Текст книги "Девушки для диктатуры сионизма"
Автор книги: Михаил Маковецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)
– Попробуем, – пообещал Пятоев, – На утренней зорьке и попробуем.
– Ну, вот и хорошо, – сказал Эвенк, – а кроме этого, что нового?
– В Индии город Бомбей перенаименован в город Момбей, – с чувством сообщил Пятоев.
– Да что вы говорите? – всплеснул руками Эвенк, – а я кочую по тундре в поисках ягеля, совсем за новостями не слежу. Опустился. Скажу честно, я старый человек, но иногда жутко хочется женщину. Просто жутко. Причем красивую. В такие минуты я готов на луну как голубой песец на северное сияние. Одна Леночка и утешает.
– Руководством нашей психиатрической больницы также возжелало красивую женщину, – сообщил Рабинович, – причем жутко. Это было вызвано следующими обстоятельством. Администрация больницы, её профсоюзная организация, а также вся прогрессивно мыслящая общественность сумасшедшего дома готовилась к встрече крупного мецената из Южно-Африканской Республики (Republic of South Africa). Офицер безопасности предложил привлечь к провидению больничного раввина, но главный врач был против участия мракобесов в столь важном, так много значившем с точки зрения денег, мероприятии. Обиженный до глубины души больничный раввин в знак протеста принял самое активное участие в подготовке к встрече мецената, хотя его никто и не просил этого делать.
История высокого гостя была историей простого южно-африканского еврейского олигарха. Родился простой еврейский олигарх в рядовой семье преуспевающего еврейского адвоката. Детство у него было материально обеспеченное, но трудное. С первого класса школы он подвергался мелким, но постоянным унижениям в связи со своим еврейским происхождением. Вместе с ним учились дети из английских, немецких семей, а также дети бурской национальности. Буры – это выходцы из Голландии и северной Франции, когда-то бежавшие в Южную Африку от религиозных преследований, гугеноты, недорезанные во время Варфоломеевской ночи и разные прочие шведы. Озлобленные Варфоломеевской резней, сверстники будущего олигарха спуска своему еврейскому однокласснику не давали. Будущая гордость и краса южно-африканского бизнеса тешил свое горе в отличной учебе. С блеском закончив экономический факультет Гарвардского университета, он вернулся в родной Йоханнесбург и буквально за несколько лет разбогател совершенно вызывающим образом. Пытаясь отомстить за детские обиды, он женился на победительнице конкурса красоты из старинной и очень уважаемой бурской фамилии, чьи портреты висели в каждой казарме южно-африканской армии. Их очень богатая и красивая свадьба транслировалась по национальному телевидению и вызвала заметный всплеск антисемитизма на юге африканского континента. Далее, на протяжении многих лет, он совмещал очень успешную деятельность в сфере бизнеса с активной борьбой против режима апартеида, то есть «separate development of races» (раздельного развития рас). Когда режим апартеида, наконец пал и, таким образом, детские обиды были отомщены, в душе олигарха поселилась тревога. Борясь с режимом раздельного развития рас, он тесно общался с видными лидерами чёрного большинства и ясно осознавал, что со времён людоедства нравы чернокожего большинства населения Южно-Африканской Республики очень ожесточились. Отмена режима апартеида открыла белые районы для по-боевому настроенных представителей коренного населения. Такого разгула уголовщины африканский континент не видел со времен работорговли. В тишайших прежде белых районах старики, женщины и дети не показывались на улицах, справедливо опасаясь за свое имущество, здоровье и саму жизнь. Впрочем, это касалось и мужчин цветущего возраста. Пришедшие в министерства и ведомства представители чёрного большинства абсолютно не ведали, что творили, и требовали взятки с большим достоинством у всех, кто попадался им на глаза. Попытки ввести вместо английского языка зулуски в качестве государственного становились все настойчивее. Над извечным еврейским вопросом – «to go or not to go? And if to go, where?» (ехать или не ехать? И если ехать, то куда?), задумывались самые широкие массы белокожего населения. Цены на недвижимость упали до уровня цен на больных СПИДом проституток.
