Текст книги "Гончаров и Бюро добрых услуг"

Автор книги: Михаил Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Не ваше дело. – Снова взорвался я. – Из неё получилось то, что получилось и ни граммом больше. Пейте свою бурду и проваливайте.

– А вы начинаете мне нравиться. Подлейте мне коньяку.

– Во-первых, я не девушка, чтобы нравиться, а во-вторых, коньяк вам нельзя поскольку вы за рулем.

– Почему вы решили, что я за рулем?

– Потому что вас видели, когда вы выходили из-за руля. Достаточно.

– Достаточно, но глупо. Выходящей из-за руля меня видеть никто не мог, потому как я не умею водить машину. А то что меня видели выходящей с левой стороны – это вполне возможно. В моей машине правый руль. Ее продавали почти в два раза дешевле чем левостороннюю, на это я и клюнула.

– Ладно. Зачем вы пришли? – Спросил я немного отмякнув, хотя прекрасно понимал, что её простецкий ответ всего лишь один из многочисленных бабских приемов. – Чего вы от меня хотите?

– Сейчас отвечу, но сначала не мешает познакомиться. Ваше имя, отчество и фамилию я знаю достаточно хорошо, а меня зовут Вера. Вера Вениаминовна Верещагина.

– Уж не родственница ли вы знаменитому художнику?

– К сожалению, нет, хотя мои предки имели к художественному промыслу самое непосредственное отношение, правда не в плане живописи, а больше по части художественной ковки. Иногда и золотом не гнушались, но исключительно для себя. Например моя бабушка Варвара Васильевна Верещагина и её отец Василий Вячеславович Верещагин, вместе со своей сестрой Верой Вячеславовной Вере...

– Замолчите! – Совсем сбитый с толку вскричал я. – Сплошное ве-ве-ве. С ума сойти можно! – Кто вас ко мне прислал?

– Вот из – за этого ве-ве-ве я сюда и пришла. Обратиться к вам мне посоветовала ваша бывшая жена, Елена.

– Прекрасная рекомендация. – Иронично заметил я.

– А что вы имеете против? Независимая, современная женщина со своим взглядом и твердыми убеждениями. Умеет за себя постоять и...

– Хватит, любезная! – В который уже раз психанул я. – Наверное вы не за тем пришли, чтобы обсуждать со мной недостатки и достоинства моих бывших жен! Немедленно рассказывайте суть вашего дела, или убирайтесь к чертовой матери.

– Хорошо. – Удивленно на меня посмотрев она неожиданно замолчала и уже спокойно добавила. – Но вы все – таки хам. А суть моей проблемы такова... Но сначала посмотрите на эти вещи. – Из своей знаменитой сумочки она вытащила ажурную серебряную коробочку и бережно её открыла. Чуть помедлив она поставила её на стекло и неохотно придвинула ко мне.

Подцепив кончиком карандаша я подтащил её ближе. Потом взгромоздил очки на нос и засунул его в эту самую шкатулку. Однако ничего путного я там не увидел, если, конечно, не считать массивного мужского перстня. Захлопнув шкатулку я небрежно её оттолкнул и вопросительно уставился на Верещагину.

– Мне совершенно не понятна ваша реакция. – Отставляя чашку возмутилась она. – Я поражаюсь, вы даже не разглядели печатку.

– А зачем её разглядывать? Мне без того понятно, что на ней стоит вензель начальных букв вашего славного рода Вевеве. Я верно говорю?

– Верно. – Не могла не согласиться она. – Но в том – то и весь фокус, что сама я, единственная наследница этого рода, имею только одно золотое колечко с этим вензелем. Оно досталось мне от бабушки, матери отца, Варвары Васильевны Верещагиной. Посмотрите и сравните клеймо ювелира. Оно абсолютно идентично, а звездочка внизу вензеля обозначает, что оба перстня, мужской и женский изготовил мой прадед Василий Вячеславович Верещагин. Посмотрите.

