Текст книги "Гончаров и Бюро добрых услуг"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Петров Михаил
Гончаров и Бюро добрых услуг

МИХАИЛ ПЕТРОВ

ГОНЧАРОВ И БЮРО ДОБРЫХ УСЛУГ.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В самый разгар моего творческого сна, когда в моей голове ширился и разрастася Пятый концерт Баха, наш совместный дует был неожиданно прерван бранными словами моего высокочтимого тестя.

– Лежишь, сукин хвост? А я бы постеснялся!

– Чего? – Отбросив одеяло и не совсем понимая своего родственника спросил я.

– А того, что сегодня моя дочь, а стало быть твоя жена, имеет праздник!

– Оставьте полковник, какие к черту праздники!? – Вновь натягивая одеяло попытался я его урезонить. – Наша медовая неделя закончилась пять лет тому назад.

– Костя, вставай, да вставай же кому я говорю! – Не переставая жужжал

он мне в ухо. – Ты хоть знаешь, что сегодня 8-Марта?! Девочка на радостях встала в семь утра, испекла нам разные пироги и прочую гадость, а ты, недоумок, не хочешь вставать! Неликвидный ты элемент! Сегодня она предмет моего обожания и возможно разрешит нам выпить сверх "наркомовских". Ты ей подарок приготовил?

– Нет, я сам ей подарок.

– Я тоже. – Взгрустнул тесть. – Тогда тем более вставай, пойдем покупать ей какую – нибудь хреновену, а то ведь не поймет, обидется...

– Пойдем. – Вытаскивая немощное тело из постели обреченно согласился я. – Надеюсь, у вас, господин полковник, есть деньги?

– Есть. – Желчно ответил он. – Но и у тебя, мой добрый зять, они тоже имеются.

– Об этом никто не должен знать. – Натягивая носки сурово предупредил я. – Это, как говорят, тайна русского менталитета! Сколько мы имеем сообща?

– Трудно сказать. – Задумчиво протянул полковник. – Все зависит от мужа...

– А маршал Жуков тут не причем? – Желчно отозвался я пытаясь обнаружить в кармане хоть крошку хлеба. – Господин полковник, однако, это большое свинство, шерстить карманы нигде не работающего человека!

– Идиот, тебя никто и не шерстил! – Обиженно и гневно ответствовал тесть. – Ты сам вчера высунулся щукой из проруби держа в зубах деньги в сумме двух тысяч рублей не считая копеек. Во избежания неприятностей я решил, что за лучше припрятать их до сегодняшнего дня.

В общем, со всякими препирательствами и взаимными оскорблениями пошли мы с тестем покупать подарак моей жене и его дочери.

Равнодушно пройдя мимо только что открывшегося бара мы направили свои стопы к фешенебельному магазину дамского барахла. Купить там можно было все начиная от противозачаточных приспособлений и заканчивая разношерстными шубами с астрономическими ценами. Нет, положительно, здесь нам делать было нечего. Обменявшись с холеной продавщицей презрительными взглядами мы с полковником важно прошествовали далее.

Парфюмерный отдел – это как раз то, что нам было нужно! Мало что понимая, мы со знанием дела, купили разных флаконов, флакончиков и прочих кремов всего на сумму около полутора тысяч рублей. Смекалистая девчушка упаковала наши подарки в серебристо-прозрачную фольгу и перевязала красивой ленточкой.

Вполне довольные собой мы вышли из салона и не сговариваясь ввалились в винный бар. Заочно поздравив нашу дорогую женщину мы выпростали за её здоровье бутылку терпимого коньяка и попутно прихватив букет цветов вернулись домой.

По достоинству оценив наши старания, Милка все же не удержалось от некоторых колкостей относительно нашей некомпетенции и полного отсутствия вкуса.

– Побойся Бога, дочка! – Снимая сапоги закряхтел полковник. – Там же все французское, все самое дорогое! Все карманы вывернули, чтобы тебе угодить.

– Ну тогда ладно. – Оценивая цветы смягчилась она. – Мойте руки и прошу к столу, но только сначала зайдите в кабинет, там вас дожидается какой – то Скворцов.

– А ему что здесь надо? – Нахмурился Ефимов. – У него сегодня дежурство.

