Текст книги "Девушки для диктатуры сионизма"
Автор книги: Михаил Маковецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)
– Расслабьтесь братаны, – сказал им Гришин, – не забывайте, что вы бойцы-десантники, и для вас безвыходных ситуаций не бывает. Приведу пример. Служил в нашей дивизии, еще до вашего призыва, один прапорщик. И у него случился обширный инфаркт. После чего выгнали его из рядов вооруженных сил. Ну, стоит он на берегу реки Великой и думает: «Утопиться, что ли?». Дети то у него маленькие, жена больная – работать не может. Да и сам после инфаркта, еле с места на места передвигается, пенсия копеечная. Да и профессии нет. И тут он вспомнил, что обладает поразительным сходством с Владимиром Ильичом Лениным. И решил он воспользоваться этим своим качеством в целях обогащения. Он придумывал сюжеты для фотографий, которые и не снились вождю мирового пролетариата в самом страшном сне. Его супруга фотографировала, как «Ленин», закатав штанины костюма-тройки, идёт за плугом по борозде и доит козу на утреней зоре (реклама экологически чистого молока «Поле в деревне») или, засунув кепку в карман, подметает площадь у памятника настоящему вождю (страстный призыв соблюдать чистоту на улицах родного города). Последней его творческой удачей была победа в конкурсе «За стеклом», когда он, как обычно представившимся В. И. Лениным, потребовал главный приз, так как, по его словам, провёл под стеклом 79 лет, тем самым намного опередив остальных участников. В конечном счёте, участие в этом конкурсе и привело его в гостеприимные стены психиатрической больницы, куда он прибыл в сопровождении плачущей жены и прижав к груди справку за подписью генерального директора Мавзолея. Документ был написан на русском и английском языках, и изначально предназначался для рекламы его услуг в качестве Владимира Ильича Ленина. На справке стояла круглая печать администрации псковского Кремля. Не смотря на тяжелую болезнь, он продолжал напряжённо трудиться, и, находясь на излечении в санатории «Горки Ленинские», снялся в мюзикле «Субботник» в сцене «Восхищенный Папа Карло на субботнике робко трогает Ленина за его бревно» и, не понятно почему, для рекламы лекарства повышающего потенцию. Рекламные ролики назывались: «Евнух, изменяющий своей жене» и «Витязь на распутнице». Ну, в общем, сейчас мужик в полном порядке. Даже трехэтажный дом построил на берегу реки Великой, прямо напротив Кремля. А вы молодые, здоровые. На вас менты наехали, а вы уже нюни распустили. Так нельзя. Вот помню, вызвал меня к себе сам майор Пятоев. Помните, небось, такого?
– Да кто ж этого зверя не помнит, – согласился Хомяк, – ну, да Бог не фраер, он все видит. Говорят, чечены его жену застрелили. В Псков специально для этого дела приезжали.
– Когда он в отставку ушел, вы не поверите, товарищ старший лейтенант, – эмоционально поддержал своего товарища Сапог, – мужикам сто дней до дембеля оставалось, Чечня за спиной, затяжные прыжки с парашютом, в горах, в ночное время, а от счастья как дети малые плакали.
– Хватит, братаны, – прервал поток лирических воспоминаний Гришин, – вечер вопросов и ответов на тему: «Чем женская грудь на ощупь отличается от девичьей?» объявляю закрытым.
– Это вы верно сказали, товарищ старший лейтенант. – У меня тоже был такой случай. Лежу я как-то в кровати с одной знакомой, которая работает уборщицей в аптеке. А она на работе сперла какие-то таблетки от беременности. Ну, вот лежим мы в постели, а мне и говорит: «Я много лет работаю в системе здравоохранения, и меня давно интересует следующий вопрос. Иногда на таблетках встречается глубокая борозда, как бы разделяющая её на две половинки. Хотелось бы знать, для чего она предназначена?»
