Текст книги "Затянутый узел. Этап второй. Принцип домино"

Автор книги: Михаил Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

– А что скажет Важняк?

– Если бандиты нас нагонят в тайге, мы не отстреляемся. У них лошади, и лес они знают как свои пять пальцев. Мы с мешками на своих двоих далеко не уйдем.

– Откуда им знать, в какую сторону мы пойдем? – возмутилась Лиза.

– Им компас не нужен, они знают, как выследить зверя. Деревенские тоже молчать не будут, среди них партизан нет, язык любому можно развязать, сунув ствол в рот.

– Мы им жизнь спасли, – возразил Дейкин.

– Мы их под удар подставили. Спасибо тебе никто не скажет. Нагадил и ушел. Или думаешь, Зеленый нас простит и отпустит на все четыре стороны? – распалился Шабанов.

В избу вошел Елизар и двое деревенских.

– Двадцать головорезов уцелело. Через час они будут в лагере.

– Если от Зеленого даже освобожденные им зеки разбежались, – подал голос кочегар, – то надо понимать, живется в банде несладко. Голодный зверь злее сытого, видел я их жестокость.

Вперед выступил Родион Чалый:

– Скажи-ка нам, учитель, найдутся в деревне мужички, готовые взяться за оружие и выступить против Зеленого?

– Злобы у людей много скопилось. Все, что непосильным трудом заработали, разграблено. Вы им хороший пример показали – с бандой можно бороться. Все видели, как уцелевшие уносили ноги. Такое долго не забудешь.

– Почему же раньше молчали в тряпочку? – спросил Кистень.

– Не за себя, за детей боязно.

– Что скажете, товарищи охотники? – обратился к сидящим на лавках местным жителям Журавлев.

Немолодой мужичок с жидкой бородкой встал.

– В деревне нам с бандитами не справиться, хороших стрелков человек десять среди нас найдется. Бандитов надо ждать у Чертовой тропы, бить из-за каманов.

– Что такое каманы и где эта Чертова тропа?

– Каманы – это валуны, камни, – начал пояснять Елизар. – Чтобы выйти к реке, бандитам надо пройти узкое ущелье между скал по высохшему руслу горной речушки. Зимой и ранней весной там не пройти, потому в это время они в деревню не приходят, а как только тропа просыхает, – тут как тут. Микитка прав, другого пути у них нет. Если устроить засаду в ущелье и правильно организовать оборону, можно еще раз шугануть банду. Всех, конечно, нам не перебить, но уравновесить силы удастся.

– Хорошая идея! – обрадовался Огонек.

– И сколько мы будем сидеть в засаде? – спросила Лиза.

– Этого никто не знает, – сказал Шабанов. – Если не брать женщин – Варю и Рину, то нас десять человек, плюс десять охотников. Винтовок на всех хватит, западня может сработать.

– Спасибо, Глеб Васильич, – отвесила поклон Лиза, – меня ты уже за женщину не считаешь. Ладно, я не обижаюсь, у тебя Варя в глазу застряла, других ты не замечаешь. Может, идея и неплохая, но за свою команду отвечаю я. Перед нами поставлена одна задача, других для меня не существует. Нас и без того мало. Если операция провалится, кто будет ее выполнять? Варя с Риной? Где гарантия, что мы вернемся живыми из ущелья?

– Готов поддержать женщину! – снова выкрикнул Огонек. – Самую красивую женщину!

– Помолчи, мальчик! – рявкнул Родион Чалый.

– И не подумаю. Я такой же, как все. Может, даже хитрее вас. Зациклились вы на этой деревне! А теперь порассуждайте трезво. Будь вы на месте Зеленого, пошли бы еще раз туда, где потеряли два взвода бойцов?

– Голод заставит, – обронил Елизар.

