Текст книги "Девушки для диктатуры сионизма"
Автор книги: Михаил Маковецкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)
Глава 12
С негром в поле когда-то замечена
– Вы затронули мою любимую тему, Саранча. Создание этой транспортной артерии является предметом моей законной гордости. У меня, как впрочем, у каждого настоящего мента, всегда остро стояла проблема защиты свидетелей и засвеченных агентов. Я, как и все мои коллеги, решал эту проблему кустарным способом, но всегда хотелось придумать что радикальное. В этом случае и эффективность агентурной сети внутри преступного мира должна была качественно возрасти.
И вот как – то сижу я, бьюсь над этой неразрешимой проблемой, а ко мне граждане обращаются. За помощью. Хотят, чтобы оградил я их от преступных посягательств одной группировки. Причем в городе Москве. Потому, что если не посадить их всех в Москве, они ее и Пскове достанут. А дальше беседа теряет предметный характер и слезы полились рекой. При плачущих гражданочках состоит мужчина. Внешности скорее кавказской, но по-русски говорил интеллигентно. А главное, не плакал, а излагал суть. Из его слов следовало следующее. Две довольно миловидные сестрички, заливающиеся сейчас слезами, родом из Пскова, но продавались в Москве. Иностранным студентам советских ВУЗов. А дело было где-то в конце восьмидесятых годов прошлого века. Как сейчас помню, в период борьбы с пьянством. Ну вот, продавались барышни, продавались, а потом одна из них вышла замуж за гражданина кавказской наружности, который на поверку оказался израильским арабом, посланный компартией этого агрессивного государства учиться в институте Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы. Признаюсь честно, кто такой Лумумба не знаю, но фамилия у него мне понравилась. Чем-то слово «барабан» напоминает. Но это я отвлекся. И говорит мне выпускник института имени Патриса Барабана, что замочить хотят сестричку его супруги. За дело, в общем-то, замочить хотели, но все равно обидно. Он, сучий потрох, хоть и женился на одной сестричке, но душой и телом прикипел к обеим. Просил выручить и предлагал интернациональную помощь.
– Так в чем проблема, – говорю, – бери обеих и вперед, на оккупированные территории. Подальше от борьбы с пьянством и алкоголизмом.
– Какие оккупированные территории. Я израильский гражданин, – говорит он мне с нескрываемой гордостью, – а туда законную жену пустят, а постороннюю гражданочку нет. Тем более что она такая аппетитная.
– А куда пустят, – спрашиваю. Так просто, что беседу поддержать.
– В Египет можно, – вздохнул выпускник института имени Дружбы Народов, – а толку что?
– Как что? – говорю, – Любишь – через границу переправишь.
Глупости эти я говорил, чтобы беседу закончить. Не хотелось мне в эту историю влезать. С этим они и ушли. И забыл я о них.
А через месяц ко мне этот израильский араб пришел и говорит: «Все в порядке. Через границу переправил, причем довольно легко». Правда одна из сестричек от него в Израиле убежала, но это не страшно. Он готов перевести через египетско-израильскую границу неограниченное количество белокожих женщин, готовых отдать свою любовь за умеренную плату.
Меня как обухом по голове стукнуло. Мне как раз одна проститутка пару рэкетиров сдала. Да из милиции информации утекла. И их подельщики должны были замочить ее со дня на день. Она прятаться к своей матери в деревню уехала, но это был детский сад. А такая девка веселая, хозяйственная такая. Я как вспоминал, что ее замочить со дня на ночь должны – у меня сердце болеть начинало.
– Поехали, – говорю я арабу, – девка подходящая, но финансовый вопрос мы на месте решить должны.