В этой обстановке нарастания прогрессивных преобразований, которые неизбежно должны были привести к голоду и резне даже такую процветающую страну, как Южно-Африканская Республика, олигарх решил, на всякий случай, получить для себя и для своей семьи израильское гражданство и перевести в Израиль часть своих денег. С учетом того, что правила перевода денег из ЮАР ожесточались с каждым днем. Понимая, что плавное вживание в страну требует неформальных контактов со слугами народа путем оказания им посильной материальной помощи, южноафриканский меценат приступил к делу энергично и не тривиально. Процесс оказания материальной помощи народному избраннику в демократическом обществе тернист и извилист. На этом непростом пути к карманам и сердцам слуг народа у простого южноафриканского олигарха возникла необходимость совершить широкий жест доброй воли и поступиться крупной суммой денег в пользу какой-нибудь больницы. Борец с апартеидом выбрал больницу психиатрическую, так как его супруга с детства мечтала посмотреть на сумасшедших. Главному врачу психиатрической больницы деньги хотелось получить чрезвычайно. После коротких, но напряженных раздумий, произнести приветственную речь было поручено доктору Керену. Он хорошо говорил по-английски и слыл человеком прогрессивно мыслящим.
Появление косого и плохо причесанного человека, который набросился на неё с многословными излияниями о «about enriching each other process of interaction between representatives of various races in spirit of observance of lawful expectations of sexual minority» (взаимо обогащающем процессе взаимодействия между представителями различных рас в духе соблюдения законных чаяний сексуальных меньшинств), вызвало в жене олигарха глубокое отвращение. Жена олигарха была женщиной не только красивой, но и психически здоровой, и поэтому всякое упоминание о сексуальных меньшинствах вызывало у неё тошноту. Главный врач это быстро понял, в глубине души он и сам был человеком психически нормальным, хотя, естественно ему приходилось скрывать это. Вот и сейчас он не знал, как спасти ситуацию. В этот переломный момент героем показал себя больничный раввин, которого пустили на торжественную встречу только благодаря заступничеству офицера безопасности.
– Now you can be convinced personally, in what heavy condition to us our patients sometimes act (Теперь вы можете воочию убедиться, в каком тяжелом состоянии к нам иногда поступают наши пациенты), – сказал служитель культа, обращаясь к жене олигарха и указывая на находящегося в эпицентре припадка красноречия доктора Керена. Настроение олигарховой супруги мгновенно переменилось.
– The poor creature (Бедняга), – всплеснула ухоженными руками бывшая победительница конкурса красоты, – Really he can be cured? (Неужели его можно вылечить?)
– We shall apply all forces available at us to put him on legs (Мы приложим все имеющиеся у нас силы для того, чтобы поставить его на ноги), – авторитетно вмешался в беседу главный врач. Но олигархова жена не слушала главврача, а с горящими от любопытства глазами внимала бредням настоящего, несомненно, буйного сумасшедшего. Польщенный её вниманием доктор Керен заливался соловьем и вплотную приблизился к теме защиты законных прав арабского народа Палестины.
Пока олигарша находилась под воздействием чар духовного лидера подросткового отделения психиатрической больницы, главный врач этого замечательного лечебного учреждения мучительно искал метод дальнейшего удержания олигарховой супруги в лоне психиатрии вплоть до полного получения денег. По совету больничного раввина, в святость которого руководитель сумасшедшего дома полностью уверовал и рекомендациям которого следовал неукоснительно, на святое дело совращения олигарха и его супруги была брошена супруга Шпрехшталмейстера Настеньку. Это было смелое, но мудрое решение истинного лидера. Увидев очень красивую женщину с характерной европейской внешностью, бывшая победительница конкурса красоты ощутила по отношению к ней душевную близость.
