Текст книги "Дневники 1928-1929"
Автор книги: Михаил Пришвин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)
К мистическим запросам лучше всего относиться, как к тем непрошеным побуждениям противообщественного характера, которыми каждый богат и «скрепя сердце», скрывая от всех, вынашивает в себе, сознавая даже их иногда, как порок. Очень возможно, что именно это «необъяснимое», сдержанное в личности, главным образом побуждает к созданию вещей как посредник между личным побуждением и общественным делом.
Я бы определил мистику как утробу, наполненную зародышами жизни, а мистиков ex officio [7]7
по долгу службы (лат.).
[Закрыть]как аборт-акушеров, и ее отрицающих как ребят, вскрывающих эту утробу для постижения причины жизни. Против этих безумных попыток вскрытий утробы или непозволительных выкидышей надо объявить единственно верным путем объяснения в людях всего сущего только посредством создаваемых каждым по силе своего дарования вещей, все более и более совершенных. Кто против этого? Если нет никого, не будем спорить о мистике, а займемся разбором материалов для творчества, я не говорю о «разборе» в смысле анализа, а как в магазине люди берут товары, каждый по своей потребности, также и мы для творчества каждого возьмем материалы, согласуясь с личными средствами или, как говорят, просто любовью.
Я лично любил в молодости неизвестные страны с простейшими, верными себе людьми и животными. По своей наивности я вначале ходил за ними далеко, а после узнал, что это совсем недалеко, совсем возле себя. Теперь мое занятие открывать неизвестные страны возле себя самого. Но должен сказать, что еще робею совсем вплотную подойти к себе. Я как охотник подкрадываюсь к себе, как к зверю, тренируясь, упражняясь где-нибудь от себя по соседству. Неизвестное в себе, к чему я теперь не осмеливаюсь подкрасться, я ищу в ближайшей от меня природе, людях, и очень много дают мне мои охотничьи животные. И оттого, что я стремлюсь к неизвестному в себе через создание вещей, куда только ни брошу свой взгляд, все это для людей оказывается до сих пор неизвестным, вернее, забытым, или умершим, но воскресшим. Я в этом совершенно уверился по отзывам моих новых друзей. Не скрою, что это общество новых друзей, которое появляется постепенно по мере создания скромных моих вещей, меня очень радует. С замиранием сердца я собираю свои пироги на стол и приглашаю гостей кушать мою «Журавлиную родину». Хорошие хозяйки поймут, как я волнуюсь, ведь малейший недосмотр на кухне, и все пропадет, ничем не докажешь, ничем не оправдаешься, если блюда невкусны, будет стыдно и все. Не скрываю, дорогие гости, я буду счастлив, если вы будете со вкусом есть мои пироги, потому что живу я по общей беде моей почти пустынником, в мечтах моих «пир на весь мир», стол преогромный большой от востока до запада под открытым небом, и я не бегаю в суете, как живу, а сижу хозяином во главе стола и угощаю: «Кушайте, кушайте, дорогие гости!»
Читал вечером в рукописи «Записки» Садовского. Надо рецензию дать.
В той части «Записок», где автор говорит о предках, он довольно искусно стилизует их материалы под старые годы. Но все новое, современных Белого, Блока, Брюсова, Бальмонта, В. Иванова описывает очень слабо в лит. отношении и до крайности бессодержательно. Также нет никаких фактов, исторического свидетеля двух войн и двух революций, как будто их вовсе и не было. Почти цинично и вполне бездарно не касается их совершенно, выдвигая на первый план кутежи, а после растраты жизни болезнь свою.
5 Декабря.Видел в кошмарном сне сестру Лидию. Боюсь, что заболеваю.
Деятельные старики.
Деятельный старик делом в памяти держится, а как только умрет, и напишут об этом в газетах, и торжественно похоронят, вдруг его как бы отбросит назад за несколько десятков лишних прожитых им лет. Никакие дела и заслуги не помогают: вдруг в несколько дней старика забывают. Так, помню, было с Брюсовым и Гершензоном.
Многоследица.
