Текст книги "Кровавый круг"

Автор книги: Михаил Март

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц)

– Уже неплохо. А почему морда такая кислая?

– А ты не врубаешься? Это дело рук Ершова. Он хочет изолировать свидетелей и посадить всех в резервацию. Что это значит для нас? До Питера клешни Ершова не дотянутся, но здесь он бог и царь. Нас ждут крупные неприятности, Митяй. Статья у тебя получилась классная – слов нет. Но видеоряд мы имеем слабый. Снимков с крупным планом нет. Нас обвинят в клевете, а свидетелей объявят подставными утками.

– Что ты предлагаешь? – насторожился Горохов.

– Выход есть только один. Только вряд ли мы сумеем его осуществить. В первую очередь нам нужен полный список пассажиров, летевших на самолете. Потом их адреса, а далее нужно сколотить команду из полутора десятков журналистов и за предстоящую ночь обойти всех родственников и получить подтверждение, что эти люди вылетели рейсом 14-69 в Минводы. А здесь мы обязаны получить справку из аэропорта о том, что самолет к месту назначения не прибыл. И все это надо сделать до утра, пока свежие номера газеты не попали в руки Ершова. Ну как тебе задачка, приятель?

Горохов немного подумал и ответил:

– Ну, положим, ребят я найду. Те обегут родственников. Со списком тоже постараемся уладить. У секретарши главного муж работает в аэропорту – не последней спицей в колесе. Придется всех на ноги поднимать. Да и это не проблема. Если главный поверит в важность материала и в его сенсационность, он своего добьется.

Литовченко снял трубку и протянул Горохову.

– Звони, Митяй. И предупреди, чтобы они тебя под собственным именем не выставляли. Нужен крепкий псевдоним, типа – Петя Иванов. Не подставляй себя раньше времени. Не пройдет и суток, как мы очутимся в западне. Что касается моих возможностей, то я справки из Минвод не достану. Там, где ступала нога полковника Ершова, нашему брату делать нечего. Мертвая зона, вечная мерзлота.

Горохов взял телефонную трубку и попросил соединить его с междугородной линией.

8

То ли это был сон, то ли смерть играла с ним, используя плоские шутки с садистским уклоном, но он отчетливо чувствовал запах еды. Аромат жареной рыбы разбудил его, но он не решался открыть глаза. Жив он или нет? Никаких ощущений. Где руки, где ноги? Где тело, где стук сердца? Вот тут он себя поймал, услышав собственный пульс. Значит, жив.

Сергей открыл глаза. Красные круги постепенно рассеялись, и все вокруг начало приобретать четкие очертания.

Он лежал на жестком топчане, накрытый одеялом, сверху деревянный потолок, слева маленькое окошко, вырубленное в крупных бревнах, белые занавески, старый комод, фотографии, пожелтевшие от времени, в самодельных рамках, и старушка у печи со спицами в руках.

Обстановка, похожая на дом его детства, о котором он вспоминал. Где же голос матери, исполнявший заунывную колыбельную? Нет, это смерть привела его в загробный мир. Здесь он так и останется.

Женщина подняла глаза, и их взгляды встретились. Она улыбнулась, а он вздрогнул. Слишком живая и открытая у нее была улыбка. У смерти такой быть не может.

– Проснулся. Вот и хорошо. Теперь и подкрепиться не грех.

Женщина встала и начала подавать на стол.

В огромную комнату вошел старик в овечьей безрукавке и, увидев проснувшегося гостя, подошел к нему и сел рядом на скамью.

– Жив? Ну и слава богу, а то уж мы и не чаяли тебя увидеть в здравии. Бабка тебя тут отхаживала, примочки да травы к ногам прикладывала, отвары разные, пойлом тебя поила, и впрямь помогло. Не зря ее вся округа ведьмой зовет. Свое дело туго знает.

– Где я?

– В горной деревеньке. Мы тут охотой промышляем, рыбку ловим, овец пасем да виноград выращиваем. Всему свой сезон.

– А кто же меня сюда приволок?