– As you, have got to Israel? (Как ты попала в Израиль?) – спросила южноафриканка супругу Шпрехшталмейстера.
– Has married the Jew (Вышла замуж за еврея), – ответила Настенька.
– With me there was the same (Со мной случилось то же самое), – обрадовалась общности судеб олигархова супруга.
– I from Russia (Я из России), – сообщила Настенька. Женщины отошли в сторону и продолжили оживленный обмен мнениями о судьбах еврейских жен.
– I know about Russia, my lovely much (Я много знаю о России, моя милая), – щебетала южноафриканская красотка, – I even heard, that in Russia in 1917 too have cancelled apartheid and black have come to power. Really it was as awfully, how at us in Southern Africa? (Я даже слышала, что в России в 1917 году тоже отменили апартеид и чёрные пришли к власти. Неужели это было так же ужасно, как у нас в Южной Африке?)
– It has a little touched me, parents preserved me against all this dirty (Меня это мало коснулось, родители оберегали меня от всей этой грязи), – не стала спорить супруга Шпрехшталмейстера. Она почти не соврала. Ее прабабушка была солистка балета императорских театров и благосклонно принимала ухаживания их высочества Великого Князя. И ее родственников, видных деятелей балета, после 1917 года отправляли в лагеря или расстреливали в каждом поколении. В таком духе дамы мило беседовали весь вечер, время пробежало незаметно, и заветный чек был выписан.
Глава 15
Встреча на пляже
– Общение с Эвенком как обычно научила меня многому, – признался Рабинович на следующее утро, – Но в этот вечер Леночка была одета особенно нескромно, и в результате этого я остался глух к разгоревшейся общественной дискуссии о путях создания древних народов созданных по велению Сталина. Но в дальнейших беседах с ним мне бы не хотелось блуждать в дебрях политической географии. Кто-нибудь может развеять туман?
– В целом Сталин был человеком малообразованным, – доверительно сообщил Гришин, – но в некоторых областях он обладал глубокими и обширными познаниями. Выросший на Кавказе, где на небольшой территории проживает множество самых разных народов, он тонко понимал природу межнациональных отношений. Будучи пламенным империалистом, Сталин старался строить структуру подвластных ему владений таким образом, чтобы административная структура империи опиралась на этнически очерченные образования. Причём эти этнические образования были разными по величине, имели разную степень самостоятельности и разный уровень жизни. Наиболее самостоятельными были братские социалистические страны, которые имели все внешние атрибуты независимых государств. Далее по степени убывания самостоятельности следовали Союзные Республики, автономные республики, автономные области, автономные округа и так далее. При всей внешней громоздкости эта система обладала большой устойчивостью. Одним из главных факторов стабильности являлось то обстоятельство, что развал Советской империи неизбежно приводил к сильнейшим потрясениям все национальные образования, из которых эта империя состояла. Тем более что Сталин старался проводить границы и переселять народы таким образом, чтобы, в случае получения национальными образованиями независимости, у новых государств сразу бы появились трудноразрешимые проблемы и внутри страны, и в отношениях с соседями.
В глубине души Сталин считал, что элиты этих образований состоят из людей здравомыслящих, интересы собственных народов им не безразличны, и поэтому местная элита будет стараться урвать побольше для себя лично, но разваливать всю конструкцию эти люди не будут. Тут Вождь Мирового Пролетариата ошибался. О людях хорошо думал, идеалистом был.
При первой же возможности, дружно, все как один, лидеры национально-административных структур, из которых состояла Советская империя, ринулись в независимое плавание, не минуты не задумываясь об ужасных и необратимых последствиях долгожданного самоопределения.