– Не знаю, мне он докладывать не стал. – Засовывая цветочный пучок в вазу равнодушно ответила Милка. – По моему у него, что – то случилось.

– Это ещё не повод, чтобы отрывать своего начальника от праздничного стола. – Недовольно проворчал полковник и с самым решительным видом направился в кабинет. Я же, не желая ввязываться в новое сомнительное дело, скромно самоустранившись, подсел к столу и приготовился терпеливо ждать окончания их разговора.

Ужасно наивный я человек. Не прошло и минуты как тесть попросил меня принять живейшее участия в их беседе. Вздохнув я обреченно последовал за ним наперед зная, что ничего хорошего предстоящий разговор мне не сулит.

Нашим бестактным посетителем был Саня Скворцов с которым ранее мне приходилось сталкиваться лишь мимолетно. Тридцатилетний белобрысый парень туго затянутый в камуфляж при моем появлении учтиво встал, дернул тупеем на манер поручика Ржевского и хрипло поздоровавшись выжидательно уставился на полковника.

– А вот теперь можешь начинать свою страшную байку. – Подбодрил его тесть усаживаясь на хозяйское место за письменным столом. – Насколько я понимаю, ты ведь не ко мне пришел, а к моему непутевому зятю.

– Да.., то есть, нет... И к вам тоже. – Растерянно захлопал белесыми ресницами детинушка. – Но вам я уже рассказал...

– Из того, что ты вылепил мне комок несвязной словесной чепухи я ничего не понял. – Вытягиваясь в кресле пророкотал полковник. – Будь добр, повтори. И садись, не маячь перед глазами как голодный гаишник на перекрестке.

– Да, конечно. – Неуклюже пристраиваясь на диване вконец смутился парень. – Я бы не осмелился прийти к вам домой, да только Макс Ухов приказал мне сделать именно так, а никак иначе...

– Скворцов, может быть достаточно извинений и пора перейти к сути вопроса?

– Извините, Алексей Николаевич. – Совсем растерялся парень и собираясь с мыслями замолчал. – Сегодня в шесть часов утра, перед тем как выйти на работу, я заехал к отцу затем, чтобы отдать ему кое – что из продуктов для праздничного стола. Мать – то умерла ещё четыре года тому назад и с тех пор он живет один.

Было ещё совсем темно когда я своим ключом открыл дверь нашей квартиры. Сначала я ничего не понял. Отец сидел в передней на табуретке и тихонько постанывал. Только свет уличного фонаря едва освещал его темную фигуру. Щелкнув выключателем я увидел то от чего мои волосы поднялись дыбом.

Раскачиваясь из стороны в сторону отец смотрел на меня совершенно дикими глазами. Но не это поразило меня. Ужасало то, что он, в буквальном смысле, был перемазан кровью с ног до головы. Руки, серая куртка и такие же брюки, все было покрыто густой черной кровью. Нет, ранен он не был, в этом я убедился сразу. На нем была чья-то чужая кровь, которая к настоящему времени уже высохла и превратилась в прочную черную корку.

– Что с тобой, отец? – Отчаянно я принялся тормошить его за плечи. Объясни же, наконец, что здесь произошло?

– Ничего, сынок. – Ответил он с трудом меня узнавая. – Ровным счетом ничего, если не считать того, что я, кажется, убил человека.

Словно сам не веря своим словам он удивленно посмотрел на окровавленные руки и огляделся по сторонам. Следуя за его взглядом я проделал то же самое. Но ничего, ничего, что напоминало бы следы борьбы я не заметил. Оставив его я прошел по комнатам, заглянул на кухню, в туалет и ванную и опять ничего, ни единой капли крови, ни перевернутой мебели, ничего такого я не обнаружил.

– Отец, расскажи, что случилось? – Вернулся я к первоначальному вопросу. – Почему ты весь в крови, а в квартире все в полном порядке?

– Потому что я убил его не здесь, а у него дома. – Тускло и отсутствующе ответил он. – Да, я зарезал его в его же квартире.

– Кого зарезал, в какой квартире? – Понимая, что он говорит правду зашелся я в крике. – Говори же, наконец, толком.

