Текст книги "Затянутый узел. Этап второй. Принцип домино"

Автор книги: Михаил Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

3.

После трехнедельного отсутствия генерал редко бывал дома. Приходил поздно, усталый, и ложился спать. Наконец он устроил себе выходной и, как всегда, пригласил на обед своего любимого собеседника Тагато Тосиро.

– Садись, Тосиро. Давно мы с тобой не общались и не обсуждали международных дел.

Перед японцем стояла плошка с рисом и отварная рыба. Белограй предпочитал щи и картошку с груздями, не забывая, разумеется, о самогонке собственного изобретения.

Тагато Тосиро, военнопленный солдат, он же генерал Тохиро Моцумото, о чем знал только Белограй, пил из рюмочки, а хозяин предпочитал другую посуду – хрустальные фужеры. Тосиро выпил и ждал, он не привык задавать вопросы, его дело отвечать. Генерал сам определял тему для разговора.

– Я ездил на встречу с американцами, Тосиро. Они не произвели должного впечатления, приняли меня за трусливого перебежчика. Но я сумел произвести впечатление, в дальнейшем мы, надеюсь, найдем общий язык.

– Ваша жена жива, Кузьмич-сан? – тихо спросил Тосиро.

– Жива. И у меня есть возможность ее увидеть. Мы с тобой квиты. Я тебе устроил встречу с твоим главнокомандующим, ты мне помог наладить связь с американцами, но боюсь, что на этом наш торг не закончен. Среди военнопленных японцев есть настоящие преступники. Вояки в счет не идут, солдат выполнял свой долг, даже если он генерал, как ты. Говоря о преступниках, я имею в виду отряд 741. Они создавали самое страшное оружие. Бактериологическое. Испытания проводили на мирных людях. Шестьдесят тысяч китайцев погибли в концлагере на северо-востоке Китая от их опытов.

– Да. Это позорная страница нашей истории.

– Ты должен поговорить с душегубами. Я дам тебе список ученых, которые разбираются в вопросах, связанных с их разработками. На японцев многие работали: австралийцы, филиппинцы и, возможно, немцы и даже русские.

– Я вас понял. Мне опять придется встретиться с главнокомандующим. Со мной никто разговаривать не станет, побоятся признать себя участниками экспериментов. Многие ведь попали в плен, как я, под именем простых бойцов. От главнокомандующего они ничего скрыть не смогут, его авторитет непререкаем.

– Лагерный номер – это все, что осталось от авторитета Ямады. Ладно. Завтра опять поедем в «Оазис». И еще, Тосиро, я тебе дам карту Сибири и Дальнего Востока. Это секретный материал. Ты должен получить самую важную для меня информацию – где находится лаборатория японцев, выстроенная в середине 30-х на территории нашей страны. Мне нужно точное место расположения. Узнаешь, получишь паспорт и свободу. Сойдешь за какого-нибудь киргиза или якута и живи, сколько сможешь. Русским владеешь лучше многих уроженцев страны. Ты дипломат, и твои идеи не были враждебны России.

– Я готов выполнить ваше задание без условий, если мне дается возможность хоть как-то смыть позор, очернивший весь мой народ.

– Ладно, обойдемся без лозунгов, генерал. Я знаю тебя уже пять лет и вижу, что ты за человек.

Белограй разлил водку.

– Выпьем! За удачу! Выпили. Закусили.

– Пленные могут что-то попросить за услугу? – едва слышно выдавил из себя Тосиро.

– Мы им отпустим грехи и оставим живыми. Откажутся говорить, расстреляю полбарака. Встану с правой ноги – пущу в расход правый ряд нар, с левой – перебьем всех, кто спит слева. Они и без того живут в тепличных условиях, рудников не видели. Расскажи им, как здесь подыхают русские.

– Сделаю все, что от меня зависит, Кузьмич-сан.

Как всегда, после беседы с японцем Белограй обрел какое-то особое чувство равновесия, будто Тосиро впитывал в себя, подобно губке, всю отрицательную энергетику и, переработав ее, источал положительную.

