничего не чувствуя равнодушно спросила она. – Ты случайно не отсасываешь у меня кровь?

– Не имею такой привычки. Это больше по твоей части. А вообще заткнись и давай сюда вторую конечность. Да смотри, не потеряй онучи. Береги их пуще глаза. Больше мне тебя обувать не во что. На мне осталась только майка и рубашка.

– Господи, да ты же порвал джемпер! Ты и в самом деле сумасшедший!

– Это не твое дело. Поднимайся и ходи, три шага туда и три назад. Обязательно ходи, не стой на месте, а то мне будет не с кого получить должок в две тысячи.

Осторожно ступая по бетонному полу я отправился в свое трудное, но нужное путешествие. Пару раз споткнувшись о какие – то трубы и трижды вписашись в кирпичные стены, в конце концов, через два десятка шагов, я добрел до толстой металлической трубы которая при столкновении с моим лбом отозвалась отрывисто и недовольно. В радиусе полутора, двух метров я обнаружил второй стояк, который я вычислил уже чисто теоритически.

Они уходили перпендикулярно вверх и к их внутренним сторонам были приварены мощные рейки с крупными зубьями для сцепления с шестернями.

– Пока все идет отлично, Гончаров. За исключением того, что тебе придется взбираться по трубе с резко отрицательной температурой. Это путь к спасению, но он опасен. Твое единственное богатство может примерзнуть и надолго остаться украшением этой самой трубы и только с наступлением тепла почерневший лоскут кожи печальной бабочкой упадет на пол. Твой ташкентский дядюшка как – то рассказывал, что немцы в особенно лютые морозы надевали на кончик меховой мешочек и будто бы там охотно культивировались теплолюбивые насекомые. Насекомых нам не требуется, мехового мешочка у нас нет, а вот капроновый носок и даже два, найдется...

Предупредив эту возможную неприятность, а так же соорудив из майки что – то похожее на рукавицы я подошел к правому стояку. Его высоту, которую мне предстояло взять и тем самым заработать себе шанс на жизнь, я не видел, поскольку тьма стояла египетская и лишь где – то там наверху слабо серел едва уловимый отсвет. Это меня в какой – то степени подбодрило.

Горестно вздохнув я обреченно обнял стойку. Она тут же обожгла меня злым арктическим холодом, но кожа не прилипла и это радовало. Как вошь по гребешку, так и я по трубе, цепляясь за реечные зубья, медленно и расчетливо пополз к своему апофеозу. Рукавицы, или то, что я называл рукавицами слетели на первом же метре и только изобретение Вермахта с честью выдержало все испытания.

Потолок оказался ближе чем я предполагал. Метра через три, много четыре затылок стукнулся о что то твердое. Больше всего я боялся, что это и есть сама грузовая платформа сдохшая десять лет назад в своей навысшей точке. Но мои опасения, благодаря старательным рукам металломанов, оказались напрасны. Аппарель была давно демонтирована. Лишенная двигателя и всякого медного добра она валялась рядом.

С большими ухищрениями и только с третьего раза мне удалось откинуть деревянные, обитые жестью створки люка. Морозный воздух, холоднее подвального, ударил по легким, но яркого света, ради которого я даже зажмурил глаза, не наблюдалось.

Длиная узкая комната находилась в крайней степени разрушения и освещалась одной оконной амбразурой под провисшим фанерным потолком. В ближнем торце помещения некогда находились ворота через которые, по всей видимости и выгружались овощи. Сейчас ничего похожего на ворота не было, а вместо них до самого потолка громоздилась куча битого кирпича, пройти сквозь который было невозможно.

Одна единственная и пока непонятная для меня дверь располагалось в дальней стене комнаты и могла служить выходом из того капкана, куда мы угодили по собственной инициативе. Все это я рассмотрел достаточно хорошо уже после того как полностью вылез из подвала и направился в сторону двери.

Запах дыма и приглушенный говор заставил меня насторожиться и оцепенеть на полпути к вожделенному выходу. Приостановив дыхание я прислушался. Разговаривали двое. Надтреснутый баритон Хрипатого о чем – то спорил с визгливым тенорком Кастрата. Не было никакого сомнения в том, что коварная дверь чуть было меня не вывела на кухню прямо в грязные лапы убийц.

Времени на то чтобы прислушиваться к их разговорам у меня не оставалось. План созрел мгновенно и если я хотел его успешного претворения, то нужно было немедленно переходить к действиям. Уже смеркалось.

Проверив надежность верхних запоров створок я уже знакомым путем проскользнул в подвал и самым подробным образом проинструктировал Верещагину.

– Ты думаешь у нас получится? – Послушно шагая на месте спросила она.

– Получится. – Торопливо заверил я. – Но только в том случае, если все мои приказания ты выполнишь с ювелирной точностью. От этого зависят наши жизни. Обостри внимание, напряги слух и действуй строго по моим сигналам. В запасе у меня есть второй вариант, но он менее эффективен, а в случае срыва первого, на него расчитывать не приходится. Иначе говоря, второго шанса нам не дано. Начинаем.

За руку я подвел её к люку и на всякий случай предупредил.

– Верочка, если ты, коза драная, вздумаешь слинять в одиночку, а меня оставить на заклание этим волкам, то вынужден тебя огорчить. Сначала они прикончат меня, а потом догонят и завалят тебя. Но если тебе все же удасться от них сквозануть, то я встану из гроба и задушу тебя своими холодными руками, счастливого пути.