– Деда Батурова я зарезал, Дмитрия Ивановича. – Ответил он и нахмурился силясь, что – то вспомнить. – Кажется это случилось вчера вечером.

– Господи, да за что же ты его? – В отчаянии спросил я вспоминая совершенно безобидного старика его дружка из соседнего подъезда.

Батуров, как и мой отец жил один и очевидно на этой почве они сдружились года три тому назад. Не часто, но раз или два в неделю они покупали бутылочку и вспоминая былые дни растягивали её на несколько часов. При этом ничего, что хоть издали напоминало бы ссору, ничего подобного за ними не наблюдалось. Напротив, они давно спелись, нашли общий язык и в один голос ругали перестройку, демократов и сегодняшний день. Со старческой грустью вспоминали о дне вчерашнем, о справедливости ушедшего времени.

– Отец, за что же ты его? – Вновь спросил я лихорадочно просчитывая выход из этого идиотского, сумасшедшего лабиринта.

– Сам не знаю сынок. – Равнодушно ответил он. – Да, что уж теперь, сделанного не воротишь. Жалко только Дмитрия Ивановича, мы ведь жили с ним душа в душу.

– Тогда ответь, зачем ты это сделал. – Насел я на него пуще прежнего. – Вы что, поругались с ним? Что предшествовало убийству?

– Эх, Саня, если бы я знал. – Горестно ответил он. – А то ведь и сам я ничегошеньки не знаю, ничегошеньки не помню. Какой – то провал в памяти.

– Расскажи все, что помнишь. – Зацепившись за это обстоятельство потребовал я.

– Да ничего я не помню. – Виновато улыбнулся отец. – Я даже не помню как у него оказался. Очнулся около часа тому назад у него в комнате на полу с ножом в руках. Я включил свет, смотрю, а Дима тоже лежит на полу в луже крови и я сам весь в крови. Получается, что я всю ночь проспал рядом с ним. Вроде бы как я его зарезал, а потом лег к нему под бок и спокойно уснул с ножом в руках. Какая – то чертовщина, я сам ничего не пойму.

– Вы что, выпили с дедом больше положенного? – Начал я выпытывать его исподволь.

– Нет, насколько я помню, мы с ним вчера вообще не пили.

– Тогда как же ты у него оказался?

– Если бы я знал, то наверное нашел бы ответ на главный вопрос, за что и как я его убил. – Тупо уставившись в одну точку бесцветно ответил отец. Но я и этого не помню, понимаешь, я ничего не помню.

– Ладно, тогда давай сначала. – Терпеливо предложил я. – Расскажи мне все о том, что ты помнишь, вплоть до того момента, когда память тебе изменила.

– Давай попробуем. – Согласился отец. – А уж там как получится. Значит так, вчера я проснулся довольно поздно, часов, наверное в десять. Поднялся и первым делом вывел Кузьку на прогулку... Кстати, а где Кузька?

– Не знаю. – Ответил я с удивлением заметив отсутствие ружего дворового кобелька, отцовского верного товарища и собеседника. – Может быть это как – то связано с твоими вчерашними подвигами?

– Может быть. – Облизав губы задумчиво согласился отец. – Да, я больше часа гулял с Кузькой, а потом вернулся домой и приготовил завтрак. После того как мы с ним поели я прибрался в квартире и решил несколько интересных, неординарных задач. Потом включил телевизор и вплоть до самого вечера пялился в экран. Где – то около семи часов я вновь повел Кузьку гулять.

На скамейке возле подъезда сидели парень с девушкой и пили водку с вином. Точнее сказать, он пил водку, а она вино. Девка закусывала шоколадом, а парень предпочитал колбасу. Один кусок он протянул Кузьке и тот с удовольствием его сожрав потребовал добавки. Я было принялся его стыдить, но парень был иного мнения, он дал собаченку второй ломтик и улыбнувшись предложил мне разделить с ним компанию мотивируя это тем, что с него уже достаточно, а в бутылке ещё больше половины.

Немного поколебавшись я согласился и он набуровив почти полный стакан протянул его мне. Я выпил и это, пожалуй, все, что я помню. Ну а очнулся я, как уже тебе сказал, только пару часов назад.