Вечером они опять слушали американское радио и обсуждали политику Трумэна.

* * *

На следующее утро в сопровождении коменданта Мустафина генерал и Тагато Тосиро отправились в «Оазис», элитный лагерь для особых заключенных, который прятался за высоким частоколом на окраине Магадана. Здесь в особых условиях содержались те, кого Белограй берег для Родины. Многие из узников, отсидевших по пять и более лет, так и не узнали, что такое настоящая Колыма.

Комендант лагеря двумя месяцами ранее уже приводил заключенного номер 1320 из четвертого барака на допрос к генералу. Правда, ему не было известно имя заключенного и кто его допрашивал. Здесь сидели военнопленные японцы, командный состав, это все, что знал комендант. В «Оазисе», как ни в каком другом лагере, соблюдалась сверхсекретность. Список с настоящими именами узников имели только Белограй и его заместитель Челданов. Иногда в особую зону приезжала жена Челданова Елизавета Мазарук. Она выполняла обязанности своего мужа, и ей так же подчинялись, как и Челданову, с той лишь разницей, что полковник был человеком сдержанным, а Мазарук позволяла себе многое, не имея на то полномочий. Сегодня Белограй вновь вызвал того же заключенного на допрос.

Здание администрации было двухэтажным. Первый предназначался для лагерного начальства, на втором располагались просторные хорошо обставленные кабинеты. Здесь колымское руководство вело свои игры с особым контингентом. Караульные привели зека и остались за дверью. Японец вошел в кабинет один. Белограй сидел на диване, а Тосиро – за столом. Впрочем, этого имени в японской армии никто не знал, при допросе присутствовал бывший генерал и дипломат Тохиро Моцумото. Вызванный на допрос заключенный под № 1320 генерал Ямада когда-то командовал семисоттысячной Квантунской армией.

– Мы будем говорить по-английски, генерал, – сказал Белограй, – вы его неплохо знаете. Присаживайтесь.

Моцумото встал и коротко поклонился. То же самое сделал Ямада перед тем как сесть за стол, он вел себя с Достоинством.

– Вас не расстреляли, генерал, так как вы осознали свои ошибки и раскаялись на Хабаровском процессе. Вы получили пожизненный срок, но содержитесь в привилегированных условиях. Придет время, когда вас и ваших соплеменников освободят, так же как военнопленных немцев, проявивших себя с лучшей стороны. Но речь сейчас не об этом. На территории СССР японскими диверсантами, проникшими в район Сибири в 30-х годах, были оборудованы лаборатория и испытательный полигон по разработке и применению бактериологического оружия. Мне нужно знать, где именно располагался этот комплекс и какие отравляющие вещества в нем разрабатывались.

Ямада встал.

– Я знаю о таких лабораториях, расположенных на территории Китая, но мне ничего не известно о других. На ваш вопрос мог бы ответить военный министр или начальник генштаба. Я не имел никакого отношения к бактериологическому оружию. Японская армия насчитывала шесть миллионов человек, а я командовал одной шестой частью. Я солдат.

– Вы генерал, а не солдат. Вы командовали Квантунской армией в Северном Китае, и так называемое Маньчжурское государство Маньчжоу-го, находилось под вашей защитой. Должен вам напомнить, что отряд 731 находился на подведомственной вам территории в провинции Жиньхуа, где так же располагался концентрационный лагерь. Там людей заражали холерой, чумой и желтой лихорадкой. Все это вам известно, на Хабаровском процессе вы признали этот факт.

– Отрядом 731 командовал генерал-лейтенант Сиро Исии, но он мне не подчинялся напрямую.