– Я с внуком. Шли с рыбалки через ущелье, дым почуяли. Думали, свои, а там ты бездыханный лежал у затухавшего костра. Волки-то уже зубы наточили. Слюной исходили. Ну, с этой братвой мы научились общий язык находить. Не один десяток баранов они у нас потаскали. А сейчас у них голодные времена, зверь опасным к весне становится. Ну что делать, притащили тебя в дом, раздели, а ты весь синий. Ноги сильно пострадали, да еще сыпь странная по коже пошла. Вот бабка тобою и занялась. Она от любой болезни отвести может. Глянет на человека – и будто насквозь его видит, обо всех болячках узнает и на каждый случай пойло имеет.

– Значит, я вам жизнью обязан?

– Как же ты ей обязан? Не для того тебе ее вернули, чтобы ты ее вновь кому-то предлагал. Жизнью не разбрасываются, она одна у человека. Встать-то сможешь? Стол готов, а ты, поди, забыл, как еда выглядит. Брюхо-то к спине приросло.

Сергею помогли подняться, усадили за стол, дали выпить настоя, накормили. Стопку виноградной водки налили, и он чувствовал, как силы возвращаются к нему. Глаз приобрел ясность, а взгляд осмысленность. Конечно, не наступил еще тот час, когда он проанализирует все, что с ним случилось, но он мог стоять на ногах, думать головой, а значит, и делать выводы, строить планы – жить, одним словом.

Дед поел и ушел по хозяйству, а старуха не сводила глаз с гостя.

– Зачем же ты дом бросил, суженую свою и ребятишек? Грех это.

– А ты почем знаешь, бабуся? – У Сергея мурашки по коже пробежали.

– Старая я уже, многое знаю. Злые люди тебя в свои сети заманили, обманули, а потом ядом опоили.

– Ядом?

– Плохие то люди были. У них в глазах только золотой блеск отражается, а жизни в них нет, рассудок помутился. Желтый металл на землю сатана принес. Он подчиняет себе разум, делая человека своим рабом. Учит коварности, изворотливости и беспощадности. Из его плена никто не выбирался. Сатана не отпустит душу, если заполучил ее в свой полон.

– Я, бабушка, золота отродясь не видел. Все больше о хлебе насущном думал, да, видать, кишка тонка. Выдохся. Вот и попутал меня чертушка, и дружка своего совратил. Денег предложили. Много денег. При виде их я и сломался. Пусть хоть семья поживет по-человечески, а с меня игрок какой? Только водку хлестать и кулаками в грудь себя бить. Как работы лишился, так и кончился.

– Вижу, голова твоя просветлела. Берись за ум, сынок. Только будь осторожен. Злые коршуны еще долго над твоей головой кружить будут. Видел ты их, поди, в ущелье-то, так это лишь тень их была.

– Что же мне делать?

– Покаяться. Отними у сатаны желтый металл и погреби его в морской пучине и лишишь его жала ядовитого, не то судьбу своего дружка разделишь, которого волки обглодали да коршуны доклевывают. Ты меч смертоносный в руки сатане отдал, а тот жизнь друга отнял. И не токмо друга одного, а и жены его грешной.

– Ты, бабуся, что-то путаешь. Жена его тут ни при чем. Она в городе осталась.

– Сам все узнаешь. А с рассветом собирайся в путь. Внук тебя на равнину спустит на лошадях, а там и до города рукой подать. Тучи тут нехорошие собираются. Ураган будет. Оставаться тебе здесь нельзя, в смерче закрутит. А как только выберешься из мрака к солнечному краю, так твоя дорога ляжет к глубоким водам синего моря. Тернист и долог путь твой будет, тяжелым камнем на грудь ляжет, но другого пути не ищи. Вовсе заблудишься.

– Загадками говоришь, бабуся.

– А отгадки жизнь подскажет. Ты парень сильный. Если сам не дашь себе слабину, то выйдешь победителем. Грехи свои делом отмаливай да на небеса поглядывай, чтобы про коршунов не забывать. А теперь спать ложись.

Сергей лег на топчан, но уснуть не мог. Он видел тень старухи за занавеской, что-то она там бурчала, руками размахивала. В комнате пахло воском и ладаном.