Вот такую историю, Алексей Николаевич, мне рассказал мой отец. Закончив свой пересказ вымученно улыбнулся Скворцов.

– Понятно. – Хммуро отозвался полковник. – И какими же дальнейшими были твои действия? Что ты решил предпринять?

– А что мне оставалось делать? Я пошел к деду Диме и проверил все то, что мне рассказал отец. К великому сожалению все было именно так, как он мне рассказал. Батуров лежал на полу в засохшей коросте крови и никаких признаков жизни не подавал. Той же кровью были перемазаны стены и двери. Как это не печально, но мне пришлось звонить в милицию и объяснять им суть произошедшего. Они подъехали тотчас, осмотрели место происшествия, опечатали квартиру, накинули на отца наручники и поволокли нас в отделение. Там ещё раз выслушали наши показания, после чего его заперли в клетку, а меня пока отпустили. Я поехал на работу и обо всем произошедшим рассказал Ухову. Он внимательно меня выслушал и велел немедленно ехать к вам, что я и сделал.

– Ну и что же ты хочешь? – Бесцеремонно спросил полковник.

– Не знаю... Ничего... Просто я сделал так как велел Ухов. – Смутился и покраснел Скворцов. – Извините за мое вторжение...Не ко времени... Я пойду...

– Подожди. – Решительно остановил его тесть. – Насколько я догадываюсь, ты пришел просить у нас помощи, а потому сиди и громко не чирикай.

– Я не чирикаю, да и какая здесь может быть помощь, когда все предельно ясно.

– Мне, например, ничего не ясно, если ты, конечно, не крутишь нам уши. Скворцов, скажи ка мне, кем работал твой отец прежде чем выйти на пенсию?

– Учителем, преподавал в средней школе математику.

– А раньше он частенько поколачивал твою матушку?

– Да вы что?! – Удивился и даже немного возмутился Скворцов. – Никогда в жизни я ничего похожего за ним не наблюдал. А если между родителями случались какие – то ссоры, то самым жестоким наказанием, которым он подвергал мать, было его обидное молчание. Этим он доставал её хуже любой ругани.

– Неужели и твоя задница была лишена ремня?

– Нет, но зкзекуцию, тщательно и методично проводила мать. Отец же, насколько я себя помню, вообще ни на кого не поднимал руки. Оттого – то и все произошедшее сегодня кажется мне неправдоподобным и диким. Или он полностью потерял рассудок, либо тот парень подпоил его какой-то гадостью от которой он лишился разума. Но и в этом случае мне не верится, что он мог кого – то зарезать.

– Вот – вот. Расскажи подробнее как был зарезан сосед.

– Кроме удара в сердце у него было перерезанно горло, причем перерезанно аккуратно и со знанием дела. И это тоже одна из загадок. Отец бы так не смог даже находясь в невменяемом состоянии.

– К сожалению мы сами не знаем того, что можем сотворить в невменяемом состояни. – Покачав головой вздохнул полковник. – Но одно ясно, твоего батюшку подпоили чем – то вроде клофелина. Ты хоть догадался осмотреть землю вокруг скамеечки? Там где твой отец выпивал с парнем.

– Нет, за меня это сделала милиция, но ровным счетом ничего не нашла. Нет там ни пустой бутылки, ни стакана, даже обертки от шоколада найти не удалось.

– А этот, ваш Кузя, нашелся или нет?

– Нет. Пока мы там были пес не объявлялся.

– Хреново – это все, что я могу тебе сказать. – Опять вздохнул тесть и повернувшись ко мне спросил. – А что по этому поводу думает товарищ Гончаров?

– Прежде чем товарищ Гончаров начнет думать он бы хотел осмотреть место происшествия, или хотя бы ту злополучную лавочку. – Авторитетно ответил я. – Гадание на кофейной гуще чревато заблуждениями и потерей времени. Скажи ка, Саня, кто – нибудь из соседей видел твоего отца выходящим из квартиры Дмитрия Ивановича?

– Да, Фаина Моисеевна Броневицкая, ни дна ей ни покрышки. Старая хрычовка. Бессоница у нее, видите ли! Как только менты приехали она тут как тут. Понарассказывала такого, что Мекки Нож, по её словам, чистый ангел в сравнении с батей. Но отец, когда выходил из квартиры Батурова, её даже не заметил.