Люблю, когда в заваленном снегом лесу при совершенно тихой погоде снег идет, и он, кажется, в этом мертвом, недвижном царстве как бы живет. Но еще лучше, когда в морозный день с горы в лесах увидишь – какая-нибудь неведомая деревушка поставила из всех труб своих дымы на высоту: чей выше поднимется! Дым белый взволнованный зимой в тихую погоду поутру – это самое живое и хорошее, что только может быть. А вечером тоже хорошо вернуться из леса и обрадоваться огням в замерзших окнах: кажется, до того там в тепле должны быть счастливы люди! Пусть тут же и вспомнишь всю эту бедную жизнь, но и то ничего, подумаешь: это потому, что они не знают, как жизнь хороша!
<На полях>Не вплести ли в рассказ «Лесные загадки» рассказ о Нерли – «одумка»? Начало: бабушка пожелала счастья, потом пчела в шляпе и еще что-то, и когда вхожу в лес, то образование кочек и самое последнее – дятел. Начиная с дятла, все отправления:
1) Дятел. 2) Полено. 3) Нерль. 4) Пчела.
Три ночи звери ходили по снегу, и оттого понять что-нибудь по следам было трудно. Была многоследица. Но, конечно, это множество следов только с виду было бессмысленно. Но каждый из этих следов подходил к лежке.
Соловей неудачно выбрал себе заячий след трехдневный и стал добирать, взлаивая время от времени. Так он делает постоянно, и я держусь его лая, а если он молчит, я потрубливаю, он прислушивается, придерживается, и мы не теряем друг друга. Он очень неудачно взял след именно самый старый. Упрямый старик, изредка взлаивая, долго шел по нему, не обращая внимания на другие следы, и мало-помалу добрался до лежки, она, конечно, была пустая, заяц спал тут третьего дня. Переспав день, заяц, конечно, пошел опять жировать, и вот по этой жировке Соловей продолжал добирать. Легко ли пройти по всем следам, оставленным зайцем в длинную зимнюю морозную ночь. Но Соловей все разобрал и тихо подобрался к новой лежке, которая тоже, конечно, была пустая. Но теперь по новой жировке разбираться ему было легче, она была свежая, и после разобранных двух жировок глаз его наметался, эту жировку он легко отличал от пересекающих ее старых жировок и так скоро добрался к месту нынешней лежки. О, великое горе! Вместо зайца на месте лежки была кровь и обглоданный до кости череп его. Белый зимний снег, равнодушный свидетель кровавого дела, предал зайца лисице, но также равнодушно выдавал нам теперь разбойника: свежий лисий след продолжался от места гибели зайца, Соловей взял его и уверенно погнал во весь дух. Лисица так объелась зайца, что едва могла бегать, и через несколько кругов я увидел ее против себя, еле бегущую с разинутым ртом, на хвосте у нее шел Соловей.
«Что же дальше было?» – спросите вы. Я ничего не скажу. Не верят охотникам, скажу: «Я убил», и – «Врет!» – скажут. А если я промахнулся и лисица, сбитая с круга, махнула и где-то в глубине лесов испарилась, – легко ли эту свою рану вскрывать охотнику? И потому я лучше скажу, как после этого дела я вышел на опушку (дым, жизнь хороша).
Вечером читал в техникуме.
Один учитель дал тему: современное сознание ставит на такую высоту человека с его достижениями, что жизнь природы ему представляется чем-то несущественным; без этого можно обойтись: это все реликты. Против этого я сказал, что истоки счастья человека в смысле творчества качества находятся в природе, без этого корректива наружное равновесие и делание человека приводят к самоистреблению (не потому ли и происходят теперь такие жестокие войны?).
Рассказ о разбитом романе
(Тема: задумал написать роман о творчестве, но предпочел самое творчество, и роман разбился).
Раньше я никогда сам себя не называл писателем или поэтом, потому что высокое положение в словесном творчестве претенциозно выделяло меня из множества.
6 Декабря.Легонькая пороша. Ходил к Параклиту и гонял лисицу, которая около 12 д. покорилась. Поспав после обеда, принялся писать «Журавлиную родину», и что делает охота! Весь вечер пролетел, как десять минут.
Сегодня день уборки: электричество уплатить, пригласить машинистку, <1 нрзб.>Жданова, баня, купить бумаги и что еще? может быть, денег взять.