Ну, я ей так конкретно совершенно и отвечаю:
– Таблетки эти специально для рэкетиров выпускают. Для тех, кто нуждается в медикаментозном лечении, а слабительные лекарства принимать не хочет. В этом случае я вставляю таблетку в задний проход, а Сапог вкручивают её отвёрткой. Именно для отвертки и предназначена борозда, делящая таблетку на две половинки. И представляете, она поверила.
– Дура твоя уборщица с аптеки, потому и поверила, – вновь не понятно, почему разозлился Сапог, – приставляете, товарищ старший лейтенант, собрался я как-то посетить ее на дому. По делу, ну, вы понимаете. Ну, долго уговаривать ее не надо. Ну, садимся мы в машину, а стаканчик с горячим кофе она поставила себе между ног. Ну, и как всегда разговаривает по сотовому телефону. И при этом машину заводит. А машина возьми, да и резко дёрнись. Ну, и обжигает она себе внутреннюю поверхность бёдер на всём протяжении, вплоть до трусов. Какие там гости после этого.
– А чего это вы, братаны, все время уборщицу с аптеки вспоминаете, – поинтересовался Гришин, – у вас что, других баб не было?
– Да не в том дело, товарищ старший лейтенант, – обиделся Хомяк, – просто она при старом следователе за ординарца была. Через нее все дела и делались.
– Именно она следователя на людей наводила, на которых сначала уголовные дела открывались, а потом их в Израиль отправляли, – разъяснил ситуацию Сапог, – Через слабительные таблетки и на нас она следователя вывела. Многим она разные лекарства продавала. Большинство тех, кто через старого следователя в Израиль приехали – через нее прошли.
Впоследствии, когда Пятоев будет прослушивать запись потока бесконечных воспоминаний Хомяка и Сапога о родном Пскове, именно эта информация и будет для него наиболее ценной. Старый следователь убит, но его более чем информированная помощница жива, и наверняка затаилась. Но всему свое время. На Гришине была вычурная фуражка с солнечной батарейкой и вентилятором, который предназначался для охлаждения воздуха перед носом счастливого обладателя красной шапочки с мотором. Такие головные уборы чрезвычайно популярны в Израиле, не вызывают удивления и очень удобны для установки в них микрофона. Солнечная батарейка выробатывает достаточно тока для микрофона, особенно если отключить вентилятор. Впрочем, в эти технические подробности ни Хомяка, ни Сапога посвящать не собирался.
– А она, эта ваша уборщица, на внешность то ничего? – продолжал задавать свои невинные вопросы Гришин, – А то помню, у меня роман был. По молодости. Она была доярка. Звали ее Васильевна, и по праздникам она гнала самогон. Никаких кружевных трусиков, ажурных чулок и прочих глупостей она не признавала. Мы встречались на сеновале. Она была пышная и раскрасневшаяся. Абсолютно голая, но в резиновых сапогах. Сверху на мои ягодицы через дырявую крышу капал холодный осенний дождь, но это не мешает сосредоточиться. Снизу поднимается густой запах конского навоза, что создаёт атмосферу тепла и уюта.
– Ну, Васильевна, с богом, – говорю я, и она крепко обхватываешь меня ногами. Я чувствую, как от холодной резины твоих сапог отваливаются кусочки засохшего навоза. Осенний дождь переходит в ливень. Холодные капли, падающие на мои ягодицы, превращаются в ручейки, стекающие по нашим телам в глубь сеновала. Но вот тебя пронзает судорога, и ты глубоко вдыхаешь напоённый конским навозом воздух. Потом мы долго лежим, тесно прижавшись друг к другу. Запах солярки от моего комбинезона сливается с ароматом коровника от твоей телогрейки. Смеркается. Где-то не вдалеке работает телевизор. Идёт программа «Время». Признаюсь честно. Я люблю Васильевну до сих пор. Она сниться мне каждую ночь. Я не могу жить без нее! Когда-нибудь я приеду в деревню Щеглово под Всеволожском, и мы оформим наш брак в сельсовете. Ты меня слышишь, любимая?
