Текст книги "Затянутый узел. Этап второй. Принцип домино"

Автор книги: Михаил Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

2.

Никаких передвижений по лагерю Чалый не заметил. Возле костров сидели небольшие группки людей и тихо переговаривались. Каждый держался своей компании и не лез к чужим. Кругом стояли шалаши, покрытые лапником. Лес густой, деревья высокие. Ночью самолеты не летают, а днем лагерь с воздуха не заметишь. Вопрос в другом – ведут ли власти воздушную разведку в этих местах. По логике вещей – должны. В центре знают о налетах на рудник, послали эшелон с подкреплением и зеками. Поезд бесследно исчез, а в центре не чешутся. Могли бы провести воздушную разведку.

Чалый не решился подсесть к чужому костру и поболтать с бандитами. Пересчитывать их не было смысла, большая часть бандитов мирно спит в шалашах. По мере продвижения к центру лагеря шалаши становились все больше, некоторые не уступали по размерам юртам. Надо не разыгрывать из себя шпиона, не устраивать перебежек, не озираться по сторонам. Возле одного из костров разделывали кабана. Хорошая команда в тайге с голоду не умрет, но хватает ли зверья на такую ораву? За два года могли перебить все живое вокруг. Вот почему они не встретили ни одной косули или медведя, пока шли от «железки» до деревни. Зверь ушел, тайга вымерла в этих местах.

Возле одного из шалашей, дымя самокруткой, в одиночестве сидел боец в папахе, портупее и с шашкой на боку. Чалый уже понял, по какому принципу построен лагерь. По краю в мелких шалашах ютились плебеи, оборвыши, и жарить на костре им было нечего. Зековские бушлаты подтверждали догадку. К центру под защитой приблудных хозяйничали ветераны банды. Значит, сам Люцифер восседал в центре, девятом круге ада.

Чалый присел на корточки рядом с курящим и тихо спросил:

– Табачку не найдется?

Боец глянул на него и, заметив на груди Георгиевский крест, кивнул. Достав из кармана кисет, сыпанул махорки на клочок газеты и подал Чалому. Родион скрутил «козью ножку» и прикурил.

– Глотнешь? – предложил солдат.

– Можно.

Чалый сделал несколько глотков. Зелье оказалось крепким, даже слезы выступили.

– Не спится? – спросил солдат.

– Какой там сон, того и гляди, красные накроют.

– Здесь не накроют. Но если атаман опять судьбу испытывать начнет, то долго мы не протянем. Рано или поздно это должно было случиться.

Солдат глотнул из фляжки и опять передал ее Чалому. Пришлось пить, после возлияния разговор лучше клеится. Метрах в пяти горел костер, от которого шел запах жареного мяса. Там тоже прикладывались к фляжкам и о чем-то спорили. Чалый заметил типа с георгиевским крестом на груди. Парень еще на свет не родился, когда героям кресты вешали, похоже, атаман Зеленый поощряет своих героев царскими наградами. Неплохо придумано, соблюдает традиции отцов.

– Засаду устроили не красные, – неожиданно сказал солдат.

– Ия так думаю, – подтвердил Родион. – Слишком хорошо стреляли.

– А ты там был?

– Нет, но слышал.

– Войска пришли бы с пулеметами и никому не дали уйти. Наверное, банда Рябого, он давно на нашу территорию зарится. Если нарушил договор, мы его на ремни порежем. Сукин сын!

Они передавали друг другу фляжку и продолжали разговор.

К соседнему костру подошел бравый боец с шашкой на боку и деревянной кобурой с маузером. У этого аж два креста звенели на груди. Похож на командира. Ему подали кусок мяса, он грыз его и что-то говорил. Дрова в костре сильно трещали, слов не было слышно. Чалый оказался в рискованном положении – командир знает своих солдат, да еще награжденных, можно влипнуть.

– Похоже, есть новости, – сказал он.

– Наверняка. Гришка сам шифровку посылал. Значит, пришел ответ, сейчас узнаю.

Мужик передал Родиону фляжку, встал и пошел к костру. Вернулся минут через десять.

– Мы оказались правы. Из города сообщили, что в район рудника никаких воинских подразделений не посылали, властям не до нас. Там плотину взорвали, шухер дошел до Москвы, министров и генералов ждут из столицы. Знатно наши им вдарили. Иркутск, Новосибирск, Омск в ружье поставили.