Стащив со своего пальца кольцо она сокровено положила его передо мной, а следом за ним лег и массивный мужской перстень. Исключительно из вежливости я достал лупу и через неё сличил увеличенные клейма. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – оба украшения изготовлены одним мастером. Они и внешне были похожи с той лишь разницей, что на мужской, более массивной печатке, сканью переплетался вензель "В.В.В", а на женском был выдавлен барельеф какой-то бабы, то ли греческой богини, то ли одной из верещагинских прабабок.

– Да, действительно оба перстня сделаны одним мастером. Глубокомысленно заключил я. – Но не вижу в этом ничего необычного. Что тут особенного? Кто мешал вашему уважаемому прадедудушке изготовить не два, а две сотни таких колец?

– Боже правый. – Огорченно застонала Вера. – Куда я попала? Так вы ничего не поняли. Но ведь я вам уже сказала, что наши деды отливали эти перстни только для своих родственников, а звездочка означает, что эти украшения сделаны руками Василий Вячеславовича. Теперь объясните, как он мог оказаться в чужих руках?

– В каких руках, о чем вы говорите? – Совсем запутался я. – Говорите толково.

– А я вам и говорю! Почему мой фамильный перстень продает какой-то мерзопакостный тип? Каким образом он мог оказаться в его грязных руках?

– Ну, путей тут предостаточно. – Уловив в её словах хоть какую – то последовательность воспрянул я. – Он мог его украсть, выиграть в карты, или просто купить.

– У кого? Нет, я вас спрашиваю, у кого он мог его просто купить, украсть, или выиграть в карты? Отвечайте, я бы очень хотела это знать!

– Да мало ли у кого, у вашего отца, у вашей бабушки, и наконец, у самого мастера, Василия Вячеславовича Верещагина.

– Полный абсурд и чепуха. У отца вообще никаких драгоценностей никогда не было. После смерти все его наследство поместилось в посылочный ящик и состояло из кучи неоплаченных счетов за квартиру, двух орденов, да пяти медалей.

– Зря вы так... Это большое наследство и ваша ирония здесь совсем неуместна.

– Извините, что – то меня понесло, наверное от коньяка, но с вами проще разговаривать в вашем же стиле. Так вот, у отца ничего похожего не было, а у его матери, моей бабушки, Верещагиной Варвары Васильевны, оставался все один – единственный перстенек, который она перед смертью сняла со своего пальца и отдала мне. Ну а что касается самого мастера, моего прадедушки, Василия Вячеславовича Верещагина, то он не пил, не курил, в карты не проигрывал и в подозрительных связях замечен не был, а значит из его рук, кольцо уплыть никак не могло.

– То есть вы хотите сказать, что за всю свою праведную жизнь ваш прадедушка сварганил всего – то одно колечко?

– Я сейчас вас чем – нибудь ударю! Конечно же нет, тем более, что второй перстень его работы сейчас лежит перед вами. Нет, как рассказывал отец, на своем веку прадед изготовил довольно много ювелирных изделий, но не для продажи, а ради собственного удовольствия.

Бабушка рассказывала отцу, когда он был совсем маленьким, как зимними вечерами дед раскладывал перед собой свои драгоценности и будто Скупой рыцарь, часами любовался творением своих рук.

– Тогда я не понимаю, чего ради вы морочите мне голову? Если ювелирные украшения были, значит они есть, а если они есть, то находятся у какого-то лица, которое теперь их продает. Логично?

– Абсолютно не логично. дело в том, что в двадцать пятом, или двадцать седьмом году их изъяли на строительныество молодой страны Советов.

– Вот вам и весь ответ. Чего же вы от меня хотите?

– Откуда выплыл перстнь если он был изъят целево на строительство страны?

– Видимо нашелся какой – то ушлый строитель и перепутал государственную казну со своим карманом. – Запросто решив все её проблемы я облегченно вздохнул.

– Исключено, и вы это прекрасно знаете. Двадцать седьмой год – это не две тысячи первый. Тогда вор назывался вором, но не депутатом или министром. Его сажали не в кресла, а в остроги! В него стреляли, не камеры репортеров, а винтовки охранников. За уворованную с завода гайку можно было получить приличный срок, а здесь целый клад драгоценностей собираемый жестоким государством под контролем государства. Документация велась тщательно. Сдатчикам выдавались неподдельные справки с четкими печатями и подписями. Одна из них была выдана прадеду. Она и сейчас храниться в моем домашнем архиве.