Ничего не понимая, он заснул. И опять ему снились мать, деревня, лес, грибы, много грибов, и вывела его дорога к старому, поросшему бурьяном кладбищу. Шел он по нему, шел и наткнулся на вырытую могилу, глянул в нее, а там слитки золотые лежат и он на них, мертвый. Вдруг глиняные стены могилы стали лопаться и из щелей хлынула вода. Синяя, пенистая, она тут же заполнила могилу, и волна выплеснулась наружу, заливая траву и холмики с крестами. Его подняло вверх, и вокруг разлилось синее море.

Он закричал и проснулся.

Сквозь окошко в дом пробивался солнечный свет. Где-то на дворе драл глотку петух. Пахло блинами.

– Вот она, отдушина. Может, это и есть жизнь, а все остальное суета земная.

У плетня бабка с дедом проводили гостя, сказали несколько добрых слов в напутствие и отпустили с Богом.

Лихой казачок быстро гнал лошадей, и, когда солнце осветило макушки гор, они спустились к подножию. Перед ними раскинулась плоская равнина. Бескрайний простор. Так начался его новый путь, и кончиться он должен тем же, если верить сумасшедшей старухе.

9

В прокуренном кабинете главного редактора шли последние приготовления к утреннему выпуску номера. Просматривались гранки, вычитывался текст, трещал внутренний телефон. В работе были задействованы все сотрудники газеты, здесь кипела жизнь, в то время как небольшой провинциальный городок спал мирным сном.

Чтобы отвлечь Олю от глубокой печали, ей тоже нашли работу, и она вклеивала фотографии в архивный альбом. Горохов проверял текст, а Литовченко давал команды ответственным секретарям.

– Как только сверстаем номер, всех распустить по домам. Негативы и рукописи я заберу с собой. На следующий номер оставить дежурную бригаду и забить полосы снятым с сегодняшнего номера материалом. Первый удар будет самым сильным, если нас не сшибет взрывной волной, послезавтра жахнем еще раз. Утром я уеду в Краснодар и буду готовить номер в редакции у Золотухина, я с ним уже договорился, а печатать будем в нашей типографии.

– Валерий Борисович, – усмехнулся один из секретарей, – сейчас не девятьсот пятый год, чтобы уходить в подполье. Вроде как у нас демократия. Свободу слова никто душить не собирается.

– У нас никогда не было свободы слова, Игорек. Мы выполняли заказ администрации и получали за это дозированный процент свободы, когда нам позволяли разевать варежку. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю. С этими монстрами я в одной бане парился. Они хороши, пока ты им служишь, как послушный раб, но если ты решил приподнять голову, то тебе ее снесут.

– А стоит ли ее поднимать? – спросил второй секретарь. – У нас в городе работу найти непросто. Тут не Москва и не Питер.

– А сколько можно жить под диктовку, Коля? – Литовченко скривил рот. – Когда-то надо и зубки свои показать. Звание журналиста нужно оправдывать ежедневно, а мы не способны этого сделать один раз в жизни. Чего мы стоим после этого? Все, идите по местам, нет времени на словоблудие.

Одновременно с выходом из кабинета секретарей Горохов положил трубку.

– Как это ни странно, Лерик, но ты прав. Поначалу я думал, что ты перестраховщик, но вижу, что ты зришь в корень. В Питере тоже обстановка не сахар. Все корешки билетов с рейса 14-69 из аэропорта изъяты, словно такого рейса не существовало. Но выход нашли. Данные из компьютера еще выбросить не успели. Муж нашей секретарши – парень свой, авантюрист по крови. Он договорился с одной кассиршей, и та делает выписки прямо с монитора. Если ее не застукают, то фокус пройдет. Статья уже в наборе. Курьер вернется с минуты на минуту. Главный выделил мне пять кусков зеленых, так что я смогу перейти на нелегалку.

– Но я сам себе не могу выделить денег из кассы, правда, у меня своих хватает. Нам нужно успеть сделать как можно больше до выхода номеров в свет.

– Не одни мы работаем, Лера. Монстры тоже не сидят без дела. Из Минвод в Питер вернулся рейс 14-69. Разумеется, самолет и экипаж подменены, но ясно одно, они пытаются замять катастрофу. Я уверен, что и в Минводах зарегистрировано прибытие рейса 14-69 из Питера. Нам нужны веские доказательства. А для начала нужны фотографии самолета с бортовым номером, приземлившегося в ущелье. А где их взять, если покореженная машина погребена под снегом? Да и весь район наверняка уже оцеплен.