– Выходит, на деревню вышла банда Рябого?

– Больше некому. Завтра проверим.

– И попадем в засаду. Ущелье – удобная ловушка.

– Ущелье обойдем. Заходить будем с запада, там на реке есть брод. У атамана с головой все в порядке.

– Сколько ружей у Рябого?

– Меньше нашего. Будь по-другому, давно бы пошел на таран, а не бил из-за куста.

– Похоже на правду.

Еще выпили, покурили, и боец с шашкой ушел спать. Людей у костров поубавилось, а те, что еще сидели, заунывно тянули песни из блатного репертуара.

Уходить было легче. Посты расслабились и на идущего кавалера Георгиевского креста не обратили внимания. Поднявшись на холм, Чалый остановился, чтобы осмотреться, и тут ему на голову упала шишка. Он глянул вверх. На дереве сидел Улдис.

– Хорошо устроился!

– За тобой наблюдал, – Леший потряс биноклем. – Наглый ты мужик, Родион Платоныч, с бандитами пьянствуешь. Уважаю! Крепкие у тебя нервишки.

– После стакана море по колено.

Леший спустился на землю.

– Попалась рыбка на крючок?

– Повезло. Пора возвращаться, утром на нас вся армия Зеленого двинет, надо подготовиться к встрече.

Они пошли проторенной дорожкой к лошадям.

– Сколько их?

– Не менее сотни. Дело не в численности, а в опыте. Гвардия Зеленого на рожон не попрет, они зеков пустят вперед и ими прикроются. И лагерь по этому принципу построен, зеленый гвардию бережет. А нас всего ничего.

– Хорошая засада уравняет силы.

– Не получится. Они обойдут ущелье и появятся со стороны реки, там есть брод.

– Пойдут по открытому плато?

– Наскоком, в галоп, с шашками наголо смерчем пролетят. А что мы им сможем противопоставить? Открытая местность. Двадцать человек против сотни кавалеристов! Сметут к чертовой матери.

– Один пух останется. Тут надо что-то придумать, а среди нас полководцев нет, все князья да урки.

Они вышли к тому месту, где оставили Елизара с лошадьми. Ни учителя, ни пленника на месте не оказалось, не было и двух лошадей.

– И что ты на это скажешь, Улдис? – доставая револьвер из-за пояса, спросил Чалый.

– Нет времени разбираться, пора ноги уносить. Спасибо, что всех лошадей не увели.

– Учитель сам напросился в разведку, – вскакивая на коня, сказал Чалый. – Я бы его не подозревал, парня на наших глазах вешать собирались.

Они поскакали к ущелью. Небо бледнело, близился рассвет.

– Не мог же Разбаш развязаться и захватить учителя. Да и зачем он ему? Придушил бы на месте и ушел в лагерь. Загадка, – продолжал рассуждать Чалый.

– Чего гадать, надо думать, как своих спасти. Далеко уйти нам не дадут. И деревню не защитим, и сами подохнем. Зеленый знает, с кем имеет дело.

– У них есть мощная рация. Они связывались с городом, каким, не знаю. Кто-то из бандитов сидит на большом стуле в центре. Зеленому сообщили, что регулярные воинские части в тайгу не направлялись. Бандиты подозревают в захвате деревни другого бандита. Рябым его называют. Тайга поделена на зоны. Если в захвате подозревается Рябой, то зеленые бросят на него все силы.

К деревне вышли с восходом солнца. Октябрина встретила их со слезами на глазах, девушка перенервничала – ушли и пропали. Пенжинский удивленно разглядывал наряд Чалого.

– Это что же за маскарад, добрый молодец?

– Молодцы скоро нагрянут с шашками, на конях и с Георгиевскими крестами на груди.

– Такими же, как этот?

Родион сорвал крест.

– Давайте-ка людей будить, Афанасий Антоныч, пора готовиться к встрече дорогих гостей, долго они себя ждать не заставят.

Отряд подняли на ноги. Чалый доложил обстановку. Никому и в голову не пришло спросить, как он попал в лагерь бандитов и как узнал о планах Зеленого.

– Надо уходить! – твердо заявила Лиза.