Перед тем как явиться к вам, я через одного высокосидящего чиновника, запрашивала Архив. Сегодня он мне позвонил и передал по факсу. Суть её заключается в том, что вся партия изятого у населения золота, в том числе и дедовские украшения, обращены в лом и проданы за границу.

Нет, Константин Иванович, ваша версия никуда не годится, что – то здесь не так, а что именно я и сама не могу понять.

– Да, пожалуй вы правы. – Почесав нос согласился я. – Но что вы преследуете? Что хотите? Вернуть свои сокровища, чтобы стать ещё богаче? Зачем?

– Да, я хочу вернуть свои фамильные драгоценности, но вовсе не для того, чтобы сделаться богаче. Вам этого не понять, но фамильные реликвии должны жить дома, а не бродить по свету, где их ощупывают, трут и взвешивают грязные руки дельцов.

Но к делу мои эмоции не имеют никакого отношения. Паред вами стоит задача достаточно простая, этих самых дельцов найти и вернуть мне утраченное.

– Девушка, во – первых, я ещё не дал вам своего согласия и вероятно не дам...

– Не торопитесь с поспешными ответами. – Вытащила она конверт с деньгами. – Мне кажется, что эта сумма поможет вам найти верное решение. Учтите, это только аванс, а размер гонорара зависит от вас.

– Баксы – это замечательно. – Одобрительно кивнул я. – Но вы поймите, порой и они не могут решить проблему. За такие деньги я бы с удовольствием нашел ваши цацки, но у меня нет никаких исходных данных, совершенно не за что ухватиться. К примеру, что это за подозрительный тип торгующий вашим достоянием, где его найти, как мужской перстень оказался у него, а потом у вас... Вопросов тьма...

– Что касается меня, то все очень просто – перстень я купила. Купила неделю тому назад у того самого типа. Это произошло седьмого марта. Я заехала в ювелирный салон "Агат", чтобы купить себе к 8-му Марта какой-нибудь подарок. Ничего такого, что меня бы заинтересовало, я там не нашла и уже собралась уходить. Буквально в дверях меня остановила эта рыжая образина и предложила по сходной цене приобрести подарок для любимого мужчины. Я ответила ему, что любимого мужчины у меня нет, а если бы такой и был, то он должен сам делать мне подарки.

Одарив его презрительным взглядом я еже хотела пройти мимо, но тут мой взгляд задержался на серебряной коробочне которую он держал в руках. Меня словно громом поразило. Точно такая же миниатюрная шкатулка, доставшаяся мне от мамы, стоит на моем туалетном столике. Эти шкатулки, специально под ювелирные изделия, тоже мастерил мой прадед, Василий Вячеславович.

Мне показалось, что земля уходит из под моих ног. Молча выхватив у него коробочку я тут же её открыла. Теперь никаких сомнений быть не могло. Там лежал перстень работы моего предка. Он лежал прямо на голом донышке, тогда как в моей шкатулке есть бархатная подушечка. Но тогда я никакого внимания на это не обратила.

– Где ты его взял? – Прошептала я чуть ли не теряя сознание.

– А вот это тебя не касается! Не нравится, не бери. – Грубо заявил он и вырвав у меня ларчик торопливо направился прочь.

– Постой. – Уже за углом догнала я его.

– Чего тебе? – Злобно спросил он и озираясь по сторонам сунул руку в карман.

– Я куплю кольцо. – Едва живая от страха заявила я. – Сколько ты за него хочешь?

– Кусок отвалишь и на том спасибо. – Запросил он явно заниженную сумму.

– А ещё похожие украшения у тебя есть? – Отсчитывая деньги спросила я.

– Поживем – увидим.

– А как мне тебя найти?

– Если понадобишься, я тебя сам найду. – Усмехнулась рыжая сволочь, да так, что у меня под юбкой зашевелились волосы. Сама меня не ищи, не зови костлявую раньше времени. Это я про то говорю, что ты меня не видела, что ты меня не слышала. Теперь бери жопу в горсть и дергай отсюда на шестой скорости.

