Текст книги "Дневники 1930-1931"

Автор книги: Михаил Пришвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 39 страниц)

Троцкий погиб, потому что был недостаточно прост для власти нашего времени: власть, как «сила греха» является нам олицетворением палача и жертвы. В мирное время палач маскируется.

16 Апреля.

Задача прожить на 967 руб.

Зое 50 руб.

Павловне 2 мес. + 10 дн. 250 руб.

Леве поездка в Питер 50 руб.

____________________________

350

Остается на жизнь от 20-го марта по 20-е Апреля

967–350 = 617.

Москва, Тверской бульвар, дом Герцена

Исполком Федерации Осипову для Тихонова

Считаю возмутительным отказ мне в комнате с обреченностью на ссылку, сознательное устранение старого писателя от общественной деятельности. Требую пересмотра, и в случае вторичного отказа буду бороться путем широкой огласки. Отказ в комнате ^{65} считаю сознательным устранением старого писателя от общественной деятельности. Требую пересмотра и в случае вторичного отказа, начинаю борьбу путем широкой огласки и обращения к Правительству.

Известия 30 г. № 16.

В № 6 «Вечерней Москвы» (от 8 января) напечатана статья проф. Коровина «Зачем существует ЦЕКУБУ». Эта статья утверждает, что существование ЦЕКУБУ является «вопиющей бессмыслицей», что деятельность ЦЕКУБУ «объективно контрреволюционна», и выступает с предложением о «скорейшей ликвидации ЦЕКУБУ», «как одной из помех на пути социалистического строительства».

Деятельность ЦЕКУБУ затрагивает очень широкие кадры научных работников; немудрено поэтому, что статья привлекла к себе внимание и вызвала в рядах научных работников довольно сильную тревогу. А потому небезынтересно будет посмотреть, откуда идут обвинения против ЦЕКУБУ и насколько они основательны.

Вся статья Коровина переполнена абсолютно неверными утверждениями. А между тем, он знакомился с делами ЦЕКУБУ. Его ошибки так элементарно грубы, что их нельзя считать простыми ошибками, а прямо приходится признать заведомой ложью. Я не буду говорить обо всей работе ЦЕКУБУ, это потребовало бы слишком много места, – я скажу немного только о работе экспертной комиссии (комиссия, которая удостоверяет, имеются ли основания у того или иного лица быть зачисленным в списки научных работников ЦЕКУБУ), к которой я ближе всего стою.

Коровин лжет, когда утверждает, будто «партийная часть экспертной комиссии… как правило, передоверяет свои функции экспертам, обычно приглашенным из категории «А». Я уже более пяти лет состою членом экспертной комиссии; ее заседания происходят еженедельно. Насколько помню, эксперты приглашались нами за все время два раза, причем первый раз был приглашен коммунист, а во второй раз из трех приглашенных по одному вопросу один был коммунист. При этом таким экспертам предоставляется только совещательный голос, а члены экспертной комиссии никогда не передоверяли им, да и не могут передоверять своих функций.

Гр. Коровин пишет: «Еще плачевнее обстоит дело с советской юридической мыслью, литературой и пр., работники которых в составе экспертной комиссии вообще не представлены». Он пишет далее, что эти эксперты, «по-видимому, незнакомы, хотя бы понаслышке, с секцией права Комакадемии». Это новая ложь: экспертом по праву состоял в основании ЦЕКУБУ до весны 1929 г. делегированный в комиссию Комакадемией член Комакадемии коммунист тов. Ф. А. Ротштейн, а после его ухода также делегированный Комакадемией коммунист т. Гольдштейн. По отд. философии экспертом состоит т. Луппол; по отд. литературы – автор этой статьи. Оба – коммунисты, члены Комакадемии.

Гр. Коровин пишет, что «в качестве светил военной науки фигурирует (в списке «А») группа генералов царской армии». «Группа» эта в действительности состоит из двух человек. Оба они крупные военные ученые, известные и за границей. Оба были профессорами Академии РККА. Оба продолжают работать в советских учреждениях. Раньше в этой группе были еще умершие ныне Зайончковский и Новицкий, оба они были также крупными военными учеными и активными работниками Академии. Их заслуги в советской работе были отмечены правительственным сообщением по поводу их смерти.