– Деревенские с нами не пойдут, – покачал головой Улдис, – все бандиты на лошадях, нагонят нас в течение часа и порубят на кусочки. Десять рыл на одного.

– Позвольте мне сказать, – вмешался князь. – Я, конечно, не воевал, всю жизнь изучал науки, в том числе и военную историю. Похожий случай был у генерала Раевского. Правда, у него имелась артиллерия, но в ближнем бою она особой роли не играет. Французы тоже шли вброд через реку, их встретили прицельным огнем. Здесь река порожистая, быстрая, поток может с ног сбить. Каменистое дно не позволит преодолеть реку вскачь, надо ударить по противнику во время перехода. Но это еще не все. Генерал Раевский разделил свой отряд на две части. Одна из них перешла реку и спряталась. Когда противник вступил в реку, по нему открыли огонь с двух сторон, отрезав пути к отступлению. Таким образом, батарея Раевского разбила противника, превосходящего в силе во много раз.

– Надо идти в деревню и бить в рельс, – отдал приказ капитан Дейкин. – Охотники должны знать, где находится брод. Надо торопиться, каждая минута дорога.

Лиза поняла, что не сможет удержать людей и решила, что лучше погибнуть в бою, чем быть зарубленными в лесу.

– У старика есть пулемет, – сказал Важняк.

– Учинили ему допрос по старой привычке, Матвей Макарыч? – спросила Лиза.

– Нет. Посидел с ним на лавочке, поговорили за жизнь. Если бы не дети, охотники давно дали бы отпор зеленовцам. Я думаю, за нами вся деревня пойдет, у них нет выбора.

– Где-то тихо, мирно живут люди, строят плотины, города и уже забыли о войне, – мечтательно проговорила Варя. – А здесь все еще воюют.

– Сибирь, дитя мое, планета неизведанная, – погладил девушку по плечу князь Пенжинский. – Джунгли Амазонки и тайгу пройти и изведать куда сложнее, чем слетать на Луну.

– Скажете тоже, Афанасий Антоныч, на Луну!

– Придет время, полетим. Я-то вряд ли доживу, а вы, Варвара Трофимовна, можете стать свидетелем великого события.

Отряд двинулся к деревне.

3.

Трое монахов вошли в храм и оцепенели. Перед ними в черной рясе стоял настоятель Тихвинского монастыря преподобный Федор с посохом в руках.

Монахи пали ниц. Произошло чудо!

– Встаньте, дети мои. Я вернулся к вам не с небес, а пришел тернистыми земными тропами. Бог дал, и я выжил. Господь не посылает человеку испытаний, которых он не может выдержать. На все воля Господа.

Монахи, каждый, стоя на коленях, целовали руку иеромонаха, за упокой души которого молились долгие годы.

– Какое счастье, что вы с нами, преподобный отец! – произнес рыжеволосый паренек с длиной редкой бородкой на добром лице.

– Храни тебя Господь, брат Еремей.

Отец Федор перекрестил его, поцеловал в лоб и подошел к следующему, чернявому, курчавому, с густой бородищей.

– Храни тебя Господь, брат Кирилл, и тебя брат Димитрий.

Высоченному, худющему с яркими зелеными глазами Димитрию

пришлось наклониться, чтобы его поцеловали в лоб.

На груди у всех монахов висели бинокли, за спиной винтовки.

– Тяжелые времена, коли с оружием в храм заходите.

– Тяжелые, батюшка, всего сразу не расскажешь, – согласился Димитрий.

– Знаю. А потому хочу найти у вас понимание. В келье вашей работают ученые, и вы должны проявить терпимость. Идем, я вас познакомлю. Ходит по нашей земле зараза, которую они хотят извести с Божьей помощью. Враг затаился где-то рядом.

Проходя мимо гроба, каждый прикоснулся губами к рясе умершего.

– Помните ли отца Онуфрия? Это он водил нас по земле-матушке, пока мы не набрели на Жемчужное озеро. Здесь дряхлая деревенька стояла, мы своими руками храм возвели и село отстроили, – рассказывал отцу Федору Еремей.

Спустились вниз. Келья действительно стала похожа на научную лабораторию. Там работали четверо мужчин в монашеской одежде, один сидел на кровати, нога его была перевязана.