С божьей помощью и благодаря моему росту Верещагиной удалось выбраться из подвала. Подождав пока закроется люк я вернулся к двери и переждав условленные три минуты я взялся за дверное колесо. Перекрестившись и пообещав Богу впредь никогда не пить горькую я отчаянно заорал и принялся крутить эту самую баранку освобождая ржавые ригеля. С мерзким скрипом и свистом они освободили дверь и я тут же бросился вглубь подвала, к леденящим живот стойкам.

По грохоту железной лестницы и матерного разноголосья я понял, что мои крики и дверные вопли услышаны.

– Чего орешь? – Гулко и грозно как Командор спросил Хрипатый.

– Холодно! – Сложив ладони трубочкой ответил я.

– Так иди к нам. – Любезно предложил Кастрат. – Мы тебя отогреем. У нас тепло.

– Мы костер развели. – Подтверждая его слова проскрипел Хрипатый.

– Так вы же нас убьете. – Затягивая переговоры засомневался я, тем самым давая даме возможность как следует освоиться.

– Какая глупость. – Негодующе вскричал евнух. – Нет, ты только послушай, Кира! И кто им мог сказать такую глупость?!

– Зачем же вы гнались за нами с самого верха? – Старательно карабкаясь вверх по стойке въедливо спросил я. – Делать вам больше нечего?

– Ты неправ, мужик, мы просто хотели тебя кое о чем спросить.

– Вот и спрашивайте. – Находясь на самом верху разрешил я.

– Как же мы через дверь разговаривать будем? Открой, тогда и поговорим.

– Мы не можем, у нас ноги не ходят.

– Ну тогда и разговаривать нам не о чем, загибайтесь дальше. – Заржал Хрипатый.

Это никак не входило в мои планы и потому после некоторой паузы я вновь подал голос. – Помогите, мы замерзаем. А дверь вообще не закрывается, наскрозь проржавела. Просто вы плохо её открывали.

Они ворвались как стадо слонов и ещё не веря своему счастью начали палить прямо с порога. Выпустив по крайней мере по пол-обоймы и не услышав должной реакции, они озадаченно замолчали.

– Эй, где вы там? – Настороженно спросил Кастрат. – Чего молчите?

– А что тут говорить, когда и так все понятно. – Скорбно ответил я ожидая действий со стороны Верещагиной. Ее промедление могло привести к самым плачевным результатам, как для меня, так и для неё самой.

– Смотри ка, Кира, ещё живые. – Искренне удивился Кастрат. – Ни одного попадания! Ну где ты там, иди сюда, козел, чего время тянуть.

– Скоты, да я же ходить не могу.

Откровенно заржав палачи двинулись в моем направлении и в этот момент ловушка захлопнулась. Верещагина сработала безукоризненно. Теперь уже, слыша их бессильные проклятия и град ударов в беспорядке обрушившийся на дверь, ржал я. Получая неизъяснимое наслаждение и пребывая в самом наилучшем расположении духа я не торопясь покинул подвал. Уже закрывая люк я не смог отказать себе в маленьком удовольствии. Просунув голову вниз я пожелал им доброй ночи.

– Кира, он наверху! – Заорал Кастрат, как будто только в этом и заключался весь ужас их положения. – Выпусти нас, Гончаров, мы тебе ничего не сделаем.

– Уже сделали. Откуда вы знаете мое имя?

– Выпусти, тогда мы тебе скажем.

– Обойдусь. Не так уж это важно. Всего доброго, господа. Что передать Топору?

– Принеси ему вот это. – Хлопнуло два выстрела и одна из пуль впилась в крышку люка в пяти сантиметрах от моей головы. Решив, что дальнейшая беседа может пагубно отразиться на моем здоровье я прекратил перебранку и с чувством закрыл створки. Потом старательно забил задвижки, а сверху навалил грузовую платформу.

Только после этого я огляделся по сторонам, впрочем я мог бы этого и не делать. Меня как и в подвале окружала сплошная темнота и даже просвет амбразуры теперь угадывался с трудом. Лишь слабая полоска света выбивавшаяся наружу могла служить мне ориентиром. На неё я и пошел.

Верещагина стояла каменным изваянием и неотрывно смотрела на затухающий костер. Она уже не дрожала и вообще потеряла интерес ко всему окружающему. Подбросив в костер в избытке заготовленный хворост я принялся интенсивно её растирать.

– Не надо, Костя, мне тепло. – Блаженно растянув красные щеки с трудом проговорила она.

Не трогай меня. Мне нельзя шевелиться, потому что иначе я замерзну. Ты иди домой, а я здесь побуду. Мне хорошо.

Только этого мне и не хватало. Не надо быть медиком чтобы понять – она находилась в критическом состоянии, то ли сходила с ума, то ли окончательно замерзала. И в том и в другом случае нужно было что – то предпринимать. Но что? Мое универсальное лекарство, щедрые пощечины тут не помогут. Да и вообще может ли ей теперь что-то помочь? Гончаров, это какой – то рок. Стоит только бабе с тобой переспать, так она сразу же становится потенциальным покойником, впрочем мы все потенциальные покойники и ходим под Богом.