– Да не убивайтесь вы так, товарищ старший лейтенант, – Хомяк был явно тронут, – у вас еще все будет хорошо, я уверен. Вот помню, я кино видел, «Конец в Тропиканке» называется. Фильм очень жизненный, 46 серий, и все как про меня. Так там такого наворочено… Что твоя Чечня. А кончается все хорошо. Так что, товарищ старший лейтенант, не отчаиваетесь.
– А уборщица из аптеки далеко не доярка, – молодой ее не назовешь, но женская выправка у нее что надо. Равняться на грудь четвертого языка, если это ее грудь – одно удовольствие. И кружевные трусики, ажурных чулок и прочих глупости – это как раз в ее стиле. Да и происхождения она дворянского. Как сейчас помню, что она мне рассказывала, что во время строительства железной дороги Петербург-Москва, ее прапрадедушка, человек редкого душевного здоровья, подал прошение генералу Клейнмихелю, предлагая ему сотрудничество своих подчинённых гномов, уверяя своим честным словом, что эта сволочь, которая разрабатывает подземные жилы благородных металлов и бронзовых руд, будет гораздо полезнее всех инженеров и землекопов в мире. Ответа он не получил, но продолжал упорно подавать прошения как генералу Клейнмехелю, так и непосредственно царю Николаю I-му до тех пор, пока его официально не попросили не предлагать более своих услуг.
– Очень жаль, что карьера замечательного прапрадедушки уборщицы из аптеки была прервана на взлёте, – посетовал Гришин.
А я помню ее ещё девушкой, – сообщил Хомяк, – Я был еще пацаном, но как сейчас помню, когда слушалось дело о её изнасиловании, она пришла на суд в ультракороткой юбке. Тогда ещё судья спросил присутствующих, не хотят ли они начать слушание дела с осмотра места происшествия.
– Что было, то было, – поддержал тему, поднятую Хомяком, Сапог, – Как-то, отчитывая меня, она сказала, что в молодости была девушка исключительно трудолюбивая, и что в течение ночной смены ей приходиться иногда переворачиваться с бока на бок до пяти раз, и каждый раз с разным. И всё за какие-то сто долларов.
– Эти высказывания доносят до нас информацию, – скажет Пятоев, еще раз внимательно прослушав записи беседы Гришина с его бывшими подчиненными, – А сопутствующие этому языковые погрешности объясняются свойственной им эмоциональностью, рабоче-крестьянско-детдомовским происхождением из семьи кочевников и дискуссионным запалом искреннего человека.
– Да черт с ней с уборщицей, – сказал, наконец, Сапог, – вы лучше подскажите, товарищ старший лейтенант, что нам делать, чтобы эта крыса на нас жалобу не подала на изнасилование? А то ведь посадят, как пить дать посадят!
– А вот на гнусную деятельницу театра, которая так коварно обольстила чистых и доверчивых молодых людей, надо найти управу, – соглашается Гришин, – компромат на нее найти надо.
– А может по темечку и под березу? – предложил Хомяк, – погибла изнасилованная от старости и пожаловаться не успела. Как ваше мнение, товарищ старший лейтенант?
– Нет, это не выход, – засомневался Сапог, – вряд ли в Израиле у нас получиться под березу.
– Тогда под финиковую пальму, – продолжал настаивать Хомяк.
– И не под березу, и не под финиковую пальму, дуб ты наш в три обхвата, – прокомментировал предложение своего товарища Сапог, – ты хочешь, чтобы нас за убийство посадили?
– Я тоже считаю, что убивать деятельницу театра не надо, – вмешался в беседу Гришин, – а надо объяснить судье, что все было по обоюдному согласию, что эта театральная крыса тогда лежала лицом вниз по стойке смирно, и была радостно на все согласная. А ее теперешние людоедские заявления в суде давно уже вышли за рамки любых приличий, сделавшись карикатурным выражением ее абсолютного нравственного невежества.
– Да, дела, – выслушав Гришина, посетовал Хомяк. Из всего сказанного его бывшим командиром он понял только слово «ее», но в целом предложение Гришина произвело на него большое впечатление.