Передав мне шкатулку он скорям шагом двинулся вглубь двора. Я не Жанна д,Арк и не миссис Марпл, полумертвая от страха я забралась в машину и велела шоферу Сашке выследить эту рыжую собаку. Он ушел и как в воду канул. Прождав его около получаса, я на свой страх и риск, пошла по его следу.

Сашка сидел на снегу за трансформаторной будкой и едва мог говорить. Кое – как оттерев его от крови и грязи я спросила, что случилось?

Оказывается, этот рыжий бандюга заранее поджидал Сашку. Он притаился за будкой и оттуда набросился на шофера. Он стукнул его лбом об угол, а потом всей мордой прокатил по кирпичной стене.

Мне пришлось оплатить его косметологическую операцию и теперь мне просто необходимо найти рыжую тварь. За этим я к вам и пришла.

– Так что вы хотите, найти свою рыжую тварь или цацки вашего пращура?

– И то и другое и желательно поскорей.

– А если я не смогу сделать ни того, ни другого? Как быть с авансом?

– Вы просто мне его вернете.

– Нет, моя золотая, так у нас дело не пойдет. Я буду тратить свое время и здоровье, подвергать себя смертельному риску, а зачем? Чтобы получить хрен с маком? Увольте, милая, так дело не пойдет. Забирай свои баксы, кольца, ларцы и ауффидерзейн. Битый час ты крутишь мне уши и мешаешь спать.

– Подожди, Гончаров. – Довольно непринужденно перешла она на ты. – Не гони гусей, ты прав, всякий труд надо оплачивать. Можешь считать, что половину задатка я тебе вручила безвозмездно. Он немного великоват, ну да ладно, будешь добросовестней и быстрее работать.

Что ещё от меня требуется?

– Во – первых, подробное описание перепугавшего тебя продавца, во-вторых встречу с твоим шофером Сашкой, а в – третьих, и это пожалуй самое главное, подробнее рассказать мне о своих предках начиная с Василия Вячеславовича.

– О нем, как и о своей бабушке я могу рассказать только со слов своего отца.

– Пусть будет так. Только чтобы мне не запутаться во всех ваших Вевеве, называйте прадеда – Василием, бабушку – Варварой, а отца Вениамином.

– Хорошо. Начнем? Нечего зря терять время.

Рыжему лет сорок отроду. Судя по его повадкам и размытой наколке на тыльной стороне правой ладони, он сидел. Его рост больше ста восьмидесяти сантиметров, он плотного телосложения. Одет был в меховую джинсовую куртку и такие же белесые джинсы. На голове рыжая собачья шапка, а на ногах добротные черные сапоги.

Теперь несколько слов о его свином рыле. Начнем с того, что он конопатый и местами с оспинками или шрамчиками от угрей. Плохо выскобленная щетина тоже рыжая, от седой до красновато медной. Лоб я не разглядела, потому что его закрывала пушистая шапка, но под ней мне на всю жизнь запомнились узкие грязно голубые глазки, широко расставленые по обе стороны вдавленной переносицы. Эта переносица переходила в приплюснутый нос с раскоряченными в стороны ноздрями. Они как – то неестественно прилипали к обрюзгшим щекам. Концы тонкой ротовой прорези, напрочь лишенной губ, тоже свисали вниз. Подбородок какой – то вялый, широкой лопатой, но вместе с тем безвольный. В общем мерзкая образина.

– Да, если судить по вашим словам, то личность получается одиозная. Описали вы его достаточно подробно и можно переходить к вопросу о ваших предках. Прежде всего меня интересует, где они проживали и откуда вы родом.

– Все мы местные. Когда – то жили на окраине Ставрополя. Полтора века тому назад прапрадед Вячеслав построил огромный дом, первый этаж которого он занял под мастерские, а на втором, деревянном проживала вся его семья, в том числе и прадед Василий, который родился в шестьдесят пятом году позапрошлого столетия.

Тогда взрослели рано, в двадцать лет он начал самостоятельно зарабатывать себе деньги, а в двадцать пять уже стал признанным мастером по ковке оград, крестов и всяческих декоративных решеток, начиная от каминных и кончая садовыми.