– Я тоже никому не подчиняюсь. Мне принадлежит Колыма и весь Дальневосточный край, территория, превышающая Западную Европу вдвое. Я могу вывести весь ваш барак на улицу и расстрелять. Уверен, среди вас немало людей из отряда Исии, а может, и сам он прячется под маской лейтенанта флота. Мы с американцами не обменивались списками военнопленных, кто к кому попал в руки, неизвестно. Среди военнопленных японцев самый высокий авторитет у вас. Если вы не можете справиться с элементарной задачей… Мне есть кем заселить четвертый барак.

– Это ваше право. В четвертом бараке нет людей из отряда 731. Но я знаю, что у вас есть специальный лагерь для японских военнопленных. Если вы командируете меня туда вместе с генералом Моцумото, вполне возможно, что мы получим интересующие вас сведения. Мы напрасно теряем время.

Белограй помолчал, потом встал:

– Обсудите этот вопрос между собой. Я согласен на ваше предложение. Мне нужен результат.

Он вышел из кабинета, оставив японцев одних. Мустафин ждал за дверью.

– Вот что, Абрек. Возьмешь Тосиро и второго япошку и отвезешь их в зону к соратникам по оружию. Без помпы, по-тихому. Пусть найдут нужных людей и допросят их. Дай им полную свободу действий.

– На это и недели не хватит, Василь Кузьмич.

– Хватит. Кого надо, увидят сразу. И смотри! Ты мне за этих двоих головой отвечаешь.

– Все сделаем как надо, товарищ генерал.

Белограй достал свою трубку и, сунув в рот, подошел к окну. Времени оставалось мало, май на носу.

4.

Представить себе, чтобы такой мужик как Сорокин кого-то о чем-то просил? Смешно. Он не подполковник, он маршал по колымским меркам. Начальник особого управления – страшная должность.

– Хочешь, я перед тобой на колени встану, Сильвер? Кроме тебя мне никто помочь не может.

– А ты поставь к стенке Белограя, пусти самодура в расход.

– Дурак ты, Иосиф Мартыныч. Знаешь, почему Никишов продержался столько лет на посту? Ему вся связь подчинена была, лично. Ни одна малява на «материк» не уходила без его правки. О радиограммах я уж молчу. И это наследство Бело-граю досталось. Поди попробуй на него донос настрочить, сам к стенке встанешь. У него все схвачено. Потому он может самого Сталина усатым называть. Я здесь сошка. Сказал Белограй набрать дюжину матросов, значит, они должны быть и нам не отвертеться. Ты, старая калоша, хозяин порта, ты и должен искать матросню.

– Я думал, ты умнее, Никита Анисимыч. Возьми меня – хорош матрос с одним глазом на деревянной ноге! Не зря ведь Сильвером прозвали. Только попугая на плече нет. А стращать меня бесполезно. Я стар, службу свою с крейсера «Варяг» начинал. Один из выживших. От матроса до капитана третьего ранга вырос. Душу флоту продал. И чем ты меня напугаешь? На понт свою полосатую шушеру бери, а на меня молись. Я порт построил. Сто девять самоходок в строй поставил за пять лет мира. За каждого кочегара глаза выцарапаю. Ишь, придумал! Дюжину матросов ему подавай! Иди в зону, там тысячи героев в тельниках на рудниках горбатятся, лопатой греби.

– Поздно, Еся. Голодная, отощавшая вша поход не выдержит. Это Белограй думает, будто за две недели до Аляски дойдет. Говорил я с бывалыми. Трех месяцев не хватит.

– Неужто этот болван сторожевик в океан выводить собрался?

– И выведет. И цели своей достигнет. Он Белограй. Он Колыму на ноги поставил, таким море по колено. Жизнь за шкирку держит. Великий человек. И планы у него великие. Мы черви под его ногами.

Иосиф Мартыныч Худой по кличке Сильвер встал со своего гнилого дивана в убогой трущобе на берегу бухты Нагаева и без костыля принялся топать по коморке, стуча деревянной култышкой.

– Дашь мне двадцать зеков в обмен на матросов, – сказал он в конце концов. – Оформишь им поселение, чтобы ни одна гнида не отняла. Нет, не двадцать, а двадцать четыре, по два за каждого. Обеспечишь их усиленными пайками. Навигация началась, море льды отбросило, сейчас с Ванино и Золотого Рога транспорт пойдет, мне буксиры нужны, лоцманы, матросы. На туфту не согласен.