Вспомнил сон. На ночь мы с Ефр. Павл. говорили о смерти, что как ни старайся, а скверная штука. «Впрочем, – сказал я под конец, – неприятность эта не больше, чем серьезная операция в больнице: я очень, очень боюсь больницы». – «И я тоже», – ответила, засыпая, Павловна.
<На полях>А еще на ночь говорили о скверном отношении в деревне к старикам, потерявшим работоспособность. Я сказал: «Пожалуй, хуже, чем в природе». – «Нет, – ответила Павловна, – у них как раз, как в природе».
Мне приснилось, что дв. сестра Маша-покойница, Марья Моревна и еще какая-то прекрасная девушка убирают труп неизвестного мне человека. Сколько-то дней он лежал, и они были возле него. Потом зачем-то положили его под навес на солому и ушли. Вдруг я вижу, рука мертвеца сделала движение, я подумал: «так бывает у холерных, – это ничего», а мертвец сразу, как резиновый, поднялся себе и сел. Я опять подумал: «и это бывает у холерных, просто судорога». Через мгновение мертвец открыл прекрасные голубые огромные глаза, встал и пошел. Я узнал тогда: это был Христос. Но, подумав, что это Христос, я, вероятно, оставил себе какую-то возможность понаблюдать за ним, проверить его действия. Между тем Христос пошел прямо на меня. Еще оставалась надежда, что он мимо пройдет, но нет, он смотрел в упор на меня и шел. Тогда я бросился перед ним лицом к земле и хотел крикнуть «Верую, Господи, помоги моему неверию», но судорога сжала горло, и я, вздрагивая всем телом, не мог выговорить слова.
Этим все и кончилось. Но вскоре после пробуждения мне пришло в голову: «Мы умираем оттого, что убиваем друг друга».
Встретился доктор Кочерыгин на улице, по обыкновению, стал критиковать начальство и, боясь, чтобы кто-нибудь не подслушал, вертел презабавно головой, ну, совершенно, как птица.
Александровский – Долгодмитровская, 50 – ружейный мастер. д. Моисеева против Кузнецк. <2 нрзб.>
Женщина везла салазки, на них вверх дном стояла новая, купленная на базаре кадушка, на кадушке сидела девочка. Вдруг почему-то кадушка с девочкой упали, кадушка в одну сторону, девочка в другую. Девочка не ушиблась, но когда мать подошла и спросила: «Ты ушиблась?» – она, конечно, заплакала не от ушиба, а от обиды на кадушку, плакала и показывала на нее рукой. Мать догадалась, подошла к кадушке, наказала ее рукой, и девочка засмеялась.
<Зачеркнуто>Старуха Екатерина Михайловна решила сдать комнату, ей нашли жильца, но шепнули между прочим, что он онанист. Екатерина Михайловна не знала, что это значит, но как-то не посмела спросить, а когда он пришел, испугалась и отказала. После того она пришла к нам и спросила жену мою и ужаснулась, когда узнала.
– Слава тебе, Господи, что отказала, – сказала она и перекрестилась.
Наказ детям: чем люди занимаются.
Екатерина Михайловна получала пенсию за 40-летнюю государственную службу ее покойного мужа. Пенсия была 9 руб., и ей было довольно, вот какая скромная старушка. Была она бездетная, муж очень любил канареек и занимался ими страстно. В квартире его было до 50–60 клеток, и за всеми гнездами 40 лет ходила Екатерина Михайловна, в этом занятии и вся ее жизнь прошла. И вдруг какой-то злодей рассказал, что покойник служил в канцелярии московского обер-полицмейстера. Старушку лишили пенсии. Чтобы как-нибудь существовать, она стала подыскивать жильца. Ей указали на кого-то. Екатерина Михайловна пришла к Ефросин. Пав. и рассказала ей, что жилец «наклюнулся». «Служащий?» – спросила Е. П. «Нет, дома занимается». – «Чем же он занимается?» – «Да вот чем занимается, как-то не пойму хорошо, пришла с вами посоветоваться. Тихий человек, скромный, никогда из дому не выходит, не служит». – «Чем же занимается?» – спросила Ефр. Павл. «А занимается, сказали мне, – ответила Ек. Мих., – занимается он будто бы онанизмом».