– Ты хочешь сказать, что она все выдумала?

– Не знаю... Вполне вероятно... Хотя в том состоянии, в котором находился мой отец, он и в самом деле мог её не заметить.

– Санька, подумай, кому могла быть выгодна смерть Дмитрия Ивановича? Насколько твой отец был в ней заинтересован? Имел ли Батуров родственников и была ли приватизирована его квартира?

– Сколько вопросов, а ответов почти нет. Но я попробую...

Отец в смерти Дмитрия Ивановича не был заинтересован никоим образом, да и какой там может быть интерес? Однокомнатная квартира со старенькой мебелью образца семидесятых годов. Никаких сбережений, насколько мне известно, у него не было. Старик жил, исключительно на пенсию. Так что в этом смысле, лишать его жизни, у отца не было никакого основания.

Скорее наоборот, в лице Дмитрия Ивановича он потерял единственного товарища и собутыльника.

Теперь, что касается его родствеников. Если мне не изменяет память, у старика Батурова есть дочь, но кто она, где проживает и работает я не знаю. Года полтора назад я видел её мельком. Кажется она приезжала навестить старика из Сызрани, а может быть из Димитровграда. Видная мадам, ничего не скажешь. Лет тридцать пять, брюнетка никак не меньше метра восьмидесяти, волос иссиня – черный, бюст и задница как футбольные мячи, но при этом осинная талия.

– При каких обстоятельствах и где вы встретились?

– На улице возле отцовского подъезда. Она с батей разговаривала. Дмитрий Иванович куда – то отлучился, вот она и коротала время, с моим стариком беседовала, а о чем, я не поинтересовался. А тут, вскоре и старик Батуров подошел.

– Ты хоть её имя помнишь?

– Елена, по крайней мере так её представил мой отец.

– Значит Елена Дмитриевна. – Почесав за ухом заключил я.

– Выходит так. – Согласился Скворцов. – Что же касается того, приватизировал Батуров свою жилплощадь или нет, то я не знаю.

– На каком этаже находятся квартиры Батурова и его соседки Броневицкой.

– На втором, у них двери рядом, только у старика была однокомнатная, а у Беллы Моисеевны двухкомнатная. Но почему вы все это спрашиваете?

– Не твое кошачье дело. – Довольно грубо ответил я и после некоторого размышления спросил. – Эта самая Броневицкая живет одна или как?

– Чего не не знаю, того не знаю. Я и сам сегодня видел её в первый раз. – Бесппомощно развел руками Скворцов. – Но зачем?..

– Саня, ты меня утомляешь. Разборчиво запиши мне их адреса и можешь считать себя свободным как африканский страус.

– Это ты напрасно. – Встрепенулся тесть. – У него есть служба манкировать которую я не позволю. Ступай, Скворцов, на работу, а мы тем временем с господином Гончаровым все как следует обмозгуем. Если возникнут какие-то вопросы, мы тебе непременно позвоним.

Отвешивая поклоны и бормоча извинения он удалился, а мы с тестем, не сговариваясь, направились к столу. Строить какие – либо предположения и выдвигать абстрактные версии на голодный желудок не хотелось, тем более когда на столе нас ожидал прекрасный кусок свинины запеченый в тесте, а в графинчике искрилась и потела водка. Кажется моя супруга расщедрилась и накрыла стол на сумму гораздо большую нежели та, что мы потратили на её подарок. Помимо заливной осетрины и прочих заморских явств на блюдце имела место быть икра черного и красного цвета. И хоть я не большой любитель этого изысканного кушанья, тем не менее, воспринял увиденное с энтузиазмом и даже с восторгом.

Чертовски это приятно, сидя в теплой, уютной квартире слушать незлобливое брюзжание жены, когда на улице валит мокрый снег, а по грязным заледеневшим панелям бредут раздраженные прохожие.

– Милка, ты бы ещё кузнечиков из Китая заказала. – Щедро наполняя тарелку икрой проворчал тесть. – Совсем с ума сошла! Чай не миллионеры, по одежке протягивай и ножки. Чем тратиться на это барахло, лучше бы нищим старухам купила по булке хлеба, а то, право слово, взбесилась девка.