Гр. Коровин указывает, что в списки ЦЕКУБУ включены как ученые, многие лица, которые этого не заслуживают. Я во многом не согласен с ним относительно приводимых им примеров, но об этом спорить не буду. Я охотно сознаюсь, что у нас были ошибки. Включались в списки лица, не заслуживающие этого или по отсутствию научной работы или потому, что идеологически или политически они чужды нашей революции. Поэтому и установлено правило, что через каждые 3 года эти списки пересматриваются, производится своего рода чистка. Эта чистка началась в Лениграде в прошлом 1928–29 году, а в Москве и в центральной экспертной комиссии – осенью 1929 года. Ошибки были. Вот, например, включен у нас в списки проф. международного права Е. А. Коровин. Что же он собой представляет? Мы ничего не знали об этом, когда он проходил регистрацию, а теперь знаем следующее:

Гр. Коровин – сын быв. крупного домовладельца в Москве. В гимназии и в университете Коровин примыкал к монархическим группировкам. По окончании университета был оставлен при кафедре проф. Байкова (назначенца Кассо), в то время как этих назначенцев бойкотировала почти вся профессура и студенчество. После возникновения «сменовеховства» стал сменовеховцем. При советской власти работал, между прочим, в Красном Кресте (РОКК), откуда был снят по инициативе ячейки ВКП за религиозную пропаганду и другие «качества». ЦЕКУБУ есть комиссия при Совнаркоме. Ежегодно ЦЕКУБУ дает отчет Совнаркому о своей работе. Все члены ЦЕКУБУ (правление) назначаются Совнаркомом. Происходит постоянное сближение работы ЦЕКУБУ с работой профсоюзной организации – секцией научных работников. А теперь является гр. Коровин и требует упразднения ЦЕКУБУ, деятельность которой называет контрреволюционной.

Он делает это в момент, когда рост социалистического строительства в связи с нажимом на кулака и нэпмана вызывает обострение внутренней и внешней контрреволюции. Он сеет тревогу и смуту среди научных работников. Разве это не прямое и явное вредительство, прикрытое «революционными» фразами? Но гр. Коровин забывает, что он сам слишком колоритная фигура и что это обстоятельство придает его статье специфический вес и значение.

Н. МЕЩЕРЯКОВ.

Письма из деревни

Нет хорошей книги.

Как бы спасая лично себя от поглощения народническим долгом, а чтобы не мучиться, не стал смотреть на мужиков, а больше в сторону сознательных рабочих фабричных.

Через некоторое время по своей специальности агрономии ^{66} мне пришлось вернуться к мужикам, и вот тут я нашел себе писателя, который до некоторой степени примирил мое народническое сердце с марксистской головой. Я и до сих пор остаюсь ему верным и откровенно сознаюсь, что обязан ему не только методом научно-художественного исследования быта, но и самой манерой писания о деревне, вплоть до своих «фенологических записей».

Этот писатель-исследователь был убежденный коллективист, явился в деревню не как теперь часто бывает с одним автоматическим пером, а с очень солидными знаниями и начал основательно изучать хозяйство и природу края. Через несколько лет упорной работы он убедился в органической деградации и помещичьего и крестьянского хозяйства. После того он работал еще несколько лет и над изучением природы края, отыскал, открыл один камень, в котором содержалось могучее средство для поднятия урожайности, камень этот был фосфорит, содержащий в себе драгоценную фосфорную кислоту. Когда это было? Но я в 1923 году был свидетелем, как крестьяне этого края массой стояли на вокзале в ожидании поезда с фосфоритом. Второе средство у Энгельгардта было улучшение породы скота. И поезжайте теперь в Батищево (Смоленской губ.) вы удивитесь, на какой лошади теперь там ездит крестьянин. И, наконец, Энгельгардт используя <3 нрзб.>стал зазывать интеллигенцию к коммунизму. «Письма из деревни» Энгельгардта в свое время сыграли большую роль, народническая интеллигенция ринулась в Батищево строить коммуну. Нечего объяснять, почему в царское время эта коммуна не удалась. Но кроме этого общего, мне думается, в головах самих коммунаров-народников как-то не было того «царя», которым отличался их учитель Энгельгардт: у них не было никаких знаний, и они несли в коммуну только свои малоприспособленные к земледельческому труду руки. Мужики этих коммунаров называли «тонконогими» и сейчас помнят их и смеются, а за фосфорит и лошадей и нынешние Батищевские <2 нрзб.>благодарны Энгельгардту.