Полонский.
В гостинице «Маяк» есть парикмахер из евреев. Я пришел к нему поправить бороду и начал объяснять: так надо и так. Он оборвал меня: «Прошу вас не указывать мне: я парикмахер и знаю лучше вас, какая нужна вам борода». Полонский очень похож на этого парикмахера.
9 Декабря.Стоят мягкие дни – около 1 гр.
Вчера в течение часа порошило. Мы с Яловецким и Петей ездили в Бобошино. Там было множество охотников, их собаки не дали гонять Соловью, и мы вечером явились пустые.
Приходил С. Т. Григорьев, человек очень неглупый, но из всех сил старается перемудрить себя самого.
В лесу все думал о Claudophora. Можно себе представить, какая смута в головах у мужиков пошла, когда из-за этих шаров был поставлен вопрос о прекращении осушки болот.
<На полях>«Кащееву цепь» Андрюше и Дунечке.
Узнать в Огоньке: 1) Острый, 2) Новый рассказ.
Писать можно о всем не потому, что все на свете неважно по существу, и дело лишь в мастере и как он напишет, нет, это распространенное мнение – путь к болтовне, я высказался об этом в том смысле, что о всем писать можно, что на свете все одинаково важно и достойно мастера слова.
Писать можно о всем не потому, что все на свете неважно, был бы мастер слова, а потому надо писать о всем, что все одинаково важно. У каждого мастера, однако, в материалах есть своя «суженая», и вне этой родственной связи с предметом описания писатель не художник, а беллетрист. И это, конечно, от удачных и талантливых беллетристов пошло такое циничное суждение: «неважно, о чем, а важно, как написать». Вот и пишут о всем безразлично, вводя в заблуждение начинающих. Отсюда, по всей вероятности, и началась эта жалкая беднота претендентов на творчество, представляющих себе словесное делание писателей каким-то жреческим заговором молчания о тайнах творчества, и если раскрыть этот заговор, то для всех, не имеющих таланта, откроется путь творчества.
Взгляните на жизнь бессловесных, прислушивайтесь к перекличке журавлей, улетающих в теплые страны: по одному нечленораздельному звуку вожака вся стая повертывает, какая сила в том звуке, каким он кажется нам прекрасным!
Так неужели же мне становиться на колени перед журавлями и просить:
– Журавли, раскройте мне тайну своего творчества!
Зачем спрашивать, мне и так видно: для вожака звук сам собой родился из необходимости действовать. Зато и знобит от восторга, когда слышишь этот повелительный крик. А как тоже по-иному оледенеешь, когда в темном лесу в тишине около полуночи услышишь крик какого-то схваченного живого существа, последний предсмертный крик. Или вот в заутренний предрассветный час вы услышите самый нежный детский лепет трепещущих листьев осины и от этого чудесного звука обернетесь к востоку и замечаете, что как будто там чуть-чуть побелело. Неплохо, если случится, поэту прислушаться к предрассветному трепету осины и написать свою зорю в городе, но невозможно методическое выслушивание осин на восходе.
14 Декабря.Клубника.
Вчера в 4 д. выехал, сосед прислал лошадь, повез его сын, молодой парень Жорж, в Хомяково. Он спросил меня:
– Что это, хомяки, это что ли, жили там, называется Хомяково?
– Был писатель Хомяков из помещиков – ответил я.
– Знаю, – сказал он – так что по фамилии писателя Хомяково названо?
Я очень удивился ответу извозчика и спросил его, как он может знать Хомякова. Он отвечал, что окончил 2-ю ступень, и у них был учитель хороший, все это проходили, даже славянофилов: Аксакова тоже знает.
– Почему же, – спросил я, – вы не учились дальше?
– За грехи отцов, – сказал он, – не приняли в местную школу, даже к экзаменам не допустили, и никуда мне ходу нет: у отца лавка была.
– А если бы пролетаризироваться? – сказал я.
– Научите, как?
– Оставьте отца и мать свою, уходите в другое место.
– А в паспорте сказано.
– Бросьте паспорт, вы молодой человек.