Отец Федор всех познакомил и в конце сказал:

– Герасим Савельич Лебеда сейчас улыбается, идет на поправку. Ему сделали удачную операцию. Есть надежда, что наши друзья и отца Онуфрия поднимут из гроба.

Монахи испуганно перекрестились.

– Одному Иисусу такие чудеса под силу! – воскликнул Кирилл.

– Ничего удивительного, молодые люди, – вмешался профессор Берг, – ваш Онуфрий в коме, он не умер. Но это ученые заморочки, вам лучше о них не думать.

– Куда ушли люди из села и остальные монахи? – поинтересовался Масоха.

– Когда начался мор, люди поднялись с мест и ушли в тайгу.

– Где они, вы знаете? – спросил Моцумото.

– В трех днях ходьбы скит построили. Но назад они не вернутся. Тридцать два человека умерли за два дня.

– А сколько живых осталось?

– Семеро охотников и двенадцать послушников.

– С чего все началось?

– Ефим, охотник, вернулся из леса, толком ничего не объяснил. Видел он людей, много людей. Вроде бы китайцы. А главное, там стальная дверь огромных размеров в скале встроена, из нее лучился очень яркий свет. Увидев Ефима, китайцы зашли в пещеру, дверь закрылась. Он протер глаза и ничего не понял. Скала стояла на месте, будто там и не было никакой двери. Парень перепугался и вернулся в село. Никто его басням не поверил, а на следующее утро над озером повис воздушный шар. Большущий. Потом он лопнул, и какая-то штука упала в озеро. Думали, бомба, но она не взорвалась. А вечером на село напало полчище крыс. Не крысы, а кошки по размерам. Кто мог, отстреливался. Многих покусали. Наутро умерли дети, потом хоронили их родителей, а на четвертый день все ушли, кто выжил.

– Да, не любят «лаборанты», когда в их дела нос суют, – задумчиво произнес Ледогоров.

– Вы знаете, где та скала? – спросил Егор.

– Мы охотой не промышляли, наше дело – землепашество. Местные рыбачили и дичь били. Мы им – хлеб, они нам – рыбу, хозяйство вели общее. Но скалы есть на северо-востоке, там обрывистые холмы, самый высокий называется Коготь коршуна. Его хорошо видно во время заката, действительно, похож на изогнутый коготь.

– Проверим.

– Керосин у вас есть? – спросил Лебеда.

– Керосина нет. Есть бочка спирта, но он не годится для керосинок.

– Зато полыхает не хуже, а то и лучше. Нужно сшить маски и прочные рукавицы, ульи облить спиртом и сжечь. Ночью, когда весь рой соберется. Потом примемся за крыс.

– Зачем же ульи жечь! – испугался рыжий монах.

– Чтобы не сдохнуть самим. С крысами сложнее будет, отравы у нас нет.

– Есть, – сказал Зарайский. – В сельпо. Зайдите в подсобку, чего там только нет. Хозяин о своей лавке заботился. Ни одной щели, пороги мышьяком присыпаны, оттого крысы туда не лезут. Отраву мы найдем. Но как заставить крыс жрать ее?

– Нужны ямы, – предложил охотник. – Ямы наполним отравой, а сверху положим приманку. Крысы голодные, на тухлятину клюнут.

– Сообразительный народ собрался, – хлопнул в ладоши Масоха. – Предлагаю план действий. В первую очередь мы избавляемся от внешней заразы. Далее. Профессора работают над противоядием. Я, Егор, Ледогоров и генерал приступаем к поискам бункера врага. Отец Федор идет с ребятами, пардон, послушниками в скит и ведет переговоры, одни с японцами мы не справимся, сельчане должны нам помочь. В конце концов это их село. Наше преимущество – внезапность. Ударим всеми силами. «Лаборантам» известно о трех монахах, оставшихся в селе. Мы под наблюдением, значит, никто, кроме троих в рясах, на дворе появляться не должен. Отряд Лизы ушел, они успокоились. Тревожить их понапрасну не следует, нам воздушные шары и лишние крысы здесь не нужны.