В дверь постучали, и в кабинет вошел капитан милиции. Неожиданный визит насторожил журналистов.

– Валерий Борисович, здрасьте. Меня прислал дежурный по городу. Срочный материальчик для утреннего выпуска. Личная просьба начальника УВД. Полковник сказал, что вы ему не откажете.

– Чем можем, тем поможем, – улыбаясь, сказал Литовченко. – По пустякам Герман Осипович беспокоить не будет.

Капитан положил на заваленный бумагами стол солидный конверт.

– Ну, я пошел, а вы уж тут сами разбирайтесь.

– Бывай здоров, капитан.

Конверт тут же распечатали. Пять листов с портретами и короткая записка, напечатанная на машинке.

– Это фотороботы, – констатировал Горохов.

Литовченко прочитал текст: «Разыскиваются опасные преступники, пособники чеченских главарей, участвовавшие в террористических операциях на территории России. Вниманию граждан! Всех, кто видел этих людей либо знает их местонахождение, просим срочно сообщить в ближайшее отделение милиции, патрулям УВД или позвонить по телефону…»

Горохов отбросил листок и начал рассматривать лица, изображенные на бумаге. Оля тоже присоединилась к изучению портретов.

– Лихо работают! – покачал головой Литовченко. – Значит, пассажиры находятся под колпаком у Ершова. Больше некому составить фоторобот. Но как они их подали? «Пособники чеченских главарей». Все правильно! Никакой катастрофы не было, а значит, и свидетелей быть не должно. Что задумал этот хитроумный Ершов?

Оля отложила два снимка в сторону и сказала:

– Эти двое мужчин сидели позади нас, в следующем ряду. В кожаных куртках на меху. У Наташи был ухажер, и тот ходил точно в такой же куртке. Он служил на севере в авиации.

– И я их видел, – подтвердил Горохов. – Когда самолет поднялся на высоту после посадки в Москве, я ходил в сортир и столкнулся в дверях клозета с этим мужиком. – Он указал на один из портретов. – Но он уже был без куртки и в летной форме, четыре лычки на погонах. Я еще подумал, что у экипажа своего сортира нет, если они общим пользуются. Второй тип стоял рядом. Я так и решил, что он ждет коллегу, чтобы уступить ему очередь, но он отрицательно покачал головой, мол, иди, мне туда не надо.

– Точно, – подтвердила Оля. – Они летели от Питера. Наташу тошнило, и они ее конфетами угощали. Очень любезные, шутили. В жизни не подумаешь о них плохо. А как из Москвы вылетели, они встали и пошли вперед. Потом я их больше не видела, просто забыла о них.

Горохов взял третий портрет.

– Ну а эту красавицу все запомнили. Стюардесса. Она одна оба салона обслуживала после вылета из Москвы. Другие девчонки куда-то пропали. Классная баба. Ну а этих я не помню. Молодой парень и этот седовласый мне на глаза не попадались.

Литовченко снял трубку и вызвал фотолаборанта; когда тот появился в дверях, редактор велел ему забрать портреты.

– Пересними-ка, Юрик, этих ребят на пленку и сделай мне пять отпечатков каждого карманного размерчика, девять на двадцать. Потом сдашь фоторобот Крамину и текст прихвати. Пойдет на четвертую полосу в послезавтрашний выпуск.

Лаборант вышел, а его место занял репортер из хроники.

– Валера, я ее нашел.

– Кого?

– Женщину, которая сбежала из больницы. Ты был прав, на вокзале ошивалась. С трудом приволок сюда. Все руки искусала. И пацан с ней четырехлетний.

– Давай ее сюда.

Двое сотрудников ввели под руки испуганную женщину, лицо которой говорило о бесконечных страданиях, а взгляд был таким острым, что о него можно было порезаться.

– Вы ради Бога не пугайтесь, уважаемая. Здесь вам зла никто не желает. Тут не милиция, а редакция газеты. Поверьте: мы хотим вам помочь.

Женщину усадили на диван, и она тут же взяла ребенка к себе на колени.

– Вы не отнимете у меня Андрюшу?

– А почему мы должны лишать мать ее ребенка? Это же ваш сын?

– Мой. Он только мой, и ничей больше.