– Это как повезет, – философски заявил по поводу вышесказанного Сапог, – одну бывает, насилуют раз за разом, она уж бедная и не знает, что и делать. А другая и рада бы, да все не как. Вот помню, возле расположения части под Грозным с одной познакомился. Она специально для этого дела в Чечню приехала в самый разгар операции по наведению конституционного порядка. Ну а я сильно выпивший был и баб месяц не видел, так мы и познакомились. Так она мне потом все свою жизнь рассказала.
У меня тоже было трудное детство, – говорит, – Я надевала красное белье и ходила гулять на заброшенные пустыри, где обитали местные маргиналы. После моего первого появления рядом с костром основная часть этих маргиналов стала глубоко верующими людьми – я сильно страдала от угревой сыпи, а помада, которой я накрасила губы, чтобы завлечь насильника, размазалась до ушей. Пламя костра эффектно подчеркнула мою и без того броскую внешность. Увидев меня, вожак маргиналов, не сказав ни слова, обкакался. В тот же день его отвезли в психиатрическую больницу. Мое отрочество кончилось в 14 лет. Физрук напился, накрыл мне лицо тряпкой и трахнул меня, приговаривая: «Господи, прости, говорят, это от прыщей помогает!». Не помогло. Я восприняла это как признание в любви и начала дежурить в его подъезде. Соседи скинулись на кодовый замок и приказали дворнику стрелять солью в девочку с покрытым буграми и рытвинами лицом. Но, при моем появлении, у дворника дрогнула рука. Вскоре к родителям приехали родственники из Америки и, познакомившись со мной, предложили продать меня на органы. Мама просто не знала, что делать. Потом пришла война. От нечего делать я много читала и знала, что на войне нравы грубеют. Я бросила все и убежала на фронт. Месяц я бродила по горам в надежде встретить боевиков. Когда же, наконец, я их нашла, они, завидев меня, открыли огонь на поражение и скрылись в горах. Но, к моему счастью, меня спасли российские военнослужащие в твоем лице.
– Этот эпизод я помню, – сказал Гришин, – потом ее показали майору Пятоеву, и он приказал мне готовить документы для награждения тебя медалью «За героизм в постели».
– Майор, в сущности, не плохим был мужиком, просто у него было шесть ранений, из них четыре смертельных, – вспомнил былое Хомяк.
– А может быть звонить этой суке из театра по нескольку раз день, признаваться в любви и обещать материальную помощь? – перебил Хомяка Сапог, – тогда она не пожалуется, что ее изнасиловали.
– Сказал, как крайнюю плоть отрезал, – прокомментировал предложение Сапога Гришин, – она из тебя все деньги вытянет, а потом все равно пожалуется. Кстати, хотел вас спросить, когда эта звезда театра одевала трусы, она придерживала груди рукой или наклонялась вперёд?
– А какая разница, товарищ старший лейтенант? – спросил удивленный Хомяк.
– А это я к тому, – продолжил Гришин, – что баба она видная, в теле. Может тебе, Хомяк, жениться на ней? Тогда и вопросы все отпадут.
«This was a suicide sexual by way» (Это было бы самоубийство половым путём), – блеснул знанием английского Сапог.
– И ты, Сапог? – удивился Гришин, – Насмехаешься над своим бывшим командиром? Не хорошо. Я бы эту фразу сказал: «It would be suicide by sexual way», но все равно, удивил приятно. С чего это ты за английский взялся?
– А у нас в подразделении многие языки учили, товарищ старший лейтенант. Вы для нас во всем примером были. Скажи, Хомяк.
– Я и сам восточный язык учил, – сообщил Хомяк, – уже забыл какой. Сначала учеба хорошо шла, а потом я бросил. Терпения не хватило. А Сапог упорный, до сих пор учит.
– А я знаете, что подумал, товарищ старший лейтенант, – вдруг изменил тему плавно текущей беседы Сапог, – хорошо бы, чтобы вы перешли на работу к нам. Честное слово, вам понравиться. А Хомяка мы выгоним. С тех пор, как в его детородный орган пчела вонзила своё жало, он стал неуправляем. И из-за него нас в последнее время преследуют неудачи в сексе. Если бы на его месте были вы, товарищ старший лейтенант, то мы бы и никого не перепутали, и жалобы на изнасилование на нас бы не подали.