– Сделаю, все сделаю. На тебе одном, черт хромой, Нагаева бухта держится.

– То-то, особист. Уразумел. И послушай мою дурную мыслю, Никишка. Белограй в море никто. За жабры его взять любой катер сможет. С зеками далеко не уйдет, если своих топить не задумает. Даю шанс ему прикрыться. Помнишь Орлова? Фамилия какая! Авторитет на флоте.

– Игнат Демьяныч? Так он же спился.

– И пущай пьет. Капитан второго ранга, Герой Советского Союза, без звезды. Золота на Колыме хватает, новую откуете. Его еще Никишов освободил. Жинка барина ходатайствовала, царица Гридасова. Звание вернули, право на ношение формы. Ордена, правда, растеряли, так их у Челданова целый склад, подберете согласно протоколу. Состряпай ему ксиву, выдай погоны, посади на сторожевик. Пусть себе пьет. Но если нарветесь на морской патруль, Игната выпускай, как цепного пса. Он кого хошь на место поставит. Супротив Героя никто не попрет. И еще. Верните кораблю имя и номер. Не банка с килькой, пусть все видят.

– Такого нет в составе флота.

– Значит, будет. Зеки тоже кораблями не командуют. Или ты сам за штурвал встанешь? Тебя же, Никита, через час к корме потянет блевать. Сторожевик не линкор, швыряет его как щепку.

– Я никуда не плыву, Сильвер.

– За козла останешься?

– С Челдановым на пару.

– Намучаешься ты с ним, Никита.

– Это почему же?

Худой забил махрой самокрутку и закурил.

– Харитон мужик крепкий, но всю жизнь в холуях ходил, лишен самостоятельности. Белограй – другое дело, он и при Никишове барином оставался. Говорят, Никишов его побаивался. Личность! А Челданов – пешка. Если бы не Лизка, хана ему. Перед бабой своей хорохорится, но по сути – слабая копия Белограя. Подражает хозяину, значение свое показывает. Из нуля единицу не сделаешь.

– Зря ты так, Сильвер, Челданов личность. За скорлупой прячется. Видел я его в деле.

– Мне плевать, Никита. Тебе жить. Моя лямка кончилась, к осени помру. Развеют мой пепел по Охотскому морю, и баста. Никаких могил.

– Рано ты себя хоронишь.

– Мне лучше знать. Дам я тебе дюжину молодцов. Черт с тобой. Про Орлова не забудь. Может, на ветру хмель из него вышибет.

– Я знал, что ты поможешь.

– Конечно. У тебя одних вертухаев тысяч пять, а за людьми ко мне идешь. Флот туфты не терпит. Пущай ребятки на волнах потрясутся. Там их дом родной. Им и швабра в радость. Моряку по ночам звон склянок слышится.

– Может, и сам пойдешь?

– Такие, как я, только в пиратских байках живут. На палубе надо стоять твердо, а деревяшка – вещь скользкая. Напился я как-то и носом землю решил пропахать. Хорошо еще ночь стояла, никто не видел. Час до дома полз. Позор нестерпимый.

Сорокин встал.

– Готовь людей, Сильвер. Завтра Крупенков катер подгонит, будем отправлять их на остров.

Старый морской волк махнул рукой и глянул на буфет, где стоял штоф с водкой.

Подполковник ушел с болью в сердце. Все они здесь такие. И он в том числе. Жизнь свою в грош не ставят, но другого тащат из болота. Даже Колыма не может надломить человека. Кого ломает, те не люди.

Машина ждала Сорокина у берега. День только начинался. Что еще генералу втемяшится? Наступило время сюрпризов.

5.