– Понимаю, папаша, – ехидно усмехнулась супруга, – экономика должна быть экономной! Так ты не ешь, давай сюда, я отнесу твою пайку подвальным бомжам.

– Вот и отнеси, только, конечно, не икру, а хлеба с салом отнеси. Взявшись за графинчир рассудительно решил полковник. – От икры у них может приключится понос, или какое другое несварение живота.

– Похвальная забота. – Фыркнула ядовитая дочь осторожно наполняя бокал шампанским. – Что это за типус к нам приходил и какого рожна ему надо?

– Да так. – Неопределенно ответил полковник. – У меня в охране работает. Папаша его соседа замочил. Приходил просить помощи.

– Однако сотрудников ты подбираешь под стать себе. – Куснула отца коварная Милка и с видимым удовольствием ополовинила фужер. – Мать из Питера звонила. – Отставляя опустевшую чашу неожиданно сообщила она. Поздравила с праздником, осведомилась как наши дела и передала вам пламенный привет.

– Могла бы мне этого не говорить. – Насупив брови засопел тесть. – Или ты не можешь без того, чтоб не испортить мне настроение? Чертова кукла! Непонятно к кому адресуясь проворчал полковник и ни с кем не посоветовшись опрокинул в себя рюмаху. – Какого дьявола ей от нас надо?

– Не от нас, а от тебя. Точнее от твоей фирмы. – Вкрадчиво, исподволь заворковала супруга. – Ее сестре и моей тетке Оксане нужна ваша помощь.

– Какая еще, к черту, помощь? Что ей нужно?

– Точно не знаю, но, кажется, она влипла в какую – то неприятную историю. – Глядя на нас наивными глазами простодушно сообщила она. – Тетка – то у меня классная, сам знаешь, мне почти подруга, грех ей не помочь. Мать сказала, что дорогу оплатит туда и обратно.

– Ладно, подумаю. – Мрачно пробурал тесть разливая водку. – Оставим этот разговор до завтра, а сегодня, как положено, отметим Международный женский день 8 – го марта. За Клару Цеткин, что ли? Туды её в качель!

– За баб-с! – С энтузиазмом поддержал я добрый тост.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Пробуждение наступало мучительно и неотвратимо. Проклиная вчерашнее "Северное сияние" и свой тряпичный характер я со стоном вылез из под одеяла, накинул халат и прошаркал на кухню. Полковник сидел на диванчике и хмуро рассматривал початую бутылку. В его душе творился сплошной антогонизм и противостояние. Силы добра старались победить зло, но кажется, им это плохо удавалось. Изможденный, с холодным компрессом, он здорово смахивал на красного комиссара, которого где – то под Перекопом ранило в голову.

– "Голова обвязана, кровь на рукаве..." – Садясь напротив хрипло пропел я. – Как я вижу, вас мучает вопрос поставленный ещё Гамлетом. Отбросьте сомнения, конечно же "Быть!". Сейчас я огурчиков выловлю.

– Да ну их к лешему. – Тоскливо ругнулся он и решительно глотнув прямо из горлышка заявил. – Ты вчера уже спал, когда я в Питер звонил. С Катькой, с дочкой Оксаны разговаривал, с Милкиной племяницей, значит. Хреновые там у них дела. Оксана находится под следствием и сейчас коротает время в СИЗО. Ей инкриминируют убийство мужа, Костенко Григория Васильевича.

– Хорошенькие же у моей супруги родственнички. – Вытаскивая из холодильника шампанское усмехнувшись заметил я. – Тетка – Леди Макбет, батька бывший вертухай.

– А за вертухая ты мне ответишь. – Надулся тесть как мышь на крупу. Ежели сей же час не извинишься, можешь считать наши отношения не состоявшимися.

– Простите великодушно. – Понимая, что перебрал шаркнул я ножкой. – А что там у них случилось? Неужто в самом деле Милкина тетка в состоянии грохнуть человека?

– В том – то и дело, что Катька сама толком ничего не знает. Придется мне ехать. Сейчас Милка пошла за машиной, отвезет меня в Сызрань, там поезда идут один за другим. Уже это ночью надеюсь оказаться в Питере. Часов в девять позвони Ухову и доложи обстановку. Дымаю, что двенадцатого, в понедельник, вернусь.