– Ты на что намекаешь, – рассвирепел Хомяк, – Ты на кого бочку катишь, кирза не умытая? Да я тебе сейчас…
– Тихо братаны, тихо, – встрял в конфликт Гришин, – Я, пожалуй, перейду к вам. Нутром чую, что мочить меня задумал шеф мой, псковский олигарх. Знаю много. Так что сваливать пора, отсидеться где-нибудь.
– Нет, вы представляете, товарищ старший лейтенант, просыпаюсь я вчера и говорю Сапогу: «Приснилось мне, будто я засовываю палец в рот – а там не одного зуба! Не к добру это. Не надо нам эту Ольгу искать. Убежала, и убежала». Как чувствовал. У меня нюх, товарищ старший лейтенант, им и живу, – продолжал кипеть Хомяк, – а он мне: «Это ты не туда палец засунул. Это ты не туда палец засунул». А если бы меня послушал, то ничего бы и не было.
– Кончай, Хомяк, пошутил я, – постарался разрядить ситуацию Сапог, – А вы, товарищ старший лейтенант, и не сомневайтесь. Мы тут при публичных домах работаем. Спокойно, особо не дергают. Девки все больше из Пскова, есть с кем за жизнь поговорить. Опять же Тель-Авив, море рядом. А в кадрах мы сейчас острый дефицит испытываем, из Пскова что-то никто давно не приезжает. Да я вам по секрету скажу, товарищ старший лейтенант, старого следователя, говорят, грохнули. Может псковский олигарх не стерпел, а может еще кто. А без него весь бизнес встал. Наше начальство и заметалось. Замену следователю ищут, в Псков кого-то послать хотят. Да у них подходящей кандидатуры нет. А вы человек авторитетный, в самой Америке киллеровствовали. Может им чего и подскажите. Соглашайтесь, Александр Федорович. Не пожалейте.
– Ох, братаны, честно признаюсь, – сказал растроганный Гришин, – я как вас увидел, у меня прямо сердце зашлось. Ведь вместе на одном блок-посте стояли. А киллерствовать на псковского олигарха сил нет. Совсем озверел, собака. Уже на командировочных экономит. Прямо извелся весь. Стыдно сказать, недавно долго гонял одну телку по огороду, а когда завалил на грядку, то всего лишь поцеловал в ухо и ушёл. Водку пить не мытыми руками.
– Надо больше порнографических фильмов, товарищ старший лейтенант, – заботливо сказал Хомяк, – тогда эту напасть как рукой снимет. Помню у нас в Пскове, из-за этой беды, водили к народной целительнице одного подполковника. Врачи говорили, что совсем безнадежен, хоть из рядов вооруженных сил увольняйся. А народная целительница в него как вторую жизнь вдохнула. Даже уборщица из аптеки, уж до чего специалистка, а и та удивлялась. «Не подполковник, – говорит, – зверь. При встрече был скромен и учтив, подарил цветы, цитировал по памяти Мандельштама, а потом заявил, что анальный секс помогает от запора, и изнасиловал в извращённой форме. Просто садист какой-то, как император Календула». Так прямо и сказала, товарищ старший лейтенант. Она у себя в аптеке много таких слов нахваталась.
– Ну, братаны, вы меня уломали, – Гришин явно не мог сдержать своих чувств, – Seulement chez vous je peux s» est adresse aprs l» aide et le soutien amical (Только к вам я могу обратилась за помощью и дружеской поддержкой). Извините, мужики, от волнения перешел на французский. Выпить нет с собой?
– Да товарищ старший лейтенант, да о чем разговор, – загомонил было Хомяк, но, не найдя нужных слов, замолчал.
– Ваше, товарищ старший лейтенант, присоединение к нам является событием огромной творческой и общественной значимости, – несколько витиевато выразил свою мысль Сапог.