В избу вошел майор Мустафин. Медведь бродил из утла в угол и недовольно рычал: его целый день продержали в клетке, не дав накувыркаться по просторной горнице. Во всем виноваты бесконечные визитеры: косолапый признавал только двоих – Мустафина и Гаврилу Дейкина, бессменного денщика Белограя, верного наперсника, на остальных смотрел с оскалом, будто чувствовал угрозу.

– Как вояж, Абрек? – спросил генерал.

– По-тихому не получилось, Василь Кузьмич. Только эти двое войдут в барак, япошки соскакивают с нар и вытягиваются по стойке смирно. И как они друг друга различают, все же на одну морду!

– И мы для них на одну морду, майор.

– Четырнадцать человек допросили. Комнату для этого выделили. С некоторыми по часу бились. Тосиро за дверью, сам все доложит.

– Введи.

Японец вошел и положил на стол списки и карту.

– Результаты есть?

– Серьезные результаты, благодаря генералу Ямада.

– Уважают, значит. Ну, докладывай.

– Ваши карты отличаются от наших. Место с высокой точностью определить нельзя. – Тосиро развернул карту. – Вот эта точка. Здесь указана железнодорожная станция Черная балка. Она расположена между Красноярском и Новосибирском. Место не обжитое. База строилась к северо-западу от станции, между Черной балкой и Жемчужным озером.

– Какое расстояние от озера до станции?

– Около восьмидесяти пяти километров. Место указал один солдат, он участвовал в строительстве, но не знал, что строят. Это же место указал и офицер. Он был адъютантом начальника генштаба Умедзу. Строили в 36-м. Найти базу будет очень трудно. Все сооружение под землей, и никто не знает, что там творится сегодня. Туда свозилось самое лучшее оборудование. Эта база рассчитывалась на многолетнюю эксплуатацию, там не испытывали примитивные средства отравления, такие как сибирская язва или чума. Они работали над препаратами, отравляющими почву. Возглавлял лабораторию крупный ученый – химик Зиякава. Он никому не подчинялся, кроме императора, его идеи и исследования хранились в тайне. Известно лишь, что Зиякава разорвал отношения с отрядом 731, о нем ничего не слышно с 44-го года.

– Каким образом в центр Сибири доставлялось оборудование?

– Везли из Японии в Маньчжоу-го, далее по Южно-Маньчжурской железной дороге и Китайско-Восточной железной дороге, которые строили русские. В то время этими путями пользовались русские, китайцы и японцы. Россия еще не вступила в конфликт с Японией, ей хватало Испании. На строительстве базы использовался труд китайцев, впоследствии они были уничтожены японцами из отряда Сиро Исии.

– Проморгали. Ну а что со списком?

– Мы нашли людей из лаборатории Исии. Трое из них ответили на наши вопросы, но если позволите, я их имен не назову, это ученые, а не военные, они скоро умрут в рудниках.

– Я вижу, подчеркнуто двенадцать фамилий из сорока пяти представленных.

– Совершенно верно. Это те, кто мог бы разобраться в тайнах лабораторных опытов. Мы поставили вопрос так: «Кто из этого списка мог бы противостоять вашим атакам, и кому бы вы предложили сотрудничество?» И вот трое ученых, не сговариваясь, назвали одни и те же имена. Впоследствии я их подчеркнул.

– Эти люди содержатся в «Оазисе», там же, где твой генерал. Я попробую с ними договориться.

– Простите, Кузьмич-сан, генерал Ямада осмелился обратиться к вам с просьбой.

Мохнатые брови Белограя вздернулись вверх.

– Говори.

– Он просит освободить двух заключенных. Они больны. Ни в каких преступлениях не замешаны. Рыбаки с Курил. Они даже стрелять не умеют. Почему бы им не вернуться домой? Мы с вами слышали по радио, будто советские власти не стали депортировать японских рыбаков с Курил, все остались на местах. Те, о ком я говорю, попали под горячую руку.