– План прекрасен, – кивнул профессор Берг, – но не все так просто. Дверь железная, если помните, а ключика у нас нет. И я думаю, таких дверей там много. Работая с ядами, лаборатории делят на множество отсеков. Полагаю, все они снабжены стальными дверьми. Пока вы доберетесь до главных преступников, они успеют выпустить заразу на волю, и чем это может кончится, никто из нас не знает. Война исключается. В первую очередь нам надо понять, каким арсеналом обладает лаборатория, до чего они додумались за пятнадцать лет. Нам не воевать надо, а беречь их как хрустальную вазу. Не дай бог разобьется, неизвестно, что из нее посыплется. А если у них тысячи воздушных шаров заготовлено? Во время войны японцы запускали такие шары в сторону Калифорнии с керамическими бомбами, битком набитыми чумными блохами. Американцам везло – Тихий океан большой, перелет долгий, ветер переменчивый. Шары себя не оправдали. Но мы не за океаном. Нет, мои дорогие коллеги, нам необходимо терпение, терпение и еще раз терпение.

Возразить было нечего. Настроение у всех испортилось. Масоха, очень смешно выглядевший в рясе, достал папиросы из-под подола и пошел на галерею курить.

4.

Состав замедлил ход и едва полз, приближаясь к железнодорожной развязке со множеством путей, на которых стояли поезда. Тут были пассажирские, товарные, цистерны. Один эшелон утыкался носом в другой, образовалась многокилометровая пробка. Паша Клубнев не стал дожидаться, пока его поезд упрется в хвост впереди стоящему и, стряхнув с себя уголь, спрыгнул на насыпь, скатился под откос в рыхлый, поросший высокой травой овраг. Затор его не очень беспокоил, путь впереди не близкий и не легкий. И он не торопился. Пять лет терпел, можно еще потерпеть. Важна не скорость, а результат. Цель – Москва. Сегодня, завтра, через месяц, но он доберется живым и здоровым. До станции придется идти пешком. Поправив рюкзачок за спиной, Кашмарик зашагал на запад. В старом солдатском бушлате, перепачканный угольной пылью, он мог сойти за кочегара и вряд ли привлечь к себе внимание.

Составы тянулись и тянулись, им не было конца. Тут что-то не так.

На ступеньках одного из паровозов сидел машинист и курил самокрутку. Клубнев остановился, попросил табачку. Пожилой седовласый мужичок не отказал, выделил клочок газеты, насыпал щепотку махры.

– Боюсь, эта бодяга надолго, – начал разговор Паша.

– Нам с тобой об этом не скажут.

– Это точно. О диверсантах болтать не любят.

Машинист прищурил глаза и внимательно посмотрел на чумазого незнакомца.

– Знаешь толк в таких делах?

– Партизанил в Белоруссии. Сколько же дней прошло, пока собралась такая очередь!

– Да уж немало.

– И я о том же. Подрыв путей за пару часов восстановить можно, максимум за сутки, если эшелон повалило на бок. Тут дело серьезней.

– Угадал, приятель. Мои ребята ходили на станцию, дальше не пустили. Все оцеплено солдатами. Похоже, мост в щепки разнесли. Если так, то зимовать здесь будем.

– Мост-то большой?

– Не ходил еще по Транссибу?

– Да нет. Хабаровск – Владивосток. Дальше носа не совал.

– Далеко тебя занесло. Мост на полтора километра растянулся. Узкий, зараза, на две колеи. Строили как времянку, но нет ничего более постоянного, чем временное. Денег не хватает. Оккупационные зоны до сих пор не восстановлены. Москву заново отстраивают, главную морду страны. Показуха. Мой сын с фронта вернулся год назад. Какой, к черту, фронт в 49-м? Берлинское метро восстанавливал. Сколько еще там наших ребят копошится! Будто дома забот нет.

– Пойду и я на станцию. Гляну, что к чему.

– Не совался бы ты, куда не следует. Одного такого умника уже взяли. К понтонной переправе вышел. Потом доказывай, что ты не верблюд. В городе комендантский час, люди по норам попрятались.

– Добро, отец.

Клубнев спрыгнул на насыпь. Он не решился спросить у старика, через какую реку проходил мост и о каком городе идет речь. Перспектива зимовать его не устраивала. Можно спуститься вниз по течению километров на десять и перебраться на другой берег, воспользовавшись рыбачьей лодкой. Учитывая длину моста, река не -очень широкая. Нужна карта района для ориентации, да где же ее взять? Хотя бы глянуть на нее одним глазком, память еще не растерял, все, что надо, запомнил бы. Он до сих пор помнил имена, фамилии, клички и пароли всех агентов, а их прошло через его руки немало. Помнил и внешность, приметы каждого. Без зрительной памяти в его работе делать нечего.