«Письма из деревни» – теперь очень редкая книга, в ней тридцать листов, но она читается, как роман, потому что написана блестящим языком. Она представляет собою воплощение той мечты, которая, к сожалению, теперь <2 нрзб.>на месте живет в наше время: производственное краеведение. Правда, во всей стране у нас теперь идет смутная борьба молодого краеведения со старым. Понятно, что стар… заслон… отриц… сторонами. Но почему это мешает молодым делать исследования подобно Энгельгардту и не мешать старым охранять памятники природы <1 нрзб.>и старины. Мне книга эта как увлечение со стороны литературной и агрономической. Я много вдумывался в коммунизм Энгельгардта. Может быть, он и в этом отношении мог бы чем-нибудь <быть> полезен нашему времени? Я забываю еще самое главное: эта книга была и мне школой «подхода» к мужику. Энгельгардт не Успенский ^{67} . Как бы в поисках Бога несчастный Успенский по ошибке попадает к мужику. Энгельгардт сам живет своей умной исследовательской жизнью и очень любит крестьян, потому что любит страстно вообще жизнь и в частности отличную эту устную словесность, которой так богат русский народ.

Вся книга в 30 листов, конечно, роскошь для нынешнего скудно-бумажного времени, но если умело написать жизнь Энгельгардта и к этой биографии выбрать листов 5–10 из «Писем», эта книжка могла сыграть огромную роль и в уяснении производственного краеведения, и как блестящий пример литературных писем для <1 нрзб.>и, главное, в формировании того умного и ровного курса, который так необходим, как гарантия от разных левых загибов и всяких уклонов.

До газеты

Мне бы хотелось рассказать здесь по-энгельгардтовски просто и правдиво несколько эпизодов из жизни современной деревни. Я очень боюсь, что эти рассказы поймут <зачеркнуто>как насмешку над коллективизацией и сделают неверный вывод относительно <1 нрзб.>самого автора. Нет! я на это скажу: хорошо писать Вам, живущим там, где все-таки благоприятная коллективизация. Но вот я живу не только в ремесленном краю, где массы людей лепят и режут игрушки, шьют башмаки, сапоги, пиджаки, валяют валенки и т. д. Полвека или более этими ремеслами до революции жили в большом городе, а бабы занимались земледелием. После революции все эти ремесленники свалились из города в свои деревни <1 нрзб.>и тоже с бабами стали заниматься земледелием. Попробуйте их коллективизировать! Ведь есть целые деревни <1 нрзб.>, есть деревни скорняков, которые в прежнее время специализировались на каракуле, соболе и бобрах. <1 строка нрзб.>и вот нате, – безработным <2 нрзб.>с работой на бабьем наделе и вот еще новость: «перегоняют в коллектив!» Что же, неужели мне, живущему в невозможных условиях <2 строки нрзб.>«после газеты»… Да, это верно, так и говорилось о времени до статьи «Головокружение», «до газеты» и после нее – «после газеты».