– Вольному воля. – Не очень-то вслушиваясь в его кудахтанье поморщился я от газированного напитка. – Не извольте беспокоиться, отдыхайте. Теще привет.

– Да пошел бы ты... Сам – то чем намерен заняться?

– Большой секрет, но с вами, так и быть, поделюсь. Думаю я сегодня с утра навестить госпожу Броневицкую, потому как завтра может быть поздно. Наша доблестная милиция не дремлет и забывать об этом не следует.

– Что же, верно мыслишь. – Одобрительно причмокнул полковник. – Не забудь хорошенько осмотреть скамейку и все что находится поблизости. Ну, в час добрый, а мне пора собираться. С минуты на минуту появится Людмила.

Поскольку первый этаж дома занимал магазин "Свет", Фаина Моисеевна Броневицкая имела счастье проживать на втором этаже во и второй квартире типовой "хрущевки". Именно туда, в добротную бронированную дверь, я позвонил в десять часов, по достоинствуу оценив внушительную пломбу на ручке третьей квартиры, где вчера утром произошла трагедия. Прошло никак не меньше минуты прежде чем въедливый старческий голос осведомился:

– И что вы от меня хотите?

– Чтобы вы пустили меня внутрь. – Естественно и непринужденно ответил я.

– Вы хотите очень многого. – Поразмыслив решила старуха. – Кто вы такой?

– Следователь городской прокуратуры Гончаров ибн Турецкий. – Оскалился я в дверной глазок. – Слыхали про такого?

– Слушайте, господин Гончаров обн Турецкий, перестаньте сыпать мне пыль не нервы. – Последовала просьба. – Послушайте совет старой еврейки. Зачем нам друг-другу делать проблемы? Идите к себе домой и не мешайте собирать мне вещи.

– Какие ещё вещи? – Ничего не понимая и опасаясь за старушачий разум спросил я.

– Личные и интимные, но вам как прокурору, тетя Фаина может довериться. Я НАКЛАДЫВАЮ В ЧУМАДАН свои панталоны и лифчики, чтобы сегодня поехать к сыну в Минск. Но вы, товарищ Гончаров – Турецкий, не имейте на меня видов, потому что мой сосед Лёвик уже будет присматривать за моей квартирой и кошками. У Лёвика есть большое ружье и много ножиков. Так что я спокойно буду отдыхать у Сёмы в Минске.

– Весьма сожалею, госпожа Броневицкая, но ваш отдых придется отложить. – Вытаскивая блокнот скорбно заметил я. – Отдохнете позже.

– Ха! Это почему же, старая Броневицкая, пенсионерка со стажем, должна слушать какого-то проходимца и не иметь возможности видеть своего Сёму?

– Потому что этот самый, как вы изволили сказать, проходимец, сейчас выписывает вам повестку. – Деловито и жестко ответил я рисуя в блокноте козлинную морду. – Мне надоело играть в ваши дурацкие игры, соизвольте завтра в десять утра быть в двадцать третьем кабинете. Он находится на втором этаже. Повестку я опущу в почтовый ящик. За неявку вы заплатите крупный штраф, всего вам хорошего.

– Молодой человек, постойте! – Выскакивая на лестничную площадку, что есть силы завопила заблудшая дочь Израиля. – Куда же вы, я вас умоляю, зачем всерьез принимать истерику старой женщины? Не откажите мне в маленькой любезности, зайдите в мой бедный дом. Только не делайте мне больно, не делайте мне повестки. Если я не приеду, мой Сёма очень расстроится, а у него язва двенадцатиперстной кишки и мочекаменная болезнь. Я же думала, что вы просто шутите.

– Прокуроры не шутят. – Проходя в переднюю сурово отозвался я. Рассказывайте, что у вас здесь вчера произошло.

– Боже ж мой, так я ж ещё вчера утром вашим коллегам все рассказала. Суетливо защелкивая многочисленные замки удивленно затрясла она бурлами. Неужели они не поставили вас в известность? Хотя, что от них ожидать, босяки и оборванцы, только на вас, на прокуратуру, вся наша надежда.