– Зеленый не одну деревеньку щиплет, здесь не хватит пропитания, чтобы кормить всю ораву целую зиму. Значит, весной и зимой у него есть другие источники пропитания. Главная цель Зеленого – рудник, который он безуспешно атакует в течение двух лет. Рудник хорошо укреплен. Сегодня Зеленый потерял два взвода своих бойцов. И не забывайте, он не знает, сколько нас и кто мы такие. Из-за деревенских лепешек сунуть голову в пекло еще раз – глупо, у него каждый боец на вес золота. Лишиться солдат, значит, забыть о руднике. Подкрепления ему ждать неоткуда, если он зеков берет в свой отряд. Ему надо беречь людей. Кто хочет возразить?

Никто не возражал.

– В общем так! – твердо заявила Лиза. – Возвращаемся на свою позицию к валунам, со склона вся деревня видна как на ладони. Ночь проведем в дозоре, а к утру решим, что делать. Ты, Елизар, жги костры вокруг деревни, нам надо видеть ее как днем, чтобы ни одна мышь не проскочила незамеченной. Все правильно, Зеленый рисковать не будет, он разведчиков пошлет. Нельзя дать им возможность подойти к деревне на близкое расстояние. Костры их спугнут.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Кровавый оскал

1.

День прошел нелегко. Люди устали. Кто-то заснул сразу, кто-то беспокойно ворочался. Капитан Дейкин остался в дозоре и наблюдал в бинокль со склона. Местные разожгли костры, яркой подковой окружив селение, лишь левая сторона, где бурная река огораживала деревню, оставалась темной.

Лиза подошла к Дейкину и присела рядом, дымя папиросой.

– За что тебя, Гаврила Афанасьевич, шутом прозвали? Тот хмыкнул.

– Жизнь смешную прожил. Нахохотался вдоволь, вот и прозвали.

– Не похоже. Огонь по бандитам ты открыл, будто они твои кровные враги. Какие враги могут быть у шутов?

– Могут, Лиза. Увидел грабеж, кровь так и закипела. Последнее из домов тащат, на гибель людей обрекают. В далеком детстве я уже видел похожую картинку. Век не забыть.

– И что видел?

Гаврюха оторвался от бинокля.

– Дай-ка закурить, подруга.

Она протянула ему портсигар, капитан закурил.

– Старая история. Шел 32-й год. Жил тогда мальчонка в Одесской губернии с батей, мамашкой и грудным братишкой. Голод косил людей. Батя мой был мужиком работящим, скопил зерна на черный день. Тут они и пришли. В коже, вроде тебя, с наганами. Отца избили, матери тоже досталось, а я с младенцем в огороде спрятался, все видел. Картина, как сегодня. Свалили все, что нашли на телегу, отца забрали. На утро мать нас собрала, и пошли мы в Одессу правду искать. До ОГПУ дошли. Признали моего отца кулаком, злейшим врагом народа. Мать с дитем на руках головой об пол билась, молила отпустить кормильца. Послушал ее большой начальник и сказал: «Принесешь выкуп – отпущу. Должен твой муженек государству штраф заплатить. Три дня тебе сроку». И назвал какую-то заоблачную сумму. Я тогда в деньгах ничего не смыслил. Вернулись домой. Золотишко припрятанное мать собрала, иконы – все в узелок. Дом соседу продала за гроши. Тот еще куркуль был, он с чекистами дружил и отца моего заложил, а сам чистеньким остался. Такие с голоду не подыхают. Он давно на нашу землю зарился, получил-таки задарма. Лишенные всего, мы вернулись в Одессу. Иконы и золотишко мать одному барыге продала. Вор, поганец и тот в положение вошел, пожалел мать, не обманул. Собрали мы эти деньги и понесли в ОГПУ к большому начальнику. Он нас принял, деньги взял, тут же в сейф запер, а потом и говорит:

– Штраф уплачен. Но помочь, баба, я не в силах. Вчера твоего дурака к стенке поставили. С врагами другого разговора быть не может. А теперь проваливай, пока тебя не взяли. Уходи из города, к вечеру чтобы духа твоего не было.