Короче говоря, девчонку резать приехали на второй день после того, как она отбыла в Египет. Причем резать собирались на глазах у матери. Чтоб другим неповадно было. Там у них за главного учитель был. В характеристике на него написали «одаренный педагог». Так есть, наверное. Я его через полгода под расстрельную статью подвел. Как дело в суд передали, так я своим мужикам армянский коньяк выставил. Соврал, что это дело юбилейное, или еще что-то, сейчас не помню. А девулька эта, уже из Израиля, мне такую информацию дала, что мы два уголовных дела в суд передали. Да еще и стрелку на одного гаденыша перевели, который мне много крови попортил. Его свои же и грохнули. Девулька то исчезла. Все решили, что ее убили и труп спрятали. Никто на нее и не подумал.
С тех пор все и закрутилось. Постепенно все на солидную ногу встало. Выпускник института Дружбы Народов деловым парнем оказался. Да и я кручусь как белка в колесе.
– А у меня с иностранными студентами связаны тяжелые воспоминания. Меня из-за одного из них чуть из института не выперли.
– А какой институт вы закончили?
– Саранча институтов не кончал. Сарана самородок. Но учиться учился. В медицинском, между прочим. Пока такие как вы первый раз не посадили. А дело было так. Поступил я на первый курс. Дали общежитие. А на второй день я туда под утро возвращался. Мы тогда отбомбили одну хату. Взвинченный был, молодой. В коридоре свет, как обычно не горел. Открыл дверь своей комнаты, которая почему-то не была заперта и включаю свет. Из комнаты куда-то исчезла мебель, но это было не самое удивительное. В прихожей на огромном матрасе совершали половой акт полный негр с маленькой, но обладающей огромной задницей молодой негритянкой.
Мое появление не только не помешало влюбленной паре, но даже обрадовало их. Немедленно прервав свое занятие, они вскочили на ноги, радостно сказали «здравствуйте», после чего прикрылись белыми одеждами. Но все равно было ясно, что свое занятие негры, хотя временно и прервали, но собирались закончить вне зависимости от моего там присутствия. Мне чуть дурно не стало. Я пацан, 17 лет. Хоть и блатной, но в сексе робкий. У меня и девушки еще тогда не было. А тут трахаются прямо на полу, да еще и негры.
Затем началась какая-то фантасмагория. Рано утром появился прилично одетый молодой негр и, дрожащим от возмущения голосом, заявил, что общество суданских студентов не потерпит расистских выпадов неизвестно кого, приехавших неизвестно откуда (намек на мой узбекский внешний вид). Мои объяснения с деканом иностранных студентов, что я случайно ошибся этажом, не пытался представиться комендантом общежития, который привез мебель, и что вообще в моих действиях не было злого умысла, приняты не были. Почему меня тогда не выгнали из института, я так до сих пор и не понял. Потом на кабинете декана иностранных студентов я написал: «Осторожно! В кабинете злая на негров собака». Совсем пацаном был.
– А у нас, когда я в Высшей школе МВД учился один пожилой эфиоп. Мы его называли тем самым негром, который выучил русский язык за то, что на нем разговаривал Ленин. Кроме того, этот эфиоп умел бледнеть, что для негра является событием незаурядным, – говоря это, пожилой следователь видимо почувствовал себе молодым слушателем высшего милицейского учебного заведения. Он по-хозяйски посадил свою юную узбекскую подругу себе на колени, после чего продолжил, – Между прочим, население Эфиопии и Сомали антропологически принадлежат к европейской расе, несмотря на черный цвет кожи, так как чертами лица – они европейцы. А цвет кожи не является расово определяющим признаком. И негры, и коренное население Австралии, и дравиды, живущие в Индии, – чернокожи, хотя антропологически между ними нет ничего общего.