Оля повернулась к Литовченко и тихо сказала:

– Кажется, я понимаю, в чем дело. Разрешите, я сама с ней поговорю. У меня лучше получится.

Редактор едва заметно кивнул.

– Как вас зовут? – спросила Ольга.

– Ира, Ирина Подкопаева.

– Мы здесь все с рейса 14-69. И помогаем всем, кто попал в аварию.

– Да, я помню этого мужчину с хвостиком, – она указала на Горохова. – Он помогал нам спускаться с трапа.

– Хвостик придется сбрить вместе с моржовыми усами, – шепнул на ухо приятелю Литовченко.

– Скажите, а к кому вы летели? К родственникам? – продолжала допрос девушка.

– Нет. У моего сыночка больные ноги. С рождения. Врачи говорят, что ему нужны грязевые ванны, но в Доме ребенка нет средств на лечение детей.

Она испугалась собственных слов и замолчала, еще сильнее прижав мальчика к груди.

О каких средствах тут можно было говорить? Женщина выглядела не лучше бомжа. Правда, все на ней было чистым, глаженым, и носила она вещи аккуратно, дорожа тем, что имела.

– А у вас есть деньги на лечение?

– Не очень много, но я копила. Пенсию откладывала. Мне сказали, что я могу устроиться в санатории посудомойкой и мальчик пройдет курс лечения бесплатно.

– Пенсию? – удивленно переспросил Горохов.

Женщина выглядела лет на тридцать, а если ее привести в порядок, то и моложе. Красивое лицо, правильные черты и огромные печальные глаза с болезненным взглядом.

Горохов хотел переспросить еще раз, но Оля подняла руку.

– Вы получаете пенсию по инвалидности? – задала следующий вопрос девушка. У молодой матери навернулись слезы. – Прошу вас, вы только не волнуйтесь, – продолжила Ольга. – Мы попытаемся вам помочь.

– Как? Теперь они меня все равно найдут.

– Никто вас искать не будет. Вы не опасны для них. Вы часто лежите в больнице?

– Два раза в год. Но я не опасна. Меня без милиции привозят. Я сама врачу говорю, когда мне становится плохо, и она дает мне направление. У нас с ней такая договоренность. Я сама прихожу в больницу.

– Вы живете одна?

– У меня своя квартира. Андрюша может жить со мной. Я не опасна. Я говорила…

– Вам разрешали его навещать в Доме ребенка?

– Один раз в месяц.

– А теперь вы его взяли и обратно не привели?

– У него ножки больные, а они не лечат. У них нет средств. А он очень хороший мальчик. Умненький, все понимает и, кроме ножек, ничем не болеет.

– У вас первый ребенок?

– Третий. Первых двух в роддоме отняли и сказали, что рождались мертвые. Но я-то знаю, что это не так. Они мне их даже не показывали. А когда я требовала, меня тут же в психушку отправляли. А Андрюшу я решила родить тайно. Уже с акушеркой договорилась. Но он решил выйти на свет раньше времени. У меня схватки начались неожиданно. Я поехала к акушерке, а в трамвае потеряла сознание. Вызвали «скорую», и опять я в роддом попала. Но в этом лучше было. Там главврач хорошим человеком оказался. Он сказал, что если я подпишу отказную, то мне позволят навещать сына в Доме ребенка. Слово он свое сдержал. Если бы не больные ножки, я бы не стала его забирать. Только ведь дома со мной ему жилось бы лучше. Я ведь могу уборщицей подрабатывать. Меня уже брали, наш подъезд мыла, а сейчас пенсию повысили.

– А вы знаете, в какой санаторий вам надо?

– У меня адрес записан. Железноводск.

Оля повернулась к Литовченко.

– Сможете помочь? Путевки у нее нет, так что искать ее там не будут. Она дикарем приехала.

– Сто сорок километров – не расстояние.

Он снял трубку и позвонил домой.