Мать в один момент поседела. Когда косынку сняла на улице, я ее не узнал. Была черноволосая, как ты, а стала белой, будто ее сметаной намазали. Кешку она держала левой рукой, меня взяла правой, и мы пошли. Не знаю, сколько шли и куда. Мать молчала. Похоже, рассудка лишилась. Неподалеку от вокзала сунула мне за пазуху замотанные в платок документы и перекрестила. Я тогда не понял, что она хочет делать, страшно мне на нее смотреть было. Тут трамвай из-за угла вынырнул. Все произошло в один момент – мать с Кешкой на руках нырнула под колеса. Ничего страшнее больше на свете не видел.

Так я лишился отца, матери и брата, а шел мне тогда седьмой годок. Соображалка-то никудышная, зато память крепкая. Определили меня в детскую колонию. Забор, колючка, кнут, баланда. С Колымой не сравнить, но я море видел и знал, что такое свобода и простор. На пятый год мой побег увенчался успехом. Сколько их было, не помню. Много. Вернулся в Одессу на товарняке. Сдуру или с голоду хапнул на Привозе плюшку с творогом и дунул во всю прыть. Городовые за мной. Выскочил на дорогу и под машину угодил. Судьба меня пощадила, ударило несильно. Только ногу ушиб, но бежать уже не мог. Тут меня с мостовой подняли сильные руки, как пушинку. Запихнули в эту самую машину и повезли. В общем, легавым я в руки не попался. Пришел в себя и обалдел. Сидит передо мной красивый дядька с усами в белом кителе и с адмиральскими нашивками на рукаве. Мать честная, перепугался до смерти, а адмирал улыбается.

– Хочешь выпить, сынок? Тебе ситро и мороженое, мне графинчик водки и хвост селедки.

– Я бы и сам от хвоста селедки не отказался, – говорю.

– Да и от борща тоже?

– С хлебом.

– Добро.

Повел он меня в ресторан. Нажрался я от пуза за все годы разом.

– Вот какое дело, Гаврюш, – обратился он ко мне, – меня на Тихий океан отправляют, там тоже неплохо. Детей у нас женой нет. Ты парень, я вижу, деловой, не избалованный и не трусливый. За плюшку идти в тюрьму глупо, свой характер надо в настоящем деле показывать. Поедешь со мной на Тихий океан? Там тебя не найдут.

– Поеду.

– Условие одно – жить ты должен честным человеком.

– Честным быть просто, если с голоду не подыхаешь.

– Вот и договорились.

Бедная Зина! Молодая, красивая женщина, вся жизнь впереди. Счастливая. Муж адмирал, красавец, умница. И вот он приводит в дом двенадцатилетнего оборвыша с глазами хищника, чумазого, смотрящего на мир исподлобья.

– Зюзенька, познакомься: Гаврила Дейкин.

– Однофамилец? – спросила испуганно наивная жена.

– Никак нет. Член нашей семьи, я его оформил через областной ЗАГС. Теперь его отчество Афанасьевич. Все по закону. Пришлось известить командование флотом, что мы едем на Дальний восток полной семьей составом в три человека.

Видел я, как у Зины выступили на глазах слезы, но она тут же убежала в ванную комнату. И ночью там плакала, когда адмирал уже спал. Хотел я тогда сбежать, но что-то меня удержало. Не знаю. Не смог. Зачем двадцатилетней девушке нужен двенадцатилетней сын? Но смирилась. Мы стали друзьями. Я ее не обижал, уж очень она ранимой была. Адмирала Дейкина я называл отцом, а Зину Зиной. Матерью назвать язык не поворачивался.

Жили мы во Владивостоке. Адмирал командовал эскадрой, а Зина учила меня играть на рояле. Выучила нотной грамоте. Слух у меня обнаружился. Ходили на концерты в филармонию. Слушали Шопена, Моцарта, Бетховена. Домой возвращались, я садился за рояль и на слух повторял услышанное. Зина была в восторге, а отец сердился. Он видел во мне морского офицера, а жена великого музыканта. Вскоре я уже умел играть на всех инструментах, какие под руку попадались. Но счастье наше недолго длилось. Однажды взял меня отец на охоту, много военных полетело в тайгу на самолете бить лося. Мечта! Егеря, собаки, все как положено. Большие люди, большая охота. Зима. На лыжах шли. Глубоко забрались. Тогда и прозвучал роковой выстрел. Убили адмирала Дейкина. Я и сейчас в этом уверен. Зверь на тропу не выходил и впустую палить никто не станет. Однако выстрел раздался. Я не видел, кто стрелял и с какого места. Мы шли рядом, группы по два человека прочесывали небольшой участок, рядом с нами никого не было. На меня брызнула кровь. Я глянул на отца и увидел, как он падает, пуля пробила ему голову. Снег побагровел. Адмирал умер мгновенно. Я бросился к нему, и это меня спасло. Вторая пуля просвистела у меня над головой.