– Стоп, – неожиданно воскликнул Саранча, – я случай один вспомнил. Не могу удержаться, расскажу немедленно. Я вспомнил один эпизод, случившийся со мной в далекой юности в Москве. Как-то моя сестра получила красочное приглашение от Жорзиньо Парабалюка и Натальи Копытовой, которые сообщали, что они желают вступить в брак и были бы счастливы видеть на своей свадьбе Сиранчиеву Офелию в банкетном зале гостиницы «Украина» в шесть часов вечера. Моя сестра Парабалюку вспомнить и не пыталась, и все усилия обратила на счастливую невесту. Но её усилия не увенчались успехом. Не было в её памяти следов Натальи Копытовой.
В гостинице «Украина» нас ждали новые сюрпризы. Встречавший гостей у входа Жорзиньо оказался могучего телосложения негром во фраке. Он долго жал руку моей сестре, и вся его чёрная и блестящая, как сапог конвоира, физиономия выражала восторг по поводу прибытия Офелии. При этом он говорил ей комплименты на хорошем русском языке. После того как моя сестра вырвалась из рук папуаса, к ней подошла невеста, милая девушка среднерусской внешности, которую не портила даже хорошо заметная беременность, и сообщила, что она счастлива видеть дорогую Офелию на своей свадьбе и что Жорзиньо много ей, Копытовой, о дорогой Офеличке рассказывал.
После того как мы сели за стол, моя сестра выпила полграфина воды. Жорзиньо Парабалюку она не видела никогда. Ни в жизни, ни по телевизору, ни в сновидениях. Хотя я пытался помочь ей вспомнить всех знакомых негров. Следов Натальи Копытовой в её памяти также не имелось никаких.
Тем временем зал наполнялся гостями. Слышались обрывки светских сплетен:
– Супруга военного атташе Габона в девичестве работала намотчицей на заводе АЗЛКа…
– Она осталась в Занзибаре с грудным ребенком на руках…
– А Светку во время взятия штурмом дворца охрана решила съесть, чтобы она не досталась врагу…
Через какое-то время я обратил внимание на то, что на свадьбе я был единственным мужчиной относительно европейской наружности. Все остальные были негры. Как написали бы борцы против расизма: «Афро-африканцы».
В отличие от мужчин, женщины были натуральными или крашеными блондинками. Кавалеры были одеты строго, а дамы броско. Ели не много, но дорого. Несмотря на то, что торжества происходили в гостинице «Украина», сала на столах не было. Только к концу свадьбы заметно опьяневшая мать невесты рассказала нам, что Офелия у Жорзиньо была первая больная, которую он оперировал самостоятельно.
За два года до этого знаменательного события в жизни Парабалюки и Копытовой моей сестре предстояла серьезная операция. Я нашел известного хирурга, который за приличное вознаграждение согласился её прооперировать. Он был в операционной, пока наркоз не подействовал, после чего ушел к молодой любовнице, а оперировал Парабалюка. Чета Парабалюков, кстати, в Камерун так и не уехала, а поселилась в Страсбурге, где Жорзильо работает хирургом. И преуспевает. Говорят, у него золотые руки. А моя сестричка Офелия и по сей день проживает в Москве и прекрасно себя чувствует.
– Эх, Саранча, хоть ты и сидел два раза, а негров ты не видел, а значит, жизни не знаешь, – сказал пожилой следователь, ласково поглаживая по голове сидящую у него на коленях девушку. Со мной от него однажды болезнь приключилась. Студно и рассказывать. Если бы она по-русски понимала – не рассказал бы. А так расскажу.
История называется «Как я заболел непроизвольным мочеиспусканием. Это случилось, когда я учился в Высшей Школе Милиции. По субботам мы ходили на танцы-шманцы-зажиманцы в общежитие текстильного инситута. И вот когда этапы танцев и шманцев были пройдены, и наступил долгожданный этап зажиманцев, горькая судьбина занесла меня в туалет пописать. Телом я находился возле унитаза, но моя душа трепетала в преддверии неизбежных, как мне казалось, зажиманцев.