После этого однополчане, не прекращая делиться воспоминаниями и строить планы на будущее, направились в сторону выхода из военизированного поселения на Берегу реки Иордан.
– Да я вас, товарищ старший лейтенант, с такой девкой познакомлю, огонь. Между прочим, наша, псковская, из Великих Лук, – раздавался вдалеке бодрый голос Хомяка, – Мне никогда не забыть ее дивный стан, ее мощные бёдра, ее волосы, свисающие до колен…
Глава 6
Пянству бой!
Большое спасибо за заботу о моей законной супруге, товарищ майор, – горячо благодарил разбитыми губами Костик, – прямо не знаю, что бы я без вас делал.
– Пустяки, – смущенно отнекивался Пятоев, наливая себе рюмку – на моем месте так бы поступил каждый.
– Скажите, Игорь Александрович, а вы в российское посольство обращались? Может быть, там о Наташе что-нибудь знают, – вступила в беседу Ольга. При этом она поправила подол платья и посмотрела на присутствующих большими синими глазами. На лбу Будницкого, который не отрывал от нее взгляда ни на минуту, выступили маленькие капельки пота. Поймав любящий взгляд супруга, Ольга, хотя и была одета, невольно прикрыла грудь руками.
– Да нет, не обращался, – сознался Пятоев.
– Вот в этом ты весь, – сказал Рабинович. У него во рту был соленый огурчик, и потому он говорил невнятно, – все сделал, всюду побывал, а полномочным представительством брезгуешь. Так настоящие майоры ВДВ не поступают. Не хорошо!
– Действительно, Игорь, – в глазах Шпрехшталмейстера светилась надежда. Он даже перестал жевать, может быть в консульстве что-то знают. И Эвенк рекомендовал туда обратиться.
– Оленевод – человек авторитетный, дурному не научит, – сообщил присутствующим Рабинович проглатывая огурец, – Недавно он вернулся из родной Эвенкии. Там он организовал преступную группу, которая состояла из киномеханика кинотеатра «Урожай», в течение тридцати лет собиравшей фотографии актрис Советского кино и его сына, нигде не работающего владельца компьютера. Злоумышленникам удалось мошенническим путём изъять значительные суммы у более чем ста иностранных граждан. Аферисты размещали в Интернете брачные объявления и публиковали фотографии звёзд Российского кино 30–50 годов в пору расцвета их сценической деятельности, и, утверждая, что эти молодые женщины страстно желают выйти замуж за граждан государств, состоящих в агрессивном блоке НАТО. Всего, по словам эвенка, мошенники получили с иностранцев более 250 тысяч долларов. Их коварный замысел строился на том, что в цивилизованных странах никому не придёт в голову смотреть шедевры Советского кино тех лет.
От желающих сблизиться с русскими красавицами не было отбоя, и после бурной переписке по электронной почте потенциальную невесту звали в гости. Те в ответ заявляли, что не хватает денег на билет и прозрачно намекали, что перед встречей с суженным им хотелось бы обновить гардероб. При этом они посылали будущим мужьям видеозаписи отрывков старых Советских фильмов, извинялись за плохое качество записи на советскую кинокамеру и признавались, что им приходится донашивать платья, доставшиеся в наследство от матушки. Зарубежный воздыхатель, просмотрев эпизоды с участием звезды Советского кино тридцатых годов Ольги Орловой, обычно высылал не менее двух тысяч долларов.
Элеонора Быстрицкая, в кадрах из кинофильма «Тихий Дон», стабильно вызывала желание выслать не менее пяти тысяч долларов.