Я закричал во весь голос. Третьего выстрела не последовало. Тогда я встал на лыжи и рванул вперед, вряд ли понимая, что делаю. Несся, как на парусах. Остановился, когда стемнело, и уже ничего не было видно. Началась истерика. Успокоил меня мороз. Я сел в сугроб, прислонился к дереву и решил умереть. Вскоре мне стало тепло, и я уснул.

Умереть не дали. Очнулся в охотничьем домике после пяти дней горячки. Старая якутка вылечила меня своим зельем. Слепая бабка стала моей третьей матерью. Я жил в юрте с пятью ее сыновьями, это они подобрали меня в лесу. Возвращаться назад я и не думал, в том мире жизнь для меня кончилась, я его ненавидел. Так в пятнадцать лет я стал охотником. Четыре года прожил среди зверья и горных ручьев. Играл на балалайке и бил соболя. Там и стрелять научился. Шкуру портить нельзя. Соболя выследить нелегко, ближе ста метров он к себе не подпустит, чтобы его снять и не попортить, надо попасть в глаз. И этому ремеслу я научился.

В 45-м на нашу берлогу вышли солдаты. Тогда мы узнали о начале войны с японцами. Я и двое братьев пошли в солдаты, у охотников документов не спрашивали. Нас зачислили добровольцами. Но пути наши разошлись. Якутов, моих братьев, зачислили в диверсанты для войны в Китае, они же косоглазые. А меня отправили в Магадан. С этапом. В конвой зачислили. Хороших бойцов к войне готовили, а молодняк можно и в лагеря отправить. Начальник этапа, узнав, что я грамотный, назначил меня командиром взвода. Так я попал на Колыму.

– Да… – протянула Лиза. – Веселая жизнь, обхохочешься. Теперь мне понятно, почему тебя Шутом прозвали.

– Ты всегда была понятливой.

– А это правда, что ты Белограя от пули спас, или сплетни?

– Я видел, как на него ствол наставили. А в смерти адмирала Дейкина до сих пор себя виню. Обоих отцов убили.

– Важно, что сам жив остался и третий отец, считай, тебя усыновил.

– И третьего потерял. Мы уже не свидимся.

– Можно и без папочки обходиться в таком возрасте. Постой, Гаврюха, так тебе же всего лет двадцать пять?

– И что?

– А я думала, за тридцать. И седины много, и вид…

– От жизни веселой, Лиза.

– Рассказал ты мне сказу на ночь, Гаврила Афанасич… После такой не заснешь.

– Да, Елизавета Степанна, не всегда пытки Ивана-дурака огнем, водой и медными трубами из него Иван-царевича делают.

К ним подошел Улдис.

– Вдвоем, конечно, веселей дозор держать, вот я Октябрину для веселья с собой прихватил, девчонка все равно не спит. Идите отдыхайте, мой черед наступил.

– Держи ухо востро, Леший.

Капитан встал, за ним поднялась Лиза, и оба бесшумно исчезли.

– Ну что, Риночка, готова к ночному дозору?

– Я спать не хочу, Улис.

– Не Улис, а Улдис. Впрочем, это мелочи.

– Я не хотела тебе говорить, но сейчас скажу. Моего деда убил пленный бандит, которого Варя перевязывала в сарае.

– Откуда знаешь?

– Когда они ворвались, он деда прикладом ударил, а потом выволок из купе в коридор. Дед успел крикнуть: «Беги!» Тут стекла посыпались и пули засвистели. Я подняла полку и залезла в ящик. Потом меня Елизар нашел, плач услышал. Дед в коридоре лежал, мертвый. Значит, тот гад его и убил.