Вот рассказывала мне Мария, к имени которой всегда прибавляют «Ого-го». Эта Мария «О-го-го» так и начала свой длинный рассказ: «Было это еще до газеты». А это в ее представлении, значит, время мрачное, мужик ходил, понуря голову, и даже кто отродясь «вина в рот не брал» – запил. Среди «уговорщиков» (ударные бригады) в то время стали появляться какие-то необыкновенные люди, слухом о них наполнился весь край. Так вот однажды приехали девять человек уговаривать и три дня жили, и каждый день мужиков уговаривали и почти уж и уговорили. Как случилось, один из ударников вышел до ветру и только там, в темноте сказал мужику: «Стойте на своем до последнего, нас не слушайте, мы не помним, что говорим». Конечно, после того мужики слушать не стали. А то вот было, – рассказывала Мария-О-го-го…

После газеты.

Весной света снег блестит так ослепительно, а к вечеру тени ложатся такие длинные на снегу и… И от рябины обломанной… ложится тень длинная <1 нрзб.>бедняки, а в сторону обсохшей избы Марьи-О-го-го! веревка, и на этой веревке висит тряпье, дающее от себя тоже длинную голубую тень. По месяцу тут висело белье, и это тряпье-белье Марьи… что и брать не стоит. Так оно и висит, бросая на снегу длинную тень. Ребятишек у Марьи полна изба, а мужа ее – <1 нрзб.>, лошадь все как-то хромает, корова, стены ветер продувает, но соломой обложили и ничего, и вообще Марья ничего, молодец-баба и в бедняки себя ставить никак не желает. «До газеты» эта Марья организовала почти всех баб, что если когда приедут… «сгонять в колхоз» – часть мужиков – в лес, а самим бабам выходить на сходку и с детьми…

С… этого часу жизнь как смерть.

17 Апреля. Страстная. После ночного дождя озимь вдруг позеленела, и некоторые мужики выехали пахать. По пути в Переславище видел у ручья журавля, окруженного лентами воды из талого снега. После Зимняка на песках снег совершенно исчез.

Извозчик Улитин, злейший враг «их». Много врагов и не подавленных, как в интеллигенции. Вообще в столице мало учитывают победу мужика. У каждого человека, старого и малого, на устах легенда о красной армии с Ворошиловым.

Страшнейшая чистка «головотяпов» (наган на стол и мужикам: «Колхоз или Нарым»).

Роль женщин в колхозное время. «Хотя и равноправие, но все-таки бабу считают как бы глупенькой, с нее не взыскивают, если она скажет лишнее и она все говорит. А мужик прятался за бабу. Он тоже все понимает и не глупей ее, да вот с него спрашивается, он отвечает, а баба как бы глупенькая, ей все можно».

Поняли победу свою, как временную. Данило сказал:

– Телку я оставил теперь на два <1 нрзб.>: коли не так, нож в горло и кончено,

В Ведомше было 500 овец, теперь осталось 40 (посолили).

Странная зима. Время шло, а как шло, мы не знали.

18 Апреля , – в Переславище – 19-го выехал назад и вечером под Пасху был дома. К сожалению, было ветрено и охотничьих впечатлений мало, разве только этот черносотенец Марконетт (Александр Гаврилович) с глухарями…

Деревенское настроение. В городах все теперь в большой тревоге: как будто некто сжал в ладонь свою весь русский народ и собирается швырнуть его, чтобы этой бомбой поджечь международный пожар. Все затихло перед катастрофой неминучей. А в деревне мужики этим нисколько не беспокоятся, они рады-радехоньки, что их коровы из колхозов вернулись домой.

– Был колхоз?

– Был и развалился.

– Корова вернулась?

– И корову вернули, и лошадь. Спасибо Римскому папе.

Нет никого, даже маленькие дети знают, что Римский папа помог. Наряду с этим все уверенно говорят и о Красной армии. (Ворошилов).

Чистка руководителей колхозоустройства. Некий Сыроешкин после чистки был арестован, и бабы плевали ему в лицо.

Мужики больше всего волнуются, что в делах хозяйства им указывают ничего не понимающие мальчишки. Молодостью, невежеством при коротенькой политической натаске объясняется возникновение такого множества негодяев среди партийцев, строителей колхозов («в два счета на ять»).