– Сам думал не раз: сесть в тюрьму, да вот осенью соблазнился мыслью, купил 1000 корней клубники и посадил. Это не от отца и матери: сам выдумал, и жалко бросать клубнику.
Мы поговорили с ним о клубнике, и дело оказалось ясным: на глине яблоки и груши не растут, а клубника растет прекрасно, и у прежних огородников много давала доходу.
– Это выходит по-американски, – сказал я, – может быть, и не надо пролетаризироваться?
– Вот и не знаю, – сказал он, – страшно пролетаризироваться и по-американски тоже не хватает, если по-американски, то надо со всей душой в клубнику. Тоже не могу… Русский человек, известно, чего-то дожидается и не берется за дело со всей душой, пока в слабое место жареный петух не <клюнет>.
В заключение сказал я:
– Видно, правда, что легче верблюду сквозь игольное ушко пролезть, чем богатому в Царство небесное.
Жорж посмеялся и сказал:
– Клубника только и удерживает от Царства небесного.
Хомяково. Пом. лесничего Альфред Викентьевич Катынский и Наталья Дмитриевна (ей 20 лет, ребенок 2-х лет, Дима). Обои оборваны собаками, полы немытые, собаки воняют. 75 р. жалованья, работа по канцелярии, в лесу и общественная безмерны. Лесничий получает 100 р. И все-таки работают, да как!
Пороша, – тяжело ходить.
В среду шел снег, и у меня на чердаке впервые затоковал тетерев. В четверг не было снега, тетерева еще сильней токовали, и в ночь на пятницу и на всю пятницу забушевала настоящая зимняя метель.
Вот надо заметить: первый рассвет после ночного снега, показываются засыпанные снегом леса… нежно… ребенок… девственность…
Всю ночь порошило, но так слабо, что заметки, сделанные вечером, были видны отчетливо, и тем не менее зайцы совсем не поднимались. Две причины: 1) что зайцы вообще во время и слабой пороши не поднимаются, 2) что это было предчувствие метели.
До 11 д. ходили, искали следы. Потом Соловей спугнул, заяц сделал один круг возле лежки и пустился прямым ходом за 4½ версты, возле дер. Алферьево кружил до ночи. Мы подоспели поздно, все было смешано. Никак не могли оторвать Соловья ни трубой, ни стрельбой. Едва дошел от усталости, иногда не верил, что и дойду. Соловей не пришел ни в Хомяково, ни в Сергиев. Вся надежда, что Катынский с лесниками найдут.
Александров помирает. Завтра зайти к ним. И в союз о Соловье.
Домашний скандал. После углубленного раздумья явился к ней и сказал спокойно: «Объясни причину твоей злобы». Она объяснила: 1) что я чаю не дал ей, больной, 2) что напрасно обвинял ее, не она заперла ворота, а прислуга. После этого я долго молчал и потом сказал: «Я виноват в том, что принимаю тебя за взрослую, мне суждено всю жизнь пробыть в детской». После того все и кончилось. Очень, очень глупо.
Ночью вспомнил историю одной любви дамы бальзаковского возраста и противопоставил ей любовь девическую, образную. И тогда вернулся к жизни с «Фросей»: много было радостей здоровых, красивых, и ясно стало, что именно она была моя «суженая», значит, и нельзя теперь с ней дико порывать. Записываю каждый раз, но, в конце концов, забываю, что гигиена наших отношений в более частых моих отлучках. Мне надо постоянно держать в уме, что засиживаться в своем доме чрезвычайно вредно.
Культура и натура.
Культура непременно совершается за счет натуры, но, вероятно, только на первых порах, потом культурные навыки становятся второй природой, более устойчивой (пример интеллигентных женщин в борьбе с голодом и общим несчастьем жизни, и еще в экспедициях большее сопротивление бедствиям образованного сословия и совершенно необходимой для охраны природы от саморазложения. Формула «натура за счет культуры» невозможна.
Это настоящее бедствие (как у нас в России), что накопление культурных ценностей совершается целиком за счет натуры и быта масс, но еще большее бедствие, если натура расцветает за счет культуры, потому что это означает смерть человека (человек умирает, и вместо него бурьян, черви, бабочки и т. д.).
16 Декабря.Зима! Непрерывная метель, в лесу, говорят, теперь снегу немного не до колена.