– Любанька… Ну знаю, что ночь, только не искри. Дело есть важное, человеку помочь надо… Ты можешь рот закрыть на полминуты?… А теперь слушай. Сейчас к нашему дому приедет Сашка на редакционной машине. Иди в гараж и выгоняй свою «восьмерку», оденься потеплее. Заберешь у Сашки женщину с четырехлетним пацаном и отвезешь в Железноводск. К утру будете на месте. Зайди к Ушакову, он мне многим обязан. Пусть устроит женщину и ребенка в детский санаторий… Что значит «какой»? Пусть врачи определят. У мальчика ноги больные. И скажи Ушакову, что с него спросится, я ставлю дело под свой собственный контроль… Когда приеду? Не знаю. Но ты домой не возвращайся, езжай к Гальке на дачу, я туда за тобой приеду… Прекрати скрипеть, все объясню при встрече.

Литовченко бросил трубку и вызвал к себе шофера. Ирина долго благодарила, плакала и прижимала к себе сына. Когда ее увели, Горохов после зависшей в воздухе паузы сказал:

– Ну, Ольга, ты даешь! Психолог в семнадцать лет! Как же ты ее ловко раскрутила.

– Никакой я не психолог. Наташа пять лет медсестрой в психбольнице работала. Все в медицинский поступить мечтала, да не вышло. Много похожих историй я слышала. У нас в стране психически больным рожать не разрешается. Их предупреждают об этом. А если кто решился, то в роддоме отбирают детей, а роженицу в дурдом отправляют, чтобы правды не искала. С ними никто не церемонится. Одна женщина приютила у себя беспризорника, бездомного мальчонку. Выходила его, жили они хорошо, он ее мамой называл. Как люди жили. Приехал ее брат из другого города, двоюродный. Квартира ему в столице понадобилась. Капнул на нее в милицию. Мальчишку – в детдом, а ее – в психушку. Все очень просто. А одна женщина навечно поселилась в больнице. У той были дети. Три сына. И все они отказались от больной матери. Куда ее девать? Поначалу они хотели ее в дом престарелых отдать, но там квартиру взамен потребовали. Их такой расклад не устраивал. Вот и живет бедняжка в больнице, посуду моет за кусок хлеба. А жизнь в психушках несладкая, там и здоровый свихнется, чего говорить. Тут целую книгу написать можно. Горькая история получится, сейчас такие не в почете. У каждого свои заморочки. Все мы инвалиды при большой демократии.

– Ты рассуждаешь, как умудренная жизнью старуха, а не как подружки в твоем возрасте, – глядя на девушку, с уважением сказал Горохов.

– Жаль только, что Ирину Подкопаеву мы в свидетели взять не сможем. Такой свидетель полковнику на руку. Они нас всех в дурдом загонят.

Дверь кабинета открылась, и вошел уже знакомый Горохову репортер, который вытащил его из ущелья и привез вместе с Олей в редакцию.

– Ну, со Скворцовым вы уже знакомы, – сказал Литовченко. – Он со своей задачей справился, как и подобает нашему брату. – Повернув голову к вошедшему, Литовченко спросил: – Ты связался с Китаевым, доложил ему обстановку?

– Да, он в курсе дела. И велел вам передать, что бригаду МЧС, которая вылетала на поиски, Ершов арестовал. Ребят отправили в управление ФСБ. Мы их ни о чем не предупреждали. А это значит, что все расскажут – и о том, как Китаев обращался к ним с просьбой взять на борт журналиста с двумя дополнительными комплектами униформы, и о том, что я забрал с собой переодетого парня и девчонку. У нас только один плюс. Ребята из МЧС не знают, из какой я редакции, а у Ершова не хватит людей накрыть все типографии одним махом. Правда, таким образом мы подставили Китаева под удар.

– Где он? – спросил Литовченко.

– Где сейчас, не знаю. Но к утру появится у себя на даче, будет ждать меня со свежим номером газеты. Мы можем уцелеть только с его помощью. Человека с таким влиянием и положением, как Китаев, Ершов к ногтю не прижмет.

– Хорошо, Денис, езжай в типографию и, как только газета сойдет с конвейера, хватай первый экземпляр и дуй к депутату на дачу.

Выходя из кабинета, Скворцов столкнулся с молодым низкорослым пареньком с пухлыми губами, широким носом, смахивающим на обезьянку.

– О! Прошу любить и жаловать моего лучшего репортера Вадима Викторовича Астахова. Уникальный наглец, без мыла… куда хочешь влезет, все выяснит и даст отличный материал для первой полосы.