А когда в Интернете появились сцены из кинофильмов с участием актрисы Серовой, которая обладала необычайно красивой внешностью, мошенникам была переведена астрономическая сумма, а на имя президента Путина поступило письмо с просьбой не облагать это чудо природы налогами. Но, как гласит народная мудрость, сколько бы верёвочки не виться…
После появлении Интернете фотографии актрисы Пырьевой в Шри Ланке было захвачено посольство Российской Федерации. С террористами вступили в переговоры, они потребовали актрису и вертолёт, и вся правда вышла наружу. Под видом Пырьевой прибыла актриса Мордюкова, которая обезвредила террористов и освободила посольство, а зарвавшимися сватами заинтересовалась Российская Фемида. Выяснилось, что преступники промышляли не только брачными аферами с фотографиями Советских актрис. Один излишне доверчивый прогрессивный общественный деятель, кстати, обладателю гарема на тридцать шесть персон, уплатил мошенникам из заснеженной Эвенкии кругленькую сумму на санаторно-курортное лечение мамы надувной резиновой куклы. Аферистам удалось убедить прогрессивного общественного деятеля, что пока мама не станет на ноги, кукла Маша не сможет посетить республику Мавританию. Хотя только об этом и думает день и ночь.
В результате Эвенк и его подельщики-киномеханики еле унесли ноги и сейчас приходят в себя в увеселительных учреждениях Тель-Авива. Так что в лице Эвенка мы имеем дело с человеком, тонко видящий ситуацию и большим ценителем прекрасного. Другое дело погрязший в строевой подготовке майор Пятоев. Ох уж он меня подвел. Ох уж неприятностей наделал.
– А что случилось, господин э-э-э Рабинович, – будучи от природы девушкой не только красивой, но и тактичной, Ольга не хотела обидеть собеседника. Поэтому называть его по фамилии, тем более такой, ей было как-то неудобно. Сказать ему «дядя Миша» так же было несомненной фамильярностью. Поэтому она жалобно посмотрела на своего супруга. После того, как ее муж организовал расправу над грозными охранниками публичного дома, ее уважение к нему возросло чрезвычайно. Будницкий, которого в Израиль привезли подростком, смысла жалобного взгляда не понял, но с достоинством кивнул головой. Мол, ничего не бойся, дорогая. Я всегда рядом. Вдохновленная поддержкой любящего супруга, Ольга продолжила.
– Если где чего и происходит, то из-за бабы или из-за бабок, – сказала она, – из-за чего же вас подвел товарищ майор?
Глубокий социо-экономический анализ окружающей действительности такой красивой девушки, как Ольга, так потряс Рабиновича, что он впал в настроение трогательное и возвышенное:
– Мы напряженно трудимся в сумасшедшем доме – товарищ майор, Шпрехшталмейстер и я. Я, понятно дело, начальник. Руковожу, как могу, но бывают накладки. Но в прошлую пятницу случай произошел исключительный. Даю вводную для лиц, неглубоко владеющих особенностями еврейского летоисчисления. Еврейский календарь не солнечный, как у большинства прогрессивного человечества, а лунный. Вследствие этого новый день начинается не с восхода солнца, а с появлением на небе трёх первых звезд. И, соответственно, вечером следующего дня, при появлении первых трёх звезд, день кончается. Шесть дней евреи работают, а на седьмой – отдыхают. По этому поводу есть замечательная русская народная шуточная песня:
Каждый знает
Что в субботу
Мы не ходим
На работу.
А суббота у нас —
Каждый день.
Ля-ля-ля.
В день отдыха работать нельзя, а крайне необходимо заниматься чем-либо приносящим удовольствие. Таким образом, в вечернюю смену в пятницу мы присутствуем при наступлении дня отдыха – субботы. Суббота в нормальной еврейской семье начинается, естественно, с праздничной трапезы. По старинной традиции с выпивкой. Вся процедура носит высокоидейный характер, направленный как на укрепление института семьи, так и на укрепление религиозных устоев.
Конкретно в нашем сумасшедшем доме это происходит следующим образом. Все столы сдвигаются в ряд и покрываются скатертями. Кто-то из религиозных обитателей отделения судебно-психиатрической экспертизы благословляет всех присутствующих, в ответ присутствующие выпивают вина и приступают к праздничной трапезе. Пищеблок обычно присылает курятину с жареной картошкой и пряностями. Непосредственно ход встречи субботы осуществляется силами пациентов. Общее руководство праздничными торжествами легкомысленно было возложено мною на санитара Пятоева, как старшего по званию. Санитар Шпрехшталмейстер был прикомандирован к нему для оказания помщи в выполнении боевой задачи. В дальнейшем, в ходе разбирательства этого вопиющего случая офицером безопасности психиатрической больницы, выяснилось следующее.