Рассмотрим же, в свете вышеупомянутых общих положений, тёмное будущее братских социалистических стран. Начнём с «Germanische Demokratische Republik» (Германская Демократическая Республика). Это государство, сразу же после получения независимости, к единодушному ликованию своих граждан (zum einmtigen Jubel seiner Brger), немедленно прекратило своё существование, растворившись в Федеративной Республике Германии, не оставив после себя никаких видимых следов.
– Ну, здесь Вы не правы, – неожиданно возразил Рабинович, – в моём сердце следы остались. Я читал книгу какого-то восточногерманского автора об Альберте Эйнштейне. Книга начиналась фразой: «Альберт Эйнштейн был самым великим немцем после Карла Маркса». Государства приходят и уходят, но созданные в них культурные шедевры остаются в веках.
– Поправку принимаю, – согласился Гришин, – В память о ГДР человечеству осталась фраза: «Albert Ainshtein ar am meisten gro Deutsche nach Karl Marks» (Альберт Эйнштейн был самым великим немцем после Карла Маркса).
На этом тема ГДР себя исчерпала, и мы можем смело перейти к рассмотрению положения в Югославии. Эта самая независимая часть Советской империи, созданная как независимое государство после первой мировой войны, развалилось с громким треском, стрельбой и резнёй сразу же после распада СССР. Причём танец с саблями, начавшийся в Югославии в начале девяностых годов, продолжается до сих пор, и ему конца не видно. Нас же, как офицеров-десантников, в событиях в Югославии должна привлечь следующая деталь. Как это всегда бывает в национально-освободительных войнах, в многочисленных в девяностые годах войнах в Югославии против гражданского населения противника всеми противоборствующими сторонами проводились массовые репрессии и этнические чистки. Сербы внесли в этот процесс элемент поэзии, навеянный рыцарскими романами средневековья. Они создали лагеря для пленных молодых женщин, где заключённые насиловались солдатами сербской армии, пока не наступала беременность. Когда беременность достигала срока в двадцать недель, женщин отпускали. Аборт на таком сроке делать уже опасно.
– Но не такие уж сербы неисправимые романтики, – вмешался в беседу Шпрехшталмейстер, – когда дело касается их лично, они способны рассуждать практически. Приведу пример. Как-то, во время войны в Косово, сербы выгнали оттуда миллион албанцев. Увидевшие это по телевизору американцы начали бомбить Сербию. Но и в России не сидели, сложа руки, и смотрели телевизор. Увидев, как американцы бомбят Сербию, русские захотели помочь братьям-славянам. Государственная Дума выступила с законодательной инициативой о воссоединении Сербии и России. Благо в то время от России все, кому не лень, отсоединялись, и хотелось как-то переломить тенденцию. Югославское правительство, взвесив все за и против, решило, что американские бомбёжки – дело более безопасное, чем воссоединение с Россией. Сербский народ единодушно поддержал решение своего правительства.
– У меня есть план, как нам найти человека, скрывающегося под вывеской «полицейская мафия», – без всякой связи с национальным строительством сообщил Пятоев, – для нас это будет проблема одного вечера.
Солнечным утром следующего дня в полицейский участок, с выражением лица, не предвещавшем ничего хорошего, вошла видная деятельница театра Варвара Исааковна Бух-Поволжская. К тому времени в полицейском участке уже находился Рабинович, который забежал о чем-то посоветоваться со своим старым знакомым, дежурным офицером.
Впервые дежурный офицер увидел Бух-Поволжскую в отделении полиции, где она робко и застенчиво пыталась выяснить судьбу своего чемодана. За прошедшее время в её облике произошли разительные перемены. Чувствовалось, что за три недели, проведенные в Израиле, она не только окрепла физически, но и закалилась духовно. Просительные интонации, которые так тронули сердце дежурного офицера, сменились на голос, звенящий металлом. По-настоящему громко зазвучали интонации человека, глубоко убежденного в правоте своего дела, пламенного борца за свои неотъемлемые права.
– Практически только что я была зверски изнасилована, – не терпящим возражений голосом заявила Варвара Исааковна дежурному офицеру, – и в настоящее время мне не обходимо дать свидетельские показания.