– Который вы, Валерий Борисович, со скрипом поставите на третью полосу, потому что первая отведена для портретов ваших дружков с трибуны власти.

– Издержки производства, милый, – усмехнулся Литовченко и, хлопнув по плечу Горохова, добавил: – А это бог репортажа, главная акула пера из Питера Дмитрий Сергеевич Горохов.

Астахов подошел к Горохову и пожал протянутую руку.

– Наслышан, читал. Хватка у вас, Дмитрий Сергеевич, бульдожья. Классно пишете. Завидую белой завистью.

– Просто Митя. Без прибамбасов обойдемся. – Он указал на Ольгу. – А это мой помощник, психолог Ольга…

– Просто Оля. И вовсе я не психолог.

– Скромность. Не бери в голову, Вадик, – вмешался Литовченко. – Рассказывай о своих подвигах. Надеюсь услышать процентов пять правды, остальное для статьи прибереги.

– Без правды я жить не могу. А правда без завитушек – как еда без соли. Но сейчас я настроен на голые факты, они сами по себе пересоленные.

– Садись, выкладывай.

– Из больницы ОМОН всех пассажиров в Управление ФСБ доставил. Потом их пересадили в два «рафика» и повезли на юг. Я пристроился следом. Ехали больше часа. Я держался на почтенном расстоянии, и меня не замечали, но потом они свернули к горам и стали подниматься. Тут я отстал от них и ехал в гордом одиночестве по свежему следу. Машины там ходят нечасто. И вывела меня дорога на горное плато. Пару деревень по пути встретил. Чую, где-то тут конец дорожки. Оставил машину и пошел пешком. И что вы думаете? Пролесок прошел и уткнулся в забор. Не забор – а насмешка. Железных прутьев в бетонную кладку понатыкали, вот и вся преграда, а высота полутора метров не превышает. Подошел ближе и все понял. Воинская часть. Прямо передо мной огромный плац. За ним административное здание. Штаб. Слева два трехэтажных кирпичных дома, и через плац напротив тоже два. Казармы. Вооружений никаких. Кумекаю. Учебная база для подготовки отрядов в Чечню. Судя по охране, секретных объектов нет. Только у ворот части КПП шлагбаум, остальная территория базы просвечивается как на ладони. Ну, а теперь о главном. Возле первого корпуса с моей стороны стояли те самые «рафики». Возле входа в казарму два автоматчика в общевойсковой форме. С этим все понятно, тут и гадать не надо. Возле штаба стоит несколько машин, но издали я номеров не разглядел, метров пятьсот нас разделяло. Но самое интересное было дальше. Из дверей штаба вышли четверо мужчин, и все одеты по-разному, будто на карнавал собрались. Не торопясь, они направились к казарме, где охрана выставлена, когда подошли ближе, я их рассмотрел. Один в летной форме гражданской авиации, второй контр-адмирал флота, третий в шинели полковника, как я понял, командир части, ну а четвертого грех было не узнать. Плюгаш в штатском не кто иной, как пресс-секретарь службы безопасности края Говорков Алексей Савельевич, по кличке Змей Горыныч. Таких скользких типов свет еще не видывал. Хамелеон. При Брежневе диссидентов сажал, при Горбачеве реабилитацией тех же диссидентов занимался, при Ельцине курировал войска и коммунистов душил. Сам-то он свой партбилет в сейфе хранит. Авось пригодится. Потом его старания заметили и начальником управления Минвод посадили, а после терактов на границе и разгула чеченцев убрали, но Ершов его под свое крыло забрал и посадил на связь с прессой. Так что мы все у него на заметке ходим. Опыт у дяди слишком большой, Ершов его везде за собой таскает, и сам он из местных, так что столичный полковник без него как без рук. А минут через пятнадцать еще два сизокрылых чекиста прилетели. Сафаров и Лоскутов. Это – служаки. Оперативники ФСБ, гончие псы Ершова, верные вассалы и послушные рабы. Носом землю рыть будут. Только я собрался уезжать, как сам папаша появился. Черная «Волга» Ершова как ветер влетела в ворота и с визгом затормозила у казармы. Полный сход. Чую, пора уносить ноги. И вот я здесь. По дороге много хороших мыслей возникло, но о них мы поговорим потом.

– Да, дорого я заплатил бы, чтобы побывать там, – протянул Литовченко.