20 Апреля. (Пасха). Солнечный тихий день, так тепло, что в одной рубашке – самый костюм. Как говорят, со вчерашнего дня, а сам видел сегодня: лягушки начали скакать. Черемуха навострила тонкие зеленые почки. Ольха доцветает. Начинает осина. Видел желтые цветочки.

Сап.

Эпоха диктатуры страшно понизила нравственное сознание масс и, по-моему, главным образом через мальчишек, которых в месячный срок учат на курсах «в два счета на ять» классовой борьбе. Их бы таких надо было на фронт и они бы героями были, а они упражняются в геройстве на беззащитных гражданах под видом войны с кулаками. Так через них и сами граждане мало-помалу затемняются в своем нравственном сознании. Вот моя хозяйка в Перславище Домна Ивановна какая хорошая, трудолюбивая женщина и вот как удивила она меня, как задела, как расстроила. Правда, ничто так не расстраивает, как это понижение сознания. Конечно, Д. И. ненавидела большевиков с самого начала революции, а нынешней зимой дать бы ей в руки нож и позвать помогать бить (сказать, напр.: «большевиков бьют, иди помогай!»), то она бы и помогла. А когда ее Сережа пошел в комсомольцы, – ничего, хоть бы что, вероятно, так понимала: «к Сереже не пристанет, а нам на пользу». Теперь девочка ее Дуня, ученица школы шитья, тоже стала комсомолкой, так вот об этом Домна Ивановна даже с радостью мне сказала с похвальбой: «а Дуня у меня косомолка!» В этот раз разговорились мы о конском мясе, что вот мужики правильно же едят конскую колбасу, «тпру, тпру, а едят!» хоть бы что! Домна Ивановна при этом рассказала, что сапом от конины можно заразиться, что в Кимрах так было – 40 человек заразились.

– Расстреливать будут! – сказала Д. И.

– Виновников? – спросил я, полагая, что ветеринар не досмотрел и вот их за это.

– Да, да, – не поняла меня Д. И., – всех их сорок человек расстреляют, чтобы других не заражали.

– Вздор! – сказал я, – не может этого быть.

И рассказал Д. И. о двух-трех случаях из медицинской практики, когда смерть человека и ему самому кажется желанной и другим очень полезно, а вот нельзя…

– Подумайте, – рассказывал я, – если бы можно было уничтожать безнадежно больных, то непременно это перекинулось бы на бесполезных, потом стали бы отбирать на племя более сильных, а слабых топить. Чуть нехватка в чем, и лишних долой. С землей-то как хорошо: переумножились люди и чистка! Да разве так можно! да разве можно поверить тому Кимренскому сапу, Господь с вами Домна Ивановна!

Равнодушно так ответила Д. И.:

– За что купила, за то продаю, Михаил Михайлович, слышала от людей, сказывали, что болезнь заразная, неизлечимая…

Тяжело мне было, главное, потому, что речь моя так и не возвратила Домне Ивановне ее прежнее, очевидно умирающее в ней сознание. Правда, столько расстреливают людей признанных гражданами вредными, почему же не расстрелять зараженных этой страшной неизлечимой болезнью людей.

И вот это не все. Продолжение было у меня в Сергиеве. В самый день Пасхи вчера пришла Евг. Ив. Гиппиус (мужики ее зовут «гепеусиха», а интеллигенция из-за этого шепчет, что она в ге-пе-у).

Вот, чтобы занять ее, стал я рассказывать о нравственной деградации и как примером воспользовался случаем мнимого расстрела сорока человек в Кимрах за сап.

– Так и было! – воскликнула Гепеусиха.

И рассказала один случай, что молодая девушка губы помазала помадой, заразилась сапом и пошла показать прыщик доктору. Этот доктор будто бы дал ей порошок и велел принять после обеда и лечь в кровать. Так она и сделала. Приезжает карета скорой помощи. Спрашивают девушку. Отвечают, что спит. – Нет, говорят – она не спит, а умерла.

– Не было этого! – сказал я.

– Зарегистрировано, – ответила Гепеу, – и есть такое распоряжение Совнаркома о сапе и какой-то еще болезни.