Из-за отсутствия освещения в туалете было темно, и только в углу мерцало что-то белое. Опрометчиво рассудив, что белым мерцать может только унитаз, я направился в угол и решительно приступил к писанью в сторону белого мерцания. Через мгновение унитаз заговорил человеческим голосом со странным акцентом. Его словами были: «Не писай на меня, глупенький». Необходимо отметить, что в ходе танцев и последующих за ними шманцев я выпил довольно много пива. Разбавленного домашним самогоном. Поэтому соображал я медленно, а писал долго.
– Исполни три моих желания – перестану на тебя писать, – сказал я прежде, чем вспомнил, что унитазы не разговаривают. Но было поздно. Унитаз вскочил и укусил меня за мочеиспускательный орган.
После этого случая пять дней я заикался, а мочиться в кровать месяца через три, после сдачи летних экзаменов. Объяснения, что на унитазе сидела негритянка, и то, что я принял за унитаз – белые негритянские зубы, утешили меня мало.
– А слышал, что в свое время Авраам Линкольн освободил негров от рабства потому, что этого настоятельно требовало дальнейшее развитие баскетбола.
– Врешь ведь, Саранча, – неуверенно сказал пожилой следователь, – по глазам вижу, врешь.
– Вру, – не стал спорить Саранча, – вру, но не со зла, а по простоте душевной.
– О простоте душевной мне и не напоминай. Есть у меня одна знакомая, уборщица с аптеки. Да ты ее знаешь.
– И как мать, и как женщину, – вновь не стал спорить Саранча.
– Господи, да что вы в ней находите?
– А вы?
– Кто, я? Ты, Саранча, хоть бы ее постеснялся.
– Да она же по-русски не понимает!
– А-а, забыл совсем. Но, я тебя как человека прошу, Саранча, ты ей не рассказывай. А то неудобно как-то.
– Не расскажу. Могила. Безымянная. Но оставим эту тему. Так какое отношение уборщица из аптеки имеет к такому человеческому качеству, как душевная простота. Вот уж никогда бы на нее не подумал.
– Уборщица из аптеки – в гуманитарных и житейских вопросах женщина исключительно изощренная. Этого у нее не отнять. Но есть у нее маленькая слабость. Хочется ей овладеть точными науками. Причем хочется с такой силой, что не может с собой совладать. Тянется женщина к знаниям, причем с самого пола. В настоящее время ее эрудиция в области точных наук находится на уровне плинтуса, но своими знаниями она делиться непрерывно. Недавно, не помню в каком контексте, речь зашла о географическом положении Украины.
– Помню, что где-то рядом с экватором, а на каком континенте – забыла. Название на языке вертится, а вспомнить не могу, – авторитетно сообщил мне она. С выражением утомлённой задумчивости на лице.
Недавно несчастная любовь к учёбе привела ее в стены какого-то учебного заведения, куда она решила поступить. К вступительным экзаменам она готовилась самым серьезным образом. В результате титанических усилий частных преподавателей в ней постепенно вызрела мысль о том, что все единицы измерения придуманы людьми, связаны между собой и хранятся в Палате Мер и Весов в Париже. Осознав этот факт, она поняла, что её горизонты раздвинулись чрезвычайно, и вновь бросилась на штурм очередной академической твердыни. На вступительном экзамене к ней отнеслись поистине сердечно и предложили самой выбрать тему, которую она бы хотела раскрыть экзаменаторам. Застенчиво потупившись, она выразила готовность побеседовать о единицах измерения. При этом Фортуна сочла нужным упомянуть, что в фармацевтику она пришла от сохи. Сделала она это напрасно. Во-первых, это было неправда. А во-вторых соха вызвала в экзаменаторах совершенно ненужные ассоциации, и они спросили уборщицу из аптеки:
– Что такое лошадиная сила?