– Отчего же. – Вступился я за незаслуженно обиженную милицию. – Прежде чем к вам прийти я ознакомился с вашими показаниями, но мне бы хотелось задать вам кое-какие вопросы. Услышать вас, как говориться, собственными ушами.

– Я ничего не имею против. Боже ж мой, да что ж я вас держу за бедного племянника моей тети? Почему вы ещё не проходите в комнату и не сидите в мягком, удобном кресле? Сейчас я сварю для вас кофе и налью туда неможко коньяка.

– Не беспокойтесь. – Проходя в комнату отмахнулся я.

Назвать этот дом бедным можно было только с большой натяжкой. Ковры, антикварная мебель, сверкающий хрусталь и три разжиревших кота штабелем лежащие на диване, все говорило о том, что хозяйка не бедствовала, а в начале семидесятых годов, когда было приобретено все это великолепие, её материальный уровень существенно отличался от уровня моего благосостояния. Это настораживало и заставляло задуматься. Получится или нет, неизвестно, но попробовать стоило.

– Интересно, кем работала эта пышнотелая дщерь еврейского народа? Развалясь в кресле спросил я сам себя и подумав ответил. – Не иначе как зубным техником, если не гинекологом. Везет тебе, Гончаров, на старых евреек гинекологов. И к чему бы это? Не к добру, Константин Иванович, не к добру!

Поднявшись с кресла я подошел к окну и отдернул тяжелую бархатную портьеру. То что предстало перед моими глазами заставило меня заурчать от удовольствия. Широкий трехметровый козырек магазина находился в метре под моими ногами. По нему даже бегемот мог без труда дойти до окон Скворцовской квартиры. Зафиксировав эти ценные сведения я проскользнул в переднюю и на заранее приготовленных кусках воска сделал четкие оттиски дверных ключей. После этого акта вандализма, состряпав самую невинную рожу я заглянул на кухню и осведомился у обманутой женщины, когда, наконец, мы можем заняться делом.

– Боже мой, зачем вы осложняете себе жизнь и давите мне на психологию? Это же так просто, – ничего не подозревая колдовала она над джезвой, – ещё немножко и кобудет готов и тетя Фаина тоже будет готова к вашим услугам. Только не надо спешить. А если вам не терпится, то вы можете включить телевизор и посмотреть какуюнибудь стоющую вещь. Видеофильмы я содержу в тумбочке под телевизором.

– Я с вас смеюсь. – Невольно переходя на её язык заржал я. – Эти американски боевики и парнуха уже кусают меня за печень. Тошнит. Лучше я с вами побуду.

– Это естественно, всегда приятней поговорить со старой, мудрой женщиной. – Затряслась она внушительным животом показывая безукоризненно ровный ряд искусственных зубов. – И о чем же мы будем говорить?

– О чем угодно, например о вашей жизни.

– Это долгий и скучный рассказ. Кому интересна история старой одинокой женщины?

– Почему же вы одиноки? Насколько я понимаю у вас есть сын Сёма.

– Ах, Сёмочка, это единственное, что у меня осталось. Несчастный Гриша ушел на войну, когда Сёмочке было полгодика. Гриша ушел в сорок первом и с тех пор я его никогда не видела. Последнее письмо от него пришло в январе сорок первого, а следом за ним принесли похоронку. Вот и жили мы в Ташкенте вдвоем с Сёмой до семидесятого года. Пойдемте за мной в комнату, кофе уже готов. – Разливая по чашкам дымящийся аромат объявила она. – Квартира у нас была чудесная, в самом центре на Шота Руставели, трехкомнатная сталинской планировки. Гриша занимал ответственный пост и поэтому нам её дали. Потом, в семидесятом году мы выручили за неё приличные деньги, так, что смогли купить две двухкомнатные. Одну в Минске, для Сёмы и его покойной Белочки, а эту для меня. Раньше у меня здесь жила тетка и квартиры были дешевые. С семидесятого я живу одна и только раз в год навещаю Сёму.

– Позвольте спросить? – Решительно прервал я нескончаемый поток её словесного поноса и перешел к делу. – Каким же образом вам будучи одинокой удалось воспитать сына и приобрести такую прекрасную обстановку?