– Ладно, мы с ним еще разберемся. Отца давно не видела?

– Он летчик-испытатель, новые самолеты испытывает. Где-то под Москвой на секретном аэродроме служит и нас с мамой вызвать не мог. Я даже не знаю названия города. Два года не виделись. Кроме отца у меня никого не осталось. Только где его искать?

– Он сам тебя найдет. Скоро жизнь станет лучше, вот увидишь.

Незаметно подкрался Трюкач. Девушка вздрогнула.

– Зачем, Родион, детей пугаешь? – цыкнул Улдис.

– В ее возрасте уже двоих нянчат.

– Чего не спишь?

– Идейка есть. Ждал, пока Шут с вахты сменится. Они тут с Лизкой ворковали.

– Ревнуешь? Лиза – баба хваткая. Ты от нее нос воротишь, а она другого найдет.

– Это ее дело. У Лизы муж остался на Колыме.

– Кто? Челданов? Он ей не муж, а сожитель. Сгубил молодость девчонке и вырастил из птенчика тигрицу. Сволочь он.

– Она его любит. И в тайгу пошла ради него. Если мы золото не найдем, всех расстреляют. Виноваты всегда крайние. Кто госзаказ не выполнил? Белограй и Челданов. Самолет тут ни при чем, с погибших летчиков спрос невелик, а Лизины шашни никого не интересуют.

– Ладно, не кипятись, весь отряд разбудишь. Говори, что задумал?

– Зеленого проведать. Тут рядом, рукой подать, на лошадях-то. А?

– И тропинка к нему светлячками выстлана?

– Хмырь из сарая нам дорогу укажет, я его уговорю.

– А как же дозор?

Чалый кивнул на девушку:

– Она нас не заложит.

Леший передал бинокль Рине.

– Смотри в оба. Увидишь бандитов, поднимай тревогу, мы к рассвету вернемся.

Рина кивнула.

– Вот о такой я всегда мечтал. Понимает с полуслова.

– Поторопись, жених, мы еще на вашей свадьбе погуляем. – Чалый похлопал по плечу Лешего.

Они скрылись в ночи. Рина перекрестила их вслед. Девушка ждала, когда они выйдут к деревне, жадно всматриваясь в бинокль. В свете костров черные зловещие тени домов плясали по земле, и деревня походила на движущегося монстра с огнедышащей пастью.

Сарай охранял Елизар с напарником. Леший и Трюкач подкрались тихо и незаметно. Но как обойти сторожей без шума?

– Действовать надо в наглую: принято решение, мы его выполняем, – прошептал Трюкач.

Они вышли из-за сарая на свет.

– Тихо, Елизар, свои. Учитель опустил винтовку.

– Вас могут увидеть.

– Кто? Мы не прячемся.

– Шпионы. Зеленый наверняка послал разведчиков.

– И что они увидят? Ничего кроме костров. Мы сами решили идти в разведку.

– Куда?

– Дорогу нам пойманный бандит покажет, мы его забираем. Приведи трех лошадей и открой сарай.

– Как прикажете.

Заскрипела створка ворот. Связанный пленник лежал на земле, за перегородкой хрюкали поросята. Трюкач поднял раненого на ноги.

– К своим хочешь?

– Нет у меня ни своих, ни чужих.

– Сам с собой остался? Дорогу к лагерю покажешь, чтобы себя, любимого, не потерять?

– К лагерю вам не подойти.

– Посмотрим. Пленного вывели во двор.

– Скажи-ка, казак, ты всех своих знаешь? – спросил Улдис.

– Всех даже Зеленый не знает. Костяк состоит из двадцати преданных атаману гвардейцев. Остальные – сброд, их, как штрафников, первыми в атаку посылают. Сегодня есть, завтра труп.

Елизар привел четырех лошадей.

– Не многовато ли, учитель? – спросил Чалый.

– Я с вами поеду.

Родион повернулся к Улдису:

– Что скажешь?

– Пусть едет.

Сели на лошадей, казаку сунули кляп в рот, руки развязывать не стали.