Точного ответа на поставленный вопрос она не знала, но это её не смутило. Вспомнив о хранящихся в Париже эталонах, Фортуна звонким голосом отчеканила, что одна лошадиная сила – это та сила, которая развивается лошадью высотой в метр и весом в один килограмм. После чего она сочла нужным упомянуть, что эталон этого страдающего тяжёлой дистрофией пони храниться в «la chambre des Mesures et les Poids» (Палате Мер и Весов) в Париже. Нельзя сказать, что её ответ не произвел впечатления на экзаменаторов. Не все соискатели диплома аптекаря в городе Пскове свободно говорят на французском языке. Но и в этот раз она провалилась.
Но удар она держит крепко, и очередная академическая неудача никоим образом не влияет ее философское отношение жизни, – продолжил тему Саранча, – вы, конечно, знаете, милейший следователь, что я предпочитаю участвовать в многолюдных любовных действах. Есть такая слабость. Во время одного из таких встреч в узком кругу, в промежутке между действиями, я был свидетелем такого разговора.
– А Вы когда-нибудь видели глаза Вашего мужа, когда Вы делаете минет? – спросила уборщица из аптеки свою соседку по кровати.
– Пока нет.
– А я вчера подняла глаза дух перевести, а в дверях муж стоит, – поведала Фортуна.
– Ага, значит, у вас есть любовник, – сразу догадалась собеседница уборщицы, – от встречи моего мужа с моим же любовником у меня также остались тяжёлые воспоминания. Однажды, когда я была совсем юна и доверчива, за мной очень красиво ухаживал один молодой человек. В конечном счете, я ему отдалась. И надо же такому случиться, под утро вернулся из командировки муж. Увидев его, мой поклонник простонал: «Боже мой, какое счастье!». И на его ресницах блеснули слёзы. Сражённая в самое сердце таким вероломством я застыла в форме греческой буквы.
– Чтобы отвлечь дам от горестных раздумий, мне пришлось вмешаться в беседу, и сообщить уборщице из аптеки о том, что мужская сперма является продуктом весьма богатым витаминами, которых, порой, так не хватает женщинам, ослабленным поступлениями в различные учебные заведения.
– Не надо попой тарахтеть, – безапелляционным тоном сказала она, выслушав мое замечание, – Все современные проблемы человечества вызваны запоздалым эхом от падения тунгусского метеорита. Плевать я хотела на ваши витамины. Впрочем, быть может попробовать? «Mme les narcisses fleurissant n» ombrent pas ma morosit et la dsolation» (Даже цветущие нарциссы не оттеняют моей мрачности и безысходности). А ведь с этим нужно что-то делать.
– Но, не смотря на неразделенную любовь к точным наукам, в сыскном деле она ас. Причем она крепка не только природным даром, но и работой с литературными источниками. Я не могу прийти в себя после того, как в течение целого вечера читал архивные документы о допросах декабристов, которые подготовила мне уборщица из аптеки. В документах подробно описывается, каким образом без особых мук и акушерских усилий они закладывали друг друга царским сатрапам. И даже находясь в ссылке, «в глубине сибирских руд» эти борцы за высокие идеи продолжали беспощадно «стучать» на своих товарищей по несчастью. К счастью, их скорбный труд и дум высокое стремление не пропали даром, и абсолютно все участники восстания попали в руки правосудия. Это радует.
– А что ее связывает ее с аптекой? Откуда эта тяга к фармацевтике?
– Вы, Саранча, дважды побывали в тюрьме, и это закономерно. Иногда я ловлю вас на том, что вы не понимаете самых элементарных вещей. Единственное место в нашем городе, куда любой человек может придти или позвонить, и при этом не привлечь ничего внимания – то расположенная центре Пскова и работающая круглые сутки аптека.