Личный состав отделения судебно-психиатрической экспертизы был построен по росту вокруг праздничного стола. Разговорчики в строю на любом языке строго пресекались. Благословение перед строем было доверено зачитать одному солидному немолодому хасиду, адвокат которого боролся с обвинением его в растлении малолетних, поэтому обвинение в растрате денег, пожертвованных на строительство синагоги, отошло на задний план.
Красивый еврейский обычай встречи субботы праздновали: двое туристов из Голландии, отловленных полицией с рюкзаком гашиша, три брата-бедуина, угонявшие машины в Хеврон, где их разбирали на запчасти. Один из братьев искренне считал, что он пророк Магомет, а двое других, во избежание отсидки в тюрьме, утверждали то же самое. Туристка из Белоруссии, активно практиковавшая в качестве уличной проститутки на пляже возле гостиницы «Принцесса» и, предчувствуя сердцем ненужные вопросы о карманных кражах, пребывающая в глубокой депрессии, а также ещё человек двадцать с трудной судьбой и непростыми отношениями с органами охраны правопорядка. Личному составу было предложено заслушать благословение по стойке смирно, равняясь на грудь четвертого человека. В связи со слабыми знаниями иврита многими участниками событий команды отдавались жестами. После завершения субботней трапезы благословлявший присутствующих хасид отметил: —Русские в вере тверды, но, говорят, свинину едят.
Случай о встрече субботы, проведённой в строгой и даже, по мнению некоторых, в жёсткой манере, удалось замять только благодаря вмешательству больничного раввина. Мне, как руководителю смены, пустившему всё на самотёк, так же было строго указано. Как после такого вопиющего случая мы можем доверить Пятоеву посещение полномочного представительства, я просто не понимаю.
– Ну все, хватит, – сдался Пятоев, – в посольство, так в посольство. Может быть, действительно мы там что-нибудь узнаем.
Приняв это судьбоносное решение, подвыпившие участники торжественного банкета, посвященного успешному возвращению Ольги в лоно законного супруга, высыпали на улицу и шумною гурьбой отправились на поиски консульства Российской Федерации в Израиле. На улицу Бен Егуда, где находится и консульский отдел Российского посольства они добирались больше часа. За это время Рабинович, который явно перебрал лишнего во время торжественного банкета, окончательно расклеился.
– В посольстве, по моим воспоминаниям, – громко икая, поведал он присутствующим, – есть большой и чистый общественный туалет, и я, со свойственным мне хлебосольством, пригласил туда всех.
Костик, предвидя неизбежный скандал, предложил посетить другой общественный туалет, где он Костик, бывал неоднократно, и где цены ниже, а обслуживание лучше, чем в туалете Российского посольства.
– Нет! – кричал находящийся на вершине куража Рабинович, – хочу в российское посольство! Там русский дух, там Русью пахнет. Это по паспорту я Рабинович, а в душе я коренной русак. Шпрехшталмейстер, подтверди!
Шпрехшталмейстер, который на торжествах, посвященных счастливому освобождению Ольги, так же не пренебрегал спиртными напитками, молча наклонился и поцеловал разбушевавшегося Рабиновича в темя.
– Ну, что я вам говорил? – гордо вскинул голову Рабинович, – Не знаю как вы, а я иду в посольство. Эх, где наша не пропадала!
На входе в посольство нам довелось встретиться с охранником, который поинтересовался, зачем мы пожаловали, а также констатировал, что пахнет алкоголем. Истинные цели нашего визита Рабиновичу раскрывать не хотелось, и он сказал, что желает восстановить российское гражданство.
– Пускай одним дорогим россиянином будет больше, – начал уговаривать охранника Костик. – А запах алкоголя – это не запах алкоголя, а запах мужского одеколона «Гарант Конституции» производства кондитерского дома «Южная Вишня».