Наконец он добрался до станции. На платформе ни души, но лучше на нее не выходить. У платформы – пассажирский поезд, если пройти по вагонам, окажешься на другой стороне перрона. Клубнев поднялся на подножку последнего вагона и повернул ручку двери, она открылась. В тамбуре никого. В коридоре чисто. Купе справа, многие двери распахнуты. Из окон коридора видна платформа. Нужно пройти до середины поезда, чтобы прочесть вывеску с названием станции. Вряд ли оно ему что-то скажет, но вдруг? В вагоне стояла глухая тишина. Похоже, не было ни души. Павел зашел в туалетную комнату, скинул с себя грязный бушлат и, стараясь не шуметь, умылся. Гимнастерка сохранила приличный вид. Он вымыл сапоги и почистил галифе. Хорошо бы побриться, да не до жиру, хотя борода выглядела пристойно для геолога, но не для военного. Клубнев достал из рюкзака все самое необходимое, рассовал по карманам, а в него впихнул бушлат. Потом зашел в купе и осмотрелся. На столе еда, засиженная мухами, початая бутылка водки. На верхней полке – чемоданы, на вешалке – вещи. Пиджачок оказался маловат, документов и денег не было. Складывалось впечатление, что людей застали врасплох и выкинули из поезда в самый неподходящий момент. И давно, хлеб успел превратиться в каменный сухарь.

Закинув свой вещмешок подальше за чемоданы, Павел взял водку, прополоскал горло и вышел в коридор. Вряд ли пассажиров могли заподозрить в диверсии – начальство перестраховалось и очистило станцию от лишних людей. Возле каждого вагона охрану не выставишь, а станция считается стратегическим объектом. Ничего не изменилось в стране за последние пять лет. Произвол оставался произволом.

Он прошел до конца вагона и в купе проводника увидел девушку в железнодорожной форме. Взглянув на мужика с бутылкой водки в руках, она вздрогнула.

– Я не кусаюсь, подруга. А где твой напарник?

– Вы что, не знаете? Всех мужчин увели на работы, кроме военных.

– А где военные?

– В нашем вагоне их не было.

– А женщины?

– Тоже куда-то увели. Я не знаю. По одному проводнику на вагон оставили, вещи стеречь.

– От кого?

– Не знаю. Нам не объяснили и из поезда выходить не велели.

– А про меня забыли. – Павел притворился пьяным и изредка рыгал. – Что за деревня? Почему стоим?

– Судженск. Транспортная развилка. Я не знаю, почему стоим.

– Что за река здесь?

– Обь. До нее еще десять километров.

– Занесла нелегкая. Вагоны чистили солдаты?

– Военные. С автоматами.

– И сколько же времени я не просыхаю?

– Восьмые сутки.

– Кто же вас кормит?

– Кухня на колесах. Два раза в день на платформу к третьему вагону подвозят, и все выходят с котелками. Еще хлеб дают.

– Ага! Получил паек и обратно в зону, сделали из поезда концлагерь. Умеют наводить порядок.

– Если вас увидят, то заберут.

– Не выдашь – не возьмут.

– Никто вас не выдаст, если сами на перрон не вывалитесь. Клубнев зашел в купе и осмотрел вешалки.

– Форма твоего напарника? – спросил он, указав на висящий китель и фуражку.

– Да. Его в одной рубашке увели, а документы у всех забрали.

– Я кителек одолжу на время.

– Он вас не спасет.

– Поживем увидим.

Китель пришелся впору, и фуражка тоже.

– Бывай, подружка, бог даст, свидимся.

В следующем вагоне Клубнев нашел целую бутылку коньяка, он и ее прихватил с собой. В купе проводника сидели четыре женщины и что-то громко обсуждали. Ему удалось проскользнуть незамеченным.

Четвертый вагон от конца оказался «мягким». В таких условиях ездят важные персоны и лучше им не попадаться на глаза. Но не получилось – из туалета вышел обритый наголо мужчина лет сорока пяти в хромовых сапогах, офицерских галифе на подтяжках, и белой нижней рубахе. Они едва не стукнулись лбами.