Аптека маленькая, работают там всего несколько человек, и расположена она в старом двухэтажном доме, – развил мысль пожилого следователя Саранча, – и как-то так незаметно получилось, что после того, как все шесть квартир в этом доме были скуплены скромной уборщицей из аптеки, там был произведен капитальный ремонт. Я даже припоминаю, что специально для этого вы привезли бригаду строителей из Средней Азии. Из шести квартир из четырех вы построили скромные гнездышки для сотрудников аптеки. Для уборщицы и владельца очага круглосуточной продажи термометров. Владелец по совместительству является родной мамой уборщицы. Какая идиллия. В Жителей Пскова и окрестностей вы почему-то приглашать для производства ремонта не хотели. Не потому ли, что после произведенного ремонта вы имеете возможность спокойно и без лишних глаз и ушей побеседовать с любым человеком, случайно забежавшем на огонек купить презерватив? Ни для этого ли предназначены две квартиры и подвал?
– На пионерский лагерь с тюрьмой и мечетью я явно не тяну, – пожал плечами пожилой следователь, – Несовершеннолетних красавиц на день рождения мне тоже не дарят. Приходиться обходиться подсобными помещениями аптеки.
– Так уж и не дарят? – удивленно переспросил Саранча, – А кого вы сегодня в домино учили играть?
Он сказал что-то не по-русски, после чего юная подруга пожилого следователя внятно произнесла «рыба, дубль, пусто-пусто» и наклонила голову для поощрения.
– Умница, – растроганно произнес пожилой следователь, ласково поглаживая ее по волосам, – Но при чем тут она? Мне до дня рождения еще четыре месяца.
– В день рождения хотите получить еще одну? – невинным голосом спросил Саранча.
– Бесстыжий ты, Саранча. И плохо воспитан, хоть и вырос в России. Я к ней серьезно отношусь, русскому языку ее учу, завтра кроссовки ей куплю. А ты говоришь такое. Скажи деточка, какой у тебя размер?
– Если без носка то сорок пятый, – авторитетно сообщил Саранча, – а чтобы водянок не было, то сорок седьмой. Но русский язык она на лету схватывает. После первого же урока «Мы не рыбы, рыбы не мы». Впрочем, удивляться тут нечему. Все мы, узбеки, одаренные. А уж красивые…
– Красивые не все, – отрезал пожилой следователь. – Есть у меня один знакомый узбек, работает начальником псковского участка наркопровода Афганистан-Европа, так вот он…
– Стоп, – воскликнул Саранча, – не будем переходить на личности. Лучше поговорим о чем-нибудь отвлеченном. Почему вас так радует, например, арест декабристов. Ментовский хватательный инстинкт проявляется себя даже в этом?
– Вы слишком далеки от политики, Саранча, и это сужает ваш кругозор. А меня волнуют судьбы родины. Если бы черным полковникам в декабре 1825 года удалось совершить нечто, похожее на Великую французскую революцию, то Россия в очередной раз была бы залита кровью, как это случилось с Францией, но ничего путного из этого не вышло.
А вдруг вышло бы? Тогда бы Россия и Среднюю Азию не полезла завоевывать.
– Россия, населённая европейским народом, должна была стать европейской страной. Её завоевания на юго-востоке никогда ничего не меняли в ней к лучшему.
Не верю. Пусть я Саранча, а не Станиславский, но не верю. Недоброжелательное отношение к декабристам вызвано в вас исключительно ментовской сущностью. Поэтому, к Петру I, к примеру, у вас нет такового эмоционально окрашенного настроения.
– Заблуждаетесь, Саранча, фатально. Кстати, давно хотел у вас спросить, как зовут эту дивную куклу, которую вы мне подарили. Я ее второй день называю «Гульчатай», а как ее назвали при крещении?
– Какое крещение, она же мусульманка. А зовут ее со вчерашнего дня «Гульчатай». Я еще утром поставил ее об этом в известность. Каждый день менять имя не солидно. Но вы заговариваете мне мои золотые зубы. Так как на счет Петра I?
Я прекрасно понимаю, господин Саранча, почему вас так интересует личность и деятельность Российского царя Петра Первого. Действительно, его пребывание на российском престоле с самого начала была незаконным.