Он отделился от отца, неподалеку выстроил себе дом и женился и женился на моей прабабушке, которая к этой истории не имеет никакого отношения и потому, дабы не путаться мы вообще оставим её в покое.

Бог долго не давал им детей, но в девятисотом все таки сжалился и на свет появилась моя бабушка, Варвара. Василий по этому поводу очень сокрушался. Он-то хотел сына, надеялся передать ему свой опыт и мастерство, а какой опыт можно передать девчонке, которая до пяти лет и на ногах – то едва держалась. Слабенькой Варвара родилась, так и думали, что помрет, но ничего выдюжала. К шестнадцати годам окрепла и округлилась, в двадцать лет вышла замуж и через год принесла своему мужу двух сыновей, а деду внуков, Владимира и Валерия. В сорок втором оба сгорели в одном танке. На этом бы и закончилась ветвь прадеда Василия, но подрастал и креп их брат Венька, родившийся в тридцатом году и Василий воспрянул духом. Видя как его племяники приучают своих сыновей к горну, хотел он хотя бы внука приобщить к своему ремеслу. Но Веньке было не по душе кустарное производство деда и в сорок третьем он сбежал от Варвары в Куйбышев, где устроился на какой – то завод.

Я родилась в шестидесятом, а через пять лет умерла моя бабушка Варвара, которая после затопления дома все – таки перебралась жить к нам. Я плохо её помню. Осталась в памяти её сухонькая, опрятная фигурка занятая то тем, то иным. Она вечно куда – то спешила, вечно была занята работой. Это я помню и день её смерти помню. Она умерла зимним днем, когда солнце щедро разбросало на снег свои алмазы. Я стояла в её комнате и смотрела в окно. Там на ветке сидело два воробья и взахлеб что – то друг другу рассказывали.

Мать мне сказала, – Верочка, подойди к бабушке, она хочет тебе что то сказать. Я подошла, но она уже ничего не говорила и только слезинка стекала с её щеки, а в скрюченной ладошке лежащей поверх одеяла она держала кольцо.

Я испугалась и заплакала. Мама мне тогда сказала, – Верочка, бабушка умерла. Ты возьми колечко, она его тебе протягивала.

Вот так он мне и достался. – Заканчивая подвела итоги моя посетительница. – А об остальном и говорить нечего. Отец с матерью до конца дней так и просидели в своем спецстрое. Они даже на пенсию не выходили, умерли в восемьдесят третьем году, летом мама, а осенью отец.

– Вы можете показать старый дом своего прадеда?

– Гончаров, ту вообще – то нормальный?

– Вообще – то таких вопросов не задает даже психиатр. А в чем дело?

– Неужели ты ещё не понял? Домище, вместе со всем городом затопили в тот год, когда строили это вонючее болото, что гордо называется водохранилищем.

ДОМ ЗАТОПИЛИ! – Обухом ударило меня по затылку. Одуревший хронометр начали бешено отсчитывать время вспять пока не наткнулись на зарубку памяти. Сон, конечно это мой полуденный сон, когда я в мутной зеленой воде чего-то и кого – то ищу. Но почему так, а не наоборот. Сначала бредовый сон, а потом реальное его подтверждение. Неужеля я сошел с ума?

– Вы что, с ума сошли? – Скрозь спутанные дебри мыслей донесся до меня голос.

– Да. – Автоматически ответил я.

– Оно и похоже. – Фокусируясь усмехнулась Верещагина. – Может быть и в самом деле тебе не мешает немного вздремнуть?

– Нет, ничего, уже все прошло. – Отмахнулся я. – Так, чертовщина какая – то...Что там у нас с домом деда? Ты говоришь, что его затопили...

– Да, полвека назад, я его даже не видела. Но почему он тебя так волнует?

– Пока не знаю, просто у меня родились кое-какие ассоциации. – Ответил я и подумал, что рассказывать ей про свои кошмарики, было бы просто глупо. – А ты не могла бы прямо на месте показать его приблизительные координаты?

– Могу. Еще маленькой отец меня туда водил. Ориентиры я запомнила и позже, после его смерти, я ходила туда одна. Поехали?