– Ты откуда взялся, хмырь болотный? – рявкнул лысый.

– Только не думай, что тебе одному гулять можно. Если хожу здесь, значит, надо.

Лысый оторопел от такого хамства.

– Чекист, что ли?

– Много вопросов задаешь.

– Ты знаешь, кто я такой?

– А мне насрать. Где-нибудь ты и «кто такой», а здесь ты пассажир, пока я в это верю.

– Ну ладно, ладно, не ерепенься. Коньяк не тяжело таскать?

– Тяжело, пока в руках. Могу поделиться.

.– Оно бы в самый раз было.

– Есть стаканы?

Они прошли в купе. Два дивана, окна зашторены плюшевыми занавесками, на вешалке – мундир майора внутренних войск, портупея с расстегнутой кобурой без пистолета и фуражка. На столе – два стакана, вяленая рыба, сушки с маком и банка со шпротами.

– Паек доедаешь, майор, местная бурда тебе не по вкусу?

– Что спрашиваешь, если знаешь. Садись.

Клубнев подошел к столику и понюхал стаканы.

– Пили дня два назад. Зубровку. А где твой приятель?

Майор напрягся.

– Нет у меня приятеля. Жену увели в заложницы, меня оставили.

– Женщины не пьют зубровку стаканами.

– Моя пьет. Разливай.

Клубнев откупорил бутылку и наполнил стаканы.

– Со знакомством.

– Меня зовут Виктор, – представился майор.

– Андрей.

Выпили залпом, закусывали рыбой.

– Этапы перегоняли из Владивостока в Магадан?

– Откуда знаешь?

– Рыбку вялили на Колыме. Серебристая кефаль. Хорошая штука, только ее мало, на материк друзьям отправляют в качестве подарка. А шпроты дальневосточные. Вот и вся хитрость, Витя.

– Наливай еще.

Выпили. Майор начал заметно хмелеть.

– На Колыме перемены. Генерала в Москву вызвали, и он не вернулся. Жди неприятностей, коса косит без разбора. Подвернулся случай перевестись в Свердловское управление, вот я со своим замом и сорвался. А тут на тебе, в ловушку угодили.

– Сегодня в Магадане генерал пропал, завтра в Свердловске. Не набегаешься.

– Это ты верно заметил, Андрюша. Бегай, не бегай, в итоге клетка одна на всех.

– Пистолет твой куда делся? В кармане его нет, галифе не топорщатся. Под подушкой тоже нет. Я сижу на твоем диване, а ты на месте жены. Колись, Витя.

– Глазастый, гад! Точно, чекист. Может, ты и прав, пора колоться, бежать мне без жены некуда. А его все равно найдут. Только я тут ни при чем. Шальной парень был.

– Где он?

– Идем, покажу.

Майор встал и вышел в коридор, немного покачиваясь. Осмотревшись по сторонам, достал из кармана ключ и открыл соседнее купе.

Клубнев зашел первым.

Мужчина в кителе капитана сидел на диване, положив голову на столик. В правом виске зияла черная дыра, на щеке запеклась струйка крови. Правая рука, сжимавшая пистолет, безвольно повисла.

– Самострел чистой воды, – пробурчал майор.

– А пистолет твой?

– В том-то все и дело. Его ствол я в своем чемодане запер, будто мысли его прочитал. Молодой, горячий и дурной.

– Ну о дурости говорить рано, труп к психиатру на обследование не направишь. Выкладывай свою версию, майор.

– Мы купили два купе. Одно я с женой, другое он с женой. Об отъезде знали за два дня. Сашка ревнив был как черт. И не без оснований. Жена у него – краля высший сорт. Поезд стоит на парах, а ее все нет и нет. Он без нее садиться не хотел, его силой впихнули. Тронулись. Километров десять отъехали, а тут проводница из соседнего вагона приходит и передает ему записку. От открыл и видит Нюркин почерк. Так, мол, и так, люблю другого. Моряка. Из порта уехать не могу, прости, что не призналась раньше, думала, пройдет, а когда дело дошло до выбора, то поняла, останусь с ним. Прощай и не поминай лихом. Двое суток капитан не ел, не пил, не спал, молчал. Когда мы здесь застряли и всех гражданских увели, меня тоже подкосило. Достал запасы зубровки, позвал его выпить. Несладко стало, как только Василису уволокли. Выпили. Дальше я не помню, отключился. Проснулся утром – Сашки нет. Я пошел в его купе, остальное ты видишь сам. Я ничего не трогал и даже заходить не стал. Спер у проводника вагонный ключ и запер купе. Двое суток прийти в себя не могу. Пистолет мой, но трогать его боюсь.