– Хорошо, – сказал я, – завтра я иду к Заведующему больницей и потребую от него распоряжение.

Гепеусиха вдруг опомнилась. Ведь она этот случай выдумала в тон рассказу моему о 40 расстрелянных в Кимрах и выдумала именно для того, чтобы этим случаем оттенить мораль большевиков. Точно так же и сосед ее в мещанской слободе извозчик Устин, когда крикнут «большевиков бить!», схватит нож и побежал «помогать». Гиппиус этим рассказом (большевиков) помогала бить. Но вдруг опомнилась, струсила и сказала:

– Очень возможно, в этом обществе и я отупела.

Александр Гаврилович Марконетт.

Часто не поймешь этих воспитанных аристократов, – кажется, глуп, и вдруг скажет такое, чего и очень умному не сказать. Это бывает, когда их обыкновенный ум приходит в соприкосновение с залежами богатств их кровного воспитания (благородство). Условие благородства – это непосредственная соприкосновенность крови с идеей (органичность), напротив, хам носит идею, как маску (отсюда бой, война, т. е. восстание крови за идею).

– Родина? я служу династии и у меня родина, какая может быть родина без династии?

Николай 1-й, Аракчеевщина, военизация страны ^{68} – вот идеал. Русский фашизм (черносотенство).

Универсальный аристократизм, как возможная составная часть общественного понимания будущего: был князь буржуа говорят: «и у нас есть не хуже» и он доказал. Так вот чтобы и последний разряд рабочих и мужиков мог сказать: «и у нас есть люди не хуже, чем у князей и буржуа». Освобождение творческой личности из недр всего народа, без отношения к классу. Соединение всех освобожденных. Фашизм противоположен коммунизму: первый вызывает творческую личность из недр для работы вне классов и для всех классов, второй напротив, устремляется к классу и творчество жизни возлагает не на собор внеклассовых личностей, а на коллектив машинно-принудительно организованных классовых единиц. Те и другие организации общества являются в бедственном состоянии народов, так сказать в силу военно-полевой необходимости. Нормально – это правое и левое крыло общества, два потока: обиженные в правой стороне текут в левую и, наоборот. Раз нет сосуществования этих сторон, то они чередуются во времени: после монархизма коммунизм, после этого опять монархизм.

Элементарное для среднего нравственного и умственного сознания понятие он иногда принимал, как совершенно новое для себя и объяснял это своей умственной и нравственной отсталостью. Часто признаки глупого он ставил выше признаков умного. Это бывало оттого, что рядовой человек подходил к этим понятиям, как к данным и с готовым умом. А он свой ум всегда ставил вразрез с чужим и, когда его медленно доходящее, зреющее десятками лет свое собственное опытное понимание встречалось согласно с чужими давнишними – он вдруг чувствовал себя дураком и отставшим.

У Марконетта (как все говорят глупого человека) много чего-то данного ему воспитанием и он легко может ставить в тупик образованного и умного человека.

Глухариный ток

За час, за два можно пройти на середину тока. Глухари спят. Вдруг что-то треснуло. Совсем похоже: человек крадется к току, или большой зверь. А это, может быть, глухарь спросонья отломил клювом сучок. По поломанным сучкам под сосной узнают, что на ней сидел, кормился глухарь.

Токуют два раза: когда чуть рассветает (чем дольше, тем темней) и потом когда восходит солнце.

Хорканье – тревожный сигнал одного, когда под песню охотник подходит к другому.

Коп – Коп (Тэк – тэк) – интересно таинственностью: лес и этот… звук (Звон к заутрене – …).

Централизованный ток.

У многих драки (глухарей и косачей).

22 Апреля. Теплая ночь и теплое утро. За ночь сок плакучей березы из корней вверх подавался так сильно, что утром пропитывал через сережки, на всех двойных рожках висело по две капли, как после дождя, все березы были в радостных слезах, и только теперь я понял, почему березы с длинными опущенными как волосы, ветками, называются плакучими; ведь это явление могло быть только при опущенных веточках.