Найти выражение чувству при первом рассвете после метели, когда показываются занесенные снегом леса (метель улеглась до полуночи… Или: С вечера и до полудня снег очень крупный и частый падал… Чистота, тишина, запах, дыхание, как пьешь…)
Описать зиму (напр., дорога исчезающая и телеграфные столбы: мы их искали и не могли найти. Извозчик сказал: «Поедемте без них, пускай они теперь нас поищут». Встретились возчики леса, указали нам дорогу, мы по ней проехали, и появились столбы. «Вот я вам говорил, что они нас найдут») (вернее будет, или сделать, что дорога то приближается к столбам, то удаляется).
Пожить в трактире Ремизова. Написать Громкоговорителю. Он знал, что умирает, и скрывал от нее, она думала, что он не знает, и скрывала от него. Прятали друг от друга смерть: себе ничего, за другого страшно. Она сидела, книгу читала и заметила, как он вынул руку из-под одеяла и благословляет ее.
Вчера с Трубецким были у Александровых. Старик (Анат. Алекс.) умирает, она рассказывала нам 1 ½ часа ход болезни. Любовь: подорвалась, поднимая его, велели лечь в другой комнате, за 46 лет одну ночь не с ним спала и все дрожала, что он без нее умрет. Он хочет встать и писать, но не встать ему и если встанет – умрет, а потому его удерживают, и в этом весь труд. Он дошел до того, что обещался жене «в морду дать» (за 46 лет один раз так сказал). Подкладной таз. Кальсоны. Кровь. «Толечка, не умирай». Касьян Никитич. Смерть со стороны любви (т. е. не тому страшна смерть, кто умирает, а тому, кто любит). Рыдания и смех. И вдруг просит совета: в мундире положить его или как он ходил, в поддевочке. «Мундир это гимназический?» – «И профессорский». И где хоронить. И просьба ко всем (быть на похоронах). Ее уговаривали быть у него только с веселым лицом. Она протестовала: «не могу». – «Можете, сделайте умело, как вы, женщины, это делаете» (Соф. Яковлевна и большевистский паек). Две разные картины смерти: муж хоронит жену, или жена мужа: старые помещики, смерть Ивана Ильича.
<На полях>Вот что еще надо заметить: Тарасиха тщательно скрывает от старика, что он умирает, а сама постарается умереть в сознании. А чтобы не обманывать старика и дать ему «христианскую (сознательную) кончину». Этот обман происходит от материнства, он для нее, как ребенок маленький, которого приходится обманывать.
17 Декабря.Близко Никола, крепнет мороз. Сверкающий день.
Вчера послано в ЗИФ: три рассказа (Жалейка, Старухина тропа, Змея). Сегодня посылаю в Лит. газету «Клубника». Привел Катынский Соловья. Проект лесного жития в сторожке во время Пет. каникул (с 15 января по 3-е февраля). До того при первой оттепели побывать у Ремизова на Дубне.
Психика Соловья: после охоты в сенях спит не только потому, что устал, а главное, спокоен душой, знает, что ему не надо замечать дорогу. На охоту едем, стоит и наблюдает, чтобы в случае чего самому вернуться по этой дороге. Смотришь на него и отгадываешь, как должен ему представляться лес (очертания на фоне неба и снега дают фигуру, возможно, это одна какая-нибудь фигура, вроде как у нас картина дает или книга (в след. раз продумать ночную линию леса и неба).