– Ну, с Богом! – перекрестился учитель, и они тронулись к Черной горе.

Прошло немало времени, пока они добрались до ущелья. Узкий проход освещался лунным светом, по обеим сторонам высохшего русла возвышались каменистые склоны с редкой растительностью. Дорога петляла, плохо просматривалась за каменными выступами – отличное место для засады, за каждым поворотом жди сюрпризов.

– Стрельбу здесь не откроешь. Обвал, и крышка тебе, камнями завалит, – обернулся к Родиону Улдис и вдруг поднял руку. Группа остановилась.

– Что? – тихо спросил Чалый.

– Лошади фыркают. Уйдем с тропы за камни.

С правой стороны находилась небольшая впадина и что-то наподобие пещеры, туда они и зашли, спешившись.

– Елизар, следи за казаком, может выдать.

Улдис и Родион встали за камнем и ждали.

– Ну и слух у тебя, Леший. Я ничего не слышу.

– Сейчас увидишь. Благодаря слуху я однажды выжил.

Через мгновение послышался хруст. Из-за камня появились два всадника, черные тени выглядели зловеще в лунном свете. Улдис поднял карабин, но Чалый его остановил, опустил руку в сапог и вынул кортик, подаренный Лизой. Как только всадники поравнялись с камнем, он метнул его. Идущий вторым даже не пикнул, упал с лошади, как срубленный. Его напарник оглянулся:

– Что с тобой?

Леший протянул свой нож Трюкачу. Когда всадник соскочил с лошади, снова сверкнул кинжал. Короткий глухой стон – теперь и второй лежал на земле.

– Ждем следующего, – шепнул Леший. Но больше никто не появился.

Они вышли из засады.

– Здоров ты ножи метать, Родион.

– За то и на Колыму угодил. Откуда у тебя нож, Улдис?

– Думаешь, бандитов с оружием хоронили? После них даже гранаты остались. У меня еще наган припасен и парочка гранат. Все оружие в избе старика свалено. Деревенским оно ни к чему. Кистень, Огонек, Пилот тоже карманы себе набили. Где же ты был?

– Зря вы их убили, – помотал головой Елизар. – Надо было пропустить. Это же разведчики.

– Если не мы их, значит они нас, – сказал Родион, выдергивая кортик из трупа.

– Надо было пропустить, – настаивал учитель. – К костру они подходить не стали бы. Им показалось бы, будто в деревне целая армия собралась. То, чего мы и добивались. Получив такое известие, Зеленый ни за что не вернется в деревню.

– Мы тоже разведчики, Елизар. Для того и идем в стан противника, чтобы выяснить его планы. А где гарантия, что мы не наткнулись бы на этих ребят на обратном пути? – спокойно возразил Леший. – Сейчас мы их первыми заметили, потом они нас. Козырять перед тобой не стали бы, гранату под ноги, и до свидания.

Трупы оттащили в сторону и дальше двинулись пешком, лошади пошли следом. Вскоре тропа вывела их из ущелья, и они начали подниматься в гору через тайгу.

– Расскажи-ка, Улдис, как тебя слух спас, – попросил Чалый.

– Невеселая история. Баловался я в поле, в стогу сена, со своей подружкой. Вырыли мы себе гнездышко и хорошо его замаскировали. Перед самым рассветом слышу шорохи – никак не мог уснуть от перевозбуждения. Приоткрыл затычку в стогу и вижу людей. Человек сорок или больше, все с оружием. Кто с немецкими шмайсерами, кто с ППШ идут в сторону моего села. Затаился, сделать уже ничего не мог. Через двадцать минут раздались выстрелы. Не менее получаса из села доносились автоматные очереди, потом все стихло. Вернулись мы с Янкой в село днем. Лесные братья всех порешили, моего отца гвоздями к воротам прибили, как Христа к кресту, он председателем сельсовета был. Большевик с восемнадцатого года, Ленина видел, всю гражданскую прошел. Латышских стрелков Ленинской гвардией называли, а лесные браться с советской властью мириться не хотели, когда война кончилась, все в лес ушли. Мстили каждому, кто записывался в колхозы и работал на советы. Наше село весь урожай отдавало новой власти. Отца пугали, предупреждали, но он их не боялся, верил в своих людей. Село охранялось и днем, и ночью, чужих не подпускали. Но без предательства не обошлось, кто-то из своих снял посты, лесные тогда всех, даже детей поубивали. Чекисты приехали на следующий день. Я их не дождался, ушел в лес, три дня блуждал, пока меня не встретил дозор. Конспирация у лесных братьев на высшем уровне поставлена. Целые города под землей. Идешь по лесу и не знаешь, что под тобой мобильный отряд находится. Ходы прикрыты дерном, потолки бревенчатые, с крепкими подпорками. Вот только костры жечь нельзя, в остальном жизнь не хуже, чем на земле.