– Где записка от жены?

– Смял он ее и выбросил в окно. Я успокаивал, как мог. Молодой, мол, еще, баб на твой век хватит…

– Плохо твое дело, майор.

– Сам знаю, за меньшее сажают. Через мои руки тысячи прошли. Сил нет уже ждать, извелся.

– Ладно, подумаем. Надо для начала коньяк допить.

Вернулись к столу, разлили остатки коньяка, выпили. Клубнев

сделал резкое движение, и майор отключился.

Павел снял с него мундир, руки связал за спиной – ничего, с голоду не сдохнет, до рыбы и воды ртом дотянется. Чтобы оставить видимые следы бандитского нападения, пришлось разбить бутылку о его голову.

Павел переоделся, достал чемодан, нашел в нем бритву, побрился, проверил карманы. Документы на месте: «Дальневосточный край, краевой отдел внутренних войск, старший оперуполномоченный по особо важным делам майор Виктор Ошуров». Фотография плохая. Павел посмотрелся в зеркало и остался собой доволен. Надев портупею, вышел и запер купе на ключ. В соседнем купе вынул пистолет из окостеневших пальцев покойника и сунул его в кобуру. На столе заметил записку: «В моей смерти виноват я сам! Судить себя я тоже буду сам. Моя жизнь принадлежит мне, а не Сталину! Устал от сволочей! Сашка Богданов».

Клубнев сунул записку в карман.

Он вышел на перрон у первого вагона. Пути по эту сторону станции были свободны. На переезде у шлагбаума стоял лейтенант и четыре автоматчика. Они отдали честь, и Павел прошел мимо. За переездом виднелись чахлые домишки неизвестного ему города. Он шел уверенной походкой, с прямой спиной, не имея представления где, когда и куда сворачивать.

Точно так же много лет назад он разгуливал по Берлину в форме лейтенанта Вермахта и ни один человек не видел на его наглой физиономии следов волнения.

Кашмарик

Он постучал в дверь и тут же вошел. Полковник Голльдорф стоял у стола, склонившись над картой.

– Разрешите войти, штандартенфюрер.

– Да, да, конечно, заходите, капитан Штутт. Капитан подошел к столу.

– Вот какой у меня к вам разговор, Гельмут. Не секрет, что русские со дня на день войдут в Берлин. Я не мечтатель, я прагматик. Полетят головы. Дурные головы. Они того заслужили. Как воевали, так войну и закончили. Но для нас война только начинается, специалисты нашего профиля всегда нужны. Важно определиться с целями, а они у нас не менялись, и с местом дислокации. Есть люди, которые должны быть привязаны к местам, где они могут принести больше пользы. Вы специалист по России и должны находиться там. Наступит час «X», придет наше время. Проверьте старые резервы, многие сумели легализоваться и пустить корни, эти люди под нашим колпаком и всегда под ним останутся. Сколотите надежную команду. Явки вам известны. Сами в пекло не лезьте, используйте посредников.

– Задача понятна, гepp полковник.

– Не сомневаюсь, – Голльдорф взял со стола папку и передал капитану. – Здесь нужные вам документы. Идите через Польшу и западную Украину. В Польше вы поручик, комиссованный по ранению из Войска Польского, Казимиш Качмарэк. Все родные погибли в Освенциме. На Украине вы Панас Грицко, член освободительной армии. Эти документы позволят вам пройти до России, там их сожгите. Дальше смотрите по обстоятельствам. Три воинских книжки даем вам на выбор, с легендами ознакомитесь на досуге. Родственников у этих людей нет. Обустроитесь на месте, дадите знать.

– Какая связь?

– Прочтете в инструкции и уничтожите ее. В Москве вам помогут. Слава богу, есть кому, люди надежные и влиятельные. Хочу выразить вам свою благодарность за службу, капитан Штутт, вы проявили себя как незаурядный разведчик.