– Это обстоятельство меня крайне беспокоило еще во время моей первой ходки за квартирные кражи, – подтвердил смелую догадку пожилого следователя Саранча.
Царём должен был стать его старший брат Иоанн. Но не только это меня глубоко возмутило, – продолжил свою мысль пожилой следователь, – Меня возмутило другое. Население Российской империи за годы правления Петра Первого уменьшилось на двадцать процентов. И дело не в многочисленных, большей частью бездарно проигранных, сражениях. Внешняя угроза всегда становилась для России реальной только тогда, когда полу ненормальные правители своими кровавыми преобразованиями настолько разрушали страну, что у государства не было сил сопротивляться добрым соседям, которые в обычные времена чётко знали своё место.
Пётр Первый был эталоном такого невменяемого преобразователя государства Российского.
Прежде всего, он был эталоном для подрастающего поколения в личной жизни. Свою сестру Пётр Великий заточил в монастырь, впрочем, как и законную супругу. Русскую царевну, между прочим. Его родной брат, законный русский царь, умирает в молодом возрасте при весьма загадочных обстоятельствах. Родного сына Петр Великий приказал казнить. Естественно в государственных интересах. Убийство собственного сына вообще является характерной чертой ненормальных преобразователей. В истории России было три страшные катастрофы. Это правление Ивана Грозного, Петра Великого и Иосифа Сталина. Иван Грозный убил своего сына лично, на глазах его беременной жены. Пётр Великий приказал своего сына пытать, а потом казнить. Иосиф Сталин отказался обменять своего сына, попавшего в плен к немцам, обрекая его на мучительную смерть. То, что все трое, убивая своих сыновей, действовали строго в государственных интересах, сомнения не вызывает. Но совпадение настораживает.
К своим жёнам эти три прогрессивных политика так же относились совершенно одинаково. Иван Грозный женился девять раз, и его супруги уходили из жизни в юном возрасте и при трагических обстоятельствах. Пётр Первый свою законную супругу заточил в монастырь, отобрал у неё грудное дитя (своего сына), и велел содержать её в строгости. А от Петровских строгостей люди мёрли как мухи. Супруга Сталина покончила с собой. Впрочем, такое политически верное решение она наверняка приняла по воле партии.
Кстати, о государственных интересах. Любому монарху необходимо думать на ком он женится. От этого зависит, кто в дальнейшем будет править государством, и насколько часто это государство будут сотрясать смуты вызванные не урегулированностью вопросов престолонаследия. Петр Великий сожительствовал в блуде с подзаборными потаскухами, привезёнными чёрт знает откуда и даже не говорившими по-русски. Естественно, они не были верны ни российскому государю, ни российскому государству. Его дочь рождённая в блуде, став Российской императрицей, сделала основной статьёй государственного бюджета пополнение своего гардероба. В том случае, если оставались деньги после удовлетворения прихотей её половых партнёров. В дальнейшем Российское государство еще долго лихорадило из-за не урегулированности вопросов престолонаследия.
Но Пётр не стал бы Великим, если бы облагодетельствовал только свою семью, а не всё государство. До Петра Россия была страной относительно свободных граждан. Армия в такой стране, естественно, строилась на добровольной основе. Петр Первый вводит крепостное право, причём как для сельских жителей, так и для рабочих. Профессиональная добровольческая армия, сформированная из стрельцов, полностью разрушается. Стрельцы, по большей части, физически уничтожаются. Вводится рекрутская повинность, то есть каждая категория населения отправляет в армию какое-то количество своих представителей. В армии служишь, пока ходишь. Армейская служба из почетной обязанности превращается в самую жестокую форму рабства. Разрушению армии перед началом завоевательных походов придавали самое большое значение и Иван Грозный, и Иосиф Сталин. Иван Грозный всю армию вырезал, заменив её опричниной. Опричники были не сколько армией, сколько аппаратом насилия. Когда цели ясны и задачи определены, всегда хочется взяться за работу. Иосиф Сталин, в ходе подготовки к захвату Европы, перестрелял весь командный и значительную часть офицерского состава Красной Армии. Естественно, последствия завоевательных походов таких армий были самыми катастрофическими.