18 Декабря.Мороз пом е́нел, но не ослабел. Иней. Встреча с материалом у художника всегда бывает нечаянная, и он большей частью не знает, что потом с ним будет жить, он берет его небрежно, думая: «кажется, это на что-то годится». Так вот сейчас беру я себе и записываю следующее. Пом. Констан. лесничего Катынский во время отдыха на даче одного из московских заведующих натаскал ему собаку. В благодарность заведующий подарил Катынскому 2000 кумачовых флажков, отслуживших свою украшательную роль, вероятно, в дни Октябрьских торжеств с изображением на каждом мавзолея Ленина. Из этих флажков, связав их веревочкой, Кат-ий сделал флажки для оклада лисиц и волков в две версты и намотал их на двух огромных катушках. После этой большой работы его взяло сомнение, допустимо ли пользоваться флажками с изображением мавзолея для облавы зверей, и он спросил в Укоме. Там подумали и решили неглупо, придерживаясь хозяйственной точки зрения, что раз флажки уже одно дело свое сделали, то почему бы не использовать их с другой стороны. Уком имел в виду, конечно, не охоту на зверей, а что небесполезно будет, если массы крестьян, живущих в глухих лесах, познакомятся с мавзолеем Ленина хотя бы по этим охотничьим флажкам. Уком не ошибся. В одной местной школе учительница на днях читала детям повесть Пушкина Дубровский, где известно есть персонаж «мадемуазель Мари». И вот когда учительница, прочитав повесть, просила детей рассказать ее своими словами, то все дети этот персонаж мадемуазель Мари называли «Мавзолей Мари».
<На полях>Купить лиловых сухих чернил.
Упросить Катынского продать мне флажки с мавзолеем.
В Конст. лесничестве. Чудовищна эксплуатация интеллиг. труда (лесничий за великое счастье почел бы служить <1 нрзб.>), но несмотря на это работают отлично. Стонут, а работают. Коммунисты при этом сознают, что помочь материально себе нечем: у государства нет средств. Не коммунисты шипят на государство, полагая, что оно могло бы устроить иначе. Так, если пересмотреть все производство в стране, то можно понять происхождение новой позиции Горького в отношении к интеллигенции.
Надо обдумать следующую тему: рабочая ценность русского рев. сознания, представленного от Чернышевского до Ленина, только ли заключается в деле свержении монарха, или она является также фактом новой культуры. Я хочу сказать: местное ли только значение имеет русск. революция, или всемирное. Я хочу сказать о значении не в смысле политическом, а культурном, т. е… Не то. Я хочу сказать, напр., о своем Алпатове или Воронском и всяком коммунисте, – что он, выйдя из сферы разрушительного революционного действия на путь созидательный, может ли привнести из своего революционного действия какой-нибудь новый фактор в творчестве законов жизни и форм, или же он, встречаясь впервые с фактором творчества, действовавшим во все времена, будет взят ими целиком и станет обыкновенным деятелем с отличием за борьбу с царизмом.
Ответ из-под рук. Огромное большинство утонет, растеряется в безличии, и все так долго будут идти безлично, пока не явится лицо, которое в формальную идею социальной революции не вольет кровь наших отцов, не откроет питание для идеи в дремлющих силах нашего прошлого. (Учение Федорова прямо просится в революцию.)
<На полях>В адресном столе найти Горского.
19 Декабря. Никола – 17°.Мороз. Иней до того загустел, что даже солнце сквозь пробилось белое, как будто и оно тоже посыпано инеем. Обыкновенные вороны в глубине сказочных берез и то казались маркизами в кружевах. Вечером при электричестве белые пути телеграфно-телефонных проводов. Звезды. Новые дома трещали.
20 Декабря.Еще один морозно-солнечный с инеем. В лес не ходил, но влияние роскошного дня было и в комнате. Решили с Левой отпраздновать Солнцеворот, начало весны света, созвать из Москвы писателей.
Вечером был Кожевников. Он творит легенду, что вокруг моего лика – гениальное безумие (Розанов, помню, тоже сказал: «в глазах огонек гениального безумия»). Мое безумие, хотя бы и гениальное, не очень нравится – «не от мира сего», я люблю людей умных с родственным вниманием в глазах, А. М. Ремизов мне очень нравился. Гениальное безумие холодно и устремляется не на всех, а только на избранных.
Поручаю Леве собрать гонорар с 1) Рыбьи тропы – 25, 2) Учит, газета – 30, 3) Веч. Москва – 20, 4) Известия – 50, 5) Красная Новь – 200, 6) ЗИФ – 300 = 625.
Солнцеворот расстроился: Е. П. не то хворает, не то капризничает.
21 Декабря.С вечера вчера еле заметно стало теплеть, потом мороз сдал и подсырело немного.