– Ишь, какой заботливый генерал. О рыбаках подумал. Тебе тоже есть о чем подумать, Тосиро. Я хочу отправить тебя на Черную Балку. Ты найдешь лабораторию и уничтожишь ее. Как-никак – генерал. Ты свой срок отсидел. Дам тебе паспорт и гуляй. Но сначала дело сделаешь.

– Один?

– Нет, конечно. Возьмешь пару вооруженных людей и двух ученых из списка. Пусть разберутся в технологиях. Командиром пойдешь ты. Кто знает, может, там окопались твои соотечественники. По-хорошему не убедишь, расстреляй. Никакой заразы на сибирской земле не должно остаться. Ни грамма.

– Я выполню ваше задание. Если вы помните, я говорил об ученом Зиякава. Он работал с почвой, хорошо разбирается в этом вопросе.

– Логично. Что ж, пожалуй, я выполню просьбу твоего генерала и освобожу невинных овечек. В недалеком будущем мне придется проплывать мимо Курильских островов, там я их и высажу. Готовься к походу, Тосиро. Я в тебе уверен, ты поставленную задачу выполнишь.

Японец встал, вытянулся и приложил руку к солдатской ушанке. Вот и разберись тут в людях.

6.

Вызов на ковер к генералу не предвещал ничего хорошего. Таких офицеров, как Кондрат Масоха, руководитель среднего звена, хватало, и мало кто из них удостаивался чести разговаривать с самим Белограем. То, что в последнее время жена Челданова приблизила к себе Масоху, не казалось ему странным. Кондрат знал всех комендантов лагерей Усть-Омчугского управления и Ягодинского. Елизавета Степановна повадилась в те места под видом инспекций, но в каждом лагере допрашивала отдельных заключенных, а потом некоторых из них переправляли в центральную больницу и сажали под замок в одиночных камерах, расположенных на отдельном этаже. С какой целью это делалось, Масоха не задумывался, вопросов не задавал, интереса не проявлял. Лиза Мазарук ценила это. Но что значит вызов к генералу?

Масоха прибыл на двадцать третий километр в назначенное время и доложился майору Мустафину. Полчаса его мариновали в караулке, затем пригласили к императору Колымы на прием.

Огромная изба, длинный стол, клетка с живым медведем. Тут все имело крупные формы, даже печь казалась несоразмерно большой. Генерал в цигейковой безрукавке сидел за столом и пил чай из фарфоровой кружки, куда вмещалось не меньше пяти стаканов воды. Тяжелый пронизывающий взгляд Белограя не каждый мог выдержать; В углу комнаты у приемника сидел японец. Масоха помнил его имя: Тагато Тосиро, он сопровождал генерала повсюду. Впрочем, о генеральской свите слагали легенды. Ее называли «Двором его величества». Кого только генерал не таскал за собой, в числе придворных числился даже шут. Его-то Масоха знал хорошо, вместе службу начинали.

– Товарищ генерал-майор госбезопасности, начальник И.Т. Ягодинского управления старший лейтенант Масоха по вашему приказанию прибыл.

– Должность майорская, а ты все в лейтенантах ходишь.

– Два несоответствия с занесением в личное дело.

– За что?

– Бунт на прииске и резня на лесоповале.

– И не сняли?

– Вы не разрешили.

– Помню. Ты свое дело туго знаешь, старлей, нет смысла менять шило на мыло. Но если и Мазарук тебя приметила, значит, тебе можно доверять. Она баба строгая, капризная. Мимоза на морозе. Докладывай, Масоха, что за команду она собрала?

– Десять человек. За последним неделю назад ездил. Мальчишка. Девятнадцать лет. Одессит. Так, ничего особенного. Думаю, взяла его из жалости.

– Для чего нужны эти люди, знаешь?

– Никак нет, товарищ генерал.

– Пустим их в тайгу искать иголку. Найдут? Как думаешь?

– За два месяца многие оклемались. Люди крепкие, морозоустойчивые, бывалые. Найдут или не найдут, сказать не могу, но большие нагрузки должны выдержать.

– Всех знаешь?