– Вам придется немного подождать, – мягко возразил дежурный офицер.
– Вы что, не видите, что мне дурно? – взревела Бух-Поволжская ударяя кулаком по столу перед носом дежурного офицера. – Вы что не понимаете, что с точки зрения психического здоровья я агонизирую? Меня может спасти только Мустафа!
– Нет, – осадил Рабинович выдающуюся деятельницу театра, – грубые полицейские могут неправильно понять тонкие душевные порывы ослабленного психиатрическим лечением чистого бедуинского юноши.
– Что она говорит? – спросил Рабиновича дежурный офицер, который, к счастью, не русского языка знал. – Кто такой Мустафа и почему она разлила мой кофе и съела половину моего торта?
– Несчастная одинокая женщина, – перевел Рабинович на иврит рассказ Варвары Исааковны с легкими, чисто техническими неточностями, – дожить до пятидесятитрехлетнего возраста девицей для того, чтобы быть изнасилованной какими то Хомяком и Сапогом. Но при том она оставалась верной каком-то Мустафе.
– Как раз по этому поводу мне звонил Шай Ругальский и приказал замять дело, – сообщил дежурный офицер, настроение которого заметно испортилось, – дело замять невозможно, с высоким начальством конфликтовать не хочется. Ну почему это всегда случается в мою смену?
– Все будет хорошо, – утешил Рабинович расстроенного работника правоохранительных органов, – Ты когда-нибудь встречал пышущую здоровьем зрелую женину, которую изнасиловал хомяк или, тем более, сапог. Это же бред. Эта тетка совсем чокнутая, до пятидесяти трех лет дожила, и всё в девицах. У нас в сумасшедшем доме таких к кроватям сразу привязывают. Отправь её с патрульной машиной в психбольницу, а в конце смены доложишь, что приходила женщина, выглядит странно, ведет себя неадекватно, утверждает, что является шейхом Мустафой. Месяц она там полежит, как минимум. А у тебя все по уставу. И дело не закрыто, и начальство не обидел.
– И что бы я делал без сумасшедшего дома? – радостно воскликнул дежурный офицер, и уже через час Варенька уже пила чай с вишневым тортом в окружении заботливых санитаров отделения судебно-психиатрической экспертизы.
– Значит, вы говорите «Шай Ругальский»? – переспросил Варвару Исааковну Пятоев.
– Голубчик, сколько можно переспрашивать? – с достоинством отвечала видная деятельница театра, – я еще нахожусь в том возрасте, когда воспоминания еще не потеряли яркость, а имена мужчин еще не путаются между собой. Напротив, вспоминать об этом мучительно интересно и полезно для здоровья.
– Навестить нужно маньяка, – убежденно сказал Шпрехшталмейстер, – исполнить парню акробатический этюд. Это наш долг.
– Отчего же не навестить, – согласился Пятоев, – навестить надо. Только к этому визиту необходимо привлечь Гришина. По поводу старшего лейтенанта у меня есть определенные надежды.
– Обязательно приду, – выслушав гостей, сообщил Гришин, – люблю наносить визиты незвано. Более того, рассматриваю это как выполнение своего воинского долга.
– Так ты хуже татарина, – констатировал Шпрехшталмейстер.
Но отвлечёмся на минуту от описания примеров с честью выполненного воинского долга, – вновь вернул бразды правления в свои руки Гришин, – и вернемся к теме недавней нашей беседы. В гости я, конечно, пойду, но прежде выскажу вам все, что наболело на душе.