Написал главу «День в Нюренберге». Лева уехал в Москву. Боюсь, не захворал бы. Я вчера здорово распекал его за хаотичность и неуменье работать, а сегодня жалко: он ведь много, много работает все-таки. Мне почему-то его до боли жалко. Очень хороший. Тихонову телеграмму о Разумнике. Готовиться к выезду в Питер после Солнцеворота. (Послать поздравление Разумнику), прочитать Кальколова, потом Кожевникова, ответ Алтаеву, Коте.
Победа смерти должна быть заранее подготовлена упражнением в постоянной борьбе с собой. Страх смерти – это может быть неуверенность в себе.
Произвольно возникающие «сцены», в которых не владеешь собой – это похоже на смерть. Всякая борьба (с врагом) есть борьба со смертью. И если последний проблеск сознания перед смертью будет израсходован на связь людей, на согласование, то это и будет победа.
Солнцеворот
25 Декабря.После Николиных морозов стоят ровные мягкие дни с инеем.
Болезнь Пети.
В субботу 22-го Дек. приехал из Москвы, ни на что не жаловался, но после заболевания говорил, что еще в Москве чувствовал себя не совсем хорошо. В воскресенье 23-го после обеда бегал на лыжах и по возвращении сказал: «Что значит тренировка: долго не бегал, вот и устал». Вечером почувствовал жар, – оказалось 38,5. Утром 24-го темп, понизились до 37,8, но в 11 дня начала подыматься и вечером была – 39,5. Все время жалуется на глухую боль в животе в области кишечника. Даем аспирин.
Софья Львовна, сестра мил. Краен. Креста, среди медицинского персонала делала доклад о Курымушке. Вот куда проникает наша книга! Но что же С. Л-а понимает в литературе! А критика наверху такая жалкая. Меня вывозит почти исключительно охотничий рассказ, собаки.
Познакомился с доктором, завед. Краен. Крестом, и весь вечер беседовал с ним: я критиковал «достижения», он защищал! Чтобы понимать защитников современности, надо представлять себе Леву, который не знает прошлого, а жить очень хочет. Молодость и незнание прошлого обеспечивают «здоровый» оптимизм. И действительно, со временем они дойдут.
Многие коммунисты потому только являются защитниками «достижений» и не осмеливаются критиковать действительность, что опасаются сойти с позиции и провалиться в неведомую и страшную область самостоятельного суждения.
Самокритика и наши достижения.
Семен Прокофьич завел длинную песню о наших недостатках. Я был в дурном настроении и стал перечить ему. Вдруг неожиданно С. П. перебил меня и сказал:
– Позвольте мне тоже сказать о достижениях.
Я ему уступил позицию с радостью.
– У вас много собак, – сказал он, – вы, конечно, обратили внимание, что в последние три-четыре года блохи пропали.
Я изумился. Каждое лето я раньше много возился с блохами, а в последние годы на собаках блох не замечал.
– Не то удивительно, – сказал я, – что блохи пропали, а что я, постоянно с ними имеющий дело, не заметил этого.
Семен Прокофьич очень обрадовался и ответил:
– И правильно! Вот вы здоровы и тоже не замечаете этого, а заболей… Так и с блохами, нет их, и нет разговора, а вот клопов стало очень много, и все говорят о клопах.
26 Декабря.Вечером легкая метель с порошкой. Кажется, Петя меня заразил инфлюэнцией.
И. Вас. Жилкин, оказывается, недолюбливает меня, он сказал Григорьеву: «Пришвин – старик, шамкает и никому не дает говорить». А может быть, это сам Григорьев выдумал, чтобы по-своему «пошутить». Вообще Григорьев в этом году осмелел в отношениях со мной и распоясывается. Придется держаться от него подальше, а то если я вздумаю «пошутить», едва ли он выдержит. Гр., в конце концов, неудачник, строит из себя мудреца, очень завистливый и злой. И «анархистом» себя называет, потому что вообще он определяется с «а». Прошлое – богема и скандал. Ему очень не терпится, чтобы поскорей оскорбить меня. Так, придет ко мне, Лева его о чем-нибудь спросит, а он: «Рядом с нами сидит такой признанный мастер» и т. д. Я со своей стороны уже много раз доказал ему и свою готовность, и «простоту». Определенно, надо подальше. Его «мудрость» из «а», – это, значит, обман.