– За попом на самолете летал. Елизавета Степановна с ним еще не знакома. И важняка по приказу подполковника Сорокина из дома «Двенадцати Апостолов» в больничку перевозил. Следователь по особо важным делам из Москвы. Важной птицей когда-то был. Серьезный дяденька. Вопросов не задавал. Другие интересовались, куда их везут, а этот гордый, блюдет дистанцию. Мне он больше всех понравился.

– А кто не понравился?

– Кистень. Два убийства. Князь – умный мужик, но слабак. Мальчишка, еврейчик, так, пустозвон. Остальные ничего.

– Значит, десять человек.

Генерал оглянулся. Японец встал и поднес ему лист бумаги. Белограй начал читать:

– Матвей Макарович Журавлев. Тот самый важняк из Москвы. Петр Фомич Кострулев, он же Кистень, известный взломщик и мокрушник. Хорошее сочетание. А как вам это сочетание: мальчишка-безбожник, космополит Иван Соломонович Грюнталь, одесский биндюжник, а рядом настоятель Тихвинского монастыря отец Федор, в миру Тихон Лукич Вершинин. Летчик, сидевший в немецких лагерях, Глеб Шабанов попал в компанию к лату, воевавшему с советской властью. Председатель колхоза, кубанскии казак Герасим Лебеда, и тут же князь по фамилии Пенжинский. Замыкают список еще один мокрушник, бывший циркач, кинотрюкач и артист Родион Чалый и военнопленный поляк Казимир Качмарэк. Веселая собралась компашка. Не кажется тебе, старший лейтенант, что выпусти их за ворота, они перережут друг другу глотки?

– Вы мое мнение спрашиваете, товарищ генерал?

– Твое. Что думаешь?

– Эти люди меньше всего думают о прошлом. Плевать летчику на лесного брата из Прибалтики, как и одесситу на попа. Не уверен, подадут ли они друг другу руку в критический момент, но убивать никто никого не станет. Вспомните того же поляка. Он клял советскую власть, за что и сел, а потом рисковал своей жизнью, чтобы зеков и офицеров из-под завала вывести. А ведь посмотреть на него, не поймешь, в чем только душа держится. Сильный народ, товарищ генерал.

– Хороший ответ, лейтенант, чему-то Колыма тебя научила. Но рисковать мы не можем. Из этих людей будет сколочена экспедиция, они пойдут в тайгу в одном ряду под началом Лизы Мазарук. Я хочу, чтобы все остались живыми. Приказываю тебе проверить людей. Ни Мазарук, ни кто другой о нашем разговоре знать не должны. Получишь от меня записку начальнику охраны больницы, будешь иметь прямой доступ к «десятке». Что намерен предпринять?

– Они ведь даже не видели друг друга, их надо познакомить. Я думаю, можно организовать прогулки. Совместные, ежедневные, по кругу в коридоре больницы. Места там хватит. Пять камер с одной стороны, пять – с другой, между ними коридор шириной в шесть метров и длиной в десять. На ночь, когда охрана выходит за стальные двери, камеры можно оставлять открытыми, это даст им возможность общаться друг с другом. Вот тогда все встанет на свои места.

– Под твою ответственность.

– Я уверен, никто из них не пострадает.

– Убедил, Масоха, действуй.

Старший лейтенант отдал честь и бравым шагом вышел из избы. Белограй раскурил трубку и повернулся к японцу.

– Что скажешь, генерал Моцумото?

– Он честный человек.

– Возьмете его в свою бригаду? Без военных вам не обойтись.

– Такой офицер меня устроит.

– Слава богу, угодил. Недолго уже осталось вам ждать. Все карты разложатся в течение недели, от силы двух, и разнесет нас ветер в разные концы света. Вот только не знаю, кому повезет, а кому нет.

– Повезет не тому, кто выживет, а тому, кто справится с поставленной задачей.

– Что с вас возьмешь, Моцумото, камикадзе – ваше изобретение, человеческая жизнь для вас пустое место.