Это было самое певчее утро, какое только бывает весной: пели все зяблики, все дрозды. «Плыть, плыть, плыть!» – раздался в лесу чрезвычайно резкий крик, прилетела желна и забарабанила по сухому стволу с такой силой, что, не зная, подумаешь на какую-нибудь машину, вроде того трактор в колхозе налаживают. Глухарь ли спросонья, желая поразмяться ночью отломал наверху сучок, или дятел – лесной доктор, выбирая насекомых из пораженных мест дерева, задел своим носом за живое и поранил березу – только все время с высоты березы капало вниз, мерно, как по часам – сверкало и тюкало.

На опушке тающий снег оставил широкую мелкую лужу, солнце прогрело ее сильно до самого дна, через прелую листву пробилась тонко-иглистая изумрудная трава, и тут все местные лягушки собрались метать икру, и их хор урчащий был далеко слышен. Было бы омерзительно глядеть на них, если не были они лягушки: что с них спрашивать! выпучив глаза на меня и все-таки не слезая друг с друга, все они тут наметали такую массу икры, что я решил все эти их занятия сфотографировать. Собрались какие-то ребята, и не смея спросить меня, в чем мое дело, стояли выпучив на меня глаза, как лягушки. Сняв это действо, я объяснил ребятам, зачем я снимаю лягушек.

Один из них спросил: «Специально этим занимаетесь? – Специально, – ответил я и, показав на винтовочку, добавил: – А если встретится утка – убью. – Факт!» – ответили все хором ребята.

Ранняя ива цветет, и пчелы на ней работают. Осина цветет, и ольха еще не сбросила на землю сережки. У березы стали такие большие почки и рожки, что она совсем как шоколадное дерево. Трава на лужайках показалась и на ней уже держится роска, но в лесу, в общем, все очень серо, только напряженно так, что когда увидишь неожиданно кустик цветущего волчьего лыка, подумаешь: – Вот не выдержало и прорвалось.

Торбеево озеро, вероятно, только вот-вот освободилось от льда, потому что возле него холодно и сильно пахнет гниющими водяными растениями. Возвращались Параклитской дорогой, в лесу на поляне, залитой весенней водой, увидел я множество голубых пятен и пошел туда, крайне удивленный, полагая, что так голубым преломляются лучи солнца на лягушках. Но не было никакого преломления и светового обмана: лягушки были действительно голубые, маленькие и в великом множестве.

Никогда в жизни не видал голубых лягушек и не видал, чтобы сок у берез выступал на сережках, как от росы или дождя. И это большое счастье, что я все еще открываю каждую весну что-нибудь новое.

Из разговора с Б<острем?> запомнилось:

– Монахи брали себе дело для спасения души, и потом, отдаваясь делу, забывали о душе: делает и забывается, в таком забвении и проходит время и это самозабвение принимается за спасение.

23 Апреля. На тяге.

Ничего нет прекрасней ранней ивы в цвету, особенно когда неожиданно завидишь ее где-нибудь среди серого молодого осинника: такое чудесное видение почти зимой многоцветущего дерева, какое-то чудо воскресения земли; когда же подойдешь вплотную и станешь разглядывать, все так и вблизи прекрасно: группа цветов собирается в яичко, желтенькое, как новорожденный цыпленок, душистое, на каждом работает пчела и все деревце, далеко слышно, гудит…

Рыцарь «на ять»

Есть нечто, в чем очень трудно признаться, вот хотя бы признаться мужчине, что он никогда не был с женщиной… или… да мало ли чего! Так вот и охотнику, известному по всей стране своими рассказами про охоту как признаться, что никогда он не бывал на глухарином току. Много раз я пытался и все как-то не выходило ничего, раз даже, помню, убил глухаря, но не слыхал его песни: он летел на ток, и я хватил его на лету.