– Другого я услышать и не надеялся, – рассмеялся Астахов. – А посему предлагаю свою первую мыслишку-идейку, рожденную в дороге. Воинская часть не носит формы вооруженного формирования, а значит, не имеет боевых подразделений и машин. Утром там будет проходной двор. Численный состав под тысячу единиц подходит, но в гражданке в этой толпе не заблудишься. Вот тут я и вспомнил о нашем театре. Недавно Женя Хомутов поставил спектакль по просьбе военных. Теперь их слишком много по Ставрополью развелось. Пьеска так себе, слабенькая, но артисты в полной форме по суше шастают. Приехав в редакцию, я позвонил Женьке. Творческие люди живут ночью, а спят днем. Женя тоже творит по ночам, допивает с артистками ликер. Короче говоря, он готов подъехать к театру в любую минуту, договориться со сторожем и дать нам форму напрокат.

– А цвет погон, околышки фуражек? – спросил с видом знатока Литовченко.

– Форма полевая, маскировочная, пятнистая, как и положено. Проблем не будет.

– Кто против? – спросил редактор.

– И меня возьмите, – тихо сказала Оля. – Там Рудик. Возьмите.

– Под медсестру сойдешь, – твердо заявил Горохов.

– А у Коржикова старый «козлик» есть. Он ему от вояк и достался. Полк списал, а он купил. Нормальная машина. Бегает. Это я по поводу второй мыслишки-идейки.

Горохов похлопал в ладоши.

– А главный редактор не шутил, ты и впрямь, Астахов, лучший из лучших. Репортерская хватка, нашенская.

В кабинет вернулся фотолаборант и положил на стол уменьшенные отпечатки с фоторобота.

– Разбирайте, это нам всем пригодится, – скомандовал Литовченко. – А ты, Астахов, звони творческим бессонным гениям и вызывай на двор. Мы выезжаем.

– А шуму-то сколько, будто на пикник собрались, – покачал головой Горохов. – В гости к полковнику Ершову едем. Радовались кролики, идя в пасть удава!

10

Капитан Лоскутов был отличным службистом. Собственную инициативу проявлять не любил, но приказы выполнял безупречно и четко. Ершов ценил таких ребят, как Лоскутов и Сафаров, им можно доверять любую грязную работу, и они не будут задумываться над моралью и делать для себя определенные выводы. Есть задача, которую необходимо выполнить, и она выполнялась любыми дозволенными и недозволенными методами ради достижения высших целей.

Беседа с пассажирами проводилась в индивидуальном порядке в разных кабинетах и длилась уже пятый час кряду.

Перед столом Лоскутова сидела семейная пара: Чикин Леонид Сергеевич, инженер из Питера, сорока лет, и его жена, Любовь Петровна, собирались на семидесятилетний юбилей к отцу супруги в Ессентуки, но волею судьбы попали на злополучный рейс 14-69, и все пошло кверху дном.

– Ситуация складывается не лучшим образом, – тихо говорил Лоскутов, вглядываясь в усталые лица пассажиров. – Мы имеем дело с чеченскими террористами и их пособниками. К общему счастью, взрыв самолета удалось предотвратить. Но это не означает, что наступил конец всем неприятностям. Война только начинается. Внутренняя скрытая война. Террористы не потерпят своего поражения. Пока свидетели живы, они не успокоятся. Вы должны это понимать совершенно отчетливо. Усилиями службы безопасности и специальными подразделениями блокирован весь Ставропольский край. И пока мы не схватим бандитов, ваша жизнь и жизнь всех пассажиров находится в опасности. Поэтому вы должны отнестись с пониманием к временной изоляции. Здесь вы находитесь в полной безопасности и под надежной охраной. Бандитская рука сюда не дотянется. Но мы отдаем себе отчет и понимаем, с кем имеем дело. Наша задача предотвратить новый акт беспредела преступных формирований. Надеюсь на ваше понимание и здравый смысл. Мы сделаем все, чтобы вы не испытывали особых проблем, но с временными неудобствами придется смириться. Сами понимаете: здесь не санаторий и не пятизвездочный отель. Однако нет более надежного места, где мы сможем гарантировать вам полную безопасность. Надеюсь, я все понятно разъяснил?