– А это далеко?

– Не очень. Это займет у нас час времени.

– Тогда лучше поездку перенести на завтра или послезавтра. Вы не возражаете?

– Не возражаю, послезавтра у меня свободный день, но в ваших же интересах прокрутить это дело как можно скорей. Перстень прадеда Василия вместе со шкатулкой я вам все таки оставлю, мало ли что, может пригодится...

Она ушла, а я совершенно сбитый с толку отхебнул коньяка и вновь провалился в в мрачные тенеты липучего сна. Снова я силился, но не мог найти своего мрачного человека, снова заглядывал под капюшоны прохожих, вновь хватал его ускользающую тень. Только теперь он был не в плаще, а в джинсовом костюме и мохнатой шапке...

"...чайки несутся над Волгой, крики их полны тоской." – Фальшиво, но с чувством басил над моим ухом полковник.

– Не над Волгой, а над морем. – Открывая глаза строго поправил я.

– А я и пою, носятся чайки над морем... Чего еще?

– Вы лжете. Перепутав географические координаты вы исказили политическую окраску текста. А кроме того вы просто варварски подошли к понятию гармонии и музыкального строя, он у вас какой-то обезьяний, не темперированный. Пожирая человеческое мясо папуасы орут музыкальней.

– Ты чего ко мне прицепился? – Пересчитывая мои доллары обиделся тесть.

– Я к вам не цеплялся, это вы прилипли к моим баксам.

– Да засунь ты их себе в задницу. – Отслюнявив сотенную швырнул мне остатки полковник. – Скоро в собственный дом не зайдешь! То я ему плохо пою, то я его деньги неправильно считаю. Вот выставлю я тебя вместе с твоей женой за порог...

– А чего это вы такой раздраженный? – До хруста костей потянулся я. Или Томка, стерва, опять сиськи не подсолила, или пиво кислое попалось?

– Ты чего это? – Открыл рот полковник. – Пиво она принесла свежее, но причем тут её сиськи?.. Я что-то не понимаю... А какого черта она мне его вообще приперла? Две бутылки, целых три литра... Слушай, Гончаров, это опять какие – то твои шуточку? Нет, нет, ты ответь и перестань ухмыляться!

– Что тут у вас происходит? – Заглянула в дверь Милка. – Какие-то вы сегодня ненормальные. Ругаетесь, доллары разбросали... В чем дело?

– Дело в том, что твой папаша отказал нам в постое.

– Это правда? Тебя что, папенька, совсем старческие маразмы одолели. Подбоченившись пошла в атаку дочь.

– Его не старческий маразм, его молодецкая удаль удоль захлестнула. Хихикнув ядовито заметил я. – Ему Томка вытяжку из спермы кролика в пиво добавила...

– Детки, а вам не кажется, что вы чересчур разыгрались? – Направляясь к выходу холодно спросил тесть. – Каждая шутка только тогда остается шуткой, когда она имеет предел. Подумайте об этом прежде чем начнете шутить в следующий раз. Я говорю совершенно серьезно. На этот раз я вас прощаю, но второго не будет.

В тот день полковник обиделся капитально. По словам Милки, он не разговаривал двое суток и отошел только вечером в воскресенье. Зато вечером, едва я заявился домой, он вместе с нами сел за стол и устроил мне такое, что мало не покажется.

Обсасывая яблочный хвостик он откинулся в кресле и сдержанно спросил:

– Костя, а почему ты нам ничего не рассказываешь?

– О чем? – С готовностью отозвался я. – О подробностях того как в пятницу мы повязали Бочкова и иже с ним Дормидонта?

– Нет, не надо, об этом мне вчера уже нашептал Ухов. – Подмигнул он дочери. – Ты лучше расскажи почему у тебя все руки сбиты, рожа в ссадинах? Откуда в нашем подъезде появилась рогатая скотина, которая не давала мне спать всю прошлую ночь? Расскажи о своей вчерашней поездке с той симпатичной бабенкой, которая разъезжает на БМВ и как пьяный сеятель швыряется долларами. Расскажи, куда ты умотал сегодня с утра и почему явился только час назад? Словом, где и как ты проводил все это время? Мне вчера показалось, что твой туалет...