Фокус: Хвост глухаря внизу (вверху как голубь, внизу – конь) и рыцарь франц. эмиграции (Люд. XVI): монархизм по крови. Родина? это служба династии. Вопрос ему: «Интересно бы знать, в каком живом представлении видите вы теперь династию?» В это время затоковал глухарь и ответ на конец. Мы подскакиваем. Хвост глухаря. И после того ответ: «он жив!»

К рассказу. Колхоз Параклит. Свистки лесопилки. Моя родина – родина глухарей: сплюшка и прочее – сюда.

Железный ремонт.

Fodis ^{69} .

Этот инструмент для измерения расстояния от предмета, не сходя с места и без метра, устроен так, что смотришь в щелку на предмет и видишь два изображения его, повертываешь кольцо таким образом, чтобы эти два изображения слились в одно, и когда они сливаются – кончено! смотришь на деление и черточка на движущемся круге указывает число метров от себя до предмета.

Я работаю в литературе совершенно так же как Fodis: у меня два круга, один видимый, и другой в себе самом, но видя все вокруг себя, я ничего не нахожу ценного для изображения словом, и точно так же, бродя постоянно где-то в себе, я тоже ничего не могу извлечь оттуда и сказать с уверенностью, что раньше меня никто не говорил об этом, притом еще и много значительней. Но случается, когда я брожу где-то в себе, происходит встреча этого моего личного круга или <1 нрзб.>с видимым кругом, часто совершенно ничтожным предметом. И вот когда эти два круга сходятся в один, то видимый предмет как бы вспыхивает внутри «души» и волшебно просвечивает. Весь этот сложный процесс можно выразить простыми словами: я обратил на предмет жизни родственное внимание.

Вполне допускаю, что в этом схождении родственных кругов действует какая-нибудь обыкновенная сила вроде родовой жизненной силы, сводящей в одно живое существо два его изображения, – мужское и женское. Вполне допускаю, что поэтическое «родственное внимание» питается, а может быть и паразитирует на чувстве родового влечения. Но это интересно для ученых аналитиков, а не для самого поэта… Я изнутри поэзии не могу увидеть ту силу, как сидя внутри поезда не могу увидеть самого поезда. Так жизненную силу нам тоже не с чем сравнить… (Пути сознания – это пути смерти, отмирая, – человек сознает).

26 Апреля. Вчера была гроза и ночью дождь. Деревья распускаются. Апрель вышел на славу, и не запомнишь такого!

Вчера сватья уехала. В понедельник уезжает Лева в Петину сторону.

N был и опять расстроил меня. В конце концов, эта попытка заглянуть правде в лицо сводится к чувству конца или смерти. Маркс употребляется будто бы для невежд. Через это создаются кадры войны (политграмота создает жизнь в резиновом мешке, война реализует в <1 нрзб.>все этические ценности: будут геройски умирать, будут побеждать. Искусство, как выход из мешка, должно быть уничтожено. Союз международных анархистов. Пятилетка – это организация войны. Предусмотренное переустройство личной жизни.

А Лева сказал: «Плюнь, папа, на все это, плюнь! живи по-прежнему веселым человеком». И он прав. Спасаться от уловления в резиновый мешок, все равно как в былое время Ник. Мих. зарывал себя в землю ^{70} (дни и ночи копал) – какой смысл? жизнь так коротка, я довольно пожил, пусть будет, что будет.

<На полях:>Организация добра и организация зла. Невидимые помощники. Почему сорвалось дело антропософов.

Он сказал: – Я считаю своими родственниками две группы людей: один человек говорит, что мир и я – это одно, и я – это проводник (сознание мира). Другой человек, кроме этого, чувствует влияние высшей силы (святость), такой может и оградиться от мира, чтобы лучше слышать веление божества.

О Толстом. Нарушил закон пребывания в самости. Стиль <1 нрзб.>диктатор-стражник и Толстой в его статьях – одинаковый.

Толстой – большевик.

Учитель-педагог приходил (не помню его имени) один из тех, кто органически не понимает моих книг. Я думаю это оттого, что лишены чувства природы. Это люди без натуры. Множество художников и писателей теперь в материалах своих исходят не от первичного материала, а от книг и картин.