А вот значения великих строек в деле уничтожения населения собственной страны Иван Грозный недооценивал. А Пётр Первый понимал. Петербург строился в месте с таким тяжелым климатом, что до этого там вообще никто не селился. Соединение высокой влажности, холода, сырости, плохого питания и отсутствия медицинского обслуживания делали великую стройку семнадцатого века образцом для великих строек века двадцатого. Пригнанные со всей страны крестьяне, работающие на морозе стоя в холодной воде (климат 300 лет назад был значительно холоднее, чем сейчас), имели шансы прожить максимум полгода. Сталин был настолько очарован этим методом уничтожения людей, что активно практиковал его все годы своего правления.
Франция имела огромную колониальную империю в Африке, но африканской страной не стала. Как я уже говорил, Россия, населённая европейским народом, должна была стать европейской страной. И стала бы, если Иван Грозный не вырезал всю культурную часть населения государства.
Коммунистический режим красных кхмеров уничтожил три миллиона граждан Кампучии из семи миллионов всего населения этой страны. Из них два миллиона – это национальные меньшинства (китайцы, вьетнамцы, намы и другие) остальные – это этнические кампучийцы, имеющих образование десять классов и выше. Всего таких шибко умных набралось один миллион.
В настоящее время образ Пол Пота, главы государства во времена красных кхмеров, школьная программа кампучийской средней школы трактует следующим образом: Пол Пот был великий преобразователь, которым двигала исключительно забота о процветании родной страны. Но особенно велики его заслуги в деле развития кампучийской культуры, которая, в годы его правления, полностью очистилась как от засилья иностранцев, не способных понять душевные порывы истинного кампучийца, так и от влияния псевдообразованных ренегатов, утративших всякую связь со своим народом и бездумно следующих в фарватере международной реакции. Вместе с тем, необходимо отметить, что Пол Пот был сыном своей эпохи (он правил в семидесятые годы двадцатого века), и, иногда, был жестковат с врагами любимой Родины. Чего и Вам желаем.
Авторы кампучийских учебников истории обучались на гуманитарных факультетах Советских ВУЗов, где заветы Сталина живут и плодоносят.
Но в годы жизни Петра Великого население подвластной ему страны воспринимало его политическую линию несколько по-другому. Народ, как обычно, не безмолвствовал. В России бунтовали непрерывно. Но протеста против существующего строя такого размаха ещё никогда не было. Череда бунтов переросла в восстание Кондратия Булавина, которое по своему размаху значительно превосходило восстания Разина и Пугачева. Восставшие захватили огромную территорию, включающую Украину, Дон и Поволжье. Утоплено в крови оно было с огромным трудом.
Как и любой другой правитель, горячо ненавидимый своим народом, Пётр Великий окружил себя иностранцами. Своих соотечественников он справедливо опасался.
Было бы не безынтересно отметить, что все три кровавых брата-акробата, Иван Грозный, Пётр Великий и Иосиф Сталин, находясь в зените своего могущества, устраивали государственные перевороты. Иван Грозный отрёкся от престола, но через какое-то время вновь захватывает власть. Иосиф Сталин в ходе коллективизации меняет в подвластном ему Советском Союзе общественный строй, восстановив крепостное право, отмененное при Александре Освободителе в 1861 году, причем распространив крепостную зависимость и на заводских рабочих. В тридцатые годы двадцатого века в Советском Союзе уволиться по своей инициативе никто не имел право. То есть, после относительно свободного НЭПа, вновь была восстановлена система общественных отношений, которая существовала при Петре Первом.