– Если кажется, то нужно креститься. – Вежливо порекомендовал я.

– Это точно, с таким зятьком скоро в церковь подашься. Так какие причины заставили тебя припоздница? Или это не для Милкиных ушей?

– Почему же? – Простодушно захлопал я глазами. – Могу и рассказать. Никакой тайны здесь нет. Я работал по заказу той леди, чья стодолларовая купюра оказалась у вас в кармане. Она показывала мне место где стоял дом её прапрадеда.

– Наверное это очень далеко, где – то возле Хабаровска?

– Почему же? – Понимая куда он клонит сознательно подыграл я. – Здесь недалеко.

– Вот как? Понимаю, очевидно ты на пупке облазил всю прилегающую территорию в радиусе километра с микроскопом в руках? Иначе как объяснить твое ночное возвращение? Что можно рассматривать с двенадцати дня до двенадцати часов ночи? Скажи, что это за секретный объект стратегического назначения?

А рассматривать там было много чего, но разве можно рассказывать об этом тестю, да ещё в присутствии любимой жены.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Как мы и договаривались, приехала она за мной в полдень. Одетая в брючный костюм, сверкающая и сияющая она с порога протянула Милке корзинку с деликатесами и на все протестующие возгласы ответила просто и конкретно.

– Ваш муж согласился решить одну мою проблему. Временно он становится мои работником, а чтобы работник хорошо работал, его нужно хорошо кормить. Вот и все.

– Ладно. Только вы уж не очень его эксплуатируйте. – Подозрительно зыркнула на неё Милка. – У него и для меня работенка найдется, оставьте кусочек.

– Это уж как получится. – Уже в дверях открыто и нагло рассмеялась Верещагина.Деньги надо отрабатывать добросовесно.

В её машине, как я и ожидал, никакого правого руля не было. Не было там и шофера Сашки. Развалившись на заднем сиденье я с удовольствием закурил её сигарету.

– Гони к "Максиму", водила.

– К "Максиму" мы поедем потом. – Ничуть не возмущенная моей наглостью ответила она. – Сначала, как ты просил, я покажу тебе то место, где стоял дом Василия. Не могу понять зачем это тебе надо.

– А тебе это и не требуется. Позавчера я забыл спросить тебя о двух вещах. Вопервых, когда и при каких обстоятельствах погиб Василий.

– А с чего ты решил, что он погиб? – Через зеркало заднего обзора она удивленно выпучилась на меня. – Насколько мне известно он умер своею смертью в сорок восьмом году. Почти в восемьдесят лет он скоропостижно скончался то ли от внутреннего кровотечения, то ли от инфаркта. Толком об этом не знал никто. Ранним утром его нашли в спальне уже мертвого. Все простыни были в крови, но при этом никаких следов насильственной смерти не обнаружили, а вскрытие, в его возрасте и в те годы, штука смешная. Все верили диагнозу фельдшера. А что, у тебя на этот счет зародились какие – то сомнения?

– Нет – нет, нисколько. Наоборот. Все таки умер он внезапно. Это хорошо.

– Чего ж тут хорошего, человек умер, а ему хорошо.

– Это я о другом. Первый вопрос с повестки дня снят, переходим ко второму. Вера Вениаминовна, у вас остался от прадеда какой – нибудь архив? Я имею ввиду старые фотографии, письма, деловые записи, а может быть он вел дневник?

– Ага, и вкладывал туда полевые цветы, ромашки, васильки и лютики. Гончаров, ты хоть думай, что говоришь. Василий и писал-то с трудом, какие уж там дневники? Зато дочке, Вареньке, образование он дал не плохое. Относился к этому делу серьезно, сам просматривал её тетрадки, сам наказывал и неукоснительно ходил на родительские собрания, или как там они тогда назывались...

Он поступил правильно, все – таки добился своего, приобщил свое семя к чугунному бизнесу. Лет с четырнадцати, Варенька вела все его финансовые и деловые бумаги, была при нем кем – то вроде приказчика. Кое – какие записи у меня сохранились, а о фотографиях вообще молчу. У меня их сотни три пылится, в том числе и его две дюжины наберется. Ничего тут не поделаешь, любили предки свои физиономии в фотокамеры совать... Печать времени, прогесс эпохи... Несколько штук, как ты и просил я привезла тебе, потом заберешь...