Мне хочется рассмотреть вблизи ещё одну этническую мину, заложенную под Европу ещё во времена первой мировой войны. Результатом этой войны, в том числе, был распад Австро-Венгерской империи. Образовавшееся, среди прочих, государство Венгрия было значительно меньше, чем реальный ареал проживания венгров. Кусок территории, населённой венграми, который назвали Воеводиной, отошёл к Югославии. Другой кусок, называемый Трансильванией, достался Румынии. В Словакии венгры составляют десять процентов населения и компактно проживают в приграничных с Венгрией районах. Даже Украине, которая к моменту распада Австро-Венгрии вообще не существовала как независимое государство, получила в Закарпатье кусочек земли, заселенный венграми. После распада Советского Союза в Венгрии нарастает желание эти территории присоединить к себе.
По русский этот процесс называется воссоединение, а по-немецки die Wiedervereinigung. Это короткое немецкое слово ещё войдёт в русский язык, если его не заменят аншлюсом, походом на восток (die Wanderung nach Osten) или чем-то в этом роде. Оружие, используемое во второй мировой войне, было гораздо мощнее, чем оружие первой мировой. Это в полной мере относится и к этническим минам, заложенным под Европу. Если раньше НАТО существовало для защиты западной Европы от миролюбивых помыслов СССР, то после распада Варшавского договора существование НАТО утратило всякий смысл. Обедненная Германия воспользуется любым поводом для развала НАТО и вывода американских войск со своей территории. Франция, как всегда верная идеалам политической проституции, Германию поддержит. Далее Германия, после «die Wiedervereinigung» (воссоединения) Австрии, начнёт свой очередной «die Wanderung nach Osten» (поход на восток) с нападения на Францию. Что будет дальше – очевидно.
Польша, которая первая рванулась к независимости при первых признаках ослабления Советского Союза, своими неразумными национально-освободительными действиями копает себе могилу. Большая территория современной Польши – это исконная территория Германии. Пруссия – это историческая область Германии, вокруг которых шло объединение немецких земель в единое государство. В настоящее время большая часть Пруссии – это Польша и Калининградская область. Пруссия для Германии – это всё равно, что Нечернозёмные области для России. При малейшей же возможности Германия попытается вернуть себе Пруссию и Силезию. Сталин, переселив поляков из районов со смешанным населением, которые он назвал Западной Украиной и Западной Белоруссией, в Пруссию и Силезию, откуда он предварительно выселил немцев, надеялся, что любое польское руководство, находящееся в здравом уме и трезвой памяти, понимая, что Польше без России не жить, будет надёжным щитом России. Но поляки, получив национальное государство из чужих рук и ценой чужой крови, бездарно его утеряют в самом ближайшем будущем. Чехи, может быть, как всегда, и рада отдать Судеты, но, как всегда, этим дело не ограничиться.
– Все, хватит, – сказал Пятоев, – к своей одежде, а значит и к нам, направляется господин Ругальский.
Пятоев, Шпрехшталмейстер и Гришин лежали на тель-авивском пляже. Был вечер. Большое красное солнце скатывалось в море на западе, где-то в районе Кипра. Мимо трех атлетически сложенных мужчин иногда, покачивая бедрами, проходили девушки в нескромных купальниках, но похотливых взглядов за собой они не ловили. Внимание атлетов было привлечено мужчиной лет сорока пяти, довольно хорошо сохранившемся для своего возраста. Мужчину звали Шай Ругальский, он занимал довольно высокий пост в системе правоохранительных органов. После окончания рабочего дня он любил иногда окунуться в море, а потом посетить какой-нибудь ресторанчик в старом Яффо.
Подойдя к своей одежде, возле которой в расслабленной позе расположились трое атлетически сложенных мужчин, он, было, потянулся за брюками, но самый молодой из атлетов его окликнул.
– Скажите, Шай, а как вас звала в детстве мама? Никогда не поверю, что в Ленинграде кто-то мог назвать своего сына Шаем.
– В детстве меня звали Шуриком, – ответил Ругальский, сразу поняв, что ресторанчика в Яффо ему не видать сегодня, как своих оттопыренных ушей без зеркала.