– И зачем тебя в лес понесло?

– Моего отца распяли, мать пристрелили, двух братьев в решето превратили. Я их нашел с винтовками в руках, до последнего отбивались. И что, по-твоему, я должен был делать? В город уйти? Жить должником я не приучен.

– Один против армии?

– Нет, в камикадзе я не готовился. Хотел вычислить все их норы, узнать имена командиров, численность, координаты, планы действий.

– И они тебя приняли в свой отряд?

– Приняли. Я им сказал, что от красных сбежал. Отец сводки получал, поэтому я знал, что за неделю до нападения на наше село в городе пятерых диверсантов расстреляли, они пытались ратушу взорвать. Банду всю взяли. Вот и я прикинулся городским, одним из уцелевших сынков бандитов. Мне поверили. Простой горожанин не мог знать столько подробностей. Я влился в отряд лесных братьев, урожаи жег, обозы грабил. Втерся в доверие. Командиры меня любили. Вот только что делать со своими знаниями, добытыми за полгода активных действий, я понятия не имел… Улдис замолк.

– Стоп, ребята. Пришли.

По другую сторону хребта на склоне горели костры. Чалый выдернул кляп изо рта пленника.

– Что скажешь, воин?

– Сами видите. Лагерь Зеленого.

– Ну и ладушки. Надеюсь вернуться живым и дослушать твою историю, Леший.

– Хочешь идти один? – спросил Улдис.

– Так спокойнее. Поменяюсь гимнастеркой с казачком, и чем я не казак, да еще с крестом.

– Послушайте меня, ребята, я хочу дело предложить, – вступил в разговор Елизар.

– Говори, учитель, – согласился Чалый.

– За западным холмом километрах в пяти, не дальше, находится рудник. Час ходу. Я беглый, мне туда пути нет, оставят дослуживать. Комендант лагеря – мужик решительный. Банда ему житья не дает, надо с ним договориться, объединить силы и ударить по лагерю. Твоя разведка, Родион, ничего не даст. О планах думает Зеленый и ни с кем ими не делится, люди получают приказ и действуют.

– Может, ты и прав, Елизар, но с пустыми руками мы уйти не можем, не для того шли. Планов не узнаю, так людей посчитаю.

– Я пойду следом, Родион, – твердо заявил Леший, – подстрахую. Пусть учитель лошадей стережет и казачка на привязи держит. Тебя как зовут, казачок?

– Семен Разбаш. Когда-нибудь и ты мне свое имя скажешь.

– Обязательно. Если что, глуши его прикладом, Елизар. Он свою работу сделал, лишняя обуза нам не нужна.

Чалый поменялся гимнастерками с пленным, взял его фуражку с коротким козырьком и красным околышем.

– Шашки не хватает.

– В лагере шашек много, – усмехнулся Разбаш, – шею береги. Они острые, один взмах, и головы как не бывало.

– Спасибо за заботу, Семен.

Учитель смотрел на уходящих, словно прощался с ними навсегда. Он жалел их и восхищался. Что за люди? У них свой путь и свои цели. Сдалась им дикая деревенька, затерянная в непроходимой тайге! Что она есть, что ее нет, кого это касается?

– Крышка твоим дружкам, учитель, – рассмеялся Разбаш. – Жаль, не успел я тебя повесить.

– Зато я успею, – тихо прошептал Елизар.