Ну вот, Константин Иванович, кажется мы приехали, прошу вас вытряхиваться.

Она напрасно это сказала, ежу было понятно, что мы приехали. Машина остановилась в лесу, в самом конце расчищенной дороги. Бампер почти уперся в пятиметровый бруствер снега намертво утрамбованного бульдозером. Справа и слева стояла сплошная стена из сосновых стволов. Прямо, хоть и с трудом, но просматривался просвет. Туда вела уходившая вниз траншея протоптанная в глубоком снегу ногами каких – то придурков. Ну а сзади нас, по косогору змеилась узкая дорожка, по которой мы только что спустились. Спуститься то спустились, а как подниматься?

– И куда ты меня привезла? – Спросил я затравленно оглядываясь по сторонам. – Ты думаешь, что это место подходит для нашего пикника?

– Как никакое другое. – Озабоченно склонившись над багажником лаконично ответила она. – Тридцать лет назад, меня сюда привез отец. Мне здесь ужасно понравилось и в дальнейшем я стала приезжать одна, а потом и с кавалерами.

Что стоишь? Бери корзину и спускайся вниз по тропинке.

– Не буду. – Отчаянно замотал я головой.

– Что так?

– Я спущусь вниз, а ты уедешь.

– Зачем мне это нужно? – Захлопывая багажник удивилась она.

– А просто так, для пакости.

– Не примеривай свой идиотизм на других. Иди и не майся дурью. Я сейчас прийду.

Обогнув снежный бруствер траншея резко повернула нанаправо и через два десятка метров вывела меня на утоптанную площадку с беседкой посредине. Множество пустых бутылок и смятых сигаретных пачек свидетельствовало о то, что беседка пользуется повышенной популрностью.

Подобрав хилый веничек я смахнул со скамеек снег и безобразные следы пребывания предыдущих посетителей. Потом вытащил из корзины волосатый гепардовый плед и любовно застлал им скамью, после чего подложил в изголовье куртку и удовлетворенно завалился на него прямо в сапогах.

– Здесь ты, товарищ, ошибся. – Наклонившись надо мной усмехнулась Верещагина. – Ты совершенно напрасно разделся, ваша дама ещё не готова и хочет показать вам достопримечательности Парижа.

– А мне и лежа хорошо видно, можешь показывать.

– Видишь ту электроопору? – Показала она пальчиком на другой берег, где словно спички в грязной заднице белого медведя торчали высоковольтные опоры.

– Вижу. – С готовностью согласился я. – Но их там много, какая из них твоя?

– Самая большая, она почти посередине. Уловил?

– Уловил, что дальше?

– А теперь встань и подойди ко мне, лежа ты ни черта не увидишь.

– Ты и мертвого из могилы поднимешь. – Подходя к ней вплотную проворчал я. – Батюшки, а это, что за заведение. – Указал я на крышу развалившегося барака, который лежал прямо подо мной.

– Это все что осталось от дома отдыха какой – то осветительно отопительной организации. Еще десять лет назад здесь отдыхали люди, но стараниями ретивых и непоседливых "демократов", все это превратилось в кучу мусора.

Вообще-то здание строилось в расчете на больших московсковских друзей, которые переодически приезжали проверять здешних строителей плотины, но как видно оно их не устроило и оно было передано простому люду.

Однако их политический снобизм не имеет к нам никакого отношения. Главное, что у этого здания уцелела крыша. Проведи от неё и до той опоры мысленную прямую. Есть? Отмерь на ней примерно треть от нашего берега и обозначь точку. Отмерил? Ну вот и все, теперь ты знаешь, где находился дом Василия Верещагина. Когда откроется Волга ты можешь заглянуть к нему в гости.

– Глупости! – Сразу вспомнив свой сон передернулся я. – Сплюнь три раза!

– Что с тобой, родимый? – Послушно сделав нужное количество плевков уставилась она на меня. – Ты позеленел как покойник. В чем дело?