– Вы меня хотели спросить только это? – спокойно сказал он, хотя его одолевали плохие предчувствия.
– Да собственно я не должен был спрашивать даже этого, – разъяснил ситуацию Гришин, – мне заказали убить человека, известного как «полицейская мафия». Потому мы и встретились.
– А он вместо того, что бы решить вопрос и получить деньги, он вступает в совершенно ненужную беседу о том, как кого звали в Ленинграде, – укоризненно молвил Шпрехшталмейстер. Чувствовалось, что получение денег в Израиле его интересовало значительно больше, чем то, как звала Ругальского мама в Ленинграде.
– Вас, вероятно, зовут Сапог? – решил сменить тему Шай.
– Я не сапог, но растоптать могу, – ответил несколько оторопевший от такой догадки Шпрехшталмейстер.
– Вам посчастливилось беседовать с Хомяком, – спас положение Пятоев, – Сапог – это я.
– А вы, судя по вашим помощникам, – обратился Ругальский к Гришину, – наемный убийца по кличке «Полиглот»?
– Почему вы заказали убить Наташу? – спросил без видимого интереса Пятоев.
– Откуда вы знаете, что именно я ее заказал? – наконец потерял самообладание Ругальский, – а самое главное, как вы на меня вышли? И кто вам, черт подери, заказал меня?
– Обычно мы не раскрываем секретов нашей творческой кухни, – мягко сказал Пятоев, – но вы так взволнованы, что я не в силах вам отказать. При условии полной взаимности, разумеется.
– Уговорили, – согласился Ругальский, – вы расскажите все, о чем я вас спрошу, А я отвечу на все заданные вами вопросы. А потом мы разойдемся по домам и исполним свой супружеский долг перед родиной.
– Это если нам не придется применить высшую форму пролетарской самозащиты – расстрел, – продолжал гнуть свою линию Шпрехшталмейстер.
– Нет такой чистой и светлой мысли, которую бы Хомяк не мог бы выразить в грязной матерной форме, – успокоил побледневшего Ругальского Пятоев, – Не обращаете на его слова внимания. В действительности среди нас он самый гуманный. Любимая девушка даже называет его за это пассивным некрофилом. Теперь вкратце о волнующих вас вопросах. Когда от псковского олигарха поступила просьба убить эту девушку… Как ее, кстати, зовут?
– Наташа Пятоева, – подсказал Ругальский.
– Да, да, так вот, мы бы, конечно, выполнили заказ, без лишних и абсолютно ненужных действий. Но вы, вместо того, чтобы спокойно заказать убийство и оплатить услугу согласно действующему прейскуранту, начали выяснить наши анкетные данные. Зачем это вам? Ну, допустим, меня зовут Сапог, а его Полиглот, но зачем вам наши имена? Откуда эта ненужная фамильярность у солидного человека? Признаюсь, это нас насторожило. Как я уже говорил, секреты творческой кухни, тайны мастерства, по крупицам собранные наработки, это то, что люди искусства, а тем более, наемные убийцы, не должны выставлять на обозрение широкой публики. Признаюсь честно, это нас даже немного насторожило. И мы решили познакомиться с вами поближе.
– Как вы меня нашли?
– Какой вы, право, не сдержанный, – возмутился Пятоев, – бедуинская мафия на вас вывела.
– Любовь зла… – пробормотал Ругальский, – А козлы этим пользуются.
– Вы влюбились в Наташу Пятоеву, а когда она вас отвергла, решили ее убить? – предположил неисправимый романтик Шпрехшталмейстер.
– Перестаньте, – отмахнулся от него Ругальский. Я всегда с большой теплотой вспоминаю свое детство. У меня было семь нянек, а у них – четырнадцать сисек. И с тех пор я с большим недоверием отношусь к красивым девушкам вообще, а умным красивым девушкам типа Наташи в частности.
– А что, девчонка действительно хороша? – зажегся Пятоев, – Я не в себе, когда я не в тебе?
– Ее ценность определяется не этим, – продолжил Ругальский, – за таких как она «новые» дают приличные деньги. А главное, у нее были списки, которые странно желал получить наш общий знакомый, псковский олигарх.
– И вы эти списки получили? – поинтересовался Пятоев.
– Как говорит одна моя знакомая, вместо фаллического символа опять подсунули символический фаллос, – не без грусти ответил Ругальский.
– Послала на… – догадался Шпрехшталмейстер, – динамо прокрутила.
– Опростоволосился как невинное дитя, – сознался Ругальский, – у нее был с собой блокнот, там был записан адрес электронной почты. Блокнот я изъял и по этому адресу я зашел. Там был длинный список женских имен и фамилий, и возле каждого имени стоял адрес и телефон. Она мне сказала, что это и есть те самые списки. Я и поверил. А что еще это могло быть? Женские имена с псковскими адресами. С чувством выполненного долга я продал ее «новым», а якобы список отправил псковскому олигарху. Каково же было мое удивление, когда выяснилось, что это были не списки, а адреса и телефоны ее псковских знакомых и одноклассниц. Которые, в большинстве своем, как жили, так и проживают в Пскове. Псковский олигарх был в бешенстве. Но ничего изменить было нельзя.
– Наташа девочка очень аккуратная, – заметил Пятоев, – она открывала адреса на разных серверах и оставляла там информацию. На каждом адресе какую-то конкретную тему. Однажды она готовилась к экзаменам, и у нее полетел Windows, а все с ним и вся информация. С тех пор она прятала всю информацию на электронной почте и дублировала это на ее сайте.
– У нее есть свой сайт? – оживился Ругальский, – на электронной почте у нее была папка с другими адресами электронной почты, но толку от того нет никакого. Нет шифров для входа. А расспросить ее уже нельзя. Получив якобы списки, я поспешил передать ее «Новым». Вы же знаете, что я работаю один, мне было трудно ее прятать.
– Кстати, а почему вы хотели ее убить? – продолжил свои расспросы Пятоев.
– Она раскрыла мое инкогнито, – ответил Ругальский, – Простенько так, без затей. Когда мы заходили на ее электронный адрес, мне позвонили по телефону. На какой-то короткий промежуток времени она осталась у компьютера без контроля и отправила электронное сообщение. А по обратному адресу моей электронной почты установить мою личность не сложно. Впрочем, теперь все это не актуально. Моя личность известна и вам, и бедуинам. Так что ее убийством можете себя не затруднять. Значения это не имеет.
– Нехороший вы человек, – прокомментировал рассказ Ругальского Пятоев, – если бы убили эту девушку, то «новые» несомненно предъявили бы нам свои претензии. А это не хорошо.
– Да это не просто не хорошо, – взорвался Шпрехшталмейстер, – это прямое покушение на права человека. Давайте его грохнем. Ведь в тот же день гонорар получим.
– А не соблюдение прав человека должно быть строго наказано, – развил тему Гришин, – тут компромиссов быть не должно. Недавно я интересовался тем, как обстаят дела с соблюдением права человека в Англии. И выяснилось, что дела с соблюдением прав человека в Великобритании обстояли плохо. Настолько плохо, что это вызывает законную озабоченность как мусульманского мира в частности, так и всей прогрессивно мыслящей общественности вообще. Ущемлены в элементарных человеческих правах не только простые труженики, но и представители королевской семьи. В частности, принцесса Диана вынуждена была принять ислам тайно. Принятие ислама – это радостное событие в жизни любой женщины. Тем более горько осознавать, что такой праздник духа, как принятие ислама, даже принцесса Диана вынуждена скрывать. В мусульманских странах, где особенно щепетильно относятся к вопросам девичьей чести и достоинства женщины, этот беспрецедентный случай духовного надругательства над принцессой Дианой не мог не вызвать бурю общественного гнева.
